– Я зайду в этот сортир, – Колчин показал пальцем на гостиницу. – Сниму номер и вернусь минут через десять.
   Он выпрыгнул из фургона, перебежал улицу, перемахнул одним прыжком три высокие ступеньки. Колчин прошел в гостиничный холл, остановился, поправил воротник светлой сорочки и узел галстука, давившего шею.
 
   Возле дверей скучал на стуле седой полноватый человек в черных брюках, черной рубашке и серой форменной курточке. На поясе кобура и резиновая дубинка. На рукаве куртки шеврон с эмблемой прыгающего тигра, обнажившего в хищном оскале острые клыки, над нагрудным карманом золотая нашивка «служба безопасности». Колчин вежливо кивнул охраннику, подошел к застекленной стойке, к окошечку администрации.
   С другой стороны молодой человек, одетый в светлую сорочку и красную бархатную жилетку, лениво переворачивал страницы иллюстрированного футбольного журнала. Колчин поздоровался, вложил в свой болгарский паспорт купюру в двадцать долларов и просунул документ через окошечко. Молодой человек заметно оживился, заметив манипуляции с двадцаткой, проворно спрятал журнал в конторку. В этой дыре администратору не часто перепадали щедрые чаевые.
   Парень зарабатывал тем, что пускал проституток с клиентами в незаселенные номера и брал с них почасовую оплату в пятьдесят крон. Деньги неплохие, если не делиться с горничной, гостиничным охранником. Да еще с полицейскими, которые, если их не подмазать, запросто могли нагрянуть сюда с облавой. – Мне нужен номер на три-четыре дня, – сказал Колчин. – Желательно одноместный.
   – Простите, но сейчас все одноместные номера заняты, – администратор развел руками. – Их у нас всего два. Но вы можете взять двухместный номер. Там две кровати, номер просторнее, а плата почти такая же.
   – Хорошо, – согласился Колчин.
   Администратор раскрыл паспорт, спрятал купюру в карман, быстро заполнил графу в журнале регистраций. Он придвинул журнал новому постояльцу, чтобы тот расписался.
   – Есть номера на всех трех этажах, – сказал молодой человек. – Окнами на улицу или на двор. Номера все одинаковые. За три дня с вас сорок пять зеленых.
   – Возьму на втором этаже, – сказал Колчин и выложил на стойку пятьдесят долларов. – Сдачи не надо.
   Зазвонил телефон, администратор сорвал трубку.
   – Да… Нет… Пошел ты в задницу со своими шлюхами. У меня перерыв.
   Он бросил трубку, посмотрел на Колчина.
   – Извините.
   – Ничего, – ответил Колчин.
   – Меня зовут Эрик, – администратор расплылся в улыбке, положил перед щедрым гостем ключ с железной биркой и номером двести, выбитом на ней. – Можете обращаться ко мне в любое время дня и ночи. Ну, если понадобится выпивка, чистенька девочка или еще что-нибудь. Всегда к вашим услугам.
   – Спасибо, Эрик. Но есть небольшая проблема. Дело в том, я торгую коврами. В моем фургоне пара дорогих импортных ковров для постоянных клиентов. Я не рискну оставить эти вещи в машине на ночь. Это ничего, если они полежат в моем номере? Возможно, уже сегодня я их вывезу. Товар оплачен, я жду звонка от покупателей.
   Колчин вытащил из кармана и показал Эрику трубку мобильного телефона. Администратор, чье сердце Колчин завоевал без боя, расплылся в улыбке.
   – Пожалуйста, пусть лежат хоть неделю. Это же ваш номер. Могу помочь перетащить ковры.
   – Не стоит, – покачал головой Колчин. – Со мной рабочий.
   Он повернулся, вышел на улицу. Алеш выпрыгнул из кабины, открыл дверь грузового отсека. Вытащили скатанные ковры, на плечах внесли их в гостиницу, по лестнице подняли на второй этаж. Колчин отпер ключом дверь двухсотого номера, ковры бросили посередине комнаты, сели в кресла и отдышались. Алеш обхватил голову руками: – Все плохо кончится. Я это чувствую. Предчувствия меня никогда не обманывают.
   – Перестаньте ныть, – поморщился Колчин. – Вы не ребенок.
   Если бы Бареша можно было расчленить на небольшие куски, распихать фрагменты тела по чемоданам, вынести эти чемоданы из гостиницы. А затем собрать человека заново и оживить… Да, в этом случае задача Колчина упростилась бы до предела. И, что самое главное, не нужно было выслушивать нытье этого зануды аптекаря. Но Бареш не разбирается на запасные части, словно целлулоидовая кукла.
   – Господи, зачем вы снова появились в моей жизни? От вас одни несчастья. Вся моя жизнь…
   – Заткнись, я сказал, – огрызнулся Колчин.
   Через пять минут в дверь постучала Эмма, в присутствии жены Алеш ни на что не жаловался и не ныл.
 
   После позднего завтрака, закончившегося в два часа дня, Бареш и Яна Стеглик не сразу вернулись в номер. Бареш захватил с собой в закусочную неприметную кожаную сумочку, в которой лежали сто тысяч долларов старыми купюрами. Деньги вчера вечером, после дела, собственноручно отсчитал пан Петер.
   О том, чтобы взять с собой в Мадрид всю выручку, и речи быть не могло. Это чистое безумие тащить через государственную границу, через таможенные посты огромную сумму грязным налом. В пражском аэропорту на паспортном контроле Бареша могут обыскать. Это у них называется личный досмотр. Но если этого не случится, еще не известно, какие неожиданные сюрпризы ждут его в Испании. Бареш поступил так, как поступил на его месте любой здравомыслящий человек, не пропивший собственный мозги. Когда завтрак подошел к концу, он велел Яне Стеглик отправляться в гостиницу и ждать его возвращения.
   Сам поймал такси, поехал в центр города, в солидный «Прагобанк», где последние полтора года арендовал индивидуальную ячейку. Бареш оставил в банке девяносто тысяч долларов, оставшуюся сумму просто положил в карман. Когда Бареш возвращался обратной дорогой, он то и дело оглядывался назад, показалось, что за его такси увязалась зеленая «Шкода». Бареш не успел серьезно забеспокоиться, «Шкода» исчезла в лабиринте улиц так же внезапно, как появилась.
   Слегка взволнованный он вернулся в гостиницу в три десять и заявил, что теперь до завтрашнего вечера они с Яной больше не выйдут из номера.
   Поначалу все шло хорошо, Бареш затащил свою даму в постель с жестким матрасом, продавленным посередине. И неплохо, даже весело провел следующие десять минут. Когда сеанс любви подошел к концу, снова навалились скука и душевное беспокойство. Бареш успокаивал себя тем, что нервничать нет смысла: в этой богом забытой гостинице его не найдет никто, ни друзья, ни враги. Но беспокойство почему-то не проходило.
   Вдобавок Яна закапризничала. «Я больше не могу сидеть в этой вонючей дыре, – хныкала Стеглик. – Пойдем хотя бы пообедаем, как люди. Или поужинаем, время ужина». «Потерпи, дорогая, – отбивался Бареш. – Завтра вечером я приглашу тебя в самый шикарный ресторан Мадрида». «Просто ты жмот, бездарный жадина, – капризничала Яна. – Ты не хочешь тратиться на меня. Ты удавишься за одну крону. Да что там крону… За одну гелеру в петлю полезешь. Мать родную не пощадишь, зарубишь топором. Ты просто жлоб». К шести вечера у Бареша заболела голова, не осталось никаких сил, чтобы выслушивать бредовые мысли и оскорбления Стеглик.
   В душе даже шевельнулось доброе воспоминание о собственной жене Елене, этой старой, тупой, бездарной алкоголичке.
   Он выглядывал в окно, но оттуда открывалась все та же унылая картина. Задний двор гостиницы, заставленный помойными баками, дрожащие от дождя лужи и кусок темного завешанного тучами неба. Стеглик, видя, что ее жалобы и упреки не производят на любовника никакого впечатления, упала на койку и разрыдалась в подушку. В семь вечера Бареш решил, что сойдет с ума, если Стеглик немедленно не заткнется. Чтобы как-то разрядить гнетущую обстановку, он позвонил вниз дежурному администратору, поинтересовался, где поблизости можно заказать в номер приличный ужин с вином.
   Этот простой вопрос поставил молодого человека в тупик.
   Потаскухи, находившие под крышей гостиницы приют от дождя и холода, никогда не баловали себя ужином в номер. Покопавшись в справочнике, администратор назвал телефонные номера двух ближайших закусочных. Бареш дозвонился по первому же номеру, в кафе «Серебряный рог», и заказал то лучшее, что было в меню: моравские колбаски с картофелем и овощами, картофельный салат, пирог со взбитыми сливками и, разумеется, красное вино.
   Когда Бареш положил трубку и вслух огласил заказ, Яна оторвала голову от подушки, облизнулась. Притихшая кошечка присела к зеркалу припудрить распухший красный носик. Сейчас ей снова хотелось нравиться мужчине, которого она только что проклинала.
   В семь тридцать Колчин и Алеш разрезали веревки, расстелили ковры на полу номера. Эмма переоделась в голубой халат горничной и белый передник, в сопровождении Колчина дошла до двести второго номера, постучала в дверь. Колчин прижался спиной к стене, готовый ворваться в комнату.
   Стеглик, измученная голодом, опередила Бареша и первой отозвалась на стук, подскочила к двери.
   – Спроси, кто там, – прошептал Бареш, делая страшные глаза. – Послушай, кто ответит…
   – Кто там? – громко спросила Стеглик.
   – Обслуживание в номерах, – отозвалась из-за двери Эмма.
   Стеглик повернула ключ в замке, потянула на себя ручку.
   На пороге она увидела миловидную женщину в голубом форменном халатике. Стеглик успела удивиться, она ждала ужина, а женщина пришла ни с чем. Уже через мгновение мир перевернулся и погрузился во мрак. Из-за двери выскочил какой-то незнакомый мужчина, лица которого Яна даже не смогла рассмотреть. И врезал ей чем-то тяжелым промеж глаз.
   Бареш вскочил с кровати, он метнулся в угол номера. Там на стуле висел пиджак, внутренний карман которого оттягивал «Вальтер». Бареш не успел сделать и пары шагов к стулу. Колчин налетел на него, как ураган, сбил с ног, повалил на грудь. Дважды саданул пистолетной рукояткой по затылку.
   Колчин вернулся в свой номер, вместе с Алешем они принесли один из ковров в соседний номер, раскатали его по полу. Сверху положили Бареша, закатали его в ковер. Стянули сверток веревками. Взвалив на плечи Бареша, запакованного в ковер, медленно спустились по лестнице вниз. Алеш пыхтел и обливался потом, Колчин нашел в себе силы улыбнуться администратору.
   – Позвонил клиент, – сказал он, проходя мимо стойки. – Срочно требует свой ковер. Сегодня я немного заработаю.
   – С удачной вас сделкой, – помахал рукой администратор.
   Охранник, дежуривший внизу, подержал дверь, пока мужчины проносили через нее свою поклажу.
   Через четверть часа Яну Стеглик привел в чувство человек, прибывший из кафе «Серебряный рог». Мужчина, одетый в белую куртку, брызнул в лицо Стеглик холодной воды. Яна зашевелилась.
   Еще через десять минут Стеглик сидела на полу номера и дико озиралась по сторонам. Кровь из раны над левой бровью, тонким ручейком лилась по лбу, с кончика носа попадала на подбородок и капала на юбку и грязный пол. Яна не могла понять, не могла вспомнить, что же случилось с ней несколько минут назад. Кажется, она попала под поезд. Но откуда взялись железнодорожные пути в гостиничном номере? И куда подевался любовник вместе с авиабилетами до Мадрида? Вместе с деньгами?
   – Вы заказывали моравские колбаски? – в третий раз спросил человек в белой куртке.
   – Колбаски? Засунь себе эти колбаски, знаешь куда? – заорала Яна. – Придурок чертов. Кретин. Колбаски…
 
    Москва, Ясенево, штаб-квартира Службы внешней разведки. 7 октября.
 
   Генерал Антипов получил сообщение от Войтеха из Праги в шестнадцать сорок. Донесение не то чтобы разозлило Антипова, эмоции в таких делах уходят на второй план, просто окружающий мир поплыл перед глазами. Антипову показалось, будто он с откоса нырнул в неглубокую речушку и сильно ударился головой о ее дно. Но то была лишь короткая минута слабости.
   Антипов выкурил подряд две сигареты, положил перед собой чистый лист бумаги и стал составлять план действий. С минуты на минуту его вызовет начальство, нужно придти не с пустыми руками. Провалов, подобного этому, не случалось давно. Застрелили Пачека, нелегала, кадрового старого оперативника, отдавшего разведке всего себя. Погиб Анри Буфо, отчаянный малый. Возможно, смелости у него было больше, чем извилин в мозгу, но и этот парень по-своему незаменим. Донцов получил пулевое ранение в руку. Только Колчину чудом удалось спастись. Но и это не все потери. Списка нелегальной резидентуры получить не удалось. Документы, что принесли покупатели во главе с таинственным паном Петером, оказались подлинными. Но они уплыли в неизвестном направлении. Ушел и чемодан со «смешными» деньгами.
   Та информация, что удалось получить скудна и противоречива. Колчин утверждает, что Петер – русский. Дает словесное описание этого Петера. Ну, и что? Ничего, почти ничего эта информация не вносит в актив. И еще Колчин утверждает, что выйдет на след Бареша в ближайшее время. А через Бареша выяснит личности остальных действующих лиц. Понятно, Колчин чувствует свою вину, свою ответственность за провал, хочет как-то исправить положение. Его можно понять.
   Но что делать Антипову, как куратору всей операции?
   На листе бумаги Антипов нарисовал единицу. В этих условиях он обязан сворачивать дело – это первое. Далее: нужно эвакуировать из страны Донцова и Колчина. Причем немедленно – это второе. Колчин доберется до Москвы тем же маршрутом, каким прибыл в Прагу. То есть через Болгарию. С Донцовым сложнее, потому что он ранен и не известно еще, как будет чувствовать себя после операции. Если ему станет хуже, возникнут осложнения, Донцова придется переправить в Варшаву, а оттуда в багажнике посольской машины его вывезут на территорию Белоруссии. Итак, с этим решено.
   Третье… Что делать с агентами нелегалами, чьи имена попали в тот самый проклятый черный список? Чтобы вывести людей из-под удара, придется сворачивать работу всей агентурной сети. Но агентов просто так за пять минут не сдернишь с места, не вывезешь в соседнюю страну, не спрячешь все концы. Предстоит решить массу крупных и мелких проблем, это большая кропотливая работа, которую не сделаешь за пару дней, даже за неделю.
   Антипов взял исписанный листок, разорвал его вдоль и поперек, скатал в шарик и бросил в корзину. Никуда не годится этот план с его пунктами и подпунктами.
   В восемнадцать ноль пять Антипова вызвал заместитель начальника Службы внешней разведки, начальник европейского управления Егоров. Тяжелый муторный разговор длился около полутора часов. Беседа вертелась вокруг той злосчастной магнитофонной пленки, записанной в посольстве Польше.
   На пленке фрагмент разговора между Барешем и помощником американского военного атташе Крисом Коэном. Бареш предлагает купить у него важные документы и просит своего собеседника свести его с заинтересованными людьми. Если раньше в подлинности пленки не было сомнений, теперь, после последних событий в Праге, можно предположить, что запись – фальшивка. Дезинформация, которую скормили русским.
   – Пленку получили через нашего агента, технического работника польского посольства, – сказал Антипов. – Источник не вызывает сомнений. Такой разговор действительно состоялся, запись подлинная. Ее проанализировали эксперты. Другое дело, что Бареш или его компаньоны могли знать, что в польском посольстве работает наш человек. Они хотели, чтобы запись разговора попала не только в Лэнгли, но и в Москву. Продавцы вели двойную игру. Если бы первыми клюнули американцы, то документы получили они.
   – Но американцы не пошли на контакт, – продолжил Егоров. – А мы проявили активность. Наши люди выдавали себя за американцев или сотрудников дружественных американцам спецслужб. Но были раскрыты. Продавцы поняли, с кем имеют дело. Так? Почему же они просто не взяли наши деньги и не разошлись миром? Ваша версия?
   – Петеру не нужны свидетели, – ответил Антипов. – Не нужны люди, русские агенты, которые знают его в лицо. Если бы деньги принесли американцы, в замке «Водичков» все закончилось полюбовно. Но русские… Очевидно, их план Петера изначально в этом и состоял: с американцами – честная игра, с русскими – силовая акция. Петер понимал, что ему недолго жить после того, как мы получим документы. Наши агенты раскрыли в нем русского – и это он тоже понял. Словом, все логично… На его месте так поступил бы любой профессионал.
   – Но мы оказались не готовы к такому развитию событий, – нахмурился Егоров.
   – У нас было мало времени на подготовку операции, – кивнул Антипов. – Мы торопились, чтобы опередить американцев. Судьба операции решалась в замке «Водичков». Мы не могли трогать Яночку и Бареша до того момента, пока они не вывели нас на организатора дела, на своего хозяина. Иначе мы спугнули бы Петера. Он надолго бы затаился. Мы разработали вполне добротный план. И, кажется, просчитали все варианты, но…
   – Но провалились с этим планом, – добавил Егоров.
   – Как куратор операции, я лично отвечаю за провал.
   Егоров не ответил, задал следующий вопрос.
   – Каковы, по-вашему, дальнейшие действия группы этого Петера?
   Антипов вытащил и распечатал пачку сигарет, но вспомнил, что начальник бросил курить. Сунул сигареты в карман пиджака.
   – Они ведь хорошо понимают, что играют в смертельно опасную игру, поэтому на время постараются уйти в тень, выдержат паузу, – сказал он. – Когда узнают, что деньги фальшивые, попробуют найти новых покупателей на документы. Сделают попытку войти в контакт с одной из западных спецслужб. Например, с немцами.
   – Наши действия?
   – Я обдумал сложившуюся ситуацию, – сказал Антипов. – Предлагаю оставить Донцова и Колчина в Праге. Если мы эвакуируем агентов, пришлем других людей, то потеряем слишком много времени. В своем сообщении Колчин утверждает, что выйдет на Бареша. Надо дать Донцову и Колчину шанс.
   – Слишком расковано, – покачал головой Егоров.
   – Наши люди не дети, – возразил Антипов. – Они знают, что делают. Колчин оперативник, боевик с богатым профессиональным опытом. Донцов отлично знает Европу. Многие годы он посвятил специфическому ремеслу. Он выслеживал предателей.
   – Ну, допустим, мы оставим наших агентов в Праге, – кивнул Егоров. – Что дальше?
   – Управляющий музеем Яночка вероятнее всего сейчас находится уже в Германии. Судя по донесению убитого Пачека и донесению Колчина, с женой у Яночки прохладные отношения. И вряд ли он сунется домой после того, что произошло. Считаю, что Яночка отправится в Гамбург, где вырос и учился. Этот город он хорошо знает, там ему легко спрятаться. Нашим агентам в Германии нужно дать ориентировку на Яночку. Если повезет, мы быстро выясним его место нахождения.
   – Вот именно, если повезет, – усмехнулся Егоров. – Если очень повезет.
   – Где искать Петера, под каким именем и в какой стране он скрывается? Эти вопросы пока не имеют ответа, – сказал Антипов. – Но тут много зависит от того, как сложатся дела у Колчина и Донцова.
   Егоров кивнул, встал из-за стола, давая понять, что разговор подошел к концу. Антипов тоже поднялся со стула.
   – Хорошо, – сказал Егоров. – Изложите письменно все свои соображения. Жду их сегодня до десяти вечера.
   Антипов дошагал до двери кабинета, но остановился, услышав новый вопрос.
   – Кстати, Юрий Федорович, как твоя язва? – спросил Егоров.
   Антипов понял намек. Он истолковал вопрос начальника в том смысле, что годы и болезни берут свое. Антипов, как куратор операции, облажался. А возраст у него предпенсионный. Возможно, именно сейчас настало время уступить дорогу молодым и перспективным, а самому подумать о заслуженном отдыхе. О тихой речке, удочке, дачном участке, огороде и прочих прелестях пенсионного быта. Антипов жил не ради служебных повышений, новых званий, наград.
   Он просто не представлял своей жизни вне разведки. Впрочем, разведка – неподходящее место для людей, делающих служебную карьеру. Положить голову на гильотину можно запросто, можно погон лишиться, можно в тюрьму сесть… Сделать карьеру в разведке не просто.
   – Если я переживу еще один такой стресс, как сегодня, моя язва снова откроется, – честно ответил Антипов. – И уже никогда не зарубцуется. Мне подать рапорт?
   – С этим всегда успеется, – покачал головой Егоров. – Жду тебя в десять.
   Антипов, медленно передвигая ноги, шагал в свой кабинет по прямому коридору. Он чувствовал себя неважно, сердце стучало неровно, а перед глазами расплывались круги. Антипов думал, что финские специалисты, строившие комплекс зданий внешней разведки, умеют работать. И вообще финны все учли. В этих прямых широких коридорах человек, переживая минуту душевного затмения после провала группы, после тяжелого разговора с начальником, не рискует стукнуться лбом о стену даже в темноте. И то хорошо…

Глава вторая

    Прага, Южный город. 7 октября.
 
   Колчин остановил фургон на выезде из Праги, он выпрыгнул из кабины, поймал такси. Заплатил водителю, посадил в машину Эмму и отправил ее домой. Когда Колчин вернулся в фургон, сел за руль, дождь полил, как из ведра. Проехали район новостроек, свернули на узкую плохо освещенную дорогу. Алеш больше не высказывал упреков. Кажется, он без остатка израсходовал недельный запас эмоций. Аптекарь меланхолично сосал сигареты, крутил пуговицу плаща и хмурился.
   – Этот ваш знакомый там в ковре умрет от асфиксии, – сказал он. – Не довезем его живым.
   – Я ослабил веревки с той стороны, где у него башка. Значит, есть, чем дышать. Алеш не стал возражать, прикурил новую сигарету и отвернулся в сторону. Из низины на дорогу выползал тяжелый плотный туман, асфальт в свете редких фонарей блестел, как змеиная кожа, смазанная солидолом. Встречные машины попадались редко. Колчин ехал медленно. Боялся ненароком слететь с узкого шоссе или пропустить поворот на грунтовку, спрятанную за стволами и кронами стоящих вдоль дороги молодых тополей.
   К тарному складу на далекой городской окраине подъехали в полной темноте. В свете фар можно было разглядеть глухой забор из листов рифленого железа, ржавую цепь, обвивающую замок на воротах. Колчин, скользя подметками по жидкой грязи, долго возился с ключами. Створки ворот заскрипели, разошлись в стороны, Колчин, вернулся в кабину, загнал фургон на тесный дворик. Дождь лил, не переставая, ветер налетал порывами, срывал желтые листья с густого кустарника, разросшегося по периметру забора.
   В темноте виднелась приземистая, вросшая в грязь постройка, больше напоминающая не современный склад, а старый заброшенный коровник или барак военнопленных. Колчин запер ворота, долго возился с висячим замком и железной скобой, приделанной поперек двери. Замок заржавел и никак не хотел открываться.
   Наконец, Колчин вошел в помещение, зажег свет внутри склада, лампочку над дверью. Встав в дверном проеме, махнул рукой Алешу, мол, гребите сюда и пиво не забудьте. Аптекарь вытащил из-под сидения две картонные упаковки с пивом, по шесть бутылочек в каждой, и большой пакет жареной картошки, что купили еще в городе. Выбрался из кабины, утопая в глубоких лужах, пробежал два десятка метров, едва не выронив пиво.
   Большую часть помещения занимал непосредственно склад, где громоздились, уходя под потолок, темные отвалы разбитых, пришедших в негодность деревянных ящиков. Так называемое административное отделение – это большая комната с голыми бетонными стенами и полом, ярко освещенная лампами дневного света.
   Ближе к входной двери стоит стол с запыленной пластиковой столешницей, три разномастных стула у стены. У замазанного белой краской окна дощатая перегородка, доходящая человеку до плеча. С другой стороны перегородки, в углу комнаты, грязный загаженный унитаз, над которым на высокой трубе поднимался сливной бачок. В противоположном от унитаза углу висит изъеденная ржавчиной эмалированная раковина, под ней стоит красное пластмассовое ведро. Вот, собственно, и весь интерьер.
   Алеш, робко огляделся, поставил на стол упаковки с пивом. Расстегнув плащ, придвинул стул, осторожно сел. Колчин взял бутылку, сковырнув пробку об угол стола, присосался к горлышку.
   – Что, доктор, это не самое милое место на земле? – спросил он.
   – Пожалуй, – Алеш открыл себе бутылку пива.
   – Мы долго здесь не задержимся, – Колчин вытер губы ладонью.
   Он вышел на улицу. Дошагал до фургона, открыл заднюю дверцу, залез в грузовой отсек. Тяжелые дождевые капли выбивали из крыши смачные беспорядочные звуки, будто пьяный заяц молотил по барабану передними лапами. В ковре тяжело сопел Бареш. Колчин перерезал веревки ножом, наклонился. Поднатужившись, стал разворачивать ковер, переворачивая своего пленника с боку на бок, тот тихо постанывал. Закончив дело, Колчин пнул Бареша ногой, попятился задом, выпрыгнул из фургона.
   Расстегнул плащ, вытащил из-под ремня пистолет.
   – Вылезай, – приказал Колчин.
   Бареш встал на четвереньки, дополз до края. Закряхтел, сел на пол, свесил вниз ноги.
   – Шевелись, ты…
   Держа Бареша на мушке, Колчин вытянул вперед свободную руку, с силой дернул своего пленника за галстук. Барешу пришлось прыгать в грязь, Колчин подтолкнул его в спину. Светлая рубашка на спине была залита кровью, еще сочившейся из разбитого затылка. Пленник сделал несколько шагов и остановился, словно не понимал, в каком направлении надо двигаться.