Страница:
— Тогда не надо стыдиться. Знаешь, Укатонен очень высоко тебя ценит. Кстати, он меня очень многому научил в отношении аллу-а. Я ведь даже не подозревал, что там есть чему учиться. Он вообще один из самых опытных в Совете Трех Рек.
— Я полагала, все энкары таковы, — сказала Анито, вспомнив спокойную силу его эго.
— Мы лучше деревенских разбираемся в аллу-а, но Укатонен избрал его своей специальностью. — Гаритонен протянул ей руки. — Хочешь, сольемся?
Анито почувствовала влияние Укатонена сразу же, как только вошла в контакт. У Гаритонена была сила Укатонена и его хватка, но ему не хватало полной уверенности в себе. И еще ощущался привкус какой-то бесшабашности, радости и даже проказливости, чего у Укатонена и быть не могло. Чувствуя это, она поняла, как долго прожил Укатонен и каким одиноким он чувствует себя.
— Он ведь в тебе нуждается, знаешь? — спросил Гаритонен, когда они вышли из контакта. — Когда он вернулся сюда полтора месяца назад, то удивил меня — я еще никогда не видел его таким спокойным. Ты и то новое существо, которое вы зовете Иирин, дали ему что-то, что заняло его ум. Иирин — новая и ни на что не похожая, и ты — молодая и любознательная — очень сильная комбинация.
Анито отвернулась, одновременно и польщенная, и сконфуженная этим комплиментом.
— Спасибо, — сказала она, глядя на Гаритонена. — У Укатонена я очень многому научилась.
— Я знаю, — ответил тот. — Я понял это, как только мы вошли в контакт.
В углу раздался щелчок. Это Моуки включил говорящий камень и играл с ним.
— Что он делает? — спросил Гаритонен.
— Это один из говорящих камней Иирин. Она научила Моуки играть с ним.
— Но для чего это?
— Иирин говорит, что она держит там свою память, чтобы суметь передать своему народу все, что она тут узнала, ничего не пропустив.
Гаритонен сел на корточки возле Моуки.
— Что ты делаешь? — спросил он, когда бейми поднял глаза.
— Я рассказываю говорящему камню об энкарах.
— А как он работает?
Моуки наклонил «говорящий камень» так, чтобы энкар увидел, что происходит на экране.
— А это что? — спросил энкар, указывая на экран.
— Это речь кожи новых созданий.
— А я думал, что они не умеют говорить на языке кожи.
— Они и не говорят. Вместо этого они рисуют на разных штуках или складывают вот в такие говорящие камни. Иирин говорит, что они пользуются листами вроде полос йаррама, но только белого цвета, чтобы говорить с их помощью.
Гаритонен погладил подбородок и провел ладонью по голове.
— Мне это все кажется ужасно странным.
Моуки кивнул и высветил знак согласия.
— Так оно и есть. Но смысл становится яснее, если ты понимаешь их язык кожи. У них много разных видов говорящих камней. Одни говорят, другие двигают предметы, некоторые режут время на маленькие частички, другие воспроизводят звуки. Для всех этих видов камней у них есть специальные названия, но что делает большая часть камней, я не знаю. А вот этот называется компьютер, — сказал Моуки, используя термин из языка кожи нового существа.
— Ты можешь научить меня языку кожи новых существ? — спросил Гаритонен.
— Конечно, эн. Это довольно просто. Все слова составляются из небольшого числа базовых символов. Анито его немножко знает. Укатонен — тоже. Но я работаю с ним ежедневно, а поэтому знаю его лучше других. Если ты поговоришь с Иирин, она, возможно, будет учить тебя сама.
— Я поговорю, спасибо, — согласился Гаритонен.
Неся сумки, набитые листвой, вернулись Укатонен и Иирин.
— Привет, Гари, — сказал, войдя, Укатонен. — Гаритонен был одно время моим учеником, — объяснил он Анито. — Я помог ему узнать кое-что об аллу-а.
— Я знаю. В его слиянии чувствуется твоя школа. Даже если б он скрыл, что учился у тебя, я бы все равно узнала.
Гаритонен и Укатонен отвели глаза, тела их ярко светились, выражая чувства гордости и смущения. Укатонен взял охапку подстилки и отнес ее к циновкам, расстеленным на полу. Моуки начал показывать Иирин, как надо обрывать листья. В Нармоломе такая работа выполняется танками, здесь же все надо было делать самим. Остальные тоже сели и стали помогать, готовя листья для подстилки, тщательно выбирая сучки, палочки и так далее. Из стен, привлеченное запахом свежей зелени, вылезло множество небольших черных насекомых. Они обыскивали растущую кучу листьев, выбирали из нее какие-то сочные кусочки, а также мелких жучков; они же вводили в кучу какие-то химические вещества и бактерии, ускоряющие процесс гниения. Этих насекомых называют йеруи. Они живут во всех деревнях и поддерживают чистоту в постелях, не давая там селиться нежелательным насекомым.
Зашли еще двое энкаров, принесли воды и пищи. Они тоже занялись работой над подстилкой, в то время как их гости ели. Анито чувствовала себя ужасно неловко и вопросительно смотрела на Укатонена.
— Все в порядке, Анито, вы наши гости. Мы тут не так много думаем о рангах, как у вас в деревне. За нас работу некому делать. Вот мы ее сами и делаем.
Шорох и звон струй послеполуденного дождя к тому времени, когда они кончили возиться с постелями, сменился ревом настоящего водопада, обрушивающегося сверху в дупло дерева. Даже в комнате этот ливень вызвал появление слабенького свежего и влажного ветерка. Обитатели дерева выбежали из своих комнат, чтобы искупаться в мощном ливневом потоке. Укатонен и Гаритонен последовали их примеру. Анито, стоя в дверях, наблюдала за поведением этих гордых и суровых древних старейшин, резвящихся в струях воды не хуже простых бейми. Преодолев колебание, к ним присоединились и Моуки с Иирин. Анито все колебалась, боясь, не погрешили ли они против правил вежливости, пока Гаритонен, бежавший мимо, не облил ее водой.
— Не стой, как пень, — крикнул он на языке кожи. — Пошли играть!
Анито бросилась в водяной столб, позволяя струям смывать с себя дорожную пыль. Укатонен прыгнул на лиану, за которую держалась Анито, на его коже горела бриллиантовая россыпь смеха. Она окатила его водой, а он, рассмеявшись еще сильнее, ответил ей тем же. И вскоре, забыв свой страх, свое достоинство и свое положение старейшины Нармолома, Анито резвилась так, будто все еще была юной бейми.
А вечером было пиршество — прямо на покрытой палой листвой земле, в кругу огромных деревьев. Не было никакого протокола, энкары сами тащили корзины еды, ставя их вокруг ораторского холма. Тут не соблюдались ни ранги, ни принятые официальные процедуры. Энкары и их гости передавали друг другу еду, а сидели там, где им хотелось.
Иирин и Моуки стали центром одной группы энкаров, Анито и Укатонен — другой. Всем хотелось узнать как можно больше об Иирин и ее народе, но на большинство вопросов Анито ответить не могла. Она не знала, как работают говорящие камни, как живут эти новые существа в своем мире, что они едят. Измененный метаболизм Иирин позволял ей переваривать любую пищу тенду. Она ела все, что ели они, хотя очень не любила личинок жуков и всяких насекомых. Выслушивая вопросы энкаров, она еще яснее поняла, как мало она знает о своей атве.
Кончив есть, энкары убрали остатки еды. Встал Хутатонен, вышел на середину холма и застрекотал, чтобы привлечь к себе внимание. Затем простер руки, предлагая слияние.
Все взялись за руки. Анито повернулась к Иирин, уши подняты вопрошающе. После короткого колебания Иирин кивнула и взяла протянутую руку. Укатонен цветом выразил ей свое одобрение и обещание поддержки и взял другую руку Анито. В слияние они вошли одновременно.
В таком аллу-а Анито участвовать еще не приходилось. Когда-то, еще будучи бейми, она держала у себя ручную змею. Анито хорошо запомнила ощущение силы змеиного тела, обвивающегося вокруг руки. Именно об этом она вспомнила и сейчас — ощущение огромной силы, находящейся под строгим контролем. Эго энкаров стучалось в нее, будто любопытные рыбешки, тыкающиеся в колени. Она открыла им себя, и их эго прошло сквозь Анито, как сильный ветер. И Анито включилась в их гармонию, чувствуя, как растет ее собственная сила, как подхватывают и поддерживают ее на плаву энкары, унося куда-то вдаль.
Иирин же была слишком напугана силой слияния, чтобы позволить себе расслабиться. И тогда Анито обвила ее, давая возможность собраться с силами, адаптироваться.
Энкары, почувствовав какое-то затруднение, отступили. Слияние стало более спокойным, из вихрящегося мальстрема возбуждения оно превратилось в тихую заводь непостижимой глубины и чистоты. Энкары ждали, пока Иирин медленно, как распускающийся цветок, откроет себя слиянию.
Было уже совсем поздно, когда они вышли из контакта. Иирин выглядела бледной и утомленной. Моуки и Укатонен дали ей поесть оставшихся от праздника фруктов и помогли взобраться на дерево. Пока они карабкались на него, Иирин слегка пришла в себя. Гаритонен проводил их до комнаты.
— С ней ничего не случится? — спросил Гаритонен. — Может, я могу помочь?
Анито покачала головой.
— Ей надо побыть одной и хорошенько выспаться. Для нее слияние — все еще трудное дело.
Они оставались в этой группе еще три или четыре дня, а затем отправились на другие сборища энкаров. Гаритонен и Хутатонен пошли с ними. Моуки и Иирин учили их языку кожи новых существ.
В общем они побывали на четырех собраниях энкаров. Во время путешествия к ним присоединялись новые спутники. К тому времени, когда они возвратились в Нармолом, с ними шло уже больше десятка энкаров.
Анито и ее спутникам казалось, что они стали частью какой-то кочующей деревни. Со своим эскортом они распрощались только у границ Нармолома. Когда последний энкар исчез в ветвях верхнего яруса леса, Анито почувствовала боль утраты. Теперь ей будет не хватать мягкого юмора энкаров и их спокойной мудрости.
— Ну а теперь, когда ты побыла среди нас, что ты думаешь о том, чтобы стать самой энкаром! — спросил ее Укатонен, когда они плели гнездо для ночевки.
— Теперь я думаю, что деревенские видят лишь небольшую часть того, чем является энкар. Они исключительно интересны, но… Анито «передернула плечами», — если б у меня был выбор, я бы все равно осталась в Нармоломе, — сказала она после долгого молчания. — И все же это неплохая жизнь. Мне энкары понравились.
— Я тоже сначала тосковал по своей деревне, но работа захватила меня, — сказал Укатонен. — Я ощущаю связь со всем миром. На свете есть множество деревенских старейшин, которые просто неспособны видеть дальше границ своей деревни. И поэтому я доволен своим выбором. Будучи энкаром, я вижу все. Каждая деревня ведь отличается от другой. Я жил в туманах среди горного народа, жил в океане с лайли-тенду. И никогда не скучал. Одиноким себя чувствовал, а чтобы было скучно — никогда.
Анито сжала плечо Укатонена и протянула к нему руки, прося аллу-а.
— Пожалуйста, эн, позволь мне скрасить твое одиночество.
Рябь теплой симпатии пробежала по телу энкара.
— Ты уже сделала это, кене.
— Я полагала, все энкары таковы, — сказала Анито, вспомнив спокойную силу его эго.
— Мы лучше деревенских разбираемся в аллу-а, но Укатонен избрал его своей специальностью. — Гаритонен протянул ей руки. — Хочешь, сольемся?
Анито почувствовала влияние Укатонена сразу же, как только вошла в контакт. У Гаритонена была сила Укатонена и его хватка, но ему не хватало полной уверенности в себе. И еще ощущался привкус какой-то бесшабашности, радости и даже проказливости, чего у Укатонена и быть не могло. Чувствуя это, она поняла, как долго прожил Укатонен и каким одиноким он чувствует себя.
— Он ведь в тебе нуждается, знаешь? — спросил Гаритонен, когда они вышли из контакта. — Когда он вернулся сюда полтора месяца назад, то удивил меня — я еще никогда не видел его таким спокойным. Ты и то новое существо, которое вы зовете Иирин, дали ему что-то, что заняло его ум. Иирин — новая и ни на что не похожая, и ты — молодая и любознательная — очень сильная комбинация.
Анито отвернулась, одновременно и польщенная, и сконфуженная этим комплиментом.
— Спасибо, — сказала она, глядя на Гаритонена. — У Укатонена я очень многому научилась.
— Я знаю, — ответил тот. — Я понял это, как только мы вошли в контакт.
В углу раздался щелчок. Это Моуки включил говорящий камень и играл с ним.
— Что он делает? — спросил Гаритонен.
— Это один из говорящих камней Иирин. Она научила Моуки играть с ним.
— Но для чего это?
— Иирин говорит, что она держит там свою память, чтобы суметь передать своему народу все, что она тут узнала, ничего не пропустив.
Гаритонен сел на корточки возле Моуки.
— Что ты делаешь? — спросил он, когда бейми поднял глаза.
— Я рассказываю говорящему камню об энкарах.
— А как он работает?
Моуки наклонил «говорящий камень» так, чтобы энкар увидел, что происходит на экране.
— А это что? — спросил энкар, указывая на экран.
— Это речь кожи новых созданий.
— А я думал, что они не умеют говорить на языке кожи.
— Они и не говорят. Вместо этого они рисуют на разных штуках или складывают вот в такие говорящие камни. Иирин говорит, что они пользуются листами вроде полос йаррама, но только белого цвета, чтобы говорить с их помощью.
Гаритонен погладил подбородок и провел ладонью по голове.
— Мне это все кажется ужасно странным.
Моуки кивнул и высветил знак согласия.
— Так оно и есть. Но смысл становится яснее, если ты понимаешь их язык кожи. У них много разных видов говорящих камней. Одни говорят, другие двигают предметы, некоторые режут время на маленькие частички, другие воспроизводят звуки. Для всех этих видов камней у них есть специальные названия, но что делает большая часть камней, я не знаю. А вот этот называется компьютер, — сказал Моуки, используя термин из языка кожи нового существа.
— Ты можешь научить меня языку кожи новых существ? — спросил Гаритонен.
— Конечно, эн. Это довольно просто. Все слова составляются из небольшого числа базовых символов. Анито его немножко знает. Укатонен — тоже. Но я работаю с ним ежедневно, а поэтому знаю его лучше других. Если ты поговоришь с Иирин, она, возможно, будет учить тебя сама.
— Я поговорю, спасибо, — согласился Гаритонен.
Неся сумки, набитые листвой, вернулись Укатонен и Иирин.
— Привет, Гари, — сказал, войдя, Укатонен. — Гаритонен был одно время моим учеником, — объяснил он Анито. — Я помог ему узнать кое-что об аллу-а.
— Я знаю. В его слиянии чувствуется твоя школа. Даже если б он скрыл, что учился у тебя, я бы все равно узнала.
Гаритонен и Укатонен отвели глаза, тела их ярко светились, выражая чувства гордости и смущения. Укатонен взял охапку подстилки и отнес ее к циновкам, расстеленным на полу. Моуки начал показывать Иирин, как надо обрывать листья. В Нармоломе такая работа выполняется танками, здесь же все надо было делать самим. Остальные тоже сели и стали помогать, готовя листья для подстилки, тщательно выбирая сучки, палочки и так далее. Из стен, привлеченное запахом свежей зелени, вылезло множество небольших черных насекомых. Они обыскивали растущую кучу листьев, выбирали из нее какие-то сочные кусочки, а также мелких жучков; они же вводили в кучу какие-то химические вещества и бактерии, ускоряющие процесс гниения. Этих насекомых называют йеруи. Они живут во всех деревнях и поддерживают чистоту в постелях, не давая там селиться нежелательным насекомым.
Зашли еще двое энкаров, принесли воды и пищи. Они тоже занялись работой над подстилкой, в то время как их гости ели. Анито чувствовала себя ужасно неловко и вопросительно смотрела на Укатонена.
— Все в порядке, Анито, вы наши гости. Мы тут не так много думаем о рангах, как у вас в деревне. За нас работу некому делать. Вот мы ее сами и делаем.
Шорох и звон струй послеполуденного дождя к тому времени, когда они кончили возиться с постелями, сменился ревом настоящего водопада, обрушивающегося сверху в дупло дерева. Даже в комнате этот ливень вызвал появление слабенького свежего и влажного ветерка. Обитатели дерева выбежали из своих комнат, чтобы искупаться в мощном ливневом потоке. Укатонен и Гаритонен последовали их примеру. Анито, стоя в дверях, наблюдала за поведением этих гордых и суровых древних старейшин, резвящихся в струях воды не хуже простых бейми. Преодолев колебание, к ним присоединились и Моуки с Иирин. Анито все колебалась, боясь, не погрешили ли они против правил вежливости, пока Гаритонен, бежавший мимо, не облил ее водой.
— Не стой, как пень, — крикнул он на языке кожи. — Пошли играть!
Анито бросилась в водяной столб, позволяя струям смывать с себя дорожную пыль. Укатонен прыгнул на лиану, за которую держалась Анито, на его коже горела бриллиантовая россыпь смеха. Она окатила его водой, а он, рассмеявшись еще сильнее, ответил ей тем же. И вскоре, забыв свой страх, свое достоинство и свое положение старейшины Нармолома, Анито резвилась так, будто все еще была юной бейми.
А вечером было пиршество — прямо на покрытой палой листвой земле, в кругу огромных деревьев. Не было никакого протокола, энкары сами тащили корзины еды, ставя их вокруг ораторского холма. Тут не соблюдались ни ранги, ни принятые официальные процедуры. Энкары и их гости передавали друг другу еду, а сидели там, где им хотелось.
Иирин и Моуки стали центром одной группы энкаров, Анито и Укатонен — другой. Всем хотелось узнать как можно больше об Иирин и ее народе, но на большинство вопросов Анито ответить не могла. Она не знала, как работают говорящие камни, как живут эти новые существа в своем мире, что они едят. Измененный метаболизм Иирин позволял ей переваривать любую пищу тенду. Она ела все, что ели они, хотя очень не любила личинок жуков и всяких насекомых. Выслушивая вопросы энкаров, она еще яснее поняла, как мало она знает о своей атве.
Кончив есть, энкары убрали остатки еды. Встал Хутатонен, вышел на середину холма и застрекотал, чтобы привлечь к себе внимание. Затем простер руки, предлагая слияние.
Все взялись за руки. Анито повернулась к Иирин, уши подняты вопрошающе. После короткого колебания Иирин кивнула и взяла протянутую руку. Укатонен цветом выразил ей свое одобрение и обещание поддержки и взял другую руку Анито. В слияние они вошли одновременно.
В таком аллу-а Анито участвовать еще не приходилось. Когда-то, еще будучи бейми, она держала у себя ручную змею. Анито хорошо запомнила ощущение силы змеиного тела, обвивающегося вокруг руки. Именно об этом она вспомнила и сейчас — ощущение огромной силы, находящейся под строгим контролем. Эго энкаров стучалось в нее, будто любопытные рыбешки, тыкающиеся в колени. Она открыла им себя, и их эго прошло сквозь Анито, как сильный ветер. И Анито включилась в их гармонию, чувствуя, как растет ее собственная сила, как подхватывают и поддерживают ее на плаву энкары, унося куда-то вдаль.
Иирин же была слишком напугана силой слияния, чтобы позволить себе расслабиться. И тогда Анито обвила ее, давая возможность собраться с силами, адаптироваться.
Энкары, почувствовав какое-то затруднение, отступили. Слияние стало более спокойным, из вихрящегося мальстрема возбуждения оно превратилось в тихую заводь непостижимой глубины и чистоты. Энкары ждали, пока Иирин медленно, как распускающийся цветок, откроет себя слиянию.
Было уже совсем поздно, когда они вышли из контакта. Иирин выглядела бледной и утомленной. Моуки и Укатонен дали ей поесть оставшихся от праздника фруктов и помогли взобраться на дерево. Пока они карабкались на него, Иирин слегка пришла в себя. Гаритонен проводил их до комнаты.
— С ней ничего не случится? — спросил Гаритонен. — Может, я могу помочь?
Анито покачала головой.
— Ей надо побыть одной и хорошенько выспаться. Для нее слияние — все еще трудное дело.
Они оставались в этой группе еще три или четыре дня, а затем отправились на другие сборища энкаров. Гаритонен и Хутатонен пошли с ними. Моуки и Иирин учили их языку кожи новых существ.
В общем они побывали на четырех собраниях энкаров. Во время путешествия к ним присоединялись новые спутники. К тому времени, когда они возвратились в Нармолом, с ними шло уже больше десятка энкаров.
Анито и ее спутникам казалось, что они стали частью какой-то кочующей деревни. Со своим эскортом они распрощались только у границ Нармолома. Когда последний энкар исчез в ветвях верхнего яруса леса, Анито почувствовала боль утраты. Теперь ей будет не хватать мягкого юмора энкаров и их спокойной мудрости.
— Ну а теперь, когда ты побыла среди нас, что ты думаешь о том, чтобы стать самой энкаром! — спросил ее Укатонен, когда они плели гнездо для ночевки.
— Теперь я думаю, что деревенские видят лишь небольшую часть того, чем является энкар. Они исключительно интересны, но… Анито «передернула плечами», — если б у меня был выбор, я бы все равно осталась в Нармоломе, — сказала она после долгого молчания. — И все же это неплохая жизнь. Мне энкары понравились.
— Я тоже сначала тосковал по своей деревне, но работа захватила меня, — сказал Укатонен. — Я ощущаю связь со всем миром. На свете есть множество деревенских старейшин, которые просто неспособны видеть дальше границ своей деревни. И поэтому я доволен своим выбором. Будучи энкаром, я вижу все. Каждая деревня ведь отличается от другой. Я жил в туманах среди горного народа, жил в океане с лайли-тенду. И никогда не скучал. Одиноким себя чувствовал, а чтобы было скучно — никогда.
Анито сжала плечо Укатонена и протянула к нему руки, прося аллу-а.
— Пожалуйста, эн, позволь мне скрасить твое одиночество.
Рябь теплой симпатии пробежала по телу энкара.
— Ты уже сделала это, кене.
20
Джуна осторожно скользнула по ветке к оолоо, одновременно так изменяя окраску кожи, чтобы она соответствовала новой комбинации рисунка теней и солнечных пятен. Сладковатый мускусный запах ящерицы пощипывал ноздри. Она недавно попросила Укатонена и Анито улучшить ее чувство обоняния, и в результате мир сразу обрел новое измерение. Следы других существ теперь обнаруживались на любой поверхности так же отчетливо, как если бы те оставляли там отпечатки своих ног.
Занятые борьбой за первенство, оолоо не замечали ее. Оба крупных самца визжали друг на друга, чешуя на их шеях встала дыбом. Когда Джуна подобралась достаточно близко, она вынула духовую трубку, достала из бамбукового колчана стрелку с отравленным концом и вложила ее в окрашенную яркой краской оконечность трубки.
Подняв заряженную трубку к губам, она стала выбирать цель. На таком расстоянии стрела легко могла просто скользнуть по чешуе обоих соперников. Из остальных четырех ящериц две были самками с маленькими детенышами в сумках, одна — неполовозрелым самцом, наполовину скрытым листвой. Самой лучшей целью была четвертая ящерица — молодая самка, которая сидела прямо напротив Джуны, увлеченная боем самцов. Джуна приложила трубку к губам и прицелилась. Оолоо подняла переднюю лапу, чтобы подтянуть к себе ветку, унизанную фруктами, открыв мягкую, плохо защищенную кожу на груди. Стрела вонзилась под мышку животному — как раз туда, куда целилась Джуна.
Оолоо вскочила, тревожно свистнув. Она вытащила стрелу и повернулась, чтобы следовать за остальными, которые уже мчались по древесным кронам.
Джуна недоуменно смотрела им вслед; ей казалось, что все пошло как-то не так. Должно быть, конец стрелки плохо смазан ядом, а может, стрелка вошла неглубоко, так что яд не попал в кровь животного. Но тут, так и не завершив сделанного прыжка, свернулась в комок и рухнула вниз.
Моуки вынырнул из укрытия и схватил добычу в падении свободной рукой, повиснув на второй, чтобы инерция прыжка доставила его обратно на дерево, где сидела Джуна. Он подал ей мертвую ящерицу.
Джуна взвесила в руке добычу и улыбнулась, от радости вся покрывшись бирюзой. Это была ее первая добыча. Вот уж никогда не думала, что дохлая ящерица может принести ей столько удовольствия, но ведь это животное значит для нее куда больше, чем просто еда. Она значит, что Джуна больше не зависит от доброй воли деревенского люда. Она может добывать мясо и для себя, и для Моуки и вносить свою долю в пиршественный стол не только фруктами. Мертвая ящерица символизировала ее собственную самодостаточность. Джуна перерезала ящерице горло и позволила крови стечь на далекую землю; ноздри ее трепетали.
— Не забудь вырезать пахучие железы, пока мясо не провоняло, — напомнил ей Моуки.
Он помог ей вырезать железы, находившиеся у основания хвоста и у передних лап. Остальная разделка подождет, пока они вернутся в деревню.
— Пойдем домой и покажем Анито, — сказал Моуки. — Она очень любит мясо оолоо. Будет рада.
Джуна рассыпала рябь согласия.
— Хотела бы я, чтобы Укатонен тоже видел это.
— Он вернется только к концу месяца, — ответил Моуки, — и мы тогда добудем оолоо и для него, а если повезет, то и чего-нибудь получше.
Они перескочили на деревенское дерево, неся добычу на виду.
— Это ее первая добыча, — хвастался перед деревенскими Моуки с такой гордостью, будто он сам убил ящерицу. Волна неприязни прошла по телу встречного старейшины.
— В чем дело? — спросила Джуна у Моуки. — Мне кажется, они недовольны.
— Я не уверен, но, по-видимому, нам не положено убивать оолоо.
— А почему ты мне этого не сказал?
— Я не знал. Ты мой ситик, и полагается, чтобы ты учила меня таким вещам, — напомнил Моуки. — Кроме того, в Лайнане все ели оолоо.
Сквозь толпу старейшин протолкалась Анито.
— Прибежал Баха и просил прийти. В чем дело?
— Я принесла свою первую добычу, — сказала Иирин, показывая убитую оолоо. — И это, как мне кажется, огорчило старейшин. В чем моя ошибка?
Серый туман сожаления, запятнанный желтой рябью раздражения, окутал тело Анито.
— Оолоо мы охраняем. Теперь мы должны выплатить компенсацию тому, кто отвечает за эту атву, — объяснила Анито.
— Я не поняла. В Лайнане мы их ели все время, да и потом, во время похода — тоже.
— Оолоо не охраняется ни на диких землях, ни в Лайнане. В Нармоломе охраняется.
Через толпу протиснулась еще одна старейшина. Это была Джохито — одна из самых старых. Джуна ее мало знала. Она заметила раздвоенный знак сожаления на груди Анито. По-видимому, это был не слишком обнадеживающий признак.
— Кене, насколько я понимаю, — сказала Джохито, — твоя атва вошла в конфликт с моей. Придется нам решать эту проблему.
— Иирин убила оолоо. Это была ее первая добыча. Она не знала, что это животное охраняется. Я помогу ей исправить зло, кене.
Джохито долго смотрела на Иирин, знаки неодобрения ярко светились на ее боках.
— Это новое существо должно было бы знать, на что мы охотимся и когда. Она нарушила гармонию Нармолома. По этому поводу нам придется созвать Совет, — сказала она. — Я поговорю об этом с Миато. Он приведет деревню в состояние гармонии и решит, каково должно быть возмещение ущерба.
— Так будет лучше всего, — ответила Анито. Она повернулась и сделала знак Джуне и Моуки следовать за собой в их комнату.
— Извини, Анито, — сказала Джуна, когда они пришли туда. — Я не знала.
Анито коснулась ее плеча.
— Все в порядке. Учись. — На мгновение она посерела. — И тебе надо учиться, и Моуки тоже.
Джуна протянула убитую ящерицу.
— А что будем делать с этим? — спросила она, бурая от стыда.
— Съедим. В конце концов, это все равно твоя первая добыча. Я горжусь тобой, хотя это животное и охраняется.
Джуна отвернулась, скрывая слезы. Похвала Анито доставила ей больше радости, чем она могла выразить.
— Спасибо, — сказала она, одновременно шепча те же символы, которые появлялись на ее коже. — Спасибо тебе.
Анито ласково погладила ее по плечу.
— Ты не закончишь разделку тушки, пока мы с Моуки приготовим другую еду?
Оолоо был слишком мал, чтобы делить на троих, но они как-то обошлись. Этим же вечером к ним пришел Миато.
— Джохито очень сердита из-за того оолоо, — начал Миато. — Она хочет получить компенсацию. Что ты можешь предложить?
— Мы можем на некоторое время дать ей в помощь Иирин и Моуки, — предложила Анито. — Она могла бы рассказать им о своей атве, чтобы они знали, как ее следует охранять.
— Я предложу это, но Джохито может потребовать большего.
— Тогда нам придется рассматривать это дело на Совете, кене, — ответила Анито.
Миато дал понять, что согласен.
— Кроме того, мы должны научить Иирин, на что можно охотиться, а на что нельзя.
Джуна дотронулась до плеча Миато, чтобы обратить на себя внимание.
— Извини меня, кене, но по этому вопросу я хотела бы кое-что сказать сама.
Уши Миато поднялись от неожиданности, и Джуна даже испугалась, не оскорбила ли она главного старейшину.
— Что ж, — сказал он, опуская уши, — послушаем, что там у тебя?
— Я очень сожалею, что убила оолоо и вмешалась в дела атвы Джохито. Это было сделано по незнанию. Я хочу, чтобы меня считали ответственной за возмещение ущерба Джохито, поскольку это вина моя, а не Анито.
Уши Миато снова поднялись, и он бросил взгляд на Анито.
— Как тебе это нравится, кене! — спросил он.
— Я готова позволить ей возместить ущерб Джохито, но хочу участвовать в переговорах с ее стороны, чтобы решение было справедливым.
Миато взглянул на Джуну.
— Я с этим согласна, кене, — ответила Джуна главному старейшине. — Я доверяю Анито защищать мои права, но я должна знать, на что я могу охотиться, а на что не могу. Я не хочу повторения таких ошибок.
— В этом нам нужна помощь всей деревни, — вмешалась Анито. — Это все равно, что обучать бейми. Она и Моуки будут учиться одновременно. Я помогу им обоим.
— Мне придется посоветоваться с другими старейшинами, прежде чем согласиться на такое, — сказал Миато. — Некоторые из них жалуются на новое существо. Они полагают, что она мешает установлению в деревне гармонии. — На его коже проступили чувства недовольства и растерянности. — Если чей-то бейми убьет охраняемого зверя, это дело считается мелочью, и решить его легко. Джохито поднимает такой шум потому, что Иирин тут чужая и вообще — новое существо.
Джуна почувствовала, что ей сводят желудок воспоминания о враждебности жителей Лайнана. Неужели и тут повторится то же самое?
— Мне очень жаль, кене. Я не хотела нарушать гармонию в Нармоломе. Пожалуйста, скажи мне, как я могу поправить дело.
Миато высветил знак мягкого несогласия.
— Для одних единственное лекарство — время и терпение, для других этого будет мало. — Он повернулся к Анито. — Ты же не одна, кто винит в смерти твоего ситика Иирин. Они сердиты и из-за смерти ситика Кихато, хотя та и знала, что взялась за опасное дело.
— А ты? — спросила Джуна. — Как ты относишься ко мне?
Миато окинул ее долгим взглядом. И Джуна внезапно поняла, какой огромный, зияющий провал лежит между нею и тенду.
— Ситик Анито успел вылечиться от твоего яда еще до того, как умер. Я это знаю, так как был одним из старейшин, помогавших ему излечиться. Он умер потому, что завершил твою трансформацию и хотел этим увенчать свою жизнь. Просто пришло ему время умирать. В его смерти ты, Иирин, не виновата, и я тебе ее в счет не ставлю. И большинство деревенских думают так же. Но есть и такие, кто смотрит иначе. Вот это и создает напряжение в гармонии деревни, которое не будет ликвидировано, пока либо ты, либо они не покинут деревню. — Сожаление охватило его тело серым туманом.
— Я говорил с Укатоненом об этих трудностях, — продолжал Миато, обращаясь к Анито. — Он сказал, что ты скоро уйдешь, чтобы стать энкаром. Я постараюсь до того времени как-то сглаживать дисгармонию, но тебе надо быть очень внимательной и не создавать новых неприятностей.
— Я постараюсь, кене, — сказала Анито. — Я буду стараться.
Анито сидела, прислонившись к гладкой, мягко закругленной стене своей комнаты. Лицо закрыто руками, уши тесно прижаты к голове. Она чувствовала, что кожа ее посерела от горя, самого большого горя, которое ей довелось испытать после смерти Илто. Дисгармония в деревне ощущалась ею как глубокая кровоточащая рана, которую залечить было невозможно. Как бы хотела она скрыть свой позор, скрыться где-нибудь в диких джунглях, стать отщепенцем.
Одновременно, однако, она ощущала и гнев. Несмотря на то, что Иирин была чужаком и отличалась глубокой невежественностью, она была надежна, полезна и даже обладала своеобразной, хотя и чуждой Анито, мудростью. Анито полюбила это странное создание и верила ей — в пределах ее компетентности. Иирин была для нее чем-то вроде бейми. Анито должна была защитить ее от злобы и непонимания других деревенских.
Кто-то коснулся ее плеча. Иирин — цвета охры от горя.
— Анито? — спросила она и протянула руки для аллу-а. — Слияние не поможет? — Анито покачала головой. Сейчас она была не в настроении сливаться с новым существом. Слишком была сердита на нее. — Может, я еще чем-то могу быть полезна? — шепнула Джуна.
Анито снова отрицательно качнула головой.
— Дело в других деревенских, да? Но нам же удалось завоевать их в Лайнане? Можно и здесь добиться чего-то в этом роде.
Анито на мгновение отвернулась, ища нужные слова.
— Тут все иначе. Это Нармолом. Я — часть деревни. Она… — Анито начала фразу, не зная, как выразить боль, которую она чувствовала оттого, что вызвала дисгармонию в деревне. — Если бы только Укатонен был здесь! Я не могу… Я — часть деревни.
— Но деревня — не ты. Я знаю, что ты не ненавидишь меня, — сказала Иирин.
Анито вскочила и стала бегать по комнате.
— Ты не понимаешь. Деревня — это я. И я — это деревня. Когда мы в гармонии, то это так, как и должно быть. А сейчас… — Она снова замолчала, не находя слов. — Теперь деревня не в гармонии из-за меня. Я чувствую… мне больно. Я… я потеряла равновесие.
— Пожалуйста, дай мне помочь, — молила Иирин. — Ведь это частично моя вина.
Анито взглянула в глубоко посаженные чужие глаза.
— Ничего ты не сможешь сделать. Я отвечаю за тебя.
— Нет, кене, — сказала Иирин. — Я сама отвечаю за себя. А ты помогаешь мне. Ты удерживаешь меня от глупостей, которые могут причинить вред, но ответственность за свои действия несу я сама.
— Ты моя атва, — стояла на своем Анито. — Я за тебя в ответе. Если ты создала проблему, она — моя ошибка. Деревня винит тебя. Я виню себя.
— А я тебя не виню. Я хочу искупить ошибку, которую я совершила. Я несу за нее ответственность, но мне нужна твоя помощь.
— Все равно ты моя атва. Деревня считает меня ответственной. Значит, и ошибка моя.
— Ах, если б тут был Укатонен! Уж он-то что-нибудь придумал бы.
— А может, нам надо радоваться, что его нет, — сказала Анито. — Его могли бы попросить вынести решение, и оно могло нам не понравиться. Лучше решать среди своих.
— А что мне делать?
— Пойти на собрание Совета, — сказала Анито. — Извиниться. Предложить помочь устранить ущерб. Попросить, чтобы тебя научили всему, что относится к атвам. И дать мне торговаться за тебя. Я постараюсь добиться самого малого наказания. — По коже Анито прошло облачко, что было равнозначно вздоху. — Вот и все, что мы можем.
Джуна глубоко вздохнула, стараясь уменьшить свое нервное напряжение перед лицом Совета.
— Кене, я пришла сюда, чтобы признать вину за тот вред, который я причинила, и предложить сделать все, что смогу, чтобы загладить свою вину перед атвой Джохито. Я действовала по незнанию и приношу извинения. Я хотела бы знать больше, чтобы в будущем избежать подобных ошибок. Я мало знаю о ваших Советах, а потому прошу Анито дальше говорить за меня.
Миато выразил согласие, и Анито встала, чтобы начать говорить.
— Я прошу вашей мудрости. Иирин — новое существо среди нас и еще не знает всех тонкостей нашей жизни. Научим ее, и она не нарушит наших обычаев вновь. Научим ее, и она научит свой народ, когда он вернется сюда. Они причинят меньше бед, если мы научим Иирин нашим обычаям. А это принесет пользу всем тенду.
Поднялся другой старейшина. Это был Омито — один из самых опытных старейшин, обойденный, когда Укатонен выбрал Миато в качестве главного старейшины.
Занятые борьбой за первенство, оолоо не замечали ее. Оба крупных самца визжали друг на друга, чешуя на их шеях встала дыбом. Когда Джуна подобралась достаточно близко, она вынула духовую трубку, достала из бамбукового колчана стрелку с отравленным концом и вложила ее в окрашенную яркой краской оконечность трубки.
Подняв заряженную трубку к губам, она стала выбирать цель. На таком расстоянии стрела легко могла просто скользнуть по чешуе обоих соперников. Из остальных четырех ящериц две были самками с маленькими детенышами в сумках, одна — неполовозрелым самцом, наполовину скрытым листвой. Самой лучшей целью была четвертая ящерица — молодая самка, которая сидела прямо напротив Джуны, увлеченная боем самцов. Джуна приложила трубку к губам и прицелилась. Оолоо подняла переднюю лапу, чтобы подтянуть к себе ветку, унизанную фруктами, открыв мягкую, плохо защищенную кожу на груди. Стрела вонзилась под мышку животному — как раз туда, куда целилась Джуна.
Оолоо вскочила, тревожно свистнув. Она вытащила стрелу и повернулась, чтобы следовать за остальными, которые уже мчались по древесным кронам.
Джуна недоуменно смотрела им вслед; ей казалось, что все пошло как-то не так. Должно быть, конец стрелки плохо смазан ядом, а может, стрелка вошла неглубоко, так что яд не попал в кровь животного. Но тут, так и не завершив сделанного прыжка, свернулась в комок и рухнула вниз.
Моуки вынырнул из укрытия и схватил добычу в падении свободной рукой, повиснув на второй, чтобы инерция прыжка доставила его обратно на дерево, где сидела Джуна. Он подал ей мертвую ящерицу.
Джуна взвесила в руке добычу и улыбнулась, от радости вся покрывшись бирюзой. Это была ее первая добыча. Вот уж никогда не думала, что дохлая ящерица может принести ей столько удовольствия, но ведь это животное значит для нее куда больше, чем просто еда. Она значит, что Джуна больше не зависит от доброй воли деревенского люда. Она может добывать мясо и для себя, и для Моуки и вносить свою долю в пиршественный стол не только фруктами. Мертвая ящерица символизировала ее собственную самодостаточность. Джуна перерезала ящерице горло и позволила крови стечь на далекую землю; ноздри ее трепетали.
— Не забудь вырезать пахучие железы, пока мясо не провоняло, — напомнил ей Моуки.
Он помог ей вырезать железы, находившиеся у основания хвоста и у передних лап. Остальная разделка подождет, пока они вернутся в деревню.
— Пойдем домой и покажем Анито, — сказал Моуки. — Она очень любит мясо оолоо. Будет рада.
Джуна рассыпала рябь согласия.
— Хотела бы я, чтобы Укатонен тоже видел это.
— Он вернется только к концу месяца, — ответил Моуки, — и мы тогда добудем оолоо и для него, а если повезет, то и чего-нибудь получше.
Они перескочили на деревенское дерево, неся добычу на виду.
— Это ее первая добыча, — хвастался перед деревенскими Моуки с такой гордостью, будто он сам убил ящерицу. Волна неприязни прошла по телу встречного старейшины.
— В чем дело? — спросила Джуна у Моуки. — Мне кажется, они недовольны.
— Я не уверен, но, по-видимому, нам не положено убивать оолоо.
— А почему ты мне этого не сказал?
— Я не знал. Ты мой ситик, и полагается, чтобы ты учила меня таким вещам, — напомнил Моуки. — Кроме того, в Лайнане все ели оолоо.
Сквозь толпу старейшин протолкалась Анито.
— Прибежал Баха и просил прийти. В чем дело?
— Я принесла свою первую добычу, — сказала Иирин, показывая убитую оолоо. — И это, как мне кажется, огорчило старейшин. В чем моя ошибка?
Серый туман сожаления, запятнанный желтой рябью раздражения, окутал тело Анито.
— Оолоо мы охраняем. Теперь мы должны выплатить компенсацию тому, кто отвечает за эту атву, — объяснила Анито.
— Я не поняла. В Лайнане мы их ели все время, да и потом, во время похода — тоже.
— Оолоо не охраняется ни на диких землях, ни в Лайнане. В Нармоломе охраняется.
Через толпу протиснулась еще одна старейшина. Это была Джохито — одна из самых старых. Джуна ее мало знала. Она заметила раздвоенный знак сожаления на груди Анито. По-видимому, это был не слишком обнадеживающий признак.
— Кене, насколько я понимаю, — сказала Джохито, — твоя атва вошла в конфликт с моей. Придется нам решать эту проблему.
— Иирин убила оолоо. Это была ее первая добыча. Она не знала, что это животное охраняется. Я помогу ей исправить зло, кене.
Джохито долго смотрела на Иирин, знаки неодобрения ярко светились на ее боках.
— Это новое существо должно было бы знать, на что мы охотимся и когда. Она нарушила гармонию Нармолома. По этому поводу нам придется созвать Совет, — сказала она. — Я поговорю об этом с Миато. Он приведет деревню в состояние гармонии и решит, каково должно быть возмещение ущерба.
— Так будет лучше всего, — ответила Анито. Она повернулась и сделала знак Джуне и Моуки следовать за собой в их комнату.
— Извини, Анито, — сказала Джуна, когда они пришли туда. — Я не знала.
Анито коснулась ее плеча.
— Все в порядке. Учись. — На мгновение она посерела. — И тебе надо учиться, и Моуки тоже.
Джуна протянула убитую ящерицу.
— А что будем делать с этим? — спросила она, бурая от стыда.
— Съедим. В конце концов, это все равно твоя первая добыча. Я горжусь тобой, хотя это животное и охраняется.
Джуна отвернулась, скрывая слезы. Похвала Анито доставила ей больше радости, чем она могла выразить.
— Спасибо, — сказала она, одновременно шепча те же символы, которые появлялись на ее коже. — Спасибо тебе.
Анито ласково погладила ее по плечу.
— Ты не закончишь разделку тушки, пока мы с Моуки приготовим другую еду?
Оолоо был слишком мал, чтобы делить на троих, но они как-то обошлись. Этим же вечером к ним пришел Миато.
— Джохито очень сердита из-за того оолоо, — начал Миато. — Она хочет получить компенсацию. Что ты можешь предложить?
— Мы можем на некоторое время дать ей в помощь Иирин и Моуки, — предложила Анито. — Она могла бы рассказать им о своей атве, чтобы они знали, как ее следует охранять.
— Я предложу это, но Джохито может потребовать большего.
— Тогда нам придется рассматривать это дело на Совете, кене, — ответила Анито.
Миато дал понять, что согласен.
— Кроме того, мы должны научить Иирин, на что можно охотиться, а на что нельзя.
Джуна дотронулась до плеча Миато, чтобы обратить на себя внимание.
— Извини меня, кене, но по этому вопросу я хотела бы кое-что сказать сама.
Уши Миато поднялись от неожиданности, и Джуна даже испугалась, не оскорбила ли она главного старейшину.
— Что ж, — сказал он, опуская уши, — послушаем, что там у тебя?
— Я очень сожалею, что убила оолоо и вмешалась в дела атвы Джохито. Это было сделано по незнанию. Я хочу, чтобы меня считали ответственной за возмещение ущерба Джохито, поскольку это вина моя, а не Анито.
Уши Миато снова поднялись, и он бросил взгляд на Анито.
— Как тебе это нравится, кене! — спросил он.
— Я готова позволить ей возместить ущерб Джохито, но хочу участвовать в переговорах с ее стороны, чтобы решение было справедливым.
Миато взглянул на Джуну.
— Я с этим согласна, кене, — ответила Джуна главному старейшине. — Я доверяю Анито защищать мои права, но я должна знать, на что я могу охотиться, а на что не могу. Я не хочу повторения таких ошибок.
— В этом нам нужна помощь всей деревни, — вмешалась Анито. — Это все равно, что обучать бейми. Она и Моуки будут учиться одновременно. Я помогу им обоим.
— Мне придется посоветоваться с другими старейшинами, прежде чем согласиться на такое, — сказал Миато. — Некоторые из них жалуются на новое существо. Они полагают, что она мешает установлению в деревне гармонии. — На его коже проступили чувства недовольства и растерянности. — Если чей-то бейми убьет охраняемого зверя, это дело считается мелочью, и решить его легко. Джохито поднимает такой шум потому, что Иирин тут чужая и вообще — новое существо.
Джуна почувствовала, что ей сводят желудок воспоминания о враждебности жителей Лайнана. Неужели и тут повторится то же самое?
— Мне очень жаль, кене. Я не хотела нарушать гармонию в Нармоломе. Пожалуйста, скажи мне, как я могу поправить дело.
Миато высветил знак мягкого несогласия.
— Для одних единственное лекарство — время и терпение, для других этого будет мало. — Он повернулся к Анито. — Ты же не одна, кто винит в смерти твоего ситика Иирин. Они сердиты и из-за смерти ситика Кихато, хотя та и знала, что взялась за опасное дело.
— А ты? — спросила Джуна. — Как ты относишься ко мне?
Миато окинул ее долгим взглядом. И Джуна внезапно поняла, какой огромный, зияющий провал лежит между нею и тенду.
— Ситик Анито успел вылечиться от твоего яда еще до того, как умер. Я это знаю, так как был одним из старейшин, помогавших ему излечиться. Он умер потому, что завершил твою трансформацию и хотел этим увенчать свою жизнь. Просто пришло ему время умирать. В его смерти ты, Иирин, не виновата, и я тебе ее в счет не ставлю. И большинство деревенских думают так же. Но есть и такие, кто смотрит иначе. Вот это и создает напряжение в гармонии деревни, которое не будет ликвидировано, пока либо ты, либо они не покинут деревню. — Сожаление охватило его тело серым туманом.
— Я говорил с Укатоненом об этих трудностях, — продолжал Миато, обращаясь к Анито. — Он сказал, что ты скоро уйдешь, чтобы стать энкаром. Я постараюсь до того времени как-то сглаживать дисгармонию, но тебе надо быть очень внимательной и не создавать новых неприятностей.
— Я постараюсь, кене, — сказала Анито. — Я буду стараться.
Анито сидела, прислонившись к гладкой, мягко закругленной стене своей комнаты. Лицо закрыто руками, уши тесно прижаты к голове. Она чувствовала, что кожа ее посерела от горя, самого большого горя, которое ей довелось испытать после смерти Илто. Дисгармония в деревне ощущалась ею как глубокая кровоточащая рана, которую залечить было невозможно. Как бы хотела она скрыть свой позор, скрыться где-нибудь в диких джунглях, стать отщепенцем.
Одновременно, однако, она ощущала и гнев. Несмотря на то, что Иирин была чужаком и отличалась глубокой невежественностью, она была надежна, полезна и даже обладала своеобразной, хотя и чуждой Анито, мудростью. Анито полюбила это странное создание и верила ей — в пределах ее компетентности. Иирин была для нее чем-то вроде бейми. Анито должна была защитить ее от злобы и непонимания других деревенских.
Кто-то коснулся ее плеча. Иирин — цвета охры от горя.
— Анито? — спросила она и протянула руки для аллу-а. — Слияние не поможет? — Анито покачала головой. Сейчас она была не в настроении сливаться с новым существом. Слишком была сердита на нее. — Может, я еще чем-то могу быть полезна? — шепнула Джуна.
Анито снова отрицательно качнула головой.
— Дело в других деревенских, да? Но нам же удалось завоевать их в Лайнане? Можно и здесь добиться чего-то в этом роде.
Анито на мгновение отвернулась, ища нужные слова.
— Тут все иначе. Это Нармолом. Я — часть деревни. Она… — Анито начала фразу, не зная, как выразить боль, которую она чувствовала оттого, что вызвала дисгармонию в деревне. — Если бы только Укатонен был здесь! Я не могу… Я — часть деревни.
— Но деревня — не ты. Я знаю, что ты не ненавидишь меня, — сказала Иирин.
Анито вскочила и стала бегать по комнате.
— Ты не понимаешь. Деревня — это я. И я — это деревня. Когда мы в гармонии, то это так, как и должно быть. А сейчас… — Она снова замолчала, не находя слов. — Теперь деревня не в гармонии из-за меня. Я чувствую… мне больно. Я… я потеряла равновесие.
— Пожалуйста, дай мне помочь, — молила Иирин. — Ведь это частично моя вина.
Анито взглянула в глубоко посаженные чужие глаза.
— Ничего ты не сможешь сделать. Я отвечаю за тебя.
— Нет, кене, — сказала Иирин. — Я сама отвечаю за себя. А ты помогаешь мне. Ты удерживаешь меня от глупостей, которые могут причинить вред, но ответственность за свои действия несу я сама.
— Ты моя атва, — стояла на своем Анито. — Я за тебя в ответе. Если ты создала проблему, она — моя ошибка. Деревня винит тебя. Я виню себя.
— А я тебя не виню. Я хочу искупить ошибку, которую я совершила. Я несу за нее ответственность, но мне нужна твоя помощь.
— Все равно ты моя атва. Деревня считает меня ответственной. Значит, и ошибка моя.
— Ах, если б тут был Укатонен! Уж он-то что-нибудь придумал бы.
— А может, нам надо радоваться, что его нет, — сказала Анито. — Его могли бы попросить вынести решение, и оно могло нам не понравиться. Лучше решать среди своих.
— А что мне делать?
— Пойти на собрание Совета, — сказала Анито. — Извиниться. Предложить помочь устранить ущерб. Попросить, чтобы тебя научили всему, что относится к атвам. И дать мне торговаться за тебя. Я постараюсь добиться самого малого наказания. — По коже Анито прошло облачко, что было равнозначно вздоху. — Вот и все, что мы можем.
Джуна глубоко вздохнула, стараясь уменьшить свое нервное напряжение перед лицом Совета.
— Кене, я пришла сюда, чтобы признать вину за тот вред, который я причинила, и предложить сделать все, что смогу, чтобы загладить свою вину перед атвой Джохито. Я действовала по незнанию и приношу извинения. Я хотела бы знать больше, чтобы в будущем избежать подобных ошибок. Я мало знаю о ваших Советах, а потому прошу Анито дальше говорить за меня.
Миато выразил согласие, и Анито встала, чтобы начать говорить.
— Я прошу вашей мудрости. Иирин — новое существо среди нас и еще не знает всех тонкостей нашей жизни. Научим ее, и она не нарушит наших обычаев вновь. Научим ее, и она научит свой народ, когда он вернется сюда. Они причинят меньше бед, если мы научим Иирин нашим обычаям. А это принесет пользу всем тенду.
Поднялся другой старейшина. Это был Омито — один из самых опытных старейшин, обойденный, когда Укатонен выбрал Миато в качестве главного старейшины.