Глубоко загнанные в землю жерди не упали, лишь чуть накренились. Гребнев, доживая последние мгновения, трепыхался в сети, стараясь разорвать ячейки, выбраться из ловушки. Он хрипел и кашлял. Кровь шла горлом, заливая подбородок и шею. Наконец пальцы разжались, он обмяк, повис на сети, растопырив руки и выкатив глаза.
– Ты кто? – Колчин направил ствол на мужчину.
– Моя фамилия Ватутин. Я арендовал этот вертолет. И все… На мне нет крови.
Ватутин поднялся из-за ящиков, с задранными руками прошел к выходу, дал себя обыскать и вытолкать из вертолета. Колчин, ухватив его за ворот рубашки, дотащил его до угла хижины, подтолкнул вперед, сунув в руки мегафон.
– Ты знаешь, что сказать, – прошипел Колчин, потому что пересохший язык не ворочался, а в глотке першило. – Ты заложник. Большой человек. Крупный бизнесмен или вроде того… Один выстрел в нашу сторону, и случится грандиозный скандал на самом верху. Головы полетят. Все переговоры только через офицеров ФСБ. Разговаривать с ментами не буду. И никакой отсебятины.
Колчин погрозил Ватутину пистолетом. Тот сделал неуверенный шаг и остановился. Выстрелы смолкли.
– Я крупный бизнесмен, очень известный человек, – крикнул Ватутин в мегафон. – Но сейчас я никто. Всего лишь заложник. Прошу вас немедленно прекратить огонь. В противном случае я и мои товарищи по несчастью будут расстреляны на месте. Умоляю: прекратите огонь. Я большой человек. Если я пострадаю, неизбежен скандал. На самом высоком уровне. Если вы поняли меня, два раза выстрелите в воздух.
Ватутин оглянулся назад. Колчин поднял большой палец кверху, мол, все складно, дуй дальше. Послышалось два пистолетных выстрела.
– Люди, от которых мы зависим, отказываются вступать в переговоры с милицией, – крикнул Ватутин. – Им нечего терять. И они требуют, чтобы сюда вызвали группу офицеров ФСБ. Времени на раздумье нет. Прошу вас выполнить все требования, пока не пролилась кровь.
В ответ еще два выстрела в воздух. Значит, менты все слышали. Теперь сюда они не сунутся, не рискнут подвергать опасности жизнь заложников. Ватутин набрал в легкие воздуха, хотел что-то добавить от себя, но Колчин махнул рукой, мол, закругляйся, ты все сказал. Вытянув руку, затащил его за угол хибары. Присел на песок. Обессиленный Ватутин опустился рядом, перевел дух, вытер ладонью мокрый лоб. Минуту они молчали. Первым заговорил Ватутин:
– Вы ведь разобрали слова, которые сказал Гребнев перед смертью. Я видел всю эту сцену с начала до конца через иллюминатор. Интересно знать, что именно он сказал.
– Ничего серьезного. Пустяки.
– И все-таки.
– Он крикнул: «вот и увиделись». И умер.
– Как банально, – покачал головой Ватутин. – Вот и увиделись… Господи, как банально. И как глупо.
Ватутин замолчал, обхватив руками голову, он покачивался из стороны в сторону. Колчин хотел выкурить сигарету, но сигарет не было. Он вытянул ноги, решив, что ему нужны хотя бы пять минут отдыха. Затем он встанет, найдет Татьяну Гришину. Ее наверняка прячут в одной из этих хибар. Еще он напоит водой Сальникова, смажет кремом или салом его обожженное солнцем лицо. Потом где-нибудь найдет бинты или чистые тряпки, перевяжет рану Олегу Решкину.
А сейчас пять минут отдыха.
Эпилог
– Я всего на минуту, – сказал Колчин. – Меня зовут Валерий Колчин. Мы виделись с вами первого сентября, когда провожали вашего сына в школу. Помните? И хорошо. Где нам удобно поговорить?
Из кухни, вытирая руки фартуком, вышел Зубков, нахмурившись, буркнул себе под нос «зрась» и поплелся назад. Рита провела Колчина в комнату, усадила на стул, сама села напротив. Она ждала плохих известий, то есть совсем плохих, поэтому поспешила с вопросом.
– С Олегом что-то случилось? С тех пор, как он пошел на службу в ФСБ, я ждала только дурных известий. Он ранен? Или…
– Ваш бывший муж действительно был ранен. Он просил меня зайти к вам, рассказать об этом. Ну, если, конечно, вас эта новость тронет. Олег получил пулевое ранение в бедро, когда мы пытались взять особо опасных преступников. Профессиональных убийц и торговцев людьми. Стрелял снайпер. Короче, Олегу повезло, что он остался жив.
– Повезло. Скажете тоже… Вас вот не ранило. Это вам повезло, не ему.
– Виноват. Не берет меня пуля. Впрочем, все еще впереди. Какая-нибудь пуля меня обязательно догонит, не сомневайтесь.
– Господи, – всплеснув руками, Рита вскочила со стула, прижала ладони к груди. – Что я говорю… Когда я волнуюсь, меня несет куда-то, не туда. Расскажите подробности. Какие можно рассказать.
– Мы спасали заложников. Хорошего человека Максимка Сальникова и его жену. И спасли их. Сейчас жизнь Олега, как говориться, вне опасности. Вчера его перевели из реанимации в обычную палату военного госпиталя имени Бурденко. Там же находится и Максим Сальников. Только диагноз у него другой. Вирусный гепатит, обезвоживание организма и крайнее истощение. Максим тоже медленно идет на поправку. Так что, все не так уж плохо.
– Вы упомянули жену заложника. Что с ней?
– Женский организм крепче мужского. Ее выпишут уже сегодня. Постоянный пропуск в больницу на ваше имя заказан. С завтрашнего дня вы сможете придти туда в любое время дня и ночи. Если захотите.
Из соседней комнаты высунулась голова Алешки, сына Решкина. Парень, видимо, слышал начало разговора и теперь хотел знать все подробности.
– Иди сюда, – поманил рукой Колчин. Когда мальчик подошел ближе, погладил его по коротко стриженой голове и сказал. – Ты можешь гордиться своим папой. Таких героев поискать. И, пожалуй, не найдешь во всей Москве.
– Правда? – спросил Алешка.
– Офицеры не врут, – ответил Колчин. – Особенно детям.
– А мне в госпиталь можно?
– Конечно, можно. Твой папа расскажет все, что сочтет нужным. В разумных пределах, разумеется. Разглашать государственные тайны он не имеет права.
– Понимаю, – кивнула Рита. – Расскажите сами хоть что-нибудь.
Валентин Маркович Зубков, расстелив на кухонном столе пленку, чистил рыбу. Из разговора, доносившегося из комнаты, он слышал лишь обрывки слов, мучительно стараясь восстановить общий смысл рассказа, но ничего не получалось. Ясно, этот тип пришел по поводу бывшего мужи Риты. Колчин приличный на вид мужик. Судя по прикиду, крутой бизнесмен или бандитский авторитет. Рита как-то сказала, что ее бывший муж служит в краснодарском УФСБ. И больше ни слова. Из Ритки клещами правду не вытянешь, если она сама хочет что-то скрыть. О Решкине она почти ничего не рассказывала. Интересно, кем он служит в УФСБ? Дворником? Или штатным курьером? Кажется, на большее этот тип не способен. По глазам видно, что он законченный неудачник.
В таком случае этот Колчин? В прошлый раз, во время встречи у школы первого сентября, он почему-то состоял кем-то вроде водителя при Решкине. Странно… Мучимый жгучим любопытством, Зубков бросил неочищенный рыбий хвост. Отошел к раковине и, сполоснув руки под струей воды, вытер ладони о фартук. Неслышными кошачьими шагами прокрался вдоль коридора ближе к комнате. Неожиданно остановился, скорчил страшную рожу. Это под ногой скрипнула половица. Кажется, не заметили. Он прижался плечом к стене, выставив вперед ухо. С этой позиции Зубков хорошо разбирал не только отдельные слова, но и обрывки предложений.
– Решкин участвовал в специальной операции по захвату… Ваш бывший муж защищал государственные интересы России. Проявив при этом мужество и, я бы сказал, настоящий героизм. Не получается у меня сказать своими словами. Все выходит по казенному. Вот что: мне Решкин спас жизнь.
Зубков потряс головой. Кажется, речь идет о совсем другом человеке, однофамильце. Потому что этот уличный Олег Решкин, кажется, собственные интересы защитить не может, не то что государственные. Позволил из-под носа у себя увести красавицу жену, а потом, судя по слухам, круто запил. Едва не покатился в канаву. Сердце Зубкова билось неровно, мысли разбегались и путались.
– За проявленное мужество ваш муж, я хотел сказать, бывший муж, представлен к высокой государственной награде, – продолжил Колчин. – Поверьте, он эту награду честно заслужил.
Чувствуя, что разговор к концу, Зубков рванул на кухню, снова взялся за рыбий хвост, но неожиданно рыбина, как намыленная, выскользнула из рук, смачно шлепнулась на пол, забрызгав брюки соком. Зубков отложил нож. От волнения руки дрожали, так недолго себя ножом поранить. Он присел на край табуретки и подумал, что когда-то, на заре туманной юности, тоже был награжден за участие в забеге школьников старших классов.
Кажется, ему вручили переходящий вымпел, расшитый золотом, и грамоту с профилем какого-то вождя или вождей. Печать, подпись… Все, как положено. К тому же, в трудовую книжку занесены две благодарности. Это тоже не хвост собачий. Господи, и так куда же подевалась та грамота? Сейчас Зубкову казалось очень важным найти бумажку и показать жене. Видишь, твой муж не какой-нибудь хрен в стакане. Бегает со скоростью ветра или даже быстрее. Точнее, бегал когда-то. Ну, не важно… Так где же она? Куда подевалась проклятая грамота? На антресолях? Зубков глубоко вздохнул и успокоил себя мыслью, что достоинства мужчины измеряются не орденами и грамотами. Зубков хорошо зарабатывает, он прекрасно готовит и в постели еще будь здоров. Молодому даст фору. И вообще деньги – вот единственный аршин, который изменяет человеческие чувства и женскую верность. А Зубков, к счастью, не банкрот.
В прихожей послышались голоса, хлопнула дверь. Через минуту Рита вошла в кухню, не заметив валявшейся на полу рыбины, выудила из пачки Зубкова сигарету, что случалось редко, в минуту душевного волнения или тревоги, встав у приоткрытого окна, прикурила. Стала внимательно разглядывать какую-то далекую точку, заметную только ей одной. Вдруг закашляла, смяла окурок в пепельнице, шагнула к двери и только тут вспомнила о Зубкове.
– А, это ты… Рыбу чистишь? – Рита смотрела на мужа как на пустое место. – Это хорошо, это очень кстати. Чисти дальше. Завтра мужу в больницу нужно отнести чего-нибудь вкусненького, домашнего.
Зубков поднял с пола рыбину, бросил ее в мойку.
– Если мне не изменяет память, до сегодняшнего дня твоим мужем был я, – Зубков вложил в свои слова толику иронии и высокомерия. – Или я снова ошибаюсь?
– Возможно, ошибаешься, – сказала Рита. Ее глаза сделались темными и глубокими, как осенний омут. – Возможно, я ошибаюсь. Не пойму. Но я совсем не разбираюсь в людях. Прожила с Олегом столько лет, но не сумела понять его душу.
– Какую еще душу? – повысил голос Зубков. – То место, где у него когда-то была душа, давно занято другими вещами. У меня в кафе ревизия на носу, а ты говоришь такие вещи. Душа…
Он протянул руку, он хотел обнять жену, но Рита дернула плечом, вырвалась и что-то зло прошипела.
– Послушай, Рита…
– Оставь меня со своей жалкой ревизией. И не разыгрывай тут сцен из бразильской мелодрамы.
…Колчин вышел под дождь, поднял воротник плаща и быстро прошагал пешком полтора квартала. У троллейбусной остановки его посетила приятная мысль: торопиться, собственно, некуда. С завтрашнего дня он в отпуске, а дома его никто не ждет. Разве что старые тапочки, халат и непрочитанная газета. Оглядевшись по сторонам, он заметил вывеску питейного заведения и через пару минут приземлился на одноногом табурете перед стойкой бара. Заказал двойную водку с соком.
Сделал глоток и подумал, что на этой недели обязательно съездит к матери. Это святое. А потом, вернувшись в Москву, уговорит одну знакомую и махнет с ней на юг. В крайнем случае, подцепит симпатичную девочку. Он вытащил из кармана трубку мобильного телефона, набрал номер подруги.
– Марина? – спросил он. – Ах, это ее тетя… Как я вас сразу не узнал. А Марина далеко? На юге, в Крыму? Спасибо, я еще позвоню.
Он дал отбой. Да, в Крыму сейчас благодать. Там как раз бархатный сезон, а по набережной Ялты гуляют такие фифы, что шею свернешь на них глядя. Он сделал глоток из стакана и подумал, что таскать с собой на юг девочку – это чистый вздор, блажь, идея, достойная идиота. В лес со своими дровами не ходят.
– Не ходят в лес, – сказал он вслух.
– Что-то? – не понял бармен.
– Еще одну водку с соком. И орешков, – Колчин снова подумал о том, что дома его никто не ждет. Значит, можно позволить себе некоторые вольности. – И еще кружку пива.
– Хорошо, но вам придется поторопиться. Мы скоро закрываемся.
– Вот как? – удивился Колчин. – Почему так рано?
– Потому что даже у бармена есть жена, дети. И даже собака.
– Собака? – удивленно переспросил Колчин. – А это идея…
Он вытащил мобильник, перевернул пару страниц записной книжки, откопав телефон соседа по подъезду ветеринара Рябова.
– Это я, – сказал Колчин. – Вот звоню поинтересоваться, нет ли у тебя приличной собаки на примете. Которая ночами не кусает за ляжку и не гадит посередине кухни.
– Ну, на ловца и зверь бежит, – неподдельно обрадовался ветеринар. – На твое счастье, есть совершенно чудный экземпляр. Только сегодня привез. Значит, ты дозрел до собаки? Давно пора.
– Что за пес?
– Полугодовалый американский стаффордширд. Чудесный окрас. Мощная грудь, лапы. А прикус… Это просто песня. Обучен командам. Такая собака целое состояние стоит, а тебе достанется всего за пару бутылок коньяка. Слышишь? Это он лает. Хозяина почуял.
– Стаффордширд – собака убийца, – возразил Колчин. – Бедренную кость человека перегрызает, как карандаш. В собачьем бою, он порвет в клочья двух питбулей.
– Все правильно. Но ты крутой прикинутый мужик, именно такой пес тебе и нужен, – быстро нашелся с ответом Рябов. – Когда ты гулял по двору с той болонкой, я от смеха просто в лежку лежал. Подняться не мог без посторонней помощи. Такой солидный чувак выгуливает этого жалкого мопса. Ощипанного, как дохлая курица. Стаффордширд – совсем другое дело. Вы просто созданы друг для друга. Два суровых мужественных существа.
– Тебе надо устроиться рекламным агентом. Быстро сделаешь карьеру. У тебя талант по этой части. Ладно, жди. Через полчаса приеду.
– Выпивон не забудь. На халяву собаку не получишь, так и знай.
Колчин поднялся с табурета, бросил деньги на стойку и вышел на улицу.
***
Короткие автоматные очереди сделались ближе. Видимо, милиционеры, прячась за барханами, медленно подбирались к рыбацким хижинам. Колчин, переложив пистолет в левую руку, залез в вертолет, прошел в кабину пилотов, выключил двигатели. Вернулся в салон. На полу между креслами лежал мужчина в светлых брюках.– Ты кто? – Колчин направил ствол на мужчину.
– Моя фамилия Ватутин. Я арендовал этот вертолет. И все… На мне нет крови.
Ватутин поднялся из-за ящиков, с задранными руками прошел к выходу, дал себя обыскать и вытолкать из вертолета. Колчин, ухватив его за ворот рубашки, дотащил его до угла хижины, подтолкнул вперед, сунув в руки мегафон.
– Ты знаешь, что сказать, – прошипел Колчин, потому что пересохший язык не ворочался, а в глотке першило. – Ты заложник. Большой человек. Крупный бизнесмен или вроде того… Один выстрел в нашу сторону, и случится грандиозный скандал на самом верху. Головы полетят. Все переговоры только через офицеров ФСБ. Разговаривать с ментами не буду. И никакой отсебятины.
Колчин погрозил Ватутину пистолетом. Тот сделал неуверенный шаг и остановился. Выстрелы смолкли.
– Я крупный бизнесмен, очень известный человек, – крикнул Ватутин в мегафон. – Но сейчас я никто. Всего лишь заложник. Прошу вас немедленно прекратить огонь. В противном случае я и мои товарищи по несчастью будут расстреляны на месте. Умоляю: прекратите огонь. Я большой человек. Если я пострадаю, неизбежен скандал. На самом высоком уровне. Если вы поняли меня, два раза выстрелите в воздух.
Ватутин оглянулся назад. Колчин поднял большой палец кверху, мол, все складно, дуй дальше. Послышалось два пистолетных выстрела.
– Люди, от которых мы зависим, отказываются вступать в переговоры с милицией, – крикнул Ватутин. – Им нечего терять. И они требуют, чтобы сюда вызвали группу офицеров ФСБ. Времени на раздумье нет. Прошу вас выполнить все требования, пока не пролилась кровь.
В ответ еще два выстрела в воздух. Значит, менты все слышали. Теперь сюда они не сунутся, не рискнут подвергать опасности жизнь заложников. Ватутин набрал в легкие воздуха, хотел что-то добавить от себя, но Колчин махнул рукой, мол, закругляйся, ты все сказал. Вытянув руку, затащил его за угол хибары. Присел на песок. Обессиленный Ватутин опустился рядом, перевел дух, вытер ладонью мокрый лоб. Минуту они молчали. Первым заговорил Ватутин:
– Вы ведь разобрали слова, которые сказал Гребнев перед смертью. Я видел всю эту сцену с начала до конца через иллюминатор. Интересно знать, что именно он сказал.
– Ничего серьезного. Пустяки.
– И все-таки.
– Он крикнул: «вот и увиделись». И умер.
– Как банально, – покачал головой Ватутин. – Вот и увиделись… Господи, как банально. И как глупо.
Ватутин замолчал, обхватив руками голову, он покачивался из стороны в сторону. Колчин хотел выкурить сигарету, но сигарет не было. Он вытянул ноги, решив, что ему нужны хотя бы пять минут отдыха. Затем он встанет, найдет Татьяну Гришину. Ее наверняка прячут в одной из этих хибар. Еще он напоит водой Сальникова, смажет кремом или салом его обожженное солнцем лицо. Потом где-нибудь найдет бинты или чистые тряпки, перевяжет рану Олегу Решкину.
А сейчас пять минут отдыха.
Эпилог
Москва, Борисовские пруды. 16 сентября.
Дверь открыли сразу, будто с другой стороны Колчина давно ждали. Бывшая жена Решкина Рита, пропустила гостя в прихожую и внимательно прочитала раскрытое удостоверение.– Я всего на минуту, – сказал Колчин. – Меня зовут Валерий Колчин. Мы виделись с вами первого сентября, когда провожали вашего сына в школу. Помните? И хорошо. Где нам удобно поговорить?
Из кухни, вытирая руки фартуком, вышел Зубков, нахмурившись, буркнул себе под нос «зрась» и поплелся назад. Рита провела Колчина в комнату, усадила на стул, сама села напротив. Она ждала плохих известий, то есть совсем плохих, поэтому поспешила с вопросом.
– С Олегом что-то случилось? С тех пор, как он пошел на службу в ФСБ, я ждала только дурных известий. Он ранен? Или…
– Ваш бывший муж действительно был ранен. Он просил меня зайти к вам, рассказать об этом. Ну, если, конечно, вас эта новость тронет. Олег получил пулевое ранение в бедро, когда мы пытались взять особо опасных преступников. Профессиональных убийц и торговцев людьми. Стрелял снайпер. Короче, Олегу повезло, что он остался жив.
– Повезло. Скажете тоже… Вас вот не ранило. Это вам повезло, не ему.
– Виноват. Не берет меня пуля. Впрочем, все еще впереди. Какая-нибудь пуля меня обязательно догонит, не сомневайтесь.
– Господи, – всплеснув руками, Рита вскочила со стула, прижала ладони к груди. – Что я говорю… Когда я волнуюсь, меня несет куда-то, не туда. Расскажите подробности. Какие можно рассказать.
– Мы спасали заложников. Хорошего человека Максимка Сальникова и его жену. И спасли их. Сейчас жизнь Олега, как говориться, вне опасности. Вчера его перевели из реанимации в обычную палату военного госпиталя имени Бурденко. Там же находится и Максим Сальников. Только диагноз у него другой. Вирусный гепатит, обезвоживание организма и крайнее истощение. Максим тоже медленно идет на поправку. Так что, все не так уж плохо.
– Вы упомянули жену заложника. Что с ней?
– Женский организм крепче мужского. Ее выпишут уже сегодня. Постоянный пропуск в больницу на ваше имя заказан. С завтрашнего дня вы сможете придти туда в любое время дня и ночи. Если захотите.
Из соседней комнаты высунулась голова Алешки, сына Решкина. Парень, видимо, слышал начало разговора и теперь хотел знать все подробности.
– Иди сюда, – поманил рукой Колчин. Когда мальчик подошел ближе, погладил его по коротко стриженой голове и сказал. – Ты можешь гордиться своим папой. Таких героев поискать. И, пожалуй, не найдешь во всей Москве.
– Правда? – спросил Алешка.
– Офицеры не врут, – ответил Колчин. – Особенно детям.
– А мне в госпиталь можно?
– Конечно, можно. Твой папа расскажет все, что сочтет нужным. В разумных пределах, разумеется. Разглашать государственные тайны он не имеет права.
– Понимаю, – кивнула Рита. – Расскажите сами хоть что-нибудь.
Валентин Маркович Зубков, расстелив на кухонном столе пленку, чистил рыбу. Из разговора, доносившегося из комнаты, он слышал лишь обрывки слов, мучительно стараясь восстановить общий смысл рассказа, но ничего не получалось. Ясно, этот тип пришел по поводу бывшего мужи Риты. Колчин приличный на вид мужик. Судя по прикиду, крутой бизнесмен или бандитский авторитет. Рита как-то сказала, что ее бывший муж служит в краснодарском УФСБ. И больше ни слова. Из Ритки клещами правду не вытянешь, если она сама хочет что-то скрыть. О Решкине она почти ничего не рассказывала. Интересно, кем он служит в УФСБ? Дворником? Или штатным курьером? Кажется, на большее этот тип не способен. По глазам видно, что он законченный неудачник.
В таком случае этот Колчин? В прошлый раз, во время встречи у школы первого сентября, он почему-то состоял кем-то вроде водителя при Решкине. Странно… Мучимый жгучим любопытством, Зубков бросил неочищенный рыбий хвост. Отошел к раковине и, сполоснув руки под струей воды, вытер ладони о фартук. Неслышными кошачьими шагами прокрался вдоль коридора ближе к комнате. Неожиданно остановился, скорчил страшную рожу. Это под ногой скрипнула половица. Кажется, не заметили. Он прижался плечом к стене, выставив вперед ухо. С этой позиции Зубков хорошо разбирал не только отдельные слова, но и обрывки предложений.
– Решкин участвовал в специальной операции по захвату… Ваш бывший муж защищал государственные интересы России. Проявив при этом мужество и, я бы сказал, настоящий героизм. Не получается у меня сказать своими словами. Все выходит по казенному. Вот что: мне Решкин спас жизнь.
Зубков потряс головой. Кажется, речь идет о совсем другом человеке, однофамильце. Потому что этот уличный Олег Решкин, кажется, собственные интересы защитить не может, не то что государственные. Позволил из-под носа у себя увести красавицу жену, а потом, судя по слухам, круто запил. Едва не покатился в канаву. Сердце Зубкова билось неровно, мысли разбегались и путались.
– За проявленное мужество ваш муж, я хотел сказать, бывший муж, представлен к высокой государственной награде, – продолжил Колчин. – Поверьте, он эту награду честно заслужил.
Чувствуя, что разговор к концу, Зубков рванул на кухню, снова взялся за рыбий хвост, но неожиданно рыбина, как намыленная, выскользнула из рук, смачно шлепнулась на пол, забрызгав брюки соком. Зубков отложил нож. От волнения руки дрожали, так недолго себя ножом поранить. Он присел на край табуретки и подумал, что когда-то, на заре туманной юности, тоже был награжден за участие в забеге школьников старших классов.
Кажется, ему вручили переходящий вымпел, расшитый золотом, и грамоту с профилем какого-то вождя или вождей. Печать, подпись… Все, как положено. К тому же, в трудовую книжку занесены две благодарности. Это тоже не хвост собачий. Господи, и так куда же подевалась та грамота? Сейчас Зубкову казалось очень важным найти бумажку и показать жене. Видишь, твой муж не какой-нибудь хрен в стакане. Бегает со скоростью ветра или даже быстрее. Точнее, бегал когда-то. Ну, не важно… Так где же она? Куда подевалась проклятая грамота? На антресолях? Зубков глубоко вздохнул и успокоил себя мыслью, что достоинства мужчины измеряются не орденами и грамотами. Зубков хорошо зарабатывает, он прекрасно готовит и в постели еще будь здоров. Молодому даст фору. И вообще деньги – вот единственный аршин, который изменяет человеческие чувства и женскую верность. А Зубков, к счастью, не банкрот.
В прихожей послышались голоса, хлопнула дверь. Через минуту Рита вошла в кухню, не заметив валявшейся на полу рыбины, выудила из пачки Зубкова сигарету, что случалось редко, в минуту душевного волнения или тревоги, встав у приоткрытого окна, прикурила. Стала внимательно разглядывать какую-то далекую точку, заметную только ей одной. Вдруг закашляла, смяла окурок в пепельнице, шагнула к двери и только тут вспомнила о Зубкове.
– А, это ты… Рыбу чистишь? – Рита смотрела на мужа как на пустое место. – Это хорошо, это очень кстати. Чисти дальше. Завтра мужу в больницу нужно отнести чего-нибудь вкусненького, домашнего.
Зубков поднял с пола рыбину, бросил ее в мойку.
– Если мне не изменяет память, до сегодняшнего дня твоим мужем был я, – Зубков вложил в свои слова толику иронии и высокомерия. – Или я снова ошибаюсь?
– Возможно, ошибаешься, – сказала Рита. Ее глаза сделались темными и глубокими, как осенний омут. – Возможно, я ошибаюсь. Не пойму. Но я совсем не разбираюсь в людях. Прожила с Олегом столько лет, но не сумела понять его душу.
– Какую еще душу? – повысил голос Зубков. – То место, где у него когда-то была душа, давно занято другими вещами. У меня в кафе ревизия на носу, а ты говоришь такие вещи. Душа…
Он протянул руку, он хотел обнять жену, но Рита дернула плечом, вырвалась и что-то зло прошипела.
– Послушай, Рита…
– Оставь меня со своей жалкой ревизией. И не разыгрывай тут сцен из бразильской мелодрамы.
…Колчин вышел под дождь, поднял воротник плаща и быстро прошагал пешком полтора квартала. У троллейбусной остановки его посетила приятная мысль: торопиться, собственно, некуда. С завтрашнего дня он в отпуске, а дома его никто не ждет. Разве что старые тапочки, халат и непрочитанная газета. Оглядевшись по сторонам, он заметил вывеску питейного заведения и через пару минут приземлился на одноногом табурете перед стойкой бара. Заказал двойную водку с соком.
Сделал глоток и подумал, что на этой недели обязательно съездит к матери. Это святое. А потом, вернувшись в Москву, уговорит одну знакомую и махнет с ней на юг. В крайнем случае, подцепит симпатичную девочку. Он вытащил из кармана трубку мобильного телефона, набрал номер подруги.
– Марина? – спросил он. – Ах, это ее тетя… Как я вас сразу не узнал. А Марина далеко? На юге, в Крыму? Спасибо, я еще позвоню.
Он дал отбой. Да, в Крыму сейчас благодать. Там как раз бархатный сезон, а по набережной Ялты гуляют такие фифы, что шею свернешь на них глядя. Он сделал глоток из стакана и подумал, что таскать с собой на юг девочку – это чистый вздор, блажь, идея, достойная идиота. В лес со своими дровами не ходят.
– Не ходят в лес, – сказал он вслух.
– Что-то? – не понял бармен.
– Еще одну водку с соком. И орешков, – Колчин снова подумал о том, что дома его никто не ждет. Значит, можно позволить себе некоторые вольности. – И еще кружку пива.
– Хорошо, но вам придется поторопиться. Мы скоро закрываемся.
– Вот как? – удивился Колчин. – Почему так рано?
– Потому что даже у бармена есть жена, дети. И даже собака.
– Собака? – удивленно переспросил Колчин. – А это идея…
Он вытащил мобильник, перевернул пару страниц записной книжки, откопав телефон соседа по подъезду ветеринара Рябова.
– Это я, – сказал Колчин. – Вот звоню поинтересоваться, нет ли у тебя приличной собаки на примете. Которая ночами не кусает за ляжку и не гадит посередине кухни.
– Ну, на ловца и зверь бежит, – неподдельно обрадовался ветеринар. – На твое счастье, есть совершенно чудный экземпляр. Только сегодня привез. Значит, ты дозрел до собаки? Давно пора.
– Что за пес?
– Полугодовалый американский стаффордширд. Чудесный окрас. Мощная грудь, лапы. А прикус… Это просто песня. Обучен командам. Такая собака целое состояние стоит, а тебе достанется всего за пару бутылок коньяка. Слышишь? Это он лает. Хозяина почуял.
– Стаффордширд – собака убийца, – возразил Колчин. – Бедренную кость человека перегрызает, как карандаш. В собачьем бою, он порвет в клочья двух питбулей.
– Все правильно. Но ты крутой прикинутый мужик, именно такой пес тебе и нужен, – быстро нашелся с ответом Рябов. – Когда ты гулял по двору с той болонкой, я от смеха просто в лежку лежал. Подняться не мог без посторонней помощи. Такой солидный чувак выгуливает этого жалкого мопса. Ощипанного, как дохлая курица. Стаффордширд – совсем другое дело. Вы просто созданы друг для друга. Два суровых мужественных существа.
– Тебе надо устроиться рекламным агентом. Быстро сделаешь карьеру. У тебя талант по этой части. Ладно, жди. Через полчаса приеду.
– Выпивон не забудь. На халяву собаку не получишь, так и знай.
Колчин поднялся с табурета, бросил деньги на стойку и вышел на улицу.