Томсон Эми. Цвет дали

   — Как скажешь, эн, — отозвалась Нинто. — Я пойду к Миато и скажу ему, что мы скоро уходим.

 

 
   Анито вернулась в деревню с корзиной свежепойманной рыбы. Она встретилась с Нинто, и цвет кожи тарины дал ей понять, что произошло в ее отсутствие.
   — Он пришел за мной, — сказала она, становясь серой от горя.
   Нинто погладила ее по плечу.
   — Он пришел за нами обеими, Анито. Я свою тарину не отпущу одну.
   — Хотела бы я, чтобы ты изменила свое намерение, — ответила Анито. — Тебе вовсе не нужно уходить!
   Нинто покачала головой и рябью выразила несогласие.
   — Баха готов, и я готова. Хотя и буду тосковать по Нармолому. — Ее трагическая окраска еще больше потемнела, и она отвернулась. — И все же это куда лучше смерти. Возможно, что с моей стороны эгоистично хотеть продолжать жить, но я и в самом деле люблю жизнь. Я никогда не могла понять тех, кто скорее готов умереть, чем покинуть Нармолом. Даже нашего ситика. Из него вышел бы замечательный энкар, если б у него хватило мужества.
   — Илто не был трусом, — взорвалась Анито, в своем стремлении защитить память ситика даже забыв о необходимости не называть его имени.
   — Конечно, не был. Он был очень смел, но он боялся продолжать жить, если это было связано с уходом из деревни. И это было нечто гораздо большее, чем страх. Он просто хотел остаться здесь, быть похороненным здесь с семенем дерева на в животе, остаться частью Нармолома навечно. Если б дело было в обыкновенном страхе, Илто стал бы энкаром. Он сделал то, что хотел, ну а я делаю то, чего хочу я. Единственно, чего я не желаю, так это того, чтобы уходила и ты.
   — Нет смысла говорить об этом. Такова моя судьба — покинуть Нармолом задолго до того, как это должно было бы произойти естественным путем. И мне нужно только одно — принести как можно больше пользы.
   Нинто погладила ее плечо, и обе повернули в сторону дома. Пять дней кипела деревня, готовясь к прощальному пиру. Тинки отчищали блюда. Бейми и взрослые длинной вереницей выходили из дупла, неся огромные корзины всяких яств. Все кладовые перерыли в поисках консервированных деликатесов.
   Анито сплела из прутьев гроб. Поскольку она покидала Нармолом навсегда, в жертву, чтобы заменить ее, должны были принести тинку. Хорошо еще, думала она, что это будет дикий тинка из леса, а не деревенский. Она старалась не думать о Моуки, но память о его отчаянной борьбе за право следовать за ними не покидала Анито ни на минуту.
   — Болячки на голову этого бейми, — бормотала она, отбросив в сторону гроб и без устали меряя шагами комнату. — Если б не он, я бы о тинке и не подумала! — Она схватила свою сумку для сборов и бросилась в лес. Она мчалась сквозь листву, перепрыгивала с ветки на ветку, стремясь убежать от мыслей о Моуки, лежащем в гробу, который она сплела. Моуки уже давно был бейми, жертвоприношение ему не угрожало, но все равно какой-то тинка будет убит, чтобы занять ее место в традиционном гробу.
   Тяжело дыша, она остановилась у водопада. Кто-то коснулся ее плеча. Укатонен.
   — В чем дело, Анито? — спросил он. Кожа его приобрела пастельные цвета сердечной нежности.
   — Дело в тинке, эн. В том, который ляжет в гроб, чтобы занять в нем мое место. Это… — она замолчала, обдумывая, как объяснить свое беспокойство так, чтобы оно не выглядело глупо.
   — Тебя это беспокоит, — подсказал Укатонен.
   — Да, эй. Мне все время кажется, что в гробу будет Моуки. Я знаю, что его там не будет, но…
   — Меня это тоже беспокоит.
   — Неужели?.. — поразилась Анито.
   Укатонен отвернулся, бурый от стыда.
   — Это все из-за нового существа. Она заставила меня смотреть на тинок иначе. Одно дело дать тинке, которого мы не можем усыновить, умереть естественной смертью, но это… — Он замолк. — Я хочу поговорить с другими энкарами и посмотреть, нельзя ли что-то изменить.
   — Но это не спасет жизни тинки, который займет мое место в гробу.
   Укатонена заволокло облако печали.
   — Нет.
   — Я могу просто уйти и не присутствовать на похоронном пиру.
   — Неужели ты нарушишь гармонию Нармолома в момент прощания?
   Теперь пришла очередь Анито побуреть от неловкости.
   — Я понимаю, что просто уйти нельзя. Но что же делать?
   — Подумай о какой-нибудь уловке, — предложил Укатонен, а затем наклонился к ней, чтобы развить свою мысль.

 

 
   Анито высвечивала вежливые слова благодарности одной из старейшин, поздравившей ее с оригинальной формой плетеного гроба. Горы похоронных подношений были навалены на крохотное тело тинки, лежавшее внутри корзины. Наконец речи закончились, Анито и Нинто, чей гроб хранил тело другого тинки, выбрали себе несколько украшений, которые хотели взять с собой. Они присоединились к процессии, которая отправилась к ямам, где эти гробы будут похоронены. Деревенские держались так, будто их обеих тут и вовсе не было. Для деревни и Нинто, и Анито умерли с того момента, как были зашнурованы крышки гробов.
   Они стояли в стороне, наблюдая, как оба гроба опускаются в ямы, выкопанные на месте двух солнечных пятен, падавших на землю сквозь прорывы в лесном пологе, что должно было символизировать душевную близость двух тарин, и после смерти крепкую, как при жизни.
   Глядя на деревенских, Анито чувствовала себя и вправду умершей. Между ней и Нармоломом встал непроницаемый барьер. Даже если бы она вернулась сюда как энкар, никто из деревенских не подал бы и виду, что знает ее. Для них она была чужая. Для Нармолома Анито навсегда умерла.
   Баха, который должен был стать Бахито, когда остальные уже ушли, чуть задержался, тщательно выравнивая ветви, наваленные на могилу Нинто. Потом повернулся, чтобы уйти. Однако на границе расчистки он остановился и долго-долго смотрел на то место, где стояли его ситик и Анито. Он поднял руку в коротком запретном ныне жесте прощания и скрылся в лесу.
   Анито тоже повернулась, чтобы уходить. Укатонен, Иирин и Моуки должны были отстать от деревенских по дороге и, вернувшись сюда, вытащить тинку из гроба и оживить его. Дыхание тинки было искусно замедлено, так что он не должен был задохнуться за то короткое время, которое пробыл под землей.
   Нинто остановила ее, схватив за руку.
   — Анито, я хочу попросить тебя о большой услуге. — Стыд придал ее коже почти бурый цвет.
   — Да?
   — Не поможешь ли ты мне раскопать мою могилу? Я не убила того тинку, что в моем гробу. Я… Я хотела отпустить его на свободу.
   Анито залилась смехом.
   — Да, Нинто. Я помогу тебе, если ты поможешь мне откопать мой гроб и освободить моего тинку. Укатонен и остальные помогут нам в этом.
   — Ты хочешь сказать, что ты…
   — Я тоже не смогла убить тинку. Там лежит макино, а под ним — семя дерева на.
   — Вот это умно! А я об этом не подумала. Из моего гроба ничего не вырастет. — Туман сожаления прошел по коже Нинто. — Знаешь, я не смогла убить тинку.
   Анито порылась в своей сумке и вынула из него большой коричневый орех размером с кулак. Это было семя дерева на.
   — Это с одного из деревьев Илто, — сказала она. — Я хотела взять его с собой на память о нем, но мы воспользуемся им еще лучше. Давай выроем тинку, а потом убьем что-нибудь, чтобы поместить в нашу дичь семя.
   Тихий дождь уже постукивал по листьям, когда они принялись за работу. Укатонен, Иирин и Моуки пришли как раз вовремя — гроб Нинто уже был выкопан. Нинто нагнулась, чтобы откинуть крышку и достать тело тинки. Он был жив и невредим. Она осторожно прислонила его к стволу дерева.
   — Темнеет, — сказала Анито. — Идем на охоту. Мой гроб отроют остальные.
   Было уже совсем темно, когда они вернулись, волоча за собой крупную птицу хикани. Моуки сидел возле обоих тинок, присматривая за ними; Укатонен и Иирин наваливали ветви на могилу Анито. Нинто и Анито положили птицу в гроб, набросали туда же гирлянд и украшений. Нинто снова заплела крышку, а Анито помогала ей, освещая работу с помощью светящихся грибков. Потом гроб снова опустили в могилу.
   — Что ж, вот и делу конец, — сказал Укатонен. — Пора уходить. Тинок возьмем с собой. Оставим их где-нибудь поближе к соседней деревне. Вряд ли их кто-то сможет узнать, но рисковать все же не следует.
   Они взвалили тинок на спины и пошли по темному лесу. Перед восходом солнца Анито остановилась.
   — Мы стоим совсем рядом с деревом моего ситика, — сказала она. — Мне хочется навестить его.
   — Иди, — ответил Укатонен. — Мы подождем.
   — Я пойду с тобой, — предложила Нинто.
   Молодой росток дерева на, поднявшийся из могилы Илто, уже превратился в крепкий ствол, быстро тянувшийся к кронам верхнего яруса.
   — Хорошо растет, — сказала Нинто, косвенно похвалив уход Анито за деревом на.
   — Я надеюсь, Яхи будет заботиться о нем, — произнесла Анито.
   — Я уверена в этом, Анито. Он хороший бейми. Я и Баху попросила о том же.
   Анито ответила символом благодарности.
   — Он был хороший ситик, — добавила она после долгой паузы.
   — Да, — отозвалась Нинто, положив ладонь на тонкий ствол дерева Илто.
   Анито приложила свою ладонь чуть пониже руки Нинто. Они протянули друг другу свободные руки и слились, объединив свою печаль и разделив ее между собой. Под грустью Нинто чувствовалось желание узнать, что же будет дальше. Анито впустила в себя этот поток эмоций, и в ней зародилось крошечное зернышко надежды, которое она понесет с собой. Она была рада тому, что их двое и что все сделанное сегодня было сделано ими вместе. Как хорошо иметь тарину! Нинто ответила ей знаком благодарности, когда они вышли из контакта.
   Начинался-новый день. Лучи рассвета золотили хлопья тумана, застрявшие в ветвях вершин деревьев.
   Нинто тронула руку Анито.
   — Идем к нашим.
   Анито взвалила мешок на плечи, еще раз положила ладонь на кору дерева — последнее прощание — и пошла вслед за своей тариной.

24

   — Нет, ты допустила ошибку. Попробуй еще раз, — говорил Анито инструктор — высокий худой энкар по имени Наратонен.
   Джуна смотрела, как Анито повторяет фразу из какого-то кворбирри. Все еще не удовлетворенный, инструктор повернулся к Нинто и велел попытаться ей. У Нинто тоже не получилось.
   — Надо вот так, — говорил инструктор, демонстрируя весьма сложный жест рукой. — И цвет неправильный. Он должен быть светлее, почти голубой; да и затуманились вы слишком поздно.
   Джуна потянулась и зевнула. Она сидела тут уже несколько часов, пока Наратонен учил их этому кворбирри о происхождении дерева на. Вообще-то она была в восторге от возможности сидеть и наблюдать процесс обучения Нинто и Анито искусству энкаров, но подобное времяпровождение требовало огромного терпения и выдержки. Этот кусочек кворбирри они отрабатывали уже часа два. Скоро полдень, ей надо будет идти завтракать, а затем начнутся уроки языка. Вот их она ждала с истинным нетерпением.
   Анито и Нинто снова повторили ту же фразу кворбирри.
   — Теперь лучше. Попробуйте еще раз, только медленнее.
   Они попробовали, и Наратонен высветил скупое одобрение:
   — Еще придется, конечно, поработать, но получается лучше. Пока достаточно. Идите завтракать, а потом приходите сюда опять.
   Джуна встала, чтобы следовать за ними, но Наратонен опустил руку на ее плечо, заставив остановиться.
   — Да, эн? — спросила она, опасаясь, что энкар недоволен ее присутствием на уроках.
   — Твой говорящий камень, — спросил тот, — я понимаю так, что он делает изображения вещей? Сделал ли он изображение этого урока?
   — Да, эн.
   — А можно мне посмотреть?
   — Конечно, эн, — ответила она.
   Неужели же энкар запретит ей делать записи его уроков? Она прокрутила последние пятнадцать минут записи урока. Энкар смотрел очень внимательно.
   — Как далеко он помнит назад? — спросил энкар.
   — Он помнит все уроки, на которых я была, эн. Из них я удалила некоторые кусочки — те места, где ничего не происходит, или же где ты повторяешь одно и то же движение по нескольку раз.
   — Могу я посмотреть часть того урока, где я впервые начал показывать им движения?
   — Конечно, эн, — отозвалась Джуна, отыскивая ту часть записи, которая требовалась.
   Наратонен с тем же вниманием всматривался в изображение.
   — Понятно, — сказал он, когда запись была просмотрена до конца. — Мне надо было задать темп более медленный, неудивительно, что они не поняли. Спасибо, Иирин. Очень полезная вещь, — он показал на компьютер. — Можно мне прийти потом и еще раз посмотреть, когда у тебя будет свободное время?
   Джуна колебалась, не зная, как отнестись к этой просьбе. Она вовсе не хотела, чтобы тенду начали пользоваться человечьей технологией. И все же… вряд ли энкару можно отказать.
   — Конечно, эн. Может быть, сегодня после обеда?
   — Спасибо, — ответил он.
   Джуна ушла, чтобы присоединиться к Нинто и Анито за завтраком. Ей следовало поторопиться. Времени хватит в обрез — ее класс скоро соберется.
   По стандартам тенду это был большой класс. Десять учеников сидели полукругом, ожидая ее появления. Это были отборные ученики — внимательные, целеустремленные, с отличной памятью. Ей почти никогда не приходилось дважды повторять одно и то же. В своей памяти они держали длинный список слов. Самое трудное — обучить их грамматике и научить понимать значение слов. Снова и снова объясняла она им, что в стандартном языке окраска не имеет эмоционального значения. Идея, что существуют особые слова для обозначения счастья, смеха, гнева и так далее, никак не укладывалась в их сознании.
   Сегодня был третий урок по основам дипломатического протокола. Дело шло со скрипом. Приходилось все время останавливаться и объяснять. Объяснения требовало почти все. Сегодня она рассказывала о структуре соподчинения в команде космических кораблей.
   — Во-первых, есть капитан — это вроде главного старейшины в деревне. Он отдает распоряжения и решает основные проблемы, если что-то идет не так, как надо. Затем следует первый помощник. Он командует кораблем, когда капитан спит или отдыхает. Если капитан заболеет или умрет, то власть переходит к первому помощнику.
   — А почему бы им просто не разбудить капитана, если что-нибудь случится?
   — Обычно так и бывает, но нужно, чтобы кто-то отвечал за все в том случае, если возникает сложная ситуация. Капитану ведь требуется время для сна.
   — А почему бы не остановить корабль на ночь?
   — Потому, что они этого не могут, — стояла на своем Джуна. — Корабль очень сложная вещь, и люди должны за ним непрерывно наблюдать. В этом отношении он похож на плот на реке, только плывущий очень далеко от суши, так что на ночь судно нельзя вытащить на берег. Нужен кто-то, кто правит судном и следит, не возникла ли где-то опасность.
   Дальше. Второй помощник командует Кораблем в тех случаях, когда ни капитан, ни первый помощник этого делать не могут. Таким образом, нет ни минуты, когда бы кто-то не отвечал за корабль, не бодрствовал и не был готов справиться с любой опасностью. Второй помощник стоит ниже капитана и первого помощника.
   — Почему? Он ведь делает ту же самую работу?
   Занятия продвигались вперед медленно. Каждое слово, которое объясняла им Джуна, вызывало десятки новых вопросов. Как и всегда, тенду покидали занятие пурпурные от недоумения, споря друг с другом.
   Когда класс разошелся, с дерева спустился Укатонен.
   — Они учатся хорошо, — сказал он.
   — Полагаю, да, — согласилась Джуна. — Но я не думаю, что они полностью понимают то, что учат.
   — Точно так же, как Моуки, Анито и я сам, но то, чему ты обучаешь нас сейчас, поможет позже быстрее и лучше понять твой народ.
   — Надеюсь, ты прав.
   — Ты слишком много работаешь. Давай освободим вторую половину дня и пойдем ловить рыбу.
   — Но у меня сейчас будет следующий класс…
   — Вели им прийти завтра утром.
   — Но… — начала было противиться Джуна.
   — Ты учишь их почти каждый день. Никто из энкаров так не поступает. Даже у Нинто и Анито больше свободного времени, чем у тебя, а они ведь учатся, чтобы стать энкарами.
   — Хорошо, я попрошу Моуки сказать об этом моим ученикам.
   — Я хочу взять его с нами. Ты и его совсем загоняла. Ему необходимо больше отдыхать.
   — Но кто же тогда будет обучать младшие классы?
   — Иирин, перестань волноваться об этом. У нас еще годы впереди, прежде чем твои люди явятся за тобой. Я возьму какой-нибудь класс, и Гаритонен, и кое-кто из твоих лучших учеников. Я уже распорядился, чтобы Гаритонен взял себе класс Моуки, а остальным он скажет, чтобы отдохнули денек-другой.
   Он бросил ей сумку с рыболовными принадлежностями и отправился искать Моуки. Джуна поспешила за ним. Укатонен прав. Она работает слишком много. И ей вовсе нет необходимости обучать каждого энкара на планете стандартному языку. Уже сейчас у нее есть неплохой задел — отличная группа будущих переводчиков.
   Моуки рассверкался ярко-синими тонами, узнав, что они отправляются на рыбную ловлю. Джуна остро ощутила свою вину перед ним. Она и в самом деле заездила Моуки. Он выглядел худым и ужасно усталым. Уже две недели как они не сливались по-настоящему.
   — Прекрасная была мысль, — сказала Джуна, когда они развернули сети и собрали складные копья-остроги. Они облюбовали себе тихую заводь на одной из спокойных, лениво текущих лесных рек, пересекающих угодья энкаров. Поверхность воды здесь была покрыта золотистой пыльцой, лепестками цветов и пухом, опавшим с деревьев ики. В каждой пушинке лежало крохотное семечко. Косые лучи послеобеденного солнца освещали гибкие лианы, свисающие с ветвей деревьев. — Как бы мне хотелось побыть тут подольше, — сказала она мечтательно.
   — Так в чем же дело? — отозвался Укатонен.
   — Я обещала Наратонену показать записи его уроков, которые я сделала на говорящем камне, — ответила Джуна, указывая подбородком на компьютер, который подзаряжался в лужице солнечного сияния.
   — Об этом можешь не беспокоиться, — сказал Укатонен. Он подошел к наполовину затонувшему в воде стволу и вылил на него немного прозрачной жидкости из своей ому. Мгновенно откуда ни возьмись налетели несколько крупных насекомых с необычайно широкими крыльями, которые опустились на смоченное жидкостью место. Укатонен взял одного из них и посадил на свою шпору. Продержав его там пару минут, он стряхнул жука с руки. Тот взлетел и устремился куда-то. То же самое Укатонен проделал и с другими насекомыми, после чего вернулся к Джуне.
   — Я пригласил Наратонена вместе с Анито и Нинто прийти сюда и провести с нами два дня, а также просил его передать всем остальным, что уроки на это время отменяются.
   — Эти насекомые могут передавать послания?
   — Да. Они называются меаки. Я отправил их к стоянке энкаров. Когда один из них долетит туда, он приступит к исполнению особого танца. Тогда кто-нибудь поймает жука и прочтет послание, которое я ввел в меаки. Послание будет тут же передано по назначению.
   — А как же ты ввел послание в меаки!
   — Я приготовил его в своих шпорах и скормил насекомому. Оно распространилось по всем тканям тела жука и заставило его лететь туда, куда я велел ему прибыть. Когда жук прилетит к стоянке, энкар соединится с ним и прочтет заключенное в клетках насекомого известие. Затем энкар «сотрет» послание из памяти жука, покормит его и отпустит.
   — Я никогда не видела, чтобы этим пользовались в деревнях, — удивленно сказала Джуна.
   — Меаки используются только энкарами. Главные старейшины деревень, когда у них возникает потребность в нашей помощи, прибегают к птицам. Меня вызвали именно таким образом в тот раз, когда я впервые встретился с тобой и с Анито. — Укатонен поднял острогу. — Хватит нам разговаривать. Пошли ловить рыбу.
   Он забрался на один из камней, торчавших из воды, и стоял на нем так тихо, как стоят на страже птицы-рыболовы. Приготовив копье, Укатонен ждал, чтобы какая-нибудь рыба приблизилась к нему на длину остроги.
   Моуки, взяв сетку, отправился вниз по течению. Он был молод и очень проголодался, а потому мечтал о настоящей добыче. Что касается Джуны, то она взяла копье Моуки и встала на колени на том самом древесном стволе, на который Укатонен приманивал своих жуков-гонцов.
   Наступила тишина. Все ждали, когда рыба позабудет об их присутствии. Эта тишина, однако, была полна жизни: далекими криками птиц и ящериц, жужжанием матасов — странных насекомых, чьи крылья походили на листья, а удивительная удлиненная голова служила мощным резонатором. Время от времени откуда-то прилетали меаки и кружились, привлеченные еще не исчезнувшим запахом пролитого Укатоненом вещества.
   Исполнилось три с половиной месяца пребывания Джуны среди энкаров. Обучение их требовало громадного напряжения. Поэтому внезапный отпуск казался ей восхитительным. Рядом с бревном медленно прошла большая тень. Джуна ожидала — напряженная, копье нацелено на то место, откуда должна появиться рыба. Когда та подплыла на нужное расстояние, Джуна сделала выпад. Стиснув конец остроги, Джуна прижала бьющуюся рыбу к песчаному дну и держала ее так, пока та не прекратила сопротивление.
   Теперь можно было вытащить острогу из воды и снять с нее рыбу. Это оказалась пуггинити — очень вкусная и сочная рыба, питающаяся преимущественно упавшими в воду фруктами. Джуна подняла добычу высоко в воздух. Укатонен высветил знак одобрения.
   На следующий день пришли Наратонен, Анито и Нинто. Наратонен отправил своих учениц повторять пройденное, а сам сел рядом с Джуной, которая показала ему, как надо обращаться с компьютером. Когда он усвоил главные принципы, она предоставила ему самому смотреть программу и отправилась с Моуки и Укатоненом купаться. Они плавали на спине, любуясь игрой солнечных лучей на листве деревьев. Река несла их мимо берега, где Нинто и Анито практиковались в своем кворбирри.
   Укатонен перевернулся на живот и, поднимая фонтаны брызг, поплыл к ним.
   — Нет, нет, нет! — сказал он Анито и Нинто. — Надо вот как! — Он схватил Нинто за руку и показал ей тот жест, который она все время пыталась воспроизвести. — Руку нужно отвести назад так, чтобы зрители видели шпору на ней, а локоть надо опустить как можно ниже.
   Спину Нинто окрасил цвет раздражения. Ее терпение было уже давно на исходе. Джуна высветила на коже рябь поддразнивающего смеха, перевернулась и ушла в глубину, чтобы мгновение спустя с силой выскочить на поверхность. Моуки последовал за ней, и оба принялись играть наподобие двух выдр, пока наконец не стали задыхаться.
   Они вылезли на согретый солнцем камень и вытянулись в блаженной усталости. Моуки протянул Джуне руки, и они слились, утверждая и укрепляя связывающие их узы. Искусность Джуны в аллу-а значительно возросла за время, проведенное среди энкаров. Иногда во время контакта она ощущала присутствие в себе окружавшего их леса, пульсирующего множеством вплетенных в него жизней. Конечно, вряд ли это было реальностью: ведь слияние — это всего лишь глубокое проникновение в физиологию партнера, формирование сложной системы прямых и обратных биологических связей в виде биохимического обмена, осуществляемого с помощью аллу-а.
   Но слияние с Моуки давало ей ощущение, что здесь — в этом чужом для нее мире — она все-таки дома, она — неотторжимая часть окружающих ее джунглей. Все это было, конечно, чисто субъективным ощущением, но оно доставляло Джуне радость. Она вытянулась на солнце и зажмурила глаза.

 

 
   Укатонен, кончив репетировать с Нинто и Анито, отправился поглядеть, как идут дела у Наратонена с компьютером Иирин. Укатонен покачал головой — все-таки язык кожи у этих новых существ какой-то странный. Иирин объяснила им, что большую часть времени они пользуются звуками, но что человеческий язык кожи тенду изучить проще.
   Он попробовал вообразить себе комнату, набитую такими людьми, как Иирин, розовыми и коричневыми, с ничего не выражающей для него кожей, но зато изо рта у которых все время вылетают громкие звуки, такие же, как те, что время от времени издает Иирин. Все равно что комната, битком набитая совокупляющимися юрри, подумал Укатонен. Трудно поверить, что разумные, нормальные люди могут общаться таким образом. И как им удается понимать друг друга в таком гаме?
   Наратонен согнулся над компьютером, изучая свои собственные изображения, сделанные Иирин. Он поднял глаза, когда Укатонен присел возле него на корточки.
   — Это необыкновенно! Я вижу, как я двигаюсь, причем вижу гораздо более четко и ясно, чем если бы изображения были сделаны на коже. Я многое узнал о том, как я обучаю.
   Укатонен взглянул через плечо Наратонена в тот самый момент, когда на дисплее игралась и переигрывалась та самая фраза из кворбирри, которую он только что репетировал с Нинто и Анито. До сих пор Укатонен смотрел на говорящий камень Иирин как на забаву, но вот сейчас тут сидит Наратонен — весь розовый от волнения, заинтересованный тем, что он видит себя. Укатонен отвернулся; он ощущал какую-то неловкость.
   Пришла Иирин и села по другую сторону Наратонена.
   — Ну, эн, что ты думаешь об этой штуке?
   — Это удивительно!
   — У меня где-то здесь есть несколько полных записей кворбирри, — сказала Иирин, наклоняясь и возясь с клавиатурой. Картинка на дисплее изменилась, Иирин нажала на что-то, появилась другая картинка, и снова Иирин нажала на что-то, пока наконец дисплей не выдал то, что она искала. Укатонен и раньше видел, как она занимается этим, но не понимал смысла ее действий.
   — Ну, посмотрите-ка на это, — произнесла она.