Страница:
— Нет, — ответила Анито. — Но я собиралась провести завтрашний день, отдыхая и занимаясь заготовкой припасов на дальнейший путь.
— Останься со мной сегодня, — предложил Укатонен. — Я уже построил гнездо, и легче будет его расширить, чем строить еще одно. А завтра я помогу тебе запасти еду. Куда ты направляешься?
— К берегу, возле Лайнана.
— В этом случае мы можем идти и дальше вместе. Я тоже иду туда.
Анито помолчала. Предложение очень соблазнительное. Та тварь очень боится, что ее народ покинет ее здесь. Если такое произойдет, то Анито окажется накрепко связанной со своей атвой. Энкар же поможет им добраться до Лайнана куда быстрее. А сама Анито может, путешествуя с энкаром, узнать так много нового. Кроме того, предложение энкара вообще не полагается отвергать, иначе Анито навлечет позор на всю свою деревню.
— Благодарю тебя, эк, — сказала она, употребляя самую вежливую форму обращения, — но я путешествую не одна. Мой спутник… несколько необычен. Он может случайно оскорбить тебя. Пожалуй, было бы лучше, если б ты сначала взглянул на него, а уж потом бы решал, даровать ли нам твое драгоценное присутствие.
Уши Укатонена насторожились.
— Звучит завлекательно. Пожалуйста, проводи меня к своему спутнику.
Уже темнело, когда они подошли к дереву герамбен. Тварь наблюдала за парой птиц хананар, которые вились в своем брачном танце. Золотые перышки самки ярко горели в лучах заходящего солнца. Вспугнутые приходом тенду птицы улетели, издавая тонкие крики — предупреждение об опасности. Тварь обернулась к пришедшим, дав Укатонену возможность хорошенько рассмотреть свое плоское лицо с маленьким ртом и смехотворно маленькими ушами.
Голова Укатонена дернулась назад, и он засветился взволнованным розовым цветом.
— Что это за животное? — спросил он.
— Не знаю, — ответила Анито. — Мы нашли его умирающим в лесу. Спасение его стоило жизни двум старейшинам. Один из них был моим ситиком.
— А зачем ты ведешь его к берегу?
— Его народ живет около Лайнана. Я веду его к ним.
Животное приблизилось. Пурпурное от любопытства, оно было испещрено охряными пятнами тревоги. Анито покрылась успокаивающим синим цветом, и животное тоже успокоилось.
— Оно говорит! — воскликнул Укатонен тонами яркого фуксина на розовом фоне.
— Не по-настоящему, — ответила Анито. — Но оно может общаться с нами и понимает кое-что из того, что мы говорим. — Она все сильнее ощущала гнет усталости. Ей нужно было сытно поесть и отдохнуть. — Я боюсь показаться невежливой, эй, но я страшно устала, а это существо плохо ходит в темноте. Нельзя ли нам отправиться к твоему гнезду? Я смогу рассказать тебе о нем больше, когда мы туда доберемся.
— Что? — спросил Укатонен. Он рассматривал неизвестное животное с таким пристальным интересом, что стал светиться, как раскаленный. — О, конечно! Извини меня. Ну-ка, позволь мне понести кое-что из вашего груза.
Темно-зеленая рябь улыбки пробежала по спине Анито. Ей нравился этот энкар. В его увлеченности она увидела сходство с Илто.
Укатонен построил себе уютное и чистое гнездо на вершине дерева квинджара. Он повесил на ветку кусок светящегося гриба, чтобы было посветлее, и начал достраивать гнездо, которому предстояло принять еще двоих гостей. Когда Анито захотела ему помочь, он велел ей отдыхать. Обрадованная Анито поудобнее устроила на ветке свое измученное тело.
Животное тихонько толкнуло ее и протянуло плод герамбер. Анито отказалась. Есть раньше энкара было невежливо. Животное настойчиво совало ей фрукт. Анито понимала, что оно заботится о ней. Должно быть, она выглядела так же плохо, как и чувствовала себя.
— Ешь, Анито, — сказал Укатонен. — Тебе надо есть много. Оставь соблюдение приличий для торжественных пиршеств.
Анито взяла плод, сняла с него кожуру и стала есть с жадностью. Она окрасилась в яркий бирюзовый цвет и закрыла глаза, наслаждаясь сладостью плода. Какой-то новый, совершенно исключительный сорт. Надо обязательно сохранить семена. Она открыла глаза и увидела, что ее животное тоже ест. Анито с тревогой посмотрела на Укатонена, но он ничего не видел — переплетал ветки в дальнем конце гнезда. Поэтому Анито ничего не стала говорить твари — слишком была слаба, чтобы что-то запрещать.
Укатонен кончил вить гнездо и пригласил их внутрь. Анито устроилась возле кучи листьев; на коже — рябь привычной усталости. Наверняка могла бы проспать целый месяц. Укатонен сел рядом; шпоры подняты вверх, просит аллу-а.
С огромным усилием Анито стряхнула с себя дремоту. Руки казались тяжелее валунов. С трудом собрала она силы, чтобы взяться за руки и соединиться с энкаром. Ощущение присутствия Укатонена ворвалось в ее естество подобно течению быстрой реки. Оно подхватило Анито и понесло ее на своей стремнине. Даже Илто, ощущение присутствия которого было теплым, как солнце, и упорным, как дождь, не мог сравниться по силе с Укатоненом. Илто обучил ее читать внутри других живых существ, но никогда еще ей не удавалось с такой ясностью прочесть самое себя. Каждую клетку своего тела она видела с предельной четкостью. Анито не знала — следствие ли эта четкость изменений в ее организме, произведенных верраном, или искусства Укатонена?
Она расслабилась и позволила Укатонену удалить из ее крови усталость. После пяти дней одиноких блужданий в дебрях контакт с другим тенду был наслаждением. Анито даже не понимала, какой одинокой она была до тех пор, пока не ощутила в себе присутствия Укатонена. Но даже и сейчас ей было странно, что она находилась в аллу-а с тенду, который даже к ее деревне не имел отношения. Она соединялась с чужими бейми всего лишь несколько раз, когда деревня мигрировала. Но ей казалось, что все получалось не так, как надо — все равно что увидеть плод тумби на лиане яминей. Как и все непривычное, это пугало ее. С Укатоненом же все было совсем иначе — Анито была как бы заворожена, она даже не успела испугаться. У нее отсутствовал выбор, она просто подчинилась его могуществу.
Наконец Укатонен разорвал контакт. Потрясенная и опьяненная непреодолимой силой его духа, Анито несколько секунд была совершенно неподвижна и с трудом собирала разбежавшиеся мысли.
— Анито, с тобой все в порядке? — спросил Укатонен, кладя ей руку на плечо. В его словах был виден отсвет заботы. Анито дотронулась до руки энкара, чтобы успокоить его. От легкого смущения она полыхнула коричневым цветом.
— Сколь огромна сила твоего духа, эн, — сказала она.
К огромному удивлению Анито, энкар тоже побурел от смущения.
— Я слишком долго был одинок.
Не зная, что сказать, Анито покрылась темно-синей рябью, что имело целью успокоить энкара.
Укатонен протянул ей плод герамбена.
— Надо есть больше. Силы, которую я дал тебе, надолго не хватит. Тебе нужны еда и сон, чтобы восстановить здоровье.
Энкар принялся разделывать дичь, которую они застрелили. Он протягивал самые сочные куски Анито и ее животному все время, пока готовил трапезу. Анито ела до тех пор, пока живот не разболелся, но все равно беспокойство не исчезало, а чувство голода не покидало ее.
— Вот, — сказал он, порывшись в своем мешке и доставая оттуда большой лист йаррама. — Пожуй-ка это, тебе сразу станет лучше.
Анито отрицательно тряхнула головой, пораженная тем, какой деликатес он предлагает ей.
— Нет, мне и так хорошо, правда, совсем хорошо! — Невзирая на отказ, ноздри Анито трепетали, впитывая запах сухих водорослей; во рту копилась слюна.
— Ешь, ешь. Тебе это необходимо, а мы идем к берегу, где йаррам не такая уж редкость. Твой учитель должен был бы скормить тебе кучу йаррама и бибби. После веррана это просто необходимо.
Вся коричневая от смущения, Анито взяла лакомство. Нинто ведь положила ей в мешок пакетик йаррама в ночь перед их уходом в путь, но Анито спрятала его под грудой охотничьего снаряжения — ей было стыдно брать так много этого драгоценного продукта. Сейчас же она отломила кусок высушенной, похожей на кожу водоросли и принялась жевать его. Ее неутолимый голод исчез, и она сразу почувствовала себя, гораздо лучше, чем в последние дни.
— Расскажи мне о Нармоломе. Там главным старейшиной все еще Илто?
Кожа Анито стала каменно-серой.
— Он был моим ситиком. Умер, спасая жизнь вон той твари, — ответила она, показав на животное. Ее прежняя недоброжелательность вспыхнула, как молния, и Анито сама удивилась ее силе.
Укатонен дотронулся до ее руки костяшками пальцев.
— Мне горько слышать это. Илто был мудр. Из него вышел бы хороший энкар.
На коже Анито проступили символы отрицания.
— Он слишком сильно любил Нармолом и не мог его покинуть.
— Ты знаешь, кто заменит его?
— Нет, — ответила Анито. — Никто не знает, эй. Все полагали, что его преемником станет Кирито, но она умерла раньше Илто. — Анито стало стыдно — только теперь она поняла, что была слишком потрясена смертью Илто, и даже не подумала, каким испытанием эта смерть является для всей деревни.
— Когда я покончу с Лайнаном, то отправлюсь в Нармолом, — сказал Укатонен.
— Благодарю тебя, эй, — отозвалась Анито. В разговоре она использовала сложные формальные обороты так называемой «высокой речи». Хоть она и испытала верран совсем недавно, но сейчас, перед этим энкаром, она представляла всех старейшин деревни. — Мы были бы осчастливлены твоим присутствием. Пусть оно возвратит нам гармонию.
Укатонен распрямился, и внезапно, несмотря на налипшие на пальцы перья птиц, которых он ощипывал и потрошил, перед ней во весь рост предстал таинственный и могучий энкар.
— Да воцарится гармония, — произнес он, используя такой сложный оборот высокой речи, что Анито не сразу смогла понять его слова.
Теперь, когда она стала старейшиной, Анито собиралась посвятить больше времени изучению таких тонкостей, как, например, язык официального общения. Облачко сожаления пробежало по ее коже, когда она подумала, сколько разных протокольных правил и связанных с ними норм поведения ей предстоит заучить наизусть. Такие вещи ее никогда не интересовали. Илто пытался заставить ее зазубрить те особенности поведения, которые она была обязана знать как будущая старейшина, но заученное стекало с нее, как грязь, смываемая дождем.
— Расскажи-ка мне об этом существе, — попросил Укатонен.
Анито пустилась в рассказ о том, что случилось с тех пор, как они нашли это животное умирающим в лесу. Укатонен не отрываясь следил глазами за повествованием Анито, его глаза горели, уши были широко расставлены. Он впитывал ее слова, как лист впитывает в себя солнечные лучи. Когда Анито закончила, он подсел к животному поближе. Оно свернулось в клубок, прижавшись к стенке гнезда, одна рука прикрывает лицо, другая отброшена на пол шпорой вверх. И прежде чем Анито успела его остановить, энкар соединился с неизвестным существом. Он тут же окрасился в розовый цвет и разорвал контакт. Животное продолжало спать, видимо, контакт не потревожил его.
— Этого не надо было делать, — раздраженно сказала Анито. Ее слова были окрашены в красные тона. — Я пообещала этой твари, что никто не будет с ней соединяться. Если б она сейчас проснулась, мне уже никогда не удалось бы вернуть ее доверие. Эта тварь — моя атва до тех пор, пока я не доставлю ее к ее народу. Мне вовсе не хотелось бы вязать ее по рукам и ногам и тащить на своем горбу в Лайнан! — И тут до Анито дошло, как резко она говорит с энкаром, и она побурела от стыда.
К ее удивлению, розовый цвет кожи Укатонена сменился грязно-синим, что свидетельствовало отчасти о желании успокоить ее, отчасти о сожалении и раскаянии.
— Извини, кене. Я хотел взглянуть на его клетки. Не думаю, что я его потревожил.
Анито в удивлении подняла на него глаза. Укатонен разговаривал с ней, обращаясь как к старейшине. С ней впервые кто-то разговаривал столь официально.
— Я тоже иду в Лайнан, — продолжал он. — Один энкар что-то слышал о группе каких-то странных существ, уничтожающих лес. Твоя тварь похожа на тех, которых видели на берегу. Возможно, она сумеет помочь мне узнать, что происходит в Лайнане. Если эта тварь — твоя атва, ты будешь обязана оказать содействие и возместить ущерб, который они нанесли лесу.
— Я не знаю ни о каких существах на берегу, — возразила Анито. — Никакой власти над тварями в Лайнане у меня нет. Мне известна лишь вот эта тварь, и я не подготовлена к такой ответственности, эн. Я даже еще хорошенько не понимаю, что значит быть старейшиной.
Укатонен положил руку на грудь Анито. Весь темно-синий от желания успокоить ее.
— Ты об этих существах знаешь куда больше любого тенду. Я, например, ничего подобного даже не видел, пока не встретился с вами. Знаю, что прошу у тебя слишком многого, но кто-то же должен взять на себя ответственность и привести в равновесие все то, что было нарушено. Это и есть главный смысл жизни старейшины, Анито.
— Да и сумею ли я восстановить природное равновесие? Я ведь только-только прошла верран, а к тому же в тех краях буду чужаком. Никто не станет меня слушаться.
— Мы не сможем найти путей достижения равновесия, пока не узнаем, что там произошло. А тот народ к тебе обязательно прислушается. Придется. В конце-то концов они твоя атва. Ты о них знаешь куда больше нас, вместе взятых. Ты уже и меня обучила многому, чего я раньше не знал, кене. И я теперь у тебя в долгу.
Серое облачко сожаления пробежало по коже Анито. Паучья сеть долга и обязательств, опутывающая каждого старейшину, уже опустилась и на нее. Это навсегда, понимала она. Вся оставшаяся жизнь уйдет у нее на накопление долгов и на расплату с ними.
— Тебе вовсе не обязательно делать все самой, — уверял ее Укатонен. — У тебя будут неплохие союзники. Я тебе помогу, потом там будет еще один энкар. И деревенские тоже тебя послушают.
Анито высветила слова благодарности, стараясь не думать о том, какие долги наделает она в процессе включения этих новых животных в равновесную природную систему.
— Это будет трудный и долгий путь. Твое тело нуждается в отдыхе. Тебе надо хорошенько выспаться, кене, — сказал Укатонен. Он снял с ветки светящийся гриб, спрыснул его питательным раствором и убрал в короб с крышечкой.
Анито устроилась между своей атвой и Укатоненом и тут же крепко заснула.
— Останься со мной сегодня, — предложил Укатонен. — Я уже построил гнездо, и легче будет его расширить, чем строить еще одно. А завтра я помогу тебе запасти еду. Куда ты направляешься?
— К берегу, возле Лайнана.
— В этом случае мы можем идти и дальше вместе. Я тоже иду туда.
Анито помолчала. Предложение очень соблазнительное. Та тварь очень боится, что ее народ покинет ее здесь. Если такое произойдет, то Анито окажется накрепко связанной со своей атвой. Энкар же поможет им добраться до Лайнана куда быстрее. А сама Анито может, путешествуя с энкаром, узнать так много нового. Кроме того, предложение энкара вообще не полагается отвергать, иначе Анито навлечет позор на всю свою деревню.
— Благодарю тебя, эк, — сказала она, употребляя самую вежливую форму обращения, — но я путешествую не одна. Мой спутник… несколько необычен. Он может случайно оскорбить тебя. Пожалуй, было бы лучше, если б ты сначала взглянул на него, а уж потом бы решал, даровать ли нам твое драгоценное присутствие.
Уши Укатонена насторожились.
— Звучит завлекательно. Пожалуйста, проводи меня к своему спутнику.
Уже темнело, когда они подошли к дереву герамбен. Тварь наблюдала за парой птиц хананар, которые вились в своем брачном танце. Золотые перышки самки ярко горели в лучах заходящего солнца. Вспугнутые приходом тенду птицы улетели, издавая тонкие крики — предупреждение об опасности. Тварь обернулась к пришедшим, дав Укатонену возможность хорошенько рассмотреть свое плоское лицо с маленьким ртом и смехотворно маленькими ушами.
Голова Укатонена дернулась назад, и он засветился взволнованным розовым цветом.
— Что это за животное? — спросил он.
— Не знаю, — ответила Анито. — Мы нашли его умирающим в лесу. Спасение его стоило жизни двум старейшинам. Один из них был моим ситиком.
— А зачем ты ведешь его к берегу?
— Его народ живет около Лайнана. Я веду его к ним.
Животное приблизилось. Пурпурное от любопытства, оно было испещрено охряными пятнами тревоги. Анито покрылась успокаивающим синим цветом, и животное тоже успокоилось.
— Оно говорит! — воскликнул Укатонен тонами яркого фуксина на розовом фоне.
— Не по-настоящему, — ответила Анито. — Но оно может общаться с нами и понимает кое-что из того, что мы говорим. — Она все сильнее ощущала гнет усталости. Ей нужно было сытно поесть и отдохнуть. — Я боюсь показаться невежливой, эй, но я страшно устала, а это существо плохо ходит в темноте. Нельзя ли нам отправиться к твоему гнезду? Я смогу рассказать тебе о нем больше, когда мы туда доберемся.
— Что? — спросил Укатонен. Он рассматривал неизвестное животное с таким пристальным интересом, что стал светиться, как раскаленный. — О, конечно! Извини меня. Ну-ка, позволь мне понести кое-что из вашего груза.
Темно-зеленая рябь улыбки пробежала по спине Анито. Ей нравился этот энкар. В его увлеченности она увидела сходство с Илто.
Укатонен построил себе уютное и чистое гнездо на вершине дерева квинджара. Он повесил на ветку кусок светящегося гриба, чтобы было посветлее, и начал достраивать гнездо, которому предстояло принять еще двоих гостей. Когда Анито захотела ему помочь, он велел ей отдыхать. Обрадованная Анито поудобнее устроила на ветке свое измученное тело.
Животное тихонько толкнуло ее и протянуло плод герамбер. Анито отказалась. Есть раньше энкара было невежливо. Животное настойчиво совало ей фрукт. Анито понимала, что оно заботится о ней. Должно быть, она выглядела так же плохо, как и чувствовала себя.
— Ешь, Анито, — сказал Укатонен. — Тебе надо есть много. Оставь соблюдение приличий для торжественных пиршеств.
Анито взяла плод, сняла с него кожуру и стала есть с жадностью. Она окрасилась в яркий бирюзовый цвет и закрыла глаза, наслаждаясь сладостью плода. Какой-то новый, совершенно исключительный сорт. Надо обязательно сохранить семена. Она открыла глаза и увидела, что ее животное тоже ест. Анито с тревогой посмотрела на Укатонена, но он ничего не видел — переплетал ветки в дальнем конце гнезда. Поэтому Анито ничего не стала говорить твари — слишком была слаба, чтобы что-то запрещать.
Укатонен кончил вить гнездо и пригласил их внутрь. Анито устроилась возле кучи листьев; на коже — рябь привычной усталости. Наверняка могла бы проспать целый месяц. Укатонен сел рядом; шпоры подняты вверх, просит аллу-а.
С огромным усилием Анито стряхнула с себя дремоту. Руки казались тяжелее валунов. С трудом собрала она силы, чтобы взяться за руки и соединиться с энкаром. Ощущение присутствия Укатонена ворвалось в ее естество подобно течению быстрой реки. Оно подхватило Анито и понесло ее на своей стремнине. Даже Илто, ощущение присутствия которого было теплым, как солнце, и упорным, как дождь, не мог сравниться по силе с Укатоненом. Илто обучил ее читать внутри других живых существ, но никогда еще ей не удавалось с такой ясностью прочесть самое себя. Каждую клетку своего тела она видела с предельной четкостью. Анито не знала — следствие ли эта четкость изменений в ее организме, произведенных верраном, или искусства Укатонена?
Она расслабилась и позволила Укатонену удалить из ее крови усталость. После пяти дней одиноких блужданий в дебрях контакт с другим тенду был наслаждением. Анито даже не понимала, какой одинокой она была до тех пор, пока не ощутила в себе присутствия Укатонена. Но даже и сейчас ей было странно, что она находилась в аллу-а с тенду, который даже к ее деревне не имел отношения. Она соединялась с чужими бейми всего лишь несколько раз, когда деревня мигрировала. Но ей казалось, что все получалось не так, как надо — все равно что увидеть плод тумби на лиане яминей. Как и все непривычное, это пугало ее. С Укатоненом же все было совсем иначе — Анито была как бы заворожена, она даже не успела испугаться. У нее отсутствовал выбор, она просто подчинилась его могуществу.
Наконец Укатонен разорвал контакт. Потрясенная и опьяненная непреодолимой силой его духа, Анито несколько секунд была совершенно неподвижна и с трудом собирала разбежавшиеся мысли.
— Анито, с тобой все в порядке? — спросил Укатонен, кладя ей руку на плечо. В его словах был виден отсвет заботы. Анито дотронулась до руки энкара, чтобы успокоить его. От легкого смущения она полыхнула коричневым цветом.
— Сколь огромна сила твоего духа, эн, — сказала она.
К огромному удивлению Анито, энкар тоже побурел от смущения.
— Я слишком долго был одинок.
Не зная, что сказать, Анито покрылась темно-синей рябью, что имело целью успокоить энкара.
Укатонен протянул ей плод герамбена.
— Надо есть больше. Силы, которую я дал тебе, надолго не хватит. Тебе нужны еда и сон, чтобы восстановить здоровье.
Энкар принялся разделывать дичь, которую они застрелили. Он протягивал самые сочные куски Анито и ее животному все время, пока готовил трапезу. Анито ела до тех пор, пока живот не разболелся, но все равно беспокойство не исчезало, а чувство голода не покидало ее.
— Вот, — сказал он, порывшись в своем мешке и доставая оттуда большой лист йаррама. — Пожуй-ка это, тебе сразу станет лучше.
Анито отрицательно тряхнула головой, пораженная тем, какой деликатес он предлагает ей.
— Нет, мне и так хорошо, правда, совсем хорошо! — Невзирая на отказ, ноздри Анито трепетали, впитывая запах сухих водорослей; во рту копилась слюна.
— Ешь, ешь. Тебе это необходимо, а мы идем к берегу, где йаррам не такая уж редкость. Твой учитель должен был бы скормить тебе кучу йаррама и бибби. После веррана это просто необходимо.
Вся коричневая от смущения, Анито взяла лакомство. Нинто ведь положила ей в мешок пакетик йаррама в ночь перед их уходом в путь, но Анито спрятала его под грудой охотничьего снаряжения — ей было стыдно брать так много этого драгоценного продукта. Сейчас же она отломила кусок высушенной, похожей на кожу водоросли и принялась жевать его. Ее неутолимый голод исчез, и она сразу почувствовала себя, гораздо лучше, чем в последние дни.
— Расскажи мне о Нармоломе. Там главным старейшиной все еще Илто?
Кожа Анито стала каменно-серой.
— Он был моим ситиком. Умер, спасая жизнь вон той твари, — ответила она, показав на животное. Ее прежняя недоброжелательность вспыхнула, как молния, и Анито сама удивилась ее силе.
Укатонен дотронулся до ее руки костяшками пальцев.
— Мне горько слышать это. Илто был мудр. Из него вышел бы хороший энкар.
На коже Анито проступили символы отрицания.
— Он слишком сильно любил Нармолом и не мог его покинуть.
— Ты знаешь, кто заменит его?
— Нет, — ответила Анито. — Никто не знает, эй. Все полагали, что его преемником станет Кирито, но она умерла раньше Илто. — Анито стало стыдно — только теперь она поняла, что была слишком потрясена смертью Илто, и даже не подумала, каким испытанием эта смерть является для всей деревни.
— Когда я покончу с Лайнаном, то отправлюсь в Нармолом, — сказал Укатонен.
— Благодарю тебя, эй, — отозвалась Анито. В разговоре она использовала сложные формальные обороты так называемой «высокой речи». Хоть она и испытала верран совсем недавно, но сейчас, перед этим энкаром, она представляла всех старейшин деревни. — Мы были бы осчастливлены твоим присутствием. Пусть оно возвратит нам гармонию.
Укатонен распрямился, и внезапно, несмотря на налипшие на пальцы перья птиц, которых он ощипывал и потрошил, перед ней во весь рост предстал таинственный и могучий энкар.
— Да воцарится гармония, — произнес он, используя такой сложный оборот высокой речи, что Анито не сразу смогла понять его слова.
Теперь, когда она стала старейшиной, Анито собиралась посвятить больше времени изучению таких тонкостей, как, например, язык официального общения. Облачко сожаления пробежало по ее коже, когда она подумала, сколько разных протокольных правил и связанных с ними норм поведения ей предстоит заучить наизусть. Такие вещи ее никогда не интересовали. Илто пытался заставить ее зазубрить те особенности поведения, которые она была обязана знать как будущая старейшина, но заученное стекало с нее, как грязь, смываемая дождем.
— Расскажи-ка мне об этом существе, — попросил Укатонен.
Анито пустилась в рассказ о том, что случилось с тех пор, как они нашли это животное умирающим в лесу. Укатонен не отрываясь следил глазами за повествованием Анито, его глаза горели, уши были широко расставлены. Он впитывал ее слова, как лист впитывает в себя солнечные лучи. Когда Анито закончила, он подсел к животному поближе. Оно свернулось в клубок, прижавшись к стенке гнезда, одна рука прикрывает лицо, другая отброшена на пол шпорой вверх. И прежде чем Анито успела его остановить, энкар соединился с неизвестным существом. Он тут же окрасился в розовый цвет и разорвал контакт. Животное продолжало спать, видимо, контакт не потревожил его.
— Этого не надо было делать, — раздраженно сказала Анито. Ее слова были окрашены в красные тона. — Я пообещала этой твари, что никто не будет с ней соединяться. Если б она сейчас проснулась, мне уже никогда не удалось бы вернуть ее доверие. Эта тварь — моя атва до тех пор, пока я не доставлю ее к ее народу. Мне вовсе не хотелось бы вязать ее по рукам и ногам и тащить на своем горбу в Лайнан! — И тут до Анито дошло, как резко она говорит с энкаром, и она побурела от стыда.
К ее удивлению, розовый цвет кожи Укатонена сменился грязно-синим, что свидетельствовало отчасти о желании успокоить ее, отчасти о сожалении и раскаянии.
— Извини, кене. Я хотел взглянуть на его клетки. Не думаю, что я его потревожил.
Анито в удивлении подняла на него глаза. Укатонен разговаривал с ней, обращаясь как к старейшине. С ней впервые кто-то разговаривал столь официально.
— Я тоже иду в Лайнан, — продолжал он. — Один энкар что-то слышал о группе каких-то странных существ, уничтожающих лес. Твоя тварь похожа на тех, которых видели на берегу. Возможно, она сумеет помочь мне узнать, что происходит в Лайнане. Если эта тварь — твоя атва, ты будешь обязана оказать содействие и возместить ущерб, который они нанесли лесу.
— Я не знаю ни о каких существах на берегу, — возразила Анито. — Никакой власти над тварями в Лайнане у меня нет. Мне известна лишь вот эта тварь, и я не подготовлена к такой ответственности, эн. Я даже еще хорошенько не понимаю, что значит быть старейшиной.
Укатонен положил руку на грудь Анито. Весь темно-синий от желания успокоить ее.
— Ты об этих существах знаешь куда больше любого тенду. Я, например, ничего подобного даже не видел, пока не встретился с вами. Знаю, что прошу у тебя слишком многого, но кто-то же должен взять на себя ответственность и привести в равновесие все то, что было нарушено. Это и есть главный смысл жизни старейшины, Анито.
— Да и сумею ли я восстановить природное равновесие? Я ведь только-только прошла верран, а к тому же в тех краях буду чужаком. Никто не станет меня слушаться.
— Мы не сможем найти путей достижения равновесия, пока не узнаем, что там произошло. А тот народ к тебе обязательно прислушается. Придется. В конце-то концов они твоя атва. Ты о них знаешь куда больше нас, вместе взятых. Ты уже и меня обучила многому, чего я раньше не знал, кене. И я теперь у тебя в долгу.
Серое облачко сожаления пробежало по коже Анито. Паучья сеть долга и обязательств, опутывающая каждого старейшину, уже опустилась и на нее. Это навсегда, понимала она. Вся оставшаяся жизнь уйдет у нее на накопление долгов и на расплату с ними.
— Тебе вовсе не обязательно делать все самой, — уверял ее Укатонен. — У тебя будут неплохие союзники. Я тебе помогу, потом там будет еще один энкар. И деревенские тоже тебя послушают.
Анито высветила слова благодарности, стараясь не думать о том, какие долги наделает она в процессе включения этих новых животных в равновесную природную систему.
— Это будет трудный и долгий путь. Твое тело нуждается в отдыхе. Тебе надо хорошенько выспаться, кене, — сказал Укатонен. Он снял с ветки светящийся гриб, спрыснул его питательным раствором и убрал в короб с крышечкой.
Анито устроилась между своей атвой и Укатоненом и тут же крепко заснула.
8
Джуна наблюдала, как Спираль и новый туземец обсуждают ее, и ей было ужасно любопытно, что они о ней говорят. В сложном, быстро меняющемся мельтешений узоров единственным различимым символом был тот, которым туземцы обозначали ее имя. Джуна покачала головой. Она слишком устала, чтобы пытаться строить догадки о смысле их разговоров. Она сдалась и пошла спать.
Утром следующего дня Спираль сказал ей, что им придется задержаться на этом месте. Что это означало — час, день или неделю, было непонятно. Джуна попробовала было протестовать, но Спираль просто отвернулся от нее и тут же снова заснул. Новый туземец, которого она прозвала Ящерицей, так как символ его имени походил на стилизованное изображение этого животного, не позволил Джуне будить Спираль.
Когда стало ясно, что протесты ни к чему не приведут, Джуна села за свой компьютер, чтобы поработать над языком инопланетян. После часа работы появился сигнал, что батарейки близки к истощению. Джуна вздохнула. В ее мешке лежал еще и компьютер Оливера. Она достала его, включила и дала команду приготовиться к приему данных. Когда компьютер выдвинул соответствующие штекеры и провода, Джуна соединила обе машины и переписала свои файлы. Затем завернула свой компьютер в сетку для сбора еды и полезла на верхушку дерева. Там она крепко привязала компьютер к освещенной солнцем ветке и оставила для подзарядки батарей.
Когда она вернулась в гнездо, то обнаружила, что Ящерица рассматривает компьютер Оливера. Спираль еще крепко спал. Ящерица отдал ей машину, а потом указал рукой на самозаряжающийся компьютер.
— Что-то нехорошо? — сказал он ей на языке кожи.
Джуна покачала головой. Она не поняла. О чем говорил туземец — о компьютере или о чем-то другом? Может, она его чем-нибудь обидела? Или компьютер ему не понравился? Она вдруг испугалась. Будем надеяться, что дело в другом. Это же безумно важно! Без компьютера она никогда не сможет объясняться с туземцами. Впрочем, Ящерица, по-видимому, не испугался компьютера, когда держал его в руках. Она пожала плечами. Если он имел в виду нечто серьезное, он возобновит разговор.
Но что такое или кто такой этот Ящерица? Он куда крупнее любого виденного ею туземца. От чего это зависит — от возраста, от питания, пола, класса или этнических различий? Спираль относится к нему почтительнее, даже раболепнее, чем к другим туземцам. Цвета Спирали приглушены; когда он обращается к Ящерице, он пользуется какими-то особо сложными символами. Компьютер указывает на возможность существования корреляции между социальными уровнями и сложностью используемых узоров. Вроде бы логично.
Но почему тогда Ящерица так ухаживает за Спиралью? Может, тот болен, а может, таков брачный ритуал? А знает ли Ящерица о товарищах Джуны? Каждый уходящий день повышает шансы на то, что она тут останется навсегда.
Ящерица тронул ее за плечо, перебив течение мыслей. Он подтолкнул компьютер, указал на нее, высоко поднял уши и стал ярко-розовым. Любопытство. Джуна взяла компьютер и расстелила его в широкую плоскость, одновременно дав команду придать дисплею наибольший формат. Компьютер превратился в четырехугольник и затвердел. Ящерица потер подбородок — жест, означавший высшую форму удивления, — пятна фуксина покрыли его кожу. Джуна улыбнулась, наблюдая за реакцией туземца.
Прислонив компьютер к стенке гнезда так, чтобы Ящерица мог его хорошо видеть, Джуна вызвала визуальную лингвистическую программу, над которой она уже давно работала.
— Компьютер, — сказала она, — покажи символ «еда».
На экране появился символ еды. Ящерица стал розовым с ног до головы. В удивлении он переводил взгляд с Джуны на компьютер и обратно. Символ еды появился у него на груди, он поднял огрызок фрукта и положил его перед компьютером. Джуна взяла фрукт.
— Компьютер, покажи символ благодарности и символ подтверждения.
Вскоре они перебрали все символы, значение которых было Джуне известно, после чего она принялась спрашивать Ящерицу о множестве непонятных ей символов, которые она успела записать раньше.
Так они работали целый день, сделав перерыв для обеда. Спираль проснулся. Потом они работали до вечера. Время летело стремительно и весьма продуктивно. Ящерица утроил запас известных Джуне слов. Этот туземец был куда внимательнее и спокойнее Спирали. Может, это потому, что Джуна ему меньше надоела?
Ящерица разбудил Спираль для следующей трапезы перед самым закатом. Джуна, которая тоже устала от своего долгого путешествия, скоро уснула, но в голове ее толпились десятки слов языка инопланетян.
К величайшему облегчению Джуны, на следующее утро они все же отправились дальше. Ящерица взял на себя руководство отрядом, он определял и направление движения, и его скорость. Хотя они вышли очень рано, но им чаще, чем раньше, приходилось останавливаться на отдых.
Они шли сквозь бесконечные зеленые сумерки. Каждое утро восходящее солнце разгоняло густой ночной туман. Густые кроны превращали несколько часов утреннего солнечного сияния в часы зеленоватого сумрака. К полудню собирались густые облака. После полудня ежедневно лил дождь, продолжавшийся часа два, не меньше.
У Джуны не было никакого представления о том, много ли они прошли. Даже при наличии компаса определять направление движения в джунглях было очень трудно. Дни походили один на другой. Без компьютера она вообще бы потеряла счет дням. А сколько еще пройдет дней, пока они доберутся до лагеря? И не будет ли тогда уже слишком поздно?
Ящерица часто останавливался, чтобы научить Джуну еще одному слову или показать ей новое растение или животное. Ее компьютер, который она обмотала вокруг шеи, чтобы высвободить руки для лазанья по деревьям, регистрировал все. Запас слов возрастал. Вскоре Джуна поняла, что большинство слов имеет отношение к проблеме выживания, некоторые слова обозначали одновременно несколько предметов, особенно если эти предметы не были живыми. Туземцы показывали символы медленно и четко, но смысл разговоров между Ящерицей и Спиралью Джуна уловить никак не могла.
Компьютер попытался сконструировать для нее фонетические аналоги языковых символов. Имея звуковые ключи к словам туземцев, Джуна могла теперь думать на их языке. Теперь у нее появилась возможность назвать имена туземцев и некоторые предметы, напрямую связанные с визуальным языком инопланетян. Спираль превратился в Анито, Ящерица — в Укатонена, Узел и Рябь — соответственно в Нинто и Илто. Имя, которое ей дал Укатонен, звучало как Иирин, что означало «Говорящий через камень». Имя было связано с компьютером, который туземцы считали камнем.
Попытки Джуны заставить свою кожу воспроизводить символы остались безрезультатными. Контролируя свои эмоции, ей удавалось лишь менять цвет кожи, но заставить ее воспроизводить узоры она никакими силами не могла. Самое большее, чего она достигла, — умение вызывать размытое темное пятно на груди.
Как-то вечером, суток десять спустя после присоединения к ним Укатонена, он коснулся ее руки, показывая, что хочет сообщить ей что-то.
— Ты говорить кожей? — спросил он Джуну, дотронувшись до ее груди.
Она напряглась, выдала черное пятно и отрицательно покачала головой.
— Хочешь говорить? — спросил он. — Джуна кивнула: да, хочет. — Ты хочешь говорить. Я учить.
Джуна снова кивнула. Внезапно перед ней вспыхнула надежда. Было бы так замечательно разговаривать свободно, без неуклюжей помощи компьютера.
Туземец протянул руки шпорами вверх.
— Ты хочешь говорить, ты должна аллу-а.
Компьютер не имел аналога для того, чего добивался туземец, но Джуна немедленно поняла, что тот имеет в виду. Она затрясла головой, стала ярко-оранжевой и попятилась, подчеркивая всем этим решительность отказа.
— Чего бояться? — спросил Укатонен. — Боль нет. Учиться говорить с нами.
Джуна снова покачала головой, не имея слов для объяснения своего ужаса перед аллу-а.
Анито дотронулась до руки Укатонена и стала говорить что-то, видимо, по поводу нежелания Джуны соединяться с ними при помощи шпор.
Джуна растянула компьютер в экран. Туземцы прервали разговор и наблюдали, как компьютер превращается в гладкий твердый четырехугольник, на котором переливаются живые краски. Джуна дотронулась до обоих туземцев, показывая, что будет говорить.
— Переводи, — сказала она компьютеру. Джуна связала слово аллу-а с значением «соединяться». — Я соединялась раньше. Было плохо. Боюсь соединяться, — сказала она.
Укатонен посмотрел на Анито, его уши вопросительно встали торчком. Анито что-то ответила. Джуна узнала символ соединения, которому был придан маленький крючок, означавший прошлое время, а также имена — свое, Нинто, Илто и Анито. Джуна догадалась, что Анито рассказывает Укатонену о ее первом опыте аллу-а.
— Почему соединение плохо? — перевел компьютер вопрос Укатонена.
— Не хотеть соединения. Не могу выйти из соединения, — сказала Джуна, которой ужасно мешал скудный словарный запас.
Укатонен снова обратился к Анито. Она что-то объяснила. Желтые полосы раздражения проступили на спине Укатонена.
— Ты соединять со мной. Это неплохо. Ты смочь говорить. Я показать как. Ты учиться говорить. Соединять хорошо. Ты учиться быстро. Говорящий камень не нужен, — сказал Укатонен, показывая подбородком на компьютер. — Ты т'ал меня. — Символ «т'ал» напоминал стилизованную сплетенную женскую косу. Это было слово, для которого у Джуны была фонетическая форма, но не было значения.
— Что значит т'ал? — спросила она.
— Ты покидать деревня одна. Нинто, я найти тебя. Ты т'ал нам. Ты вернулся в деревня вместе, — объяснила Анито. — Твой народ хотеть найти тебя. Я сказать мы идти. Ты т'ал нам. Мы идти твой народ. Ты соединился с нами. Ты т'ал нам.
Джуна попыталась извлечь смысл из полупереваренной компьютером мешанины слов. Т'ал, должно быть, означает либо веру, либо доверие. Она ввела эти значения в компьютер, который сверил их с другими случаями, где встречалось это слово. Ответ был: «Возможно. Данных для утвердительного ответа мало».
Она поверила туземцам, что ее проводят к товарищам, и вот они ведут ее туда. Она вернулась с Анито и Нинто в деревню. Она поверила Анито так сильно, что пошла вдвоем с этим туземцем в джунгли на поиски своих.
Джуна потерла лоб. Если т'ал означает то, что она думает, Укатонен просит поверить ему, пока он будет шарить внутри ее тела и что-то в нем изменять. Не много ли он хочет, тем более что они сейчас, возможно, находятся всего лишь в нескольких днях пути от базы?
— Нет, — сказала Джуна. — Мои люди скоро найдут меня. Не надо учить язык.
Рябь оливкового разочарования омыла кожу Укатонена. Его уши опустились. Выражение «лица» невыносимо комичное, но Джуна слишком устала, чтобы выжать из себя что-то большее, чем слабенькую улыбку.
— Хочешь соединиться, попроси меня, — предложил Укатонен.
Джуна утвердительно кивнула и свернула компьютер в небольшой шар. Она сделала все что могла. Ее мозг истощился от попыток понять инопланетян и заставить их понять себя. Физические мучения изнурили ее тело. Когда она вернется на базу, то передаст туземцев Кинси, а сама вернется к своей биологии. Конечно, если врачи экспедиции смогут сделать так, чтобы она снова выглядела человеком. Горло Джуны перехватил страх при мысли, что она может сохранить облик туземки на весь остаток жизни. И она постаралась выкинуть эту мысль из головы, чтобы не думать о такой судьбе.
Утром следующего дня Спираль сказал ей, что им придется задержаться на этом месте. Что это означало — час, день или неделю, было непонятно. Джуна попробовала было протестовать, но Спираль просто отвернулся от нее и тут же снова заснул. Новый туземец, которого она прозвала Ящерицей, так как символ его имени походил на стилизованное изображение этого животного, не позволил Джуне будить Спираль.
Когда стало ясно, что протесты ни к чему не приведут, Джуна села за свой компьютер, чтобы поработать над языком инопланетян. После часа работы появился сигнал, что батарейки близки к истощению. Джуна вздохнула. В ее мешке лежал еще и компьютер Оливера. Она достала его, включила и дала команду приготовиться к приему данных. Когда компьютер выдвинул соответствующие штекеры и провода, Джуна соединила обе машины и переписала свои файлы. Затем завернула свой компьютер в сетку для сбора еды и полезла на верхушку дерева. Там она крепко привязала компьютер к освещенной солнцем ветке и оставила для подзарядки батарей.
Когда она вернулась в гнездо, то обнаружила, что Ящерица рассматривает компьютер Оливера. Спираль еще крепко спал. Ящерица отдал ей машину, а потом указал рукой на самозаряжающийся компьютер.
— Что-то нехорошо? — сказал он ей на языке кожи.
Джуна покачала головой. Она не поняла. О чем говорил туземец — о компьютере или о чем-то другом? Может, она его чем-нибудь обидела? Или компьютер ему не понравился? Она вдруг испугалась. Будем надеяться, что дело в другом. Это же безумно важно! Без компьютера она никогда не сможет объясняться с туземцами. Впрочем, Ящерица, по-видимому, не испугался компьютера, когда держал его в руках. Она пожала плечами. Если он имел в виду нечто серьезное, он возобновит разговор.
Но что такое или кто такой этот Ящерица? Он куда крупнее любого виденного ею туземца. От чего это зависит — от возраста, от питания, пола, класса или этнических различий? Спираль относится к нему почтительнее, даже раболепнее, чем к другим туземцам. Цвета Спирали приглушены; когда он обращается к Ящерице, он пользуется какими-то особо сложными символами. Компьютер указывает на возможность существования корреляции между социальными уровнями и сложностью используемых узоров. Вроде бы логично.
Но почему тогда Ящерица так ухаживает за Спиралью? Может, тот болен, а может, таков брачный ритуал? А знает ли Ящерица о товарищах Джуны? Каждый уходящий день повышает шансы на то, что она тут останется навсегда.
Ящерица тронул ее за плечо, перебив течение мыслей. Он подтолкнул компьютер, указал на нее, высоко поднял уши и стал ярко-розовым. Любопытство. Джуна взяла компьютер и расстелила его в широкую плоскость, одновременно дав команду придать дисплею наибольший формат. Компьютер превратился в четырехугольник и затвердел. Ящерица потер подбородок — жест, означавший высшую форму удивления, — пятна фуксина покрыли его кожу. Джуна улыбнулась, наблюдая за реакцией туземца.
Прислонив компьютер к стенке гнезда так, чтобы Ящерица мог его хорошо видеть, Джуна вызвала визуальную лингвистическую программу, над которой она уже давно работала.
— Компьютер, — сказала она, — покажи символ «еда».
На экране появился символ еды. Ящерица стал розовым с ног до головы. В удивлении он переводил взгляд с Джуны на компьютер и обратно. Символ еды появился у него на груди, он поднял огрызок фрукта и положил его перед компьютером. Джуна взяла фрукт.
— Компьютер, покажи символ благодарности и символ подтверждения.
Вскоре они перебрали все символы, значение которых было Джуне известно, после чего она принялась спрашивать Ящерицу о множестве непонятных ей символов, которые она успела записать раньше.
Так они работали целый день, сделав перерыв для обеда. Спираль проснулся. Потом они работали до вечера. Время летело стремительно и весьма продуктивно. Ящерица утроил запас известных Джуне слов. Этот туземец был куда внимательнее и спокойнее Спирали. Может, это потому, что Джуна ему меньше надоела?
Ящерица разбудил Спираль для следующей трапезы перед самым закатом. Джуна, которая тоже устала от своего долгого путешествия, скоро уснула, но в голове ее толпились десятки слов языка инопланетян.
К величайшему облегчению Джуны, на следующее утро они все же отправились дальше. Ящерица взял на себя руководство отрядом, он определял и направление движения, и его скорость. Хотя они вышли очень рано, но им чаще, чем раньше, приходилось останавливаться на отдых.
Они шли сквозь бесконечные зеленые сумерки. Каждое утро восходящее солнце разгоняло густой ночной туман. Густые кроны превращали несколько часов утреннего солнечного сияния в часы зеленоватого сумрака. К полудню собирались густые облака. После полудня ежедневно лил дождь, продолжавшийся часа два, не меньше.
У Джуны не было никакого представления о том, много ли они прошли. Даже при наличии компаса определять направление движения в джунглях было очень трудно. Дни походили один на другой. Без компьютера она вообще бы потеряла счет дням. А сколько еще пройдет дней, пока они доберутся до лагеря? И не будет ли тогда уже слишком поздно?
Ящерица часто останавливался, чтобы научить Джуну еще одному слову или показать ей новое растение или животное. Ее компьютер, который она обмотала вокруг шеи, чтобы высвободить руки для лазанья по деревьям, регистрировал все. Запас слов возрастал. Вскоре Джуна поняла, что большинство слов имеет отношение к проблеме выживания, некоторые слова обозначали одновременно несколько предметов, особенно если эти предметы не были живыми. Туземцы показывали символы медленно и четко, но смысл разговоров между Ящерицей и Спиралью Джуна уловить никак не могла.
Компьютер попытался сконструировать для нее фонетические аналоги языковых символов. Имея звуковые ключи к словам туземцев, Джуна могла теперь думать на их языке. Теперь у нее появилась возможность назвать имена туземцев и некоторые предметы, напрямую связанные с визуальным языком инопланетян. Спираль превратился в Анито, Ящерица — в Укатонена, Узел и Рябь — соответственно в Нинто и Илто. Имя, которое ей дал Укатонен, звучало как Иирин, что означало «Говорящий через камень». Имя было связано с компьютером, который туземцы считали камнем.
Попытки Джуны заставить свою кожу воспроизводить символы остались безрезультатными. Контролируя свои эмоции, ей удавалось лишь менять цвет кожи, но заставить ее воспроизводить узоры она никакими силами не могла. Самое большее, чего она достигла, — умение вызывать размытое темное пятно на груди.
Как-то вечером, суток десять спустя после присоединения к ним Укатонена, он коснулся ее руки, показывая, что хочет сообщить ей что-то.
— Ты говорить кожей? — спросил он Джуну, дотронувшись до ее груди.
Она напряглась, выдала черное пятно и отрицательно покачала головой.
— Хочешь говорить? — спросил он. — Джуна кивнула: да, хочет. — Ты хочешь говорить. Я учить.
Джуна снова кивнула. Внезапно перед ней вспыхнула надежда. Было бы так замечательно разговаривать свободно, без неуклюжей помощи компьютера.
Туземец протянул руки шпорами вверх.
— Ты хочешь говорить, ты должна аллу-а.
Компьютер не имел аналога для того, чего добивался туземец, но Джуна немедленно поняла, что тот имеет в виду. Она затрясла головой, стала ярко-оранжевой и попятилась, подчеркивая всем этим решительность отказа.
— Чего бояться? — спросил Укатонен. — Боль нет. Учиться говорить с нами.
Джуна снова покачала головой, не имея слов для объяснения своего ужаса перед аллу-а.
Анито дотронулась до руки Укатонена и стала говорить что-то, видимо, по поводу нежелания Джуны соединяться с ними при помощи шпор.
Джуна растянула компьютер в экран. Туземцы прервали разговор и наблюдали, как компьютер превращается в гладкий твердый четырехугольник, на котором переливаются живые краски. Джуна дотронулась до обоих туземцев, показывая, что будет говорить.
— Переводи, — сказала она компьютеру. Джуна связала слово аллу-а с значением «соединяться». — Я соединялась раньше. Было плохо. Боюсь соединяться, — сказала она.
Укатонен посмотрел на Анито, его уши вопросительно встали торчком. Анито что-то ответила. Джуна узнала символ соединения, которому был придан маленький крючок, означавший прошлое время, а также имена — свое, Нинто, Илто и Анито. Джуна догадалась, что Анито рассказывает Укатонену о ее первом опыте аллу-а.
— Почему соединение плохо? — перевел компьютер вопрос Укатонена.
— Не хотеть соединения. Не могу выйти из соединения, — сказала Джуна, которой ужасно мешал скудный словарный запас.
Укатонен снова обратился к Анито. Она что-то объяснила. Желтые полосы раздражения проступили на спине Укатонена.
— Ты соединять со мной. Это неплохо. Ты смочь говорить. Я показать как. Ты учиться говорить. Соединять хорошо. Ты учиться быстро. Говорящий камень не нужен, — сказал Укатонен, показывая подбородком на компьютер. — Ты т'ал меня. — Символ «т'ал» напоминал стилизованную сплетенную женскую косу. Это было слово, для которого у Джуны была фонетическая форма, но не было значения.
— Что значит т'ал? — спросила она.
— Ты покидать деревня одна. Нинто, я найти тебя. Ты т'ал нам. Ты вернулся в деревня вместе, — объяснила Анито. — Твой народ хотеть найти тебя. Я сказать мы идти. Ты т'ал нам. Мы идти твой народ. Ты соединился с нами. Ты т'ал нам.
Джуна попыталась извлечь смысл из полупереваренной компьютером мешанины слов. Т'ал, должно быть, означает либо веру, либо доверие. Она ввела эти значения в компьютер, который сверил их с другими случаями, где встречалось это слово. Ответ был: «Возможно. Данных для утвердительного ответа мало».
Она поверила туземцам, что ее проводят к товарищам, и вот они ведут ее туда. Она вернулась с Анито и Нинто в деревню. Она поверила Анито так сильно, что пошла вдвоем с этим туземцем в джунгли на поиски своих.
Джуна потерла лоб. Если т'ал означает то, что она думает, Укатонен просит поверить ему, пока он будет шарить внутри ее тела и что-то в нем изменять. Не много ли он хочет, тем более что они сейчас, возможно, находятся всего лишь в нескольких днях пути от базы?
— Нет, — сказала Джуна. — Мои люди скоро найдут меня. Не надо учить язык.
Рябь оливкового разочарования омыла кожу Укатонена. Его уши опустились. Выражение «лица» невыносимо комичное, но Джуна слишком устала, чтобы выжать из себя что-то большее, чем слабенькую улыбку.
— Хочешь соединиться, попроси меня, — предложил Укатонен.
Джуна утвердительно кивнула и свернула компьютер в небольшой шар. Она сделала все что могла. Ее мозг истощился от попыток понять инопланетян и заставить их понять себя. Физические мучения изнурили ее тело. Когда она вернется на базу, то передаст туземцев Кинси, а сама вернется к своей биологии. Конечно, если врачи экспедиции смогут сделать так, чтобы она снова выглядела человеком. Горло Джуны перехватил страх при мысли, что она может сохранить облик туземки на весь остаток жизни. И она постаралась выкинуть эту мысль из головы, чтобы не думать о такой судьбе.