– Ты смеешься надо мной?
– Нет, я серьезно. У тебя врожденное чувство гармонии, и неважно, учился этому человек или нет. Из тебя получился бы хороший литературный критик.
– Сомневаюсь, – покачала головой Лена. – Просто я интуитивно чувствую тебя. Но не обольщайся, я всего лишь мастер по прическам Ты, наверное, считаешь, что парикмахер не профессия? – с легкой улыбкой спросила Лена. – Стыдишься, что я работаю «в сфере услуг»?
– Не болтай чепухи. Я ведь тоже в сфере услуг работаю. И вообще, во мне нет голубой крови, и предки мои никогда не жили в усадьбе. Да, кстати, здесь неподалеку есть старинный барский дом и запущенный сад, я люблю там бывать… Меня тянет туда, сам не знаю почему. Такое странное чувство, будто я жил в этом доме, хотя от него и остались-то только стены. Но я захожу через пустые проемы дверей и гуляю по залам, и – представляешь? – вспоминаю комнаты, мебель, рисунок паркета, ковры на стенах, даже портьеры. Мне начинает казаться, что я схожу с ума, и… бегу оттуда. Но каждый раз возвращаюсь… Хочешь посмотреть усадьбу? Это недалеко.
– Хочу, – быстро согласилась Лена.
Они вышли за ограду, пересекли дорогу и некоторое время шли молча по тропинке, пока не оказались на опушке леса. Перед ними расстилалась широкая долина с полями, засеянными озимыми или оставленными под пар. Лишь вдалеке на горизонте виднелись леса.
– Ой, смотри! – вскрикнула Лена.
Прямо же перед ними на холме, среди голых старых деревьев стоял большой, совершенно запущенный дом, зияющий темными провалами окон. Вокруг рос такой же запущенный сад.
– Дом без хозяина… – заметил Андрей и бросил взгляд на Лену. Она удивленно смотрела на усадьбу и, казалось, забыла обо всем на свете.
– О Боже, – тихо прошептала Лена, – не может быть…
– Ты тоже что-то вспомнила?
– Нет-нет, – быстро ответила Лена. – Ничего, просто показалось.
– Показалось? Да ты вся в лице переменилась, словно привидение увидела.
– Какое еще привидение? Мне просто показалось все очень знакомым, будто я уже здесь была когда-то.
– Странно, и у меня возникает такое же чувство, когда я брожу по дому.
«Я постоянно вижу эту усадьбу во сне», – едва не вырвалось у Лены, но она вовремя прикусила язычок. Вслух же сказала:
– Мне кажется, за домом есть большой пруд.
– Был, но сейчас от него осталась только заболоченная лужа. Его сто лет никто не чистил, вот он и одичал, как все остальное. Сад и парк – произведения искусства, за ними нужен уход.
– Может быть, найдутся потомки за границей, которым небезразлична усадьба?
– Возможно, но пока никто не объявился.
– А кто владел усадьбой?
– Профессор утверждает, что это имение старинного рода русских графов по фамилии… дай Бог памяти, не то Корчины, не то Кончины…
– Колчины!
– Вот-вот. А ты откуда знаешь? Ты была здесь?
– Нет, – неуверенно произнесла Лена. – Просто мне случайно попала в руки книжка по старинным усадьбам Подмосковья. Помню, автор сокрушался по поводу того, что гибнет такая красота и память…
– Сейчас модно об этом рассуждать, – усмехнулся Андрей. – И что же ты прочитала об этой усадьбе?
– Кажется, там была фотография или рисунок начала века с видом дома с другой стороны пруда. Вот мне и запомнился пруд.
– А-а, понятно. А про любовную историю, случившуюся в этой усадьбе, тебе ничего неизвестно?
– Любовную историю?
– Профессор как-то рассказал мне о молодом графе и хорошенькой служанке, без памяти любивших друг друга.
Лена вздрогнула:
– И чем же закончилась эта история?
– Честно говоря, я был слишком занят своими мыслями и прослушал. Ты сама можешь расспросить профессора недельки через две, когда он приедет из города. Игорь Анатольевич обожает всякие истории, особенно любовные. Войдем в дом? – Они стояли метрах в пятидесяти от бывшего парадного входа.
– Пожалуй, не стоит. – Лена зябко поежилась.
Смеркалось. Солнце клонилось к горизонту, потянуло холодным ветром. Дом возвышался темной тяжелой громадой, пугая их пустыми глазницами.
– Ты права, становится темно и холодно, – согласился Андрей и обнял девушку. Лена прижалась к нему, словно пытаясь найти защиту от невидимой опасности. – Лишь бы не встретиться с привидениями. Пойдем топить камин. К тому же нас заждался праздничный ужин. А этот мрачный дом выбрось из головы.
Но еще долго, удаляясь от усадьбы, Лена чувствовала спиной холод этого дома.
…Они сидели на тигровой шкуре, и на лицах играли отсветы пламени. Необыкновенной, забытой музыкой звучало потрескивание дров в огне камина. Живой огонь! Какие волшебные, таинственные и неясные чувства ты рождаешь в душе человека, забывшего, что такое огонь очага.
– Лена, это просто удивительно, – сказал Андрей, глядя на девушку.
– Что удивительно?
– Я привел тебя к богом забытой усадьбе, о которой никто на свете не знает и не помнит, и вдруг выясняется, что ты о ней читала.
– Действительно, просто мистика какая-то! – улыбнулась Лена, пытаясь обратить разговор в шутку. – Сейчас люди всерьез занялись изучением совпадений, привидений и сновидений. Я подумала: а не заняться ли мне оккультными науками? Есть в Москве школа колдунов и ведьм?
– В Москве для тех, у кого водятся деньги, есть все. Но учиться тебе ни к чему – ты и так уже меня околдовала.
– А ты обещал удивить меня чудесным ужином, – быстро сказала Лена. Она боялась, что Андрей начнет признаваться в любви: ждала и хотела этого весь день и в то же время боялась.
– Надо же, совсем забыл о коньяке! – воскликнул он. – Я тебе обещал захватывающую историю! – Лиханов поднялся и через минуту принес запыленную бутылку необычной формы. Казалось, ей лет сто, не меньше.
– Не в погребах ли заброшенной усадьбы ты ее нашел? – улыбнулась Лена.
Андрей открыл бутылку и разлил рубиновую жидкость в старинные хрустальные бокалы. Лена невольно посмотрела сквозь коньяк на свет камина.
– Светится, как драгоценные камни.
– Мы имеем счастливую возможность насладиться божественным напитком, имя ему – «Ахтамар». – начал Андрей. – По армянским преданиям на западе Армении было большое озеро, посреди которого находился остров. На него когда-то сослали великую царицу Тамар за то, что она посмела влюбиться в простого рыбака. И вот по вечерам царица расжигала на своем острове огромный костер, и рыбак приплывал на свет этого маяка, чтобы увидеться со своей возлюбленной и предаться любви. Но однажды злые люди, слуги отца Тамар, догадались обо всем, и, когда царица отлучилась от костра, быстро загасили огонь. Рыбак, заблудившись в темноте, не доплыл до берега и утонул. Он умер с именем Тамар на устах. Вот почему у коньяка «Ахтамар» сладкий вкус и горькое послевкусие – как у большой любви. Вот почему на этикетке бутылки изображены голубки – влюбленные, и хвост лисы как символ человеческого коварства. – Он поднял бокал. – Так выпьем за то, чтобы наши любимые всегда доплывали до берега, каким бы ни был коварным враг.
Лена прыснула.
– Думаю, смех здесь не уместен, – нарочито сердитым тоном сказал Андрей.
Они медленно, маленькими глотками пили коньяк, снова усевшись на тигровой шкуре. Лиханов подбрасывал в огонь дрова, становилось все жарче.
– Огонь также завораживает, как музыка. На горящее пламя – костра, печи, очага – можно смотреть часами. Он меня гипнотизирует. Иногда начинают складываться стихи, иногда возникают неясные видения, как обрывки чьей-то жизни. Может быть, моей же собственной, прошлой судьбы? – Лена, словно завороженная, слушала Андрея. – До сих пор мне было хорошо здесь одному. Я и огонь. Он был моим другом, он согревал и утешал меня… Когда приходил профессор, он не нарушал этой гармонии, потому что он тоже, как свет огня, мудрый и теплый. Он рассказывал удивительные истории о людях, с которыми столкнула его судьба за долгую трудную жизнь! Он рассказывал также о Тамерлане, Тимуре, Александре, Иване Грозном и Петре
Первом, причем так, словно не раз сиживал с ними за пиршественным столом. Пир ума, знаний и фантазии – вот что такое наши вечера с Игорем Анатольевичем, когда мы беседовали с ним вот также перед камином за рюмочкой коньяка. – Андрей помолчал. – Однако сегодня я понял, что мне никогда и ни с кем не было так хорошо, как с тобой… Мне волшебно, но тихо-волшебно, точно в детстве, когда наряжали елку перед Новым годом…
С этими словами он поднялся, подошел к магнитофону. Тихая нежная мелодия заполнила комнату.
– Разрешите, – Андрей церемонно пригласил ее на танец.
Теперь Лена не сомневалась, это – не сон. Он уверенно и легко вел ее в танце, она с радостной покорностью кружилась с ним. Не было в мире силы, которая сейчас могла бы их разлучить. Лена чувствовала, ее любовь может преодолеть любые преграды. А музыка все звучала, они все неслись, тесно прижавшись, слившись в единое целое. Наконец, не разнимая рук, они опустились на тигровую шкуру, Андрей нежно привлек девушку к себе. Сладостная волна пробежала по ее телу. Из первого поцелуя вспыхнуло пламя страсти. Они задыхались. Лене было хорошо и страшно: неужели можно испытать еще большее наслаждение, чем сейчас? Ей казалось, что она вознеслась на вершину счастья.
– Я люблю тебя, – услышала Лена жаркий шепот Андрея. Она хотела слушать его признания снова и снова. – Я люблю тебя, – повторил Андрей. Он вновь приник к ее губам, и поцелуй длился так же долго, как и первый. Он все смелее ласкал ее трепетавшее от страсти тело. И прежде чем окончательно утонуть в этом всепоглощающем потоке блаженства, она произнесла тихо, чуть отстранившись от него:
– Я тоже люблю тебя и, мне кажется, любила всегда.
Он не ответил, только еще крепче обнял ее. Она чувствовала его сильное тело, его сильные руки, ласкавшие ее. Он прильнул губами к ее груди. Лена невольно вскрикнула от неведомого раньше наслаждения. Она отзывалась на его прикосновения, как скрипка под руками маэстро, нежной мелодией любви. И прежде чем исполнить главную партию, мужчина посмотрел на нее вопросительно и требовательно, она молча ответила ему покорным и зовущим взглядом.
Глава 7
– Нет, я серьезно. У тебя врожденное чувство гармонии, и неважно, учился этому человек или нет. Из тебя получился бы хороший литературный критик.
– Сомневаюсь, – покачала головой Лена. – Просто я интуитивно чувствую тебя. Но не обольщайся, я всего лишь мастер по прическам Ты, наверное, считаешь, что парикмахер не профессия? – с легкой улыбкой спросила Лена. – Стыдишься, что я работаю «в сфере услуг»?
– Не болтай чепухи. Я ведь тоже в сфере услуг работаю. И вообще, во мне нет голубой крови, и предки мои никогда не жили в усадьбе. Да, кстати, здесь неподалеку есть старинный барский дом и запущенный сад, я люблю там бывать… Меня тянет туда, сам не знаю почему. Такое странное чувство, будто я жил в этом доме, хотя от него и остались-то только стены. Но я захожу через пустые проемы дверей и гуляю по залам, и – представляешь? – вспоминаю комнаты, мебель, рисунок паркета, ковры на стенах, даже портьеры. Мне начинает казаться, что я схожу с ума, и… бегу оттуда. Но каждый раз возвращаюсь… Хочешь посмотреть усадьбу? Это недалеко.
– Хочу, – быстро согласилась Лена.
Они вышли за ограду, пересекли дорогу и некоторое время шли молча по тропинке, пока не оказались на опушке леса. Перед ними расстилалась широкая долина с полями, засеянными озимыми или оставленными под пар. Лишь вдалеке на горизонте виднелись леса.
– Ой, смотри! – вскрикнула Лена.
Прямо же перед ними на холме, среди голых старых деревьев стоял большой, совершенно запущенный дом, зияющий темными провалами окон. Вокруг рос такой же запущенный сад.
– Дом без хозяина… – заметил Андрей и бросил взгляд на Лену. Она удивленно смотрела на усадьбу и, казалось, забыла обо всем на свете.
– О Боже, – тихо прошептала Лена, – не может быть…
– Ты тоже что-то вспомнила?
– Нет-нет, – быстро ответила Лена. – Ничего, просто показалось.
– Показалось? Да ты вся в лице переменилась, словно привидение увидела.
– Какое еще привидение? Мне просто показалось все очень знакомым, будто я уже здесь была когда-то.
– Странно, и у меня возникает такое же чувство, когда я брожу по дому.
«Я постоянно вижу эту усадьбу во сне», – едва не вырвалось у Лены, но она вовремя прикусила язычок. Вслух же сказала:
– Мне кажется, за домом есть большой пруд.
– Был, но сейчас от него осталась только заболоченная лужа. Его сто лет никто не чистил, вот он и одичал, как все остальное. Сад и парк – произведения искусства, за ними нужен уход.
– Может быть, найдутся потомки за границей, которым небезразлична усадьба?
– Возможно, но пока никто не объявился.
– А кто владел усадьбой?
– Профессор утверждает, что это имение старинного рода русских графов по фамилии… дай Бог памяти, не то Корчины, не то Кончины…
– Колчины!
– Вот-вот. А ты откуда знаешь? Ты была здесь?
– Нет, – неуверенно произнесла Лена. – Просто мне случайно попала в руки книжка по старинным усадьбам Подмосковья. Помню, автор сокрушался по поводу того, что гибнет такая красота и память…
– Сейчас модно об этом рассуждать, – усмехнулся Андрей. – И что же ты прочитала об этой усадьбе?
– Кажется, там была фотография или рисунок начала века с видом дома с другой стороны пруда. Вот мне и запомнился пруд.
– А-а, понятно. А про любовную историю, случившуюся в этой усадьбе, тебе ничего неизвестно?
– Любовную историю?
– Профессор как-то рассказал мне о молодом графе и хорошенькой служанке, без памяти любивших друг друга.
Лена вздрогнула:
– И чем же закончилась эта история?
– Честно говоря, я был слишком занят своими мыслями и прослушал. Ты сама можешь расспросить профессора недельки через две, когда он приедет из города. Игорь Анатольевич обожает всякие истории, особенно любовные. Войдем в дом? – Они стояли метрах в пятидесяти от бывшего парадного входа.
– Пожалуй, не стоит. – Лена зябко поежилась.
Смеркалось. Солнце клонилось к горизонту, потянуло холодным ветром. Дом возвышался темной тяжелой громадой, пугая их пустыми глазницами.
– Ты права, становится темно и холодно, – согласился Андрей и обнял девушку. Лена прижалась к нему, словно пытаясь найти защиту от невидимой опасности. – Лишь бы не встретиться с привидениями. Пойдем топить камин. К тому же нас заждался праздничный ужин. А этот мрачный дом выбрось из головы.
Но еще долго, удаляясь от усадьбы, Лена чувствовала спиной холод этого дома.
…Они сидели на тигровой шкуре, и на лицах играли отсветы пламени. Необыкновенной, забытой музыкой звучало потрескивание дров в огне камина. Живой огонь! Какие волшебные, таинственные и неясные чувства ты рождаешь в душе человека, забывшего, что такое огонь очага.
– Лена, это просто удивительно, – сказал Андрей, глядя на девушку.
– Что удивительно?
– Я привел тебя к богом забытой усадьбе, о которой никто на свете не знает и не помнит, и вдруг выясняется, что ты о ней читала.
– Действительно, просто мистика какая-то! – улыбнулась Лена, пытаясь обратить разговор в шутку. – Сейчас люди всерьез занялись изучением совпадений, привидений и сновидений. Я подумала: а не заняться ли мне оккультными науками? Есть в Москве школа колдунов и ведьм?
– В Москве для тех, у кого водятся деньги, есть все. Но учиться тебе ни к чему – ты и так уже меня околдовала.
– А ты обещал удивить меня чудесным ужином, – быстро сказала Лена. Она боялась, что Андрей начнет признаваться в любви: ждала и хотела этого весь день и в то же время боялась.
– Надо же, совсем забыл о коньяке! – воскликнул он. – Я тебе обещал захватывающую историю! – Лиханов поднялся и через минуту принес запыленную бутылку необычной формы. Казалось, ей лет сто, не меньше.
– Не в погребах ли заброшенной усадьбы ты ее нашел? – улыбнулась Лена.
Андрей открыл бутылку и разлил рубиновую жидкость в старинные хрустальные бокалы. Лена невольно посмотрела сквозь коньяк на свет камина.
– Светится, как драгоценные камни.
– Мы имеем счастливую возможность насладиться божественным напитком, имя ему – «Ахтамар». – начал Андрей. – По армянским преданиям на западе Армении было большое озеро, посреди которого находился остров. На него когда-то сослали великую царицу Тамар за то, что она посмела влюбиться в простого рыбака. И вот по вечерам царица расжигала на своем острове огромный костер, и рыбак приплывал на свет этого маяка, чтобы увидеться со своей возлюбленной и предаться любви. Но однажды злые люди, слуги отца Тамар, догадались обо всем, и, когда царица отлучилась от костра, быстро загасили огонь. Рыбак, заблудившись в темноте, не доплыл до берега и утонул. Он умер с именем Тамар на устах. Вот почему у коньяка «Ахтамар» сладкий вкус и горькое послевкусие – как у большой любви. Вот почему на этикетке бутылки изображены голубки – влюбленные, и хвост лисы как символ человеческого коварства. – Он поднял бокал. – Так выпьем за то, чтобы наши любимые всегда доплывали до берега, каким бы ни был коварным враг.
Лена прыснула.
– Думаю, смех здесь не уместен, – нарочито сердитым тоном сказал Андрей.
Они медленно, маленькими глотками пили коньяк, снова усевшись на тигровой шкуре. Лиханов подбрасывал в огонь дрова, становилось все жарче.
– Огонь также завораживает, как музыка. На горящее пламя – костра, печи, очага – можно смотреть часами. Он меня гипнотизирует. Иногда начинают складываться стихи, иногда возникают неясные видения, как обрывки чьей-то жизни. Может быть, моей же собственной, прошлой судьбы? – Лена, словно завороженная, слушала Андрея. – До сих пор мне было хорошо здесь одному. Я и огонь. Он был моим другом, он согревал и утешал меня… Когда приходил профессор, он не нарушал этой гармонии, потому что он тоже, как свет огня, мудрый и теплый. Он рассказывал удивительные истории о людях, с которыми столкнула его судьба за долгую трудную жизнь! Он рассказывал также о Тамерлане, Тимуре, Александре, Иване Грозном и Петре
Первом, причем так, словно не раз сиживал с ними за пиршественным столом. Пир ума, знаний и фантазии – вот что такое наши вечера с Игорем Анатольевичем, когда мы беседовали с ним вот также перед камином за рюмочкой коньяка. – Андрей помолчал. – Однако сегодня я понял, что мне никогда и ни с кем не было так хорошо, как с тобой… Мне волшебно, но тихо-волшебно, точно в детстве, когда наряжали елку перед Новым годом…
С этими словами он поднялся, подошел к магнитофону. Тихая нежная мелодия заполнила комнату.
– Разрешите, – Андрей церемонно пригласил ее на танец.
Теперь Лена не сомневалась, это – не сон. Он уверенно и легко вел ее в танце, она с радостной покорностью кружилась с ним. Не было в мире силы, которая сейчас могла бы их разлучить. Лена чувствовала, ее любовь может преодолеть любые преграды. А музыка все звучала, они все неслись, тесно прижавшись, слившись в единое целое. Наконец, не разнимая рук, они опустились на тигровую шкуру, Андрей нежно привлек девушку к себе. Сладостная волна пробежала по ее телу. Из первого поцелуя вспыхнуло пламя страсти. Они задыхались. Лене было хорошо и страшно: неужели можно испытать еще большее наслаждение, чем сейчас? Ей казалось, что она вознеслась на вершину счастья.
– Я люблю тебя, – услышала Лена жаркий шепот Андрея. Она хотела слушать его признания снова и снова. – Я люблю тебя, – повторил Андрей. Он вновь приник к ее губам, и поцелуй длился так же долго, как и первый. Он все смелее ласкал ее трепетавшее от страсти тело. И прежде чем окончательно утонуть в этом всепоглощающем потоке блаженства, она произнесла тихо, чуть отстранившись от него:
– Я тоже люблю тебя и, мне кажется, любила всегда.
Он не ответил, только еще крепче обнял ее. Она чувствовала его сильное тело, его сильные руки, ласкавшие ее. Он прильнул губами к ее груди. Лена невольно вскрикнула от неведомого раньше наслаждения. Она отзывалась на его прикосновения, как скрипка под руками маэстро, нежной мелодией любви. И прежде чем исполнить главную партию, мужчина посмотрел на нее вопросительно и требовательно, она молча ответила ему покорным и зовущим взглядом.
Глава 7
Комов звонил Натке каждый час и начал уже действовать ей на нервы, но она находила еще терпение бубнить: «Не пришла, не звонила». Борис был вне себя от ярости. Девушке показалось, что раскалились провода. Она даже дотронулась до телефонного шнура – нет, холодный. Наташа решила стоять до конца. Теперь она не сомневалась, что Лена не появится ни к ночи, ни даже утром, и жалела, что ввязалась в эту авантюру. Лучше было просто соврать, что Лена с подругами уехала отдыхать за город. Правда, тогда он потребовал бы фамилии подруг и адрес предполагаемого места отдыха.
Борис же был в бешенстве от того, что Лена заставила его Нервничать и сходить с ума. Проклятье, если все сорвется, будет виновата только эта капризная и избалованная девчонка! Но он положит конец причудам и так называемым «депрессиям». Он заставит ее понять, с кем она имеет дело! Он не позволит ей играть с ним в кошки-мышки! Игры кончились! Меня поражает твое спокойствие. Твоя подруга пропала, а ты пальцем не пошевелишь! – бушевал Борис. – Ты что-то скрываешь? Хватит делать из меня дурака.
– Борисенок, я понятия не имею, куда она запропастилась, – возмущалась Натка. – Я обзвонила всех подружек: вдруг к кому забежала с горя. Не так-то просто выйти на ее след. И стала бы я весь выходной торчать дома, если бы не переживала из-за нее?
– Но надо что-то делать, сколько можно сидеть?
– Не волнуйтесь, Отелло, никуда она не денется. Спите спокойно.
– Ты с ума сошла? Утром у меня самолет в Питер. Дел по горло. Я должен знать, что с Ленкой, иначе… Черт знает что происходит. Я должен быть в форме, понимаешь ты или нет?
В час ночи Натка снова взяла трубку.
– Ладно, мне ничего не остается другого, как согласиться с тобой, – уставшим голосом произнес Комов. – Я еще успею с ней разобраться, а пока сосредоточусь на более важных вещах. Да, существуют проблемы и поважнее, чем женские капризы. Лена пусть сразу позвонит мне в Питер. – Он продиктовал номер. – Чтобы с ней ни случилось – я должен лететь. Работа прежде всего.
Наташа, облегченно вздохнув, легла спать и сразу же провалилась в крепкий сон без сновидений. Проспала до обеда. Вскоре пришла Лена, выглядевшая до неприличия счастливой. «Черт возьми, а этот бедняга Комов так переживал из-за нее. Даже то, что она попросила меня сказать всю правду Борису, ничуть не извиняет ее, – рассуждала Натка. – И вообще, с какой это стати я должна объясняться с ее женихом и говорить ему ужасные вещи? Это ее личное дело, она сама должна разбираться со своими мужиками». Наташа сказала подруге, что ее весьма настойчиво искал Борис и что сегодня утром он улетел в Питер и просил Лену позвонить. Та удивленно уставилась на Наташу.
– Ты ему не сказала о Лиханове?
– Духу не хватило. Его душевное состояние внушало опасение. Это был какой-то кошмар, доложу я вам. «Убили, изнасиловали!» – вопил он в трубку. И вообще, почему я должна отказывать от твоего имени твоему жениху, да еще сообщать о твоей измене?
– Ты права, надо с этим кончать, – Лена решительно направилась к телефону, набрала номер.
– Алло! Да, это я. У тебя важные переговоры? Понимаю. Хорошо, перезвони. – Она помолчала. – На даче. Нет, ты с ними незнаком. Да, расскажу. Позвони завтра. Пока.
– А сама почему не призналась? – хмыкнула Натка.
– У него важные переговоры.
– А что он ответил, когда ты сказала про дачу?
– Он спросил: «Ты была у своих знакомых?», я сказала: «Да». Затем спросил, знает ли он их, я ответила, что он с ними не знаком.
– Класс! Похоже, и на этот раз пронесло. А как обстоят дела с Лихановым? Как он в постели, ничего, а?
– Лучше не бывает, – резко ответила Лена, пресекая дальнейшие расспросы. – Он позвонит. Может быть, завтра, может, во вторник.
– И завтра же объявится Борисенок, да? – Ну, он тоже обещал позвонить…
– Нет, дорогая, завтра вечером я постараюсь Улизнуть из нашей сумасшедшей квартирки. А то вдруг ты уйдешь к Лиханову, а в это время завалится этот новоявленный Отелло. Мне было так жалко его сегодня ночью, что я украдкой смахивала слезы. Ты бы встретилась с ним, объяснилась, а тогда бы уже развлекалась с телезвездой.
– А не твоя ли это была идея держать на прицеле двух зайцев? – вскинулась было Лена, потом устало махнула рукой: – Ты права, я с ним поговорю.
Сейчас же ей хотелось разговаривать только с Андреем, видеть только Андрея и думать о нем. Она грустила и скучала. Ей хотелось к нему. И он позвонил. Голос его был необыкновенно нежен и ласков. Лена вознеслась на седьмое небо от счастья, слыша его голос, родной и любимый. Но в конце он сказал, что назавтра у него неожиданно появились срочные дела, поэтому встретиться им не удастся. Повесив трубку, Лена загрустила еще больше. «Срочные дела? – вздохнула она. – Разве они важнее нашей любви? Неужели их нельзя хоть чуточку отодвинуть? Ведь мне так плохо без него, что, кажется, и минуты невозможно прожить! Как он посмел оставить меня на целых два дня после того, что между нами было? – При воспоминании о его поцелуях ей стало невыносимо жарко. Ее тело жаждало его ласк. – Хочу, чтобы он был со мной всегда!» Потом мысли ее приняли совсем неприятный оборот. Она представила Ольгу, ее сердитое ревнивое лицо. Вот что за срочные дела у него появились! Ревность обожгла девушку.
Женская интуиция не подвела Лену. В понедельник Андрей занимался делами Ольги. Вернее, ее водительскими правами. Лиханову пришлось обзвонить знакомых, которые могли бы без лишнего шума и штрафа уладить это дело.
Вечером Лена осталась в квартире одна – Натка ушла с Колей на концерт залетной зарубежной группы. Она бесцельно слонялась по комнате, ничего не делая. Лена недоумевала, почему сейчас его нет рядом. Ведь она же места себе не находит от тоски и ревности. Позвонил Борис, но девушка отделалась от него общими фразами, ни словом не упомянув про Андрея, – вряд ли имело смысл вести серьезный разговор по телефону. Борис же, напротив, был оживлен, даже весел и, казалось, совсем не злился на Лену. Вероятно, переговоры прошли успешно… А вдруг он всем сердцем переживал за нее и, узнав, что она жива и здорова, теперь на Эйфелевой башне от счастья? «Я прилетаю в среду. Мне очень нужно с тобой увидеться! – веско сказал Комов. – У меня к тебе важное дело». Лена немного успокоилась: объяснение с Борисом откладывается до среды… Андрей. Андрей… Нет, она завтра непременно выскажет ему все, что о нем думает. Она тосковала весь день и почти возненавидела возлюбленного за то, что тот оставил ее одну на два дня. Целых два дня! Но когда поздно вечером в телефонной трубке услышала голос Андрея, моментально забыла все обиды. Они разговаривали целый час. Голос Андрея действовал на Лену так, что ей казалось, будто она ощущает его прикосновения. Она ненавидела в эти минуты телевидение. «До завтра, любимая», – нежно попрощался Андрей и повесил трубку.
Ленка долго еще не могла уснуть. Но вот она снова оказалась в прошлом веке.
У печки, едва видимая в неверных отблесках огня, сидела худая старуха в темном платке на седой голове. Казалось, жар печи не в силах согреть ее старые кости: она то и дело зябко поводила плечами, кутаясь в большую шерстяную шаль. С трудом верилось, что когда-то кожа ее была молодой и свежей, походка – быстрой и легкой, глаза – озорнымии ясными. Скорее всего, она так и родилась сгорбленной старухой с морщинистым подслеповатым лицом. Хотя глаза эти все еще хранили ум и проницательность.
– Ты думаешь, голубушка, что коли я зябну, то помирать мне скоро? – посмотрела она в глаза Марусе. – А вот и нет. Не смотри, что я такая старая, я еще многих переживу. Сколько всего видывала на своем веку, и сколько мне предстоит увидеть! – Старуха провела рукой по лицу. – Да, Господь еще не скоро меня призовет к себе. Не удивляйся, я точно знаю, сколько мне еще жить. Многое вижу, чего другим неведомо. Я сразу любого человека распознаю, что у него в душе, что на сердце. Так вот, Маруся, – она одобрительным взглядом окинула ладную девичью фигурку в скромном сарафанчике. – Главное, душа у тебя чистая и сердце доброе.
Старуха внезапно замолчала, устремив взор на огонь в печи, на потрескивающие поленья. Маруся тоже хранила молчание. Через несколько минут Пелагея продолжила:
– Вчера я гадала, милая, на тебя гадала. Много сил на это дело ушло, вот меня и лиховадит. И мало хорошего я нагадала, а сказать тебе должна. Беда тебя подстерегает. Близкая беда. Бойся врага, он опасен, коварен и нет спасения от его козней.
– У меня нет врагов, бабушка, – спокойно отвечала Маруся, хотя лицо ее и побледнело. – Кому я могла навредить, чтобы у меня были враги?
– Красоте твоей завидуют. Нет для женщины богатства большего, нежели красота и доброта, нрав кроткий и сердце доброе. А у тебя все это есть. Вот за что ненавидит тебя лютой ненавистью твоя соперница.
– Соперница? Меня? – Маруся улыбнулась. – Путаете вы что-то, бабка Пелагея. У меня и парня-то нет, чтобы какая девка его ко мне ревновала да злое замышляла.
– Значит, есть, коли есть соперница, – продолжала настаивать на своем старуха. – А ты подумай хорошенько. Может, сердце твое что-то знает, а ты ему боишься поверить?
Маруся внезапно покраснела и смутилась.
– Ну вот, – удовлетворенно сказала Пелагея. – Я же говорю, от меня ничего не скроешь. Нравится он тебе, вижу. Да и как не понравится? Человек хороший, с пониманием, и любит тебя.
– Правда, бабушка, любит? – не удержалась Маруся. – На самом деле любит? Не ради шалости?
– Он-то любит, да соперница у тебя злая. Замыслила она недоброе.
– Да кто же она? – шепотом спросила Маруся.
– Не знаю, коли знала бы, сказала. Но не тебе чета: платье дорогое, лицо ангельское, а душа – темная… Вот как есть вижу ее всю, а описать не могу, кто-то, должно, и меня заговорил. Колдовство какое темное против моего-то знания наслал. Да ты сама, поди, догадаешься, кто. И бойся ее: замышляет она тебя со свету сжить.
– Бог с тобой, бабушка! – перекрестилась Маруся. – Разве может женщина с ангельским лицом, вдорогом наряде такое замыслить? Если она из богатых, чего ей меня бояться? Не могу я с ней тягаться.
– Комукак ни богатой замышлять зло? Если она тебя хочет погубить, значит, на дороге у нее стоишь. Проведала она, что тот человек тебя любит, а ее – нет.
– Да ни одна душа об этом не знает, кроме тебя да Бога, бабка Пелагея!
– А дьявол? Он-то и подсказал этой красивой ведьме, кого она должна погубить и как.
– Да что же делать-то мне? – в отчаянии воскликнула Маруся, ломая руки. – Помоги мне, Пелагея. Не хочу я умирать, да еще от рук злодейки!
– И рада бы тебе помочь, да не в моих силах отвести беду. Стара я стала, да и судьбу не обманешь.
– Неужели ты позволишь невинную душу погубить? Может, мне спрятаться, убежать?
– От судьбы не уйдешь, и не в моей власти уберечь тебя от злодейки. Но смягчить судьбу могу. Есть у меня средство…
С удивительной легкостью бабка Пелагея поднялась со стула и прошла вглубь комнаты. Маруся с трудом различала в полумраке, как она открыла сундук и долго копалась в нем, что-то разыскивая. Старуха доставала из него мешочки, флакончики, открывала, нюхала и снова прятала. Содержимое одного мешочка Пелагея нюхала и рассматривала особенно тщательно. Наконец захлопнула крышку сундука и с мешочком поспешила к Марусе.
– Вот оно! – Пелагея развязала мешочек и что-то высыпала на ладонь. Маруся наклонилась поближе и увидела порошок темно-желтого цвета. Старуха взяла щепотку, посыпала на кончик языка. – Оно самое! Волшебное снадобье, которое я готовила давным-давно для себя. Настоено на ста травах и кореньях, выпарено над костром из березовых поленьев… Второй раз такое не приготовить, трав уж тех не найдешь, я их по всему свету собирала. Для себя это снадобье берегла, да тебе нужнее. Хотя и половины хватит.
Пелагея нашла другой мешочек, поменьше, отсыпала порошка, завязала и протянула Марусе.
– Береги как зеницу ока. Поможет от всех болезней и ядов. Дома спрячь понадежнее, но так, чтобы всегда был под рукой. И только почувствуешь себя худо – разведи в воде половину и выпей снадобье.
– Спасибо, бабушка Пелагея. Может, сделать чего по дому? Полы помыть, воду наносить? Я мигом.
– Знаю, ты девка – огонь. Да ничего мне не надо, сама пока справляюсь. Доброе слово мне сейчас нужней всего. Одна я на всем белом свете, и деревенские ко мне не ходят, боятся. Считают колдуньей. Только когда совсем хворь одолеет, бегут ко мне вечером, по темноте, за помощью. Так вот… А днем у всех на глазах ты одна заходишь. – Она обняла Марусю, потом посмотрела на нее пристально, перекрестила. – Помни, что я тебе рассказала и будь осторожна. Главное, не забывай про мое снадобье. Оно тебя спасет, а больше никто и ничто. Ты и злодейку обманешь с помощью порошка, поскольку она не ожидает, что есть такое средство от ее лиха. Знать не знает, ведать не ведает про порошочек мой расчудесный. А теперь – ступай. Темнеет уже.
Старуха проводила девушку до крыльца, но дверь не закрыла. Вернулась к печке, села перед огнем и, словно убаюканная его завораживающим разговором, застыла неподвижно. А Маруся медленно шла на св ет заходящего солнца.
Все началось с того, что Андрей не пришел на свидание. Напрасно она выстукивала каблучками по асфальту, пытаясь согреться. Прошел час, два… Лена привыкла к его пунктуальности и по законам здравого смысла давно следовало отправиться домой, но ей казалось: вот сейчас, вот еще через минутку и он появится. Вдруг задержался по срочному делу? Мало ли что могло случится, в конце концов у него такая беспокойная и ответственная работа. Допустим, срочно понадобилось взять интервью у президента. А вдруг он звонил? Лена отыскала телефон-автомат и набрала свой домашний номер.
– Натка, Андрей не звонил?
– Н-нет… Что стряслось? Не пришел?
– Да вроде бы задерживается.
– На сколько?
– Ну… – Лене не хотелось говорить правду. – Порядочно.
– Нечего мерзнуть, иди домой… Подумают еще, что клиентов ловишь. Заберут в кутузку. Да и заболеть недолго. – В голосе Натки Лена уловила нотки сочувствия. – Наверное, у него что-то случилось на работе.
Положив трубку, Наташа вздохнула: ничего другого от Лиханова и не следовало ожидать…
Дома Натка встретила подругу с бокалом мартини.
– Выпей. Согреешься и полегчает на душе. Лена молча разделась, швырнув пальто в кресло, села на тахту и поставила рядом на тумбочку телефон и мартини. Но телефон упрямо молчал, и по мере убывания надежды все меньше оставалось мартини в бутылке. Это была огромная бутылка, которую когда-то подарил им Борис, правда пили они ее уже вторую неделю.
– Да мало ли что могло случиться? – не выдержала Наташа. – Подожди, все еще выяснится.
– Что, что выяснится? – в отчаянии воскликнула Лена. – Получил свое и выбросил на свалку истории? Так, кажется, ты выразилась?
– Ну ты что, Лен? Еще ничего неизвестно. Он просто не смог, такое бывает.
– Можно было хотя бы позвонить! – Она обхватила себя за плечи руками. – Нет! Он должен был приехать! Приехать еще вчера, или сегодня утром. Он еще вчера знал, что не придет на свидание. Только хотел смягчить удар. Как бы я с собой поглупости что-нибудь не сделала. Хлопот потом не оберешься. Неприятности на работе… Обличительные статьи в газетах… Дня через три позвонит, чтобы извиниться, потом внезапно «уедет» в командировку…
Борис же был в бешенстве от того, что Лена заставила его Нервничать и сходить с ума. Проклятье, если все сорвется, будет виновата только эта капризная и избалованная девчонка! Но он положит конец причудам и так называемым «депрессиям». Он заставит ее понять, с кем она имеет дело! Он не позволит ей играть с ним в кошки-мышки! Игры кончились! Меня поражает твое спокойствие. Твоя подруга пропала, а ты пальцем не пошевелишь! – бушевал Борис. – Ты что-то скрываешь? Хватит делать из меня дурака.
– Борисенок, я понятия не имею, куда она запропастилась, – возмущалась Натка. – Я обзвонила всех подружек: вдруг к кому забежала с горя. Не так-то просто выйти на ее след. И стала бы я весь выходной торчать дома, если бы не переживала из-за нее?
– Но надо что-то делать, сколько можно сидеть?
– Не волнуйтесь, Отелло, никуда она не денется. Спите спокойно.
– Ты с ума сошла? Утром у меня самолет в Питер. Дел по горло. Я должен знать, что с Ленкой, иначе… Черт знает что происходит. Я должен быть в форме, понимаешь ты или нет?
В час ночи Натка снова взяла трубку.
– Ладно, мне ничего не остается другого, как согласиться с тобой, – уставшим голосом произнес Комов. – Я еще успею с ней разобраться, а пока сосредоточусь на более важных вещах. Да, существуют проблемы и поважнее, чем женские капризы. Лена пусть сразу позвонит мне в Питер. – Он продиктовал номер. – Чтобы с ней ни случилось – я должен лететь. Работа прежде всего.
Наташа, облегченно вздохнув, легла спать и сразу же провалилась в крепкий сон без сновидений. Проспала до обеда. Вскоре пришла Лена, выглядевшая до неприличия счастливой. «Черт возьми, а этот бедняга Комов так переживал из-за нее. Даже то, что она попросила меня сказать всю правду Борису, ничуть не извиняет ее, – рассуждала Натка. – И вообще, с какой это стати я должна объясняться с ее женихом и говорить ему ужасные вещи? Это ее личное дело, она сама должна разбираться со своими мужиками». Наташа сказала подруге, что ее весьма настойчиво искал Борис и что сегодня утром он улетел в Питер и просил Лену позвонить. Та удивленно уставилась на Наташу.
– Ты ему не сказала о Лиханове?
– Духу не хватило. Его душевное состояние внушало опасение. Это был какой-то кошмар, доложу я вам. «Убили, изнасиловали!» – вопил он в трубку. И вообще, почему я должна отказывать от твоего имени твоему жениху, да еще сообщать о твоей измене?
– Ты права, надо с этим кончать, – Лена решительно направилась к телефону, набрала номер.
– Алло! Да, это я. У тебя важные переговоры? Понимаю. Хорошо, перезвони. – Она помолчала. – На даче. Нет, ты с ними незнаком. Да, расскажу. Позвони завтра. Пока.
– А сама почему не призналась? – хмыкнула Натка.
– У него важные переговоры.
– А что он ответил, когда ты сказала про дачу?
– Он спросил: «Ты была у своих знакомых?», я сказала: «Да». Затем спросил, знает ли он их, я ответила, что он с ними не знаком.
– Класс! Похоже, и на этот раз пронесло. А как обстоят дела с Лихановым? Как он в постели, ничего, а?
– Лучше не бывает, – резко ответила Лена, пресекая дальнейшие расспросы. – Он позвонит. Может быть, завтра, может, во вторник.
– И завтра же объявится Борисенок, да? – Ну, он тоже обещал позвонить…
– Нет, дорогая, завтра вечером я постараюсь Улизнуть из нашей сумасшедшей квартирки. А то вдруг ты уйдешь к Лиханову, а в это время завалится этот новоявленный Отелло. Мне было так жалко его сегодня ночью, что я украдкой смахивала слезы. Ты бы встретилась с ним, объяснилась, а тогда бы уже развлекалась с телезвездой.
– А не твоя ли это была идея держать на прицеле двух зайцев? – вскинулась было Лена, потом устало махнула рукой: – Ты права, я с ним поговорю.
Сейчас же ей хотелось разговаривать только с Андреем, видеть только Андрея и думать о нем. Она грустила и скучала. Ей хотелось к нему. И он позвонил. Голос его был необыкновенно нежен и ласков. Лена вознеслась на седьмое небо от счастья, слыша его голос, родной и любимый. Но в конце он сказал, что назавтра у него неожиданно появились срочные дела, поэтому встретиться им не удастся. Повесив трубку, Лена загрустила еще больше. «Срочные дела? – вздохнула она. – Разве они важнее нашей любви? Неужели их нельзя хоть чуточку отодвинуть? Ведь мне так плохо без него, что, кажется, и минуты невозможно прожить! Как он посмел оставить меня на целых два дня после того, что между нами было? – При воспоминании о его поцелуях ей стало невыносимо жарко. Ее тело жаждало его ласк. – Хочу, чтобы он был со мной всегда!» Потом мысли ее приняли совсем неприятный оборот. Она представила Ольгу, ее сердитое ревнивое лицо. Вот что за срочные дела у него появились! Ревность обожгла девушку.
Женская интуиция не подвела Лену. В понедельник Андрей занимался делами Ольги. Вернее, ее водительскими правами. Лиханову пришлось обзвонить знакомых, которые могли бы без лишнего шума и штрафа уладить это дело.
Вечером Лена осталась в квартире одна – Натка ушла с Колей на концерт залетной зарубежной группы. Она бесцельно слонялась по комнате, ничего не делая. Лена недоумевала, почему сейчас его нет рядом. Ведь она же места себе не находит от тоски и ревности. Позвонил Борис, но девушка отделалась от него общими фразами, ни словом не упомянув про Андрея, – вряд ли имело смысл вести серьезный разговор по телефону. Борис же, напротив, был оживлен, даже весел и, казалось, совсем не злился на Лену. Вероятно, переговоры прошли успешно… А вдруг он всем сердцем переживал за нее и, узнав, что она жива и здорова, теперь на Эйфелевой башне от счастья? «Я прилетаю в среду. Мне очень нужно с тобой увидеться! – веско сказал Комов. – У меня к тебе важное дело». Лена немного успокоилась: объяснение с Борисом откладывается до среды… Андрей. Андрей… Нет, она завтра непременно выскажет ему все, что о нем думает. Она тосковала весь день и почти возненавидела возлюбленного за то, что тот оставил ее одну на два дня. Целых два дня! Но когда поздно вечером в телефонной трубке услышала голос Андрея, моментально забыла все обиды. Они разговаривали целый час. Голос Андрея действовал на Лену так, что ей казалось, будто она ощущает его прикосновения. Она ненавидела в эти минуты телевидение. «До завтра, любимая», – нежно попрощался Андрей и повесил трубку.
Ленка долго еще не могла уснуть. Но вот она снова оказалась в прошлом веке.
У печки, едва видимая в неверных отблесках огня, сидела худая старуха в темном платке на седой голове. Казалось, жар печи не в силах согреть ее старые кости: она то и дело зябко поводила плечами, кутаясь в большую шерстяную шаль. С трудом верилось, что когда-то кожа ее была молодой и свежей, походка – быстрой и легкой, глаза – озорнымии ясными. Скорее всего, она так и родилась сгорбленной старухой с морщинистым подслеповатым лицом. Хотя глаза эти все еще хранили ум и проницательность.
– Ты думаешь, голубушка, что коли я зябну, то помирать мне скоро? – посмотрела она в глаза Марусе. – А вот и нет. Не смотри, что я такая старая, я еще многих переживу. Сколько всего видывала на своем веку, и сколько мне предстоит увидеть! – Старуха провела рукой по лицу. – Да, Господь еще не скоро меня призовет к себе. Не удивляйся, я точно знаю, сколько мне еще жить. Многое вижу, чего другим неведомо. Я сразу любого человека распознаю, что у него в душе, что на сердце. Так вот, Маруся, – она одобрительным взглядом окинула ладную девичью фигурку в скромном сарафанчике. – Главное, душа у тебя чистая и сердце доброе.
Старуха внезапно замолчала, устремив взор на огонь в печи, на потрескивающие поленья. Маруся тоже хранила молчание. Через несколько минут Пелагея продолжила:
– Вчера я гадала, милая, на тебя гадала. Много сил на это дело ушло, вот меня и лиховадит. И мало хорошего я нагадала, а сказать тебе должна. Беда тебя подстерегает. Близкая беда. Бойся врага, он опасен, коварен и нет спасения от его козней.
– У меня нет врагов, бабушка, – спокойно отвечала Маруся, хотя лицо ее и побледнело. – Кому я могла навредить, чтобы у меня были враги?
– Красоте твоей завидуют. Нет для женщины богатства большего, нежели красота и доброта, нрав кроткий и сердце доброе. А у тебя все это есть. Вот за что ненавидит тебя лютой ненавистью твоя соперница.
– Соперница? Меня? – Маруся улыбнулась. – Путаете вы что-то, бабка Пелагея. У меня и парня-то нет, чтобы какая девка его ко мне ревновала да злое замышляла.
– Значит, есть, коли есть соперница, – продолжала настаивать на своем старуха. – А ты подумай хорошенько. Может, сердце твое что-то знает, а ты ему боишься поверить?
Маруся внезапно покраснела и смутилась.
– Ну вот, – удовлетворенно сказала Пелагея. – Я же говорю, от меня ничего не скроешь. Нравится он тебе, вижу. Да и как не понравится? Человек хороший, с пониманием, и любит тебя.
– Правда, бабушка, любит? – не удержалась Маруся. – На самом деле любит? Не ради шалости?
– Он-то любит, да соперница у тебя злая. Замыслила она недоброе.
– Да кто же она? – шепотом спросила Маруся.
– Не знаю, коли знала бы, сказала. Но не тебе чета: платье дорогое, лицо ангельское, а душа – темная… Вот как есть вижу ее всю, а описать не могу, кто-то, должно, и меня заговорил. Колдовство какое темное против моего-то знания наслал. Да ты сама, поди, догадаешься, кто. И бойся ее: замышляет она тебя со свету сжить.
– Бог с тобой, бабушка! – перекрестилась Маруся. – Разве может женщина с ангельским лицом, вдорогом наряде такое замыслить? Если она из богатых, чего ей меня бояться? Не могу я с ней тягаться.
– Комукак ни богатой замышлять зло? Если она тебя хочет погубить, значит, на дороге у нее стоишь. Проведала она, что тот человек тебя любит, а ее – нет.
– Да ни одна душа об этом не знает, кроме тебя да Бога, бабка Пелагея!
– А дьявол? Он-то и подсказал этой красивой ведьме, кого она должна погубить и как.
– Да что же делать-то мне? – в отчаянии воскликнула Маруся, ломая руки. – Помоги мне, Пелагея. Не хочу я умирать, да еще от рук злодейки!
– И рада бы тебе помочь, да не в моих силах отвести беду. Стара я стала, да и судьбу не обманешь.
– Неужели ты позволишь невинную душу погубить? Может, мне спрятаться, убежать?
– От судьбы не уйдешь, и не в моей власти уберечь тебя от злодейки. Но смягчить судьбу могу. Есть у меня средство…
С удивительной легкостью бабка Пелагея поднялась со стула и прошла вглубь комнаты. Маруся с трудом различала в полумраке, как она открыла сундук и долго копалась в нем, что-то разыскивая. Старуха доставала из него мешочки, флакончики, открывала, нюхала и снова прятала. Содержимое одного мешочка Пелагея нюхала и рассматривала особенно тщательно. Наконец захлопнула крышку сундука и с мешочком поспешила к Марусе.
– Вот оно! – Пелагея развязала мешочек и что-то высыпала на ладонь. Маруся наклонилась поближе и увидела порошок темно-желтого цвета. Старуха взяла щепотку, посыпала на кончик языка. – Оно самое! Волшебное снадобье, которое я готовила давным-давно для себя. Настоено на ста травах и кореньях, выпарено над костром из березовых поленьев… Второй раз такое не приготовить, трав уж тех не найдешь, я их по всему свету собирала. Для себя это снадобье берегла, да тебе нужнее. Хотя и половины хватит.
Пелагея нашла другой мешочек, поменьше, отсыпала порошка, завязала и протянула Марусе.
– Береги как зеницу ока. Поможет от всех болезней и ядов. Дома спрячь понадежнее, но так, чтобы всегда был под рукой. И только почувствуешь себя худо – разведи в воде половину и выпей снадобье.
– Спасибо, бабушка Пелагея. Может, сделать чего по дому? Полы помыть, воду наносить? Я мигом.
– Знаю, ты девка – огонь. Да ничего мне не надо, сама пока справляюсь. Доброе слово мне сейчас нужней всего. Одна я на всем белом свете, и деревенские ко мне не ходят, боятся. Считают колдуньей. Только когда совсем хворь одолеет, бегут ко мне вечером, по темноте, за помощью. Так вот… А днем у всех на глазах ты одна заходишь. – Она обняла Марусю, потом посмотрела на нее пристально, перекрестила. – Помни, что я тебе рассказала и будь осторожна. Главное, не забывай про мое снадобье. Оно тебя спасет, а больше никто и ничто. Ты и злодейку обманешь с помощью порошка, поскольку она не ожидает, что есть такое средство от ее лиха. Знать не знает, ведать не ведает про порошочек мой расчудесный. А теперь – ступай. Темнеет уже.
Старуха проводила девушку до крыльца, но дверь не закрыла. Вернулась к печке, села перед огнем и, словно убаюканная его завораживающим разговором, застыла неподвижно. А Маруся медленно шла на св ет заходящего солнца.
* * *
Вторник для Ленки оказался поистине черным днем.Все началось с того, что Андрей не пришел на свидание. Напрасно она выстукивала каблучками по асфальту, пытаясь согреться. Прошел час, два… Лена привыкла к его пунктуальности и по законам здравого смысла давно следовало отправиться домой, но ей казалось: вот сейчас, вот еще через минутку и он появится. Вдруг задержался по срочному делу? Мало ли что могло случится, в конце концов у него такая беспокойная и ответственная работа. Допустим, срочно понадобилось взять интервью у президента. А вдруг он звонил? Лена отыскала телефон-автомат и набрала свой домашний номер.
– Натка, Андрей не звонил?
– Н-нет… Что стряслось? Не пришел?
– Да вроде бы задерживается.
– На сколько?
– Ну… – Лене не хотелось говорить правду. – Порядочно.
– Нечего мерзнуть, иди домой… Подумают еще, что клиентов ловишь. Заберут в кутузку. Да и заболеть недолго. – В голосе Натки Лена уловила нотки сочувствия. – Наверное, у него что-то случилось на работе.
Положив трубку, Наташа вздохнула: ничего другого от Лиханова и не следовало ожидать…
Дома Натка встретила подругу с бокалом мартини.
– Выпей. Согреешься и полегчает на душе. Лена молча разделась, швырнув пальто в кресло, села на тахту и поставила рядом на тумбочку телефон и мартини. Но телефон упрямо молчал, и по мере убывания надежды все меньше оставалось мартини в бутылке. Это была огромная бутылка, которую когда-то подарил им Борис, правда пили они ее уже вторую неделю.
– Да мало ли что могло случиться? – не выдержала Наташа. – Подожди, все еще выяснится.
– Что, что выяснится? – в отчаянии воскликнула Лена. – Получил свое и выбросил на свалку истории? Так, кажется, ты выразилась?
– Ну ты что, Лен? Еще ничего неизвестно. Он просто не смог, такое бывает.
– Можно было хотя бы позвонить! – Она обхватила себя за плечи руками. – Нет! Он должен был приехать! Приехать еще вчера, или сегодня утром. Он еще вчера знал, что не придет на свидание. Только хотел смягчить удар. Как бы я с собой поглупости что-нибудь не сделала. Хлопот потом не оберешься. Неприятности на работе… Обличительные статьи в газетах… Дня через три позвонит, чтобы извиниться, потом внезапно «уедет» в командировку…