КОЛОГРИВ. Я тоже так считаю. Ну, мы почти приехали, а теперь слушай. Мы с Валентиной разводимся. Не из-за тебя, это давно назревало. Скандал, который ты нам подарила, был последним семейным скандалом.
   ЛАРИСА. Ну, тогда с тебя причитается.
   КОЛОГРИВ. Ладно. Так вот, я все это время думал о тебе. Мы не первый день знакомы. И сейчас, после скандала, до меня дошло, какая ты изумительная женщина. Темперамент у тебя – что надо!
   ЛАРИСА. Это что, предложение?
   КОЛОГРИВ. Совершенно верно
   Возникла пауза, которую Кологрив неправильно истолковал. Он решил, что Лариса не верит ему.
   КОЛОГРИВ Честное слово, Лариска! Ведь и я еще ни за кем так ночью не гонялся!…
   ЛАРИСА. Чтобы дать по шее! Уж будем честными до конца. Приехали. Обещаю вам, Олег Дмитриевич, что ваше деловое предложение будет рассмотрено в порядке общей очереди.
   КОЛОГРИВ. То есть как?…
   ЛАРИСА. А так, что за последние два дня это – четвертое. И ожидаются еще. Спокойной ночи!
   И она нырнула в подъезд
   Темная фигура, торчащая у ее дверей, загородила дорогу.
   ФИГУРА. Прости меня! Видишь, я пришел!
   Лариса отодвинула Соймонова рукой.
   СОЙМОНОВ. Я привык думать, что мы будем вместе… и люблю тебя…
   ЛАРИСА. А паранджу принес?
   СОЙМОНОВ. Че-го?
   ЛАРИСА. Ну, чадру.
   СОЙМОНОВ. Зачем тебе чадра?
   ЛАРИСА. Чтобы по улицам ходить. Ну, пусти.
   СОЙМОНОВ. Но было же у нас все хорошо до этой чертовой выставки.
   ЛАРИСА. Ничего у нас хорошего не было… старый ты боевой конь!
   И дверь перед носом Соймонова захлопнулась. Он несколько раз позвонил, но безрезультатно, и ушел. Потом опять раздался звонок. Скорее всего, это был полуночник Стасик. Лариса подошла к дверям, но вдруг почувствовала, что и Стасик ей не нужен. Она затаилась, как мышка, и Стасик тоже ушел
   Лариса вернулась в комнату и увидела, что на ее тахте сидит, листая модный журнал, повелительница Коломбин.
   ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. Приятный фасон, тебе пойдет, только юбку сделай покороче.
   ЛАРИСА. Да, это мысль…
   ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. Ну, говори! Почему это ты вдруг затосковала? Это недопустимо для Коломбины. Слишком много размышлять вредно. Пусть размышляют те, кому иного не дано.
   ЛАРИСА. Да нет, не в этом дело.
   ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. А в чем же? Почему ты всех разогнала? Ну, жениха – понимаю. А прелестного черноглазого Арлекина?
   ЛАРИСА. Не знаю. Никого не хочу видеть.
   ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. И вместо того, чтобы наслаждаться жизнью и торжествовать победу своей женственности, ты сидишь одна дома, как никому не нужная старая уродина.
   ЛАРИСА Я хочу побыть одна и попробовать разобраться… Со мной что-то не так. Я за последние недели утратила что-то важное.
   ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН Интересно! Раньше на Карнавале только приобретали. И вот нашлась одна, которая утратила. И что же? Зажатость серенькой Крыски? Комплексы плохо одетой женщины? Способность впадать в столбняк при виде избранника? Есть что оплакивать!
   ЛАРИСА. Я перестала воспринимать этого избранника по-человечески! Я вижу неподвижную рожу с каким-то жестяным выражением, и ничего больше не могу разглядеть! Я одна среди жестяных рож, вот что!
   ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. Это удобно, глупая. Видишь маску, и сразу знаешь о ней все, что тебе нужно. Кологрив – бывший Арлекин, Стасик – сегодняшний Арлекин, Соймонов – Панталоне, Никифоров – Матамор, и так далее.
   ЛАРИСА. Действительно, удобно. И маски безразмерные, со всевозможными допусками. Только я хотела бы для разнообразия увидеть хоть одно живое лицо!
   Вместо ответа ей протянули зеркало. И Лариса увидела в нем бархатную мордочку сиамского кота.
   ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. Вот так. И предъявить носителю живого лица тебе нечего. А если хочешь покинуть Карнавал, то учти – из твоей жизни уйдет все то, что он тебе дал. Уж если уходишь – так вся целиком. А серединка на половинку – этого не допускаю. Учти, Коломбине дозволено все, а Неколомбине этих благ не полагается. А жаль, ты неплохо начинала…
   ЛАРИСА. Слишком много соблазнов у этого проклятого Карнавала. Этак я еще подумаю-подумаю и мне действительно станет удобнее и лучше с масками, чем с живыми людьми. Не могу решительно сказать – нет! Ну, не могу…
   ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. Так что же тебе наконец нужно?
   ЛАРИСА. Какой-то удар, какой то резкий рывок, чтобы меня выдернуло из Карнавала, чтобы Карнавал сразу стал для меня невозможен…
   ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. Да, я понимаю. Многие с перепугу просят сперва рывка и удара, а потом – ничего, привыкают Ладно, будет рывок, будет удар. И посмотрим, как ты запоешь… Это я тебе твердо обещаю.
   Коломбина поднялась и, помахивая веером, вышла из комнаты. Лариса кинулась за ней следом – и нигде не нашла Дверь же на лестницу оказалась закрыта. И оставалось одно – поскорее лечь спать. Потому что завтра непредвиденный рабочий день
   Вражья смена приняла ее с распростертыми объятиями. Правда, на обращение «Послушай, подруга», Лариса услышала: «Тамбовский волк тебе подруга!», а также порадовали ее репликой «Не тяни резину за хвост», из чего Лариса поняла, что вражья смена переживает очередное лингвистическое завихрение – пословицетворчество.
   И вот сидит Лариса в паре с Риммой и читает свои собственный материал о бедствиях обувного комбината, не сумевшего обеспечить манекенщиц достойной обувью местного производства для пресловутого московского показа.
   РИММА…но они продолжают выпускать эту устаревшую модель с усердием, достойным лучшего применения…
   Лариса прилежно вела карандашом по строкам оригинала, не вдумываясь в их смысл. Это в ее задачу сейчас не входило. Однако она споткнулась об употребленный ею же древний оборот. Усердие, достойное лучшего применения – деликатно, ничего не скажешь. Вроде и похвалили за огромный запас усердия, а потом – шпилька. Но, если вдуматься, самой себе подпустила эту шпильку Лариса. Чего она только не натворила за последние месяцы! Усердия – прорва! Готовности к активным действиям – навалом! А применить всю себя, без остатка, не к чему. Кологрив вычеркнут, Соймонов выгнан, Никифоров сто лет не нужен… К очередной операции «Каблук», что ли?
   Лариса крепко зазевалась, и Римма ругнула ее – она уже вторую гранку шпарит, а Лариса все еще в первый оригинал таращится. Лариса сказала, что она тревожится за Асю, и тут же пошла звонить в родильный дом.
   Вся корректура собралась по такому случаю у телефона. Пол, вес и рост младенца – сведения, ни одну женщину не оставляющие равнодушной. Лариса набрала номер и справилась о судьбе роженицы Челноковой.
   Вражья смена уж собиралась выдохнуть радостное «Ну?», но лицо Ларисы так внезапно изменилось, что Римма схватила ее за руки.
   ЛАРИСА. Это ошибка. Вы с кем-то перепутали! Проверьте, уточните, я очень вас прошу… Да?… Нет! Этого не может быть!…
   И она положила трубку.
   РИММА. Лариска, что случилось?
   ЛАРИСА. Ребенок жив. Девочка. А Аська… А Аськи…
   РЕГИНА. Валерьянки дайте!…
   В корректорскую вбегали люди, тащили нашатырный спирт и стаканы с водой, открывали окно и бесполезно толклись вокруг рыдающей Ларисы. Такое с ней творилось впервые в жизни.

Глава десятая. Решающая

   Грешно заставлять человека в таком состоянии читать гранки. Срочно вызвали на работу Людмилу, а Ларису отпустили Она как раз успела в садик за Дениской, правильно рассудив, что Дима уже все знает и, видимо, не в состоянии…
   Дома его не было Лариса покормила и уложила Дениску. Руки требовали работы, чтобы хоть как-то успокоиться. Лариса взялась за стирку Денискиных и Диминых рубашек.
   Возле двери кто-то завозился, не в состоянии ее открыть. Лариса вышла в прихожую и отворила.
   ДИМА. А, это ты… Ты все знаешь?
   ЛАРИСА. Да, знаю. Дениску я уложила Тебя покормить?
   ДИМА. Дай чего-нибудь… какого-нибудь транквилизатора…
   ЛАРИСА. Чего?
   ДИМА. Транквилизатора! Этого, как его… Не видишь, у меня руки дрожат!…
   Тут у него и голос дрогнул. Уткнувшись лицом в Асин плащ на вешалке, Дима заплакал. Заплакала и Лариса, прислонившись к его плечу. Но у нее первый приступ отчаяния уже миновал – днем. Слезы облегчили душу, но на смену своему горю свалилось горе человека, который столько лет любил Асю – хоть и бестолково, хоть и с примесью банального мужского вранья и служебных романчиков. И ей сейчас надо быть сильнее него, чтобы ему было где найти поддержку. Поэтому Лариса первая утерла заплаканное лицо.
   Следующие два дня прошли как в дурном сне. Откуда-то возникли Димины и Асины родственники. И каждая новая партия родственников хватала Диму в объятия, выражала соболезнования и как могла, утешала. Впрочем, когда родственники затеяли совет, чтобы решить судьбу этого семейства, Дима воспротивился с такой неожиданной яростью, что его с перепугу оставили в покое.
   А Лариса с Дениской обитали в окрестных парках – чтобы не видел ребенок этих скорбных и заплаканных лиц. Так Дима велел. И на похороны не допустил.
   Потом уже, несколько дней спустя, отведя Дениску утром в садик, Лариса поехала одна на кладбище с цветами – совета у Аси просить. Но из этого ничего не вышло. Пришлось пораскинуть мозгами самой.
   Маленькая Ася могла прожить год-полтора в Доме малютки, это Лариса уже выяснила. Но, как и всякая женщина, ощутила она подспудное недоверие к тем рукам, которые будут пеленать малышку – все-таки не материнские. А Дима был совершенно не приспособлен к ведению хозяйства, и оставлять на него Дениску было попросту опасно. Требовались женские руки.
   И Лариса вспомнила о рыжей незнакомке. Она ведь так рвалась в жены, и перечисляла свои хозяйственные таланты, и преклонялась перед Димиными научными деяниями! Видимо, в ближайшие дни следовало ждать ее инициативы. А пока Лариса вела все челноковское хозяйство, прибегая к себе только на ночь. И длилась эта запарка до поездки в Москву.
   Цепная реакция карнавальной удачи продолжалась – Лариса завела в Москве множество знакомств. И Никифоров принесся в гостиницу с тортом, чтобы напомнить о своем предложении. И Кологрив дозвонился, чтобы перед днем показа пожелать удачи. И показ прошел отлично. Но недолго ее это радовало. Выполнив в Москве все задуманное, она немедленно помчалась домой.
   На подступах к дому ее встретил Дениска.
   ДЕНИСКА. Те-тя-Ла-ри-са ааа!
   ЛАРИСА. Здравствуйте, Денис Дмитриевич!
   ДЕНИСКА. А что ты мне привезла?
   ЛАРИСА. Новые штаны тебе привезла.
   ДЕНИСКА. У-у…
   ЛАРИСА. А скажи-ка ты, Денис Дмитриевич, не приходила ли к вам с папой в гости рыжая тетя?
   ДЕНИСКА. Нет, к нам никакая тетя не приходила. А почему ты так долго не приезжала? Я тебя ждал, ждал!
   ЛАРИСА. Играть, что ли, не с кем было? А Эдик? А Костик?
   ДЕНИСКА. Ты больше не уезжай, ладно?
   Тут появился Дима, подхватил Ларисин чемодан и потащил его по привычке к себе домой. Лариса с Дениской пошли следом.
   У Челноковых творилось невообразимое. Лариса сбегала к себе переодеться и вернулась отдраивать подгоревшие кастрюли. Дима кинулся было помогать, но был с позором выставлен из кухни. Лариса же, скребя по сковородке металлической щеткой, все яснее понимала, что пора отыскивать рыжую незнакомку. Ибо ее обитание в челноковской квартире уж больно затянулось.
   Если бы не Дениска, давно бы она сделала Диме ручкой. Но Дениска умнел на глазах. Он осваивал грамоту и хватался за всякий печатный текст. С ним, пожалуй, становилось интереснее беседовать, чем с красавцем Кологривом. От Кологрива Лариса в последнее время ничего, кроме комплиментов, не слышала, а от Дениски каждый день узнавала много нового и неожиданного.
   И вот в один прекрасный день в челноковскую квартиру позвонили. Лариса открыла и попятилась – она увидела Элину Мансурову со здоровенным свертком в руках – где-то метр на семьдесят сантиметров, не меньше. За ее спиной стояла Ника.
   ЭЛИНА. Добрый день. Вот, подарок привезла. Мне эта штука уже не понадобится.
   Она размотала бечевку, и Лариса увидела огромный старомодный конверт для младенца из бледно-розового атласа, в кружевах и бантах.
   ЛАРИСА. Откуда вы взяли такую прелесть?…
   ЭЛИНА. Когда-то очень давно мне его подарили.
   Лариса посмотрела на ее ухоженное лицо, безупречно гладкое под слоем косметики, пытаясь понять, действительно ли ей до такой степени безразлично ее сложное прошлое, или это вышколенность Коломбины? Но лицо было неподвижно.
   НИКА. Так что владей на здоровье!
   ЭЛИНА. Если нужно будет, и деньгами помогу. У меня хватает. И к свадьбе подарок припасу.
   Лариса попыталась убедить Элину в своем товарищеском отношении к семейству Челноковых и в нерушимости своих грандиозных планов. Ника с усмешкой наблюдала.
   ЭЛИНА. Но если есть такая возможность… такой выход из положения?
   НИКА. Это уж скорее вход в положение, и дурацкое притом!
   ЭЛИНА. А всю жизнь отдать чужим прическам – не дурацкое положение?
   НИКА. У Ларисы все идет прекрасно, и не от чего ей бежать к домашнему очагу.
   ЭЛИНА. Лариса! Тебе действительно не от чего бежать?
   И под персиково-розовой маской Лариса наконец-то увидела глаза! Вопрос бил по больному месту, отвечать было нечего… Или же выкрикнуть коротко: «От Карнавала!» Но это почему-то показалось Ларисе невозможным.
   НИКА. Элина! Ты выбирала сама. Без принуждения. Пусть и она выбирает сама. А твоя роль сыграна. Ты участвовала в создании новой Коломбины. Теперь твое время истекло.
   ЭЛИНА. Да, мое время истекло! Я убегала от собственной пустоты и к ней же я вернулась. Лариса! Ты же знаешь – это маленький такой кусочек пустоты, вроде сморщенного воздушного шарика! Ты же чувствуешь его! Ты же тоже хотела от него спастись!…
   НИКА. Хватит! Довольно!
   И Элина как-то сникла, что-то объявила светским тоном насчет дефицита времени и исчезла, словно растаяла, даже не скрипнув дверью. Лариса вопросительно посмотрела на Нику.
   НИКА. Теперь ты видишь, к чему это клонится?
   ЛАРИСА. Да, все дела заброшены, к всесоюзному конкурсу не готовлюсь и так далее. Что ты предлагаешь?
   НИКА. Немедленно найти ту, рыжую.
   ЛАРИСА. Что-то боюсь я доверять ей Дениску и малышку.
   НИКА. А придется. И без лишних сантиментов. Ну, так когда мы едем на поиски?
   ЛАРИСА. Завтра.
   Дима не раз рассказывал о своем НИИ, так что она приблизительно представляла, где искать рыжую незнакомку. Не знала только одного – как ее зовут. Поэтому к концу рабочего дня Лариса с Никой просто засели в вестибюле и, благополучно спрятавшись за стенд от Димы, вышли прямо навстречу его рыжей подруге.
   Незнакомка, увидев Ларису, присела и завизжала. И упрекать ее за это нельзя – не каждый день в вестибюле солидного НИИ появляются привидения.
   Лариса и Ника подхватили ее под руки, вытащили на свежий воздух и кое-как растолковали ситуацию.
   Разговор повела Ника. Она вкратце обрисовала положение в челноковской семье и напомнила незнакомке ее визит, а также имевшую место беременность. Лариса слушала и… ревновала. Она не представляла себе, что Дениска привяжется к рыжей больше, чем к ней.
   НЕЗНАКОМКА. Нет. Мне это ни к чему.
   НИКА. Разве вы не любите его?
   НЕЗНАКОМКА. Да за что его любить? Такой же кобель, как другие.
   ЛАРИСА. Так чего же вы с ним?…
   НЕЗНАКОМКА, Плохо рассчитала. Думала, уйдет от жены, будем жить как люди, он непьющий, некурящий, с ним поговорить интересно. Бог с ними, с алиментами. Ребенка здорового рожу… А этих двоих сажать себе на шею – спасибо!
   ЛАРИСА. Что-то я не понимаю…
   НЕЗНАКОМКА. А чего тут понимать! Я, когда к вам унижаться ходила, все высмотрела, как живете, ребенок какой. Почему мне всего этого нельзя? Вы-то чистенькими росли, вижу! А если приводят к тебе пьяного мужика и говорят: «Доча, это твой папка» – такое видела? А через месяц – другой папка. Материнские бывшие подруги по редакции заглядывают иногда – стыд, они нарядные, довольные, их мужья любят! А неудачницу пожалеть – одно удовольствие!
   ЛАРИСА. Постойте! Кто ваша мать?
   НЕЗНАКОМКА. А это вас совершенно не касается. Нет матери. Она – сама по себе, я – сама по себе. И неудачницей не буду.
   НИКА. Пойдем, Лариса. Не заводись.
   НЕЗНАКОМКА. Вы так и передайте Челнокову – пусть не рассчитывает, другую пусть ищет домработницу
   ЛАРИСА. Но ведь вы ждали ребенка от него!
   НЕЗНАКОМКА. Ждала – и не жду. Чего безотцовщину плодить, сама безотцовщина! Кто меня с ребенком возьмет? Задохлик разве какой-нибудь с окладом сто двадцать.
   НИКА. Пойдем. С ней все ясно. Незачем навязывать Челнокову эту вульгарную особу. Пусть ее ищет свою удачу. Вот из-за таких-то искательниц мужчины забывают цену настоящей женщине.
   И она увела возмущенную Ларису от рыжей незнакомки.
   День получился нелепый – из-за похода в НИИ Лариса не смогла встретиться с Реутовым, а беседа с незнакомкой так ее разозлила, что всех, звонивших в этот вечер по телефону, она посылала поискать ветра в поле. Досталось и Дениске. А Дима появился только в двенадцатом часу.
   ДИМА. Ты не поверишь – я весь вечер слонялся черт знает где… Оказывался в самых неожиданных местах.
   ЛАРИСА. Поверю. Ты какой-то взъерошенный
   Он стоял в прихожей, не раздеваясь, и вид у него был такой, как если бы он собирался опять в незнакомые переулки.
   ЛАРИСА. Куртку-то сними. Покормить тебя?
   ДИМА. Покорми. Как Дениска?
   ЛАРИСА. Нормально,
   Ужинали молча. Но хотя мысли их были об одном и том же, это были совершенно разные мысли. Дима размышлял о судьбе Аси-маленькой, но она для него была существом полуфантастическим, ни разу не виданным, как бы еще не родившимся. А Лариса давно привыкла к ней, поскольку привыкала вместе с Асей-старшей, и ребенок был для нее не менее конкретен, чем Дениска.
   Конечно, Лариса прекрасно видела, что ее заботы о себе и сыне Дима принимает, как должное, и будь на ее месте другая энтузиастка, принимал бы точно так же. Вся беда в том, что другой не предвиделось. А Дениска и Ася-маленькая существовали независимо от взрослых проблем и требовали любви.
   И у Ларисы хватило ума понять Димино отношение к происходящему, к детям, к себе самой. И у нее хватило силы душевной в последнюю секунду, уже приняв решение, усмехнуться – ох уж эти современные мужчины, все за них приходится делать самой…
   ЛАРИСА. Ладно. Я, кажется, нашла выход из положения.
   ДИМА. Мне тоже так кажется. Если мы говорим об одном и том же…
   ЛАРИСА. А о чем же еще? Значит, попробуем?
   ДИМА. Это верно – попробуем. Прости, пожалуйста, я сейчас не могу говорить обо всем этом. Я знаю, что мужчина должен сказать об этом первый. Я просто сейчас не могу.
   Тут Ларису поразила неожиданная мысль. Если Дима не возражает против ее решения стать его женой, то близость с ним рано или поздно неминуема. Это стало для нее доподлинным сюрпризом.
   ЛАРИСА. И не надо. Не такие мы с тобой идиоты, чтобы непременно все говорить словами. Я пойду. Спокойной ночи.
   И она ушла к себе наверх. На этот раз она не удивилась, обнаружив в гостях повелительницу Коломбин.
   ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. Ну что, хороший был рывок? Ты просила – я устроила.
   ЛАРИСА. То есть как?
   ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. Поскольку Коломбине дозволено все, то мы иногда развлекаемся игрой с жизнью и смертью. Не все, конечно, а только избранные. Считай все последние события игрой. Тебе прокрутили ленту с ситуацией. Ты жила в фантасмагории, если угодно, а параллельно шла жизнь. Хочешь ли ты еще расколомбиниться?
   ЛАРИСА. Выходит, это все можно переиграть?
   ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. Ну конечно! Или ты отказываешься от Карнавала – и остаешься с Димой и детьми, и я к тебе больше претензий не имею, или ты останешься на Карнавале, а к Диме и детям возвращается Ася.
   ЛАРИСА. Она жива?!
   ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. Это зависит от тебя. Считай, что она ждет конца всей этой затеи в каком-то ином измерении. Ну?
   ЛАРИСА. И за гранью этого измерения – ее настоящая смерть?
   ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. Да.
   ЛАРИСА. Так пусть она вернется! Немедленно! Сейчас же!
   В эту минуту зазвонил телефон. Лариса сняла трубку.
   ДИМА. Лариска, это я! Аська только что звонила! Порядок! Ложная тревога! Их зря столько продержали в изоляторе! На следующей неделе я их забираю! Привет тебе огромный!…
   Лариса положила продолжавшую восклицать трубку.
   ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. Значит, все-таки – Карнавал?
   ЛАРИСА. Но не могла же я ценой смерти?…
   ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. Могла. Но не захотела. Побоялась, как я и рассчитала. Стало быть, порядок. Сильное потрясение и резкий рывок ты испытала. Расколомбиниваться ты не стала. Значит, Карнавал продолжается!
   Но пестрая чертовка все же чего-то недорассчитала.
   ЛАРИСА. Хватит с меня проклятых масок!
   Она молниеносно содрала с повелительницы Коломбин левой рукой – маску, а правой – треуголку. Узел темно-каштановых волос, высоко подколотых, рассыпался по плечам и пестрым ромбам, а Лариса отступила от неожиданности, узнав Нику.
   НИКА. Довольна? Хороший сюрприз? Только не кляни и не упрекай, пожалуйста, ни в чем не повинную Веронику Анатольевну.
   ЛАРИСА. Почему это вдруг Анатольевну?
   НИКА. А ее так ученики зовут. Она после консерватории работает концертмейстером и преподавателем в трех клубах сразу, чтобы прокормить мужа-инженера, двоих детей и сварливую свекровь. А волосы она остригла, не до них, сделала банальную укладку. Времени за собой последить нет – вся в морщинах. Нужна она тебе такая? Фиг! Ты, когда припекло, не к домашней женщине за помощью побежала, а к той сумасбродной и беспутной Нике, которая не станет задавать дурацкие вопросы и читать не менее дурацкую мораль, а просто возьмет и поможет. В данном случае – мужика для тебя соблазнит. Ты звала на помощь маску – стало быть, ты нуждалась именно в маске. Так-то. И ты убедилась в карнавальной солидарности.
   Ника, говоря, медленно сворачивала волосы, уложила их на затылке, и они прилипли без единой шпильки. Тогда она надела маску, и та тоже пристала без всяких шнурков. И наконец была надвинута на бровь треуголка с шариками.
   ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. Представляю, как ты будешь завидовать Нике через пять лет. Не пугайся, никакого семейного ада в ее жизни нет и не было. А будет вот что – месяца этак через два в «Асторию» забредет известный композитор. Ника понравится ему. Он поймет, что достаточно месяца работы с хорошим режиссером и ее вульгарность как рукой снимет, а эксцентричность заиграет бриллиантом. И ты будешь видеть Нику разве что на телеэкране – звезду современной эстрады. Конечно, в том случае, если покинешь Карнавал. А если нет – может быть, именно ты, истекая потом под сантиметровым слоем тона и пудры, спросишь у нее перед телекамерой:
   – Расскажите нашим телезрителям, уважаемая певица, как вы нашли себя? Как вы стали такой?
   – Я была другой, – ответит Ника, – весьма скромной и традиционной. Но где же были тогда вы все со своими аплодисментами?
   И вы обменяетесь победным взглядом Коломбин.
   ЛАРИСА. У Ники есть талант. А у меня его нет. Я не умею отдаваться творчеству.
   ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. Если все дело только в этом, то и торчание перед фотообъективом – тоже творчество. Только твое орудие производства – не голос, а лицо. Подумай – ты будешь равной среди тысячи столичных Коломбин, ну? В этом городе нет для тебя достойного Карнавала, но где-то же есть?
   ЛАРИСА. Почему ты так уверена, что я жить не смогу без Карнавала?
   ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. Так, как жила раньше, – на сто рублей в месяц плюс случайный гонорар? Знаешь, я как-то прикинула: из этой сотни пятнадцать ты платишь за квартиру, пятерка уходит на транспорт, десятка – подоходный налог, тридцатка – каждый день пообедать, столько же – продовольственные закупки, картошка и прочее, пятерка – хозяйственные нужды и косметика, пятерка – на прачечную и ремонт обуви… Что получается? Сто. А на кино, театр, книги, визиты, случайные расходы, а также на тряпки, дорогая? Сколько ты будешь копить на зимнее пальто? А на сапоги? И это – при условии, что тебе хватает постельного белья, мебели и квартира не нуждается в ремонте. А теперь скажи – когда у тебя в последние недели уходило на обед меньше двух рублей? И сколько стоит косметика, которую ты купила за последнее время? Тебя и силой не заставишь теперь краситься тушью за сорок копеек! «Луи-Филипп», и точка. Так что подумай хорошенько, прежде чем бежать с Карнавала.
   ЛАРИСА. Так вот, оказывается, сколько стоит моя бессмертная душа? Дайте мне триста в месяц – и я перескакиваю грань, за которой кончается душа и начинается Коломбина? Одного только не понимаю – почему из благого намерения получился такой кавардак… Я же не собиралась покорять вселенную!
   ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. Да потому, что в тебе с самого начала сидела Коломбина. Не ты ли надела на своих коллег маски – первая, без всякого Карнавала, а просто из соображений душевного комфорта. Напомнить? Авоська, Косметичка и Фолиант! Не ты ли первая пренебрегла их проблемами, как мелкими и незначительными? А Косметичка, между прочим, беременна от Кологрива.
   ЛАРИСА. Вот уж тут я решительно ни при чем!
   ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. Ты так считаешь? А из-за кого же они перестали разговаривать? Только Кологрив мог бы уговорить ее избавиться от этой напасти. А теперь он так и не узнает, что она твердо решила рожать. Скоро Косметичка уйдет из редакции – ей предложат место в яслях, и она согласится, чтобы устроить потом туда ребенка. Свою рыженькую дочку.