Троицкий Андрей Борисович. Шпион особого назначения

   – Ты знаешь Селиванова и Рогачевского? Что они за люди?
   – Я пару раз ездила в Москву, там мы встречались с Селивановым. Три или четыре раза он приезжал сюда. Он обычный бизнесмен. Общительный человек. Рогачевского не видела никогда.
   – Что толкнуло Истомина на этот шаг? Убийство русского связника, похищение документов, шантаж разведки?
   – Дела шли все хуже, – Мила плюнула на землю. – Грязные деньги, полученные от проституток – это сплошной геморрой. Нет смысла таскать проституток из России сюда, за тридевять земель, потому что российские цены приблизились к европейским. Серьезные бизнесмены перестали заниматься девочками. Точнее говоря, сейчас проституток вывозят не в Европу, а в Китай и Японию.
   – Истомин уловил эти перемены?
   – Разумеется, – кивнула Мила. – Он всегда держит нос по ветру. Он видит, что настоящие деловые люди, работающие в Европе, постепенно легализовались, вложили деньги в честный бизнес. А на рынке живого товара остались идиоты и отморозки типа Тарасенко. В Москве сутенеры забирают себе половину выручки, ну, иногда семьдесят процентов. А Тарасенко отбирает у девочек все деньги и документы, оставляет только на жратву и тряпки.
   – Черт с ним, с Тарасенко, – поморщился Колчин, с языка едва не слетели слова «он убит». – Он уже… Он меня не интересует.
   – Истомин решил, что перспективно заняться переправкой в Россию из Южной Америки кокаина. Это дорогой наркотик, но зато самый лучший. В провинции его сбыть невозможно, а вот в Москве в Санкт-Петербурге он должен хорошо пойти. В этих городах много богатых людей, которым заплатить за товар все равно, что высморкаться. Дрянь покупали в Колумбии по доллару за грамм, привозили в Гамбург. Этим занимались сами колумбийцы. Оттуда в замок «Водичков», который служил перевалочной базой. А директор музея Яночка присматривал за товаром.
   – Дальше что?
   – Затем на грузовиках транспортного агентства «Приз» кокаин доставлялись в Россию. Первые партии попали по назначению. Это были мелкие пробные партии. А крупную партию задержали на границе. Истомин влетел на большие деньги. Он расплатился с поставщиками из своего кармана.
   – А на закупку следующей партии денег уже не осталось? – спросил Колчин. – Вот он и решил поправить положение?
   Мила долго молчала. Могло показаться, что она думает над ответом. На самом деле Гресс вытирала платком с подбородка засохшую кровь.
   – Точно, – сказала она. – Истомин был должен колумбийцам, он боялся за свою жизнь. И еще он не сомневался, что русские из внешней разведки заплатят.
   – Откуда такая уверенность?
   – Секретные документы стоили этих денег. Когда сделка с разведкой состоится, Истомин планировал наладить новый маршрут транспортировки кокаина. Товар на корабле доставляют в Хельсинки. Это более надежный и короткий маршрут. Нет больше транзита через всю Европу, через Прагу. В Хельсинки товар встречает все тот же Яночка, следит за тем, чтобы дрянь спрятали в грузовики Рогачевского и отправили в Москву. Яночка на днях приехал в Хельсинки. А посредник от продавцов прибыл в Прагу, чтобы получить деньги с Истомина. Но сделка снова сорвалась. Потому что вы подсунули Истомину не доллары, а фальшивку.
   – И он решил отомстить? – спросил Колчин. – Господи… Убил престарелого аптекаря и его жену?
   – Это меня не касается, кого он там убил. Мне плевать на это.
   – А мне не плевать.
   – Я слышала, что это сделали Люди Селиванова.
   – Селиванова?
   – Да, да, да… Ну, делали по просьбе Истомина. Они отвечают за силовое прикрытие всего этого дерьма. Я рассказала тебе все, что знала. Я больше не могу. Теперь отвези меня в город.
   – Где сейчас Истомин?
   – Улетел в Москву. Поехал улаживать дела с Рогачевским и Селивановым. Они ведь тоже в доле.
   – Как его найти?
   – Не знаю. У меня нет даже его телефона. Нет адреса. Но если вы надавите на его компаньонов, то Истомина долго искать не придется. Уезжая, он приказал мне не высовываться из загородного дома и оставил двух амбалов, чтобы меня охраняли. Обещал вернуться дней через десять. Все, я больше ничего не знаю.
 
   Мила снова замолчала, поплевала на платок и стала тереть подбородок.
   Донцов стоял на краю откоса и слушал, как в темной вышине тихо потрескивают ветви деревьев, а внизу бежит река, шуршат потревоженные ветром сухие листья. Хотелось есть, хотелось завалиться в кровать и проспать целые сутки, хотелось женщину. Но все желания были неисполнимы. Он бросил вниз пустую бутылку. Посудина покатилась с откоса, тускло блеснула серебристая этикетка и вдавленное донышко. На реке появился новый буксир, тащивший за собой баржу с гравием или с песком, в темноте не разглядишь. С буксира на берег долетала музыка.
   Донцов поежился, только сейчас ощутив холод, которым тянуло от реки. Опустив руки в карманы брюк, он, чтобы немного согреться, прошелся взад-вперед по краю откоса. Затем сделал несколько шагов к сидящей на земле Миле Гресс.
   – Вам не холодно? – спроси Донцов.
   – Нет, не холодно. Надо же, какой заботливый Мила подняла голову, посмотрела в лицо Донцова и презрительно усмехнулась.
   – Я потому спросил, что от реки поднимается сырость, – сказал Донцов. – Я сам озяб. Если долго сидеть на земле…
   Мила отвернулась, не желая слушать этот лепет. Она не хотела прощать Донцова за ту боль и унижение, что ей пришлось испытать сначала на шоссе, а затем в тесном пространстве грузового фургона. Донцов пожал плечами, мол, дело хозяйское. Хочешь простудиться – твоя воля.
   Он опустил руку в карман, вытащил пистолет, чуть приподнял ствол. И выстрелил в висок Милы Гресс. У пистолета не было глушителя, но выстрел прозвучал совсем тихо. Мила повалилась на бок, дернула ногой и затихла. Юбка задралась, обнажились бедра, обтянутые темными колготками. Колчин этого не видел, он смотрел себе под ноги.
   – Я подумал, что тебе будет трудно это сделать, – сказал Донцов.
   Он поднял с земли авиабилеты и чек, разорвал их в мелкие клочки. Пустил бумажки по ветру. Колчин потер ладонью горячий лоб.
   – Ничего. Я бы это и сам сделал, – ответил он.
   Донцов вытащил из кармана диктофон, нажал кнопку «стоп», отсоединил он воротника рубашки внешний микрофон, смотал провод. Затем наклонился, перевернул Гресс на спину. Вытащил из внутреннего кармана пиджака купленную еще днем газету, положил ее на грудь Милы так, чтобы были видны сегодняшнее число и месяц, набранные крупным шрифтом под газетной шапкой. Достал миниатюрный фотоаппарат со вспышкой, сделал пару снимков.
   Колчин сходил к фургону, нашел в грузовом отсеке две лопаты. Поплевав на ладони, начал копать яму.
 
    Прага, район Градчаны. 19 октября.
 
   Колчин, не выспавшийся и усталый после ночного дела, опоздал на встречу с Войтехом на добрых четверть часа. А Войтех пришел к Страговскому монастырю раньше назначенного срока и теперь был вынужден изображать из себя туриста, фанатично увлеченного стилем барокко. Небольшая площадь перед воротами была пуста. Холодный ветер раздувал плащ одинокого туриста, срывал с головы черный берет.
   Но Войтех не обращал внимания на капризы природы, причиняющие человеку мелкие неудобства. Задрав голову кверху, он любовался потемневшими от времени каменными статуями и древнем гербом, укрепленными над воротами. Колчин, не останавливаясь, неторопливо прошагал мимо Войтеха, вошел на территорию монастыря. Остановился перед стоявшим посередине двора каменным столбом, на вершине которого установили статую святого Норберта.
   Постояв минуту, Колчин не пошел на главный двор монастыря, куда ходят все туристы, наезжающие сюда с экскурсиями, а свернул налево, проследовал мимо костела святого Роха. В дальнем конце монастырского парка, под старым ветвистым деревом Колчин опустился на скамью, закурил сигарету. Он подумал, что место для встречи с куратором выбрано подходящее: пустынный осенний парк, где нет туристов, а любой случайный прохожий заметен издали.
   Войтех появился через пару минут, сел рядом. Он не стал задавать вопросов. Все, что произошло вчерашним вечером, Войтех уже знал от Донцова, с которым встретился еще ночью.
   – Прохладно, – сказал Войтех. – Хорошо хоть дождя нет.
   – Да, хорошо, – повторил Колчин. – Какие новости?
   – Тебя больше нечего делать в Праге, – сказал Войтех. – Операция закончена. Ты сделал все, что мог. Сейчас твой объект в России. Точнее, в Москве. Вчера он звонил младшему брату, разговор засекли. Но установить точное место нахождения объекта не удалось. Он разговаривал по мобильному телефону. Беседа длилась всего полторы минуты.
   – По-моему, операция закончится не сегодня. Закончится двадцать третьего октября. Когда наш друг сольет все материалы а «Интернет». У нас в запасе жалкие четыре с половиной дня.
   Войтех пожал плечами, мол, поживем – увидим, чья возьмет. – Я знаю, такие вещи не принято обсуждать даже между своими, – сказал он после минутного молчания. – Но все-таки… Но как ты сам оцениваешь наши шансы на успех?
   – Пока как минимальные, – ответил Колчин. – Надо готовиться к худшему. Но, может, что-то изменится. Если мы не будем спать.
   Войтех долго разглядывал крест на башне костела. Наконец, вытащил из внутреннего кармана конверт, сунул его в руку Колчину.
   – Билеты на самолет до Варшавы, – сказал Войтех. – Воспользуешься своим польским паспортом на имя Анжея Рошальского. Документы надежные. Прилетишь на место, погуляешь в варшавском аэропорту полтора часа. Пересядешь на рейс «Аэрофлота». Ночью будешь уже в Шереметьево. Там тебя встретят.
   – А что Донцов? Он тоже возвращается?
   Войтех отрицательно помотал головой.
   – Но не в Москву. Возвращается туда, откуда прибыл в Прагу. Потому что нигде не засветился. Так решили в центре.
   Последний раз Колчин видел Донцова, когда вчерашней ночью они вместе ехали в город. До Праги оставалось еще километров десять. Донцов попросил остановить фургон, сказал, что он выйдет прямо здесь. Поймает такси или попутку. Вдвоем в город возвращаться нельзя. Он переночует на какой-то квартире, адрес которой Колчин не знал. А ночью еще предстоит встреча с Войтехом, нужно получить инструкции из центра. Колчин полез в грузовой отсек, нашел старую матерчатую куртку, отдал ее Донцову взамен плаща.
   Донцов потряс руку Колчина: «Я уверен, что мы скоро увидимся, – сказал он. – Уже в Москве». В эту последнюю минуту расставания Колчин неожиданно для себя разволновался, даже голос сел и сделался каким-то хриплым. «Хорошо бы», – сказал он, и последний раз тряхнул ладонь Донцова. Затем повернулся, залез в кабину и медленно тронул фургон. В зеркальце Колчин увидел, что Донцов стоит на обочине, вытянув вперед руку, сигналит проезжающей мимо машине. Но машина не остановилась. Войтех похлопал Колчина по плечу, поднялся со скамьи. – Прощай. Желаю удачи.
   – И тебе того же, – ответил Колчин.
   Он остался сидеть, а Войтех, подняв воротник плаща и поправив черный берет, быстро зашагал к монастырским воротам. Надо поторчать тут еще минут десять, потом можно уходить. Колчин достал из кармана конверт, вытащил билеты. Отлет в семь вечера. А впереди добрая половина дня, которую нечем занять.
   Выйдя с территории монастыря, Колчин сел в такси, доехал до центрального универмага, решив, что надо обзавестись чемоданом или чем-то в этом роде. Человек, вылетающий из Праги без багажа, даже без дорожной сумки, выглядит странно, если не сказать подозрительно. Кроме того, карман оттягивала стянутая резинкой пачка банкнот достоинством в сто крон.
   В универмаге кипела суетливая предпраздничная жизнь. Женщины в голубых халатиках мыли стекла, выставляли в витринах новые манекены, перебивали ценники, рабочие монтировали стильные матерчатые ширмы, которые должны заменить примерочные кабинки. Готовились к большой распродаже, которая должна начаться через пару дней. Распродажа приурочили к двадцать восьмому октября, дню провозглашения независимости Чешского государства. Магазин был битком забит покупателями, в основном немецкими туристами, стремящимися, как и Колчин, до отъезда на родину потратить завалявшиеся в карманах кроны.
   В водовороте людей Колчину без причины стало грустно, как на кладбище. Он почувствовал себя одиноким чужаком, которого нигде не ждут, которому никто не рад. Хотя чужак не беден, у него есть доллары и кроны, есть желание потратить деньги.
   На первом этаже Колчин, не жалея, что ему лично не удалось попасть на распродажу и сэкономить на покупках, выбрал дорожную сумку с широким ремнем. Поднялся на второй этаж, в секцию мужской одежды. Купил несколько рубашек, недорогой синий свитер, брюки и кое-что по мелочи. Оторвав от сумки бирку с ценником, сложил покупки, застегнул «молнию». Затем побродил между прилавков, раздумывая, каким сувениром порадовать генерала Антипова. Набор рюмок из чешского стекла, светильник, выходной серый костюм – это не варианты. К стекляшкам и тряпкам генерал совершенно равнодушен.
   Колчин остановил выбор на подарочном наборе «Бехеровки» – три литровые бутылки крепкой травяной настойки, упакованные в цветастую коробку.
 
   Перекусив в кафетерии, Колчин, чтобы убить время, слонялся по пешеходным улицам, пока не набрел на знакомое питейное заведение «Рио Гранде». Спустившись по ступенькам вниз, он, как и в прошлый свой визит, не увидел ни одного посетителя, но застал на рабочем месте знакомого бармена. Смуглолицый Эрик Пытлек был одет в ту же холщовую рубаху с рукавами до локтей и вышивкой на груди. На шее болтались деревянные бусы, а на голове косо сидело широкополое соломенное сомбреро.
   Запястье правой руки бармена было перевязано грязноватыми бинтами, а верхняя скула крест на крест заклеена полосками пластыря. Бармен поприветствовал Колчина и поставил перед ним рюмку туземского рома, цветом и запахом напоминавшего жиденький вчерашний чай.
   – Включить вам мексиканскую музыку? – спросил Пытлек. – Другой музыки у нас нет. Хозяин запрещает крутить диско, рок или что-то в этом духе.
   – Не стоит, – ответил Колчин и пригубил ром. – Что у тебя за повязка на руке?
   – Два дня назад один кретин, которого отшила его же подружка, очень разозлился на весь мир и почему-то лично на меня, – объяснил Пытлек. – Вытащил нож. Еле с ним сладил. Думал, он мне кишки выпустит. Короче, мне опять повезло. А вы нашли ту симпатичную женщину, которую искали несколько дней назад?
   – Нашел, – кивнул Колчин. – Видишь, мне тоже повезло. Ты мне очень помог. Спасибо.
   – Не за что. А с ее парнем не довелось встретиться?
   – Не довелось, – покачал головой Колчин. – Пока. Но мы с ним обязательно увидимся. И очень скоро. Я это предчувствую.
   – Лучше бы вам избежать этой встречи, – посоветовал Пытлек. – Я вижу, у вас дорожная сумка. Уезжаете?
   – Да, улетаю по делам, – кивнул Колчин. Говорить больше было не о чем. Колчин допил ром, отказался от следующей порции, положил деньги в металлическую тарелку. Он попрощался с барменом за руку, повесив на плечо ремень сумки, вышел на улицу.
   Сев на заднее сидение такси, Колчин назвал водителю адрес частного пансиона пани Новатны. Когда доехали до места, пассажир велел водителю остановиться на противоположной от пансиона стороне улицы. Колчин не стал выходить из машины, через стекло наблюдал, как подъезду подкатил грузовик с синим тентом. Из кабины выскочил муж хозяйки пан Вацлав, из кузова вылезли рабочие в заляпанных краской спецовках. Открыли борт, стали выгружать на тротуар струганные доски, бочки с краской, пустые ведра.
   Пан Вацлав суетился, бегал вокруг рабочих, хлопал руками, как курица крыльями и что-то кричал. С крыльца спустилась пани Новатны, одетая в модную шапочку и теплое с иголочки пальто с высоким меховым воротником. Пани Новатны послала мужа подальше, крикнула рабочим, чтобы те не оставляли стройматериалы на тротуаре, а сразу заносили в помещение. Рабочие забегали с удвоенной скоростью. Колчин посмотрел наверх.
   На третьем этаже еще темнели выгоревшие окна номеров, простенки со следами гари и копоти, но, надо думать, следы пожара исчезнут в ближайшие дни. Хозяева пансиона уже получили хорошую страховку, и теперь с лихвой покроют все расходы и кое-что отложат на черный день.
   Колчин тронул водителя за плечо.
   – Поехали в аэропорт.

Глава шестая

    Москва, Ясенево, штаб-квартира Службы внешней разведки. 20 октября.
 
   На город уже опустилась дождливая холодная ночь, когда служебная «Волга» привезла Колчина из аэропорта «Шереметьево» в центральный офис. Через десять минут Колчин с дорожной сумкой в руке, рысью пробежал приемную Антипова, прошел тесный тамбур между двойными дверями, переступил порог кабинета и остановился на краю бежевого ковра. В кабинете было темно, горела только настольная лампа.
   Антипов вышел из-за стола, подошел к Колчину, обнял его за плечи.
   – С возвращением, – он до боли сжал ладонь Колчина.
   Откуда-то из полумрака, из-за широкой генеральской спины вынырнул человек в стильном пиджаке, модном галстуке. Человек уже завладел рукой Колчина, уже с чувством тряс ее и что-то приговаривал. Колчин узнал подполковника Беляева. Черт, лучше бы его не было здесь. Антипов усадил Колчина и Беляева за стол для посетителей, сам занял место за рабочим столом. Генерал хотел что-то сказать, но Колчин, забыв субординацию, заговорил первым: – Я хочу потолковать с глазу на глаз, без свидетелей.
   Колчин выразительно покосился на подполковника. Антипов кашлянул в кулак, выражая свое неодобрение поведением Колчина, но уступил просьбе. Посмотрел на Беляева и коротко приказал: – Жди в приемной.
   В полумраке было заметно, как лицо Беляева посерело, глаза сделались мутными, а на скулах заиграли желваки. Подполковник отодвинул стул, медленно поднялся на ноги и, понурив голову, пошел к двери. В душе Беляева кипела злость на несправедливую незаслуженную обиду.
   – Зря ты так, – сказал Антипов, когда дверь за Беляевым закрылась. – Ты Беляева видишь второй раз в жизни, а уже сделал какие-то умозаключения. Ты думаешь, он штабная крыса? Какой-нибудь умник из аналитиков, который тут штаны всю жизнь протирал? Или считаешь, он получил погоны подполковника, стал моим ближайшим помощником потому что лизал?
   – Я так не думаю.
   – Нет, думаешь, – нахмурился Антипов. – Ты на человека плюнул, и это тебе по хрену. Так вот, чтобы больше у тебя не было этих мыслей, я скажу. По секрету. У Беляева вместо правого коленного сустава протез из нержавейки. И еще пулевые ранения… Он награжден орденами Мужества и боевого Красного Знамени. И это в мирное время. В мир-но-е. Дошло?
   – Так точно, – вздохнул Колчин.
   Антипов выдержал долгую паузу, как бы подвел черту под этой частью разговора, и сказал: – Я тебе в двух словах расскажу, что тут у нас делается, а потом тебя послушаю. Истомина ищут, но безуспешно. В своей квартире он не появлялся, к родственникам не заезжал. Московской любовницы у него нет. Или мы о ней ничего не знаем. Итак, перекрыты границы, Истомин никуда не выедет из страны по чужим документам. Его фотографии есть на всех пунктах паспортного контроля. В аэропортах, на вокзалах…
   – Мы работаем вместе с ФСБ? – спросил Колчин.
   – Разумеется. Они взяли под контроль телефоны родственников Истомина, тетки и, в первую очередь, младшего брата. Пасут их день и ночь. А мы сосредоточены на аналитической работе. Далее. Сегодня мы прослушали пленку с записью ночного разговора Милы Гресс. Ее последнего разговора. Пленку Донцов передал Войтеху, а сегодня днем ее доставил в Москву из Праги наш человек. К вечеру выяснили личности компаньонов Истомина. То есть Селиванова, владельца «Гранат – Банка» и Рогачевского, хозяина транспортного агентства «Приз». Но трогать их нельзя. Если мы задержим компаньонов Истомина, он все поймет.
   – Значит, все глухо? – не удержался от вопроса Колчин.
   – Пока рано ждать результатов, – ответил Антипов. – Контрразведчики взяли этих парней под колпак, ну, в свою разработку. Разговоры, контакты, знакомства, связи и так далее. Надо ждать. Вот пока и все наши успехи.
   – Все? – переспросил Колчин.
   – Руководство внешней разведки приняло решение не переводить деньги в кипрский банк на счет Истомина. По-моему, правильное решение. Ведь в обмен на два миллиона долларов мы не получаем ничего. Никаких гарантий с его стороны. Мы подготовили план эвакуации из Чехии нелегалов. Но, боюсь, всех наших людей вытащить не удастся. По объективным причинам. Попросту говоря, нам не хватает времени.
   – Что же остается? Сидеть и ждать?
   В голосе Антипова Колчин не уловил внутренней убежденности в собственной правоте. Голос звучал устало и тускло.
   – Истомин нарисуется не сегодня, так завтра, – сказал генерал. – Кроме того, он обещал позвонить тебе, выяснить судьбу двух миллионов долларов. На этот звонок особая надежда. Особая. Истомин пользуется сотовым телефоном. Но если ты его хорошо заболтаешь, мы сможем определить хотя бы микрорайон Москвы, откуда он звонит. Ты должен подготовиться к этому разговору, придумать какие-то вопросы, умные замечания. Придумать такие слова, которые удержат Истомина у трубки максимально продолжительное время.
   – Толку будет немного. Ну, вычислим район. Что дальше? Если Истомин заподозрит, что его обложили, он немедленно запустит в «Интернет» все сверхсекретные документы. Эта операция займет несколько минут.
   Антипов нахмурился. Седые брови сошлись над переносицей.
   – Я смотрю, за время командировки у тебя появились дурные привычки, – сквозь зубы процедил он. – Ты стал обсуждать приказы начальства.
   – Никак нет. Я боюсь, что мы потеряем время и ничего не добьемся. Истомина, разумеется, рано или поздно возьмут. Но его задержание не станет нашей победой.
   – У тебя есть другие предложения?
   – Одна мысль мелькнула, – кивнул Колчин. – Что известно о младшем брате Истомина? Что накопали ребята из ФСБ?
   Антипов открыл папку, протянул Колчину листки с машинописным текстом.
   – Вот справка на Романа Истомина. Почитай.
   Колчин, наклонился над столом, пробежал глазами первые абзацы справки. Ничего содержательного. Обычная биография обычного идиота.
   Истомин родился в Москве, в профессорской семье. Едва осилил восемь классов, хотел бросить школу, но сказал свое слово отец, из-под палки заставил сына продолжать учебу.
   В отличие от старшего брата Роман Истомин не мог похвастаться ни хорошей памятью, ни прилежанием. Но у парня были способности иного свойства. Он занимался в театральном кружке, выходил на сцену любительского театра. Легко, с первой попытки поступил в Щукинское училище, будучи студентом театрального вуза, подавал надежды. Но после окончания Щукинского не смог устроиться в приличный московский театр. Дальше начинается болото жизни: браки, разводы, ребенок на стороне…
   Колчин перевернул страницу и здесь его ждал сюрприз. Истомин уезжает из Москвы в провинцию. Выступает в провинции, но и там свои интриги, почище московских, хороших ролей не светит. Истомин возвращается в Москву. После долгих унизительных мытарств устаивается в один из второстепенных столичных театров. Далее идет по накатанной: бесконечные скандалы с новой женой, конфликты на работе, нервные срывы. И попытка самоубийства…
   Истомин попытался наложить на себя руки шесть лет назад. Заперевшись в ванной комнате, порезал вены опасной бритвой. Но довести начатое до конца не хватило духу, испугался вида крови. Несколько розовых полосок на запястьях остались, как память о собственном малодушии. Истомина три месяца лечат в психиатрической клинике. Позже начинаются новые поиски работы, новые разочарования, пьянство, развод, беспорядочная половая жизнь. По отзывам врачей, пациент страдает расстройством психики, нарушением самовосприятия, то есть сильно переоценивает свои таланты и способности. На коллег артистов смотрит свысока, считает их ничтожествами, бездарными выскочками. Нетерпим к чужим талантам. В суждениях категоричен, не допускает возражений. Горд, материальную помощь старшего брата принимает лишь в самых крайних случаях, если подолгу сидит на мели. Злоупотребляет алкоголем, время от времени, когда при деньгах, принимает легкие наркотики.
   Два года назад, когда приятель Истомина увел у него законную жену, начинается новый нервный срыв. Следует вторая попытка суицида. Истомин вновь вскрыл вены, но не бритвой, а длинным ножом для шинковки капусты, его откачали и продержали в профильной клинике полтора месяца. В последний год Истомин переживал что-то вроде творческого взлета: он нашел денежную харлутру в медицинском центре «Благовест». Завелись кое-какие деньги.
   – Итак, две безуспешные попытки самоубийства? – Колчин посмотрел на Антипова. – Это уже интересно. Это… Как бы поточнее выразиться? Это наводит на лирические размышления. – Вот именно, на лирические, – сказал генерал. – Две неудачные попытки суицида. Что думаешь?
   – Думаю, что третья попытка может оказаться удачной. Думаю, что в нашей ситуации нужно действовать теми же методами, которыми действует противник. Может, кому-то эти приемы покажутся дикими, нецивилизованными. Но мы ведь не институтки, не девушки на выданье…
   – Давай подробнее.