Страница:
Загибая пальцы, Колчин осматривался. На стене над кроватью несколько пожелтевших от времени фотографий голых девиц, над карточками висит охотничье ружье двенадцатого калибра и патронташ на ремне. За спиной самодельный платяной шкаф из фанеры, напротив кровати пианино «Лира», на крышке которого гвоздем выцарапали фашистскую свастику и матерное слово из трех букв. На полу домотканый коврик. С потолка вместо люстры свешивается прозрачная груша стосвечовой лампочки, засиженной мухами. Если в доме существует подвал, а подвал тут должен быть, люк в него находится не в кухне и не в этой комнате. Но где этот люк?
Вопросов набирается много. Если Воловик и Гребнев заодно, как они общаются? С помощью голубиной почты? Стационарного телефона здесь нет, мобильный аппарат в такую глушь не добивает. Что
остается? Радиостанция. Воловик наверняка знаком с основами кулачного боя, но радиодело не его профиль. Остается спутниковый телефон. Но это слишком дорогое удовольствие для человека, который спит на провалившейся койке, держит в своей комнате исчирканное гвоздем пианино и самодельный шкаф из фанеры.
Осмотреть все помещения можно, выманив людей Воловика за пределы его владений. Куда-нибудь подальше в степь, к соляному озеру. А самому вернуться в опустевший дом, где никого не останется кроме хозяина и той носатой бабы с металлическим голосом. Воловика можно подпоить, выставив на стол в бутылку армянского коньяка, что сейчас лежит в дорожной сумке. От коньяка он не откажется. Пары рюмок достаточно, чтобы хозяин проспал богатырским сном до вечера, а, проснувшись, ничего не вспомнил. Кухарке можно просто сунуть столько денег, чтобы память отшибло без спиртного.
Другой возможности осмотреть дом не предвидится. Из Москвы поступил приказ: в переговоры с Воловиком не вступать, заложников, они действительно сидят где-то в подвале, не освобождать. Этим позднее займется специальная группа ФСБ, которая прилетит из Москвы, как только в деле появится какая-то ясность. Колчин должен срисовать подробный план земельного надела Воловика и его дома. Расположение комнат, обстановка, оружие, что есть в наличии, число людей, населяющих этот клоповник, и так далее.
– Мы имеем право привлекать к работам местное население, – сказал Колчин. – Есть утвержденный прейскурант для земляных работ. Деньги небольшие. Но плох тот хозяйственник, который не найдет возможности заплатить сверх прейскуранта. Вообще-то, чтобы взять образцы грунта, по технологии нужно выкопать полторы дюжины шурфов. Но мы выкопаем всего четыре-пять ям, не слишком глубоких. Все равно никто проверять не станет. Возьмем пробы из них. А вы получите деньги за восемнадцать шурфов. Идет? Оплата наличными. Хорошее предложение.
Воловик поднял руку и ладонью припечатал муху, севшую на лысину. Размазал ее по голове и смахнул на пол.
– И сколько, долбанный сарай, выходит на круг?
– Если перевести на баксы, двести колов.
– Хм-м, по здешним меркам неплохо. Даже кучеряво. Сам видишь, какая жара стоит все лето. Восемьдесят голов овец под нож пошли, потому что вместо травы в степи одни колючки. А мы тут живем просто. Кормимся тем, долбаный сарай, что земля пошлет. А она, едрена вошь, шиш посылает. Без масла. Короче, предложение принимается.
– Когда начнем?
– Сейчас, долбаный сарай, ребят свисну. Через пять минут они будут готовы.
– Музицируете? – Колчин кивнул на пианино.
– Не я. Был тут один пианист, – слово «пианист» Воловик произнес, брезгливо поморщившись, словно выплюнул самое грязное ругательство, какое только помнил. – Недавно коньки откинул. Скоропостижно. М-да… Схоронили, долбаный сарай, за забором. Напротив сортира.
– Сердце?
– Что-то вроде того. И еще кровотечение горлом.
Воловик погладил ладонью толстую бабью грудь и глубоко зевнул, давая понять, что базар окончен. Колчин стал медленно подниматься со стула, дверь за спиной скрипнула. Он успел оглянуться, увидеть силуэт человеческой фигуры, руку, занесенную над головой. Кажется, пятерня сжимала ствол. На то, чтобы увернуться от удара, не хватило мгновения. В следующую секунду Колчин, получив рукояткой пистолета по затылку, грохнулся на пол. Перед глазами расплылись фиолетовые пятна. Он попытался встать, оттолкнувшись руками от пола. Но кто-то наступил подметкой армейского башмака на пальцы. Едва не застонав от боли, Колчин попытался выдернуть руку, не получилось.
– Лежи, гад.
Глава двадцатая
Вопросов набирается много. Если Воловик и Гребнев заодно, как они общаются? С помощью голубиной почты? Стационарного телефона здесь нет, мобильный аппарат в такую глушь не добивает. Что
остается? Радиостанция. Воловик наверняка знаком с основами кулачного боя, но радиодело не его профиль. Остается спутниковый телефон. Но это слишком дорогое удовольствие для человека, который спит на провалившейся койке, держит в своей комнате исчирканное гвоздем пианино и самодельный шкаф из фанеры.
Осмотреть все помещения можно, выманив людей Воловика за пределы его владений. Куда-нибудь подальше в степь, к соляному озеру. А самому вернуться в опустевший дом, где никого не останется кроме хозяина и той носатой бабы с металлическим голосом. Воловика можно подпоить, выставив на стол в бутылку армянского коньяка, что сейчас лежит в дорожной сумке. От коньяка он не откажется. Пары рюмок достаточно, чтобы хозяин проспал богатырским сном до вечера, а, проснувшись, ничего не вспомнил. Кухарке можно просто сунуть столько денег, чтобы память отшибло без спиртного.
Другой возможности осмотреть дом не предвидится. Из Москвы поступил приказ: в переговоры с Воловиком не вступать, заложников, они действительно сидят где-то в подвале, не освобождать. Этим позднее займется специальная группа ФСБ, которая прилетит из Москвы, как только в деле появится какая-то ясность. Колчин должен срисовать подробный план земельного надела Воловика и его дома. Расположение комнат, обстановка, оружие, что есть в наличии, число людей, населяющих этот клоповник, и так далее.
– Мы имеем право привлекать к работам местное население, – сказал Колчин. – Есть утвержденный прейскурант для земляных работ. Деньги небольшие. Но плох тот хозяйственник, который не найдет возможности заплатить сверх прейскуранта. Вообще-то, чтобы взять образцы грунта, по технологии нужно выкопать полторы дюжины шурфов. Но мы выкопаем всего четыре-пять ям, не слишком глубоких. Все равно никто проверять не станет. Возьмем пробы из них. А вы получите деньги за восемнадцать шурфов. Идет? Оплата наличными. Хорошее предложение.
Воловик поднял руку и ладонью припечатал муху, севшую на лысину. Размазал ее по голове и смахнул на пол.
– И сколько, долбанный сарай, выходит на круг?
– Если перевести на баксы, двести колов.
– Хм-м, по здешним меркам неплохо. Даже кучеряво. Сам видишь, какая жара стоит все лето. Восемьдесят голов овец под нож пошли, потому что вместо травы в степи одни колючки. А мы тут живем просто. Кормимся тем, долбаный сарай, что земля пошлет. А она, едрена вошь, шиш посылает. Без масла. Короче, предложение принимается.
– Когда начнем?
– Сейчас, долбаный сарай, ребят свисну. Через пять минут они будут готовы.
– Музицируете? – Колчин кивнул на пианино.
– Не я. Был тут один пианист, – слово «пианист» Воловик произнес, брезгливо поморщившись, словно выплюнул самое грязное ругательство, какое только помнил. – Недавно коньки откинул. Скоропостижно. М-да… Схоронили, долбаный сарай, за забором. Напротив сортира.
– Сердце?
– Что-то вроде того. И еще кровотечение горлом.
Воловик погладил ладонью толстую бабью грудь и глубоко зевнул, давая понять, что базар окончен. Колчин стал медленно подниматься со стула, дверь за спиной скрипнула. Он успел оглянуться, увидеть силуэт человеческой фигуры, руку, занесенную над головой. Кажется, пятерня сжимала ствол. На то, чтобы увернуться от удара, не хватило мгновения. В следующую секунду Колчин, получив рукояткой пистолета по затылку, грохнулся на пол. Перед глазами расплылись фиолетовые пятна. Он попытался встать, оттолкнувшись руками от пола. Но кто-то наступил подметкой армейского башмака на пальцы. Едва не застонав от боли, Колчин попытался выдернуть руку, не получилось.
– Лежи, гад.
Глава двадцатая
Ствол ткнулся в шею. Чьи-то ладони прошлись по спине и бедрам. Колчина дернули за ворот майки, заставив перевернуться на спину. Мужчина с жиденькой бороденкой в пятнистых камуфляжных штанах и желтой майке, продранной на груди, стоял над Колчиным, расставив ноги. Ствол в левой руке, правая рука свободна. Человек наклонился, ощупал пояс и карманы пленника, вытащил удостоверение и выкидной ножик, передал трофеи Воловику.
– Руки за голову, – приказал человек. – Так и держи, тварь паршивая.
– Надо же, перед нами лежит инспектор Комитета по земельным ресурсам, – Воловик неизвестно чему рассмеялся. – Большой человек. Первый раз в жизни встречаю настоящего землемера, гребаный сарай. Да еще живого.
Колчин видел голые безволосые ноги Воловика. Ноги с красными подагрическими шишками, серыми наростами на ступнях и желтыми ногтями, пораженными грибком и давно не знавшими ножниц. Воловик быстро шевелил пальцами, будто тщательно разминал их. Видимо, он готовился сыграть ногами на пианино пятую симфонию Шостаковича. От ходуль Воловика пахло не французскими духами, и даже не розовым маслом, пахло свежим дерьмом. Хозяин бросил удостоверение и нож на пол, поднялся, натянул штаны и светлую майку без рукавов, выудил из-под кровати пыльные кеды и обулся. Сняв со стены двустволку, натянул ремень с патронташем. Вытащил из-под подушки автоматический пистолет Стечкина, сунул ствол под ремень, опустил в карман снаряженную обойму. Переломив ружье, вставил патроны в патронник и тыльной частью ладони одновременно взвел оба курка.
– Я готов, землемер. Вставай, – сказал он и ткнул Колчина в грудь ружейным стволом. – У меня тут не хлев, чтобы свиньи вроде тебя валялись.
Колчин, заложив руки за голову, тем же длинным коридором поплелся к выходу, распахнув дверь ногой, вышел на залитый солнцем двор. Воловик тыкал ружейным стволом между лопаток, заставляя двигаться быстрее. Прошли колодец, остановились возле сенного сарая. «Ниву» из-под навеса уже выкатил на двор расторопный Федя. Его штаны с надписью «сахар» украсили свежие багровые брызги. Возле кострища на земле сидел Решкин. Он вытирал кулаком кровавые сопли и всхлипывал, то ли от боли, то ли от страха. Посмотрел на Колчина и отвел взгляд. Затем медленно встал, сплевывая вязкую слюну, поднял руки, сцепил пальцы за головой, как ему приказали.
Решкин утешал себя мыслью, что каждый прожитый день – это всего лишь отсрочка смертного приговора, который нам вынесла судьба еще при рождении. Отсрочек было много, очень много. Не сосчитать. Но вот они кончились. Сейчас люди Воловика откроют багажник «Нивы», найдут оружие. Потом зададут несколько вопросов. Возможно, они не станут тратить время на говорильню. Толстый мужик с двустволкой в руках, дуплетом выстрелит в грудь Колчина. Потом выбросит стреляные гильзы, перезарядит дробовик и кончит его, Решкина.
Воловик передал ружье Феде.
– Держи их на мушке, ели кто захочет почесать задницу, лупи сразу с двух стволов, – он шагнул к Колчину. – Что, землемер, не хочется умирать?
– Честно говоря, не очень. День слишком хороший.
– Еще шутишь. А ведь придется сдохнуть, долбаный сарай. Придется. Без обид, я против тебя ничего не имею, но… Короче, вы заехали в неподходящее время. Сейчас нам тут не нужны ни землемеры, ни агрономы, ни прочее говно.
– У меня есть деньги, – сказал Колчин. – Возьмите все.
Голос звучал тускло, невесело. Видно, Колчин в душе не надеялся на чудесное спасение и не верил волшебную силу наличных.
– У тебя были деньги, – поправил Воловик. – Были. Да сплыли.
Он шагнул к Колчину, размахнулся и кулаком впечатал его в стену сенного сарая. Выломав спиной дверь, сбитую из древних досок, Колчин грохнулся на землю, подняв тучу пыли. Он встал на карачки, снизу вверх посмотрел на Воловика и тут же получил ногой под ребра. Охнув от боли, снова упал в пыль. Застонал, прикрыв голову руками. Но Воловик ударил в ногой в живот. Колчин перевернулся и получил подметкой по спине. Забыв о своих обязанностях, подскочил Федя и, демонстрируя рвение, пару раз приложил Колчина прикладом дробовика.
– Жаль, камеры нет, – Федя ударил Колчина прикладом по почкам. – А то бы сделали карточку и пустили ее в ящик. Пусть твоя жена полюбуется на тебя, такого красивого.
Запыхавшись, Федя пнул ногой лежачего человека и смачно плюнул на него. Решкин отвернулся, он не мог смотреть на эту расправу. Неожиданно возня стихла. Колчин лежал на боку у разломанной двери. Вытирал ладонью окровавленные губы и пытался сесть. В это время в бедовой голове Воловика щелкнул какой-то клапан. Забыв о своей жертве, он отошел к «Ниве».
– Кто-нибудь машину осматривал, гребаный сарай?
– Я в салоне полазил, – Федя подтянул короткие штаны. – Там под сидением прятали вот эту рацию. Иностранная.
Федя показал пальцем на рацию, которую он вытащил из-под сиденья и поставил на капот «Нивы».
– Что за рация? – насупив брови, Воловик глянул на плоский ящик, сурово посмотрел на Решкина. – Только попробуй соврать, гнида.
– Это для связи… Ну, по этой шарманке мы можем поговорить с земельным комитетом. Докладываем, где находимся, что за работы проводим и вся такая белиберда. Хотите, покажу, как это делается?
– Стой на месте, гребаный сарай. Он, мать его, покажет… Придурок.
Воловик поднял с земли саперную лопатку, оставленную у кострища Колчиным. Потрогал пальцем заточку лопаты, настолько острая, что бриться можно. Такой шуткой запросто надвое развалишь человеческую голову или срубишь ее с плеч. Воловик отсоединил аккумулятор, широко размахнувшись, закинул его на крышу сарая, но на этом не успокоился. Скинув рацию на землю, пару раз рубанул по ней штыком саперной лопатой, словно тяжелым тесаком. Пластмассовый корпус разбился вдребезги.
– Это чтобы руки не чесались с кем-нибудь связаться и уточнить свое место положение. И доложить, что за работы вы проводите в данное время, – повернувшись к Феде, пояснил он. – Гребаный сарай, я же сказал: не телепайся туда-сюда, а держи их на мушке. И шмаляй, если только пальцем пошевелят.
Сам нырнул в салон автомобиля, вытащил ключ из замка зажигания, обогнув машины, отрыл багажник. Поверх брезента валялся всякий геологический хлам: молоток, зубила, полевые сумки. Воловик потянул край брезента. Решкин зажмурил глаза. Под брезентом оружие. Зря он стал заколачивать баки, будто они землемеры. Надо было придумать какую-то правдоподобную историю, что-то жизненное, с криминальным уклоном. Но сейчас слишком поздно поворачивать оглобли. Если бы Воловик не сунулся в багажник машины, у них остался минимальный, пусть призрачный шанс на спасение. Один к ста. Но тотализатор закрылся, ставки не принимают. Теперь нет ни этого шанса.
Решкин скосил глаза на хозяина хутора. Воловик откинул брезент, наклонился. Выкинул на землю пару фонариков с длинными рукоятками, двухместную палатку в чехле. И захлопнул багажник. Решкин облегченно вздохнул. Выходит, пока он спал, Колчин успел вытащить стволы из машины и где-то их спрятать. Уже легче. Теперь, если убьют, то хотя бы не очень больно.
– Да, землемеры в наше время не самые богатые люди, гребаный сарай, – сказал Воловик. – Грошовое дерьмо. И тачка у вас фуфловая, полусгнившая. Такую можно обменять разве что на пару ишаков и мешок сушеной рыбы. Ты, кажется, базарил про деньги?
Воловик подошел к сидевшему на земле Колчину, отставил ногу и пнул его в бок.
– Сейчас, – Колчин, пошатываясь, поднялся на ноги. Его штормило, будто он ступал не по твердой земле, а по палубе корабля, уходящей из-под ног. – Тут деньги. Я их никогда в машине не держу. На всякий случай. Вот они.
Он шагнул к спальнику, расстеленному на сене.
Он поднял спальник, расстегнул молнию, засунув руку внутрь, выудил толстое кожаное портмоне с язычком на медном клапане и металлическими уголками.
– Солидный лопатник, – сказал Воловик, взвешивая на ладони бумажник и прикидывая про себя, сколько капусты может в нем уместиться. Пару штукарей сюда только так влезут. И еще место останется. – Сейчас глянем, долбаный сарай, какие крохи нам перепали.
Облизнув сухие губы, Воловик расстегнул клапан. Колчин попятился, отступая к стене. Воловик медленно открыл бумажник. И в то же мгновение ослеп от вспышки света. Раздался сухой хлопок, повалил черный, как сажа, дым. Хозяина шатнуло, он выпустил из рук горящий кусок кожи. Мужик в пятнистых штанах стоял в десяти шагах от Колчина, услышав хлопок, от неожиданности едва не выронил пистолет. Федя оказался менее впечатлительным человеком. Он не понял, что произошло, почему толстый лопатник, который еще мгновение назад держал в руках хозяин, вдруг взорвался и загорелся. А рожа Воловика за секунду сделалась кроваво-черной. Размышлять об этом некогда, Федя вскинул ствол ружья, готовясь пристрелить старшего землемера, а заодно и его подручного. Но не сразу увидел цель.
– Ложись, – крикнул Колчин.
Решкин, стоявший возле левой двери «Нивы», выбросил руки вперед и повалился на землю. Перевернувшись с живота на спину и обратно, он откатился под машину. С этой позиции можно было увидеть, что происходил у сенного сарая и за его разломанной дверью. Колчин, уходя с траектории ружейного выстрела, бросившись на землю, перевернулся через правое плечо. Федя успел выстрелить, но картечь попала в то место, где противника уже не было. Крутанувшись через голову, Колчин, лежа спиной на земле, взмахнул левой ногой. Снизу врезал каблуком в левую руку Феди, сжимающую цевье ружья. Он выбил дробовик и, подцепив носком башмака правую ногу противника, дернул ее на себя, а мыском левой ногой ударил противнику в пах. Федор тяжело грохнулся на землю.
В эту секунду Воловик вышел из ступора и закричал голосом человека, только что пережившего кастрацию без наркоза. Этот крик наверняка можно услышать где-нибудь в далеко степи, у самого соляного озера, а то и дальше. Сорвавшись с места, забыв обо всем на свете, Воловик припустил к дому. Он прижимал ладони к лицу и наверняка ни черта не видел. Из-под пальцев сочилась кровь, стекая с подбородка, она капала на шею, на светлую майку. Посередине двора он оступился, тяжело грохнулся на землю. И на пузе отполз за колодец, сложенный из необожженных глиняных блоков.
Все происходило так быстро, словно перед глазами Решкина крутили кино, где кадры мелькали один за другим, и не было возможности понять значение происходящего. В следующее мгновение он увидел Колчина с дробовиком в руках. Мужик в пятнистых штанах, отошел от первого испуга, приподнял руку с пистолетом. Решкин подумал, что у Колчина в стволе только один патрон. Наверняка он не промахнется, но еще вопрос, кто успеет нажать на спусковой крючок первым. Выстрелы грянули почти одновременно.
Картечь сбила мужчину с ног. Выронив пистолет, он упал на спину. Человек был еще жив. Решкин видел его искаженное болью лицо. Он катался в пыли и скулил. Вот раненый перевернулся на бок, подобрал ноги к животу и больше не пошевелился. Не теряя ни секунды, Колчин поднял с земли пистолет трижды пальнул в Федю, пытавшегося подняться на ноги.
– Вставай, – крикнул Колчин. – Бери ружье, прикроешь меня.
Решкин поднял голову. Колчин, забравшись в дальний угол сарая, на скудные остатки пересохшего сена, встал на колени. Вот где он прятал оружие… Со стороны двора раздались сухие хлопки пистолетных выстрелов. Пули, раскрошив доски в щепу, ушли неизвестно куда. Решкин, чувствуя слабость в коленях, поднялся на ноги, он не знал, что делать дальше. Колчин сверху кинул помповое ружье, пару коробок с патронами, гранатомет и подсумок с зарядами, засунул на пояс свой девяти пистолет П – 96.
– Я не понимаю, что делать, – сухой язык едва шевелился во рту.
Спрыгнув вниз, Колчин схватил Решкина за шкирку, тряхнул его. Развернулся и влепил пощечину. Левая щека пошла багровыми пятнами.
– Очнись, – прохрипел Колчин. – Надо действовать. Или Сальникова, если он действительно в доме, сейчас замочат.
Послышались новые пистолетные хлопки. Стрелок не мог видеть за людей за стеной сарая, поэтому, надеясь на случай, бил наугад, куда придется. Пули влетели в то место, где прежде была дверь, пробили заднюю стенку, отодрав пару досок.
– Слышишь меня? – Колчин с новой силой так тряхнул Решкина, что у того пошла носом кровь. – Ну же, приди в себя.
– Что мне делать?
Впавший в заторможенное состояние, Решкин пучил глаза, похожие на фары, и шевелил губами, стараясь что-то сказать, но все слова куда-то пропали.
– Просто стреляй. Ружье заряжено. Ты же говорил, что попадал в глаз белке. Ну, попади сейчас. Хоть во что-нибудь попади. Слышь… Но гранатомет не трогай.
– А зачем же вы тогда…
– Это на крайний случай. На самый крайний.
Колчин сунул ружье в руки Решкина, проворно взобрался на сено и покинул сарай через дыру в задней стене. Следом грянули выстрелы. Решкин упал на колени перед коробками с патронами. Разорвал картон, сунул горсть патронов в карман, решив, что если он сейчас струсит, промедлит минуту, это промедление будет стоить Колчину жизни… О таком подумать страшно. Если Колчина грохнут, тогда он, Решкин, останется один на один с этими отморозками. Из этого переплета живым не выбраться.
Решкин выскочил из сарая, свет ударил в глаза.
Новые выстрелы. Пуля просвистела где-то совсем близко. Стреляли из-за колодца стоявшего посередине двора, между домом и сенным сараем. Воловик пришил в себя, стянув майку, вытер с лица кровь и крупицы сгоревшего на коже пороха, вытащив из-под ремня ствол, открыл беспорядочный огонь. Решкин встал в полный рост, вскинул ружье, зажмурив левый глаз, взял на прицел колодец, за которым прятался Воловик. И нажал на спусковой крючок. Из ствола вылетела не картечь, а круглая пуля. Заряд прошел выше колодца, ударил в деревянное крыльцо дома. Пуля сорвала с петель дверь. Выстрел оказался таким громким, что заложило уши. Неведомая сила толкнула Решкина в плечо так, что он выпустил ружье из рук. И сам спиной рухнул на землю. Но тут же вскочил, стерев пыль с лица, подобрал оружие, сообразив, что отдача слишком сильная, удобнее стрелять с колена. Решкин снова прижал приклад к плечу.
Из– за колодца выглянул Воловик и трижды выстрелил в сторону противника. То ли прицел пистолета сбился, то ли Воловик повредил глаза, когда в его руках взорвался бумажник, но пули прошли далеко от цели. Лопнуло переднее колесо «Нивы», разлетелось боковое стекло. Осколок полоснул по щеке Решкина, но тот даже не поморщился. Крепче прижал приклад, передернул цевье. Вылетела стреляная гильза. Решкина нажал на спусковой крючок.
На этот раз попадание оказалось точнее. Пуля вошла точно в середину колодца, разворотив глиняные блоки. Над двором поднялся столб коричневой пыли высотой с трехэтажный дом. Стоя на колене, едва Решкин сохранил равновесие. Передернул затвор и выстрелил. Приклад ударил в плечо, как кувалда. Шестидесятиграммовая пуля разнесла колодец до основания.
– Не нравится? – заорал Решкин во всю глотку. – Не нравится, сука?
Столб пыли ветром понесло к воротам. Сквозь это мутное облако Решкин видел, как Воловик, прятавшийся за развалившимся колодцем, подскочил и, прихрамывая, заковылял к дому, приволакивая за собой правую ногу. Выбросив из кармана на землю гость патронов, Решкин дрожащими пальцами, перезаряжал ружье. Пыль щекотала нос, застилала глаза, которые начали слезиться, он не мог разобрать маркировку пластиковых гильз. Чем снаряжены патроны, картечью или круглыми пулями? Хорошо бы картечью. Тогда он не промажет, разлетевшись веером, картечь не оставит Воловику шанса. Пулей слишком трудно попасть в подвижную фигуру.
Решкин засунул третий патрон в подаватель. Вскинул ствол.
– Не нравится, – прошептал он. – Ему не нравится… А я так надеялся… Вот же сука драная…
Грянул ружейный выстрел. Вылетевшая из ствола пуля надвое разорвала собаку, в испуге метавшуюся по двору и не находящую выхода из опасной зоны. Задняя часть псины взлетела над землей, на пару секунду повисла в воздухе, грохнулась в пустоту колодца. Воловик, припадая на ногу, согнув спину, медленно приближался к крыльцу. Нога была то ли сильно ушиблена, то ли мякоть все же задета пулей. Брючина, пропиталась кровью, на бедре висели то ли лохмотья ткани, то ли лоскуты кожи, с пятидесяти метров не разобрать. Воловик упрямо приближался к своей цели. Еще секунда-другая, и он скроется в доме.
– Не промахнись, – шептал Решкин. – Только не промажь.
Он совместил мушку с прорезью прицела, но ствол выписывал кренделя, фигура Воловика удалялась. Силясь унять дрожь, Решкин, присев на другое колено, поставил левый локоть на бедро, положил указательный палец на спусковой крючок. Воловик поднялся на крыльцо и, споткнувшись о верхнюю ступеньку, упал. Выстрел. Пуля разворотила деревянные ступеньки, посыпались стекла веранды. Воловик, загребая руками, как пловец, забрался вверх. Решкин снова прицелился, чувствуя, что последний шанс достать противника, уходит, как вода в песок. Новый выстрел. Пуля пробила в стене дома дыру размером с баскетбольный мяч. Глаза слезились от пыли и въедливого запаха горелого пороха, но Решкину казалось, что это слезы обиды. Он подумал, что охромевший Воловик далеко не ушел. Спрятался на веранде среди рухляди. Заполз под железную койку, сверху накрылся столешницей и сейчас меняет мокрые подштанники.
Решкин вытер пот. Вместо бандита он пристрелил лишь беспородную собаку. С этим ружьем, с этими патронами, которыми можно уложить слона, но с десяти метров человека не пристрелишь, одна горькая морока.
– Суки, суки, – прошептал Решкин растрескавшимися губами, на которых запеклась сукровица. – Чтобы вас вырвало…
Бросив ружье, стянул через голову майку. На правом плече уже вызревал продолговатый кровоподтек, оставленный прикладом помпушки. И тут откуда-то сверху, из чердачного окна дома, ударила прицельная автоматная очередь. Пули, разлетевшись веером, чудом не зацепив Решкина, прошили «Ниву» вдоль и поперек, за пару секунд кузов превратился в сито. Вторая очередь резанула по стене сарая. Успев грохнуться в пыль, Решкин, позабыв о никчемном ружье, пополз обратно к сеновалу. Автоматная пальба стихла, видно, стрелок перезаряжал оружие.
Завернув за угол, остановился. Кажется здесь. Выбрав ровное место, он поднял руки и подпрыгнул, зацепившись за край забора, но забрался на него с третьей попытки. Действительно, Колчин подобрался к дому с тыла. Отсюда метров двадцать до задней стены, рядом с которой стоит сложенная из досок будка дизельного генератора, похожая на большую собачью конуру с выхлопной трубой. Спрыгнув с забора, Колчин, низко пригнувшись, подбежал к дому, встал возле окна комнаты, в которой нынешним утром начал разговор с Воловиком. Прижался спиной к стене, старался уловить какие-то звуки, доносящиеся из дома. Но слышал только оглушительные ружейные выстрелы, несколько пистолетных хлопков и сердце, стучащее в груди, как молоток жестянщика.
Ружье стреляет, значит, Решкин жив. Слишком мало времени, чтобы принимать остроумные хорошо продуманные решения. Ситуация такова, что здесь нужно действовать методом кувалды и динамита.
Колчин достал из-за ремня пушку, выключил предохранитель. Повернувшись к окну, высадил пистолетной рукояткой стекло и хлипкую раму. Переплет окна треснул поперек, но совсем не вылетел. Отступив на шаг, Колчин, подпрыгнув, навернул по нему подметкой башмака. Через секунду он оказался в комнате хозяина. Битое стекло трещало под ногами. Здесь никого. Он подошел к двери, присев, потянул на себя ручку. Бросился в коридор, перевернувшись через голову, распластался на досках поза. Пространство до входной двери закрывает облако пыли. Это Решкин из ружья испортил всю обстановку. Колчин вскочил на ноги, дернул ближнюю к себе ручку двери.
На табурете возле окна сидел человек, на тумбочке перед ним что-то похожее на раскрытый «дипломат», в правой руке телефонная трубка. На кровати за спиной лежат два пистолета ТТ и обойма. Свободной рукой человек тыкал пальцами в клавиши, набирает номер. Так и есть, спутниковый телефон. Услышав близкие звуки, мужчина повернул голову, увидев на пороге Колчина, бросил трубку. Не вставая с места, потянулся к пистолету, лежавшему на кровати, успел схватить его. Колчин трижды выстрелил от бедра. Пули, попав в правый бок и левое плечо, сшибли мужчину с табуретки на пол, он потянул на собой телефонный провод, спутниковый телефон, заключенный в дипломате, полетел на пол. Мужчина, истекая кровью, приподнял руку с оружием. Колчин едва успел отскочить в сторону. Ответные выстрелы прошили дверную коробку, одна пуля застряла в стене.
– Руки за голову, – приказал человек. – Так и держи, тварь паршивая.
– Надо же, перед нами лежит инспектор Комитета по земельным ресурсам, – Воловик неизвестно чему рассмеялся. – Большой человек. Первый раз в жизни встречаю настоящего землемера, гребаный сарай. Да еще живого.
Колчин видел голые безволосые ноги Воловика. Ноги с красными подагрическими шишками, серыми наростами на ступнях и желтыми ногтями, пораженными грибком и давно не знавшими ножниц. Воловик быстро шевелил пальцами, будто тщательно разминал их. Видимо, он готовился сыграть ногами на пианино пятую симфонию Шостаковича. От ходуль Воловика пахло не французскими духами, и даже не розовым маслом, пахло свежим дерьмом. Хозяин бросил удостоверение и нож на пол, поднялся, натянул штаны и светлую майку без рукавов, выудил из-под кровати пыльные кеды и обулся. Сняв со стены двустволку, натянул ремень с патронташем. Вытащил из-под подушки автоматический пистолет Стечкина, сунул ствол под ремень, опустил в карман снаряженную обойму. Переломив ружье, вставил патроны в патронник и тыльной частью ладони одновременно взвел оба курка.
– Я готов, землемер. Вставай, – сказал он и ткнул Колчина в грудь ружейным стволом. – У меня тут не хлев, чтобы свиньи вроде тебя валялись.
Колчин, заложив руки за голову, тем же длинным коридором поплелся к выходу, распахнув дверь ногой, вышел на залитый солнцем двор. Воловик тыкал ружейным стволом между лопаток, заставляя двигаться быстрее. Прошли колодец, остановились возле сенного сарая. «Ниву» из-под навеса уже выкатил на двор расторопный Федя. Его штаны с надписью «сахар» украсили свежие багровые брызги. Возле кострища на земле сидел Решкин. Он вытирал кулаком кровавые сопли и всхлипывал, то ли от боли, то ли от страха. Посмотрел на Колчина и отвел взгляд. Затем медленно встал, сплевывая вязкую слюну, поднял руки, сцепил пальцы за головой, как ему приказали.
Решкин утешал себя мыслью, что каждый прожитый день – это всего лишь отсрочка смертного приговора, который нам вынесла судьба еще при рождении. Отсрочек было много, очень много. Не сосчитать. Но вот они кончились. Сейчас люди Воловика откроют багажник «Нивы», найдут оружие. Потом зададут несколько вопросов. Возможно, они не станут тратить время на говорильню. Толстый мужик с двустволкой в руках, дуплетом выстрелит в грудь Колчина. Потом выбросит стреляные гильзы, перезарядит дробовик и кончит его, Решкина.
Воловик передал ружье Феде.
– Держи их на мушке, ели кто захочет почесать задницу, лупи сразу с двух стволов, – он шагнул к Колчину. – Что, землемер, не хочется умирать?
– Честно говоря, не очень. День слишком хороший.
– Еще шутишь. А ведь придется сдохнуть, долбаный сарай. Придется. Без обид, я против тебя ничего не имею, но… Короче, вы заехали в неподходящее время. Сейчас нам тут не нужны ни землемеры, ни агрономы, ни прочее говно.
– У меня есть деньги, – сказал Колчин. – Возьмите все.
Голос звучал тускло, невесело. Видно, Колчин в душе не надеялся на чудесное спасение и не верил волшебную силу наличных.
– У тебя были деньги, – поправил Воловик. – Были. Да сплыли.
Он шагнул к Колчину, размахнулся и кулаком впечатал его в стену сенного сарая. Выломав спиной дверь, сбитую из древних досок, Колчин грохнулся на землю, подняв тучу пыли. Он встал на карачки, снизу вверх посмотрел на Воловика и тут же получил ногой под ребра. Охнув от боли, снова упал в пыль. Застонал, прикрыв голову руками. Но Воловик ударил в ногой в живот. Колчин перевернулся и получил подметкой по спине. Забыв о своих обязанностях, подскочил Федя и, демонстрируя рвение, пару раз приложил Колчина прикладом дробовика.
– Жаль, камеры нет, – Федя ударил Колчина прикладом по почкам. – А то бы сделали карточку и пустили ее в ящик. Пусть твоя жена полюбуется на тебя, такого красивого.
Запыхавшись, Федя пнул ногой лежачего человека и смачно плюнул на него. Решкин отвернулся, он не мог смотреть на эту расправу. Неожиданно возня стихла. Колчин лежал на боку у разломанной двери. Вытирал ладонью окровавленные губы и пытался сесть. В это время в бедовой голове Воловика щелкнул какой-то клапан. Забыв о своей жертве, он отошел к «Ниве».
– Кто-нибудь машину осматривал, гребаный сарай?
– Я в салоне полазил, – Федя подтянул короткие штаны. – Там под сидением прятали вот эту рацию. Иностранная.
Федя показал пальцем на рацию, которую он вытащил из-под сиденья и поставил на капот «Нивы».
– Что за рация? – насупив брови, Воловик глянул на плоский ящик, сурово посмотрел на Решкина. – Только попробуй соврать, гнида.
– Это для связи… Ну, по этой шарманке мы можем поговорить с земельным комитетом. Докладываем, где находимся, что за работы проводим и вся такая белиберда. Хотите, покажу, как это делается?
– Стой на месте, гребаный сарай. Он, мать его, покажет… Придурок.
Воловик поднял с земли саперную лопатку, оставленную у кострища Колчиным. Потрогал пальцем заточку лопаты, настолько острая, что бриться можно. Такой шуткой запросто надвое развалишь человеческую голову или срубишь ее с плеч. Воловик отсоединил аккумулятор, широко размахнувшись, закинул его на крышу сарая, но на этом не успокоился. Скинув рацию на землю, пару раз рубанул по ней штыком саперной лопатой, словно тяжелым тесаком. Пластмассовый корпус разбился вдребезги.
– Это чтобы руки не чесались с кем-нибудь связаться и уточнить свое место положение. И доложить, что за работы вы проводите в данное время, – повернувшись к Феде, пояснил он. – Гребаный сарай, я же сказал: не телепайся туда-сюда, а держи их на мушке. И шмаляй, если только пальцем пошевелят.
Сам нырнул в салон автомобиля, вытащил ключ из замка зажигания, обогнув машины, отрыл багажник. Поверх брезента валялся всякий геологический хлам: молоток, зубила, полевые сумки. Воловик потянул край брезента. Решкин зажмурил глаза. Под брезентом оружие. Зря он стал заколачивать баки, будто они землемеры. Надо было придумать какую-то правдоподобную историю, что-то жизненное, с криминальным уклоном. Но сейчас слишком поздно поворачивать оглобли. Если бы Воловик не сунулся в багажник машины, у них остался минимальный, пусть призрачный шанс на спасение. Один к ста. Но тотализатор закрылся, ставки не принимают. Теперь нет ни этого шанса.
Решкин скосил глаза на хозяина хутора. Воловик откинул брезент, наклонился. Выкинул на землю пару фонариков с длинными рукоятками, двухместную палатку в чехле. И захлопнул багажник. Решкин облегченно вздохнул. Выходит, пока он спал, Колчин успел вытащить стволы из машины и где-то их спрятать. Уже легче. Теперь, если убьют, то хотя бы не очень больно.
– Да, землемеры в наше время не самые богатые люди, гребаный сарай, – сказал Воловик. – Грошовое дерьмо. И тачка у вас фуфловая, полусгнившая. Такую можно обменять разве что на пару ишаков и мешок сушеной рыбы. Ты, кажется, базарил про деньги?
Воловик подошел к сидевшему на земле Колчину, отставил ногу и пнул его в бок.
– Сейчас, – Колчин, пошатываясь, поднялся на ноги. Его штормило, будто он ступал не по твердой земле, а по палубе корабля, уходящей из-под ног. – Тут деньги. Я их никогда в машине не держу. На всякий случай. Вот они.
Он шагнул к спальнику, расстеленному на сене.
***
– Стоять, сволочь, – крикнул Воловик. – Не тронь. Я сам.Он поднял спальник, расстегнул молнию, засунув руку внутрь, выудил толстое кожаное портмоне с язычком на медном клапане и металлическими уголками.
– Солидный лопатник, – сказал Воловик, взвешивая на ладони бумажник и прикидывая про себя, сколько капусты может в нем уместиться. Пару штукарей сюда только так влезут. И еще место останется. – Сейчас глянем, долбаный сарай, какие крохи нам перепали.
Облизнув сухие губы, Воловик расстегнул клапан. Колчин попятился, отступая к стене. Воловик медленно открыл бумажник. И в то же мгновение ослеп от вспышки света. Раздался сухой хлопок, повалил черный, как сажа, дым. Хозяина шатнуло, он выпустил из рук горящий кусок кожи. Мужик в пятнистых штанах стоял в десяти шагах от Колчина, услышав хлопок, от неожиданности едва не выронил пистолет. Федя оказался менее впечатлительным человеком. Он не понял, что произошло, почему толстый лопатник, который еще мгновение назад держал в руках хозяин, вдруг взорвался и загорелся. А рожа Воловика за секунду сделалась кроваво-черной. Размышлять об этом некогда, Федя вскинул ствол ружья, готовясь пристрелить старшего землемера, а заодно и его подручного. Но не сразу увидел цель.
– Ложись, – крикнул Колчин.
Решкин, стоявший возле левой двери «Нивы», выбросил руки вперед и повалился на землю. Перевернувшись с живота на спину и обратно, он откатился под машину. С этой позиции можно было увидеть, что происходил у сенного сарая и за его разломанной дверью. Колчин, уходя с траектории ружейного выстрела, бросившись на землю, перевернулся через правое плечо. Федя успел выстрелить, но картечь попала в то место, где противника уже не было. Крутанувшись через голову, Колчин, лежа спиной на земле, взмахнул левой ногой. Снизу врезал каблуком в левую руку Феди, сжимающую цевье ружья. Он выбил дробовик и, подцепив носком башмака правую ногу противника, дернул ее на себя, а мыском левой ногой ударил противнику в пах. Федор тяжело грохнулся на землю.
В эту секунду Воловик вышел из ступора и закричал голосом человека, только что пережившего кастрацию без наркоза. Этот крик наверняка можно услышать где-нибудь в далеко степи, у самого соляного озера, а то и дальше. Сорвавшись с места, забыв обо всем на свете, Воловик припустил к дому. Он прижимал ладони к лицу и наверняка ни черта не видел. Из-под пальцев сочилась кровь, стекая с подбородка, она капала на шею, на светлую майку. Посередине двора он оступился, тяжело грохнулся на землю. И на пузе отполз за колодец, сложенный из необожженных глиняных блоков.
Все происходило так быстро, словно перед глазами Решкина крутили кино, где кадры мелькали один за другим, и не было возможности понять значение происходящего. В следующее мгновение он увидел Колчина с дробовиком в руках. Мужик в пятнистых штанах, отошел от первого испуга, приподнял руку с пистолетом. Решкин подумал, что у Колчина в стволе только один патрон. Наверняка он не промахнется, но еще вопрос, кто успеет нажать на спусковой крючок первым. Выстрелы грянули почти одновременно.
Картечь сбила мужчину с ног. Выронив пистолет, он упал на спину. Человек был еще жив. Решкин видел его искаженное болью лицо. Он катался в пыли и скулил. Вот раненый перевернулся на бок, подобрал ноги к животу и больше не пошевелился. Не теряя ни секунды, Колчин поднял с земли пистолет трижды пальнул в Федю, пытавшегося подняться на ноги.
***
Нутром поняв, что смертельная опасность миновала, теперь оставаться на месте нельзя, Решкин, работая локтями, выполз из-под машины, встал на карачки и, передвигаясь на четвереньках, вполз в сенной сарай, распластался на земле, закрыв голову руками.– Вставай, – крикнул Колчин. – Бери ружье, прикроешь меня.
Решкин поднял голову. Колчин, забравшись в дальний угол сарая, на скудные остатки пересохшего сена, встал на колени. Вот где он прятал оружие… Со стороны двора раздались сухие хлопки пистолетных выстрелов. Пули, раскрошив доски в щепу, ушли неизвестно куда. Решкин, чувствуя слабость в коленях, поднялся на ноги, он не знал, что делать дальше. Колчин сверху кинул помповое ружье, пару коробок с патронами, гранатомет и подсумок с зарядами, засунул на пояс свой девяти пистолет П – 96.
– Я не понимаю, что делать, – сухой язык едва шевелился во рту.
Спрыгнув вниз, Колчин схватил Решкина за шкирку, тряхнул его. Развернулся и влепил пощечину. Левая щека пошла багровыми пятнами.
– Очнись, – прохрипел Колчин. – Надо действовать. Или Сальникова, если он действительно в доме, сейчас замочат.
Послышались новые пистолетные хлопки. Стрелок не мог видеть за людей за стеной сарая, поэтому, надеясь на случай, бил наугад, куда придется. Пули влетели в то место, где прежде была дверь, пробили заднюю стенку, отодрав пару досок.
– Слышишь меня? – Колчин с новой силой так тряхнул Решкина, что у того пошла носом кровь. – Ну же, приди в себя.
– Что мне делать?
Впавший в заторможенное состояние, Решкин пучил глаза, похожие на фары, и шевелил губами, стараясь что-то сказать, но все слова куда-то пропали.
– Просто стреляй. Ружье заряжено. Ты же говорил, что попадал в глаз белке. Ну, попади сейчас. Хоть во что-нибудь попади. Слышь… Но гранатомет не трогай.
– А зачем же вы тогда…
– Это на крайний случай. На самый крайний.
Колчин сунул ружье в руки Решкина, проворно взобрался на сено и покинул сарай через дыру в задней стене. Следом грянули выстрелы. Решкин упал на колени перед коробками с патронами. Разорвал картон, сунул горсть патронов в карман, решив, что если он сейчас струсит, промедлит минуту, это промедление будет стоить Колчину жизни… О таком подумать страшно. Если Колчина грохнут, тогда он, Решкин, останется один на один с этими отморозками. Из этого переплета живым не выбраться.
Решкин выскочил из сарая, свет ударил в глаза.
Новые выстрелы. Пуля просвистела где-то совсем близко. Стреляли из-за колодца стоявшего посередине двора, между домом и сенным сараем. Воловик пришил в себя, стянув майку, вытер с лица кровь и крупицы сгоревшего на коже пороха, вытащив из-под ремня ствол, открыл беспорядочный огонь. Решкин встал в полный рост, вскинул ружье, зажмурив левый глаз, взял на прицел колодец, за которым прятался Воловик. И нажал на спусковой крючок. Из ствола вылетела не картечь, а круглая пуля. Заряд прошел выше колодца, ударил в деревянное крыльцо дома. Пуля сорвала с петель дверь. Выстрел оказался таким громким, что заложило уши. Неведомая сила толкнула Решкина в плечо так, что он выпустил ружье из рук. И сам спиной рухнул на землю. Но тут же вскочил, стерев пыль с лица, подобрал оружие, сообразив, что отдача слишком сильная, удобнее стрелять с колена. Решкин снова прижал приклад к плечу.
Из– за колодца выглянул Воловик и трижды выстрелил в сторону противника. То ли прицел пистолета сбился, то ли Воловик повредил глаза, когда в его руках взорвался бумажник, но пули прошли далеко от цели. Лопнуло переднее колесо «Нивы», разлетелось боковое стекло. Осколок полоснул по щеке Решкина, но тот даже не поморщился. Крепче прижал приклад, передернул цевье. Вылетела стреляная гильза. Решкина нажал на спусковой крючок.
На этот раз попадание оказалось точнее. Пуля вошла точно в середину колодца, разворотив глиняные блоки. Над двором поднялся столб коричневой пыли высотой с трехэтажный дом. Стоя на колене, едва Решкин сохранил равновесие. Передернул затвор и выстрелил. Приклад ударил в плечо, как кувалда. Шестидесятиграммовая пуля разнесла колодец до основания.
– Не нравится? – заорал Решкин во всю глотку. – Не нравится, сука?
Столб пыли ветром понесло к воротам. Сквозь это мутное облако Решкин видел, как Воловик, прятавшийся за развалившимся колодцем, подскочил и, прихрамывая, заковылял к дому, приволакивая за собой правую ногу. Выбросив из кармана на землю гость патронов, Решкин дрожащими пальцами, перезаряжал ружье. Пыль щекотала нос, застилала глаза, которые начали слезиться, он не мог разобрать маркировку пластиковых гильз. Чем снаряжены патроны, картечью или круглыми пулями? Хорошо бы картечью. Тогда он не промажет, разлетевшись веером, картечь не оставит Воловику шанса. Пулей слишком трудно попасть в подвижную фигуру.
Решкин засунул третий патрон в подаватель. Вскинул ствол.
– Не нравится, – прошептал он. – Ему не нравится… А я так надеялся… Вот же сука драная…
Грянул ружейный выстрел. Вылетевшая из ствола пуля надвое разорвала собаку, в испуге метавшуюся по двору и не находящую выхода из опасной зоны. Задняя часть псины взлетела над землей, на пару секунду повисла в воздухе, грохнулась в пустоту колодца. Воловик, припадая на ногу, согнув спину, медленно приближался к крыльцу. Нога была то ли сильно ушиблена, то ли мякоть все же задета пулей. Брючина, пропиталась кровью, на бедре висели то ли лохмотья ткани, то ли лоскуты кожи, с пятидесяти метров не разобрать. Воловик упрямо приближался к своей цели. Еще секунда-другая, и он скроется в доме.
– Не промахнись, – шептал Решкин. – Только не промажь.
Он совместил мушку с прорезью прицела, но ствол выписывал кренделя, фигура Воловика удалялась. Силясь унять дрожь, Решкин, присев на другое колено, поставил левый локоть на бедро, положил указательный палец на спусковой крючок. Воловик поднялся на крыльцо и, споткнувшись о верхнюю ступеньку, упал. Выстрел. Пуля разворотила деревянные ступеньки, посыпались стекла веранды. Воловик, загребая руками, как пловец, забрался вверх. Решкин снова прицелился, чувствуя, что последний шанс достать противника, уходит, как вода в песок. Новый выстрел. Пуля пробила в стене дома дыру размером с баскетбольный мяч. Глаза слезились от пыли и въедливого запаха горелого пороха, но Решкину казалось, что это слезы обиды. Он подумал, что охромевший Воловик далеко не ушел. Спрятался на веранде среди рухляди. Заполз под железную койку, сверху накрылся столешницей и сейчас меняет мокрые подштанники.
Решкин вытер пот. Вместо бандита он пристрелил лишь беспородную собаку. С этим ружьем, с этими патронами, которыми можно уложить слона, но с десяти метров человека не пристрелишь, одна горькая морока.
– Суки, суки, – прошептал Решкин растрескавшимися губами, на которых запеклась сукровица. – Чтобы вас вырвало…
Бросив ружье, стянул через голову майку. На правом плече уже вызревал продолговатый кровоподтек, оставленный прикладом помпушки. И тут откуда-то сверху, из чердачного окна дома, ударила прицельная автоматная очередь. Пули, разлетевшись веером, чудом не зацепив Решкина, прошили «Ниву» вдоль и поперек, за пару секунд кузов превратился в сито. Вторая очередь резанула по стене сарая. Успев грохнуться в пыль, Решкин, позабыв о никчемном ружье, пополз обратно к сеновалу. Автоматная пальба стихла, видно, стрелок перезаряжал оружие.
***
Колчин, выскочив из сарая, подпрыгнул, уцепившись за саманные блоки забора, легко перемахнул его, оказавшись с внешней стороны владений Воловика. Никем не замеченный он изо всех сил дунул вдоль забора. Бежать пришлось долго, изгородь причудливо изгибалась, разросшиеся колючки рвали штаны, впивались в щиколотки ног. Ступни попадали в норы сусликов, проваливались в ямы, образовавшиеся в земле, растрескавшейся от жары. Нестерпимо горячий воздух обжигал глотку и легкие. После пяти минут изнурительного бега Колчин сбился на шаг.Завернув за угол, остановился. Кажется здесь. Выбрав ровное место, он поднял руки и подпрыгнул, зацепившись за край забора, но забрался на него с третьей попытки. Действительно, Колчин подобрался к дому с тыла. Отсюда метров двадцать до задней стены, рядом с которой стоит сложенная из досок будка дизельного генератора, похожая на большую собачью конуру с выхлопной трубой. Спрыгнув с забора, Колчин, низко пригнувшись, подбежал к дому, встал возле окна комнаты, в которой нынешним утром начал разговор с Воловиком. Прижался спиной к стене, старался уловить какие-то звуки, доносящиеся из дома. Но слышал только оглушительные ружейные выстрелы, несколько пистолетных хлопков и сердце, стучащее в груди, как молоток жестянщика.
Ружье стреляет, значит, Решкин жив. Слишком мало времени, чтобы принимать остроумные хорошо продуманные решения. Ситуация такова, что здесь нужно действовать методом кувалды и динамита.
Колчин достал из-за ремня пушку, выключил предохранитель. Повернувшись к окну, высадил пистолетной рукояткой стекло и хлипкую раму. Переплет окна треснул поперек, но совсем не вылетел. Отступив на шаг, Колчин, подпрыгнув, навернул по нему подметкой башмака. Через секунду он оказался в комнате хозяина. Битое стекло трещало под ногами. Здесь никого. Он подошел к двери, присев, потянул на себя ручку. Бросился в коридор, перевернувшись через голову, распластался на досках поза. Пространство до входной двери закрывает облако пыли. Это Решкин из ружья испортил всю обстановку. Колчин вскочил на ноги, дернул ближнюю к себе ручку двери.
На табурете возле окна сидел человек, на тумбочке перед ним что-то похожее на раскрытый «дипломат», в правой руке телефонная трубка. На кровати за спиной лежат два пистолета ТТ и обойма. Свободной рукой человек тыкал пальцами в клавиши, набирает номер. Так и есть, спутниковый телефон. Услышав близкие звуки, мужчина повернул голову, увидев на пороге Колчина, бросил трубку. Не вставая с места, потянулся к пистолету, лежавшему на кровати, успел схватить его. Колчин трижды выстрелил от бедра. Пули, попав в правый бок и левое плечо, сшибли мужчину с табуретки на пол, он потянул на собой телефонный провод, спутниковый телефон, заключенный в дипломате, полетел на пол. Мужчина, истекая кровью, приподнял руку с оружием. Колчин едва успел отскочить в сторону. Ответные выстрелы прошили дверную коробку, одна пуля застряла в стене.