Страница:
Председатель: На чем вы основываете ваше подозрение?
-- Дело идет только о гипотезе. Я не раз спрашивал себя:
кто внушил этим молодым людям план набега? Кто вооружил
их столь совершенным военным аппаратом для подслушива
ния моих телефонных разговоров? Ведь норвежские наци, как
показали последние выборы, пока еще ничтожная группа. Пер
воначальная моя мысль была: здесь замешано гестапо, которое
хотело выудить таким путем моих единомышленников в Гер
мании. Участие в этом деле гестапо остается для меня несом
ненным и сейчас.
Председатель: Каковы ваши основания?
-- За последние недели перед покушением господа фаши
сты нередко посещали наш двор и даже нашу квартиру, чаще
всего под видом покупателей дома... Поведение этих "покупа
телей" не раз возбуждало мои подозрения: сталкиваясь со мною
во дворе или в доме, они делали вид, что не замечают меня: у
них просто не хватало решимости мне поклониться. Храбрость
этих молодых людей вообще отставала от их злой воли: неда
ром они капитулировали перед одной мужественной девуш
кой-- Иордис Кнудсен...
За несколько дней до покушения к нам во двор пробрался иностранец в тирольском костюме и, когда увидел меня, сейчас же отвел глаза в сторону. На вопрос, чего ему нужно, он бессмысленно ответил: "купить хлеба", причем назвал себя туристом, австрийцем. Но у нас в доме жил в те дни австриец, который, выпроводив вежливо посетителя за ворота, сказал мне: этот субъект говорит не на австрийском, а на северо-не-мецком языке. Я не сомневаюсь, господа судьи, что подозрительный турист был инструктором в подготовке покушения.
Главный обвиняемый: Это был мекленбуржец. Он действи
тельно был туристом и носил тирольские брюки. Ему было не больше восемнадцати лет... Никакого отношения к нашему плану он не имел. Мы встретились с ним случайно в гостинице.
-- Ага! Подсудимый признает, следовательно, свою связь с
тем мекленбуржцем, который почему-то выдал себя за австрий
ца. Что касается возраста, то "туристу" было никак не менее
23-х лет. Ему незачем было искать хлеба у нас, когда есть бу
лочные. Случайная встреча в гостинице? Я этому не верю. ,В
заявлении подсудимого правдива лишь ссылка на тирольские
брюки...
Что фашисты, особенно германские, относятся ко мне с ненавистью, это они достаточно доказали. Во время травли против меня французской реакционной печати, главные материалы доставлялись из Германии. Когда гестапо при каком-то обыске нашло в Берлине пачку моих старых писем, еще из дофашист-ских времен, Геббельс расклеил по всей Германии афиши с разоблачением моей преступной деятельности. Мои единомышленники в Германии приговорены ко многим десяткам лет тюрьмы.
Адвокат В.: Как давно?
-- Арестуются и приговариваются все время, в том числе и
в течение последних месяцев. Начиная с первых лет своего из
гнания, я не раз доказывал в брошюрах и статьях, что поли
тика Коминтерна в Германии подготовляет победу наци. Тогда
царила пресловутая теория "третьего периода". Сталин разре
шился афоризмом: "социал-демократия и фашизм -- близнецы,
а не антиподы". Главным врагом из двух "близнецов" счита
лась, однако, социал-демократия. В борьбе с нею германские
сталинцы доходили до прямой поддержки Гитлера (знамени
тый прусский плебисцит)51. Вся политика Коминтерна пред
ставляла цепь преступлений.
Я требовал единого фронта с социал-демократией, создания рабочей милиции и серьезной, а не театральной борьбы с вооруженными бандами реакции. В течение 1929--1932 годов была полная возможность справиться с движением Гитлера. Но нужна была политика революционной обороны, а не бюрократического тупоумия и хвастовства. Наци очень внимательно следили за внутренней борьбой в рядах рабочего класса и отдавали себе ясный отчет в опасности для них смелой политики единого фронта. В этом смысле можно вполне понять попытку гестапо овладеть при помощи своих норвежских единомышленников моей перепиской...
Но возможно и другое объяснение, не менее вероятное. Подготовляя московский процесс, ГПУ не могло не интересоваться моими архивами. Устроить нападение через "коммунистов" значило бы слишком обнажить себя. Через фашистов удобнее. К тому же ГПУ имеет своих агентов в гестапо, как и гестапо име
ет своих агентов в ГПУ. Как те, так и другие могли воспользоваться этими молодыми людьми для своих планов.
Обвиняемый Р. X. (с горячностью): Мы не были связаны ни с ГПУ, ни с гестапо!
-- Я и не утверждаю, что подсудимые знали, кто ими руко
водит. Но ведь такова вообще судьба фашистской молодежи:
она только пушечное мясо для чужих целей.
Адвокат В. (предъявляя ряд Номеров "Бюллетеня русской оппозиции"52): Является ли свидетель издателем этого журнала?
-- Издателем в формальном смысле слова -- нет. Но глав
ным сотрудником. Во всяком случае, я несу полностью полити
ческую ответственность за это издание.
Адвокат В. (после того, как суд оглашает, по его требованию, ряд цитат из "Бюллетеня", заключающих в себе резкую критику советской бюрократии): Обращаю внимание суда на то, что свидетель писал эти статьи во время проживания в Норвегии; тем самым он стремился подорвать режим дружественного Норвегии государства.
-- Я с интересом констатирую, что норвежские фашисты
защищают от меня режим Сталина. Вместе с начальником пас
портной конторы они ставят мне в то же время в вину мою
критику политики Леона Блюма во Франции. Они, видимо, за
щищают все существующие режимы, кроме норвежского: здесь
они сохраняют за собой право государственного переворота.
Нападение на мою квартиру, изолированно взятое, может по
казаться незначительным эпизодом. Но если продумать вопрос
до конца, то этот факт есть первая проба гражданской войны
в Норвегии.
Адвокат В. с демонстративным изумлением поднимает руки вверх.
-- О, я знаю, все это делается во имя "порядка". Генерал
Франко поднял восстание во имя "порядка". Гитлер ради спа
сения "порядка" от большевизма готовит мировую войну. Фа
шисты спасают порядок при помощи кровавого беспорядка.
Норвежские фашисты для начала попытались произвести бес
порядок в моих архивах. Но это потому, что они пока еще слиш
ком слабы для более крупных преступлений.
Адвокат В.: "Бюллетень" запрещен в России?
-- Несомненно!
Адвокат В.: Между тем 'в "Бюллетене" сказано, что идеи его имеют много сторонников в СССР. Следовательно, во время пребывания в Норвегии свидетель занимался нелегальной доставкой "Бюллетеня" в Россию?
-- Лично я этим совершенно не занимался. Но не сомнева
юсь, что "Бюллетень" и его идеи проникают в СССР. Какими
путями? Самыми различными. За границей всегда находятся?
сотни и даже тысячи советских граждан (дипломаты, торговые представители, моряки, хозяйственники, техники, учащиеся, артисты, спортсмены). Многие из них читают "Бюллетень", правда, украдкой, но охотнее, чем официальную советскую прессу. Я слышал даже, что Литвинов53 всегда увозит с собой из-за границы в кармане сюртука свежий номер "Бюллетеня". Под присягой я этого, правда, заявить не могу, тем более, что не хочу причинять неприятности советскому дипломату. (Улыбки среди судей и присяжных.) Высокие сановники Кремля являются самыми надежными подписчиками "Бюллетеня", с которым они не раз полемизировали в своих официальных докладах; насколько удачно, это вопрос другой. Находя отчеты об этих докладах в советской печати, граждане стараются читать между строк. Всего этого, конечно, недостаточно, но это все же кое-что.
Отмечу, к слову, что "Бюллетень" выходит уже в течение восьми лет, большую часть которых я провел в Турции и Франции. До 1933 г. "Бюллетень" печатался в Германии; но Гитлер немедленно запретил его по приходе к власти. Сейчас "Бюллетень" выходит в Париже, на основании французских законов о печати. Даже турецкое правительство, несмотря на свою особую дружбу с Кремлем, никогда не покушалось на мою литературную деятельность. Честь инициативы, если не считать Гитлера, принадлежит норвежским фашистам и во вторую очередь -- норвежскому правительству.
Адвокат В. (предъявляя свидетелю No 48 "Бюллетеня"): Принадлежит ли свидетелю неподписанная передовая статья?
-- Господина адвоката тоже интересует эта статья? Здесь я
вынужден сделать сенсационное сопоставление. С этим самым
номером ко мне явился несколько недель тому назад в Sundby
(место заключения) начальник норвежской полиции Асквиг,
находящийся сейчас в зале суда. По поручению начальника
паспортной конторы Асквиг задал мне тот же самый вопрос:
мне ли принадлежит неподписанная статья в No 48 "Бюллете
ня" (февраль 1936 г.). Я ответил: ведет ли Констад следствие?
По какому делу? На основании какого закона? Вопрос началь
ника паспортной конторы я назвал дерзким и отказался отве
чать на него. Сейчас тот же номер "Бюллетеня" оказывается в
руках адвоката...
Председатель: Защитник имеет право, на основании норвежских законов, пользоваться всеми материалами судебного следствия.
-- Я это вполне понимаю, господин председатель. Но кто
включил этот номер "Бюллетеня" в материалы судебного след
ствия?
Прокурор: Номер включен по требованию защиты; я отка
зался от этого включения, не усматривая никакой связи с настоящим делом.
-- Итак, господа судьи и присяжные, начальник паспортной
конторы беззаконно пытался получить через полицию у меня,
у заключенного, сведения, которые нужны фашистскому защит
нику взломщиков моей квартиры. Разве это не скандал? И это
му господину "социалистическое" правительство поручает конт
ролировать мою переписку!..
Что касается самой статьи, то здесь, перед лицом суда, у меня нет ни малейшего основания утаивать мое авторство. К тому же статья появилась за моей подписью в ряде иностранных изданий Европы и Америки. Она целиком посвящена преследованиям так называемых "троцкистов" в СССР. Таких статей я писал десятки. Господин адвокат, видимо, ни за что не хочет примириться с моей критикой сталинской полиции. Не удивляюсь: фашисты воруют мои бумаги в Норвегии; агенты ГПУ -- в Париже, а единство приемов порождает солидарность интересов.
После того, как оглашают выдержки из криминальной статьи, адвокат В. предъявляет свидетелю французскую книгу L. Trotsky. Defense du terrorisme. Paris, 1936. -- Принадлежит ли перу свидетеля предисловие, написанное в 1936 г., следовательно, уже в Норвегии?
-- Вопрос излишен: предисловие носит мою подпись и да
ту. Самая книга написана в 1919 г. и тогда же вышла на мно
гих языках. Насколько знаю, она нигде не подвергалась пре
следованиям. Происхождение книги таково: известный теоре
тик Второго Интернационала К. Каутский54 написал книгу, об
личающую "терроризм" большевиков. Я написал книгу в за
щиту нашей партии. Речь идет в этом произведении, разумеет
ся, не об индивидуальном терроре, который мы, марксисты,
всегда отвергали, а о революционных действиях массы. Не
знаю, преступна моя книга или нет с точки зрения паспортной
конторы. Но нынешний норвежский министр-президент, министр
юстиции и ряд других членов правительства примыкали к Ком
мунистическому Интернационалу как раз в тот период, когда
появилась эта книга. Все они, несомненно, читали ее. Что имен
но они из нее усвоили -- вопрос особый.
По требованию адвоката В. оглашается перевод нескольких мест из предисловия, свидетельствующих о революционном направлении мыслей автора.
-- Как видите, обвиняемым незачем было воровать мои
письма: в своих книгах я гораздо яснее и полнее выражаю ре
волюционный характер своей программы. От моих вредных идей
меня не излечат даже медикаменты норвежской паспортной
конторы.
Адвокат В. (предъявляя книгу Leon Trotsky. La revolution
trahio. Grasset, Paris, 1936): Написана ли эта книга свидетелем во время его пребывания в Норвегии?
-- Да, и, к счастью, я успел не только закончить работу до
интернирования, но и отправить две копии рукописи за грани
цу, французскому и американскому переводчикам. Остальные
копии попали в руки паспортной конторы, которая при содей
ствии профессоров и дипломатов свыше двух месяцев ломала
себе голову над вопросом, написал ли я научный труд или по
литический. Только после получения в Осло экземпляров фран
цузского издания г. Констад убедился, что его просвещенные
усилия пропали даром... причинив мне, однако, большой мо
ральный и материальный ущерб. Между тем за пределами Нор
вегии ни одному здравомыслящему человеку не пришло, разу
меется, в голову протестовать против опубликования этой рабо
ты. Наоборот, я могу с удовольствием констатировать успех
книги у французского читателя.
Адвокат В.: Что свидетель понимает под успехом: быстрое распространение?
-- Не только распространение, но и тот отклик, который
книга встретила в прессе самых различных направлений. Поли
тические выводы автора встречают, разумеется, со стороны
подавляющего большинства изданий отпор. Но почти все кри
тики рекомендуют книгу вниманию своих читателей. Одним из
первых высказался в этом смысле бывший французский ми
нистр-президент Кайло55, который, как известно, не принадле
жит к числу моих единомышленников. Я мог бы привести мно
го других отзывов... Но не поразительно ли, не смешно ли, гос
пода судьи, что мне приходится пред норвежским судом как бы
доказывать свое право печатать свои книги во Франции? Нор
вежское правительство загнало себя в тупик, из которого у не
го нет достойного выхода!
По предложению адвоката свидетель переводит с французского языка на немецкий отдельные места книги, где говорится о неизбежности низвержения бонапартистской бюрократии трудящимися массами Советского Союза.
Адвокат В.: Отмечаю, что это было написано в Норвегии.
-- Отмечаю, что советская олигархия имеет в лице норвеж
ских фашистов бдительных и, надеюсь, бескорыстных друзей.
Во всяком случае над моим интернированием Сталин и Квис
линг56 (вождь норвежских фашистов) работали рука об руку.
Московский процесс
После получасового перерыва адвокат В. хочет поставить свидетелю вопрос относительно московского процесса шестнадцати и предъявляет официальный отчет о процессе на немецком языке.
Адвокат В.: Что свидетель может сказать об источниках этого процесса?
-- Вопрос слишком туманно поставлен. Мы находимся на суде. Адвокат -юрист. Дело идет не об "источниках". Вопрос должен быть сформулирован точно: верны ли обвинения, выдвинутые против меня на московском процессе? На этот вопрос я отвечаю: нет, они ложны. В них нет ни слова правды! Дело идет при этом не о судебной ошибке, а о злонамеренном подлоге. ГПУ подготовляло этот процесс в течение не менее десяти лет, начав свою работу задолго до убийства Кирова (1 декабря 1934 года), которое само явилось простой "аварией" в процессе подготовки.
К убийству Кирова я имею не большее отношение, чем любое лицо в этом зале. Не большее, господа судьи и присяжные заседатели! Ответственным организатором московского судебного подлога, этого величайшего политического преступления нашего времени, а может быть и всех времен, является Сталин. (В зале царит сосредоточенное внимание.) Я хорошо сознаю вес своих заявлений и ответственность, какую я на себя беру. Я взвешиваю каждое слово, господа судьи!.. В печати можно на каждом шагу встретить попытки свести всю проблему к личной вражде между Сталиным и Троцким: "борьба за власть", "соперничество" и проч. Такое объяснение надо отвергнуть как поверхностное, неумное и прямо абсурдное. Многие десятки тысяч так называемых "троцкистов" подвергались в СССР в течение последних тринадцати лет жестоким преследованиям, отрывались от семей, от друзей, от работы, лишались огня и воды, нередко и жизни, -- неужели все это ради личной борьбы между Троцким и Сталиным?
Я отдаю себе ясный отчет в тех затруднениях, какие испытывает иностранец, особенно юрист, перед лицом московского процесса. Верить официальным обвинениям, то есть тому, что старая гвардия большевизма превратилась в фашистов, совершенно невозможно. Весь ход процесса похож на кошмар. С другой стороны, непонятно, зачем советскому правительству понадобилась вся эта фантасмагория и какими путями оно добилось от обвиняемых фальшивых обвинений против себя самих.
Позвольте сказать, что подходить к московскому процессу с обычными критериями "здравого смысла" невозможно. Здравый смысл отирается на повседневный, будничный опыт в мирных, нормальных условиях. Между тем Россия проделала величайший в истории социальный переворот. Новое внутреннее равновесие еще далеко не достигнуто. Общественные отношения, как и идеи, находятся в состоянии острого брожения.
Прежде всего, господа судьи и присяжные заседатели, необходимо понять основное противоречие, которое раздирает ны
не общественную жизнь Советского Союза. Цель революции состояла в том, чтоб установить общество без классов, то есть без привилегированных и без обделенных. Такому обществу не нужно государственное насилие. Основатели режима предполагали, что все общественные функции будут выполняться посредством самоуправления граждан, без профессиональной бюрократии, возвышающейся над обществом. В силу исторических причин, о которых я здесь говорить не могу, ныне реальное строение советского общества находится в вопиющем противоречии с этим идеалом. 'Над народом поднялась самодержавная бюрократия. В ее руках власть и распоряжение богатствами страны. Она пользуется неимоверными привилегиями, которые растут из года в год. Положение правящей касты ложно в самой своей основе. Она вынуждена скрывать свои привилегии, лгать народу, прикрывать коммунистическими формулами такие отношения и действия, которые не имеют ничего общего с коммунизмом. Бюрократический аппарат не позволяет никому называть вещи по имени. Наоборот, он требует от всех и каждого применения условного "коммунистического" языка, который служит для того, чтобы замаскировать правду. Традиции партии, как и ее основные документы, находятся в вопиющем противоречии с действительностью. Правящая олигархия обязывает поэтому историков, экономистов, социологов, профессоров, учителей, агитаторов, судей истолковывать документы и действительность, прошлое и настоящее так, чтоб они оказывались хоть во внешнем согласии друг с другом. Принудительная ложь пронизывает всю официальную идеологию. Люди думают одно, а говорят и пишут другое. Так как расхождение между словом и делом непрерывно возрастает, то самые священные формулы приходится пересматривать чуть не каждый год. Если вы возьмете разные издания одной и той же книги, скажем, Энциклопедии, то окажется, что об одних и тех же людях или явлениях в каждом новом издании даются совершенно различные отзывы, либо все более хвалебные, либо, наоборот, все более порочащие. Под кнутом бюрократии тысячи людей выполняют систематическую работу "научной" фальсификации. Любая попытка критики или возражения, малейшая нота диссонанса рассматривается как тягчайшее преступление.
Можно сказать без преувеличения, что бюрократия наск- возь пропитала политическую атмосферу СССР духом инквизиции. Ложь, клевета и подлог являются, таким образом, не случайным средством борьбы против политических противников, а вытекают органически из фальшивого положения бюрократии в советском обществе. Пресса Коминтерна, которую вы знаете, представляет в этом отношении только тень советской прессы. Реальная действительность дает, однако, о себе знать на каждом шагу, компрометирует официальную ложь и наобо
рот, реабилитирует критику оппозиции. Отсюда необходимость прибегать ко все более и более острым средствам для доказательства непогрешимости бюрократии. Сперва оппозиционеров исключали из партии и снимали с ответственных постав, затем их стали ссылать, потом у них стали отнимать всякую работу. О них распространяли все более ядовитую клевету.
Но обличительные статьи всем приелись, им давно перестали верить. Понадобились сенсационные процессы. Обвинять оппозиционеров в том, что они критикуют самодержавие бюрократии, значило бы только помогать оппозиции. Не оставалось ничего другого, как приписывать им преступления, направленные не против привилегий новой аристократии, а против интересов народа. На каждом новом этапе эти обвинения принимали все более чудовищный характер. Таковы та общая политическая обстановка и та общественная психология, которые сделали возможной московскую судебную фантасмагорию. В процессе Зиновьева бюрократия добралась до высшей точки, нет, простите, она пала до низшей точки...
Если процесс, вообще говоря, подготовлялся издавна, то многое заставляет думать, что он был инсценирован на несколько недель, а может быть, и месяцев раньше, чем намечали режиссеры. Впечатление, какое произвел налет этих господ (жест в сторону подсудимых), слишком противоречило видам Москвы. Печать всего мира говорила, и не без основания, о связи норвежских наци с гестапо. Впереди предстояло судебное разбирательство, на котором отношения между мною и фашистами должны были раскрыться во всей своей остроте. Надо было во что бы то ни стало перекрыть впечатление от столь неудавшегося предприятия. Сталин потребовал, видимо, от ГПУ ускорить московский процесс.
Как видно из официальных данных, важнейшие "признания" были выжаты из подсудимых в течение последней недели следствия, перед самым процессом, от 7 до 14 августа. При такой спешке трудно было заботиться о согласованности показаний с фактами и между собой. К тому же режиссеры слишком уверенно рассчитывали на то, что все прорехи обвинения будут с избытком покрыты показаниями самих обвиняемых. В самом деле, если все шестнадцать подсудимых признали в той или другой степени свое участие в убийстве Кирова или в подготовке других убийств, а некоторые прибавили к этому свою связь с гестапо, то к чему прокурору обременять себя доказательствами или хотя бы устранением фактических противоречий, грубых анахронизмов и прочих нелепостей? Бесконтрольность усыпляет внимание, безответственность порождает беспечность. Прокурор Вышинский не только бессовестен, но и бездарен. Доказательства он заменяет бранью. Его обвинительный акт, как и его речь, представляют нагромождение проти
воречий. Я не могу здесь, разумеется, не только разобрать, но хотя бы только перечислить их. Мой старший сын, Лев Седов, которого московские борджиа впутали в это дело, чтоб через его посредство добраться до меня (они считали, очевидно, что моему сыну труднее будет во многих случаях установить свое алиби, чем мне), выпустил недавно в Париже "Красную книгу", посвященную московскому процессу. На протяжении 120 страниц вскрыта полная несостоятельность обвинения -- с фактической, психологической и политической стороны. А между тем мой сын не мог использовать и десятой доли доказательств, имеющихся в моем распоряжении (письма, документы, свидетельские показания, личные воспоминания). Перед лицом любого открытого суда московские обвинители были бы обнаружены как фальсификаторы, которые не останавливаются ни перед каким преступлением, когда дело идет о защите интересов новой касты привилегированных.
В Западной Европе нашлись юристы (назову англичанина Притта и француза Розенмарка57), которые, основываясь на "'полноте" признаний обвиняемых, выдали юстиции ГПУ свидетельство безупречности. Этим адвокатам Сталина придется еще пожалеть о своем торопливом усердии, ибо истина не только проложит себе дорогу через все препятствия, но и сокрушит по пути немало репутаций... Господа Притты обманывают общественное мнение, изображая дело так, будто шестнадцать лиц, заподозренные как участники преступного сообщества, признались, в конце концов, в совершенных ими преступлениях, и будто их признания, несмотря на отсутствие улик, дали в совокупности своей убедительную картину убийства Кирова и других покушений.
На самом деле отдельные обвиняемые и группы обвиняемых из числа шестнадцати вовсе не были связаны в прошлом между собою ни делом Кирова, ни каким-либо другим "делом". Из официальных документов известно, что по обвинению в убийстве Кирова были первоначально расстреляны 104 безымянных "'белогвардейца" (среди них немало оппозиционеров), затем четырнадцать действительных или мнимых участников группы Николаева58, фактического убийцы Кирова. Несмотря на- "чистосердечные" признания, никто из них не назвал ни одного из будущих обвиняемых по процессу шестнадцати.
Дело Зиновьева--Каменева представляет самостоятельное предприятие Сталина, построенное вне всякой связи с предшествующими "кировскими" процессами. "Признания" шестнадцати, полученные в несколько этапов, совершенно не дают картины чьей-либо террористической деятельности. Наоборот, под руководством обвинителя подсудимые тщательно обходят все конкретные обстоятельства времени и места... Мне предъявлен здесь официальный московский отчет о суде. Но ведь эта книж
-- Дело идет только о гипотезе. Я не раз спрашивал себя:
кто внушил этим молодым людям план набега? Кто вооружил
их столь совершенным военным аппаратом для подслушива
ния моих телефонных разговоров? Ведь норвежские наци, как
показали последние выборы, пока еще ничтожная группа. Пер
воначальная моя мысль была: здесь замешано гестапо, которое
хотело выудить таким путем моих единомышленников в Гер
мании. Участие в этом деле гестапо остается для меня несом
ненным и сейчас.
Председатель: Каковы ваши основания?
-- За последние недели перед покушением господа фаши
сты нередко посещали наш двор и даже нашу квартиру, чаще
всего под видом покупателей дома... Поведение этих "покупа
телей" не раз возбуждало мои подозрения: сталкиваясь со мною
во дворе или в доме, они делали вид, что не замечают меня: у
них просто не хватало решимости мне поклониться. Храбрость
этих молодых людей вообще отставала от их злой воли: неда
ром они капитулировали перед одной мужественной девуш
кой-- Иордис Кнудсен...
За несколько дней до покушения к нам во двор пробрался иностранец в тирольском костюме и, когда увидел меня, сейчас же отвел глаза в сторону. На вопрос, чего ему нужно, он бессмысленно ответил: "купить хлеба", причем назвал себя туристом, австрийцем. Но у нас в доме жил в те дни австриец, который, выпроводив вежливо посетителя за ворота, сказал мне: этот субъект говорит не на австрийском, а на северо-не-мецком языке. Я не сомневаюсь, господа судьи, что подозрительный турист был инструктором в подготовке покушения.
Главный обвиняемый: Это был мекленбуржец. Он действи
тельно был туристом и носил тирольские брюки. Ему было не больше восемнадцати лет... Никакого отношения к нашему плану он не имел. Мы встретились с ним случайно в гостинице.
-- Ага! Подсудимый признает, следовательно, свою связь с
тем мекленбуржцем, который почему-то выдал себя за австрий
ца. Что касается возраста, то "туристу" было никак не менее
23-х лет. Ему незачем было искать хлеба у нас, когда есть бу
лочные. Случайная встреча в гостинице? Я этому не верю. ,В
заявлении подсудимого правдива лишь ссылка на тирольские
брюки...
Что фашисты, особенно германские, относятся ко мне с ненавистью, это они достаточно доказали. Во время травли против меня французской реакционной печати, главные материалы доставлялись из Германии. Когда гестапо при каком-то обыске нашло в Берлине пачку моих старых писем, еще из дофашист-ских времен, Геббельс расклеил по всей Германии афиши с разоблачением моей преступной деятельности. Мои единомышленники в Германии приговорены ко многим десяткам лет тюрьмы.
Адвокат В.: Как давно?
-- Арестуются и приговариваются все время, в том числе и
в течение последних месяцев. Начиная с первых лет своего из
гнания, я не раз доказывал в брошюрах и статьях, что поли
тика Коминтерна в Германии подготовляет победу наци. Тогда
царила пресловутая теория "третьего периода". Сталин разре
шился афоризмом: "социал-демократия и фашизм -- близнецы,
а не антиподы". Главным врагом из двух "близнецов" счита
лась, однако, социал-демократия. В борьбе с нею германские
сталинцы доходили до прямой поддержки Гитлера (знамени
тый прусский плебисцит)51. Вся политика Коминтерна пред
ставляла цепь преступлений.
Я требовал единого фронта с социал-демократией, создания рабочей милиции и серьезной, а не театральной борьбы с вооруженными бандами реакции. В течение 1929--1932 годов была полная возможность справиться с движением Гитлера. Но нужна была политика революционной обороны, а не бюрократического тупоумия и хвастовства. Наци очень внимательно следили за внутренней борьбой в рядах рабочего класса и отдавали себе ясный отчет в опасности для них смелой политики единого фронта. В этом смысле можно вполне понять попытку гестапо овладеть при помощи своих норвежских единомышленников моей перепиской...
Но возможно и другое объяснение, не менее вероятное. Подготовляя московский процесс, ГПУ не могло не интересоваться моими архивами. Устроить нападение через "коммунистов" значило бы слишком обнажить себя. Через фашистов удобнее. К тому же ГПУ имеет своих агентов в гестапо, как и гестапо име
ет своих агентов в ГПУ. Как те, так и другие могли воспользоваться этими молодыми людьми для своих планов.
Обвиняемый Р. X. (с горячностью): Мы не были связаны ни с ГПУ, ни с гестапо!
-- Я и не утверждаю, что подсудимые знали, кто ими руко
водит. Но ведь такова вообще судьба фашистской молодежи:
она только пушечное мясо для чужих целей.
Адвокат В. (предъявляя ряд Номеров "Бюллетеня русской оппозиции"52): Является ли свидетель издателем этого журнала?
-- Издателем в формальном смысле слова -- нет. Но глав
ным сотрудником. Во всяком случае, я несу полностью полити
ческую ответственность за это издание.
Адвокат В. (после того, как суд оглашает, по его требованию, ряд цитат из "Бюллетеня", заключающих в себе резкую критику советской бюрократии): Обращаю внимание суда на то, что свидетель писал эти статьи во время проживания в Норвегии; тем самым он стремился подорвать режим дружественного Норвегии государства.
-- Я с интересом констатирую, что норвежские фашисты
защищают от меня режим Сталина. Вместе с начальником пас
портной конторы они ставят мне в то же время в вину мою
критику политики Леона Блюма во Франции. Они, видимо, за
щищают все существующие режимы, кроме норвежского: здесь
они сохраняют за собой право государственного переворота.
Нападение на мою квартиру, изолированно взятое, может по
казаться незначительным эпизодом. Но если продумать вопрос
до конца, то этот факт есть первая проба гражданской войны
в Норвегии.
Адвокат В. с демонстративным изумлением поднимает руки вверх.
-- О, я знаю, все это делается во имя "порядка". Генерал
Франко поднял восстание во имя "порядка". Гитлер ради спа
сения "порядка" от большевизма готовит мировую войну. Фа
шисты спасают порядок при помощи кровавого беспорядка.
Норвежские фашисты для начала попытались произвести бес
порядок в моих архивах. Но это потому, что они пока еще слиш
ком слабы для более крупных преступлений.
Адвокат В.: "Бюллетень" запрещен в России?
-- Несомненно!
Адвокат В.: Между тем 'в "Бюллетене" сказано, что идеи его имеют много сторонников в СССР. Следовательно, во время пребывания в Норвегии свидетель занимался нелегальной доставкой "Бюллетеня" в Россию?
-- Лично я этим совершенно не занимался. Но не сомнева
юсь, что "Бюллетень" и его идеи проникают в СССР. Какими
путями? Самыми различными. За границей всегда находятся?
сотни и даже тысячи советских граждан (дипломаты, торговые представители, моряки, хозяйственники, техники, учащиеся, артисты, спортсмены). Многие из них читают "Бюллетень", правда, украдкой, но охотнее, чем официальную советскую прессу. Я слышал даже, что Литвинов53 всегда увозит с собой из-за границы в кармане сюртука свежий номер "Бюллетеня". Под присягой я этого, правда, заявить не могу, тем более, что не хочу причинять неприятности советскому дипломату. (Улыбки среди судей и присяжных.) Высокие сановники Кремля являются самыми надежными подписчиками "Бюллетеня", с которым они не раз полемизировали в своих официальных докладах; насколько удачно, это вопрос другой. Находя отчеты об этих докладах в советской печати, граждане стараются читать между строк. Всего этого, конечно, недостаточно, но это все же кое-что.
Отмечу, к слову, что "Бюллетень" выходит уже в течение восьми лет, большую часть которых я провел в Турции и Франции. До 1933 г. "Бюллетень" печатался в Германии; но Гитлер немедленно запретил его по приходе к власти. Сейчас "Бюллетень" выходит в Париже, на основании французских законов о печати. Даже турецкое правительство, несмотря на свою особую дружбу с Кремлем, никогда не покушалось на мою литературную деятельность. Честь инициативы, если не считать Гитлера, принадлежит норвежским фашистам и во вторую очередь -- норвежскому правительству.
Адвокат В. (предъявляя свидетелю No 48 "Бюллетеня"): Принадлежит ли свидетелю неподписанная передовая статья?
-- Господина адвоката тоже интересует эта статья? Здесь я
вынужден сделать сенсационное сопоставление. С этим самым
номером ко мне явился несколько недель тому назад в Sundby
(место заключения) начальник норвежской полиции Асквиг,
находящийся сейчас в зале суда. По поручению начальника
паспортной конторы Асквиг задал мне тот же самый вопрос:
мне ли принадлежит неподписанная статья в No 48 "Бюллете
ня" (февраль 1936 г.). Я ответил: ведет ли Констад следствие?
По какому делу? На основании какого закона? Вопрос началь
ника паспортной конторы я назвал дерзким и отказался отве
чать на него. Сейчас тот же номер "Бюллетеня" оказывается в
руках адвоката...
Председатель: Защитник имеет право, на основании норвежских законов, пользоваться всеми материалами судебного следствия.
-- Я это вполне понимаю, господин председатель. Но кто
включил этот номер "Бюллетеня" в материалы судебного след
ствия?
Прокурор: Номер включен по требованию защиты; я отка
зался от этого включения, не усматривая никакой связи с настоящим делом.
-- Итак, господа судьи и присяжные, начальник паспортной
конторы беззаконно пытался получить через полицию у меня,
у заключенного, сведения, которые нужны фашистскому защит
нику взломщиков моей квартиры. Разве это не скандал? И это
му господину "социалистическое" правительство поручает конт
ролировать мою переписку!..
Что касается самой статьи, то здесь, перед лицом суда, у меня нет ни малейшего основания утаивать мое авторство. К тому же статья появилась за моей подписью в ряде иностранных изданий Европы и Америки. Она целиком посвящена преследованиям так называемых "троцкистов" в СССР. Таких статей я писал десятки. Господин адвокат, видимо, ни за что не хочет примириться с моей критикой сталинской полиции. Не удивляюсь: фашисты воруют мои бумаги в Норвегии; агенты ГПУ -- в Париже, а единство приемов порождает солидарность интересов.
После того, как оглашают выдержки из криминальной статьи, адвокат В. предъявляет свидетелю французскую книгу L. Trotsky. Defense du terrorisme. Paris, 1936. -- Принадлежит ли перу свидетеля предисловие, написанное в 1936 г., следовательно, уже в Норвегии?
-- Вопрос излишен: предисловие носит мою подпись и да
ту. Самая книга написана в 1919 г. и тогда же вышла на мно
гих языках. Насколько знаю, она нигде не подвергалась пре
следованиям. Происхождение книги таково: известный теоре
тик Второго Интернационала К. Каутский54 написал книгу, об
личающую "терроризм" большевиков. Я написал книгу в за
щиту нашей партии. Речь идет в этом произведении, разумеет
ся, не об индивидуальном терроре, который мы, марксисты,
всегда отвергали, а о революционных действиях массы. Не
знаю, преступна моя книга или нет с точки зрения паспортной
конторы. Но нынешний норвежский министр-президент, министр
юстиции и ряд других членов правительства примыкали к Ком
мунистическому Интернационалу как раз в тот период, когда
появилась эта книга. Все они, несомненно, читали ее. Что имен
но они из нее усвоили -- вопрос особый.
По требованию адвоката В. оглашается перевод нескольких мест из предисловия, свидетельствующих о революционном направлении мыслей автора.
-- Как видите, обвиняемым незачем было воровать мои
письма: в своих книгах я гораздо яснее и полнее выражаю ре
волюционный характер своей программы. От моих вредных идей
меня не излечат даже медикаменты норвежской паспортной
конторы.
Адвокат В. (предъявляя книгу Leon Trotsky. La revolution
trahio. Grasset, Paris, 1936): Написана ли эта книга свидетелем во время его пребывания в Норвегии?
-- Да, и, к счастью, я успел не только закончить работу до
интернирования, но и отправить две копии рукописи за грани
цу, французскому и американскому переводчикам. Остальные
копии попали в руки паспортной конторы, которая при содей
ствии профессоров и дипломатов свыше двух месяцев ломала
себе голову над вопросом, написал ли я научный труд или по
литический. Только после получения в Осло экземпляров фран
цузского издания г. Констад убедился, что его просвещенные
усилия пропали даром... причинив мне, однако, большой мо
ральный и материальный ущерб. Между тем за пределами Нор
вегии ни одному здравомыслящему человеку не пришло, разу
меется, в голову протестовать против опубликования этой рабо
ты. Наоборот, я могу с удовольствием констатировать успех
книги у французского читателя.
Адвокат В.: Что свидетель понимает под успехом: быстрое распространение?
-- Не только распространение, но и тот отклик, который
книга встретила в прессе самых различных направлений. Поли
тические выводы автора встречают, разумеется, со стороны
подавляющего большинства изданий отпор. Но почти все кри
тики рекомендуют книгу вниманию своих читателей. Одним из
первых высказался в этом смысле бывший французский ми
нистр-президент Кайло55, который, как известно, не принадле
жит к числу моих единомышленников. Я мог бы привести мно
го других отзывов... Но не поразительно ли, не смешно ли, гос
пода судьи, что мне приходится пред норвежским судом как бы
доказывать свое право печатать свои книги во Франции? Нор
вежское правительство загнало себя в тупик, из которого у не
го нет достойного выхода!
По предложению адвоката свидетель переводит с французского языка на немецкий отдельные места книги, где говорится о неизбежности низвержения бонапартистской бюрократии трудящимися массами Советского Союза.
Адвокат В.: Отмечаю, что это было написано в Норвегии.
-- Отмечаю, что советская олигархия имеет в лице норвеж
ских фашистов бдительных и, надеюсь, бескорыстных друзей.
Во всяком случае над моим интернированием Сталин и Квис
линг56 (вождь норвежских фашистов) работали рука об руку.
Московский процесс
После получасового перерыва адвокат В. хочет поставить свидетелю вопрос относительно московского процесса шестнадцати и предъявляет официальный отчет о процессе на немецком языке.
Адвокат В.: Что свидетель может сказать об источниках этого процесса?
-- Вопрос слишком туманно поставлен. Мы находимся на суде. Адвокат -юрист. Дело идет не об "источниках". Вопрос должен быть сформулирован точно: верны ли обвинения, выдвинутые против меня на московском процессе? На этот вопрос я отвечаю: нет, они ложны. В них нет ни слова правды! Дело идет при этом не о судебной ошибке, а о злонамеренном подлоге. ГПУ подготовляло этот процесс в течение не менее десяти лет, начав свою работу задолго до убийства Кирова (1 декабря 1934 года), которое само явилось простой "аварией" в процессе подготовки.
К убийству Кирова я имею не большее отношение, чем любое лицо в этом зале. Не большее, господа судьи и присяжные заседатели! Ответственным организатором московского судебного подлога, этого величайшего политического преступления нашего времени, а может быть и всех времен, является Сталин. (В зале царит сосредоточенное внимание.) Я хорошо сознаю вес своих заявлений и ответственность, какую я на себя беру. Я взвешиваю каждое слово, господа судьи!.. В печати можно на каждом шагу встретить попытки свести всю проблему к личной вражде между Сталиным и Троцким: "борьба за власть", "соперничество" и проч. Такое объяснение надо отвергнуть как поверхностное, неумное и прямо абсурдное. Многие десятки тысяч так называемых "троцкистов" подвергались в СССР в течение последних тринадцати лет жестоким преследованиям, отрывались от семей, от друзей, от работы, лишались огня и воды, нередко и жизни, -- неужели все это ради личной борьбы между Троцким и Сталиным?
Я отдаю себе ясный отчет в тех затруднениях, какие испытывает иностранец, особенно юрист, перед лицом московского процесса. Верить официальным обвинениям, то есть тому, что старая гвардия большевизма превратилась в фашистов, совершенно невозможно. Весь ход процесса похож на кошмар. С другой стороны, непонятно, зачем советскому правительству понадобилась вся эта фантасмагория и какими путями оно добилось от обвиняемых фальшивых обвинений против себя самих.
Позвольте сказать, что подходить к московскому процессу с обычными критериями "здравого смысла" невозможно. Здравый смысл отирается на повседневный, будничный опыт в мирных, нормальных условиях. Между тем Россия проделала величайший в истории социальный переворот. Новое внутреннее равновесие еще далеко не достигнуто. Общественные отношения, как и идеи, находятся в состоянии острого брожения.
Прежде всего, господа судьи и присяжные заседатели, необходимо понять основное противоречие, которое раздирает ны
не общественную жизнь Советского Союза. Цель революции состояла в том, чтоб установить общество без классов, то есть без привилегированных и без обделенных. Такому обществу не нужно государственное насилие. Основатели режима предполагали, что все общественные функции будут выполняться посредством самоуправления граждан, без профессиональной бюрократии, возвышающейся над обществом. В силу исторических причин, о которых я здесь говорить не могу, ныне реальное строение советского общества находится в вопиющем противоречии с этим идеалом. 'Над народом поднялась самодержавная бюрократия. В ее руках власть и распоряжение богатствами страны. Она пользуется неимоверными привилегиями, которые растут из года в год. Положение правящей касты ложно в самой своей основе. Она вынуждена скрывать свои привилегии, лгать народу, прикрывать коммунистическими формулами такие отношения и действия, которые не имеют ничего общего с коммунизмом. Бюрократический аппарат не позволяет никому называть вещи по имени. Наоборот, он требует от всех и каждого применения условного "коммунистического" языка, который служит для того, чтобы замаскировать правду. Традиции партии, как и ее основные документы, находятся в вопиющем противоречии с действительностью. Правящая олигархия обязывает поэтому историков, экономистов, социологов, профессоров, учителей, агитаторов, судей истолковывать документы и действительность, прошлое и настоящее так, чтоб они оказывались хоть во внешнем согласии друг с другом. Принудительная ложь пронизывает всю официальную идеологию. Люди думают одно, а говорят и пишут другое. Так как расхождение между словом и делом непрерывно возрастает, то самые священные формулы приходится пересматривать чуть не каждый год. Если вы возьмете разные издания одной и той же книги, скажем, Энциклопедии, то окажется, что об одних и тех же людях или явлениях в каждом новом издании даются совершенно различные отзывы, либо все более хвалебные, либо, наоборот, все более порочащие. Под кнутом бюрократии тысячи людей выполняют систематическую работу "научной" фальсификации. Любая попытка критики или возражения, малейшая нота диссонанса рассматривается как тягчайшее преступление.
Можно сказать без преувеличения, что бюрократия наск- возь пропитала политическую атмосферу СССР духом инквизиции. Ложь, клевета и подлог являются, таким образом, не случайным средством борьбы против политических противников, а вытекают органически из фальшивого положения бюрократии в советском обществе. Пресса Коминтерна, которую вы знаете, представляет в этом отношении только тень советской прессы. Реальная действительность дает, однако, о себе знать на каждом шагу, компрометирует официальную ложь и наобо
рот, реабилитирует критику оппозиции. Отсюда необходимость прибегать ко все более и более острым средствам для доказательства непогрешимости бюрократии. Сперва оппозиционеров исключали из партии и снимали с ответственных постав, затем их стали ссылать, потом у них стали отнимать всякую работу. О них распространяли все более ядовитую клевету.
Но обличительные статьи всем приелись, им давно перестали верить. Понадобились сенсационные процессы. Обвинять оппозиционеров в том, что они критикуют самодержавие бюрократии, значило бы только помогать оппозиции. Не оставалось ничего другого, как приписывать им преступления, направленные не против привилегий новой аристократии, а против интересов народа. На каждом новом этапе эти обвинения принимали все более чудовищный характер. Таковы та общая политическая обстановка и та общественная психология, которые сделали возможной московскую судебную фантасмагорию. В процессе Зиновьева бюрократия добралась до высшей точки, нет, простите, она пала до низшей точки...
Если процесс, вообще говоря, подготовлялся издавна, то многое заставляет думать, что он был инсценирован на несколько недель, а может быть, и месяцев раньше, чем намечали режиссеры. Впечатление, какое произвел налет этих господ (жест в сторону подсудимых), слишком противоречило видам Москвы. Печать всего мира говорила, и не без основания, о связи норвежских наци с гестапо. Впереди предстояло судебное разбирательство, на котором отношения между мною и фашистами должны были раскрыться во всей своей остроте. Надо было во что бы то ни стало перекрыть впечатление от столь неудавшегося предприятия. Сталин потребовал, видимо, от ГПУ ускорить московский процесс.
Как видно из официальных данных, важнейшие "признания" были выжаты из подсудимых в течение последней недели следствия, перед самым процессом, от 7 до 14 августа. При такой спешке трудно было заботиться о согласованности показаний с фактами и между собой. К тому же режиссеры слишком уверенно рассчитывали на то, что все прорехи обвинения будут с избытком покрыты показаниями самих обвиняемых. В самом деле, если все шестнадцать подсудимых признали в той или другой степени свое участие в убийстве Кирова или в подготовке других убийств, а некоторые прибавили к этому свою связь с гестапо, то к чему прокурору обременять себя доказательствами или хотя бы устранением фактических противоречий, грубых анахронизмов и прочих нелепостей? Бесконтрольность усыпляет внимание, безответственность порождает беспечность. Прокурор Вышинский не только бессовестен, но и бездарен. Доказательства он заменяет бранью. Его обвинительный акт, как и его речь, представляют нагромождение проти
воречий. Я не могу здесь, разумеется, не только разобрать, но хотя бы только перечислить их. Мой старший сын, Лев Седов, которого московские борджиа впутали в это дело, чтоб через его посредство добраться до меня (они считали, очевидно, что моему сыну труднее будет во многих случаях установить свое алиби, чем мне), выпустил недавно в Париже "Красную книгу", посвященную московскому процессу. На протяжении 120 страниц вскрыта полная несостоятельность обвинения -- с фактической, психологической и политической стороны. А между тем мой сын не мог использовать и десятой доли доказательств, имеющихся в моем распоряжении (письма, документы, свидетельские показания, личные воспоминания). Перед лицом любого открытого суда московские обвинители были бы обнаружены как фальсификаторы, которые не останавливаются ни перед каким преступлением, когда дело идет о защите интересов новой касты привилегированных.
В Западной Европе нашлись юристы (назову англичанина Притта и француза Розенмарка57), которые, основываясь на "'полноте" признаний обвиняемых, выдали юстиции ГПУ свидетельство безупречности. Этим адвокатам Сталина придется еще пожалеть о своем торопливом усердии, ибо истина не только проложит себе дорогу через все препятствия, но и сокрушит по пути немало репутаций... Господа Притты обманывают общественное мнение, изображая дело так, будто шестнадцать лиц, заподозренные как участники преступного сообщества, признались, в конце концов, в совершенных ими преступлениях, и будто их признания, несмотря на отсутствие улик, дали в совокупности своей убедительную картину убийства Кирова и других покушений.
На самом деле отдельные обвиняемые и группы обвиняемых из числа шестнадцати вовсе не были связаны в прошлом между собою ни делом Кирова, ни каким-либо другим "делом". Из официальных документов известно, что по обвинению в убийстве Кирова были первоначально расстреляны 104 безымянных "'белогвардейца" (среди них немало оппозиционеров), затем четырнадцать действительных или мнимых участников группы Николаева58, фактического убийцы Кирова. Несмотря на- "чистосердечные" признания, никто из них не назвал ни одного из будущих обвиняемых по процессу шестнадцати.
Дело Зиновьева--Каменева представляет самостоятельное предприятие Сталина, построенное вне всякой связи с предшествующими "кировскими" процессами. "Признания" шестнадцати, полученные в несколько этапов, совершенно не дают картины чьей-либо террористической деятельности. Наоборот, под руководством обвинителя подсудимые тщательно обходят все конкретные обстоятельства времени и места... Мне предъявлен здесь официальный московский отчет о суде. Но ведь эта книж