Страница:
НИКА. Кто же любит за это? За это на должность назначают! Ты любила скорее всего живого и насмешливого мальчика, который носился по вашей многотиражке, как электровеник. Эту маску он умудрился сохранять еще несколько лет после того, как стал толстеть. Поняла? И раз ты не можешь без этого бывшего мальчика, то бери его на здоровье! Хочешь?
ЛАРИСА. Я хочу, чтобы в моей жизни было что-то настоящее…
НИКА. Штамп, недостойный Коломбины! Настоящая – ты сама, а окружающие принимают максимально удобный для тебя образ и характер.
Тут Ника на секунду задумалась. Мрачность просквозила в ее молодом, ухоженном, безмятежном лице. Но вот она подняла голову, и спокойствие глаз и губ подруги едва ли не испугало Ларису. Их блеск был неподвижен. И легкий розовый румянец был непроницаем, как черная маска повелительницы Коломбин.
На следующий день – кстати, выходной – заглянула Лариса в свой блокнот, убедилась, что не может поспеть в четыре места одновременно, и взялась за телефон. Никифорову она сказала, что срочно едет к Элине, Элине – что вызвал маэстро, маэстро – что ее перехватили товарищи с трикотажной фабрики, и так далее. А в итоге она оказалась в кабинете Кологрива.
Кологрив, мужчина опытный, все угадал и возрадовался. Недолго длился невинный треп. Очень скоро они поодиночке вышли из редакции, сели в машину и укатили в сторону кологривских апартаментов. Причем ни слова не было сказано о цели этого путешествия. Все как бы само собой разумелось. И такое умолчание Ларисе очень не понравилось.
Дома Кологрив вынул из бара иностранные бутылки и сообразил потрясающий коктейль. Он выпил первым и, пока Лариса осваивала свою порцию, подсел и обнял ее за талию. Соблазнение началось.
Лариса знала, что Валентина в городе и вечером наверняка заявится с работы. Судя по неторопливости Кологрива, она должна была крепко припоздниться.
Соблазнение продолжалось, и все бы шло прекрасно, кабы не отсутствие слов и поцелуев. Видимо, Кологрив решил, что они не Ромео с Джульеттой, годы не те, и незачем словесные водопады извергать.
Впрочем, кое-что Кологрив все же вымолвил. Он шепотом предложил Ларисе раскрепоститься и сбросить наконец постылую уздечку. Положительно красавец Кологрив происходил из какого-то древнего кавалерийского рода!
Лариса сразу же вспомнила все. «Мы с тобой не маленькие дети», – рассудительно заявил где-то внутри Соймонов. «Ты же свой парень!» – в тон ему добавил Дима. И наконец еще и это!
Кологрив, временно отпустив ее, торопливо стянул свитер. И изумился, видя, что Лариса неподвижна.
Ларисе стало даже любопытно, сообразит ли он, что женщине как-то неприлично взять и начать раздеваться без всякого приглашения. Таких тонкостей он, видимо, не понимал. И Лариса с горечью констатировала – все-таки боевые кони, несмотря ни на что, боевые кони… Крепко же приросла к ней эта маска! Ну, ладно…
В общих чертах сценарий ей был ясен. Лариса не обольщалась – Кологрив положил на это приключение часа полтора. А может, и меньше – до прихода жены следовало навести порядок. Старый боевой конь – он ведь капризничать не станет, смоется вовремя!
Кологрив, видимо, вспомнил, как эти дела делаются. Он встал, подошел к Ларисе и собрался ее поцеловать.
Лариса невольно замерла. Вся надежда была на этот поцелуй. Только он мог исправить все глупости, совершенные Кологривом за последние годы. Долгожданный поцелуй Кологрива! Головокружительный полет сквозь звездные просторы с закрытыми глазами!…
И он состоялся, этот поцелуй. Головокружения не было. Вообще ничего не было, кроме привкуса табака.
Конечно же Лариса ответила, как только могла, ища если не в Кологриве, то в себе самой скрытые резервы бурной страсти. И продлить поцелуй постаралась в поисках желанного головокружения. Но, оторвавшись от кологривских губ, Лариса явственно поняла, что пролетела мимо цели.
На нее смотрели неподвижно-настойчивые глаза с неподвижно-глупого лица.
При этом Кологрив пытался стянуть с Ларисы цветную майку.
Лариса бы решительно воспротивилась, но майка была из коллекции трикотажников. Боясь за целость государственного имущества, Лариса позволила снять майку. Покорилась она и дальнейшим действиям Кологрива, но мысленно уже искала выход из положения. И жаль, что не обратил внимания пылкий Кологрив на подозрительный прищур ее зеленых глаз – ему бы стало не по себе.
Спасение пришло внезапно – когда уже и простыня была выдернута из ящика и брошена на тахту, когда уже и кологривские брюки полетели в угол, когда и красные Ларисины босоножки с мягким стуком пали на ковер…
Кологрив задумался на секунду, и шмыгнул в ванную.
Хищной птицей метнулась Лариса за ним следом.
Ларисина рука мягко обхватила защелку и бесшумно заперла Кологрива.
Минут пять он мог просидеть там, считая случившееся шуткой. Минут десять взывал бы, полагаясь на силу словесного убеждения. И лишь тогда бы понял, что птичка улетела и надо ломать дверь.
А Ларисе, чтобы одеться, такой прорвы времени и не требовалось.
Как Кологрив объяснит Валентине выбитую дверь ванной, Ларису не беспокоило. Конечно, любопытно было бы послушать его вранье, но оставаться ради этого, право, не стоило!
На прощание Лариса сгребла в кучу брюки, свитер, ботинки и носки и, встав на кресло, затолкала все это имущество в щель между антресолями импортной секции и потолком. Место было надежное.
С босоножками в руках, без малейшего угрызения совести она прокралась в прихожую, выскочила и понеслась вниз.
Она чувствовала себя истинной Коломбиной, имеющей природное право выкидывать такие фортели. Должна же наконец и на потерявшего совесть Кологрива найтись управа? Вот она и нашлась.
И будет сегодня вечером странный скандал. Обнаружь Валентина под тахтой чужие колготки или там шпильки в ванной, она, ей-богу, спокойнее бы к этому отнеслась, дело понятное. Но как объяснить сломанную дверь ванной? Странный, однако, посетил квартиру вор – пробравшись через водопроводную трубу, он не тронул ни хрусталя, ни японского магнитофона, а на что же тогда польстился? Ну? Задачка для Шерлока Холмса?
– Шерше ля фам! – сказал бы Холмс Валентине. Но – которую из многих подозреваемых?
Преступницей же, цокающей каблуками по асфальту, овладела жуткая мысль – хоть Коломбине и дозволено все, однако есть еще и Уголовный кодекс со статьей двести четвертой о хулиганстве…
Поскольку все деловые свидания была отменены, Лариса решила искупить вину перед Асей и провести вечер у нее. Вскоре она подъехала к дому на такси. На коленях у нее лежал здоровенный, ярко-зеленый, чуть ли не в натуральную величину игрушечный ракетовоз.
– Тетя Лариса пришла! – завопил Дениска и пискнул так, что Ася с кухни не могла его услышать: – Лариска плюс Дениска! Лариска плюс Дениска!
С кухни пришла Ася в халате и фартуке.
АСЯ. Совсем нас забыла, как в знаменитости выбилась…
ЛАРИСА. Вот видишь, не забыла. Держи, Дениска! Еле дотащила.
ДЕНИСКА. Ой, ур-р-ра-а-а-а!
АСЯ. Ты с ума сошла! Для него же гараж нужен!
ЛАРИСА. Зато какая расцветка!
ДЕНИСКА. У меня как раз не было ракетовоза. У меня были два танка, самолетики и подводная лодка, а ракетовоза не было.
ЛАРИСА. Откуда у тебя подводная лодка?
АСЯ. Обломал мачты у яхты и сказал, что теперь она будет плавать под водой. Ты, я вижу, к нему в гости пришла. Ну, поиграйся…
ЛАРИСА. Знаешь, да. Душевного просветления захотелось.
АСЯ. Ну, резвись. Только не пришлось бы тебе век ходить в гости за душевным просветлением!
Лариса хотела ответить, но взглянула в лицо подруге и промолчала. Ну что поняла бы в ее ответе женщина, у которой вместо лица – маска вечной озабоченности и усталости, якобы дающая ей право читать другим мораль? Лариса удивилась, что она раньше не догадалась об этом и пыталась приспособить к чужой маске свою многогранную душу. Поэтому она промолчала, а Ася ушла на кухню.
ДЕНИСКА. А рисовать будем?
ЛАРИСА. И рисовать будем, и книжку читать будем.
ДЕНИСКА. А меня папа писать научил!
ЛАРИСА. И много букв ты уже знаешь?
ДЕНИСКА. Каких еще букв? Я целое слово пишу!
Он отыскал фломастер, бумагу, вывел букву «А», подумал, слева от нее поставил «П», и так, задом наперед, действительно изобразил слово «ПАПА».
ЛАРИСА. Да, папа у тебя – педагог…
Она хотела было заняться алфавитом, но Дениска уже тащил танки, самолеты и солдатиков. Пришлось играть в войну.
Но вернулся в конце концов с работы Дима, и все поужинали вместе и уложили спать ребенка. Тогда Лариса поняла, что пора сказать соседям «спокойной ночи».
Поднялась она к себе и призадумалась – похоже, свершилось… Ведь было у нее в руках пресловутое «море нежности»! И не ее вина, что оно вдруг оказалось ненужным. Стало быть, следует устремиться к чему-нибудь другому. Вот только к чему бы?
И первое, что пришло на ум, – а неплохо бы теперь шума, музыки, танца какого-нибудь безумного, чтобы отпраздновать свою победу и над Кологривом лично, и над нелепой тягой к нему.
Откуда-то издалека донесся аккорд – то ли гитарных струн, то ли мандолинных. Лариса распахнула окно, чтобы впустить музыку, и зарождающуюся песню, и ночь, внезапно засверкавшую искрами далеких фонариков.
– Карнавал! Карнавал! – услышала она веселые, торжествующие голоса тысячи Коломбин.
– Карнавал! Карнавал! – закричала сама и ринулась куда-то, может – сквозь стену, а может – сквозь ветер, черт знает куда, на шум, на звон тамбуринов.
И оказалась в самом начале бесконечной улицы. Маски подхватили ее и увлекли в яростную фарандолу. Со всех сторон пели, но каждый – свою песню, и шум стоял невероятный. С балконов кидали серпантин и конфетти, крошечные букетики и огромные шары. Цветы и шары перелетали из рук в руки, и казалось – вместе с ними перелетает из объятий в объятия тысяча разноцветных Коломбин.
ВНЕЗАПНЫЙ ГОЛОС. Вот и начался твой Карнавал.
Он чисто прозвучал в оглушительной суматохе. И Лариса обнаружила, что уже сидит на перилах балюстрады, а Карнавал бесится где-то внизу, и порхающие букеты не касаются даже ее красных башмачков.
А рядом сидела в той же позе женщина, которую можно было принять за Ларисино отражение в невидимом зеркале. Она так же скрестила руки на пестрой юбке и покачивала веером на цепочке, охватившей кисть руки.
ЛАРИСА. Да, начался…
ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. Вот ты и стала Коломбиной, которая может быть счастлива только на Карнавале. Ты чем-то недовольна?
ЛАРИСА. Коломбине дозволено все?
ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. Конечно.
ЛАРИСА. Так почему же я ищу в себе любовь и не нахожу ее? Или именно любовь для меня под запретом?
ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. Люби, сделай милость! Люби Арлекина. Коломбина не может не любить Арлекина.
И шагах в десяти Лариса увидела стройного гибкого юношу в ромбах, в маске, похожего на прельстительного дьявола и, как все в эту ночь, на сиамского кота.
ЛАРИСА. Пусть он снимет маску! Должна же я видеть лицо человека, в которого влюблена!
ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. Зачем? Придумай ему любое лицо по своему вкусу. А маска у него очаровательна. Или ты еще не убедилась в пользе масок?
ЛАРИСА. А если вкус изменится?
ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. Ну, так пусть и лица под маской меняются. Это же Карнавал.
ЛАРИСА. Неужели нет на свете живого человеческого лица, в которое я могу смотреть с любовью? Неужели я обречена целовать только маски?
ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. Ни одна Коломбина не делает ставки на любовь. И к тому же на тебе самой – тоже маска. И эту маску тоже кто-то будет целовать. И знаешь, это очень удобно. Не приходится тратить время на размышления. Ступай! И помни, что Коломбине дозволено все.
ЛАРИСА. Я помню. Все, кроме любви.
Но тут всплески звона и песен захлестывают, и пропадают в коловерти повелительница Коломбин, очаровательный Арлекин и беспокойная героиня…
Гаснет разноцветная ночь, врывается утро, и я вижу, как Лариса закрывает окно и бредет к постели.
Разумеется, на работу она опоздала и примчалась, когда дорогие коллеги уже сидели на рабочих местах.
Лариса подошла к двери и прислушалась – разговор они вели довольно странный.
МАРИАННА. Я тоже хотела по совместительству. Нельзя – мы считаемся служащими. Вот и сиди на своей сотне.
ЗОЯ. У тебя хоть родители, не бросят.
ЛЮДМИЛА. Да, девочки, ситуация… Но я уже решила.
Видимо, пестрый сон еще не выветрился из Ларисиной головы – заглянув в дверь, она остолбенела. Коллег в комнате не было, а на стульях лежали здоровенные авоська, косметичка и фолиант.
АВОСЬКА. Хлебнешь горюшка…
ФОЛИАНТ. Даже я бы не рискнула, а ведь у меня тылы обеспечены!
АВОСЬКА. И из редакции придется уходить.
КОСМЕТИЧКА. Перестаньте. Хватит. Я это и сама знаю.
Лариса встряхнулась. Наваждение стало таять, и на стульях обозначились бесплотные силуэты коллег, сквозь которые явственно виднелись окаянные косметичка, авоська и фолиант. Лариса встряхнулась еще раз и решительно вошла. Сон так и не исчез до конца. Но поскольку рабочий день начался и ждала куча гранок, она смирилась с тем, что смутно видит лица коллег.
Вскоре в дверях корректорской возник суровый Кологрив и потребовал Ларису Николаевну в кабинет.
ЛАРИСА. Вы же видите, Олег Дмитриевич, что мы очень заняты.
КОЛОГРИВ. Как только освободитесь, зайдите ко мне.
ЛАРИСА. Я освобожусь еще нескоро, Олег Дмитриевич.
Кологрив отбыл, а подчиненные с ужасом воззрились на Ларису.
ЛАРИСА. Ничего. Все в порядке. Читаем.
АВОСЬКА. Это из-за ошибки?
ФОЛИАНТ. Разве прошла ошибка?
КОСМЕТИЧКА (шепотом, на ухо Ларисе). Из-за меня?…
ЛАРИСА (всем сразу). Угу!
Через час Кологрив снова заглянул. И с тем же успехом.
На сей раз во взглядах подчиненных читалось благоговение.
АВОСЬКА. Ну, Лариска!… Ну, Лариска!…
ФОЛИАНТ. Он думает, что мы перед ним на задних лапках запляшем?
КОСМЕТИЧКА. Лариска, ты герой!
Налицо был бунт в корректуре, и вовсю он вспыхнул, когда Кологрив пожаловал в третий раз.
ЛАРИСА. Олег Дмитриевич, если вы имеете сообщить что-то по работе, то говорите. У нас три полосы, и все очень грязные.
КОЛОГРИВ. Но ведь вы только что ходили пить кофе!
Корректура переглянулась – замред унизился до подглядывания.
АВОСЬКА. В инструкции сказано, что наше время посещения буфета – от половины седьмого до семи. Мы в него уложились.
КОЛОГРИВ. Найти пять минут, чтобы зайти на минутку…
ФОЛИАНТ. Лариса, только что пришел официоз. Если мы немедленно не прочтем его и не дадим на правку, будет опоздание!
КОЛОГРИВ. Лариса Николаевна, я совершенно официально прошу вас зайти ко мне в кабинет!
КОСМЕТИЧКА. Лариска, полоса лежит, а в цехе ругаются!
Столкнувшись с бунтом, Кологрив растерялся. Корректура, готовая к бою, ждала. Он сверкнул глазами и вышел.
Кологрив знал, что Лариса должна уходить последней. Он засел у себя в кабинете и стал ждать. А дождался он в итоге подвыпившего Мошкина, который забрел в редакцию перехватить трешку.
МОШКИН. Привет! Дай до понедельника трюндель. Ждешь?
КОЛОГРИВ. Держи. Жду.
МОШКИН. Серьезно тебя припекло. Я думал – врут бабы. А ты действительно – сидишь, ждешь. Уму непостижимо. Нонсенс.
КОЛОГРИВ. Кто – врет? Чего – врет?
МОШКИН. Ну, в конторе насчет тебя!
КОЛОГРИВ. Топал бы ты домой, соратник…
МОШКИН. Я-то пойду, а ты-то ждать будешь! И надо же – такую обузу…
КОЛОГРИВ, Какую еще обузу?
МОШКИН. Да ты забыл, что ли, что у нее двое детей?
КОЛОГРИВ. Это у кого же… двое детей?…
МОШКИН. Да у этой твоей… у невесты!
Ошарашенный Кологрив выразился совершенно нецензурно. Мошкин от неожиданности ответил ему тем же. И оба тупо замолчали. Кологрив первым делом подумал, естественно, что пронюхали о его шашнях с Людмилой и, как всегда в таких случаях, редакционное общественное мнение во главе с корреспондентом Еленой встало на защиту нравственности.
Кологрив решил сопротивляться.
КОЛОГРИВ. Насчет детей – враки. В ее возрасте не положено иметь двоих детей. И о свадьбе между нами тоже речи не было.
МОШКИН. Ну, ты даешь! А в каком же возрасте положено?
КОЛОГРИВ. Ну, не в двадцать же лет!
МОШКИН. Ей – двадцать лет? Ни фига себе! Здорово ты попался!
КОЛОГРИВ. Сколько же, по-твоему?
МОШКИН. Тридцать шесть! Мы в один год в контору пришли.
Кологрив почуял неладное.
КОЛОГРИВ. Ну, вот что. Я, конечно, напозволял себе лишнего с Людмилой, но жениться не собираюсь. А все остальное – сплетни.
МОШКИН. Так ты еще и с Людмилой?… Бедная твоя Валька! Ну, ты и зверь! Ты что, всю корректуру решил оприходовать?
КОЛОГРИВ. То есть?… А на ком же вы меня тогда женили?
МОШКИН. На Зое, разумеется! Ты разве не делал ей предложение?
Надо отдать Кологриву должное – через несколько минут он очухался, выставил Мошкина и принялся восстанавливать все события прошедшего времени. Так он добрался до разговора с Ларисой насчет возможных сплетен. Кологрив понесся в корректорскую.
Разгон Ларисе предстоял основательный. Валентина узнала во вчерашних чудесах женский почерк. Башмак, в самый разгар стычки свалившийся с антресолей, укрепил в ней эту мысль. Кологрив был вынужден лезть под потолок за одежкой, а как она туда попала, объяснить, конечно, не смог. Так что было ему за что костерить Ларису, а тут еще сватовство к Зое прибавилось!
Но корректура явила пример величайшей солидарности. Она поднажала и сдала полосы в печать, как раз когда Кологрив разбирался с Мошкиным. И все сразу же смылись.
Одураченный Кологрив с рычанием понесся к своей машине.
Ларисиного адреса он не знал, помнил только перекресток, куда подвозил ее. Здраво рассудив, что ушла она недавно, а троллейбус ходит редко и медленно, Кологрив понесся в погоню.
Он действительно застал Ларису на остановке. Но тут непривычный к приключениям Кологрив сделал непростительную глупость – он прямо из машины ее окликнул.
Увидев его сердитое лицо, Лариса первым делом перепугалась. Видно, здорово ей удалось его разозлить, если понесся следом! Лариса шмыгнула за угол. Там между высотными домами нового микрорайона петляли асфальтовые дорожки, вдоль которых уже выросли достаточно высокие сирень и жасмин. Кологриву пришлось припарковаться и преследовать Ларису пешком. Но он упустил след и понесся наугад.
Скрывшись, Лариса вновь осмелела и сообразила, что удирать, пожалуй, не стоило – Кологрив бы не затеял драку посреди улицы. Но раз уж игра началась – пусть побегает, ему полезно! Ведь говорила же Ника о грядущем пузе! Опять же, ему надо остыть после запирательства в ванной и прочих неприятностей. Так что беги, красавец Кологрив, и обретай спортивную фигуру!
Лариса и Кологрив время от времени замечали друг друга за высокими кустами, принимались петлять, метались во все стороны, и Лариса раза два обежала собственный дом, не рискуя заскочить в подъезд – Кологрив, чего доброго, по списку жильцов установил бы ее квартиру, а эта информация ему пока ни к чему.
И тут Лариса увидела идущего домой Диму. Неизвестно, где он обретался до такого позднего часа, но возник вовремя. Конечно, Лариса могла здорово попасть впросак со своей очередной выдумкой, но азарт увлек ее.
ЛАРИСА. Димушечка! Солнышко! Это просто чудо, что мы не разминулись! Я же тебя на остановке встретить хотела! Кто это тебя подвез? (И – свирепым шепотом.) Там тебя эта твоя рыжая караулит!
Видимо, Дима действительно засиделся в лаборатории.
ДИМА. Ах, черт, ее тут не хватало…
ЛАРИСА. Тише ты! Хватайся за меня, пробьемся вместе! Я же твоя…
ДИМА. Понял! Только кто в наше время жену на улице обнимает?
ЛАРИСА. Тот, кто любит, балда! И пакет у меня забери, муженек! Обнимай уверенно, я твоя собственность. Пошли!
Лариса выволокла Диму с боковой дорожки на освещенную центральную и повела навстречу Кологриву. Но Кологрив куда-то исчез. Громко беседуя о семейных делах, Лариса впихнула Диму в подъезд.
ЛАРИСА. Бить тебя некому, система Станиславского! Ты же играл?…
ДИМА. Двенадцать лет назад! Ну, у тебя и локти! Печенку насквозь проткнуть можно!
Дверь подъезда распахнулась, и на Ларису с Димой налетел человек. Он сразу шарахнулся, а Лариса, которой уже каждый столб казался Кологривом, прижалась к Диме, чтобы под его защитой послать к черту взбесившегося начальничка.
СОЙМОНОВ. Все ясно! Я с самого перекрестка за вами шел!
Не знаю, сколько раз среднестатистическому мужчине изменяет его среднестатистическая женщина. Судя по Соймонову, не так уж часто, а по нему любую таблицу проверять можно. Во всяком случае, вел он себя, как семиклассник, впервые столкнувшийся с женским коварством одноклассницы.
СОЙМОНОВ. Можешь не оправдываться! Мне все было понятно уже тогда, когда ты пришла из редакции пьяная! Я вспомнил, когда у Марианны день рождения! Осенью!
ЛАРИСА. Валера! Это же…
СОЙМОНОВ. Можешь не объяснять! Думаешь, я не вижу, что с тобой в последнее время происходит? Прекрасно вижу! И в плаще у ресторана тоже была ты!
Дима, которому надоели вопли среднестатистического жениха, решил взять власть в свои руки. Он мягко отстранил Ларису.
ДИМА. Ты! Фраер! Слушай сюда! Интересуюсь, ты что за птица? Чего? Не слышу! Напряги голосовую связку, фраер!
Видно, Соймонов знал по опыту, что именно такие щуплые деятели, как Дима, бывают особенно задиристы и драчливы. И он позорно отступил – не перед натиском даже, перед одним лишь движением Диминых плеч, ибо нахальный мужичишка с замашками уголовника явно собирался прицепиться всерьез. Пообещав на прощание Ларисе, что она о нем еще пожалеет, Соймонов выскочил из подъезда.
ЛАРИСА. Ну, Димка!…
ДИМА. Система Станиславского! А кто это был? Уж не жених ли?
ЛАРИСА. Он самый…
ДИМА. Что же ты молчала?
ЛАРИСА. Я тоже от системы Станиславского остолбенела.
ДИМА. Вот черт! Как это ты умудрилась нас до сих пор не познакомить? Нелепо.
ЛАРИСА. Что мне, вечером его к тебе в лабораторию возить? Ладно, бог с ним.
ДИМА. Ты получше найдешь. Мы с Аськой на выставку ходили – ну, думаю, куда ж я, дурак, раньше смотрел?…
И Дима взял Ларису за плечи – словно для того, чтобы повернуть к свету и лучше разглядеть.
ЛАРИСА. Димка, я же свой парень! И вообще все это – обман зрения.
ДИМА. А вот сейчас разберемся…
И Лариса почувствовала, что назревает попытка поцелуя. Соблазнение Асиного мужа не входило в ее планы, она увернулась и взбежала по лестнице.
ДИМА. Ну, по домам, значит?
ЛАРИСА. Дай мне Дениску на воскресенье. Меня в каких-то тряпочках будут снимать в зоопарке на фоне бегемотов.
ДИМА. Балуешь ты мне сына.
ЛАРИСА. Не беда, он у вас спартанец.
ДИМА. У спартанца полон шкаф игрушек, и он все наперечет помнит, попробуй выбрось. А тут еще ты с ракетовозом!
ЛАРИСА. Ты только из-за ракетовоза сейчас брюзжишь?
ДИМА. Не только. Я с ним играть начинаю, а он заявляет – с тетей Ларисой интереснее. Тетя Лариса играет в войну, как император Наполеон. Вот выходи замуж, рожай и играй.
Не первый раз Ларисе советовали выйти замуж и родить своего. Но сейчас она уже научилась говорить о прошлом спокойно, будто и не о себе. И то, что она ответила Диме, походило не на холодную истерику, нет – просто пришло ему время узнать правду.
ЛАРИСА. А я уже один раз была замужем и родила сына. Он прожил сутки. Какие-то генетические фокусы… Мне Ася объясняла, но я все равно не понимаю. У меня оказалась очень редкая группа крови, ну, и еще какие-то сложности. Мне нужен такой муж, чтобы именно с этой группой крови, иначе врачи ничего не гарантируют.
ДИМА. Ох, Лариска, прости дурака!… А этот, скандалист твой?…
ЛАРИСА. Его Ася нашла как раз по принципу биологической совместимости. Она всю картотеку в своей поликлинике перелопатила. И знакомство потом подстроила. Мы с ней сперва так решили – сбить с толку, заполучить от него ребенка и послать его поискать ветра в поле! Я ведь тогда, после всего, страшно хотела ребенка, даже с мужем развелась, чтобы… А потом она говорит – знаешь, а ведь из него неплохой муж получится, не пробросайся! Мы вдвоем с подружкой его соблазняли, а подружку я потом так аккуратно оттерла в сторонку, на трезвую голову это хорошо получается. Так что не сердись насчет Дениски. Моему сыну было бы столько же…
И, поскольку к горлу подступило, Лариса вся подобралась и завершила монолог самым жизнерадостным образом.
ЛАРИСА. Словом, придется мне теперь со своим скандалистом мириться! А все твоя система Станиславского!
ДИМА. Если вся его ценность лишь в группе крови…
ЛАРИСА. Сейчас мне и самой кажется, что только в ней.
Тем и кончился их разговор, потому что у Ларисы намечено на вечер важное дело – писать фельетон о бедствиях фотоклуба. И потолки-то у них текут, и крысы под полом пищат, и никому нет до них дела! Лариса постановила, что добьется ремонта в фотоклубе, и так оно и будет – еще не случалось, чтобы Коломбина отступала перед намеченной целью.
И это будет очередной победой из тех, что обещаны Карнавалом.
Глава девятая. С элементами фантастики
ЛАРИСА. Я хочу, чтобы в моей жизни было что-то настоящее…
НИКА. Штамп, недостойный Коломбины! Настоящая – ты сама, а окружающие принимают максимально удобный для тебя образ и характер.
Тут Ника на секунду задумалась. Мрачность просквозила в ее молодом, ухоженном, безмятежном лице. Но вот она подняла голову, и спокойствие глаз и губ подруги едва ли не испугало Ларису. Их блеск был неподвижен. И легкий розовый румянец был непроницаем, как черная маска повелительницы Коломбин.
На следующий день – кстати, выходной – заглянула Лариса в свой блокнот, убедилась, что не может поспеть в четыре места одновременно, и взялась за телефон. Никифорову она сказала, что срочно едет к Элине, Элине – что вызвал маэстро, маэстро – что ее перехватили товарищи с трикотажной фабрики, и так далее. А в итоге она оказалась в кабинете Кологрива.
Кологрив, мужчина опытный, все угадал и возрадовался. Недолго длился невинный треп. Очень скоро они поодиночке вышли из редакции, сели в машину и укатили в сторону кологривских апартаментов. Причем ни слова не было сказано о цели этого путешествия. Все как бы само собой разумелось. И такое умолчание Ларисе очень не понравилось.
Дома Кологрив вынул из бара иностранные бутылки и сообразил потрясающий коктейль. Он выпил первым и, пока Лариса осваивала свою порцию, подсел и обнял ее за талию. Соблазнение началось.
Лариса знала, что Валентина в городе и вечером наверняка заявится с работы. Судя по неторопливости Кологрива, она должна была крепко припоздниться.
Соблазнение продолжалось, и все бы шло прекрасно, кабы не отсутствие слов и поцелуев. Видимо, Кологрив решил, что они не Ромео с Джульеттой, годы не те, и незачем словесные водопады извергать.
Впрочем, кое-что Кологрив все же вымолвил. Он шепотом предложил Ларисе раскрепоститься и сбросить наконец постылую уздечку. Положительно красавец Кологрив происходил из какого-то древнего кавалерийского рода!
Лариса сразу же вспомнила все. «Мы с тобой не маленькие дети», – рассудительно заявил где-то внутри Соймонов. «Ты же свой парень!» – в тон ему добавил Дима. И наконец еще и это!
Кологрив, временно отпустив ее, торопливо стянул свитер. И изумился, видя, что Лариса неподвижна.
Ларисе стало даже любопытно, сообразит ли он, что женщине как-то неприлично взять и начать раздеваться без всякого приглашения. Таких тонкостей он, видимо, не понимал. И Лариса с горечью констатировала – все-таки боевые кони, несмотря ни на что, боевые кони… Крепко же приросла к ней эта маска! Ну, ладно…
В общих чертах сценарий ей был ясен. Лариса не обольщалась – Кологрив положил на это приключение часа полтора. А может, и меньше – до прихода жены следовало навести порядок. Старый боевой конь – он ведь капризничать не станет, смоется вовремя!
Кологрив, видимо, вспомнил, как эти дела делаются. Он встал, подошел к Ларисе и собрался ее поцеловать.
Лариса невольно замерла. Вся надежда была на этот поцелуй. Только он мог исправить все глупости, совершенные Кологривом за последние годы. Долгожданный поцелуй Кологрива! Головокружительный полет сквозь звездные просторы с закрытыми глазами!…
И он состоялся, этот поцелуй. Головокружения не было. Вообще ничего не было, кроме привкуса табака.
Конечно же Лариса ответила, как только могла, ища если не в Кологриве, то в себе самой скрытые резервы бурной страсти. И продлить поцелуй постаралась в поисках желанного головокружения. Но, оторвавшись от кологривских губ, Лариса явственно поняла, что пролетела мимо цели.
На нее смотрели неподвижно-настойчивые глаза с неподвижно-глупого лица.
При этом Кологрив пытался стянуть с Ларисы цветную майку.
Лариса бы решительно воспротивилась, но майка была из коллекции трикотажников. Боясь за целость государственного имущества, Лариса позволила снять майку. Покорилась она и дальнейшим действиям Кологрива, но мысленно уже искала выход из положения. И жаль, что не обратил внимания пылкий Кологрив на подозрительный прищур ее зеленых глаз – ему бы стало не по себе.
Спасение пришло внезапно – когда уже и простыня была выдернута из ящика и брошена на тахту, когда уже и кологривские брюки полетели в угол, когда и красные Ларисины босоножки с мягким стуком пали на ковер…
Кологрив задумался на секунду, и шмыгнул в ванную.
Хищной птицей метнулась Лариса за ним следом.
Ларисина рука мягко обхватила защелку и бесшумно заперла Кологрива.
Минут пять он мог просидеть там, считая случившееся шуткой. Минут десять взывал бы, полагаясь на силу словесного убеждения. И лишь тогда бы понял, что птичка улетела и надо ломать дверь.
А Ларисе, чтобы одеться, такой прорвы времени и не требовалось.
Как Кологрив объяснит Валентине выбитую дверь ванной, Ларису не беспокоило. Конечно, любопытно было бы послушать его вранье, но оставаться ради этого, право, не стоило!
На прощание Лариса сгребла в кучу брюки, свитер, ботинки и носки и, встав на кресло, затолкала все это имущество в щель между антресолями импортной секции и потолком. Место было надежное.
С босоножками в руках, без малейшего угрызения совести она прокралась в прихожую, выскочила и понеслась вниз.
Она чувствовала себя истинной Коломбиной, имеющей природное право выкидывать такие фортели. Должна же наконец и на потерявшего совесть Кологрива найтись управа? Вот она и нашлась.
И будет сегодня вечером странный скандал. Обнаружь Валентина под тахтой чужие колготки или там шпильки в ванной, она, ей-богу, спокойнее бы к этому отнеслась, дело понятное. Но как объяснить сломанную дверь ванной? Странный, однако, посетил квартиру вор – пробравшись через водопроводную трубу, он не тронул ни хрусталя, ни японского магнитофона, а на что же тогда польстился? Ну? Задачка для Шерлока Холмса?
– Шерше ля фам! – сказал бы Холмс Валентине. Но – которую из многих подозреваемых?
Преступницей же, цокающей каблуками по асфальту, овладела жуткая мысль – хоть Коломбине и дозволено все, однако есть еще и Уголовный кодекс со статьей двести четвертой о хулиганстве…
Поскольку все деловые свидания была отменены, Лариса решила искупить вину перед Асей и провести вечер у нее. Вскоре она подъехала к дому на такси. На коленях у нее лежал здоровенный, ярко-зеленый, чуть ли не в натуральную величину игрушечный ракетовоз.
– Тетя Лариса пришла! – завопил Дениска и пискнул так, что Ася с кухни не могла его услышать: – Лариска плюс Дениска! Лариска плюс Дениска!
С кухни пришла Ася в халате и фартуке.
АСЯ. Совсем нас забыла, как в знаменитости выбилась…
ЛАРИСА. Вот видишь, не забыла. Держи, Дениска! Еле дотащила.
ДЕНИСКА. Ой, ур-р-ра-а-а-а!
АСЯ. Ты с ума сошла! Для него же гараж нужен!
ЛАРИСА. Зато какая расцветка!
ДЕНИСКА. У меня как раз не было ракетовоза. У меня были два танка, самолетики и подводная лодка, а ракетовоза не было.
ЛАРИСА. Откуда у тебя подводная лодка?
АСЯ. Обломал мачты у яхты и сказал, что теперь она будет плавать под водой. Ты, я вижу, к нему в гости пришла. Ну, поиграйся…
ЛАРИСА. Знаешь, да. Душевного просветления захотелось.
АСЯ. Ну, резвись. Только не пришлось бы тебе век ходить в гости за душевным просветлением!
Лариса хотела ответить, но взглянула в лицо подруге и промолчала. Ну что поняла бы в ее ответе женщина, у которой вместо лица – маска вечной озабоченности и усталости, якобы дающая ей право читать другим мораль? Лариса удивилась, что она раньше не догадалась об этом и пыталась приспособить к чужой маске свою многогранную душу. Поэтому она промолчала, а Ася ушла на кухню.
ДЕНИСКА. А рисовать будем?
ЛАРИСА. И рисовать будем, и книжку читать будем.
ДЕНИСКА. А меня папа писать научил!
ЛАРИСА. И много букв ты уже знаешь?
ДЕНИСКА. Каких еще букв? Я целое слово пишу!
Он отыскал фломастер, бумагу, вывел букву «А», подумал, слева от нее поставил «П», и так, задом наперед, действительно изобразил слово «ПАПА».
ЛАРИСА. Да, папа у тебя – педагог…
Она хотела было заняться алфавитом, но Дениска уже тащил танки, самолеты и солдатиков. Пришлось играть в войну.
Но вернулся в конце концов с работы Дима, и все поужинали вместе и уложили спать ребенка. Тогда Лариса поняла, что пора сказать соседям «спокойной ночи».
Поднялась она к себе и призадумалась – похоже, свершилось… Ведь было у нее в руках пресловутое «море нежности»! И не ее вина, что оно вдруг оказалось ненужным. Стало быть, следует устремиться к чему-нибудь другому. Вот только к чему бы?
И первое, что пришло на ум, – а неплохо бы теперь шума, музыки, танца какого-нибудь безумного, чтобы отпраздновать свою победу и над Кологривом лично, и над нелепой тягой к нему.
Откуда-то издалека донесся аккорд – то ли гитарных струн, то ли мандолинных. Лариса распахнула окно, чтобы впустить музыку, и зарождающуюся песню, и ночь, внезапно засверкавшую искрами далеких фонариков.
– Карнавал! Карнавал! – услышала она веселые, торжествующие голоса тысячи Коломбин.
– Карнавал! Карнавал! – закричала сама и ринулась куда-то, может – сквозь стену, а может – сквозь ветер, черт знает куда, на шум, на звон тамбуринов.
И оказалась в самом начале бесконечной улицы. Маски подхватили ее и увлекли в яростную фарандолу. Со всех сторон пели, но каждый – свою песню, и шум стоял невероятный. С балконов кидали серпантин и конфетти, крошечные букетики и огромные шары. Цветы и шары перелетали из рук в руки, и казалось – вместе с ними перелетает из объятий в объятия тысяча разноцветных Коломбин.
ВНЕЗАПНЫЙ ГОЛОС. Вот и начался твой Карнавал.
Он чисто прозвучал в оглушительной суматохе. И Лариса обнаружила, что уже сидит на перилах балюстрады, а Карнавал бесится где-то внизу, и порхающие букеты не касаются даже ее красных башмачков.
А рядом сидела в той же позе женщина, которую можно было принять за Ларисино отражение в невидимом зеркале. Она так же скрестила руки на пестрой юбке и покачивала веером на цепочке, охватившей кисть руки.
ЛАРИСА. Да, начался…
ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. Вот ты и стала Коломбиной, которая может быть счастлива только на Карнавале. Ты чем-то недовольна?
ЛАРИСА. Коломбине дозволено все?
ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. Конечно.
ЛАРИСА. Так почему же я ищу в себе любовь и не нахожу ее? Или именно любовь для меня под запретом?
ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. Люби, сделай милость! Люби Арлекина. Коломбина не может не любить Арлекина.
И шагах в десяти Лариса увидела стройного гибкого юношу в ромбах, в маске, похожего на прельстительного дьявола и, как все в эту ночь, на сиамского кота.
ЛАРИСА. Пусть он снимет маску! Должна же я видеть лицо человека, в которого влюблена!
ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. Зачем? Придумай ему любое лицо по своему вкусу. А маска у него очаровательна. Или ты еще не убедилась в пользе масок?
ЛАРИСА. А если вкус изменится?
ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. Ну, так пусть и лица под маской меняются. Это же Карнавал.
ЛАРИСА. Неужели нет на свете живого человеческого лица, в которое я могу смотреть с любовью? Неужели я обречена целовать только маски?
ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. Ни одна Коломбина не делает ставки на любовь. И к тому же на тебе самой – тоже маска. И эту маску тоже кто-то будет целовать. И знаешь, это очень удобно. Не приходится тратить время на размышления. Ступай! И помни, что Коломбине дозволено все.
ЛАРИСА. Я помню. Все, кроме любви.
Но тут всплески звона и песен захлестывают, и пропадают в коловерти повелительница Коломбин, очаровательный Арлекин и беспокойная героиня…
Гаснет разноцветная ночь, врывается утро, и я вижу, как Лариса закрывает окно и бредет к постели.
Разумеется, на работу она опоздала и примчалась, когда дорогие коллеги уже сидели на рабочих местах.
Лариса подошла к двери и прислушалась – разговор они вели довольно странный.
МАРИАННА. Я тоже хотела по совместительству. Нельзя – мы считаемся служащими. Вот и сиди на своей сотне.
ЗОЯ. У тебя хоть родители, не бросят.
ЛЮДМИЛА. Да, девочки, ситуация… Но я уже решила.
Видимо, пестрый сон еще не выветрился из Ларисиной головы – заглянув в дверь, она остолбенела. Коллег в комнате не было, а на стульях лежали здоровенные авоська, косметичка и фолиант.
АВОСЬКА. Хлебнешь горюшка…
ФОЛИАНТ. Даже я бы не рискнула, а ведь у меня тылы обеспечены!
АВОСЬКА. И из редакции придется уходить.
КОСМЕТИЧКА. Перестаньте. Хватит. Я это и сама знаю.
Лариса встряхнулась. Наваждение стало таять, и на стульях обозначились бесплотные силуэты коллег, сквозь которые явственно виднелись окаянные косметичка, авоська и фолиант. Лариса встряхнулась еще раз и решительно вошла. Сон так и не исчез до конца. Но поскольку рабочий день начался и ждала куча гранок, она смирилась с тем, что смутно видит лица коллег.
Вскоре в дверях корректорской возник суровый Кологрив и потребовал Ларису Николаевну в кабинет.
ЛАРИСА. Вы же видите, Олег Дмитриевич, что мы очень заняты.
КОЛОГРИВ. Как только освободитесь, зайдите ко мне.
ЛАРИСА. Я освобожусь еще нескоро, Олег Дмитриевич.
Кологрив отбыл, а подчиненные с ужасом воззрились на Ларису.
ЛАРИСА. Ничего. Все в порядке. Читаем.
АВОСЬКА. Это из-за ошибки?
ФОЛИАНТ. Разве прошла ошибка?
КОСМЕТИЧКА (шепотом, на ухо Ларисе). Из-за меня?…
ЛАРИСА (всем сразу). Угу!
Через час Кологрив снова заглянул. И с тем же успехом.
На сей раз во взглядах подчиненных читалось благоговение.
АВОСЬКА. Ну, Лариска!… Ну, Лариска!…
ФОЛИАНТ. Он думает, что мы перед ним на задних лапках запляшем?
КОСМЕТИЧКА. Лариска, ты герой!
Налицо был бунт в корректуре, и вовсю он вспыхнул, когда Кологрив пожаловал в третий раз.
ЛАРИСА. Олег Дмитриевич, если вы имеете сообщить что-то по работе, то говорите. У нас три полосы, и все очень грязные.
КОЛОГРИВ. Но ведь вы только что ходили пить кофе!
Корректура переглянулась – замред унизился до подглядывания.
АВОСЬКА. В инструкции сказано, что наше время посещения буфета – от половины седьмого до семи. Мы в него уложились.
КОЛОГРИВ. Найти пять минут, чтобы зайти на минутку…
ФОЛИАНТ. Лариса, только что пришел официоз. Если мы немедленно не прочтем его и не дадим на правку, будет опоздание!
КОЛОГРИВ. Лариса Николаевна, я совершенно официально прошу вас зайти ко мне в кабинет!
КОСМЕТИЧКА. Лариска, полоса лежит, а в цехе ругаются!
Столкнувшись с бунтом, Кологрив растерялся. Корректура, готовая к бою, ждала. Он сверкнул глазами и вышел.
Кологрив знал, что Лариса должна уходить последней. Он засел у себя в кабинете и стал ждать. А дождался он в итоге подвыпившего Мошкина, который забрел в редакцию перехватить трешку.
МОШКИН. Привет! Дай до понедельника трюндель. Ждешь?
КОЛОГРИВ. Держи. Жду.
МОШКИН. Серьезно тебя припекло. Я думал – врут бабы. А ты действительно – сидишь, ждешь. Уму непостижимо. Нонсенс.
КОЛОГРИВ. Кто – врет? Чего – врет?
МОШКИН. Ну, в конторе насчет тебя!
КОЛОГРИВ. Топал бы ты домой, соратник…
МОШКИН. Я-то пойду, а ты-то ждать будешь! И надо же – такую обузу…
КОЛОГРИВ, Какую еще обузу?
МОШКИН. Да ты забыл, что ли, что у нее двое детей?
КОЛОГРИВ. Это у кого же… двое детей?…
МОШКИН. Да у этой твоей… у невесты!
Ошарашенный Кологрив выразился совершенно нецензурно. Мошкин от неожиданности ответил ему тем же. И оба тупо замолчали. Кологрив первым делом подумал, естественно, что пронюхали о его шашнях с Людмилой и, как всегда в таких случаях, редакционное общественное мнение во главе с корреспондентом Еленой встало на защиту нравственности.
Кологрив решил сопротивляться.
КОЛОГРИВ. Насчет детей – враки. В ее возрасте не положено иметь двоих детей. И о свадьбе между нами тоже речи не было.
МОШКИН. Ну, ты даешь! А в каком же возрасте положено?
КОЛОГРИВ. Ну, не в двадцать же лет!
МОШКИН. Ей – двадцать лет? Ни фига себе! Здорово ты попался!
КОЛОГРИВ. Сколько же, по-твоему?
МОШКИН. Тридцать шесть! Мы в один год в контору пришли.
Кологрив почуял неладное.
КОЛОГРИВ. Ну, вот что. Я, конечно, напозволял себе лишнего с Людмилой, но жениться не собираюсь. А все остальное – сплетни.
МОШКИН. Так ты еще и с Людмилой?… Бедная твоя Валька! Ну, ты и зверь! Ты что, всю корректуру решил оприходовать?
КОЛОГРИВ. То есть?… А на ком же вы меня тогда женили?
МОШКИН. На Зое, разумеется! Ты разве не делал ей предложение?
Надо отдать Кологриву должное – через несколько минут он очухался, выставил Мошкина и принялся восстанавливать все события прошедшего времени. Так он добрался до разговора с Ларисой насчет возможных сплетен. Кологрив понесся в корректорскую.
Разгон Ларисе предстоял основательный. Валентина узнала во вчерашних чудесах женский почерк. Башмак, в самый разгар стычки свалившийся с антресолей, укрепил в ней эту мысль. Кологрив был вынужден лезть под потолок за одежкой, а как она туда попала, объяснить, конечно, не смог. Так что было ему за что костерить Ларису, а тут еще сватовство к Зое прибавилось!
Но корректура явила пример величайшей солидарности. Она поднажала и сдала полосы в печать, как раз когда Кологрив разбирался с Мошкиным. И все сразу же смылись.
Одураченный Кологрив с рычанием понесся к своей машине.
Ларисиного адреса он не знал, помнил только перекресток, куда подвозил ее. Здраво рассудив, что ушла она недавно, а троллейбус ходит редко и медленно, Кологрив понесся в погоню.
Он действительно застал Ларису на остановке. Но тут непривычный к приключениям Кологрив сделал непростительную глупость – он прямо из машины ее окликнул.
Увидев его сердитое лицо, Лариса первым делом перепугалась. Видно, здорово ей удалось его разозлить, если понесся следом! Лариса шмыгнула за угол. Там между высотными домами нового микрорайона петляли асфальтовые дорожки, вдоль которых уже выросли достаточно высокие сирень и жасмин. Кологриву пришлось припарковаться и преследовать Ларису пешком. Но он упустил след и понесся наугад.
Скрывшись, Лариса вновь осмелела и сообразила, что удирать, пожалуй, не стоило – Кологрив бы не затеял драку посреди улицы. Но раз уж игра началась – пусть побегает, ему полезно! Ведь говорила же Ника о грядущем пузе! Опять же, ему надо остыть после запирательства в ванной и прочих неприятностей. Так что беги, красавец Кологрив, и обретай спортивную фигуру!
Лариса и Кологрив время от времени замечали друг друга за высокими кустами, принимались петлять, метались во все стороны, и Лариса раза два обежала собственный дом, не рискуя заскочить в подъезд – Кологрив, чего доброго, по списку жильцов установил бы ее квартиру, а эта информация ему пока ни к чему.
И тут Лариса увидела идущего домой Диму. Неизвестно, где он обретался до такого позднего часа, но возник вовремя. Конечно, Лариса могла здорово попасть впросак со своей очередной выдумкой, но азарт увлек ее.
ЛАРИСА. Димушечка! Солнышко! Это просто чудо, что мы не разминулись! Я же тебя на остановке встретить хотела! Кто это тебя подвез? (И – свирепым шепотом.) Там тебя эта твоя рыжая караулит!
Видимо, Дима действительно засиделся в лаборатории.
ДИМА. Ах, черт, ее тут не хватало…
ЛАРИСА. Тише ты! Хватайся за меня, пробьемся вместе! Я же твоя…
ДИМА. Понял! Только кто в наше время жену на улице обнимает?
ЛАРИСА. Тот, кто любит, балда! И пакет у меня забери, муженек! Обнимай уверенно, я твоя собственность. Пошли!
Лариса выволокла Диму с боковой дорожки на освещенную центральную и повела навстречу Кологриву. Но Кологрив куда-то исчез. Громко беседуя о семейных делах, Лариса впихнула Диму в подъезд.
ЛАРИСА. Бить тебя некому, система Станиславского! Ты же играл?…
ДИМА. Двенадцать лет назад! Ну, у тебя и локти! Печенку насквозь проткнуть можно!
Дверь подъезда распахнулась, и на Ларису с Димой налетел человек. Он сразу шарахнулся, а Лариса, которой уже каждый столб казался Кологривом, прижалась к Диме, чтобы под его защитой послать к черту взбесившегося начальничка.
СОЙМОНОВ. Все ясно! Я с самого перекрестка за вами шел!
Не знаю, сколько раз среднестатистическому мужчине изменяет его среднестатистическая женщина. Судя по Соймонову, не так уж часто, а по нему любую таблицу проверять можно. Во всяком случае, вел он себя, как семиклассник, впервые столкнувшийся с женским коварством одноклассницы.
СОЙМОНОВ. Можешь не оправдываться! Мне все было понятно уже тогда, когда ты пришла из редакции пьяная! Я вспомнил, когда у Марианны день рождения! Осенью!
ЛАРИСА. Валера! Это же…
СОЙМОНОВ. Можешь не объяснять! Думаешь, я не вижу, что с тобой в последнее время происходит? Прекрасно вижу! И в плаще у ресторана тоже была ты!
Дима, которому надоели вопли среднестатистического жениха, решил взять власть в свои руки. Он мягко отстранил Ларису.
ДИМА. Ты! Фраер! Слушай сюда! Интересуюсь, ты что за птица? Чего? Не слышу! Напряги голосовую связку, фраер!
Видно, Соймонов знал по опыту, что именно такие щуплые деятели, как Дима, бывают особенно задиристы и драчливы. И он позорно отступил – не перед натиском даже, перед одним лишь движением Диминых плеч, ибо нахальный мужичишка с замашками уголовника явно собирался прицепиться всерьез. Пообещав на прощание Ларисе, что она о нем еще пожалеет, Соймонов выскочил из подъезда.
ЛАРИСА. Ну, Димка!…
ДИМА. Система Станиславского! А кто это был? Уж не жених ли?
ЛАРИСА. Он самый…
ДИМА. Что же ты молчала?
ЛАРИСА. Я тоже от системы Станиславского остолбенела.
ДИМА. Вот черт! Как это ты умудрилась нас до сих пор не познакомить? Нелепо.
ЛАРИСА. Что мне, вечером его к тебе в лабораторию возить? Ладно, бог с ним.
ДИМА. Ты получше найдешь. Мы с Аськой на выставку ходили – ну, думаю, куда ж я, дурак, раньше смотрел?…
И Дима взял Ларису за плечи – словно для того, чтобы повернуть к свету и лучше разглядеть.
ЛАРИСА. Димка, я же свой парень! И вообще все это – обман зрения.
ДИМА. А вот сейчас разберемся…
И Лариса почувствовала, что назревает попытка поцелуя. Соблазнение Асиного мужа не входило в ее планы, она увернулась и взбежала по лестнице.
ДИМА. Ну, по домам, значит?
ЛАРИСА. Дай мне Дениску на воскресенье. Меня в каких-то тряпочках будут снимать в зоопарке на фоне бегемотов.
ДИМА. Балуешь ты мне сына.
ЛАРИСА. Не беда, он у вас спартанец.
ДИМА. У спартанца полон шкаф игрушек, и он все наперечет помнит, попробуй выбрось. А тут еще ты с ракетовозом!
ЛАРИСА. Ты только из-за ракетовоза сейчас брюзжишь?
ДИМА. Не только. Я с ним играть начинаю, а он заявляет – с тетей Ларисой интереснее. Тетя Лариса играет в войну, как император Наполеон. Вот выходи замуж, рожай и играй.
Не первый раз Ларисе советовали выйти замуж и родить своего. Но сейчас она уже научилась говорить о прошлом спокойно, будто и не о себе. И то, что она ответила Диме, походило не на холодную истерику, нет – просто пришло ему время узнать правду.
ЛАРИСА. А я уже один раз была замужем и родила сына. Он прожил сутки. Какие-то генетические фокусы… Мне Ася объясняла, но я все равно не понимаю. У меня оказалась очень редкая группа крови, ну, и еще какие-то сложности. Мне нужен такой муж, чтобы именно с этой группой крови, иначе врачи ничего не гарантируют.
ДИМА. Ох, Лариска, прости дурака!… А этот, скандалист твой?…
ЛАРИСА. Его Ася нашла как раз по принципу биологической совместимости. Она всю картотеку в своей поликлинике перелопатила. И знакомство потом подстроила. Мы с ней сперва так решили – сбить с толку, заполучить от него ребенка и послать его поискать ветра в поле! Я ведь тогда, после всего, страшно хотела ребенка, даже с мужем развелась, чтобы… А потом она говорит – знаешь, а ведь из него неплохой муж получится, не пробросайся! Мы вдвоем с подружкой его соблазняли, а подружку я потом так аккуратно оттерла в сторонку, на трезвую голову это хорошо получается. Так что не сердись насчет Дениски. Моему сыну было бы столько же…
И, поскольку к горлу подступило, Лариса вся подобралась и завершила монолог самым жизнерадостным образом.
ЛАРИСА. Словом, придется мне теперь со своим скандалистом мириться! А все твоя система Станиславского!
ДИМА. Если вся его ценность лишь в группе крови…
ЛАРИСА. Сейчас мне и самой кажется, что только в ней.
Тем и кончился их разговор, потому что у Ларисы намечено на вечер важное дело – писать фельетон о бедствиях фотоклуба. И потолки-то у них текут, и крысы под полом пищат, и никому нет до них дела! Лариса постановила, что добьется ремонта в фотоклубе, и так оно и будет – еще не случалось, чтобы Коломбина отступала перед намеченной целью.
И это будет очередной победой из тех, что обещаны Карнавалом.
Глава девятая. С элементами фантастики
Значит, так. Место действия – парк на берегу реки. Время действия – теплая летняя ночь. Сидят на скамеечке Лариса и совершенно незнакомый ни ей, ни даже мне молодой человек Стасик.