Страница:
Это было прелестное дитя, и ей сперва показалось, что там, за стеной, играет сын Абризы. Помня, что фальшивый рай – не то место, где ребенок может чувствовать себя в безопасности, Джейран почти без усилий растолкала руками камни, расширив пролом настолько, что смогла попасть в райский сад. Она подбежала к ребенку, схватила его на руки, прижала к себе – и осознала, что это не дитя Абризы, а ее собственное дитя.
– О Аллах, как же это вышло? Когда это я понесла, и когда окончились мои дни, и какому же мужу я родила этого сына? – спросила она, уже чувствуя в душе неизмеримую любовь к малышу. – Ведь никто еще не разрушил мою девственность и не насладился моей юностью!
Но ничего не ответил ей Аллах – зато разбудил обеспокоенный Джарайзи.
– Я проснулась, о любимый, – наугад протянув руку, чтобы погладить мальчика по щеке, сказала она.
– Мы боялись, что ты опять заснешь так, как по дороге из Хиры, – так же наугад встретив ее руку и потершись об нее носом, отвечал Джарайзи.
Джейран села и задумалась.
Если бы Хайсагур проложил дорогу через цепочку лучников, то он бы уж как-то дал ей об этом знать, и вывел ее с мальчиками, и они бы, нагнав Шакунту с Барзахом и Хашима, уже ехали прочь отсюда… или не ехали, а делили бедного малыша, ибо в глазах Хайсагура Джейран увидела примерно то же, что в глазах мальчиков при слове «добыча»…
– Ко мне, о любимые, – позвала она, и мальчики, тоже задремавшие на полу, подстелив пустые мешки, приподнялись и пришли на голос. – Я знаю, вы голодны. И обещанной нам помощи нет. Что же делать?
– Ты не знаешь, что делать, о звезда? – удивился Чилайб.
Джейран усмехнулась.
Как ни странно, именно уверенность мальчиков в ее способностях помогала ей до сих пор жить и находить выход из сложных положений. Очевидно, следовало не оплакивать Хайсагура, а заняться чем-то, способствующим выходу из ловушки.
– О Бакур, о Дауба, мы сейчас пойдем и попробуем найти кладовые с припасами. Если хозяева этого замка насильно задерживают у себя гостей, то пусть будут гостеприимны до конца!
Шутка была немудреная, но вызвала у мальчиков легкий смешок.
Джейран знала, что они не боятся голода и будут терпеть, сколько потребуется. Но мысль о том, что ее люди из-за ее оплошности попали в беду и терпят неудобства, была для нее нестерпима.
Помещение, где они находились, имело выход на площадку, и оттуда проникало немного света. Джейран задумалась – оно должно было иметь какое-то сообщение с внутренними покоями замка, и вряд ли это была дыра в потолке. Здесь было достаточно просторно, чтобы при необходимости держать не только корм для лошадей, но и самих лошадей, а они не лазят в потолочные дырки.
– Мы должны собрать все веревки, – сказала она, – и связать их вместе.
Когда это было сделано, Джейран собственными руками обвязала вокруг пояса Даубу.
– Ты пойдешь первым, – велела она, уже зная, что это у него хорошо получается, ибо он осторожен и, очевидно, более прочих испытан в засадах на кабанов. – Ты пойдешь вдоль стены, не отрываясь от нее, а в пяти шагах за тобой, крепко держа веревку, пойдет Бакур, и если ты впотьмах куда-либо свалишься, он спасет тебя. В пяти шагах за Бакуром пойду я, и если мне понадобится позвать вас к себе, чтобы что-то сказать, я дерну за веревку дважды, а если я почувствую опасность, я дерну один раз, но сильно, и вы сразу же опуститесь на пол. То же самое сделает любой из вас в случае опасности. Ну, да хранит нас вера, – пойдем!
И девушка сама порадовалась тому, как легко и быстро придумала сигналы.
– А мы, о звезда? – окликнул совсем расстроенный Джарайзи. – А что же делать нам?
– Ждать, – приказала Джейран, стараясь не думать о том, что будет с мальчиками, если она не вернется.
Как она и ожидала, замок был пуст по крайней мере наполовину, и она оценила сообразительность его хозяев – вместо того, чтобы расставлять стражников по пустым коридорам, разумнее было выстроить густую цепь вокруг самого замка. Она даже ощутила нечто похожее на благодарность – и одновременно поняла, что истинной плоти Хайсагура мало что угрожало тут в те часы, когда он выводил отсюда ребенка.
Но довольно быстро она оказалась в той части Пестрого замка, где уже слышались шаги и голоса, так что пришлось проявить осторожность. То и дело Дауба дергал за веревку двойным рывком, но тревога оказывалась ложной. Наконец дернула Джейран – и они собрались в углублении стены, образованном двумя опорами свода.
Если высунуть из-за опоры голову, то можно было увидеть в противоположной стене коридора дверной проем, охраняемый двумя мужами, стоящими неподвижно. У ног одного из них был маленький светильник, дающий достаточно света, чтобы можно было ходить по коридору, не спотыкаясь.
Вдруг оба, как по приказу, повернули головы – но не туда, откуда наблюдала за ними Джейран, а в противоположную сторону.
К ним, прикрывая ладонью огонек своего светильника, торопливо шел по сводчатому проходу некто рыжебородый, затем, не обращая на них внимания, свернул и откинул дверную занавеску.
Там его, очевидно, не ждали – вскрикнула женщина.
Двое муридов, охранявших этот вход, даже не шелохнулись.
– Ты придешь и выполнишь то, что тебе приказано! – услышала Джейран сердитый голос этого человека. – И в этом будет твое спасение!
Очевидно, ему ответили что-то малоприятное, ибо он вышел из помещения, побледнев от злости, хотя и обычно-то румянцем не отличался.
– Когда мне понадобится обитатель этой комнаты, я пришлю за ним человека, который попросит выдать его именем скрытого имама, о верные, – сказал он и направился туда, откуда появился.
– Именем скрытого имама… – прошептала Джейран, и Бакур кивнул – это могло пригодиться. – Снова скрытый имам… Долго ли мне сталкиваться с этим призраком?
Они перебежками поспешили следом за рыжебородым, но за очередным поворотом его встретили шестеро муридов, очевидно, получивших приказ ожидать именно здесь, потому что они пошли следом за своим повелителем, не дожидаясь распоряжений.
Пронырливый мудрец повел их одним из длинных коридоров Пестрого замка, то сужавшихся, то расширявшихся, благодаря квадратным каменным опорам свода, выраставшим из стен. Затем он свернул – и цепочка муридов вслед за ним стала исчезать в низком проходе.
Джейран указала мальчикам на последнего в этой цепочке. Дауба кивнул – и прижимаясь спиной к стене, боком приблизился к нему, а Бакур точно так же шел следом, отставая всего на одну опору. Выступы опор скрывали мальчика, пока он не оказался в двух шагах от обреченного, и молча кинулся на него, и всадил ему в горло джамбию. Тут же Бакур оказался рядом и успел зажать муриду рот. Вдвоем они отволокли его и пристроили тело между опорами.
– Разденьте его немедленно, пока его халат не перепачкан в крови! – приказала Джейран.
Мысль переодеться пришла ей в голову внезапно – и времени для размышлений Аллах ей не оставил. Она была не ниже ростом, чем верные, которые охраняли замок и служили рыжебородому вместе с его скрытым имамом. Они не говорили друг с другом – насколько Джейран могла понять, эти люди почти не знали друг друга, а может, разговоры тут были под запретом.
С убитого сорвали коричневый халат, Джейран тем временем сбросила свою фарджию и быстро сунула руки в длинные рукава. Широкий пояс она застегнула, уже сгибаясь перед проходом.
– Ждите здесь, – успела она шепнуть мальчикам и ускорила шаг – ей нужно было догнать цепочку муридов.
И она успела это сделать вовремя – рыжебородый приподнял край дверной занавески и вошел в светлое помещение, где его светильник уже не был нужен.
Муриды вошли следом, но он уверенно прошел вперед, а они остались за колоннами, обрамлявшими довольно большой зал, который, как и положено, находился в середине замка.
Джейран встала подальше от прочих и, разумеется, первым делом выглянула из-за колонны.
Появление рыжебородого было замечено не сразу.
Люди, которые неизвестно откуда появились в замке, меньше всего были похожи на защитников его стен, доблестных мужей, испытавших удары сражений, жар и холод битв. Все они были уже в годах, иные носили большие тюрбаны, иные – спускающиеся на плечи талейсаны, а и то, и другое свидетельствовало, что обладатель тюрбана или талейсана – из людей знания. Кое-кто явился сюда в парчовом халате, достойном сотрапезника вельмож, а некоторые – в простых и даже грязных длинных рубахах. Особенно же велико было разнообразие бород – попадались тут длинные и узкие, подобные венику и подобные раздвоенному хвосту ласточки, седые, крашеные, кудрявые, жидкие до прозрачности и такие, описать которые затруднительно.
Очевидно, эти люди давно не видели друг друга – она расхаживали по залу, кланяясь, обнимаясь и заводя беседы, которые ясно дали понять Джейран все ее ничтожество.
– Я знаю, что это было сказано вопреки Корану, о почтенные! Но сказать мало, нужно и доказать! Аль-Бируни доказал, что Земля движется вокруг Солнца – и что вы теперь поделаете с его доказательствами? – донеслось до нее с одной стороны.
– Кто хочет поставить себе пиявки, пусть ставит их, когда убывает месяц, в день без облаков, ветра и дождя, – донеслось с другой стороны, – и нет ничего полезнее пиявок для мозга и глаз и для просветления рассудка. Их лучше всего ставить натощак, это увеличивает разум и память. А когда человек поставил себе пиявки, пусть не ест натощак соленого, это вызывает чесотку, и пусть не ест после них кислого!
– Но самое удивительное было, когда эти люди сбили с дверей замки и вошли в подземелье. Они увидели на стенах изображения арабов на их конях и верблюдах, и были на них свисающие тюрбаны, и опоясаны они были мечами, и держали в руках длинные копья. Тогда самый мудрый из них сказал – вот кто прогонит вас, о неразумные, с ваших земель. Не прошло после этого и десяти лет – как все испанские земли были покорены воинами ислама! – эти слова прозвучали уж вовсе близко.
Пока Джейран прислушивалась, все яснее понимая, что среди этих мужей знания ей не место, рыжебородый вышел на середину зала и ударил в ладони.
– Во имя Аллаха милостивого, милосердного! – нараспев произнес он. – Привет, простор и уют вам в Пестром замке, о друзья и собратья, о любимые сотрапезники и собеседники!
– Да хранит тебя Аллах и да приветствует, о аш-Шамардаль! – нестройно отозвались ему гости.
Тут Джейран вспомнила, что уже слышала об этом рыжебородом от Хайсагура, и тот называл аш-Шамардаля не иначе, как гнусным завистником.
– Сегодня нас ожидает ночь, подобной которой нет и не было среди ночей, ибо еще до рассвета решится давний спор о предназначении и предначертании! – продолжал аш-Шамардаль. – Выйди, о Сабит ибн Хатем, и скажи тем, кто не знает, как возник спор и что было поставлено в заклад!
К великому своему удивлению, Джейран увидела старого звездозаконника, который, отстраняя руками прочих мудрецов, вышел в середину зала и встал против аш-Шамардаля.
– Ты прав, о почтенный аш-Шамардаль, воистину, сегодня истекают двадцать лет, и я готов отстаивать свою правоту, и если кто-то не знает…
– Мы все знаем и помним, о ибн Хатем! – крикнули ему. – Продолжай!
– Узнал ли ты, что за эти годы произошло с дочерью франкского эмира? – звучно спросил аш-Шамардаль.
– Да, я узнал это, – отвечал звездозаконник, – и я во второй раз составил ее гороскоп, и вот он, при мне.
Добыв из-за пазухи свернутый лист, Сабит ибн Хатем вручил его аш-Шамардалю.
– Тут же ты прочитаешь, как сложилась судьба той девушки, насколько мне это известно, – добавил он. – Но лучше всего будет, если наилучший из наших гадателей возьмет доску, рассыпет песок на ее имя и скажет, что ему удалось прочитать по песку. И мы сравним наши сведения, чтобы никто не мог упрекнуть меня в обмане.
– Ты сказал разумно, – ободрил аш-Шамардаль. – Ко мне, о ас-Сафади! Ко мне, о искуснейший в своем деле!
Вышел человек лет тридцати, худой и взирающий выше человеческих глаз, которого Джейран, попадись он ей в городе, в особенности у дверей мечети, приняла бы за одного из тех тихих безумцев, кто не отличает кислого от соленого. Он был одет хуже городских нищих, а через плечо повесил полосатый хурджин, который за ненадобностью выбросили бедуины, настолько он был грязен и распорот по швам.
Этот ас-Сафади, ни говоря не слова, подошел к Сабиту ибн Хатему, взял его за руку и подержался за нее двумя своими руками. Затем он сел у ног аш-Шамардаля и достал из своего хурджина доску с чашкой. В чашке лежали палочки и камушки. Оттуда же он добыл мешочек с песком, и рассыпал песок по доске, предварительно побормотав над ним, и стал ставить пальцем ямки в несколько рядов, и что-то выкладывал из камушков вдоль края доски.
Мудрецы, собранные в Пестром замке аш-Шамардалем, притихли, глядя на его неподвижное лицо и следя за его быстрыми руками. Кто-то, осведомленный в такого рода гаданиях, положил возле ас-Сафади дощечку с бумагой и раскрытый пенал, сняв предварительно крышку с чернильницы.
Произведя подсчет ямок и перемещений камушков, гадальщик взял калам и, не глядя, ткнул его в чернильницу. Он написал несколько строк, положил калам, собрал свое имущество, причем особенно бережно ссыпал в мешочек песок, встал и молча протянул бумагу аш-Шамардалю. Тот взял лист, врученный ему Сабитом ибн Хатемом, и поманил из окруживших гадальщика мужей старца почтенного вида.
– О ибн-ас-Садди, ради Аллаха, сделай нам милость и сравни эти две записи, – попросил он. – Пусть все видят, что я в этом деле беспристрастен!
Старец взял в каждую руку по листу и отнес их подальше от глаз, ибо его преклонным годам уже сопутствовала старческая дальнозоркость.
– Хвала тому, кто все изменяет, но сам не изменяется! Эти записи совпали, о аш-Шамардаль! Должен ли я их прочитать?
– Погоди, о ибн-ас-Садди! – удержал его Сабит ибн Хатем. – Я честно явился сюда отстаивать свою правоту, но где же презренный Барзах? Он столько сделал ради того, чтобы выиграть этот спор, и где же он теперь?
– Наш собеседник и сотрапезник Барзах уже в пути, и совсем скоро мы увидим его, о почтенное собрание, – заверил аш-Шамардаль. – Читай, о ибн-ас-Садди!
– Вот то, что написал Сабит ибн Хатем. «Во имя Аллаха милостивого, милосердного! Дочь эмира франков Берр-ан-Джерра была похищена новорожденным младенцем, и росла среди бедуинов, и стала банщицей в хаммаме…»
Джейран насторожилась.
– «…а затем превратности времен привели ее в некую долину, подобную раю, откуда она бежала и встретила старшего сына царя Хиры, который также скрывался бегством», – продолжал почтенный старец.
При упоминании о долине Аш-Шамардаль подался вперед, но более о ней в записи не было ни слова.
Джейран же осознала наконец, что все эти ученые мужи обсуждают сейчас ее собственную судьбу, и ей стало жутко.
– «… и она дала клятву стать женой сына царя Хиры, а он дал клятву ввести ее в свой харим, после чего превратности времен привели их обоих в Хиру, и она помогла ему занять престол его предков, и он подтвердил свое намерение, но свадьба была временно отложена», – завершил ибн-ас-Садди. – И вот то, что знает о судьбе девушки Сабит ибн Хатем.
– Можешь ли ты что-то добавить к своим словам? – спросил аш-Шамардаль у звездозаконника.
– Могу сказать лишь то, что до встречи с будущим царем Хиры эта девушка сохранила свою девственность, и нрав ее таков, что она будет соблюдать верность своему повелителю, – отвечал Сабит ибн Хатем. – Пусть будет прочитана запись гадальщика!
Ибн-ас-Садди вернул одну бумагу аш-Шамардалю и принялся читать вторую.
– «Девушка, о которой шел спор, претерпела множество бедствий и стала невестой Ади аль-Асвада, царя Хиры, и она должна стать его женой, но сейчас между ними много фарсангов пути», – произнес он.
– О правоверные, я победил в этом споре! – воскликнул Сабит ибн Хатем. – Свершилось невозможное – девушка, рожденная на западе, нашла себе мужа, рожденного на востоке! Звезды не солгали!
– Погоди, погоди, о торопливый звездозаконник! – прервал его аш-Шамардаль. – Она еще не стала его женой и неизвестно, станет ли! Когда я собирался призвать вас всех сюда для разрешения этого спора, то получил известия из Хиры. Девушка воистину должна была войти в харим аль-Асвада, но она поссорилась с ним и уехала из Хиры! А знаете ли вы, о собеседники, кто другая женщина, приехавшая в Хиру вместе с этой и занявшая ее место в хариме Ади аль-Асвада? Сейчас вы удивитесь до того, что высохнет слюна в ваших раскрытых ртах! Это – та, которой подменили дочь франкского эмира, та, что выросла в Афранджи и приехала сюда вместе с тем, кого всю жизнь считала отцом!
– О Аллах! Начертал калам, как судил Аллах! – раздалось со всех сторон. – Воистину, решение принадлежит Аллаху!
Джейран опустила голову. Если в ней и жила надежда помириться с аль-Асвадом, то сейчас эта надежда сгорела. Что могла она, заклейменная синими знаками обладательница светлых глаз и вздернутого носа, сделать против красавицы Абризы?..
– Знал ли ты это, о Сабит ибн Хатем? – осведомился аш-Шамардаль.
– Нет, откуда мне это знать? – отвечал звездозаконник. – Те мужи в Хире, от которых я иногда получаю послания, мало озабочены обитательницами царского харима.
– Понимаешь ли ты, что тебя нельзя считать безоговорочно выигравшим спор?
– Я выиграл его, клянусь Аллахом! – воскликнул упрямый звездозаконник. – Если царь Хиры дал слово ввести эту девушку в свой харим, какие еще нужны доказательства?
Гости аш-Шамардаля загалдели. К несчастью Сабита ибн Хатема, среди них оказалось и несколько знаменитых факихов – тем самых осанистых мужей в парчовых халатах, – и они пустились обсуждать это дело со всей страстью знатоков законов, приводя изречения и поминутно взывая к пророку.
И они сразу же обнаружили некую несообразность в условиях спора.
– Вопрос в том, станет ли девушка женой царя до исполнения двадцати лет, или этим счастьем она сможет насладиться и в восемьдесят лет! – выкрикнул тот, кому посчастливилось напасть на эту мысль.
– Разумеется, к двадцати годам она так или иначе должна была выйти замуж, – быстро отвечал аш-Шамардаль. – Предполагалось, что это непременно произойдет, и никому даже в голову в тот миг не пришло, что она может до таких лет остаться незамужней! Дочерей франков поздно отдают замуж, но двадцать лет – это и для них многовато, клянусь Аллахом! Но этого не произошло!
Джейран ощутила злорадство – человек, из-за которого она столько испытала, да в придачу пометивший ее проклятыми знаками, сейчас получал по заслугам! Она даже испытала благодарность к аш-Шамардалю за то, что он раскрыл все это дело и призвал к ответу звездозаконника.
– Хотелось бы знать, какого мнения по этому поводу почтенный Барзах! – вмешался другой факих, недовольный тем, что удачная мысль пришла в голову не ему, и желающий выделиться если не сообразительностью, так настойчивостью. – Выслушаем и другую сторону!
– А что может сказать Барзах кроме того, что девушка должна была к моменту разрешения спора уже быть замужем за царем? Иначе и спорить было бы не о чем, – резонно заметил аш-Шамардаль.
– Нет, предмет для обсуждения все же имеется, – не унимался факих. – В судах правоверных рассматриваются жалобы о нарушении брачного обещания! Следовательно, клятва царя Хиры имеет законную силу!
– В нашем случае законную силу имел бы брачный договор, подписанный свидетелями в присутствии главного кади Хиры! – возразил первый факих. И эти люди снова сцепились, оглушая друг друга изречениями, и приводя примеры, и взывая к справедливости Аллаха.
Джейран подумала, что если она сейчас выйдет, и назовет себя, и встанет на сторону противников Сабита ибн Хатема, вся эта суматоха кончится, а ее вместе с мальчиками выведут из Пестрого замка. Чем громче шумели знатоки законов, тем острее хотелось ей сделать это. Она уже вообразила, как выходит на середину зала, и обвиняет Сабита ибн Хатема в своих бедствиях, и посылает за мальчиками, и ее ноги уже ступили на тополевые бревна подъемного моста, и она уже послала своих людей искать среди камней тело Хайсагура, с которым, очевидно, стряслась беда… И Джейран вспомнила, как в крепости горных гулей переругивались эти двое, оборотень и старый звездозаконник, переругивались яростно и беззлобно, как люди пылкие и давно привязанные друг к другу… Она ухватилась за колонну. Пожалуй, с выходом торопиться не следовало… Пока Джейран пыталась принять мудрое решение, мудрецы снова вспомнили, что недостает второго участника спора.
– Разве у тебя не было джинна, чтобы послать его за Барзахом? – ехидно осведомился высокий мудрец в серой, испещренной загадочными пятнами, рубахе и коротковатых шароварах. – Мы видим одного из спорщиков, но не видим другого! А если Барзах скажет, что ему достаточно его превосходства, и откажется от плодов победы?
– Барзах не откажется от плодов победы! – возразил аш-Шамардаль. – Он слишком много сделал, чтобы достичь ее!
– А что проку Барзаху в том, что Сабит ибн Хатем и его ученики лишатся своего имущества? Что прибавится Барзаху от их нищеты? Разве накопленные ими знания перейдут в его голову? – не унимался высокий мудрец. – Пусть явится наконец Барзах!
– Барзах уже на пути сюда! – воскликнул аш-Шамардаль. – Клянусь Аллахом, между им и нами не более двух фарсангов!
Он достал из-за пазухи лист пергамента и развернул его.
– Подай мне столик, о дитя, – обратился он к тому из муридов, который во время всего этого шума находился к нему ближе прочих. Мурид молча взял стоящий у стены низкий столик, подхватил и подушку для сидения, принес все это и установил перед аш-Шамардалем.
Тот сделал движение рукой, призывая к тишине, уселся, положил перед собой пергамент и стал чертить над ним знаки, как если бы писал по воздуху буквы, бормоча при этом.
– Этот круг небосвода достался ему от самого Бахрама, – уважительно произнес один из собеседников.
– Смотрите, смотрите… Изображение появляется!
– Клянусь Аллахом, оно движется! – подтвердил другой. Что-то происходило на столике, судя по тому, как обступили аш-Шамардаля и с каким вниманием глядели через его плечи на пергамент.
– Видите, о друзья Аллаха? – спросил аш-Шамардаль. – Вот та самая башня, на вершине которой огнепоклонники оставляли своих мертвецов! Те, кто бывал здесь раньше, знают, на каком расстоянии от замка она стоит! Вот башня, а вот всадники, которые проезжают мимо нее… а вот и Барзах… посмотрите, как он торопится, как погоняет коня! Совсем скоро он будет среди нас!
Джейран зажала рот рукой. Насколько ей было известно, отряд всадников, в котором был Барзах, вовсе не стремился к Пестрому замку, а, напротив, удирал от него без оглядки! И увозил с собой ребенка, которому суждено было стать наследником престола Хиры!
Всякий раз, сталкиваясь с враньем, Джейран сперва терялась, потом в ней просыпалась тихая ярость, а потом уж следовало ждать неторопливых, но весьма целеустремленных поступков – наподобие бегства из фальшивого рая. И на сей раз она тоже впала в изумление прежде, чем что-то предпринимать.
Тем временем сторонники Сабита ибн Хатема, среди которых были не только звездозаконники, но и врачи, обучавшиеся у прославленных врачей Харрана, и маги, и факихи, перешли от обороны к наступлению, довольно верно угадав уязвимое место аш-Шамардаля.
– Пошли за ним того марида, который принес сюда нас! – требовали маги и звездозаконники на удивление дружно. – Куда ты девал его, этого марида с собачьей головой?
– Клянусь Аллахом, марид сбежал от него, как сбежал десять лет назад джинн из рода сыновей Джирджиса! – перекричал прочих человек с такой длинной бородой, что ее острый кончик достигал колен. – Он не знал, что заклинание власти для этого джинна ограничено количеством приказаний! А ведь в заклинании это было сказано ясно, и следовало бы ему понять, что еврейские буквы на самом деле означают числа!
И были перечислены еще кое-какие грехи гнусного завистника в обращении с джиннами, ифритами и маридами, плененными и заточенными еще Сулейманом ибн Даудом.
Аш-Шамардаль в конце концов замолчал под бременем этих упреков, и всякий, кто имел дело с людьми, чьи лица от ярости бледнеют и каменеют, воздержался бы испытывать в такие мгновения долготерпение Аллаха. Но собеседники и сотрапезники аш-Шамардаля в пылу словесного побоища утратили чувство меры.
Он поднял голову – и по выражению его лица, по блеску выпуклых глаз можно было бы догадаться, что он принял страшное решение. Это решение далось ему нелегко – и, хотя он все прекрасно подготовил, совершить последний шаг на этом пути все же было для него мучительно, ибо раньше его зависть находила себе отраду в мелких и тайных пакостях, а сейчас ей предстояло подвигнуть своего обладателя на открытое злодеяние.
– Да, я не повелеваю таким количеством джиннов, каким мог повелевать прежде! – вдруг выкрикнул аш-Шамардаль. – Но у меня есть кое-что получше! Я воспитал верных мне мужей, истинных муридов, и если джинн или ифрит не расстанется с жизнью из-за моей прихоти, то эти муриды рады будут заполнить собой пропасть, чтобы я мог перейти ее по их трупам! Смотрите!
Аш-Шамардаль поднял руку вверх – и все увидели окошко под самым куполом, а в окошке – стоящего на корточках человека.
– Он ждет моего знака, – сказал гнусный завистник. – А знаете ли, каков этот знак?
– О Аллах, как же это вышло? Когда это я понесла, и когда окончились мои дни, и какому же мужу я родила этого сына? – спросила она, уже чувствуя в душе неизмеримую любовь к малышу. – Ведь никто еще не разрушил мою девственность и не насладился моей юностью!
Но ничего не ответил ей Аллах – зато разбудил обеспокоенный Джарайзи.
– Я проснулась, о любимый, – наугад протянув руку, чтобы погладить мальчика по щеке, сказала она.
– Мы боялись, что ты опять заснешь так, как по дороге из Хиры, – так же наугад встретив ее руку и потершись об нее носом, отвечал Джарайзи.
Джейран села и задумалась.
Если бы Хайсагур проложил дорогу через цепочку лучников, то он бы уж как-то дал ей об этом знать, и вывел ее с мальчиками, и они бы, нагнав Шакунту с Барзахом и Хашима, уже ехали прочь отсюда… или не ехали, а делили бедного малыша, ибо в глазах Хайсагура Джейран увидела примерно то же, что в глазах мальчиков при слове «добыча»…
– Ко мне, о любимые, – позвала она, и мальчики, тоже задремавшие на полу, подстелив пустые мешки, приподнялись и пришли на голос. – Я знаю, вы голодны. И обещанной нам помощи нет. Что же делать?
– Ты не знаешь, что делать, о звезда? – удивился Чилайб.
Джейран усмехнулась.
Как ни странно, именно уверенность мальчиков в ее способностях помогала ей до сих пор жить и находить выход из сложных положений. Очевидно, следовало не оплакивать Хайсагура, а заняться чем-то, способствующим выходу из ловушки.
– О Бакур, о Дауба, мы сейчас пойдем и попробуем найти кладовые с припасами. Если хозяева этого замка насильно задерживают у себя гостей, то пусть будут гостеприимны до конца!
Шутка была немудреная, но вызвала у мальчиков легкий смешок.
Джейран знала, что они не боятся голода и будут терпеть, сколько потребуется. Но мысль о том, что ее люди из-за ее оплошности попали в беду и терпят неудобства, была для нее нестерпима.
Помещение, где они находились, имело выход на площадку, и оттуда проникало немного света. Джейран задумалась – оно должно было иметь какое-то сообщение с внутренними покоями замка, и вряд ли это была дыра в потолке. Здесь было достаточно просторно, чтобы при необходимости держать не только корм для лошадей, но и самих лошадей, а они не лазят в потолочные дырки.
– Мы должны собрать все веревки, – сказала она, – и связать их вместе.
Когда это было сделано, Джейран собственными руками обвязала вокруг пояса Даубу.
– Ты пойдешь первым, – велела она, уже зная, что это у него хорошо получается, ибо он осторожен и, очевидно, более прочих испытан в засадах на кабанов. – Ты пойдешь вдоль стены, не отрываясь от нее, а в пяти шагах за тобой, крепко держа веревку, пойдет Бакур, и если ты впотьмах куда-либо свалишься, он спасет тебя. В пяти шагах за Бакуром пойду я, и если мне понадобится позвать вас к себе, чтобы что-то сказать, я дерну за веревку дважды, а если я почувствую опасность, я дерну один раз, но сильно, и вы сразу же опуститесь на пол. То же самое сделает любой из вас в случае опасности. Ну, да хранит нас вера, – пойдем!
И девушка сама порадовалась тому, как легко и быстро придумала сигналы.
– А мы, о звезда? – окликнул совсем расстроенный Джарайзи. – А что же делать нам?
– Ждать, – приказала Джейран, стараясь не думать о том, что будет с мальчиками, если она не вернется.
Как она и ожидала, замок был пуст по крайней мере наполовину, и она оценила сообразительность его хозяев – вместо того, чтобы расставлять стражников по пустым коридорам, разумнее было выстроить густую цепь вокруг самого замка. Она даже ощутила нечто похожее на благодарность – и одновременно поняла, что истинной плоти Хайсагура мало что угрожало тут в те часы, когда он выводил отсюда ребенка.
Но довольно быстро она оказалась в той части Пестрого замка, где уже слышались шаги и голоса, так что пришлось проявить осторожность. То и дело Дауба дергал за веревку двойным рывком, но тревога оказывалась ложной. Наконец дернула Джейран – и они собрались в углублении стены, образованном двумя опорами свода.
Если высунуть из-за опоры голову, то можно было увидеть в противоположной стене коридора дверной проем, охраняемый двумя мужами, стоящими неподвижно. У ног одного из них был маленький светильник, дающий достаточно света, чтобы можно было ходить по коридору, не спотыкаясь.
Вдруг оба, как по приказу, повернули головы – но не туда, откуда наблюдала за ними Джейран, а в противоположную сторону.
К ним, прикрывая ладонью огонек своего светильника, торопливо шел по сводчатому проходу некто рыжебородый, затем, не обращая на них внимания, свернул и откинул дверную занавеску.
Там его, очевидно, не ждали – вскрикнула женщина.
Двое муридов, охранявших этот вход, даже не шелохнулись.
– Ты придешь и выполнишь то, что тебе приказано! – услышала Джейран сердитый голос этого человека. – И в этом будет твое спасение!
Очевидно, ему ответили что-то малоприятное, ибо он вышел из помещения, побледнев от злости, хотя и обычно-то румянцем не отличался.
– Когда мне понадобится обитатель этой комнаты, я пришлю за ним человека, который попросит выдать его именем скрытого имама, о верные, – сказал он и направился туда, откуда появился.
– Именем скрытого имама… – прошептала Джейран, и Бакур кивнул – это могло пригодиться. – Снова скрытый имам… Долго ли мне сталкиваться с этим призраком?
Они перебежками поспешили следом за рыжебородым, но за очередным поворотом его встретили шестеро муридов, очевидно, получивших приказ ожидать именно здесь, потому что они пошли следом за своим повелителем, не дожидаясь распоряжений.
Пронырливый мудрец повел их одним из длинных коридоров Пестрого замка, то сужавшихся, то расширявшихся, благодаря квадратным каменным опорам свода, выраставшим из стен. Затем он свернул – и цепочка муридов вслед за ним стала исчезать в низком проходе.
Джейран указала мальчикам на последнего в этой цепочке. Дауба кивнул – и прижимаясь спиной к стене, боком приблизился к нему, а Бакур точно так же шел следом, отставая всего на одну опору. Выступы опор скрывали мальчика, пока он не оказался в двух шагах от обреченного, и молча кинулся на него, и всадил ему в горло джамбию. Тут же Бакур оказался рядом и успел зажать муриду рот. Вдвоем они отволокли его и пристроили тело между опорами.
– Разденьте его немедленно, пока его халат не перепачкан в крови! – приказала Джейран.
Мысль переодеться пришла ей в голову внезапно – и времени для размышлений Аллах ей не оставил. Она была не ниже ростом, чем верные, которые охраняли замок и служили рыжебородому вместе с его скрытым имамом. Они не говорили друг с другом – насколько Джейран могла понять, эти люди почти не знали друг друга, а может, разговоры тут были под запретом.
С убитого сорвали коричневый халат, Джейран тем временем сбросила свою фарджию и быстро сунула руки в длинные рукава. Широкий пояс она застегнула, уже сгибаясь перед проходом.
– Ждите здесь, – успела она шепнуть мальчикам и ускорила шаг – ей нужно было догнать цепочку муридов.
И она успела это сделать вовремя – рыжебородый приподнял край дверной занавески и вошел в светлое помещение, где его светильник уже не был нужен.
Муриды вошли следом, но он уверенно прошел вперед, а они остались за колоннами, обрамлявшими довольно большой зал, который, как и положено, находился в середине замка.
Джейран встала подальше от прочих и, разумеется, первым делом выглянула из-за колонны.
Появление рыжебородого было замечено не сразу.
Люди, которые неизвестно откуда появились в замке, меньше всего были похожи на защитников его стен, доблестных мужей, испытавших удары сражений, жар и холод битв. Все они были уже в годах, иные носили большие тюрбаны, иные – спускающиеся на плечи талейсаны, а и то, и другое свидетельствовало, что обладатель тюрбана или талейсана – из людей знания. Кое-кто явился сюда в парчовом халате, достойном сотрапезника вельмож, а некоторые – в простых и даже грязных длинных рубахах. Особенно же велико было разнообразие бород – попадались тут длинные и узкие, подобные венику и подобные раздвоенному хвосту ласточки, седые, крашеные, кудрявые, жидкие до прозрачности и такие, описать которые затруднительно.
Очевидно, эти люди давно не видели друг друга – она расхаживали по залу, кланяясь, обнимаясь и заводя беседы, которые ясно дали понять Джейран все ее ничтожество.
– Я знаю, что это было сказано вопреки Корану, о почтенные! Но сказать мало, нужно и доказать! Аль-Бируни доказал, что Земля движется вокруг Солнца – и что вы теперь поделаете с его доказательствами? – донеслось до нее с одной стороны.
– Кто хочет поставить себе пиявки, пусть ставит их, когда убывает месяц, в день без облаков, ветра и дождя, – донеслось с другой стороны, – и нет ничего полезнее пиявок для мозга и глаз и для просветления рассудка. Их лучше всего ставить натощак, это увеличивает разум и память. А когда человек поставил себе пиявки, пусть не ест натощак соленого, это вызывает чесотку, и пусть не ест после них кислого!
– Но самое удивительное было, когда эти люди сбили с дверей замки и вошли в подземелье. Они увидели на стенах изображения арабов на их конях и верблюдах, и были на них свисающие тюрбаны, и опоясаны они были мечами, и держали в руках длинные копья. Тогда самый мудрый из них сказал – вот кто прогонит вас, о неразумные, с ваших земель. Не прошло после этого и десяти лет – как все испанские земли были покорены воинами ислама! – эти слова прозвучали уж вовсе близко.
Пока Джейран прислушивалась, все яснее понимая, что среди этих мужей знания ей не место, рыжебородый вышел на середину зала и ударил в ладони.
– Во имя Аллаха милостивого, милосердного! – нараспев произнес он. – Привет, простор и уют вам в Пестром замке, о друзья и собратья, о любимые сотрапезники и собеседники!
– Да хранит тебя Аллах и да приветствует, о аш-Шамардаль! – нестройно отозвались ему гости.
Тут Джейран вспомнила, что уже слышала об этом рыжебородом от Хайсагура, и тот называл аш-Шамардаля не иначе, как гнусным завистником.
– Сегодня нас ожидает ночь, подобной которой нет и не было среди ночей, ибо еще до рассвета решится давний спор о предназначении и предначертании! – продолжал аш-Шамардаль. – Выйди, о Сабит ибн Хатем, и скажи тем, кто не знает, как возник спор и что было поставлено в заклад!
К великому своему удивлению, Джейран увидела старого звездозаконника, который, отстраняя руками прочих мудрецов, вышел в середину зала и встал против аш-Шамардаля.
– Ты прав, о почтенный аш-Шамардаль, воистину, сегодня истекают двадцать лет, и я готов отстаивать свою правоту, и если кто-то не знает…
– Мы все знаем и помним, о ибн Хатем! – крикнули ему. – Продолжай!
– Узнал ли ты, что за эти годы произошло с дочерью франкского эмира? – звучно спросил аш-Шамардаль.
– Да, я узнал это, – отвечал звездозаконник, – и я во второй раз составил ее гороскоп, и вот он, при мне.
Добыв из-за пазухи свернутый лист, Сабит ибн Хатем вручил его аш-Шамардалю.
– Тут же ты прочитаешь, как сложилась судьба той девушки, насколько мне это известно, – добавил он. – Но лучше всего будет, если наилучший из наших гадателей возьмет доску, рассыпет песок на ее имя и скажет, что ему удалось прочитать по песку. И мы сравним наши сведения, чтобы никто не мог упрекнуть меня в обмане.
– Ты сказал разумно, – ободрил аш-Шамардаль. – Ко мне, о ас-Сафади! Ко мне, о искуснейший в своем деле!
Вышел человек лет тридцати, худой и взирающий выше человеческих глаз, которого Джейран, попадись он ей в городе, в особенности у дверей мечети, приняла бы за одного из тех тихих безумцев, кто не отличает кислого от соленого. Он был одет хуже городских нищих, а через плечо повесил полосатый хурджин, который за ненадобностью выбросили бедуины, настолько он был грязен и распорот по швам.
Этот ас-Сафади, ни говоря не слова, подошел к Сабиту ибн Хатему, взял его за руку и подержался за нее двумя своими руками. Затем он сел у ног аш-Шамардаля и достал из своего хурджина доску с чашкой. В чашке лежали палочки и камушки. Оттуда же он добыл мешочек с песком, и рассыпал песок по доске, предварительно побормотав над ним, и стал ставить пальцем ямки в несколько рядов, и что-то выкладывал из камушков вдоль края доски.
Мудрецы, собранные в Пестром замке аш-Шамардалем, притихли, глядя на его неподвижное лицо и следя за его быстрыми руками. Кто-то, осведомленный в такого рода гаданиях, положил возле ас-Сафади дощечку с бумагой и раскрытый пенал, сняв предварительно крышку с чернильницы.
Произведя подсчет ямок и перемещений камушков, гадальщик взял калам и, не глядя, ткнул его в чернильницу. Он написал несколько строк, положил калам, собрал свое имущество, причем особенно бережно ссыпал в мешочек песок, встал и молча протянул бумагу аш-Шамардалю. Тот взял лист, врученный ему Сабитом ибн Хатемом, и поманил из окруживших гадальщика мужей старца почтенного вида.
– О ибн-ас-Садди, ради Аллаха, сделай нам милость и сравни эти две записи, – попросил он. – Пусть все видят, что я в этом деле беспристрастен!
Старец взял в каждую руку по листу и отнес их подальше от глаз, ибо его преклонным годам уже сопутствовала старческая дальнозоркость.
– Хвала тому, кто все изменяет, но сам не изменяется! Эти записи совпали, о аш-Шамардаль! Должен ли я их прочитать?
– Погоди, о ибн-ас-Садди! – удержал его Сабит ибн Хатем. – Я честно явился сюда отстаивать свою правоту, но где же презренный Барзах? Он столько сделал ради того, чтобы выиграть этот спор, и где же он теперь?
– Наш собеседник и сотрапезник Барзах уже в пути, и совсем скоро мы увидим его, о почтенное собрание, – заверил аш-Шамардаль. – Читай, о ибн-ас-Садди!
– Вот то, что написал Сабит ибн Хатем. «Во имя Аллаха милостивого, милосердного! Дочь эмира франков Берр-ан-Джерра была похищена новорожденным младенцем, и росла среди бедуинов, и стала банщицей в хаммаме…»
Джейран насторожилась.
– «…а затем превратности времен привели ее в некую долину, подобную раю, откуда она бежала и встретила старшего сына царя Хиры, который также скрывался бегством», – продолжал почтенный старец.
При упоминании о долине Аш-Шамардаль подался вперед, но более о ней в записи не было ни слова.
Джейран же осознала наконец, что все эти ученые мужи обсуждают сейчас ее собственную судьбу, и ей стало жутко.
– «… и она дала клятву стать женой сына царя Хиры, а он дал клятву ввести ее в свой харим, после чего превратности времен привели их обоих в Хиру, и она помогла ему занять престол его предков, и он подтвердил свое намерение, но свадьба была временно отложена», – завершил ибн-ас-Садди. – И вот то, что знает о судьбе девушки Сабит ибн Хатем.
– Можешь ли ты что-то добавить к своим словам? – спросил аш-Шамардаль у звездозаконника.
– Могу сказать лишь то, что до встречи с будущим царем Хиры эта девушка сохранила свою девственность, и нрав ее таков, что она будет соблюдать верность своему повелителю, – отвечал Сабит ибн Хатем. – Пусть будет прочитана запись гадальщика!
Ибн-ас-Садди вернул одну бумагу аш-Шамардалю и принялся читать вторую.
– «Девушка, о которой шел спор, претерпела множество бедствий и стала невестой Ади аль-Асвада, царя Хиры, и она должна стать его женой, но сейчас между ними много фарсангов пути», – произнес он.
– О правоверные, я победил в этом споре! – воскликнул Сабит ибн Хатем. – Свершилось невозможное – девушка, рожденная на западе, нашла себе мужа, рожденного на востоке! Звезды не солгали!
– Погоди, погоди, о торопливый звездозаконник! – прервал его аш-Шамардаль. – Она еще не стала его женой и неизвестно, станет ли! Когда я собирался призвать вас всех сюда для разрешения этого спора, то получил известия из Хиры. Девушка воистину должна была войти в харим аль-Асвада, но она поссорилась с ним и уехала из Хиры! А знаете ли вы, о собеседники, кто другая женщина, приехавшая в Хиру вместе с этой и занявшая ее место в хариме Ади аль-Асвада? Сейчас вы удивитесь до того, что высохнет слюна в ваших раскрытых ртах! Это – та, которой подменили дочь франкского эмира, та, что выросла в Афранджи и приехала сюда вместе с тем, кого всю жизнь считала отцом!
– О Аллах! Начертал калам, как судил Аллах! – раздалось со всех сторон. – Воистину, решение принадлежит Аллаху!
Джейран опустила голову. Если в ней и жила надежда помириться с аль-Асвадом, то сейчас эта надежда сгорела. Что могла она, заклейменная синими знаками обладательница светлых глаз и вздернутого носа, сделать против красавицы Абризы?..
– Знал ли ты это, о Сабит ибн Хатем? – осведомился аш-Шамардаль.
– Нет, откуда мне это знать? – отвечал звездозаконник. – Те мужи в Хире, от которых я иногда получаю послания, мало озабочены обитательницами царского харима.
– Понимаешь ли ты, что тебя нельзя считать безоговорочно выигравшим спор?
– Я выиграл его, клянусь Аллахом! – воскликнул упрямый звездозаконник. – Если царь Хиры дал слово ввести эту девушку в свой харим, какие еще нужны доказательства?
Гости аш-Шамардаля загалдели. К несчастью Сабита ибн Хатема, среди них оказалось и несколько знаменитых факихов – тем самых осанистых мужей в парчовых халатах, – и они пустились обсуждать это дело со всей страстью знатоков законов, приводя изречения и поминутно взывая к пророку.
И они сразу же обнаружили некую несообразность в условиях спора.
– Вопрос в том, станет ли девушка женой царя до исполнения двадцати лет, или этим счастьем она сможет насладиться и в восемьдесят лет! – выкрикнул тот, кому посчастливилось напасть на эту мысль.
– Разумеется, к двадцати годам она так или иначе должна была выйти замуж, – быстро отвечал аш-Шамардаль. – Предполагалось, что это непременно произойдет, и никому даже в голову в тот миг не пришло, что она может до таких лет остаться незамужней! Дочерей франков поздно отдают замуж, но двадцать лет – это и для них многовато, клянусь Аллахом! Но этого не произошло!
Джейран ощутила злорадство – человек, из-за которого она столько испытала, да в придачу пометивший ее проклятыми знаками, сейчас получал по заслугам! Она даже испытала благодарность к аш-Шамардалю за то, что он раскрыл все это дело и призвал к ответу звездозаконника.
– Хотелось бы знать, какого мнения по этому поводу почтенный Барзах! – вмешался другой факих, недовольный тем, что удачная мысль пришла в голову не ему, и желающий выделиться если не сообразительностью, так настойчивостью. – Выслушаем и другую сторону!
– А что может сказать Барзах кроме того, что девушка должна была к моменту разрешения спора уже быть замужем за царем? Иначе и спорить было бы не о чем, – резонно заметил аш-Шамардаль.
– Нет, предмет для обсуждения все же имеется, – не унимался факих. – В судах правоверных рассматриваются жалобы о нарушении брачного обещания! Следовательно, клятва царя Хиры имеет законную силу!
– В нашем случае законную силу имел бы брачный договор, подписанный свидетелями в присутствии главного кади Хиры! – возразил первый факих. И эти люди снова сцепились, оглушая друг друга изречениями, и приводя примеры, и взывая к справедливости Аллаха.
Джейран подумала, что если она сейчас выйдет, и назовет себя, и встанет на сторону противников Сабита ибн Хатема, вся эта суматоха кончится, а ее вместе с мальчиками выведут из Пестрого замка. Чем громче шумели знатоки законов, тем острее хотелось ей сделать это. Она уже вообразила, как выходит на середину зала, и обвиняет Сабита ибн Хатема в своих бедствиях, и посылает за мальчиками, и ее ноги уже ступили на тополевые бревна подъемного моста, и она уже послала своих людей искать среди камней тело Хайсагура, с которым, очевидно, стряслась беда… И Джейран вспомнила, как в крепости горных гулей переругивались эти двое, оборотень и старый звездозаконник, переругивались яростно и беззлобно, как люди пылкие и давно привязанные друг к другу… Она ухватилась за колонну. Пожалуй, с выходом торопиться не следовало… Пока Джейран пыталась принять мудрое решение, мудрецы снова вспомнили, что недостает второго участника спора.
– Разве у тебя не было джинна, чтобы послать его за Барзахом? – ехидно осведомился высокий мудрец в серой, испещренной загадочными пятнами, рубахе и коротковатых шароварах. – Мы видим одного из спорщиков, но не видим другого! А если Барзах скажет, что ему достаточно его превосходства, и откажется от плодов победы?
– Барзах не откажется от плодов победы! – возразил аш-Шамардаль. – Он слишком много сделал, чтобы достичь ее!
– А что проку Барзаху в том, что Сабит ибн Хатем и его ученики лишатся своего имущества? Что прибавится Барзаху от их нищеты? Разве накопленные ими знания перейдут в его голову? – не унимался высокий мудрец. – Пусть явится наконец Барзах!
– Барзах уже на пути сюда! – воскликнул аш-Шамардаль. – Клянусь Аллахом, между им и нами не более двух фарсангов!
Он достал из-за пазухи лист пергамента и развернул его.
– Подай мне столик, о дитя, – обратился он к тому из муридов, который во время всего этого шума находился к нему ближе прочих. Мурид молча взял стоящий у стены низкий столик, подхватил и подушку для сидения, принес все это и установил перед аш-Шамардалем.
Тот сделал движение рукой, призывая к тишине, уселся, положил перед собой пергамент и стал чертить над ним знаки, как если бы писал по воздуху буквы, бормоча при этом.
– Этот круг небосвода достался ему от самого Бахрама, – уважительно произнес один из собеседников.
– Смотрите, смотрите… Изображение появляется!
– Клянусь Аллахом, оно движется! – подтвердил другой. Что-то происходило на столике, судя по тому, как обступили аш-Шамардаля и с каким вниманием глядели через его плечи на пергамент.
– Видите, о друзья Аллаха? – спросил аш-Шамардаль. – Вот та самая башня, на вершине которой огнепоклонники оставляли своих мертвецов! Те, кто бывал здесь раньше, знают, на каком расстоянии от замка она стоит! Вот башня, а вот всадники, которые проезжают мимо нее… а вот и Барзах… посмотрите, как он торопится, как погоняет коня! Совсем скоро он будет среди нас!
Джейран зажала рот рукой. Насколько ей было известно, отряд всадников, в котором был Барзах, вовсе не стремился к Пестрому замку, а, напротив, удирал от него без оглядки! И увозил с собой ребенка, которому суждено было стать наследником престола Хиры!
Всякий раз, сталкиваясь с враньем, Джейран сперва терялась, потом в ней просыпалась тихая ярость, а потом уж следовало ждать неторопливых, но весьма целеустремленных поступков – наподобие бегства из фальшивого рая. И на сей раз она тоже впала в изумление прежде, чем что-то предпринимать.
Тем временем сторонники Сабита ибн Хатема, среди которых были не только звездозаконники, но и врачи, обучавшиеся у прославленных врачей Харрана, и маги, и факихи, перешли от обороны к наступлению, довольно верно угадав уязвимое место аш-Шамардаля.
– Пошли за ним того марида, который принес сюда нас! – требовали маги и звездозаконники на удивление дружно. – Куда ты девал его, этого марида с собачьей головой?
– Клянусь Аллахом, марид сбежал от него, как сбежал десять лет назад джинн из рода сыновей Джирджиса! – перекричал прочих человек с такой длинной бородой, что ее острый кончик достигал колен. – Он не знал, что заклинание власти для этого джинна ограничено количеством приказаний! А ведь в заклинании это было сказано ясно, и следовало бы ему понять, что еврейские буквы на самом деле означают числа!
И были перечислены еще кое-какие грехи гнусного завистника в обращении с джиннами, ифритами и маридами, плененными и заточенными еще Сулейманом ибн Даудом.
Аш-Шамардаль в конце концов замолчал под бременем этих упреков, и всякий, кто имел дело с людьми, чьи лица от ярости бледнеют и каменеют, воздержался бы испытывать в такие мгновения долготерпение Аллаха. Но собеседники и сотрапезники аш-Шамардаля в пылу словесного побоища утратили чувство меры.
Он поднял голову – и по выражению его лица, по блеску выпуклых глаз можно было бы догадаться, что он принял страшное решение. Это решение далось ему нелегко – и, хотя он все прекрасно подготовил, совершить последний шаг на этом пути все же было для него мучительно, ибо раньше его зависть находила себе отраду в мелких и тайных пакостях, а сейчас ей предстояло подвигнуть своего обладателя на открытое злодеяние.
– Да, я не повелеваю таким количеством джиннов, каким мог повелевать прежде! – вдруг выкрикнул аш-Шамардаль. – Но у меня есть кое-что получше! Я воспитал верных мне мужей, истинных муридов, и если джинн или ифрит не расстанется с жизнью из-за моей прихоти, то эти муриды рады будут заполнить собой пропасть, чтобы я мог перейти ее по их трупам! Смотрите!
Аш-Шамардаль поднял руку вверх – и все увидели окошко под самым куполом, а в окошке – стоящего на корточках человека.
– Он ждет моего знака, – сказал гнусный завистник. – А знаете ли, каков этот знак?