Страница:
Телефон зазвонил.
Зазвонил через секунду после включения.
– Лесник? – пророкотал голос Юзефа. – Приезжай срочно на третью, дело, похоже, идёт к развязке…
Вот и все… Легко и просто тебе показали, кто в этой игре кошка, а кто мышка.
Лесник скрежетнул зубами. Распрямил плечи, отчеканил по-уставному:
– Господин обер-инквизитор! – в голосе звенел металл. Сейчас он скажет короткую формулу отставки – и будь что будет.
– Не надо, – сказал Юзеф очень устало и очень мягко. – Не надо ничего говорить… Просто приезжай. Объект снова атаковал, у нас четверо холодных…
Обер-инквизитор помолчал и добавил:
– Возвращайся, Анджей…
Дела минувших дней – XV
Глава третья
Глава четвёртая
Зазвонил через секунду после включения.
– Лесник? – пророкотал голос Юзефа. – Приезжай срочно на третью, дело, похоже, идёт к развязке…
Вот и все… Легко и просто тебе показали, кто в этой игре кошка, а кто мышка.
Лесник скрежетнул зубами. Распрямил плечи, отчеканил по-уставному:
– Господин обер-инквизитор! – в голосе звенел металл. Сейчас он скажет короткую формулу отставки – и будь что будет.
– Не надо, – сказал Юзеф очень устало и очень мягко. – Не надо ничего говорить… Просто приезжай. Объект снова атаковал, у нас четверо холодных…
Обер-инквизитор помолчал и добавил:
– Возвращайся, Анджей…
Дела минувших дней – XV
11 октября 1969 года. Девичья честь
Нож блеснул тускло, как чешуя дохлой рыбы. Блеснул и упал словно сам собой – Кира не увидела движение Юзефа.
Мурат шагнул назад, беззвучно и широко открывая рот, кисть его руки вывернулась под странным углом.
Кире показалось, что остальные сейчас бросятся, все разом – но не бросились. Разговор шёл на повышенных тонах, шестеро молодых мужчин почти кричали, яростно жестикулировали, показывали на неё, Киру. Она не понимала ничего, знакомых слов не слышалось, да и сколько их она знала? Так, вывески на магазинах. Нан – хлебный, азык-тулик – продовольственный, балык – рыбный…
Юзеф отвечал редко и коротко – и тогда голос начальника экспедиции легко перекрывал визгливые крики. Он на голову возвышался над аборигенами и был в два раза шире в плечах любого из них. И – спокойнее, чем все они, вместе взятые.
Кира стояла и не знала, что делать. Уйти? Она сделала осторожный шаг назад, второй. «Стой где стоишь!!» – не оборачиваясь, рявкнул Юзеф по-русски. Она застыла.
Подошёл и вступил в диалог новый персонаж – седобородый аксакал с сучковатой палкой в руке, на груди одинокая медаль. Прикрикнул на молодых не слишком-то ласково, замахнулся палкой – те отступили на несколько шагов. Но и Юзефу говорил что-то очень резкое. Разговор со стариком был недолог. Юзеф подобрал нож и пошёл к ней.
Пошёл, повернувшись спиной к местным – Кира напряглась – но те остались стоять, где стояли…
– Я же говорил: из лагеря ни ногой! – Юзеф смотрел ей в глаза.
Кира утонула в провалах зрачков, и показалась себе маленькой девчонкой, и не знала, что сказать, и пролепетала:
– Но… Юзеф Доминикович… этот Мурат, он казался вроде культурным, в Ленинграде учился…
– Казался… Ты мне тоже казалась девушкой дисциплинированной. И что? – едва в гареме не оказалась. Между прочим, ничего ещё не кончилось. Выбор мне предоставили простой: или они честно-благородно сейчас платят за тебя калым, или умыкнут чуть позже – без всякого выкупа. А постоянную охрану к тебе не приставить.
Она посмотрела на него – и почему-то не испугалась малоприятной перспективы. Рядом с Юзефом трудно было пугаться.
– И что теперь? – спросила Кира.
– Что, что… Телеграмму пошли родителям, что замуж выходишь… – Юзеф критически осмотрел её и добавил неожиданно: – Раздевайся.
– Что под кофточкой? Футболка? Сойдёт… Кофточку долой. Но юбка…
Она не успела ничего сказать или сделать – нож вспорол подол, ткань разошлась с лёгким треском.
– Повернись… вот так. Будет мини, вполне модно… Кира поглядела на неровно обкорнанную юбку и ничего не поняла.
– Пошли, – скомандовал Юзеф.
– Куда?
– Иди вперёд и не смотри по сторонам. Делаем круг по посёлку и возвращаемся к машине.
Октябрьский ветерок холодил руки и ноги, Кира не обращала внимания. Шла по Гулыиаду, вцепившись в локоть Юзефа, по сторонам не смотрела – но чувствовала взгляды, направленные отовсюду – на неё. Она спросила:
– И во сколько меня оценили?
– Недорого, – хмыкнул Юзеф. – Цена женщины здесь обратно пропорциональна её образованности. Дороже всего ценятся окончившие семилетку… Считается, что такие лучше ведут хозяйство.
Недооценённая выпускница истфака надула губы.
– Ну вот и все. Теперь ты навек в их глазах опозорена – пройдясь в таком виде. Будут вслед плеваться, а мужчины и близко не подойдут…
– Прощай, девичья честь, – вздохнула Кира несколько притворно. – И вы, как её погубитель, теперь обязаны…
Она не договорила. Но разговор этот продолжила. Позже…
…Через три недели полевой сезон закончился. Юзефа она больше никогда не увидела. В археологии тот был, как показалось Кире, человеком случайным, хоть имел огромный запас исторических знаний – и весьма специфичных. Но работал явно по другому профилю, а прикомандировавшую его к институту Археологии неведомую контору интересовал только и исключительно пещерный храм, на который напоролись проходчики в Гульшадском руднике…
Она пыталась его найти – в адресном столе сведений о таком человеке не нашлось, а институтское начальство оказалось поражено внезапной и поголовной амнезией – никто не мог вспомнить и понять, как во главе экспедиции оказался Юзеф. И кто он вообще такой…
О том, что в июле следующего года у него родился сын, Юзеф узнал спустя двадцать с лишним лет, уже после смерти Киры Урманцевой.
…Мальчику она дала имя в честь деда, своего отца, – Андрюша. Но иногда, ласково, звала Анджеем…
Мурат шагнул назад, беззвучно и широко открывая рот, кисть его руки вывернулась под странным углом.
Кире показалось, что остальные сейчас бросятся, все разом – но не бросились. Разговор шёл на повышенных тонах, шестеро молодых мужчин почти кричали, яростно жестикулировали, показывали на неё, Киру. Она не понимала ничего, знакомых слов не слышалось, да и сколько их она знала? Так, вывески на магазинах. Нан – хлебный, азык-тулик – продовольственный, балык – рыбный…
Юзеф отвечал редко и коротко – и тогда голос начальника экспедиции легко перекрывал визгливые крики. Он на голову возвышался над аборигенами и был в два раза шире в плечах любого из них. И – спокойнее, чем все они, вместе взятые.
Кира стояла и не знала, что делать. Уйти? Она сделала осторожный шаг назад, второй. «Стой где стоишь!!» – не оборачиваясь, рявкнул Юзеф по-русски. Она застыла.
Подошёл и вступил в диалог новый персонаж – седобородый аксакал с сучковатой палкой в руке, на груди одинокая медаль. Прикрикнул на молодых не слишком-то ласково, замахнулся палкой – те отступили на несколько шагов. Но и Юзефу говорил что-то очень резкое. Разговор со стариком был недолог. Юзеф подобрал нож и пошёл к ней.
Пошёл, повернувшись спиной к местным – Кира напряглась – но те остались стоять, где стояли…
– Я же говорил: из лагеря ни ногой! – Юзеф смотрел ей в глаза.
Кира утонула в провалах зрачков, и показалась себе маленькой девчонкой, и не знала, что сказать, и пролепетала:
– Но… Юзеф Доминикович… этот Мурат, он казался вроде культурным, в Ленинграде учился…
– Казался… Ты мне тоже казалась девушкой дисциплинированной. И что? – едва в гареме не оказалась. Между прочим, ничего ещё не кончилось. Выбор мне предоставили простой: или они честно-благородно сейчас платят за тебя калым, или умыкнут чуть позже – без всякого выкупа. А постоянную охрану к тебе не приставить.
Она посмотрела на него – и почему-то не испугалась малоприятной перспективы. Рядом с Юзефом трудно было пугаться.
– И что теперь? – спросила Кира.
– Что, что… Телеграмму пошли родителям, что замуж выходишь… – Юзеф критически осмотрел её и добавил неожиданно: – Раздевайся.
– Что под кофточкой? Футболка? Сойдёт… Кофточку долой. Но юбка…
Она не успела ничего сказать или сделать – нож вспорол подол, ткань разошлась с лёгким треском.
– Повернись… вот так. Будет мини, вполне модно… Кира поглядела на неровно обкорнанную юбку и ничего не поняла.
– Пошли, – скомандовал Юзеф.
– Куда?
– Иди вперёд и не смотри по сторонам. Делаем круг по посёлку и возвращаемся к машине.
Октябрьский ветерок холодил руки и ноги, Кира не обращала внимания. Шла по Гулыиаду, вцепившись в локоть Юзефа, по сторонам не смотрела – но чувствовала взгляды, направленные отовсюду – на неё. Она спросила:
– И во сколько меня оценили?
– Недорого, – хмыкнул Юзеф. – Цена женщины здесь обратно пропорциональна её образованности. Дороже всего ценятся окончившие семилетку… Считается, что такие лучше ведут хозяйство.
Недооценённая выпускница истфака надула губы.
– Ну вот и все. Теперь ты навек в их глазах опозорена – пройдясь в таком виде. Будут вслед плеваться, а мужчины и близко не подойдут…
– Прощай, девичья честь, – вздохнула Кира несколько притворно. – И вы, как её погубитель, теперь обязаны…
Она не договорила. Но разговор этот продолжила. Позже…
…Через три недели полевой сезон закончился. Юзефа она больше никогда не увидела. В археологии тот был, как показалось Кире, человеком случайным, хоть имел огромный запас исторических знаний – и весьма специфичных. Но работал явно по другому профилю, а прикомандировавшую его к институту Археологии неведомую контору интересовал только и исключительно пещерный храм, на который напоролись проходчики в Гульшадском руднике…
Она пыталась его найти – в адресном столе сведений о таком человеке не нашлось, а институтское начальство оказалось поражено внезапной и поголовной амнезией – никто не мог вспомнить и понять, как во главе экспедиции оказался Юзеф. И кто он вообще такой…
О том, что в июле следующего года у него родился сын, Юзеф узнал спустя двадцать с лишним лет, уже после смерти Киры Урманцевой.
…Мальчику она дала имя в честь деда, своего отца, – Андрюша. Но иногда, ласково, звала Анджеем…
Глава третья
– Я подозревал, что Радецки тайный апокалипсист, – сказал Юзеф. – Чувствовал – на уме у него что-то есть… Знал, что он не до конца наш. Держал под колпаком – и ничего. Ни зацепочки. Никаких связей…
Слова обер-инквизитора не потрясли и не изумили Лесника. Он думал, что теперь его уже ничто не может потрясти и изумить.
Они с Лесником сидели вдвоём в кабинете обер-инквизитора. О том, как Лесник провёл первую половину дня, по молчаливому согласию не заговаривали. Он пересказал содержание гипнограммы Крокодила – и все. А Юзеф ни о чем больше не спрашивал. (Впрочем, один попрёк из уст начальника Лесник таки услышал, – тот потянул носом и проворчал: «Много пьёшь за рулём. Права отберут». Ни тот, ни другой не улыбнулись шутке…)
– Подозревал и использовал Крокодила соответственно, – продолжал Юзеф. – Радецки служил не за страх, а за совесть, и в некоторых вопросах был святее самого папы римского – дабы никто его не заподозрил. Чтобы можно было использовать в своих целях накопленный за годы кредит доверия – в критический момент. Этот момент пришёл – и Крокодил получил от меня задание с расчётом именно на его ренегатство… Но одного я не знал – что кроме Конторы и апокалипсистов он работает ещё и на себя. Раскапывает в частном порядке стародавнее дело, нити которого привели в Царское Село. Это спутало многие карты.
Подоплёку интереса Радецки к событиям почти вековой давности Юзеф понял лишь час назад – получив информацию по процессу Гильснера. Следователя, не поверившего в виновность ритуального убийцы, вышедшего в отставку и пытавшегося вести собственное расследование, – звали Кароль-Йозеф Радецки.
В сочетании с информацией Лесника картина складывалась однозначная.
Крокодил продолжил дело предка. Надо думать, на фамилию Де Лануа он тем или иным путём уже вышел – и был ошарашен, приехав в Царское Село и получив список от Синявской. Список, украшенный именно этой звучной фамилией. Понятно, почему экс-людоеда Петракова и прочих Хачатрянов Радецки проигнорировал, сосредоточившись на Де Лануа и её окружении…
Все это обер-инквизитор коротко объяснил Леснику. А затем сказал слова, которых подчинённый не ждал от него ни при каких обстоятельствах:
– Я не знаю, что делать, Лесник… Вернее, не знаю, что из наших действий получится. Как ты думаешь, царь Ирод ожидал, истребляя младенцев Вифлеема, что единственный уцелевший начнёт творить чудеса? Ходить по водам? Воскрешать мёртвых? Насыщать толпы хлебами и рыбами? Что оживёт после жестокой казни?
Сначала Лесник не понял, удивился – Юзеф, закоренелый атеист, никогда не пользовался библейскими примерами. Потом понял и удивился ещё больше:
– Вы хотите сказать… что… Иисус был тенятником?
Юзеф не ответил. Заговорил о другом:
– Скажи начистоту: ты всему поверил в письме Радецки?
Лесник понял, что имеет в виду обер-инквизитор. Какую часть письма. Ту, где Радецки обвиняет его в подготовке переворота.
– Нет. Во-первых, смущает форма послания. Некоторая бессистемность изложения, характерная для устной речи – и в тоже время фразы закруглённые, грамматически законченные – словно читал он пo-писанному… Но уж на бумаге-то Крокодил мог упорядочить свои мысли… А так – куча пробелов в изложении, больше вопросов, чем ответов. Похоже, цель послания – не прояснить дело, а запутать. Во-вторых, тенятником категорично назван Фагот, который им не был. Явная дезинформация… И в-третьих… извините, Юзеф… – если бы вы замыслили переворот, – о деталях плана, пусть и самых общих, ни один полевой агент бы не догадался.
Лесник помолчал и добавил:
– И ещё. Радецки уверенно предрекает активность Капитула – здесь, в Царском Селе. Силами Северо-Западных, например. И что? Никаких следов их присутствия… Даже подозрительно.
– Вот-вот. Не верю, что Беркут настолько не любопытен. Должен интересоваться, что тут происходит, под самым его носом. Или клювом…
Псевдоним «Беркут» носил начальник СЗФ. Вернее, исполняющий обязанности начальника. А это разница огромная. И.о. обычно землю носом роет, чтобы избавится от унизительных буковок перед названием должности. Тем более Беркут… Леснику приходилось с ним встречаться. Кипучая энергия и.о. уступала лишь его честолюбию. К сорока пяти годам Беркут проделал путь от младшего агента до кандидата в члены Капитула и начальника филиала, пусть даже и.о. Карьера, по меркам Конторы, – головокружительная. И Беркут не собирался останавливаться на достигнутом.
– Боюсь, эта птичка над нами уже кружит, – сказал Юзеф. – Но высоко, с земли не видать… Ладно, на каждого Беркута своя рогатка найдётся…
– Вот, Лёша, смотри – наша смена, – показал обер-инквизитор на Лесника, после того, как представил их друг другу. Только спустя секунду Юзеф понял, что сказал, и смущённо хмыкнул. Извиняться и поправляться, впрочем, не стал.
Алексей Николаевич не обиделся. Посмотрел. Сделал шаг к Леснику, протянул ладонь, словно хотел коснуться лица – но не коснулся, провёл в нескольких сантиметрах. Повернулся к Юзефу и улыбнулся. Значения улыбки Лесник не понял, как не понял и сказанных о. Алексием слов:
– Похож, похож…
Настоящее лицо Юзефа – каким оно было до неоднократных пластических операций – Лесник не видел даже на фотографиях.
Маша-Диана в этой сцене была персонажем без реплик – после возвращения с места побоища она по-прежнему не отходила от Алексея Николаевича, посчитав, что приказ обер-инквизитора продолжает действовать. Лесник смотрел на девушку с любопытством – среди полевых агентов женщин он не встречал, а на вспомогательный персонал Диана поведением походила мало. То, как она зашла в комнату, как разместилась, как контролировала одновременно окна и дверь, – все, вплоть до малозаметных, но характерных движений, – выдавало в ней привычного к схваткам бойца. Не просто обученного убивать – но убивавшего. Лесник подумал, что и он, наверное, казался таким Анне… Подумал с грустью.
…Юзеф подводил итоги – и были они неутешительны.
– Очень большая вероятность, что тенятник – Копытьев по прозвищу Копыто. Вероятность большая, но не стопроцентная. Наш «икс», как я понимаю, решил использовать неожиданную для него смерть Иванова-Фагота, чтобы закрыть дело Мозгоеда. Может статься, что Копыто – тоже запасной вариант. Фигура прикрытия. Вполне подходящая – водил если не дружбу, то по крайней мере знакомство с Фаготом, владел с ним на паях «Разрядом»… Для дальнейших действий нам надо убедится, что Копытьев тот, кого мы ищем, – либо снять с него подозрения. Иначе – слишком большой разброс сил. Да и чёртов карнавал путает карты. В этой толпе можно шляться весь день – никто не заметит, не опознает. Какие будут предложения?
– Тенятник, перебивший засаду, оставил отпечатки? – спросил Лесник.
Юзеф поморщился:
– Целую коллекцию. Перерыл все кровавыми руками. Но папиллярные линии странно растянуты… Если помнишь, у трех жертв Мозгоеда была аккуратненько снята кожа с кистей рук. Старый фокус – перчатки из человеческой кожи.
Лесник искоса глянул на Машу – никакой заметной реакции на последние слова экс-курьер не выказала. Да, повидала девчонка всякого…
– Нам может помочь видеотека Фагота, – сказал Юзеф. – Себя и для себя можно снимать, не маскируя камеры в стенах. Наверняка должны быть съёмки получателей товара… Вопрос, где искать эти кассеты. Раз коллекция регулярно пополнялась, держать её он должен был под рукой. Не дома – чересчур опасно – но где-то рядом. Можно, конечно, попробовать…
Лесник перестал слушать. Отключился. В памяти всплыла лёгкая неправильность, машинально отмеченная ранним утром. Тогда он спешил и не обратил должного внимания… Идиот. Возможно, был шанс сразу вычислить тенятника – и сберечь пять жизней…
– Кажется, я знаю, где могут быть эти кассеты, – сказал он, перебив Юзефа первый раз за все время их знакомства.
Обер-инквизитор удивлённо приподнял бровь. Спросил коротко:
– Где?
– Балкон. Старый, в аварийном состоянии балкон в их доме. Чисто декоративный, ни одна квартира туда не выходит. Попасть можно с лестничной площадки, через окно, – как раз рядом с дверью Фагота. Рама на вид не открывалась сто лет, краска присохла, окаменела… А я потянул – распахнулась легко. Даже петли не скрипнули – смазаны. Думаю, тайник именно там.
– Может, туда кто покурить выходит, по летнему времени? – усомнился Юзеф.
– Рыться в тайнике на виду у всей улицы… Маловероятно.
– Мог лазить ночью.
В разговор впервые вступила Маша-Диана:
– Мог и днём. Ширина балкона около двух метров, балюстрада высокая, заросла плющом. Если пригнуться – никто снизу не увидит. Из соседних домов – тоже.
Обер-инквизитор подумал, что зрительная память у неё та ещё, некогда было Диане особо приглядываться к этой архитектурной детали – спешили в квартиру Де Лануа по сигналу тревоги. Вслух Юзеф сказал ворчливо:
– Ишь, голубки… Не успели познакомиться – а уже воркуют в один голос. Хорошо. Поезжайте и проверьте. Оба. И сразу назад.
Обер-инквизитор посмотрел на часы и добавил:
– Поспешите. Через тридцать семь минут там будет Канюченко со своими архаровцами, незачем вам встречаться… Езжайте. А мы с Алексеем Николаевичем потолкуем о своём, о стариковском…
Тень от деревьев ушла в сторону, и скамейка оказалась на самом солнцепёке, – но сидевший на ней парень в яркой разноцветной футболке, по виду типичный студент, не обращал внимания. Как и на звуки карнавального веселья, доносившиеся с бульвара – громкую музыку, усиленные мегафонами голоса массовиков-затейников, взрывы шутих и петард.
У кого карнавал, а у кого и сессия, – парень увлечённо читал толстый конспект, порой закрывал его и беззвучно шевелил губами – явно повторял определения и формулы. Отличник-зубрила, сразу видно.
Видимость была обманчива. На деле студент едва ли смог бы ответить на самый простейший вопрос по изучаемой дисциплине. Да и студентом, честно говоря, не был – штудировал премудрости сопромата младший агент Конторы, известный под псевдонимом «Мишель». Все, впрочем, звали паренька просто Миша.
Он был расстроен и обижен результатом утренней жеребьёвки и подозревал, что дело не обошлось без жульничества. Миша чувствовал себя не то чтобы дезертиром, но… Когда гибнут все твои товарищи, а ты остаёшься жив, то поневоле начинаешь искать упрёк в чужих взглядах…
Ещё более расстроило его теперешнее задание – приглядывать за излечившимся каннибалом Петраковым. Он, конечно, приглядывал. Добросовестно пялился на единственную дверь примыкавшего к лицею флигеля – в нем была крошечная казённая квартира сторожа.
Миша в глубине души надеялся, что Петраков окажется искомым тенятником, – недаром ведь Юзеф установил за ним наблюдение. И, думал Миша, может быть именно ему удастся высмотреть зацепку, позволяющую разоблачить врага. А потом сыграть ведущую роль в его поимке… Перед глазами вставали картины одна заманчивее другой. Правда, была маленькая загвоздка – никак не приходил в голову способ, позволяющий одолеть тварь, играючи уложившую четырех опытных агентов. Но Миша был уверен, что способ такой есть. Не бывает неуязвимых тенятников. Надо найти слабое место – и ударить.
Миша не был честолюбцем. Он был идеалистом.
На женщину он обратил внимание не сразу. Скользнул безразличным взглядом. Время от времени сюда забредали персонажи в колоритных костюмах, устав от надрывного веселья карнавала – дама была из их числа. Кимоно с райскими птицами; по асфальту постукивают деревянные подошвы (как-то ведь японцы называют эту обувку, – попытался вспомнить Миша, – и не смог). Над головой карнавальной японки был раскрыт яркий шёлковый зонт; на лице – утрированный макияж – жирно прорисованные разрезы глаз устремлялись к вискам; чёрные волосы – собраны в пучок на затылке…
Во всех подробностях внешность японки Миша разглядел, только когда она решительно повернула и зашагала к флигельку Петракова. В голове защёлкал компьютер, отбрасывая второстепенный антураж и оставляя основные детали… Де Лануа? Разыскиваемая тенятница Де Лануа? Похожа… Точно она!
Японка поднялась на крылечко флигеля, позвонила. После долгой паузы дверь открылась. Петраков гостью внутрь не пригласил – обменялись несколькими фразами на пороге. Потом экс-людоед запер дверь и пошёл вместе с женщиной к главному входу лицея… Стал возиться с замком и ключами.
Ликование захлестнуло Мишу. Вот оно! Петраков, слежка за которым установлена для проформы, – тенят-ник! Или ближайший пособник тенятницы… Надо немедленно звонить шефу.
…Со стороны все выглядело безобидно. Проходивший мимо человек остановился, чуть нагнулся к сидящему на скамейке студенту. Выпрямился, посмотрел на часы, что-то сказал – который час, надо думать. И пошёл дальше. А студент-трудоголик решил-таки сделать перерыв – голова медленно склонялась к лежащему на коленях конспекту… Задремал. Разморило на солнышке.
Крохотное пятно крови на фоне цветастой футболки о незаметным. На негромкий хлопок выстрела никто не обратил внимания – хлопков и взрывов в этот день хватало. Праздник продолжался.
Болтливостью Диана-Маша не отличалась. За весь путь к дому Фагота сказала три коротких фразы.
«Поедем на моей», – когда они с Лесником вышли с площадки-3.
«Ну, попали…» – когда её тойота со скоростью охромевшей на четыре лапы черепахи протискивалась сквозь карнавальную толпу.
«….ец!» – когда они увидели, что творится у цели их путешествия. Лесник был того же мнения.
Едва ли Канюченко поспешил или сознательно нарушил приказ Юзефа – креатуры на такое не способны. Скорее, тревогу поднял кто-то из соседей. Или к Де Лануа заявился отчаявшийся дозвониться клиент – и не убоялся казённого вида печатей, коими инквизиторы залепили разбитую дверь колдуньи.
Как бы то ни было, дом оказался оцеплен. Целиком. Стойки с натянутой бело-красной лентой, вдоль неё гуляют здоровенные лбы в камуфляже, отпугивая зевак одним своим видом. Внутри оцепления – луноходы, знакомый собровский автобус, легковушки, – одна явно начальственного вида. Два микроавтобуса с красными крестами. Труповозки? Странно… Вроде труп там один – Фагота, всех остальных вывезли…
Не сговариваясь, они с Дианой разделились. Она двинулась вокруг дома, причём демонстративно не тая интереса к происходящему – вытягивала шею, приподнималась на цыпочки, удивлённо хлопала глазами… Лицо приобрело глуповатое выражение.
Лесник натянул почтительную улыбку и подсел к бабульке, украшавшей своей персоной лавочку у соседнего дома. Вид у неё (у бабульки, не лавочки) был настолько важный и многозначительный, что сомнений не было – что-то знает.
Через несколько минут Лесник обменялся информацией с Машей.
– Дальнобойщик вернулся из рейса, – сказал Лесник. – Вон там живёт, в соседнем подъезде. И нашёл жену…
– В постели с хахалем, – закончила Диана.
– Нет. На кухне. В расчленённом виде, с головой на тарелке. Ну и сдвинулся. Стал высаживать дверь Фагота – видать, имел какие-то подозрения… Приехал луноход – и все завертелось.
Маша-Диана доложила:
– Дом оцеплен со все сторон, плотно. По задней стене и через крышу не получится.
Лесник задумался. Канюченко наверняка там, но вызывать Юзефа, чтобы вновь активизировал креатуру, не хотелось. Да и слишком много народу приехало, высокого начальства в том числе, незаметно майор кассеты не разыщет и не вынесет.
– Есть план, – сказала Маша. – И есть одна интересная штучка в багажнике. Десяти минут тебе хватит?
Прачечная по субботам работала, но именно сегодня оказалась закрыта. По техническим причинам. Анна подумала, что причина тут одна, но большая – царскосельский карнавал.
Она пошла обратно кружным путём, медленно, по запруженным нарядными людьми улицам. Праздник не интересовал Анну, но хотелось отвлечься от мрачных мыслей. Категоричное предупреждение Лесника – ни шагу из квартиры – она не восприняла серьёзно. И собиралась, полив цветы, вернуться в своё жилище. Взрослые дяди играют в секретных агентов, играют на полном серьёзе, с кровью и трупами, – какое это имеет отношение к ней? Даже в дурацких боевиках злодеи не вырезают поголовно всех соседей своей жертвы. А в жизни тем более.
…Сюда, на бульвар Алексея Толстого, звуки гулянья не долетали. Подходя к подъезду, Анна решила позвонить вечером Леснику – придумав причину, по какой не может дольше оставаться в чужой квартире…
…Истомившийся ожиданием Фикус отпрянул от окна. Идёт! Он занял прежнюю позицию – за дверью в дальней комнате. Коротко даванул на кнопку электрошокера – треск, между штырьками проскользнула синяя молния. В порядке, работает. Вещь надёжная. Контрабандный, восемьдесят тысяч вольт, не то что щекоталки, сертифицированные в России. Достался Фикусу недавно – дёшево и случайно, бывают в жизни не только гнусные случайности… Мало гниде не покажется.
Слова обер-инквизитора не потрясли и не изумили Лесника. Он думал, что теперь его уже ничто не может потрясти и изумить.
Они с Лесником сидели вдвоём в кабинете обер-инквизитора. О том, как Лесник провёл первую половину дня, по молчаливому согласию не заговаривали. Он пересказал содержание гипнограммы Крокодила – и все. А Юзеф ни о чем больше не спрашивал. (Впрочем, один попрёк из уст начальника Лесник таки услышал, – тот потянул носом и проворчал: «Много пьёшь за рулём. Права отберут». Ни тот, ни другой не улыбнулись шутке…)
– Подозревал и использовал Крокодила соответственно, – продолжал Юзеф. – Радецки служил не за страх, а за совесть, и в некоторых вопросах был святее самого папы римского – дабы никто его не заподозрил. Чтобы можно было использовать в своих целях накопленный за годы кредит доверия – в критический момент. Этот момент пришёл – и Крокодил получил от меня задание с расчётом именно на его ренегатство… Но одного я не знал – что кроме Конторы и апокалипсистов он работает ещё и на себя. Раскапывает в частном порядке стародавнее дело, нити которого привели в Царское Село. Это спутало многие карты.
Подоплёку интереса Радецки к событиям почти вековой давности Юзеф понял лишь час назад – получив информацию по процессу Гильснера. Следователя, не поверившего в виновность ритуального убийцы, вышедшего в отставку и пытавшегося вести собственное расследование, – звали Кароль-Йозеф Радецки.
В сочетании с информацией Лесника картина складывалась однозначная.
Крокодил продолжил дело предка. Надо думать, на фамилию Де Лануа он тем или иным путём уже вышел – и был ошарашен, приехав в Царское Село и получив список от Синявской. Список, украшенный именно этой звучной фамилией. Понятно, почему экс-людоеда Петракова и прочих Хачатрянов Радецки проигнорировал, сосредоточившись на Де Лануа и её окружении…
Все это обер-инквизитор коротко объяснил Леснику. А затем сказал слова, которых подчинённый не ждал от него ни при каких обстоятельствах:
– Я не знаю, что делать, Лесник… Вернее, не знаю, что из наших действий получится. Как ты думаешь, царь Ирод ожидал, истребляя младенцев Вифлеема, что единственный уцелевший начнёт творить чудеса? Ходить по водам? Воскрешать мёртвых? Насыщать толпы хлебами и рыбами? Что оживёт после жестокой казни?
Сначала Лесник не понял, удивился – Юзеф, закоренелый атеист, никогда не пользовался библейскими примерами. Потом понял и удивился ещё больше:
– Вы хотите сказать… что… Иисус был тенятником?
Юзеф не ответил. Заговорил о другом:
– Скажи начистоту: ты всему поверил в письме Радецки?
Лесник понял, что имеет в виду обер-инквизитор. Какую часть письма. Ту, где Радецки обвиняет его в подготовке переворота.
– Нет. Во-первых, смущает форма послания. Некоторая бессистемность изложения, характерная для устной речи – и в тоже время фразы закруглённые, грамматически законченные – словно читал он пo-писанному… Но уж на бумаге-то Крокодил мог упорядочить свои мысли… А так – куча пробелов в изложении, больше вопросов, чем ответов. Похоже, цель послания – не прояснить дело, а запутать. Во-вторых, тенятником категорично назван Фагот, который им не был. Явная дезинформация… И в-третьих… извините, Юзеф… – если бы вы замыслили переворот, – о деталях плана, пусть и самых общих, ни один полевой агент бы не догадался.
Лесник помолчал и добавил:
– И ещё. Радецки уверенно предрекает активность Капитула – здесь, в Царском Селе. Силами Северо-Западных, например. И что? Никаких следов их присутствия… Даже подозрительно.
– Вот-вот. Не верю, что Беркут настолько не любопытен. Должен интересоваться, что тут происходит, под самым его носом. Или клювом…
Псевдоним «Беркут» носил начальник СЗФ. Вернее, исполняющий обязанности начальника. А это разница огромная. И.о. обычно землю носом роет, чтобы избавится от унизительных буковок перед названием должности. Тем более Беркут… Леснику приходилось с ним встречаться. Кипучая энергия и.о. уступала лишь его честолюбию. К сорока пяти годам Беркут проделал путь от младшего агента до кандидата в члены Капитула и начальника филиала, пусть даже и.о. Карьера, по меркам Конторы, – головокружительная. И Беркут не собирался останавливаться на достигнутом.
– Боюсь, эта птичка над нами уже кружит, – сказал Юзеф. – Но высоко, с земли не видать… Ладно, на каждого Беркута своя рогатка найдётся…
– Вот, Лёша, смотри – наша смена, – показал обер-инквизитор на Лесника, после того, как представил их друг другу. Только спустя секунду Юзеф понял, что сказал, и смущённо хмыкнул. Извиняться и поправляться, впрочем, не стал.
Алексей Николаевич не обиделся. Посмотрел. Сделал шаг к Леснику, протянул ладонь, словно хотел коснуться лица – но не коснулся, провёл в нескольких сантиметрах. Повернулся к Юзефу и улыбнулся. Значения улыбки Лесник не понял, как не понял и сказанных о. Алексием слов:
– Похож, похож…
Настоящее лицо Юзефа – каким оно было до неоднократных пластических операций – Лесник не видел даже на фотографиях.
Маша-Диана в этой сцене была персонажем без реплик – после возвращения с места побоища она по-прежнему не отходила от Алексея Николаевича, посчитав, что приказ обер-инквизитора продолжает действовать. Лесник смотрел на девушку с любопытством – среди полевых агентов женщин он не встречал, а на вспомогательный персонал Диана поведением походила мало. То, как она зашла в комнату, как разместилась, как контролировала одновременно окна и дверь, – все, вплоть до малозаметных, но характерных движений, – выдавало в ней привычного к схваткам бойца. Не просто обученного убивать – но убивавшего. Лесник подумал, что и он, наверное, казался таким Анне… Подумал с грустью.
…Юзеф подводил итоги – и были они неутешительны.
– Очень большая вероятность, что тенятник – Копытьев по прозвищу Копыто. Вероятность большая, но не стопроцентная. Наш «икс», как я понимаю, решил использовать неожиданную для него смерть Иванова-Фагота, чтобы закрыть дело Мозгоеда. Может статься, что Копыто – тоже запасной вариант. Фигура прикрытия. Вполне подходящая – водил если не дружбу, то по крайней мере знакомство с Фаготом, владел с ним на паях «Разрядом»… Для дальнейших действий нам надо убедится, что Копытьев тот, кого мы ищем, – либо снять с него подозрения. Иначе – слишком большой разброс сил. Да и чёртов карнавал путает карты. В этой толпе можно шляться весь день – никто не заметит, не опознает. Какие будут предложения?
– Тенятник, перебивший засаду, оставил отпечатки? – спросил Лесник.
Юзеф поморщился:
– Целую коллекцию. Перерыл все кровавыми руками. Но папиллярные линии странно растянуты… Если помнишь, у трех жертв Мозгоеда была аккуратненько снята кожа с кистей рук. Старый фокус – перчатки из человеческой кожи.
Лесник искоса глянул на Машу – никакой заметной реакции на последние слова экс-курьер не выказала. Да, повидала девчонка всякого…
– Нам может помочь видеотека Фагота, – сказал Юзеф. – Себя и для себя можно снимать, не маскируя камеры в стенах. Наверняка должны быть съёмки получателей товара… Вопрос, где искать эти кассеты. Раз коллекция регулярно пополнялась, держать её он должен был под рукой. Не дома – чересчур опасно – но где-то рядом. Можно, конечно, попробовать…
Лесник перестал слушать. Отключился. В памяти всплыла лёгкая неправильность, машинально отмеченная ранним утром. Тогда он спешил и не обратил должного внимания… Идиот. Возможно, был шанс сразу вычислить тенятника – и сберечь пять жизней…
– Кажется, я знаю, где могут быть эти кассеты, – сказал он, перебив Юзефа первый раз за все время их знакомства.
Обер-инквизитор удивлённо приподнял бровь. Спросил коротко:
– Где?
– Балкон. Старый, в аварийном состоянии балкон в их доме. Чисто декоративный, ни одна квартира туда не выходит. Попасть можно с лестничной площадки, через окно, – как раз рядом с дверью Фагота. Рама на вид не открывалась сто лет, краска присохла, окаменела… А я потянул – распахнулась легко. Даже петли не скрипнули – смазаны. Думаю, тайник именно там.
– Может, туда кто покурить выходит, по летнему времени? – усомнился Юзеф.
– Рыться в тайнике на виду у всей улицы… Маловероятно.
– Мог лазить ночью.
В разговор впервые вступила Маша-Диана:
– Мог и днём. Ширина балкона около двух метров, балюстрада высокая, заросла плющом. Если пригнуться – никто снизу не увидит. Из соседних домов – тоже.
Обер-инквизитор подумал, что зрительная память у неё та ещё, некогда было Диане особо приглядываться к этой архитектурной детали – спешили в квартиру Де Лануа по сигналу тревоги. Вслух Юзеф сказал ворчливо:
– Ишь, голубки… Не успели познакомиться – а уже воркуют в один голос. Хорошо. Поезжайте и проверьте. Оба. И сразу назад.
Обер-инквизитор посмотрел на часы и добавил:
– Поспешите. Через тридцать семь минут там будет Канюченко со своими архаровцами, незачем вам встречаться… Езжайте. А мы с Алексеем Николаевичем потолкуем о своём, о стариковском…
Тень от деревьев ушла в сторону, и скамейка оказалась на самом солнцепёке, – но сидевший на ней парень в яркой разноцветной футболке, по виду типичный студент, не обращал внимания. Как и на звуки карнавального веселья, доносившиеся с бульвара – громкую музыку, усиленные мегафонами голоса массовиков-затейников, взрывы шутих и петард.
У кого карнавал, а у кого и сессия, – парень увлечённо читал толстый конспект, порой закрывал его и беззвучно шевелил губами – явно повторял определения и формулы. Отличник-зубрила, сразу видно.
Видимость была обманчива. На деле студент едва ли смог бы ответить на самый простейший вопрос по изучаемой дисциплине. Да и студентом, честно говоря, не был – штудировал премудрости сопромата младший агент Конторы, известный под псевдонимом «Мишель». Все, впрочем, звали паренька просто Миша.
Он был расстроен и обижен результатом утренней жеребьёвки и подозревал, что дело не обошлось без жульничества. Миша чувствовал себя не то чтобы дезертиром, но… Когда гибнут все твои товарищи, а ты остаёшься жив, то поневоле начинаешь искать упрёк в чужих взглядах…
Ещё более расстроило его теперешнее задание – приглядывать за излечившимся каннибалом Петраковым. Он, конечно, приглядывал. Добросовестно пялился на единственную дверь примыкавшего к лицею флигеля – в нем была крошечная казённая квартира сторожа.
Миша в глубине души надеялся, что Петраков окажется искомым тенятником, – недаром ведь Юзеф установил за ним наблюдение. И, думал Миша, может быть именно ему удастся высмотреть зацепку, позволяющую разоблачить врага. А потом сыграть ведущую роль в его поимке… Перед глазами вставали картины одна заманчивее другой. Правда, была маленькая загвоздка – никак не приходил в голову способ, позволяющий одолеть тварь, играючи уложившую четырех опытных агентов. Но Миша был уверен, что способ такой есть. Не бывает неуязвимых тенятников. Надо найти слабое место – и ударить.
Миша не был честолюбцем. Он был идеалистом.
На женщину он обратил внимание не сразу. Скользнул безразличным взглядом. Время от времени сюда забредали персонажи в колоритных костюмах, устав от надрывного веселья карнавала – дама была из их числа. Кимоно с райскими птицами; по асфальту постукивают деревянные подошвы (как-то ведь японцы называют эту обувку, – попытался вспомнить Миша, – и не смог). Над головой карнавальной японки был раскрыт яркий шёлковый зонт; на лице – утрированный макияж – жирно прорисованные разрезы глаз устремлялись к вискам; чёрные волосы – собраны в пучок на затылке…
Во всех подробностях внешность японки Миша разглядел, только когда она решительно повернула и зашагала к флигельку Петракова. В голове защёлкал компьютер, отбрасывая второстепенный антураж и оставляя основные детали… Де Лануа? Разыскиваемая тенятница Де Лануа? Похожа… Точно она!
Японка поднялась на крылечко флигеля, позвонила. После долгой паузы дверь открылась. Петраков гостью внутрь не пригласил – обменялись несколькими фразами на пороге. Потом экс-людоед запер дверь и пошёл вместе с женщиной к главному входу лицея… Стал возиться с замком и ключами.
Ликование захлестнуло Мишу. Вот оно! Петраков, слежка за которым установлена для проформы, – тенят-ник! Или ближайший пособник тенятницы… Надо немедленно звонить шефу.
…Со стороны все выглядело безобидно. Проходивший мимо человек остановился, чуть нагнулся к сидящему на скамейке студенту. Выпрямился, посмотрел на часы, что-то сказал – который час, надо думать. И пошёл дальше. А студент-трудоголик решил-таки сделать перерыв – голова медленно склонялась к лежащему на коленях конспекту… Задремал. Разморило на солнышке.
Крохотное пятно крови на фоне цветастой футболки о незаметным. На негромкий хлопок выстрела никто не обратил внимания – хлопков и взрывов в этот день хватало. Праздник продолжался.
Болтливостью Диана-Маша не отличалась. За весь путь к дому Фагота сказала три коротких фразы.
«Поедем на моей», – когда они с Лесником вышли с площадки-3.
«Ну, попали…» – когда её тойота со скоростью охромевшей на четыре лапы черепахи протискивалась сквозь карнавальную толпу.
«….ец!» – когда они увидели, что творится у цели их путешествия. Лесник был того же мнения.
Едва ли Канюченко поспешил или сознательно нарушил приказ Юзефа – креатуры на такое не способны. Скорее, тревогу поднял кто-то из соседей. Или к Де Лануа заявился отчаявшийся дозвониться клиент – и не убоялся казённого вида печатей, коими инквизиторы залепили разбитую дверь колдуньи.
Как бы то ни было, дом оказался оцеплен. Целиком. Стойки с натянутой бело-красной лентой, вдоль неё гуляют здоровенные лбы в камуфляже, отпугивая зевак одним своим видом. Внутри оцепления – луноходы, знакомый собровский автобус, легковушки, – одна явно начальственного вида. Два микроавтобуса с красными крестами. Труповозки? Странно… Вроде труп там один – Фагота, всех остальных вывезли…
Не сговариваясь, они с Дианой разделились. Она двинулась вокруг дома, причём демонстративно не тая интереса к происходящему – вытягивала шею, приподнималась на цыпочки, удивлённо хлопала глазами… Лицо приобрело глуповатое выражение.
Лесник натянул почтительную улыбку и подсел к бабульке, украшавшей своей персоной лавочку у соседнего дома. Вид у неё (у бабульки, не лавочки) был настолько важный и многозначительный, что сомнений не было – что-то знает.
Через несколько минут Лесник обменялся информацией с Машей.
– Дальнобойщик вернулся из рейса, – сказал Лесник. – Вон там живёт, в соседнем подъезде. И нашёл жену…
– В постели с хахалем, – закончила Диана.
– Нет. На кухне. В расчленённом виде, с головой на тарелке. Ну и сдвинулся. Стал высаживать дверь Фагота – видать, имел какие-то подозрения… Приехал луноход – и все завертелось.
Маша-Диана доложила:
– Дом оцеплен со все сторон, плотно. По задней стене и через крышу не получится.
Лесник задумался. Канюченко наверняка там, но вызывать Юзефа, чтобы вновь активизировал креатуру, не хотелось. Да и слишком много народу приехало, высокого начальства в том числе, незаметно майор кассеты не разыщет и не вынесет.
– Есть план, – сказала Маша. – И есть одна интересная штучка в багажнике. Десяти минут тебе хватит?
Прачечная по субботам работала, но именно сегодня оказалась закрыта. По техническим причинам. Анна подумала, что причина тут одна, но большая – царскосельский карнавал.
Она пошла обратно кружным путём, медленно, по запруженным нарядными людьми улицам. Праздник не интересовал Анну, но хотелось отвлечься от мрачных мыслей. Категоричное предупреждение Лесника – ни шагу из квартиры – она не восприняла серьёзно. И собиралась, полив цветы, вернуться в своё жилище. Взрослые дяди играют в секретных агентов, играют на полном серьёзе, с кровью и трупами, – какое это имеет отношение к ней? Даже в дурацких боевиках злодеи не вырезают поголовно всех соседей своей жертвы. А в жизни тем более.
…Сюда, на бульвар Алексея Толстого, звуки гулянья не долетали. Подходя к подъезду, Анна решила позвонить вечером Леснику – придумав причину, по какой не может дольше оставаться в чужой квартире…
…Истомившийся ожиданием Фикус отпрянул от окна. Идёт! Он занял прежнюю позицию – за дверью в дальней комнате. Коротко даванул на кнопку электрошокера – треск, между штырьками проскользнула синяя молния. В порядке, работает. Вещь надёжная. Контрабандный, восемьдесят тысяч вольт, не то что щекоталки, сертифицированные в России. Достался Фикусу недавно – дёшево и случайно, бывают в жизни не только гнусные случайности… Мало гниде не покажется.
Глава четвёртая
Народ гулял шумно, с пиротехническими эффектами.
Время от времени бухала небольшая бронзовая пушка, нацеленная в небо, – и на головы праздничной толпе разноцветным листопадом опускались рекламки какой-то очередной весьма надёжной финансовой компании. Подростки взрывали петарды почти под самыми ногами гуляющих – и ржали над их испугом. Ракеты разных цветов и калибров бабахали в вышине – не слишком часто, главные арсеналы приберегались к вечеру.
Автоматная очередь заглушила все. Сухая, резкая, она разительно отличалась по звуку от китайской пиротехники. Несколько одиночных выстрелов. Ещё одна очередь, покороче. Затем стрельба усилилась, очереди перекрывали друг друга. Грохнула граната. Для опытного уха сомнений не было – шёл бой.
Маша-Диана набрала полную грудь воздуха и завопила истошным, пронзительным бабьим голосом:
– Чечены-ы-ы!!! Террористы-ы-ы-ы!!! – и закончила вопль чем-то уже вовсе нечленораздельным и истеричным.
Этого вполне хватило, добавлять не понадобилось.
Толпа шарахнулась – как огромное существо, объятое болью или страхом. Люди бежали, сбивая друг друга с ног – не понимая, куда бегут. Кричали – не понимая, что кричат.
…Собровцы среагировали мгновенно. Резерв, остававшийся в автобусе, и выскочившие из дома, и все, кроме двоих, из оцепления – бросились к бульвару.
Лесник выжидал, стоя за углом. Звуки боя усиливались. Камуфляж, нашедшийся в тойоте, был безбожно мал, давил грудь и резал под мышками… Чеченка с прорезями неприятно липла к щекам и лбу. С начала стрельбы прошло секунд сорок.
Пора!
Он вынырнул из-за угла, бросился к подъезду. На ходу махнул рукой оставшимся двоим – те уже почти не обращали внимание на периметр, огороженный лентой. Напряжённо прислушивались к стрельбе, держа автоматы наготове. Пробегая мимо, Лесник хрипло прокричал:
– Все к бульвару! На хер оцепление, приказ Стаса! Терракт!! Канюченко внутри?
На вопрос собровцы ответить не успели – рванули с места бегом. Но Лесника не сильно интересовала дислокация майора…
Окно распахнулось легко, как и утром. Лесник перевалился на балкон, пригнулся. Быстро осмотрел столбики балюстрады – старые, замшелые, никаких свежих следов. Поковырял ножом в трещинах кладки – ничего. Попробовал накренить огромный вазон, посмотреть под основанием, – тяжёлый, зараза. Не то, покойный музыкант культуристом отнюдь не был…
Время истекало. Стрельба на бульваре продолжалась, но скоро должна была кончиться.
Он встал, плюнув на незаметность. Неважно, все вокруг смотрят туда, в направлении выстрелов. В вазоне – ссохшаяся, потрескавшаяся земля. Лесник метнулся к другому. Ага! Земля свеженькая, черненькая, растут настурции – но какие-то понурые, скукоженные… На третьем движении лезвие во что-то упёрлось. Оно?! Земля полетела в стороны. Свёрток. Чёрный пластиковый пакет, плотно заклеенный скотчем.
Выстрелы стихли, когда он сунулся было обратно на лестницу – и тут же отдёрнулся обратно. В подъезде – голоса, много. И все перекрывал возмущённый начальственный бас. Лесник, не раздумывая, повторил утреннюю одиссею – по карнизу, аккуратненько, не торопясь – завернул за угол и спрыгнул с пятиметровой высоты. Вроде бы никто не заметил.
Время от времени бухала небольшая бронзовая пушка, нацеленная в небо, – и на головы праздничной толпе разноцветным листопадом опускались рекламки какой-то очередной весьма надёжной финансовой компании. Подростки взрывали петарды почти под самыми ногами гуляющих – и ржали над их испугом. Ракеты разных цветов и калибров бабахали в вышине – не слишком часто, главные арсеналы приберегались к вечеру.
Автоматная очередь заглушила все. Сухая, резкая, она разительно отличалась по звуку от китайской пиротехники. Несколько одиночных выстрелов. Ещё одна очередь, покороче. Затем стрельба усилилась, очереди перекрывали друг друга. Грохнула граната. Для опытного уха сомнений не было – шёл бой.
Маша-Диана набрала полную грудь воздуха и завопила истошным, пронзительным бабьим голосом:
– Чечены-ы-ы!!! Террористы-ы-ы-ы!!! – и закончила вопль чем-то уже вовсе нечленораздельным и истеричным.
Этого вполне хватило, добавлять не понадобилось.
Толпа шарахнулась – как огромное существо, объятое болью или страхом. Люди бежали, сбивая друг друга с ног – не понимая, куда бегут. Кричали – не понимая, что кричат.
…Собровцы среагировали мгновенно. Резерв, остававшийся в автобусе, и выскочившие из дома, и все, кроме двоих, из оцепления – бросились к бульвару.
Лесник выжидал, стоя за углом. Звуки боя усиливались. Камуфляж, нашедшийся в тойоте, был безбожно мал, давил грудь и резал под мышками… Чеченка с прорезями неприятно липла к щекам и лбу. С начала стрельбы прошло секунд сорок.
Пора!
Он вынырнул из-за угла, бросился к подъезду. На ходу махнул рукой оставшимся двоим – те уже почти не обращали внимание на периметр, огороженный лентой. Напряжённо прислушивались к стрельбе, держа автоматы наготове. Пробегая мимо, Лесник хрипло прокричал:
– Все к бульвару! На хер оцепление, приказ Стаса! Терракт!! Канюченко внутри?
На вопрос собровцы ответить не успели – рванули с места бегом. Но Лесника не сильно интересовала дислокация майора…
Окно распахнулось легко, как и утром. Лесник перевалился на балкон, пригнулся. Быстро осмотрел столбики балюстрады – старые, замшелые, никаких свежих следов. Поковырял ножом в трещинах кладки – ничего. Попробовал накренить огромный вазон, посмотреть под основанием, – тяжёлый, зараза. Не то, покойный музыкант культуристом отнюдь не был…
Время истекало. Стрельба на бульваре продолжалась, но скоро должна была кончиться.
Он встал, плюнув на незаметность. Неважно, все вокруг смотрят туда, в направлении выстрелов. В вазоне – ссохшаяся, потрескавшаяся земля. Лесник метнулся к другому. Ага! Земля свеженькая, черненькая, растут настурции – но какие-то понурые, скукоженные… На третьем движении лезвие во что-то упёрлось. Оно?! Земля полетела в стороны. Свёрток. Чёрный пластиковый пакет, плотно заклеенный скотчем.
Выстрелы стихли, когда он сунулся было обратно на лестницу – и тут же отдёрнулся обратно. В подъезде – голоса, много. И все перекрывал возмущённый начальственный бас. Лесник, не раздумывая, повторил утреннюю одиссею – по карнизу, аккуратненько, не торопясь – завернул за угол и спрыгнул с пятиметровой высоты. Вроде бы никто не заметил.