Троицкий Андрей Борисович. Шпион особого назначения

   – Такие дела быстро не делаются. Когда и где мы можем встретиться? Лучше увидеться где-нибудь в центре.
   Бареш от волнения так ничего и не вспомнил, предложив собеседнику самому выбрать удобное место.
   – Старое Еврейское кладбище подойдет? – спросил Колчин. – Прекрасно. Там спокойно и тихо.
   – На мне зеленоватый плащ…
   Колчин не дал собеседнику договорить.
   – Не волнуйтесь, вас я узнаю.
   Колчин дал отбой, отложил в сторону трубку, включив запись сразу на двух магнитофонах. Если интуиция не обманывает, сейчас Бареш кому-то позвонит. В присутствии подчиненных, слушающих разговор, Бареш не станет долго распинаться о секретных делах, но тут важно другое. Установить собеседника Бареша. Надо думать, что очаровательная Мила Фабуш, как обещала утром, поставила на свой рабочий стол фотографию кудрявого малыша в матросской курточке. Подслушивающее устройство, скрытое под рамкой, особого назначения. В конторе Бареш пользуется радиотелефоном. Электромагнитные колебания идут с трубки на базу в тот момент, когда Бареш набирает чей-то номер. «Жучки» считывают сигнал, передают их в эфир. Аппаратура в кузове «Фольксвагена» ловит передачу.
   Пару минут Бареш мерил шагами пространство возле письменного стола, но вот он снял трубку. Индикаторы уровня звука на магнитофонах пришли в движение, задергались возле красной полосы. Есть сигнал. Умница, Мила, не обманула, поставила на стол фотографию ребенка. Жаль только голос собеседника Бареша Колчин не мог слышать.
   – Пана Яночку попросите, пожалуйста, – сказал Бареш. – Карл? Хорошо, что застал тебя на месте. Тут объявился человек. Говорит, что он от Коэна. Ну, да… Того, из посольства…
   Долгое молчание. Видимо Бареш слушает собеседника.
   – Я уже условился о встрече на Старом еврейском кладбище, – отвечает Бареш. – Сегодня в половине второго. Хорошо. Я постараюсь. Обязательно, перезвоню. Да, лучше приеду. Я все помню. Понимаю, это не для телефона.
   Разговор окончен, Бареш положил трубку.
   Колчин отмотал кассету на то место, где Бареш набирал телефонный номер, переписал сигналы в память компьютера. Врубил специальную программу, пропустил через нее запись, через полминуты на экране монитора высветился телефон, по которому звонил Бареш. Колчин ввел телефонный номер и фамилию абонента, Яночка, в базу данных, нажал кнопку «поиск».
   Итак, вот ответ. Телефон зарегистрирован ни на частное лицо, номер принадлежит некоему музею «Водичков». Странно. В таком случае, кто такой этот Яночка? Это необходимо выяснить в срочном порядке.
   Еще один звонок Бареш сделал четверть часа спустя. Елейным голосом он сообщил некой женщине по имени Яна, что мероприятия, назначенные на сегодняшний вечер, переносятся. «Мне очень жаль, что так получилось, – добавил Бареш. – Но подвернулось срочное дело. Надеюсь хорошо заработать. С меня подарок». Через пять минут Колчин уже знал телефон, по которому звонил Бареш, и адрес таинственной Яны. Колчин решил, что подозрения и ревность супруги Бареша, не следствие болезненной подозрительности. Бареш действительно содержит молодую любовницу. И, судя по его елейному голоску, испытывает к этой женщине что-то похожее на искреннее глубокое чувство.
   Колчин позвонил Ярославу Пачеку. Как договорились вчера, Пачек ждал звонка и новых поручений. Колчин выбрался из фургона, пересел за руль «Фиата». До встречи на еврейском кладбище он еще успеет озадачить Пачека своими вопросами. Надо в срочном порядке выяснить личность этого музейщика Яночки. Узнать о нем все, что только можно узнать о человеке.
 
   Портсмут, район морского порта. 2 октября.
   Улицы небольшого английского города насквозь продувал свежий морской ветер. Ранним утром Алексей Донцов, накрывшись черным зонтом, бродил по дальнему причалу и наблюдал за большим пассажирским пароходом, стоящим на рейде, и крупными разъевшимися чайками, вьющимися у пирса. Казалось, что все окружающее пространство, весь мир, состоит из серой бесконечной воды, этого причала и портовых кранов, подпирающих низкое небо. Птицы летали так низко, что порой задевали водную поверхность острыми концами крыльев. Погода испортилась, мелкий дождь то начинался, то снова затихал.
   Над неприветливыми волнами поднимались белые барашки волн. Иногда ветер налетал резкими порывами, тогда волны смачно шлепались о бетонную стенку причала и высоко в воздух взлетали мелкие брызги. Пахло солью, водорослями и морем. И еще с далеких баркасов, пришедших с ночным уловом и вставших у рыбацкого причала, сюда долетал запах свежей рыбы. Донцов раздумывал о том, что, возможно, больше не вернется в Англию. Велика вероятность, что по окончании пражской операции его отзовут обратно в Москву, или он получит задание, связанное с работой в одной из восточно-европейских стран. Донцов не предполагал, что его долгосрочная английская командировка кончится так неожиданно, именно здесь, в Портсмуте, в дождливый осенний день, на причале, открытым всем ветрам.
   В карьере любого разведчика есть сотня возможностей для провала, есть сотня возможностей предотвратить провал. Но нельзя долгое время работать в чужой стране и ненавидеть эту страну. Тогда провал становится неизбежен, он предрешен. Донцов думал, что по-своему привязался к Англии.
   Со своей позиции он видел, что на набережной рядом с пивной «Трилистник» остановился «Форд» седан темно зеленого цвета. С водительского места вылез человек в сером плаще и бежевой кепке, вытащил с пассажирского сиденья «дипломат», неторопливо зашагал вдоль причала. Этого человека никогда прежде Донцов не встречал.
   Он не двинулся с места, ожидая, когда мужчина сам приблизится.
   Человек в плаще делал вид, что прогуливается. В эту маскировку мешала поверить отвратительная погода и тяжелый чемодан, который висел на руке, как двухпудовая гиря. В дождь с таким багажом люди, находящиеся в здравом уме, не гуляют по причалам. Человек остановился в трех шагах от Донцова.
   – Сегодня очень холодный ветер, – сказал он и закашлялся. – Просто на редкость холодный.
   – В этом месте всегда дует сильный ветер, – услышав пароль, Донцов отбарабанил отзыв. – Можно легко простудиться.
   – Да, сегодня неудачный день для прогулки, – кивнул человек в кепке.
   Что ж, вступление закончено, можно переходить к делу.
   – Здравствуйте, – сказал человек, но руки не протянул. В его английском можно было уловить легкий ирландский акцент. – Меня зовут Генри.
   Генри поднял воротник плаща, защищая шею от ветра и ледяных брызг.
   – Теперь вы Эдвард Лэнд. Букинист из Гастингса.
   Мужчина вытащил из внутреннего кармана плаща продолговатый плотно набитый конверт, протянул его Донцову.
   – Здесь документы на имя Эдварда Лэнда ключи от конспиративной квартиры в Праге, деньги.
   Донцов сунул конверт в карман.
   – Вы ведь бывали в Гастингсе? – спросил Генри. – Знаете город?
   – Бывал наездами, – кивнул Донцов. – Проводил там один или два дня.
   Донцов вспомнил, что в этом городе года полтора назад жил один человек, специалист в области электронного шпионажа. Неплохо жил, потому что хорошо зарабатывал. Ездил на «Ягуаре» последней модели и водил знакомство с дорогими женщинами, к которым простой смертный не подступится. Но в Москве вдруг возникли сомнения в искренности агента. Информацию, которую он гнал, была или протухшей или недостоверной. Проверку поручили Донцову. В одно прекрасное утро агента переехал грузовик.
   – Письменные инструкции получили. Есть вопросы?
   – Много ли времени у меня в резерве?
   – Не так много, как бы нам хотелось, – покачал головой собеседник. – В Гавре возьмете машину на прокат. До Парижа хорошая дорога, будете там через три-четыре часа. Затем сдадите машину в транспортном агентстве. Поселитесь в Париже по известному вам адресу. Там сейчас живет Анри Буфо, он работает под художника.
   При упоминании имени Буфо Донцов презрительно поморщился. Генри сделал вид, что не заметил этой гримасы.
   – Будете следить в «Интернете» за сайтом объявлений о продаже музыкальных инструментов. Как только там появится еще одно сообщение о покупке виолончели, вы и Буфо вылетаете в Прагу первым же рейсом. Раньше времени появляться в Праге не имеет смысла. Ждать самое долгое – день. Ясно?
   Донцов молча кивнул головой. Генри продолжал: – Объявление – сигнал к тому, что операция вступила в завершающую стадию. Покупатели готовы скинуть товар и ждут только денег. Как только прибудете на место, вы становитесь резидентом группы и берете операцию под свой контроль. Теперь появились вопросы?
   – Я уже сталкивался однажды с Буфо. Можно обойтись без этого малого?
   – Вы профессионал и должны понимать, что каждый из нас – лишь сменный винтик в большом механизме. Если не будет Буфо, так будет другой человек. Но сейчас выбор не велик, потому что в запасе мало времени.
   Двумя пальцами правой руки Генри придерживал кепку, которую ветер был готов сорвать с головы и унести прочь. Из левой руки он не выпускал толстый «дипломат», пластиковый темно коричневого цвета с номерными замками и блестящей хромированной ручкой.
   – И, наконец, последнее…
   Генри приподнял чемодан до уровня груди и похлопал по его крышке свободной рукой.
   – Здесь деньги, – сказал Генри. – Точнее, смешные деньги. И вы должны это знать.
   – Смешные? – переспросил Донцов.
   Об этом повороте событий его не предупреждали. До этой минуты он был уверен, что с продавцами должны рассчитаться подлинными купюрами, а не фальшивками.
   – Это решение было принято буквально в последнюю минуту. Сто долларовые купюры старого образца. Качество денег очень хорошее. Блестящее качество. От оригинала их можно отличить только при помощи специальной аппаратуры, которая есть не в каждом банке. И, разумеется, такой аппаратуры не окажется у покупателей.
   Донцов принял чемодан.
   – Прощайте, – сказал Генри.
   Теперь он снял перчатку и протянул руку Донцову, пожатие оказалось крепким. Резко повернувшись, Генри зашагал к машине, одной рукой придерживая кепку. Донцов постоял на месте еще минут пять, ожидая, когда Генри уедет, неспешно двинулся к другому причалу. Там, стоя под портовыми кранами, уже сигналил длинными гудками огромный белый паром.

Глава пятая

    Прага, Новый город. 3 октября.
 
   Узкий дом в два подъезда с обшарпанным фасадом и черепичной крышей находился на тихой улице в трех кварталах от Национального музея. Здесь на третьем этаже помещалась конспиративная квартира, давно пустовавшая. Квартира была куплена несколько лет назад на имя некоего пана Туновского, коммивояжера, который по роду своей профессиональной деятельности и в прежние времена бывал в Праге раз в пятилетку, а сейчас и вовсе исчез.
   Вечером дождь, ливший из дырявых туч, неожиданно кончился. Колчин, прошагав до угла, где светилась тусклыми неоновыми буквами вывеска пивного погребка, остановился, прикурил сигарету. Снизу, из пивной, доносились звуки аккордеона и нестройный хор мужских голосов, пытавшихся грянуть какую-то песню. Колчин задрал голову кверху, разглядывая окна третьего этажа на противоположной стороне улицы. Свет горит, значит, Ярослав Пачек на месте.
   Колчин перешел улицу, прочитал табличку, прикрепленную на фасаде: «Ветеринарная лечебница в подвале». Он потянул на себя массивную дверь подъезда, над головой заскрипела ржавая пружина. На площадке первого этажа, освещенной пыльной лампочкой, Колчин столкнулся с неряшливой старухой с длинной крысиной физиономией, обвязанной шерстяным платком. Старуха опустила голову, шмыгнула куда-то под лестницу и исчезла.
   Лифта в доме не оказалось. По темной лестнице Колчин, хватаясь за железные перила, поднялся на третий этаж, нащупал кнопку звонка, надавил на нее пальцем. Звонок отозвался странным неприятным звуком, будто пробили склянки в треснувший судовой колокол.
   Ярослав Пачек открыл дверь и пропустил гостя в просторную прихожую.
   В квартире не чувствовалось запахов человеческого жилья, здесь пахло пылью, спертым застоявшимся воздухом и, как ни странно, густым аптечным духом. Видимо, плохо работала вентиляция, и наверх попадали запахи ветеринарной лечебницы. Бросив плащ на стул, Колчин прошел в большую комнату с высокими потолками, сел на старый продавленный диван и осмотрел просторную комнату.
   Обстановки нет вовсе, два окна, выходившие на улицу занавешены плотными бордовыми гардинами, под потолком старомодная люстра, темные полосатые обои выцвели, местами отклеились и висели клочьями.
   Пачек прошел следом, упал в единственное кресло и сгреб в колоду игральные карты с трехногого журнального столика. В отсутствие Колчина он коротал время за пасьянсом. Пачек, потер ладони: его живая натура не позволяла сидеть без дела лишнюю минуту.
   – Итак, приступим, – сказал он.
   Пачек нагнулся, вытащил со второго яруса журнального столика чистый лист бумаги, написал на нем два имени: владелец автосалона Юлиус Бареш и управляющий музеем «Водичков» Карл Яночка. Пачек пронумеровал имена. Список получился коротким, короче некуда.
   – Вот два человека, которые нам точно известны, – Пачек потеребил усы с проседью и благородную профессорскую бородку. – Наверняка в игре принимает участие какое-то третье лицо, которое мы пока не установили. У Бареша и Яночки должен быть, по крайней мере, еще один помощник. Кто он, мы не знаем. Кстати, вы встречались с Барешем. И как впечатление?
   Пачек разорвал листок вдоль и поперек, чиркнул спичкой и положил горящую бумагу в пепельницу.
   – Ясно одно: мы имеем с дилетантами, – ответил Колчин. – Наши противники не представляют себе, что за информация попала им в руки, какова ее реальная цена. Вчера я встретился на Старом еврейском кладбище с Барешем. Сегодня утром мы увиделись второй раз и обсудили конкретные детали будущей сделки. Вот, послушайте. Самый содержательный момент беседы.
   Колчин вытащил из кармана, положил на столик диктофон, нажал на кнопку «пуск». Видимо, выносной микрофон, которым пользовался Колчин, оказался весьма чутким. При воспроизведении можно было расслышать человеческие шаги по гравиевой дорожке, шорохи дождя, стучащего в купол раскрытого зонта.
 
   Бареш говорил низким простуженным голосом: «Поймите, я только посредник, я маленький человек, – он откашлялся. – Я имею свои комиссионные с этой сделки. Но не более того. И заинтересован в том, чтобы вы знали все условия, которые выдвигает мой наниматель пан Петер». «Ну, насчет суммы мы уже договорились», – ответил Колчин.
   «Нет, теперь я о другом, – сказал Бареш. – Пан Петер настаивает на том, чтобы передача денег состоялась через два дня в семь часов вечера в замке „Водичков“. Вы подъедите на машине к главному входу, там я и буду вас ждать. Проведу вас к пану Петеру. Второе: в вашей группе не должно быть больше двух человек. Этот вопрос я уже обсуждал с паном Петером, он настаивает на своем. Я отвечаю за его безопасность и мне не нужны лишние проблемы. Вас устраивают эти условия?»
   Долгая пауза, слышно, как потрескивает гравий под подошвами башмаков, шум автомобилей на далекой улице. Тяжелые дождевые капли, кажется, падают прямо на микрофон. «Понимаю, в таких деликатных делах нужна осторожность, – после долгого раздумья ответил Колчин. – Я расскажу о ваших условиях своему спонсору. Сегодня же вечером позвоню вам домой, скажу „да“ или „нет“. Если вы хотите встретиться именно в музее… Именно через два дня… Думается, проблем не возникнет».
   Колчин выключил диктофон, вытащил кассету, положил ее в пакет, где лежало еще несколько исписанных кассет и отснятых пленок, передал пакет Пачеку. Сегодня посылка уйдет в Москву. – А Барешу не показалось подозрительным, что вы в ходе переговоров не пытались сбить цену? – спросил Пачек.
   – Ели бы я начал вести мелочный торг, только хуже сделал.
   – Бареш общался по телефону только с Яночкой. Тогда кто же этот пан Петер?
   – Это третий сообщник. Личность выясним. А что удалось узнать об этом типе Карле Яночки?
   – Он занимает должность управляющего музеем «Водичков», – начал Пачек. – Собственно, это даже не музей, а замок средневековой постройки в тридцати километрах от Праги.
 
   Пачек вынул из кармана и передал Колчину несколько цветных открыток, на которых можно разглядеть высокие крепостные стены, сложенные из светло серого природного камня, ворота, украшенные фамильным гербом. Пачек рассказал, что музейный комплекс – это несколько сторожевых башен, которые соединяют крепостные стены. Получается замкнутое пространство. Внутри него некогда располагалась католическая церковь, которую снесли много лет назад. Сохранились старинные надворные постройки и непосредственно замок, закрытый стенами.
   В замке два этажа, много комнат, где размещена коллекция средневекового оружия, рыцарских доспехов и также экспозиция старинных ковров, картин и гравюр. Замок построен в начале семнадцатого века, с тех пор несколько его несколько раз перестраивали, реставрировали, двухскатную кровлю сделали из жести, а не из медного листа, так что от подлинного средневековья мало что осталось.
   Несколько раз в день перед крепостными стенами останавливаются автобусы с туристами. Люди проходят через главные ворота, покупают билеты и около часа любуются помещениями замка, гобеленами и картинами. На самом деле никаких музейных ценностей в замке и помине нет. Вся экспозиция, в том числе картины, мечи, кинжалы и прочее, – это новодел, копии, не очень искусная подделка под старину. Но туристам ведь надо что-то показывать. Иначе за что же они платят деньги.
   Раньше замок и крепость являлись государственным памятником. Позднее, когда начался передел собственности, в Германии отыскали потомков прежних владельцев замка и передали недвижимость в частное владение. Наследниками, на которых неожиданно свалилось богатство, оказалась немецкая семья Гочаров, которая давно забыла свое аристократическое происхождение. Немцы приехали в Чехию, вступили в права наследства, одно время обосновались в замке и пытались вести жизнь современных феодалов. Но быстро истратили последние деньги, прогорели на всех начинаниях и убедились, что содержать замок им не по карману.
   На собственность нашлись покупатели. Но Гочары не захотели расставаться с замком, они были вынуждены устроить там музей, организовать экскурсии, продажу сувениров, открыли летнее кафе. Почти вся прибыль без остатка идет на содержание замка и крепости. Сами Гочары возвратились на родину и стали, как и прежде, ходить на государственную службу. В Германии они нашли нынешнего управляющего музеем Карла Яночку, с которым поддерживали приятельские отношения.
   Пан Яночка занимает часть второго этажа техэтажного дома рядом с замком. Здание построено лет двадцать назад и находится с наружной стороны крепостной стены. На первом этаже контора музея, в квартирах живут служащие музея, его подчиненные.
   Яночка работает на бойком месте. В замке за один день проходит несколько экскурсий, в каждой двадцать пять туристов, а летом за одно посещение приезжает и пятьдесят человек. В музее восемь постоянных сотрудников, летом на временную работу нанимают еще десять человек. Кроме того, почти ежедневно Яночка встречается с реставраторами, художниками, садовниками. Любой человек, с которым Яночка поддерживает контакт, может быть замешан в деле.
   Пачек не поленился пройти по замку с одной из экскурсий, прикидываясь любознательным зевакой, побродил по территории, но некоторые уголки комплекса так и не смог увидеть, быстро кончилось время экскурсии. Музейный комплекс не велик, скорее это даже не замок, а небольшое феодальное поместье. Подробный план замка и крепости можно найти в буклетах, купленных Пачеком в лавке сувениров. Но не весь план. Не весь…
   Судя по рассказам экскурсовода, под замком имеются обширные подземные помещения, оставшиеся с незапамятных времен: галереи, винные погреба, какие-то казематы, есть даже пыточные камеры. Вниз экскурсантов не пускают, да и служащие музея туда не спускаются, потому что подземные коммуникации плохо сохранились. Местами обвалились своды потолка, разрушились стенки тоннелей, а точной карты подземных ходов до наших дней не дошло.
   Катакомбы окружены массой пугающих слухов и легенд. Поговаривают, что там, брошенная в цилиндрическую пятиметровую яму, молодая мать заживо съела годовалого младенца и выпила его кровь. А потом сама была съедена крысами. Полы пыточных камер будто бы устланы костями погибших там жертв, а жирная земля на метр в глубину пропитана кровью и удобрена человеческой плотью.
   Впрочем, все это выдумки для того только и нужны, чтобы пугать детей и слабонервных дамочек.
   Что же касается личности хранителя музея, то сведения отрывочны. Родился в Праге, родители эмигрировали на запад, когда сыну исполнилось шестнадцать лет. Яночка вырос в Германии, получил образование искусствоведа, работал в каком-то провинциальном заштатном музее. Когда два года назад он через тех самых неожиданно разбогатевших немцев, хозяев замка, получил здесь выгодную работу хранителя музея, жена Яночки не захотела ехать в Чехию вместе с мужем. Сведений о детях, близких родственниках, любовнице пока не имеется.
   Установить прослушивающую аппаратуру в доме Яночки в принципе реально, но на это уйдет время. Возможно, три дня. Возможно, неделя. Но одной прослушки мало: чтобы проследить все контакты хранителя музея, потребуется много времени. И, разумеется, большие силы и средства. Но лишнего времени и денег нет.
   Вот и все, что удалось накопать.
   Туристов в музей пускают пять дней в неделю, Бареш не случайно настаивал на том, чтобы передача денег состоялась послезавтра на территории «Водичкова». В этот день музей не работает, экскурсии не водят. Служащие отдыхают. Словом, лучшего места для расчета не сыскать.
   Пачек вытащил из кармана и передал Колчину несколько фотографий, сделанных накануне. Дюжий мужичина в линялых джинсах, продранных на коленях, и светлой куртке с закатанными по локоть рукавами стоял на фоне каменной стены, общаясь с какими-то стариками, видимо, туристами. Собеседники Яночки в сравнении с ним казались пришибленными недоростками. Голые предплечья музейщика словно вырубили из суковатого дубового бревна, а об налитую шею можно погнуть лом.
   Яночка напоминал не хранителя раритетов, а рубщика коровьих туш из мясной лавки.
 
   Колчин глянул на фотографии и бросил их на стол.
   – Хотите знать мое мнение о нашей операции? – вдруг спросил Пачек. – Мне она с самого начала не по душе. У меня дурное предчувствие.
   – Наше дело – действовать, мозгами пусть работают другие парни, – поморщился Колчин.
   – Я понимаю, что план разрабатывали в Москве, над ним трудились не самые глупые люди. Но… Но слишком много неизвестных величин, белых пятен. Подумайте: как попала информация о нашей агентуре к посторонним, далеким от разведки людям? От погибшего связника, от Юрая Хорличека? Возможно. Но как эти люди узнали о том, что Хорличек очень осведомленный человек и многие годы работает на Москву? Ответа нет. Все это пахнет знаете чем? Дерьмом.
   – Слушайте, у меня тоже есть свои сомнения, свои соображения, но их держу при себе.
   – И еще вопросы остаются, – Пачек завелся, он не слушал возражений. – Весь план очень сырой. У нас мало информации, поэтому мы играем втемную. Стоило бы потратить время, выяснить контакты Бареша и Яночки. Пусть даже на эту затею уйдет много времени. Наконец, нужно навести справки об их родственниках, чтобы в случае чего… Ну, вы понимаете: нужна страховка. И только потом передавать им деньги или действовать как-то по-другому.
   – Ваша правда, – Колчин помрачнел. – Но мы в цейтноте. А как бы вы действовали, если сами разработали операцию? – Я бы предпочел простые решения сложным. Проще это не значит глупее, это значит эффективнее. Бареш и этот музейщик Яночка отъявленные подонки и мразь. Кроме того, они плохо представляют себе, с кем связались. Поэтому поступать с ними надо соответственно. Организовать похищение Бареша и Карла Яночки, накачать их транквилизаторами. Вывез в Польшу. Из Гданьска на русском торговом корабле переправил в Калининград. Оттуда специальным авиарейсом в Москву.
   – А дальше допросы?
   – Вот именно. Два-три допроса – и эти люди сломались. Тут особых усилий не потребуется. Они бы ползали на брюхе, просили о пощаде, лизали ботинки конвоирам. Они рассказали бы все, что знают. Выдали все свои связи, всех помощников. И тогда без особой спешки этих помощников можно было выследить и… И закруглить операцию. Трупы уничтожить в промышленной печи мусоросжигательного завода.
   – Решения принимаем не мы.
   Колчин раздавил в пепельнице окурок и поднялся на ноги.
   – Пойду. А то хозяйка моего пансиона пани Новатны решит, что я сексуальный маньяк. Уже решила.
   – К пани Фабуш в гости не зайдете?
   – Сегодня хочу выспаться, – усмехнулся Колчин. – Ей я объяснил, что все силы из меня высосала сельскохозяйственная выставка. Торговля овощами это, знаете ли, утомительное занятие.
   Пачек проводил Колчина в прихожую, попрощался с ним за руку и запер дверь. Сам Пачек уйдет из квартиры через сорок минут. Он вернулся в комнату, погасил свет. Встав у окна, отдернул занавесу. Наблюдал, как Колчин перешел улицу и скрылся за углом противоположного дома, на котором мерцала вывеска пивного погребка. Пачек посмотрел на стрелки наручных часов. До ночной встречи с агентом, работавшим под дипломатическим прикрытием, еще оставалось много время.