Страница:
Спустившись примерно на одну пятую часть высоты дупла, они оказались на крошечном балкончике и вошли в одну из множества арочных дверей, выходивших прямо на пандус. Через полуметровую стену маленький проход вел в комнату, формой похожую на кусок яблочного пирога, у которого острый кончик был слегка обрезан.
Комната была довольно большая, во всяком случае, больше общей комнаты в доме, где жила брачная группа Джуны. Подумав об этом, она ощутила слабую боль, которая появлялась всегда, когда Джуна вспоминала о своем неудачном браке.
Два маленьких окна, заглубленных в метровую толщу стены, были предназначены скорее для того, чтобы снабжать обитателей свежим воздухом, чем светом. Те же самые грибы, которые освещали внутренность ствола, покрывали низкий потолок, заливая комнату голубым сиянием, не отбрасывающим теней. Связки веревок и сети были аккуратно развешаны на колышках у двери. На полках, враставших в стены, находились корзины, сосуды из чего-то вроде бутылочных тыкв, свертки, обернутые в листья. Общее впечатление чистоты и порядка нарушали лишь крупные насекомые, которые деловито шныряли по освещенному потолку. Пол поднимался, образуя платформу в широкой части комнаты. На краю платформы сидели три туземца. Их уши развернулись во всю ширь при виде входящей Джуны.
Один из сидящих знаком приказал ей приблизиться. Он был ужасающе тощ; кожа его казалась выцветшей, двигался он медленно. «Уж не болен ли он», — подумала Джуна. Туземец велел ей сесть, сделав слабый вялый жест рукой, пальцы на которой остались полусогнутыми. Джуна села лицом к тощему туземцу. Ее проводник опустился на корточки рядом с ней, его длинные тонкие пальцы на ногах широко растопырились, видимо, для лучшего сохранения равновесия.
Больной инопланетянин тщательно осмотрел руки Джуны, пристально вглядываясь в ее ладони. Потом ощупал концы пальцев — один за другим, — заставляя когти вылезать из подушечек. Это было больно. Джуна попыталась отнять руку, но хватка у туземца, несмотря на его хлипкое сложение, была просто железная. Еще более внимательно он оглядел припухшие красные шпоры, а потом провел пальцами по спине Джуны. Он даже раздвинул ей колени и осмотрел гениталии. Джуна вспомнила, как осматривали на ярмарках овец в те времена, когда она была подростком. Теперь она поняла, что должны были бы чувствовать эти овцы, умей они мыслить. Пришлось напрячь волю, чтобы подавить желание сопротивляться. Ведь от этих туземцев зависела ее жизнь. Даже один враждебный жест с ее стороны мог оказаться фатальным.
Наконец осмотр завершился. Проводник Джуны и один из сидевших на платформе покинули комнату, протискиваясь сквозь толпу любопытствующих зевак, сгрудившихся у входа. Джуна вдруг ощутила страшную усталость и слабость. Она согнулась, опустила голову на колени, будто шок от того, что ей пришлось перенести, окончательно доконал ее. «Вряд ли я произвела на них сильное впечатление как представитель моей расы», — подумала она, стыдясь своей слабости. Усилием воли она заставила себя сесть прямо.
Двое оставшихся в комнате туземцев молча наблюдали за ней. Слабые цветные узоры пробегали по их телам подобно отражению волн на глади пруда. Тощий туземец показал рукой на ряд тыквенных посудин. Другой туземец встал и подал больному одну из них. Тот снял крышку и вынул из сосуда кусок сотового меда, протянув его Джуне.
Джуна с наслаждением впилась в соты зубами. Густой сладкий мед таял во рту, стекал по ее подбородку. Она с наслаждением жевала соты, высасывая из воска сладкий сироп. Проглотив мед, она выплюнула воск на ладонь. Ее кожа густо покраснела, когда она перевела на туземцев вопрошающий взгляд. Ей подали зеленый лист, и Джуна положила на него выжатый досуха комок воска. Вокруг него тут же закружились пчелы, которые, вероятно, использовали воск повторно в своих ульях.
Сладкий мед, казалось, дал ей новый мощный заряд энергии. В голове сразу просветлело, да и физически она почувствовала себя куда лучше. Джуна погладила костяшками пальцев руку старика, надеясь, что цвет ее кожи правильно отражает чувство испытываемой ею благодарности. Его уши широко распахнулись от удивления, и он, внезапно став пурпурным, взглянул на своего компаньона. Поток сменяющихся узоров пробежал у того слишком быстро, чтобы Джуна могла хоть что-то разобрать. Больной туземец долго вглядывался в узоры, а потом ответил целой серией собственных.
Наблюдая за происходящим, Джуна поняла, что узоры имеют свое значение. Главным средством общения у инопланетян было зрение. Сердце у нее упало. Если у туземцев язык основан на зрительном восприятии, ей, особенно без компьютера, понадобится уйма времени, чтобы изучить их методы коммуникации.
Экспедиция же должна покинуть планету через два с половиной стандартных земных месяца, если считать от дня крушения флайера. Джуна не имела ни малейшего представления о том, сколько времени она провела без сознания. Если она вскоре не вернется на базу, то останется тут навсегда. Страх перехватил ей горло, когда она представила себе такую перспективу. Надо спешить. Если в течение нескольких дней она не найдет проводника, ей придется пуститься в путь одной.
Двое ушедших туземцев вернулись, неся большие листья, на которых высились целые горы пищи. Кроме того, появились две фляжки с чистой водой.
В животе Джуны громко заурчало. Уши туземцев насторожились, и они уставились на Джуну, порозовев от любопытства. Она тоже покраснела, но уже от стыда. Ее кожа стала темно-коричневой, почти вернув свой прежний оттенок. Бледные зеленые и синие волны омыли тело больного туземца. Может, он потешается над ней? Джуна пожала плечами и покраснела еще сильнее. Больной туземец успокаивающе положил ей руку на плечо. Она улыбнулась и снова погладила его руку костяшками своей. Эти существа определенно начинали ей нравиться.
Ей протянули чашу, до краев наполненную водой. Вода пресная, со слабым кисловатым привкусом. Джуна жадно осушила чашу. Так много всего случилось, что она даже не почувствовала, что умирает от жажды. Туземцы попили, а потом обрызгали себя водой. Джуна тоже облилась, смывая следы липкого меда.
После этого туземцы принялись за еду. Ее проводник выбрал маленький красный плод, понюхал его и протянул Джуне. Джуна взяла его и тщательно осмотрела. Плод был незнакомый, так что, надо думать, принадлежал к виду, еще не известному экспедиции. Она понюхала его — может, так полагается делать? Плод имел сильный и сложный аромат, сладкий, как у хорошего вина. Больной туземец дотронулся до ее руки своими костяшками. Он держал в руках такой же плод и показывал, как его надо чистить и есть. Вкус был, как у лучших сортов бочкового рислинга отца Джуны, но без привкуса алкоголя.
Пища была восхитительна, но вид и вкусовые свойства не всегда совпадали. Один фрукт вкусом и запахом походил на сливочный крем с корицей, другой напоминал сырого краба. Джуна попробовала светло-серое мясо. Сладковатое, будто замаринованное во фруктовом соке, но почему-то с солью и привкусом сыра. Интересно, подумала она, от какого оно зверя?
Туземцы пичкали ее едой, пока она не наелась до отвала. Еда резко изменила ситуацию. Джуна больше не чувствовала себя так, будто любой порыв ветра может унести ее прочь. Когда трапеза кончилась, ее проводник налил воды в чашу, сделанную из половинки тыквы, и по очереди поднес ее каждому. Все вымыли руки, а также ополоснули лица, чтобы смыть остатки еды.
Когда это было сделано, больной туземец протянул Джуне руки шпорами вверх. Ничего не понимая, Джуна отрицательно покачала головой. Инопланетянин наклонился и схватил ее за руку чуть повыше запястья. Прикосновение было прохладным и сильным. Затем шпора проколола ей кожу, и Джуна внезапно потеряла способность двигаться. Страх охватил ее, когда она безуспешно пыталась стряхнуть с себя мгновенный паралич. Но ужас, возникший с такой быстротой, так же быстро был смыт без остатка. Джуна понимала, что бояться надо, но страха не было. Ее проводник взял другую руку больного туземца. Их шпоры соединились. Третий туземец соединил свою шпору со шпорой на другой руке проводника.
Ощущение было такое, будто со всех сторон ее окружает теплый лед. Джуна чувствовала, будто нечто, совершенно чуждое ей, ползет сквозь нее, ощущаясь как холод, разливающийся по ее кровеносным сосудам. Нет, скорее это чьи-то скользкие руки ощупывают ее плоть там — внутри. Замкнутая в кокон пассивности, Джуна могла лишь стыть в парализующем страхе, пока это чуждое ей нечто овладевало ее телом.
Когда-то в лагере беженцев пять ребят постарше Джуны повалили ее на землю и стали по очереди насиловать. Ей было тогда восемь. Насилие, творимое туземцами, оживило это в памяти — стыд, унижение, бессилие. Где-то внутри поднималась волна гнева. Она швырнула этот гнев в то инопланетное нечто, которое угнездилось в ней. Другого оружия для борьбы у Джуны не было.
А потом волна невыразимого наслаждения смыла ярость Джуны так легко, будто это была крохотная пушинка, уносимая бризом. Джута купалась в теплом море эйфории, которое существовало где-то вне ее тела. Ничто другое не имело значения. С ощущением невероятного счастья Джуна погрузилась в глубины забытья.
А потом она проснулась. Теплые влажные листья наполовину скрывали ее тело. Двое туземцев спали на куче листвы в другом конце комнаты. Джуна припомнила то холодное нечто, которое изнутри изучало ее тело, и ее затрясло, несмотря на влажное тепло, царившее в дереве.
Потом пришла память о волне наслаждения, которая полностью уничтожила способность к сопротивлению. Джуна села — дрожащая, голая, напуганная тем, как легко инопланетяне овладели ею. И тем, как ей это понравилось.
Бежать! Лучше смерть, лучше голодная смерть, лучше гибель в джунглях, чем сидеть тут и переносить подобные насилия над собой.
Джуна собрала все, что могла: кремневый нож, фляжку с водой, маленькую сеть, моток веревки, сложила все это в одну из сумок туземцев. Затем собрала всю еду, которую нашла, и сунула ее в другой мешок. Закинув мешки за спину, она начала долгое путешествие вверх — к выходу из дерева.
Двое туземцев видели, как она идет по пандусу в направлении выхода. Она сжалась, ожидая, что они поднимут тревогу или попытаются задержать ее, но те только с любопытством следили за ней глазами. Джуна не останавливалась, боясь, что удача покинет ее. Она достигла выхода и вылезла наружу. Там была ночь. Шел сильный дождь, поливавший ее все время, пока Джуна выбиралась на развилку ветвей. Не видно ни зги…
Джуна остановилась. Тот ужас, который гнал ее наружу, немного ослабел, и теперь она могла думать более трезво. Итак, от инопланетян она избавилась. Что же дальше?
База располагалась на берегу океана. Флайер, когда рухнул на землю, находился в шестистах километрах северо-восточнее базы. Внезапная солнечная буря заблокировала радиосвязь. После нескольких дней ожидания они решили идти пешком. В направлении побережья они двигались около девяноста часов. Туземцы не могли оттащить ее далеко. Вероятно, она находится всего лишь в нескольких километрах от того места, где потеряла сознание.
Джуна зажмурилась, стараясь вспомнить фотоснимки региона. К северу течет большая река. Они пересекли ее, летя на флайере. Все другие реки впадают в нее. Если Джуна пойдет вниз по течению реки к океану, то обязательно достигнет лагеря. Путь неблизкий, но если она не погибнет от голода или не станет жертвой хищников, дело может выгореть.
Однако первым делом надо добраться до земли. Ей следует уйти при дневном свете как можно дальше на тот случай, если туземцы задумают ее преследовать.
Джуна ощупью стала спускаться вниз, руками и ногами отыскивая места, за которые можно было уцепиться. Спуск был долгий и страшный. Сырая бархатистая тьма ночи уже немного рассеялась с приближением рассвета, когда нога Джуны коснулась влажного покрова гниющих листьев, покрывавших почву.
Несколько минут она стояла, обнимая толстый опорный корень огромного дерева; ее лицо прижималось к его шершавой коре, а сердце стучало как молот. Джуна все еще не могла поверить, что спустилась на землю в целости и сохранности. Она повернулась спиной к дереву и ощупью пошла сквозь мрачный сумрак предрассветного леса, пока не вышла на склон, который привел ее к берегу ручейка. Тут она вволю напилась и вымыла лицо и руки.
Лицо. Она подумала о том, как воспримут другие члены экспедиции ее гротескный новый облик. Поймут ли они, что она человек? Она стряхнула капли с рук. Ладно, будем волноваться, когда (и если) вернемся на базу. Джуна чувствовала, что страх снова сжимает ей горло. Она не имеет права позволить себе паниковать, не может, если хочет добраться живой до дому.
Начал разгораться восход. Теперь Джуна видела гораздо больше, чем какие-то пятна и тени. Она перекусила и пошла дальше. Ей надо было идти очень быстро — ведь туземцы, возможно, уже напали на ее след.
Усталость свалила ее с ног ближе к вечеру. Джуна съела несколько маленьких плодов из сумки и прикончила последний кусочек сушеного мяса. Затем свернулась клубочком между двумя опорными корнями какого-то дерева, зарылась в листья и заснула.
Комната была довольно большая, во всяком случае, больше общей комнаты в доме, где жила брачная группа Джуны. Подумав об этом, она ощутила слабую боль, которая появлялась всегда, когда Джуна вспоминала о своем неудачном браке.
Два маленьких окна, заглубленных в метровую толщу стены, были предназначены скорее для того, чтобы снабжать обитателей свежим воздухом, чем светом. Те же самые грибы, которые освещали внутренность ствола, покрывали низкий потолок, заливая комнату голубым сиянием, не отбрасывающим теней. Связки веревок и сети были аккуратно развешаны на колышках у двери. На полках, враставших в стены, находились корзины, сосуды из чего-то вроде бутылочных тыкв, свертки, обернутые в листья. Общее впечатление чистоты и порядка нарушали лишь крупные насекомые, которые деловито шныряли по освещенному потолку. Пол поднимался, образуя платформу в широкой части комнаты. На краю платформы сидели три туземца. Их уши развернулись во всю ширь при виде входящей Джуны.
Один из сидящих знаком приказал ей приблизиться. Он был ужасающе тощ; кожа его казалась выцветшей, двигался он медленно. «Уж не болен ли он», — подумала Джуна. Туземец велел ей сесть, сделав слабый вялый жест рукой, пальцы на которой остались полусогнутыми. Джуна села лицом к тощему туземцу. Ее проводник опустился на корточки рядом с ней, его длинные тонкие пальцы на ногах широко растопырились, видимо, для лучшего сохранения равновесия.
Больной инопланетянин тщательно осмотрел руки Джуны, пристально вглядываясь в ее ладони. Потом ощупал концы пальцев — один за другим, — заставляя когти вылезать из подушечек. Это было больно. Джуна попыталась отнять руку, но хватка у туземца, несмотря на его хлипкое сложение, была просто железная. Еще более внимательно он оглядел припухшие красные шпоры, а потом провел пальцами по спине Джуны. Он даже раздвинул ей колени и осмотрел гениталии. Джуна вспомнила, как осматривали на ярмарках овец в те времена, когда она была подростком. Теперь она поняла, что должны были бы чувствовать эти овцы, умей они мыслить. Пришлось напрячь волю, чтобы подавить желание сопротивляться. Ведь от этих туземцев зависела ее жизнь. Даже один враждебный жест с ее стороны мог оказаться фатальным.
Наконец осмотр завершился. Проводник Джуны и один из сидевших на платформе покинули комнату, протискиваясь сквозь толпу любопытствующих зевак, сгрудившихся у входа. Джуна вдруг ощутила страшную усталость и слабость. Она согнулась, опустила голову на колени, будто шок от того, что ей пришлось перенести, окончательно доконал ее. «Вряд ли я произвела на них сильное впечатление как представитель моей расы», — подумала она, стыдясь своей слабости. Усилием воли она заставила себя сесть прямо.
Двое оставшихся в комнате туземцев молча наблюдали за ней. Слабые цветные узоры пробегали по их телам подобно отражению волн на глади пруда. Тощий туземец показал рукой на ряд тыквенных посудин. Другой туземец встал и подал больному одну из них. Тот снял крышку и вынул из сосуда кусок сотового меда, протянув его Джуне.
Джуна с наслаждением впилась в соты зубами. Густой сладкий мед таял во рту, стекал по ее подбородку. Она с наслаждением жевала соты, высасывая из воска сладкий сироп. Проглотив мед, она выплюнула воск на ладонь. Ее кожа густо покраснела, когда она перевела на туземцев вопрошающий взгляд. Ей подали зеленый лист, и Джуна положила на него выжатый досуха комок воска. Вокруг него тут же закружились пчелы, которые, вероятно, использовали воск повторно в своих ульях.
Сладкий мед, казалось, дал ей новый мощный заряд энергии. В голове сразу просветлело, да и физически она почувствовала себя куда лучше. Джуна погладила костяшками пальцев руку старика, надеясь, что цвет ее кожи правильно отражает чувство испытываемой ею благодарности. Его уши широко распахнулись от удивления, и он, внезапно став пурпурным, взглянул на своего компаньона. Поток сменяющихся узоров пробежал у того слишком быстро, чтобы Джуна могла хоть что-то разобрать. Больной туземец долго вглядывался в узоры, а потом ответил целой серией собственных.
Наблюдая за происходящим, Джуна поняла, что узоры имеют свое значение. Главным средством общения у инопланетян было зрение. Сердце у нее упало. Если у туземцев язык основан на зрительном восприятии, ей, особенно без компьютера, понадобится уйма времени, чтобы изучить их методы коммуникации.
Экспедиция же должна покинуть планету через два с половиной стандартных земных месяца, если считать от дня крушения флайера. Джуна не имела ни малейшего представления о том, сколько времени она провела без сознания. Если она вскоре не вернется на базу, то останется тут навсегда. Страх перехватил ей горло, когда она представила себе такую перспективу. Надо спешить. Если в течение нескольких дней она не найдет проводника, ей придется пуститься в путь одной.
Двое ушедших туземцев вернулись, неся большие листья, на которых высились целые горы пищи. Кроме того, появились две фляжки с чистой водой.
В животе Джуны громко заурчало. Уши туземцев насторожились, и они уставились на Джуну, порозовев от любопытства. Она тоже покраснела, но уже от стыда. Ее кожа стала темно-коричневой, почти вернув свой прежний оттенок. Бледные зеленые и синие волны омыли тело больного туземца. Может, он потешается над ней? Джуна пожала плечами и покраснела еще сильнее. Больной туземец успокаивающе положил ей руку на плечо. Она улыбнулась и снова погладила его руку костяшками своей. Эти существа определенно начинали ей нравиться.
Ей протянули чашу, до краев наполненную водой. Вода пресная, со слабым кисловатым привкусом. Джуна жадно осушила чашу. Так много всего случилось, что она даже не почувствовала, что умирает от жажды. Туземцы попили, а потом обрызгали себя водой. Джуна тоже облилась, смывая следы липкого меда.
После этого туземцы принялись за еду. Ее проводник выбрал маленький красный плод, понюхал его и протянул Джуне. Джуна взяла его и тщательно осмотрела. Плод был незнакомый, так что, надо думать, принадлежал к виду, еще не известному экспедиции. Она понюхала его — может, так полагается делать? Плод имел сильный и сложный аромат, сладкий, как у хорошего вина. Больной туземец дотронулся до ее руки своими костяшками. Он держал в руках такой же плод и показывал, как его надо чистить и есть. Вкус был, как у лучших сортов бочкового рислинга отца Джуны, но без привкуса алкоголя.
Пища была восхитительна, но вид и вкусовые свойства не всегда совпадали. Один фрукт вкусом и запахом походил на сливочный крем с корицей, другой напоминал сырого краба. Джуна попробовала светло-серое мясо. Сладковатое, будто замаринованное во фруктовом соке, но почему-то с солью и привкусом сыра. Интересно, подумала она, от какого оно зверя?
Туземцы пичкали ее едой, пока она не наелась до отвала. Еда резко изменила ситуацию. Джуна больше не чувствовала себя так, будто любой порыв ветра может унести ее прочь. Когда трапеза кончилась, ее проводник налил воды в чашу, сделанную из половинки тыквы, и по очереди поднес ее каждому. Все вымыли руки, а также ополоснули лица, чтобы смыть остатки еды.
Когда это было сделано, больной туземец протянул Джуне руки шпорами вверх. Ничего не понимая, Джуна отрицательно покачала головой. Инопланетянин наклонился и схватил ее за руку чуть повыше запястья. Прикосновение было прохладным и сильным. Затем шпора проколола ей кожу, и Джуна внезапно потеряла способность двигаться. Страх охватил ее, когда она безуспешно пыталась стряхнуть с себя мгновенный паралич. Но ужас, возникший с такой быстротой, так же быстро был смыт без остатка. Джуна понимала, что бояться надо, но страха не было. Ее проводник взял другую руку больного туземца. Их шпоры соединились. Третий туземец соединил свою шпору со шпорой на другой руке проводника.
Ощущение было такое, будто со всех сторон ее окружает теплый лед. Джуна чувствовала, будто нечто, совершенно чуждое ей, ползет сквозь нее, ощущаясь как холод, разливающийся по ее кровеносным сосудам. Нет, скорее это чьи-то скользкие руки ощупывают ее плоть там — внутри. Замкнутая в кокон пассивности, Джуна могла лишь стыть в парализующем страхе, пока это чуждое ей нечто овладевало ее телом.
Когда-то в лагере беженцев пять ребят постарше Джуны повалили ее на землю и стали по очереди насиловать. Ей было тогда восемь. Насилие, творимое туземцами, оживило это в памяти — стыд, унижение, бессилие. Где-то внутри поднималась волна гнева. Она швырнула этот гнев в то инопланетное нечто, которое угнездилось в ней. Другого оружия для борьбы у Джуны не было.
А потом волна невыразимого наслаждения смыла ярость Джуны так легко, будто это была крохотная пушинка, уносимая бризом. Джута купалась в теплом море эйфории, которое существовало где-то вне ее тела. Ничто другое не имело значения. С ощущением невероятного счастья Джуна погрузилась в глубины забытья.
А потом она проснулась. Теплые влажные листья наполовину скрывали ее тело. Двое туземцев спали на куче листвы в другом конце комнаты. Джуна припомнила то холодное нечто, которое изнутри изучало ее тело, и ее затрясло, несмотря на влажное тепло, царившее в дереве.
Потом пришла память о волне наслаждения, которая полностью уничтожила способность к сопротивлению. Джуна села — дрожащая, голая, напуганная тем, как легко инопланетяне овладели ею. И тем, как ей это понравилось.
Бежать! Лучше смерть, лучше голодная смерть, лучше гибель в джунглях, чем сидеть тут и переносить подобные насилия над собой.
Джуна собрала все, что могла: кремневый нож, фляжку с водой, маленькую сеть, моток веревки, сложила все это в одну из сумок туземцев. Затем собрала всю еду, которую нашла, и сунула ее в другой мешок. Закинув мешки за спину, она начала долгое путешествие вверх — к выходу из дерева.
Двое туземцев видели, как она идет по пандусу в направлении выхода. Она сжалась, ожидая, что они поднимут тревогу или попытаются задержать ее, но те только с любопытством следили за ней глазами. Джуна не останавливалась, боясь, что удача покинет ее. Она достигла выхода и вылезла наружу. Там была ночь. Шел сильный дождь, поливавший ее все время, пока Джуна выбиралась на развилку ветвей. Не видно ни зги…
Джуна остановилась. Тот ужас, который гнал ее наружу, немного ослабел, и теперь она могла думать более трезво. Итак, от инопланетян она избавилась. Что же дальше?
База располагалась на берегу океана. Флайер, когда рухнул на землю, находился в шестистах километрах северо-восточнее базы. Внезапная солнечная буря заблокировала радиосвязь. После нескольких дней ожидания они решили идти пешком. В направлении побережья они двигались около девяноста часов. Туземцы не могли оттащить ее далеко. Вероятно, она находится всего лишь в нескольких километрах от того места, где потеряла сознание.
Джуна зажмурилась, стараясь вспомнить фотоснимки региона. К северу течет большая река. Они пересекли ее, летя на флайере. Все другие реки впадают в нее. Если Джуна пойдет вниз по течению реки к океану, то обязательно достигнет лагеря. Путь неблизкий, но если она не погибнет от голода или не станет жертвой хищников, дело может выгореть.
Однако первым делом надо добраться до земли. Ей следует уйти при дневном свете как можно дальше на тот случай, если туземцы задумают ее преследовать.
Джуна ощупью стала спускаться вниз, руками и ногами отыскивая места, за которые можно было уцепиться. Спуск был долгий и страшный. Сырая бархатистая тьма ночи уже немного рассеялась с приближением рассвета, когда нога Джуны коснулась влажного покрова гниющих листьев, покрывавших почву.
Несколько минут она стояла, обнимая толстый опорный корень огромного дерева; ее лицо прижималось к его шершавой коре, а сердце стучало как молот. Джуна все еще не могла поверить, что спустилась на землю в целости и сохранности. Она повернулась спиной к дереву и ощупью пошла сквозь мрачный сумрак предрассветного леса, пока не вышла на склон, который привел ее к берегу ручейка. Тут она вволю напилась и вымыла лицо и руки.
Лицо. Она подумала о том, как воспримут другие члены экспедиции ее гротескный новый облик. Поймут ли они, что она человек? Она стряхнула капли с рук. Ладно, будем волноваться, когда (и если) вернемся на базу. Джуна чувствовала, что страх снова сжимает ей горло. Она не имеет права позволить себе паниковать, не может, если хочет добраться живой до дому.
Начал разгораться восход. Теперь Джуна видела гораздо больше, чем какие-то пятна и тени. Она перекусила и пошла дальше. Ей надо было идти очень быстро — ведь туземцы, возможно, уже напали на ее след.
Усталость свалила ее с ног ближе к вечеру. Джуна съела несколько маленьких плодов из сумки и прикончила последний кусочек сушеного мяса. Затем свернулась клубочком между двумя опорными корнями какого-то дерева, зарылась в листья и заснула.
3
На рассвете Илто разбудил Ани новостью, что их новое животное сбежало. Ани обрадовалась, что это глупое неуклюжее создание наконец-то покинуло их. Теперь Илто не станет надрываться, работая над ним. Но когда Илто принялся собирать припасы, чтобы пуститься в погоню, она поняла, что эта скотина просто так из их жизни не уйдет.
Нинто и Ани сумели уговорить Илто остаться в деревне и позволить им поймать беглеца. Уже утром они нашли след. Отчетливый и весьма противный запах существа был для них все равно что яркие перья птицы — проследить его было легким делом. От этого запаха ноздри Ани сжимались, и она с отвращением выдувала его из легких. К счастью, чтобы проследить путь животного, обоняние вовсе не требовалось. Оно оставляло четкие следы в виде сломанных веток и взрытого покрова опавшей листвы. Животное опережало их примерно на полдня хода. Если они хотят получить его живым, следовало поторапливаться.
— Тебе это животное не нравится, да? — спросила Нинто, когда они завтракали.
— Оно убило Кирито, а теперь добивает Илто, — ответила Ани.
— Если он умрет, это будет второй старейшина за два месяца.
— Илто самый старый тенду в деревне. Ему давно пора освободить место для тебя. Он выбрал смерть вместо того, чтобы уйти в лес. Так не брани животное за тот выбор, который Илто сделал сам.
Ани отвернулась, не желая читать слова своей тарины, но Нинто погладила ее плечо, и ей пришлось снова обратить взгляд к Нинто.
— Кроме того, — продолжала та, — мне хочется узнать свою тарину получше за то время, которое осталось до того, как я покину деревню и освобожу место для Бахи. Возможно, когда ты сама станешь старейшиной, то перестанешь волноваться из-за того, что подумают другие бейми, и станешь моим другом.
Ани побурела, застыдившись того, что Нинто заметила ее застенчивость и неловкость.
— Извини меня, кене, — сказала она, воспользовавшись официальным титулом Нинто. — Я не хотела тебя обидеть.
— Все в порядке, Ани, — отозвалась Нинто. — Иметь тарину нелегко. Для меня это тоже трудно — видеть, что кто-то занял мое место возле Илто. Но мне нравится быть старейшиной, а Илто очень гордится тобою. Я пообещала ему помочь тебе, когда он умрет. Я хочу стать твоей энту, когда ты станешь старейшиной. Согласна?
Ани от удивления и неожиданности стала пунцовой. Другие старейшины очень высоко ставили Нинто. Предложение поддержки и покровительства, когда Ани станет старейшиной, было неожиданной честью.
— Я буду польщена, Нинто, но надеюсь…
— Что Илто не умрет, — закончила ее фразу Нинто. — Он умрет, Ани, и умрет скоро. Он слишком сильно любит деревню, чтобы уйти из нее. Он занялся самоизлечением скорее из гордости, чем потому, что хочет жить. Он выберет дату похорон, как только убедится, что это животное будет жить. Поэтому давай найдем его и отведем к Илто, пока он сам не занялся поисками.
После еды, разбросав остатки, они почти сразу же напали на след сбежавшего существа. Они почти потеряли его у первого ручья, к которому подошли, но Ани почуяла резкий запах, которым пропитались нависшие над водой листья. Животное пошло вниз по течению, держась берега и отходя от него лишь там, где растительность становилась очень уж густой.
Пройдя вдоль ручья около часа, тенду настолько уверились в правильности взятого направления, что обратились к другой практике преследования. Одна из них шла вперед, время от времени проверяя, чувствуется ли запах, а потом звала другую. Затем та, что была позади, выдвигалась вперед на два-три уай и снова брала след. Это позволяло им двигаться быстрее. Запах становился все свежее по мере того, как дело шло к закату.
На закате тенду сделали привал, поужинали фруктами и сухим пингаром, а потом снова бросились в погоню, пока Ани, и без того измученная заботами об Илто, не обессилела. Нинто убила на ужин двух детенышей гудда. Они поели, построили из веток и листьев гнездо на дереве бондра, где и заснули.
Перед самым восходом Нинто разбудила Ани. Они позавтракали несколькими пригоршнями сушеного пингара, вволю напились и бодро вышли в поход. Освеженные сном и едой, они шли очень быстро. Нинто обнаружила место ночевки беглянки. Неприятный запах был совсем свежим. Казалось, цель совсем рядом.
Затем Нинто унюхала присутствие целой стаи тайр. Эти хищные большие ящерицы тоже преследовали их животное. Нинто ускорила бег, оранжевые полосы, указывавшие на беспокойство, ярко горели на ее спине. Ани бежала рядом. У неуклюжего животного не было ни единого шанса спастись от стаи тайр. Ани очень надеялась, что тайры убьют беглянку.
Они слышали визгливый вой тайр, преследующих жертву, и спешили им наперерез. Их животное стояло, прижавшись к дереву, оранжевое с ног до головы от страха, и пыталось палкой отбиться от нескольких крупных ящериц.
Животное опустило палку, и немедленно одна из тайр кинулась на него, яростно оскалив зубы. Животное ударило тайру по голове, нанеся удар где-то пониже уха. Быстрота, сила и точность удара удивили Ани. Тайра упала, и животное стукнуло ее еще раз. Послышался треск черепных костей. Остальная стая боязливо отступила.
Ани взглянула на Нинто.
— Пора? — спросила она.
Нинто цветом выразила согласие. Обе окрасились в ярко-красный цвет и атаковали стаю с тыла, громко крича и швыряя в тайр сучьями, камнями и гнилыми плодами — всем, что можно было найти на земле.
Тайры бежали, в панике сбивая друг друга с ног. Тысячелетнее знакомство с тенду превратило бегство в инстинкт. Животное же попятилось, заняв выгодную позицию среди опорных корней, и явно готовилось защищаться.
Ани отошла назад и села на корточки, чтобы ничем не угрожать беглянке. Нинто же прошла вперед, ухватила раненую тайру за хвост и оттащила подальше, чтобы животное не могло до нее дотянуться; оно сидело на земле, положив палку поперек колен. Ани сомневалась, что животное нападет на них, разве если они попытаются поймать его. Было, однако, ясно, что оно вовсе не собирается распроститься со своим единственным оружием.
Нинто зачирикала, чтобы привлечь внимание Ани. Она стояла, склонившись над тайрой. Руки были в крови.
— Она умирает, Ани. Помоги мне.
Ани медленно поднялась и села на корточки рядом с Нинто. Тайры были частью атвы Нинто, и та отвечала за их благополучие. Нинто старалась поддержать численность их популяции на этой территории и тем самым уменьшить поголовье руйю, пока те не объели кору на всех молодых посадках, сделанных жителями деревни.
— Ты можешь спасти ее?
— Думаю, да. Тайра сильная, но тут потребуется глубинный поиск. Поможешь?
Ани поглядела на беглянку. Она все еще сидела, положив палку на колени. Можно ли довериться этому созданию, пока она будет помогать Нинто в мониторинге? Ей припомнился звук удара по черепу тайры. Ясно, что это животное умеет убивать, но оно все же не напало ни на нее, ни на Нинто.
Ани цветом выразила согласие. Они соединились, и эго Нинто вошло в тайру. Ани помогала поддерживать баланс веществ, которые перекачивала Нинто из своего тела в ящерицу. Нинто врачевала разорванную плоть, успокаивала поврежденные ткани, скрепляла раздробленные кости черепа. Тайра была сильная, поэтому Нинто почерпнула часть энергии, необходимой для лечения, из запасов жира и белков самой тайры. Закончив врачевание, Нинто и Ани разорвали связь с тайрой. Та была ужасно голодна, на голове у нее виднелась солидная зарубка, но было ясно, что она выживет и еще успеет не раз ощениться за дождливый сезон. Они подождали, пока тайра, шатаясь, встала на ноги и рысью убежала в лес, возмущенно тряся головой.
Новое же животное исчезло, хотя свежий след его было легко обнаружить. Настигли они его еще утром, спрыгнув с ветвей дерева. Животное опять стало оранжевым и, перехватив палку поудобнее, приготовилось к защите. Тенду сели на землю, держась на почтительном расстоянии от палки. Ани порылась в своем мешке и достала спелый плод тумби, который нашла в пути. Она покатила плод по палой листве в сторону животного. Оно схватило плод и съело. Когда плод был съеден, Ани и Нинто уложили свои сумки и сделали животному знак следовать за ними. Оно же село на землю и идти отказалось. Негодование Ани выразилось в появлении на ее спине ярко-желтых зигзагов. Она снова сделала приглашающий жест, на этот раз еще более выразительный. Животное продолжало сидеть, мотая головой в знак отказа.
— Что будем делать? — спросила Ани.
— Не знаю. Ты можешь его уколоть шпорой и нести в деревню, но это будет нелегкая работа, да к тому же оно наверняка снова убежит от нас при первой возможности.
— Но не можем же мы оставить его тут? Илто велел привести животное к нему.
Между тем странное существо подобрало палочку поменьше и сделало Ани и Нинто знак, чтобы те приблизились. Оно разгребло палую листву, обнажив слой красной глины, а затем изобразило на нем фигурку, как бы составленную из палочек.
Потом оно нарисовало вторую фигурку — поменьше.
Животное показало на первый рисунок, а потом на себя, повторив это несколько раз. Потом оно показало на второй рисунок и затем на обоих тенду.
Ани и Нинто таращились на рисунки, их уши были широко растопырены в знак удовольствия и интереса. Существо же снова и снова повторяло свои жесты.
— Оно что-то хочет нам сказать, — решила Нинто.
Тогда животное подобрало два зеленых листа и положило их возле второго рисунка. Около первого оно приспособило желто-коричневый листок. И снова указало на себя и на рисунок.
— Мне кажется, я поняла, — сказала Ани. — Первый рисунок — это оно само, а второй — тенду. Видишь эти штуки по обеим сторонам головы? Должно быть, это уши.
— А что это торчит у него из головы?
— Когда мы его нашли, у него голова была покрыта длинным мехом, как цветок шеи.
Сконцентрировавшись, Ани изобразила «палочниковый» рисунок тенду на своей коже, а затем заменила его более реалистичным изображением. Затем она проделала то же самое с первым рисунком животного, где тоже заменила «палочниковое» изображение рисунком существа в том виде, в котором они его нашли впервые. Картинки получились бледные и не очень ясные, но животное, видимо, поняло их смысл. Оно радостно покивало головой и издало какие-то горловые звуки. Потом стерло свои рисунки на глине и принялось рисовать новые.
Ани сразу угадала группу тенду и группу животных. Потом животное изобразило себя в группе тенду. Оно показало на рисунки несколько раз, а потом ткнуло себе в грудь.
— Да, — сказала Ани, — я поняла.
Она скопировала рисунки на своей коже, а потом на месте «палочного» изображения животного нарисовала то, которое находилось перед ее глазами. Затем Ани изобразила на груди узор из нескольких вертикальных полос — знак согласия. Она сделала узор крупным и простым, как если бы разговаривала с кем-то, находящимся на большом расстоянии.
В знак подтверждения животное кивнуло. И тут же нарисовало линию, идущую от овала с группой тенду и с собой к овалу с группой других животных.
Она показала на себя, потом на группу таких же животных, по нескольку раз повторяя свои жесты. Ани смотрела, но не понимала. Но тут Нинто дотронулась до ее плеча.
— Мне кажется, она хочет вернуться к своим, — сказала она.
— Этого мы сделать не можем, — ответила ей Ани. — Мы должны привести ее к Илто, а кроме того, мы не знаем, где живет ее народ.
— После смерти Илто мы сможем доставить ее домой. Спроси, где ее народ?
Ани притронулась к плечу животного костяшками пальцев, чтобы привлечь к себе его внимание. Она показала на оба рисунка и кивнула, чтобы показать, что поняла. Затем окрасилась в пурпурный цвет и растопырила уши, давая понять, что задает вопрос. Потом показала на рисунки и тут же ткнула рукой в разных направлениях. Животное внимательно следило за действиями Ани, но, видимо, не понимало, что та хочет сказать. Тогда Ани подняла палочку и нарисовала несколько овалов с этими животными, окружающими рисунок, изображавший тенду. После этого она стала тыкать палочкой в каждый овал с животными, каждый раз вспыхивая пурпурным цветом.
Нинто и Ани сумели уговорить Илто остаться в деревне и позволить им поймать беглеца. Уже утром они нашли след. Отчетливый и весьма противный запах существа был для них все равно что яркие перья птицы — проследить его было легким делом. От этого запаха ноздри Ани сжимались, и она с отвращением выдувала его из легких. К счастью, чтобы проследить путь животного, обоняние вовсе не требовалось. Оно оставляло четкие следы в виде сломанных веток и взрытого покрова опавшей листвы. Животное опережало их примерно на полдня хода. Если они хотят получить его живым, следовало поторапливаться.
— Тебе это животное не нравится, да? — спросила Нинто, когда они завтракали.
— Оно убило Кирито, а теперь добивает Илто, — ответила Ани.
— Если он умрет, это будет второй старейшина за два месяца.
— Илто самый старый тенду в деревне. Ему давно пора освободить место для тебя. Он выбрал смерть вместо того, чтобы уйти в лес. Так не брани животное за тот выбор, который Илто сделал сам.
Ани отвернулась, не желая читать слова своей тарины, но Нинто погладила ее плечо, и ей пришлось снова обратить взгляд к Нинто.
— Кроме того, — продолжала та, — мне хочется узнать свою тарину получше за то время, которое осталось до того, как я покину деревню и освобожу место для Бахи. Возможно, когда ты сама станешь старейшиной, то перестанешь волноваться из-за того, что подумают другие бейми, и станешь моим другом.
Ани побурела, застыдившись того, что Нинто заметила ее застенчивость и неловкость.
— Извини меня, кене, — сказала она, воспользовавшись официальным титулом Нинто. — Я не хотела тебя обидеть.
— Все в порядке, Ани, — отозвалась Нинто. — Иметь тарину нелегко. Для меня это тоже трудно — видеть, что кто-то занял мое место возле Илто. Но мне нравится быть старейшиной, а Илто очень гордится тобою. Я пообещала ему помочь тебе, когда он умрет. Я хочу стать твоей энту, когда ты станешь старейшиной. Согласна?
Ани от удивления и неожиданности стала пунцовой. Другие старейшины очень высоко ставили Нинто. Предложение поддержки и покровительства, когда Ани станет старейшиной, было неожиданной честью.
— Я буду польщена, Нинто, но надеюсь…
— Что Илто не умрет, — закончила ее фразу Нинто. — Он умрет, Ани, и умрет скоро. Он слишком сильно любит деревню, чтобы уйти из нее. Он занялся самоизлечением скорее из гордости, чем потому, что хочет жить. Он выберет дату похорон, как только убедится, что это животное будет жить. Поэтому давай найдем его и отведем к Илто, пока он сам не занялся поисками.
После еды, разбросав остатки, они почти сразу же напали на след сбежавшего существа. Они почти потеряли его у первого ручья, к которому подошли, но Ани почуяла резкий запах, которым пропитались нависшие над водой листья. Животное пошло вниз по течению, держась берега и отходя от него лишь там, где растительность становилась очень уж густой.
Пройдя вдоль ручья около часа, тенду настолько уверились в правильности взятого направления, что обратились к другой практике преследования. Одна из них шла вперед, время от времени проверяя, чувствуется ли запах, а потом звала другую. Затем та, что была позади, выдвигалась вперед на два-три уай и снова брала след. Это позволяло им двигаться быстрее. Запах становился все свежее по мере того, как дело шло к закату.
На закате тенду сделали привал, поужинали фруктами и сухим пингаром, а потом снова бросились в погоню, пока Ани, и без того измученная заботами об Илто, не обессилела. Нинто убила на ужин двух детенышей гудда. Они поели, построили из веток и листьев гнездо на дереве бондра, где и заснули.
Перед самым восходом Нинто разбудила Ани. Они позавтракали несколькими пригоршнями сушеного пингара, вволю напились и бодро вышли в поход. Освеженные сном и едой, они шли очень быстро. Нинто обнаружила место ночевки беглянки. Неприятный запах был совсем свежим. Казалось, цель совсем рядом.
Затем Нинто унюхала присутствие целой стаи тайр. Эти хищные большие ящерицы тоже преследовали их животное. Нинто ускорила бег, оранжевые полосы, указывавшие на беспокойство, ярко горели на ее спине. Ани бежала рядом. У неуклюжего животного не было ни единого шанса спастись от стаи тайр. Ани очень надеялась, что тайры убьют беглянку.
Они слышали визгливый вой тайр, преследующих жертву, и спешили им наперерез. Их животное стояло, прижавшись к дереву, оранжевое с ног до головы от страха, и пыталось палкой отбиться от нескольких крупных ящериц.
Животное опустило палку, и немедленно одна из тайр кинулась на него, яростно оскалив зубы. Животное ударило тайру по голове, нанеся удар где-то пониже уха. Быстрота, сила и точность удара удивили Ани. Тайра упала, и животное стукнуло ее еще раз. Послышался треск черепных костей. Остальная стая боязливо отступила.
Ани взглянула на Нинто.
— Пора? — спросила она.
Нинто цветом выразила согласие. Обе окрасились в ярко-красный цвет и атаковали стаю с тыла, громко крича и швыряя в тайр сучьями, камнями и гнилыми плодами — всем, что можно было найти на земле.
Тайры бежали, в панике сбивая друг друга с ног. Тысячелетнее знакомство с тенду превратило бегство в инстинкт. Животное же попятилось, заняв выгодную позицию среди опорных корней, и явно готовилось защищаться.
Ани отошла назад и села на корточки, чтобы ничем не угрожать беглянке. Нинто же прошла вперед, ухватила раненую тайру за хвост и оттащила подальше, чтобы животное не могло до нее дотянуться; оно сидело на земле, положив палку поперек колен. Ани сомневалась, что животное нападет на них, разве если они попытаются поймать его. Было, однако, ясно, что оно вовсе не собирается распроститься со своим единственным оружием.
Нинто зачирикала, чтобы привлечь внимание Ани. Она стояла, склонившись над тайрой. Руки были в крови.
— Она умирает, Ани. Помоги мне.
Ани медленно поднялась и села на корточки рядом с Нинто. Тайры были частью атвы Нинто, и та отвечала за их благополучие. Нинто старалась поддержать численность их популяции на этой территории и тем самым уменьшить поголовье руйю, пока те не объели кору на всех молодых посадках, сделанных жителями деревни.
— Ты можешь спасти ее?
— Думаю, да. Тайра сильная, но тут потребуется глубинный поиск. Поможешь?
Ани поглядела на беглянку. Она все еще сидела, положив палку на колени. Можно ли довериться этому созданию, пока она будет помогать Нинто в мониторинге? Ей припомнился звук удара по черепу тайры. Ясно, что это животное умеет убивать, но оно все же не напало ни на нее, ни на Нинто.
Ани цветом выразила согласие. Они соединились, и эго Нинто вошло в тайру. Ани помогала поддерживать баланс веществ, которые перекачивала Нинто из своего тела в ящерицу. Нинто врачевала разорванную плоть, успокаивала поврежденные ткани, скрепляла раздробленные кости черепа. Тайра была сильная, поэтому Нинто почерпнула часть энергии, необходимой для лечения, из запасов жира и белков самой тайры. Закончив врачевание, Нинто и Ани разорвали связь с тайрой. Та была ужасно голодна, на голове у нее виднелась солидная зарубка, но было ясно, что она выживет и еще успеет не раз ощениться за дождливый сезон. Они подождали, пока тайра, шатаясь, встала на ноги и рысью убежала в лес, возмущенно тряся головой.
Новое же животное исчезло, хотя свежий след его было легко обнаружить. Настигли они его еще утром, спрыгнув с ветвей дерева. Животное опять стало оранжевым и, перехватив палку поудобнее, приготовилось к защите. Тенду сели на землю, держась на почтительном расстоянии от палки. Ани порылась в своем мешке и достала спелый плод тумби, который нашла в пути. Она покатила плод по палой листве в сторону животного. Оно схватило плод и съело. Когда плод был съеден, Ани и Нинто уложили свои сумки и сделали животному знак следовать за ними. Оно же село на землю и идти отказалось. Негодование Ани выразилось в появлении на ее спине ярко-желтых зигзагов. Она снова сделала приглашающий жест, на этот раз еще более выразительный. Животное продолжало сидеть, мотая головой в знак отказа.
— Что будем делать? — спросила Ани.
— Не знаю. Ты можешь его уколоть шпорой и нести в деревню, но это будет нелегкая работа, да к тому же оно наверняка снова убежит от нас при первой возможности.
— Но не можем же мы оставить его тут? Илто велел привести животное к нему.
Между тем странное существо подобрало палочку поменьше и сделало Ани и Нинто знак, чтобы те приблизились. Оно разгребло палую листву, обнажив слой красной глины, а затем изобразило на нем фигурку, как бы составленную из палочек.
Потом оно нарисовало вторую фигурку — поменьше.
Животное показало на первый рисунок, а потом на себя, повторив это несколько раз. Потом оно показало на второй рисунок и затем на обоих тенду.
Ани и Нинто таращились на рисунки, их уши были широко растопырены в знак удовольствия и интереса. Существо же снова и снова повторяло свои жесты.
— Оно что-то хочет нам сказать, — решила Нинто.
Тогда животное подобрало два зеленых листа и положило их возле второго рисунка. Около первого оно приспособило желто-коричневый листок. И снова указало на себя и на рисунок.
— Мне кажется, я поняла, — сказала Ани. — Первый рисунок — это оно само, а второй — тенду. Видишь эти штуки по обеим сторонам головы? Должно быть, это уши.
— А что это торчит у него из головы?
— Когда мы его нашли, у него голова была покрыта длинным мехом, как цветок шеи.
Сконцентрировавшись, Ани изобразила «палочниковый» рисунок тенду на своей коже, а затем заменила его более реалистичным изображением. Затем она проделала то же самое с первым рисунком животного, где тоже заменила «палочниковое» изображение рисунком существа в том виде, в котором они его нашли впервые. Картинки получились бледные и не очень ясные, но животное, видимо, поняло их смысл. Оно радостно покивало головой и издало какие-то горловые звуки. Потом стерло свои рисунки на глине и принялось рисовать новые.
Ани сразу угадала группу тенду и группу животных. Потом животное изобразило себя в группе тенду. Оно показало на рисунки несколько раз, а потом ткнуло себе в грудь.
— Да, — сказала Ани, — я поняла.
Она скопировала рисунки на своей коже, а потом на месте «палочного» изображения животного нарисовала то, которое находилось перед ее глазами. Затем Ани изобразила на груди узор из нескольких вертикальных полос — знак согласия. Она сделала узор крупным и простым, как если бы разговаривала с кем-то, находящимся на большом расстоянии.
В знак подтверждения животное кивнуло. И тут же нарисовало линию, идущую от овала с группой тенду и с собой к овалу с группой других животных.
Она показала на себя, потом на группу таких же животных, по нескольку раз повторяя свои жесты. Ани смотрела, но не понимала. Но тут Нинто дотронулась до ее плеча.
— Мне кажется, она хочет вернуться к своим, — сказала она.
— Этого мы сделать не можем, — ответила ей Ани. — Мы должны привести ее к Илто, а кроме того, мы не знаем, где живет ее народ.
— После смерти Илто мы сможем доставить ее домой. Спроси, где ее народ?
Ани притронулась к плечу животного костяшками пальцев, чтобы привлечь к себе его внимание. Она показала на оба рисунка и кивнула, чтобы показать, что поняла. Затем окрасилась в пурпурный цвет и растопырила уши, давая понять, что задает вопрос. Потом показала на рисунки и тут же ткнула рукой в разных направлениях. Животное внимательно следило за действиями Ани, но, видимо, не понимало, что та хочет сказать. Тогда Ани подняла палочку и нарисовала несколько овалов с этими животными, окружающими рисунок, изображавший тенду. После этого она стала тыкать палочкой в каждый овал с животными, каждый раз вспыхивая пурпурным цветом.