Первая моя мысль была – фальшивый племянник Сашка! И тут же я сказала себе – стоп, Люстра, Сашка не дурак. Он потому и приклеился к Наталье, что она постоянно его подкармливала. Избавляться от ходячего кошелька – нелепо. Насколько я знаю – а дворничихи, кстати, знают о жильцах ВСЕ, – между ними были приятельски-сексуальные отношения, они никогда не скандалили, и Сашка не был Наталье нужен каждый день, и Наталья Сашке, очевидно, тоже. Этакий мирный и вялотекущий роман… Опять же, Наталья брала с собой Сашку на всякие вернисажи и прочие тусовки, которые иногда посещает даже Яша Квасильева, надевая при этом свои самые скромные бриллианты.
Затем, Юлька…
Но Юлька сейчас недоступна.
Царица Клеопатра?
Вот кто должен знать по меньшей мере часть Натальиных родственников.
Оставлять бомжей в подвале одних было опасно. Вернешься – и найдешь голые стены. Но на сей предмет у меня было одно средство.
Не так давно Лягусик повадилась читать любовные романы по ночам. Я не люблю спать при свете, а спим мы в одном отсеке. Поэтому я, чтобы не ссориться с Лягусиком, купила снотворного и стала потихоньку добавлять ей в чай. И купила я его с запасом.
Бомжи, вылизав свои консервные банки, получили по кружке горячего чая с добавкой. Кружки – моя гордость. Некоторые заграничные компании выпускают горчицу в стеклянной таре с ручкой. Горчица эта дорогая, тот, кто ее покупает, в деньгах не нуждается, и поэтому выкидывает кружку на помойку. Я набрала их двенадцать штук, отчистила, отмыла до блеска и теперь могу угощать чаем хоть саму Яшу Квасильеву.
Пока их не сморил сон, я устраивала лежбища – каждому отдельно, а главное – подальше от моей постели. Когда же они заснули, я разложила их поаккуратнее, взяла ключ от Натальиной квартиры, пару полосок с милицейской печатью и пошла наверх.
Оказавшись в Натальиной квартире, я первым делом позвонила египетской царице. И произнесла вранье, которое готовила по меньшей мере пятнадцать минут, очень стараясь, чтобы получилось в духе Яши Квасильевой.
– Ваше величество, добрый вечер! – обратилась я к ней, хотя за окном уже была ночь. – Тут такое дело – вас приглашает к себе негус абиссинский вместе с принцессой Натальей и прочими родственниками. Нужен список родственников.
– Живых или покойных? – уточнила старуха.
– Живых, разумеется.
– Ну и дурак же этот негус! – вспылила она. – Без мумий, сердцу моему любезных, я в путь не тронусь! Вереница саркофагов должна в пути меня сопровождать!
– Ну, ладно, ладно, – забормотала я, – конечно же, он имел в виду и покойников!
– Тогда записывайте. Прадедушка Аменхотем и шесть прабабушек. Дедушка Тетанхамон, восемь прабабушек и одиннадцать саркофагов со священными крокодилами. Еще прапрадедушка Эхнатон с семейством…
Она перечислила мне, кажется, всю историю Древнего Египта в мумиях и саркофагах.
– Очень хорошо. А живые родственники?
– Мой окаянный братец Птолемей со всем его запутанным семейством! И тетка Фтататита с дочерьми, и дядя Клавдий с римскою родней – всего шестнадцать!
Она еще кого-то называла – и с той же степенью достоверности. Я поблагодарила и положила трубку. Как я и предполагала, проку от Клеопатры не было никакого.
Так, кто же еще может знать Натальиных приятелей?
Размышляя, куда бы обратиться с этим вопросом, я одновременно думала еще на одну тему: сколько места занимают полмиллиона долларов? Вдруг Корявый ошибся и они все еще где-то тут спрятаны? Допустим, деньги в банкнотах по сто баксов. Такая банкнота существует, честное слово, я сама ее два раза видела. Если в пачке сто банкнот – а именно столько обычно бывает в пачках, – то, значит, пятьсот пачек. Это, это…
Хорошо, что у Натальи полно бумаги и карандашей. Я взяла большой лист и стала рисовать стереометрическую фигуру, в котором поместилось бы полмиллиона зеленых. В основание положила десять пачек – две на пять, почти квадрат со стороной сантиметров этак тридцать – и стала наращивать вверх. Если пачка – примерно сантиметр, то в высоту, стало быть, полметра. Здоровая дура, однако! Тот самый чемодан денег, о котором все мы регулярно мечтаем…
Я вспомнила быка, которого утащила на ночь глядя к Юльке, чтобы умаслить египетскую царицу. Бык огромен, не спорю, и какие-то дырки там в постаменте были. То есть, внутри – пустота. Но даже если изваять это чучело из спрессованных баксов… Нет, точно останутся лишние.
Или загадочный приятель дал Наталье на сохранение полмиллиона в тысячебаксовых банкнотах? Теоретически, если есть тысячерублевые, почему бы не быть тысячебаксовым?
Тогда куча будет в десять раз меньше, всего пятьдесят пачек… или нет?..
Поскольку мне никогда не приходилось иметь дело с такими суммами, я запуталась в нулях и махнула на арифметику рукой. А что? Сама Яша Квасильева как-то рассчитывала размер такой вот кучи денег и ошиблась на два нуля! Это обнаружила самая дотошная в нашем клубе Анжелика Петраускайте и подняла шум. Разгорелись страсти, часть клуба решила писать Яше письмо с вопросом: нечаянно ли она забыла про эти два нуля, или просто использовала такой художественный прием? Вторая часть клуба была резко против письма – какое право мы имеем отнимать драгоценное время у знаменитой писательницы своими дурацкими вопросами? Всех помирил сын Земфиры Крюконян. Он отыскал в Интернете сайт Яши Квасильевой, где можно было задать вопрос необременительно для Яши, потому что на большинство отвечают ее секретари. И якобы там уже под сорок тысяч разнообразных вопросов. Клуб не поверил – тогда дитя повело самых недоверчивых в Интернет-кафе, залезло на этот сайт, и мы просто обалдели. Там хватило бы материала на тысячу докладов! Поэтому мы решили на сайт больше не лазить, чтобы не было соблазна воровать оттуда информацию, а до всего докапываться своими мозгами.
Что касается нулей – мы дали вундеркинду записочку, чтобы он присоединил к этой энциклопедии и наш вопросик. И уже второй год ждем ответа.
Вряд ли я вынесла из квартиры эти проклятые баксы. Во-первых, чтобы так уверенно это утверждать, нужно было видеть меня с ними. На лестнице мне даже никто из жильцов ни разу не попался. На улице я могла быть замечена с быком за плечами и с картиной в пакете. Если Корявый решил, будто в пакете баксы, так это, наверно, были десятитысячные банкноты. Были же у нас раньше десятитысячные рублевые бумажки?
Конечно же, я и про кресло подумала, которое Наталья дала мне на сохранение. Но вот как раз с креслом-то меня никто наверняка не видел! И, если деньги в кресле, почему мне дают на возврат целых десять дней? Достаточно сказать: падла, выставь кресло на улицу!
И ведь менты произвели обыск…
Менты, конечно, всякие бывают. Вот полковник Запердолин – умница. А те, что разгромили Натальину квартиру – так вряд ли. Но и они обратили бы внимание на кучу долларовых пачек.
Значит, кто-то в промежутке между убийством и явлением ментов успел тут побывать и вынести денежки?
Или же не я одна такая умная и умею сводить печати с бумажных ленточек.
Так или иначе, не только тот, кто дал Наталье деньги, был с ней знаком, но и тот, кто их спер.
Моя мысль опять пустилась по кругу и вертелась бы довольно долго, если бы глаза не заметили на полу раскрытую сумку. Я ее знала – это была старая Натальина сумка, на днях она купила себе новую. Эту же собиралась выставить на мусорку – а уж тогда бы я ее пригребла для Лягусика. В святой уверенности, что имею на сумку полное право, я ее взяла и полезла вовнутрь – мало ли какие забавные мелочи там остались? Как-то я вот так подобрала еще совсем хорошие джинсы, а в кармане была телефонная карточка. Я ее отдала Лягусику, и подружка-сестричка смогла обзвонить всех одноклассниц. Правда, кончилось это слезами. Все они оказались замужем, погрязли в детях, мужьях, квартирах и телесериалах, ни одна не читала даже книжек про огнеопасную страсть, не говоря уж о гениальных творениях Яши Квасильевой. Как же они в метро-то ездят – удивилась я. Спят сидя, не иначе.
В сумке обнаружилась записная книжка с телефонами. Я чуть не завизжала от восторга. Вот они, знакомые! Среди них наверняка и тот, что дал на сохранение деньги, и тот, кто их спер!
Продумав легенду, дрожащими руками я набрала первый номер. К трубке долго никто не подходил, и я уже забеспокоилась. Наконец мне ответили «Але?»
– Здравствуйте, дирекция аукциона «Сотбис» беспокоит. У нас выставляется картина Леонардо да Винчи, отреставрированная Натальей Петровско – Разумовской. Она выступает в качестве посредника, и ей за это причитается полмиллиона долларов. Но у нее сменился телефон. Вы не подскажете, как ее найти?
Это была ловушка как раз в духе Яши Квасильевой! Полмиллиона долларов – слова, на которые должен хоть как-то отреагировать и тот, кто дал их Наталье, и тот, кто их спер!
– Вы хоть знаете, который час? – спросил заспанный голос.
– У нас в Лондоне… – залепетала я. – По нашему времени, сэр…
В трубке раздались гудки. Этит человек явно не имел отношения к долларам.
Тавким образом я прошлась по сорока пяти номерам и к трем часам ночи имела следующие результаты: двадцать раз трубку никто не взял, двадцать раз меня обматерили с разной степенью интенсивности, а пять раз я напоролась на автоответчик.
Я задумалась – может ли что-то означать цифра «45». То, что баба ягодка опять? Символична ли она? Или еще рискнуть?
Я набрала сорок шестой номер и автообветчик произнес:
– Вы звоните в салон эксклюзивного антиквариата «Мебелюкс». К сожалению, сейчас все консультанты заняты, но вы можете приехать в любое удобное для вас время по адресу Старый Арбат…
Дадее в трубке пискнуло и хрюкнуло, после чего запись закрутилась по новой. Я посмотрела на настенные часы – время было самое подходящее, чтобы разъезжать по эксклюзивным салонам… Стоп! «Мебелюкс»! Ведь именно туда собиралась сдавать страшное кресло Наталья!
Тут у меня в голове заварилась каша.
Я знала, что этот самый эксклюзивный антиквариат стоит бешеных денег. Недавно Наталья реставрировала матросский сундучок, о котором было точно известно, что он привезен из Голландии в Россию в начале восемнадцатого века. Его дальнейшую судьбу восстановил один искусствовед и, наверно, немало за это получил. Он доказал, что сундучком вполне мог пользоваться Петр Великий. А где «мог», там и «пользовался». Тут же вокруг старой рухляди началась драчка. В конце концов, его прикупил какой-то новый русский и поставил у себя в предбаннике.
– По приколу, блин! – так он объяснил эту причуду. – Его царь на столе держал, а я на него голой жопой сяду!
Наталья раз четыреста пересказывала мне эту историю, особенно наслаждаясь репликой нового русского.
Так вот – если где поблизости от Натальи и вертелись большие деньги, полмиллиона баксов или вроде того, так это был салон «Мебелюкс». Там я наверняка могла взять оба следа – и похитителя баксов, и похитителя Лягусика!
А заодно…
Я понимаю, что это нехорошо. Яша Квасильева никогда бы так не поступила. Но ведь Яша Квасильева и не жила в подвале с Лягусиком! И не одевалась на мусорке! И не мыла окна в чужих квартирах!
В общем, я решила сдать туда кресло – если получится, конечно. Оно настолько страшное, что за него вполне можно огрести несколько тысяч этих самых баксов. Хорошую квартиру на них не купишь, но хоть бы комнатенку в коммуналке площадью восемь метров, нам с Лягусиком для начала хватит. А потом я еще как-нибудь заработаю, и мы обменяем эту комнатенку на другую, а потом на третью…
Честное слово, надоело жить в подвале без документов!
Когда я залепила дверь Натальиной квартиры бумажной полоской и спустилась к себе в остохреневший подвал, бомжи уже задыхались и хрипели.
Конечно, если мне удастся спасти Лягусика, она мне никогда не простит, что я выбросила восковник. Но если я его не выброшу, то сама с ним этой же ночью сдохну. И спасать Лягусика будет просто некому.
Опять же, три покойника – это для меня многовато. Их даже просто выволакивать на мусорку – и то умаешьтся. А если меня кто-нибудь застукает с мертвым бомжом?
Чертыхаясь и матерясь в стиле папашкиной подруги Фроськи, потому что стиль Яши Квасильевой тут был неуместен, я полезла снимать развешанную по потолку лиану и прокувыркалась с ней больше часа. Потом я сгребла ее в кучу и в охапке поволокла из подвала.
Местом ее последнего упокоения стал мусорный контейнер, куда я затолкала вонючую сволочь на самое дно.
Спать оставалось уже совсем немного.
Утром меня разбудила бомжиха. На неизвестном языке она жалобно меня о чем-то умоляла. Я продрала глаза и ахнула. Эта мерзавка красила губы огрызком помады, и вот у нее последняя крошка кончилась. И она просила у меня косметику!
Я чуть было ее не зашибла, но вовремя вспомнила жалостливого Лягусика. Вот Лягусик сейчас все запасы бы вывернула! Поэтому бомжиха отделалась лишь общеизвестным посылом в конкретном направлении.
Тем временем зашевелились и оба бомжа.
Раз уж я приютила этих страдальцев, то мне и следовало их кормить. По крайней мере, Яша Квасильева всегда так делает. Когда к ней в особняк, как кирпич с крыши, свалился знаменитый Моисей Борисов со свитой, а свиту составлял кордебалет в количестве сорока семи смазливых мальчиков, Яша кормила эту ораву все три месяца – пока Моисей Борисов не сжалился над ней и не повез кордебалет на гастроли в Новую Гвиану. Одновременно она, кстати, расследовала убийство одиннадцати банкиров подряд. И именно тогда ее хватили по затылку прикладом от исторического мушкета.
У меня еще оставалось немного овсянки. Вообразив, будто передо мной сорок семь смазливых мальчиков, я кое-как справилась с отвращением и наплюхала кашу в консервные банки троих чумазых бомжей. А потом, прибравшись во дворе и вымыв один подъезд, пошла к Агнессе Софокловне.
Я хотела взять у старушки что-то этакое, ридикюль дореволюционный, что ли, чтобы в салоне эксклюзивного антиквариата выглядеть почти как своя. У нее еще был совершенно трогательный зонтик с ручкой из слоновой кости в виде изогнувшейся голой бабы. Агнесса Софокловна очень этим зонтиком дорожила – по семейному преданию, он был в качестве трофея привезен из Парижа в 1815 году русскими казаками.
– Стало быть, вы, детка, хотите выглядеть как настоящая дама? – уточнила Агнесса Софокловна, услышав мою просьбу. – Тогда вам придется начать с обуви. Я могу ссудить тапочки, которые привез прапрадедушка из Хивинского похода. В них, говорят, сам эмир навещал свой гарем.
Я сперва лишилась дара речи – какой, блин, гарем?!? Но когда старушка достала с антресолей исторические тапочки, я ахнула. Они были, понятное дело, без задника и с острейшими загнутыми носами. Такой нос – последний писк обувной моды, а тапочки впридачу были поверх золотой парчи густо расшиты бирюзой.
– Смотрите не потеряйте, они запросто слетают с ноги, особенно в метро, – тут престарелая дама вздохнула, а в мою душу вкралось подозрение – уж не пыталась ли она сама ездить в этой обувке в метро?
Вкралось подозрение – это я хорошо подумала. Так бы и сама Яша Квасильева подумала, увидев эти тапочки и услышав старушку.
– А я и не надену их в метро, – пообещала я. – Возьму с собой в пакете, а переобуюсь уже перед входом в салон.
– Очень разумно, – одобрила Агнесса Софокловна. – А теперь, деточка, не могли бы вы принести мне провизии из лавки? Вот списочек, вот деньги, а сдачу, пожалуйста, оставьте себе.
Я обрадовалась – во-первых, сделаю доброе дело, во-вторых, заодно прикуплю еще овсянки.
Нежная Лягусик совершенно не умела стряпать. Дадже если бы Лягусик хоть раз в жизни осуществила благое намерение и приютила бомжа, все равно ничем, кроме сухого хлеба и овсянки на воде, она бы его не кормила. А почему я должна быть гуманнее Лягусика?
– Мне бы еще зонтичек, – смущенно сказала я.
– Разумеется, и зонтичек! Будете, как настоящая дама. Кстати, знаете ли вы, детка, что женщины делятся на три категории?
Я знала, но старушке доставляло такое удовольствие рассказывать этот анекдот, что я помотала головой.
– Ну вот, детка, женщины делятся на три категории – на дам, не-дам, и… – тут она сделала выразительную паузу и даже подняла пальчик. – И дам-но-не-вам!
И вдруг на старушкиных глазах показались слезы.
– Агнесса Софокловна, что с вами? – переполошилась я.
– Ах, детка… только сейчас мне пришла в голову страшная мысль – а не слишком ли часто я была женщиной третьей категории?
– Агнесса Софокловна! – воскликнула я в возмущении. – Да это же моя мечта – стать женщиной третьей категории!
– А вы, детка, простите, которой?
– Увы – второй…
Но у меня не было времени оплакивать свою несостоявшуюся судьбу. Я взяла деньги, список, сумку – и понеслась в магазин.
Когда я тащила обратно полуторанедельный запас провизии, откуда-то сильно издалека донессы перекрывающий все посторонние шумы голос:
– Люстра, стой!
Ко мне через дорогу пробивалась среди автомобилей Земфира Крюконян, одна из самых надежных активисток нашего фан-клуба поклонниц Яши Квасильевой. Макшины гудели, шоферня материлась благим матом, но Земфира, распихивая капоты мощными боками, продвигалась вперед, как танк.
– Люстра, сенсация! Дожили! Я уж думала, никогда этого не узнаем!
Тут ее наконец зажало между двумя легковушками.
– А что, а что?! – я схватила ее за руку: уперлась и выдернула на тротуар.
– Ты не поверишь! Вот теперь генеалогическое древо уже почти полное!
– А по какой линии?
– Наконец-то стало известно, кем была бабушка Яши Квасильевой!
– Ну?!?
– Она была карточным шулером!
Я так и открыла рот. А Земфира сунула руку в сумку и помахала перед моим носом новехоньким очередным романом, причем так быстро, что я не могла сложить буквы в слова. Даже когда обложка замерла, я все равно не могла одолеть два длинных слова – буквы так и плясали.
– «Кандибобер в террариуме»! – провозгласила Земфира – Прикинь – Яше грозит пожизненное заключение!.. А дальше я еще не дочитала! Голую Яшу нашли в горящей постели в обществе двух мужских трупов!
– Не может быть!
– Так я ж говорю! А она берет себя в руки и вместо того, чтобы преследовать своего двойника, восемь страниц рассказывает про бабушку! Представляешь, какая сила воли? И знаешь, прямо за душу берет! Я в метро ехала – обревелась. Особенно когда бабушка проигрывает на бегах дедушкин фамильный портсигар с бриллиантами! И когда с окна снимают штору, чтобы завернуть бабушку, проигравшую вечернее платье! Счастливая ты, Люстра! – неожиданно заключила она.
– Это почему? – насторожилась я.
У нас в клубе, как положено, плетутся интриги. Особенно много шуму подняли, когда Яша в одном романе пообещала выйти замуж за полковника Запердолина. Прикиньте – нашлись дуры, которые измененными голосами звонили Запердолину, причем шесть дур умоляли его жениться на Яше, а семь – ни за что не делать этого и не похищать у литературы нашу гениальную писательницу. На этом основании все переругались, и отколовшаяся часть клуба направила Яше решительное письмо. Там был видвинут ультиматум: если Яша выходит замуж, то мы перестаем покупать ее книжки. В самом деле, пока она не замужем, читать ее безумно приятно, так и кажется, что про себя читаешь. Яша сообразила, что за письмом, подписанным традцатью семью незамужними женщинами и девицами, стоит многомиллионная армия покупательниц, и выходить замуж отказалась наотрез. Вот я и подумала, что завязалась очередная интрига, ведется вербовка сторонников и проводится пересмотр ценностей – скажем, год назад набойка от каблука якобы принадлежавшей Яше босоножки была признана недействительной.
– Ну, во-первых, у тебя есть та фотография, где Яша с канделябром. А во-вторых, у тебя же есть Лягусик!
– Но при чем тут Яша?
– Ты что, в своем уме?! Прикинь – Яша, пока не стала писательницей, тоже жила вместе с подругой и вела с ней общее хозяйство!
– Погоди, не трещи! – я задумалась и вспомнила. – Ну что ты, Земфира, все путаешь? Светик была ей не просто подругой, а дочкой ее младшей свекрови Нинели Аристарховны. У тебя склероз преждевременный, да?
– У самой у тебя склероз! – и Земфира, закатив огромные восточные глаза, зачастила так, что сразу стало ясно: она цитирует наизусть кусок одного из лучших романов Яши Квасильевой.
– «Незамужняя Светик вела большую переписку по объявлениям. Отчаявшись найти себе белого жениха, она вышла замуж за пожилого негра и уехала с ним то ли в Камерун, то ли в Зимбабве. А там как раз произошел завершающий этап государственного переворота, перебили всех племенных вождей, и оказалось, что из всех претендентов на трон уцелел только Мвалабобе, благополучно пересидевший все тридцать четыре года гражданской войны в институте Дружбы народов имени Патриса Лумумбы». Вот!
Эта же история более подробно излагалась в «Крокодилы тоже плачут», а родословную Мвалабобе можно найти в «Контрольной улыбке» и в «Противогаз для Золушки». Но мне было не до научных споров. Я задумалась – ведь еще не так давно в Лумумбе можно было найти приличного негра средних лет, вполне владеющего русским языком, и даже если он не вождь племени, то всяко не нищий. Сходить, что ли, в разведку?
Я вежливо избавилась от Земфиры, отнесла продукты Агнессе Софокловне и побежала переодеваться. Она мне что-то еще кричала вслед, размахивая зонтиком и ридикюлем, но мне уже было не до старушки.
Люди теперь живут неплохо и выносят на мусорку очень даже приличные вещи. Вот, скажем, юбочка от Готье. Там сбоку пятнышко было, то ли чайник поставили, то ли кастрюлю. Ну так я отчистила пятнышко абразивной пастой, а получившуюся дырку художественно заштопала шпагатом из хозяйственного магазина – уборщица Любка отмотала мне от рулона, а я ей за это дала на ночь «Труп-невидимку». Получилось очень даже современно – теперь же за эксклюзивные лохмотья бешеные деньги платят.
Свекор одной из наших жиличек преподавал как-то в Лумумбе, и я побежала узнавать, как туда добраться, чтобы поменьше пересадок. И тут мне неслыханно повезло – от волнения прихватило живот. Хозяйка, свекрова невестка Рената, распахнула передо мной дверь туалета, я торопливо вошла, устроилась как полагается и… не поверила своим глазам!
За настенную штуковину для рулона туалетной бумаги был засунут «Кандибобер в террариуме»! Кто-то читал его здесь и забыл!
Если эти люди забывают где попало труды несравненной Яши Квасильевой, подумала я, а не хранят их как зеницу ока на отдельной полочке, под стеклом, то будет только справедливо, если я приватизирую сокровище. Тем более, что несколько первых страниц зачем-то уже выдрали…
Сунув книжку дрожащими руками под юбку и приведя себя в порядок, я покинула туалет, решив на будущее почаще сюда заглядывать. Теперь оставалось только добежать до метро.
Я так хотела поскорее углубиться в новый шедевр, что перепутала линии и перроны.
Два часа спустя я подсознательно удивилась – что-то слишком долго еду. В книге как раз была пауза – преступники напустили мусоровоз на джип Альфонса Альфонсовича, Яша, вся в слезах, стучала по перевернутой машине в надежде услышать голос любимого свекра, и тут по какой-то странной аналогии стала вспоминать про бабушку-картежницу, и вспоминала уже страниц этак пять. Но про бабушку мне уже толковала Земфира, я оторвалась от романа и спросила у пассажиров, где нахожусь.
Оказалось, я еду себе по кольцевой и еду, наслаждаясь Яшей Квасильевой, а институт имени Патриса Лумумбы…
Стоп! На кой хрен мне понадобился институт имени Патриса Лумумбы?!?
Не поступать же туда я собралась!
Что-то я там хотела отыскать, но что? Свекра Ренаты? Нет! Вспомнила! Негра! Почтенного, солидного, седеющего негра, хорошо говорящего по-русски.
Но как я докатилась до негра?
Гоня волну воспоминаний в обратном направлении, я добралась до восточной женщины Земфиры и прямо-таки увидела, как она перебегает улицу под вой сирен и мат шоферни. А было это…
Тут я, к большому удивлению пассажиров, сама себе зааплодировала. Вот это и называется – по-настоящему отвлеклась! Яше Квасильевой такое и не снилось. Она в лучшем случае страниц на пятнадцать отвлечется, а я – на четыре часа! Мне Лягусика спасать, а я на целых четыре часа отвлеклась! Да это же рекорд!
Теперь оставалось доехать до Киевской, пересесть, проехать до Смоленской и выйти на Старый Арбат. Поскольку я была всего лишь на Павелецкой, то опять углубилась в «Кандибобер в террариуме» и навертела еще два круга по кольцевой.
Но при выходе со Смоленской меня ждал сюрприз. Я осмотрела себя со всех сторон, чтобы убедиться – внешний вид не подкачал. И обнаружила отсутствие зонтика и ридикюля. А также гаремных тапочек хивинского эмира.
Пришлось возвращаться.
Только после обеда, экипированная как коллекционер эксклюзивного антиквариата, оставив дома недочитанный роман, я смогла наконец доехать до «Мебелюкса».
На Старом Арбате полно всяких сувенирных салонов, и создается впечатление, что ничего, кроме матрешек для иностранцев, тут не увидишь. Однако между двумя такими заведениями имеется не слишком приметная дверь «Мебелюкса», кому надо – тот ее прекрасно находит.
Конечно, можно было сказать правду – так, мол, и так, госпожа Петровско-Разумовская поручила мне сдать сюда кресло, которое она именно для вас и готовила. Но Яша Квасильева никогда так не поступает! Она вечно что-нибудь этакое придумает.
Затем, Юлька…
Но Юлька сейчас недоступна.
Царица Клеопатра?
Вот кто должен знать по меньшей мере часть Натальиных родственников.
Оставлять бомжей в подвале одних было опасно. Вернешься – и найдешь голые стены. Но на сей предмет у меня было одно средство.
Не так давно Лягусик повадилась читать любовные романы по ночам. Я не люблю спать при свете, а спим мы в одном отсеке. Поэтому я, чтобы не ссориться с Лягусиком, купила снотворного и стала потихоньку добавлять ей в чай. И купила я его с запасом.
Бомжи, вылизав свои консервные банки, получили по кружке горячего чая с добавкой. Кружки – моя гордость. Некоторые заграничные компании выпускают горчицу в стеклянной таре с ручкой. Горчица эта дорогая, тот, кто ее покупает, в деньгах не нуждается, и поэтому выкидывает кружку на помойку. Я набрала их двенадцать штук, отчистила, отмыла до блеска и теперь могу угощать чаем хоть саму Яшу Квасильеву.
Пока их не сморил сон, я устраивала лежбища – каждому отдельно, а главное – подальше от моей постели. Когда же они заснули, я разложила их поаккуратнее, взяла ключ от Натальиной квартиры, пару полосок с милицейской печатью и пошла наверх.
Оказавшись в Натальиной квартире, я первым делом позвонила египетской царице. И произнесла вранье, которое готовила по меньшей мере пятнадцать минут, очень стараясь, чтобы получилось в духе Яши Квасильевой.
– Ваше величество, добрый вечер! – обратилась я к ней, хотя за окном уже была ночь. – Тут такое дело – вас приглашает к себе негус абиссинский вместе с принцессой Натальей и прочими родственниками. Нужен список родственников.
– Живых или покойных? – уточнила старуха.
– Живых, разумеется.
– Ну и дурак же этот негус! – вспылила она. – Без мумий, сердцу моему любезных, я в путь не тронусь! Вереница саркофагов должна в пути меня сопровождать!
– Ну, ладно, ладно, – забормотала я, – конечно же, он имел в виду и покойников!
– Тогда записывайте. Прадедушка Аменхотем и шесть прабабушек. Дедушка Тетанхамон, восемь прабабушек и одиннадцать саркофагов со священными крокодилами. Еще прапрадедушка Эхнатон с семейством…
Она перечислила мне, кажется, всю историю Древнего Египта в мумиях и саркофагах.
– Очень хорошо. А живые родственники?
– Мой окаянный братец Птолемей со всем его запутанным семейством! И тетка Фтататита с дочерьми, и дядя Клавдий с римскою родней – всего шестнадцать!
Она еще кого-то называла – и с той же степенью достоверности. Я поблагодарила и положила трубку. Как я и предполагала, проку от Клеопатры не было никакого.
Так, кто же еще может знать Натальиных приятелей?
Размышляя, куда бы обратиться с этим вопросом, я одновременно думала еще на одну тему: сколько места занимают полмиллиона долларов? Вдруг Корявый ошибся и они все еще где-то тут спрятаны? Допустим, деньги в банкнотах по сто баксов. Такая банкнота существует, честное слово, я сама ее два раза видела. Если в пачке сто банкнот – а именно столько обычно бывает в пачках, – то, значит, пятьсот пачек. Это, это…
Хорошо, что у Натальи полно бумаги и карандашей. Я взяла большой лист и стала рисовать стереометрическую фигуру, в котором поместилось бы полмиллиона зеленых. В основание положила десять пачек – две на пять, почти квадрат со стороной сантиметров этак тридцать – и стала наращивать вверх. Если пачка – примерно сантиметр, то в высоту, стало быть, полметра. Здоровая дура, однако! Тот самый чемодан денег, о котором все мы регулярно мечтаем…
Я вспомнила быка, которого утащила на ночь глядя к Юльке, чтобы умаслить египетскую царицу. Бык огромен, не спорю, и какие-то дырки там в постаменте были. То есть, внутри – пустота. Но даже если изваять это чучело из спрессованных баксов… Нет, точно останутся лишние.
Или загадочный приятель дал Наталье на сохранение полмиллиона в тысячебаксовых банкнотах? Теоретически, если есть тысячерублевые, почему бы не быть тысячебаксовым?
Тогда куча будет в десять раз меньше, всего пятьдесят пачек… или нет?..
Поскольку мне никогда не приходилось иметь дело с такими суммами, я запуталась в нулях и махнула на арифметику рукой. А что? Сама Яша Квасильева как-то рассчитывала размер такой вот кучи денег и ошиблась на два нуля! Это обнаружила самая дотошная в нашем клубе Анжелика Петраускайте и подняла шум. Разгорелись страсти, часть клуба решила писать Яше письмо с вопросом: нечаянно ли она забыла про эти два нуля, или просто использовала такой художественный прием? Вторая часть клуба была резко против письма – какое право мы имеем отнимать драгоценное время у знаменитой писательницы своими дурацкими вопросами? Всех помирил сын Земфиры Крюконян. Он отыскал в Интернете сайт Яши Квасильевой, где можно было задать вопрос необременительно для Яши, потому что на большинство отвечают ее секретари. И якобы там уже под сорок тысяч разнообразных вопросов. Клуб не поверил – тогда дитя повело самых недоверчивых в Интернет-кафе, залезло на этот сайт, и мы просто обалдели. Там хватило бы материала на тысячу докладов! Поэтому мы решили на сайт больше не лазить, чтобы не было соблазна воровать оттуда информацию, а до всего докапываться своими мозгами.
Что касается нулей – мы дали вундеркинду записочку, чтобы он присоединил к этой энциклопедии и наш вопросик. И уже второй год ждем ответа.
Вряд ли я вынесла из квартиры эти проклятые баксы. Во-первых, чтобы так уверенно это утверждать, нужно было видеть меня с ними. На лестнице мне даже никто из жильцов ни разу не попался. На улице я могла быть замечена с быком за плечами и с картиной в пакете. Если Корявый решил, будто в пакете баксы, так это, наверно, были десятитысячные банкноты. Были же у нас раньше десятитысячные рублевые бумажки?
Конечно же, я и про кресло подумала, которое Наталья дала мне на сохранение. Но вот как раз с креслом-то меня никто наверняка не видел! И, если деньги в кресле, почему мне дают на возврат целых десять дней? Достаточно сказать: падла, выставь кресло на улицу!
И ведь менты произвели обыск…
Менты, конечно, всякие бывают. Вот полковник Запердолин – умница. А те, что разгромили Натальину квартиру – так вряд ли. Но и они обратили бы внимание на кучу долларовых пачек.
Значит, кто-то в промежутке между убийством и явлением ментов успел тут побывать и вынести денежки?
Или же не я одна такая умная и умею сводить печати с бумажных ленточек.
Так или иначе, не только тот, кто дал Наталье деньги, был с ней знаком, но и тот, кто их спер.
Моя мысль опять пустилась по кругу и вертелась бы довольно долго, если бы глаза не заметили на полу раскрытую сумку. Я ее знала – это была старая Натальина сумка, на днях она купила себе новую. Эту же собиралась выставить на мусорку – а уж тогда бы я ее пригребла для Лягусика. В святой уверенности, что имею на сумку полное право, я ее взяла и полезла вовнутрь – мало ли какие забавные мелочи там остались? Как-то я вот так подобрала еще совсем хорошие джинсы, а в кармане была телефонная карточка. Я ее отдала Лягусику, и подружка-сестричка смогла обзвонить всех одноклассниц. Правда, кончилось это слезами. Все они оказались замужем, погрязли в детях, мужьях, квартирах и телесериалах, ни одна не читала даже книжек про огнеопасную страсть, не говоря уж о гениальных творениях Яши Квасильевой. Как же они в метро-то ездят – удивилась я. Спят сидя, не иначе.
В сумке обнаружилась записная книжка с телефонами. Я чуть не завизжала от восторга. Вот они, знакомые! Среди них наверняка и тот, что дал на сохранение деньги, и тот, кто их спер!
Продумав легенду, дрожащими руками я набрала первый номер. К трубке долго никто не подходил, и я уже забеспокоилась. Наконец мне ответили «Але?»
– Здравствуйте, дирекция аукциона «Сотбис» беспокоит. У нас выставляется картина Леонардо да Винчи, отреставрированная Натальей Петровско – Разумовской. Она выступает в качестве посредника, и ей за это причитается полмиллиона долларов. Но у нее сменился телефон. Вы не подскажете, как ее найти?
Это была ловушка как раз в духе Яши Квасильевой! Полмиллиона долларов – слова, на которые должен хоть как-то отреагировать и тот, кто дал их Наталье, и тот, кто их спер!
– Вы хоть знаете, который час? – спросил заспанный голос.
– У нас в Лондоне… – залепетала я. – По нашему времени, сэр…
В трубке раздались гудки. Этит человек явно не имел отношения к долларам.
Тавким образом я прошлась по сорока пяти номерам и к трем часам ночи имела следующие результаты: двадцать раз трубку никто не взял, двадцать раз меня обматерили с разной степенью интенсивности, а пять раз я напоролась на автоответчик.
Я задумалась – может ли что-то означать цифра «45». То, что баба ягодка опять? Символична ли она? Или еще рискнуть?
Я набрала сорок шестой номер и автообветчик произнес:
– Вы звоните в салон эксклюзивного антиквариата «Мебелюкс». К сожалению, сейчас все консультанты заняты, но вы можете приехать в любое удобное для вас время по адресу Старый Арбат…
Дадее в трубке пискнуло и хрюкнуло, после чего запись закрутилась по новой. Я посмотрела на настенные часы – время было самое подходящее, чтобы разъезжать по эксклюзивным салонам… Стоп! «Мебелюкс»! Ведь именно туда собиралась сдавать страшное кресло Наталья!
Тут у меня в голове заварилась каша.
Я знала, что этот самый эксклюзивный антиквариат стоит бешеных денег. Недавно Наталья реставрировала матросский сундучок, о котором было точно известно, что он привезен из Голландии в Россию в начале восемнадцатого века. Его дальнейшую судьбу восстановил один искусствовед и, наверно, немало за это получил. Он доказал, что сундучком вполне мог пользоваться Петр Великий. А где «мог», там и «пользовался». Тут же вокруг старой рухляди началась драчка. В конце концов, его прикупил какой-то новый русский и поставил у себя в предбаннике.
– По приколу, блин! – так он объяснил эту причуду. – Его царь на столе держал, а я на него голой жопой сяду!
Наталья раз четыреста пересказывала мне эту историю, особенно наслаждаясь репликой нового русского.
Так вот – если где поблизости от Натальи и вертелись большие деньги, полмиллиона баксов или вроде того, так это был салон «Мебелюкс». Там я наверняка могла взять оба следа – и похитителя баксов, и похитителя Лягусика!
А заодно…
Я понимаю, что это нехорошо. Яша Квасильева никогда бы так не поступила. Но ведь Яша Квасильева и не жила в подвале с Лягусиком! И не одевалась на мусорке! И не мыла окна в чужих квартирах!
В общем, я решила сдать туда кресло – если получится, конечно. Оно настолько страшное, что за него вполне можно огрести несколько тысяч этих самых баксов. Хорошую квартиру на них не купишь, но хоть бы комнатенку в коммуналке площадью восемь метров, нам с Лягусиком для начала хватит. А потом я еще как-нибудь заработаю, и мы обменяем эту комнатенку на другую, а потом на третью…
Честное слово, надоело жить в подвале без документов!
Когда я залепила дверь Натальиной квартиры бумажной полоской и спустилась к себе в остохреневший подвал, бомжи уже задыхались и хрипели.
Конечно, если мне удастся спасти Лягусика, она мне никогда не простит, что я выбросила восковник. Но если я его не выброшу, то сама с ним этой же ночью сдохну. И спасать Лягусика будет просто некому.
Опять же, три покойника – это для меня многовато. Их даже просто выволакивать на мусорку – и то умаешьтся. А если меня кто-нибудь застукает с мертвым бомжом?
Чертыхаясь и матерясь в стиле папашкиной подруги Фроськи, потому что стиль Яши Квасильевой тут был неуместен, я полезла снимать развешанную по потолку лиану и прокувыркалась с ней больше часа. Потом я сгребла ее в кучу и в охапке поволокла из подвала.
Местом ее последнего упокоения стал мусорный контейнер, куда я затолкала вонючую сволочь на самое дно.
Спать оставалось уже совсем немного.
Утром меня разбудила бомжиха. На неизвестном языке она жалобно меня о чем-то умоляла. Я продрала глаза и ахнула. Эта мерзавка красила губы огрызком помады, и вот у нее последняя крошка кончилась. И она просила у меня косметику!
Я чуть было ее не зашибла, но вовремя вспомнила жалостливого Лягусика. Вот Лягусик сейчас все запасы бы вывернула! Поэтому бомжиха отделалась лишь общеизвестным посылом в конкретном направлении.
Тем временем зашевелились и оба бомжа.
Раз уж я приютила этих страдальцев, то мне и следовало их кормить. По крайней мере, Яша Квасильева всегда так делает. Когда к ней в особняк, как кирпич с крыши, свалился знаменитый Моисей Борисов со свитой, а свиту составлял кордебалет в количестве сорока семи смазливых мальчиков, Яша кормила эту ораву все три месяца – пока Моисей Борисов не сжалился над ней и не повез кордебалет на гастроли в Новую Гвиану. Одновременно она, кстати, расследовала убийство одиннадцати банкиров подряд. И именно тогда ее хватили по затылку прикладом от исторического мушкета.
У меня еще оставалось немного овсянки. Вообразив, будто передо мной сорок семь смазливых мальчиков, я кое-как справилась с отвращением и наплюхала кашу в консервные банки троих чумазых бомжей. А потом, прибравшись во дворе и вымыв один подъезд, пошла к Агнессе Софокловне.
Я хотела взять у старушки что-то этакое, ридикюль дореволюционный, что ли, чтобы в салоне эксклюзивного антиквариата выглядеть почти как своя. У нее еще был совершенно трогательный зонтик с ручкой из слоновой кости в виде изогнувшейся голой бабы. Агнесса Софокловна очень этим зонтиком дорожила – по семейному преданию, он был в качестве трофея привезен из Парижа в 1815 году русскими казаками.
– Стало быть, вы, детка, хотите выглядеть как настоящая дама? – уточнила Агнесса Софокловна, услышав мою просьбу. – Тогда вам придется начать с обуви. Я могу ссудить тапочки, которые привез прапрадедушка из Хивинского похода. В них, говорят, сам эмир навещал свой гарем.
Я сперва лишилась дара речи – какой, блин, гарем?!? Но когда старушка достала с антресолей исторические тапочки, я ахнула. Они были, понятное дело, без задника и с острейшими загнутыми носами. Такой нос – последний писк обувной моды, а тапочки впридачу были поверх золотой парчи густо расшиты бирюзой.
– Смотрите не потеряйте, они запросто слетают с ноги, особенно в метро, – тут престарелая дама вздохнула, а в мою душу вкралось подозрение – уж не пыталась ли она сама ездить в этой обувке в метро?
Вкралось подозрение – это я хорошо подумала. Так бы и сама Яша Квасильева подумала, увидев эти тапочки и услышав старушку.
– А я и не надену их в метро, – пообещала я. – Возьму с собой в пакете, а переобуюсь уже перед входом в салон.
– Очень разумно, – одобрила Агнесса Софокловна. – А теперь, деточка, не могли бы вы принести мне провизии из лавки? Вот списочек, вот деньги, а сдачу, пожалуйста, оставьте себе.
Я обрадовалась – во-первых, сделаю доброе дело, во-вторых, заодно прикуплю еще овсянки.
Нежная Лягусик совершенно не умела стряпать. Дадже если бы Лягусик хоть раз в жизни осуществила благое намерение и приютила бомжа, все равно ничем, кроме сухого хлеба и овсянки на воде, она бы его не кормила. А почему я должна быть гуманнее Лягусика?
– Мне бы еще зонтичек, – смущенно сказала я.
– Разумеется, и зонтичек! Будете, как настоящая дама. Кстати, знаете ли вы, детка, что женщины делятся на три категории?
Я знала, но старушке доставляло такое удовольствие рассказывать этот анекдот, что я помотала головой.
– Ну вот, детка, женщины делятся на три категории – на дам, не-дам, и… – тут она сделала выразительную паузу и даже подняла пальчик. – И дам-но-не-вам!
И вдруг на старушкиных глазах показались слезы.
– Агнесса Софокловна, что с вами? – переполошилась я.
– Ах, детка… только сейчас мне пришла в голову страшная мысль – а не слишком ли часто я была женщиной третьей категории?
– Агнесса Софокловна! – воскликнула я в возмущении. – Да это же моя мечта – стать женщиной третьей категории!
– А вы, детка, простите, которой?
– Увы – второй…
Но у меня не было времени оплакивать свою несостоявшуюся судьбу. Я взяла деньги, список, сумку – и понеслась в магазин.
Когда я тащила обратно полуторанедельный запас провизии, откуда-то сильно издалека донессы перекрывающий все посторонние шумы голос:
– Люстра, стой!
Ко мне через дорогу пробивалась среди автомобилей Земфира Крюконян, одна из самых надежных активисток нашего фан-клуба поклонниц Яши Квасильевой. Макшины гудели, шоферня материлась благим матом, но Земфира, распихивая капоты мощными боками, продвигалась вперед, как танк.
– Люстра, сенсация! Дожили! Я уж думала, никогда этого не узнаем!
Тут ее наконец зажало между двумя легковушками.
– А что, а что?! – я схватила ее за руку: уперлась и выдернула на тротуар.
– Ты не поверишь! Вот теперь генеалогическое древо уже почти полное!
– А по какой линии?
– Наконец-то стало известно, кем была бабушка Яши Квасильевой!
– Ну?!?
– Она была карточным шулером!
Я так и открыла рот. А Земфира сунула руку в сумку и помахала перед моим носом новехоньким очередным романом, причем так быстро, что я не могла сложить буквы в слова. Даже когда обложка замерла, я все равно не могла одолеть два длинных слова – буквы так и плясали.
– «Кандибобер в террариуме»! – провозгласила Земфира – Прикинь – Яше грозит пожизненное заключение!.. А дальше я еще не дочитала! Голую Яшу нашли в горящей постели в обществе двух мужских трупов!
– Не может быть!
– Так я ж говорю! А она берет себя в руки и вместо того, чтобы преследовать своего двойника, восемь страниц рассказывает про бабушку! Представляешь, какая сила воли? И знаешь, прямо за душу берет! Я в метро ехала – обревелась. Особенно когда бабушка проигрывает на бегах дедушкин фамильный портсигар с бриллиантами! И когда с окна снимают штору, чтобы завернуть бабушку, проигравшую вечернее платье! Счастливая ты, Люстра! – неожиданно заключила она.
– Это почему? – насторожилась я.
У нас в клубе, как положено, плетутся интриги. Особенно много шуму подняли, когда Яша в одном романе пообещала выйти замуж за полковника Запердолина. Прикиньте – нашлись дуры, которые измененными голосами звонили Запердолину, причем шесть дур умоляли его жениться на Яше, а семь – ни за что не делать этого и не похищать у литературы нашу гениальную писательницу. На этом основании все переругались, и отколовшаяся часть клуба направила Яше решительное письмо. Там был видвинут ультиматум: если Яша выходит замуж, то мы перестаем покупать ее книжки. В самом деле, пока она не замужем, читать ее безумно приятно, так и кажется, что про себя читаешь. Яша сообразила, что за письмом, подписанным традцатью семью незамужними женщинами и девицами, стоит многомиллионная армия покупательниц, и выходить замуж отказалась наотрез. Вот я и подумала, что завязалась очередная интрига, ведется вербовка сторонников и проводится пересмотр ценностей – скажем, год назад набойка от каблука якобы принадлежавшей Яше босоножки была признана недействительной.
– Ну, во-первых, у тебя есть та фотография, где Яша с канделябром. А во-вторых, у тебя же есть Лягусик!
– Но при чем тут Яша?
– Ты что, в своем уме?! Прикинь – Яша, пока не стала писательницей, тоже жила вместе с подругой и вела с ней общее хозяйство!
– Погоди, не трещи! – я задумалась и вспомнила. – Ну что ты, Земфира, все путаешь? Светик была ей не просто подругой, а дочкой ее младшей свекрови Нинели Аристарховны. У тебя склероз преждевременный, да?
– У самой у тебя склероз! – и Земфира, закатив огромные восточные глаза, зачастила так, что сразу стало ясно: она цитирует наизусть кусок одного из лучших романов Яши Квасильевой.
– «Незамужняя Светик вела большую переписку по объявлениям. Отчаявшись найти себе белого жениха, она вышла замуж за пожилого негра и уехала с ним то ли в Камерун, то ли в Зимбабве. А там как раз произошел завершающий этап государственного переворота, перебили всех племенных вождей, и оказалось, что из всех претендентов на трон уцелел только Мвалабобе, благополучно пересидевший все тридцать четыре года гражданской войны в институте Дружбы народов имени Патриса Лумумбы». Вот!
Эта же история более подробно излагалась в «Крокодилы тоже плачут», а родословную Мвалабобе можно найти в «Контрольной улыбке» и в «Противогаз для Золушки». Но мне было не до научных споров. Я задумалась – ведь еще не так давно в Лумумбе можно было найти приличного негра средних лет, вполне владеющего русским языком, и даже если он не вождь племени, то всяко не нищий. Сходить, что ли, в разведку?
Я вежливо избавилась от Земфиры, отнесла продукты Агнессе Софокловне и побежала переодеваться. Она мне что-то еще кричала вслед, размахивая зонтиком и ридикюлем, но мне уже было не до старушки.
Люди теперь живут неплохо и выносят на мусорку очень даже приличные вещи. Вот, скажем, юбочка от Готье. Там сбоку пятнышко было, то ли чайник поставили, то ли кастрюлю. Ну так я отчистила пятнышко абразивной пастой, а получившуюся дырку художественно заштопала шпагатом из хозяйственного магазина – уборщица Любка отмотала мне от рулона, а я ей за это дала на ночь «Труп-невидимку». Получилось очень даже современно – теперь же за эксклюзивные лохмотья бешеные деньги платят.
Свекор одной из наших жиличек преподавал как-то в Лумумбе, и я побежала узнавать, как туда добраться, чтобы поменьше пересадок. И тут мне неслыханно повезло – от волнения прихватило живот. Хозяйка, свекрова невестка Рената, распахнула передо мной дверь туалета, я торопливо вошла, устроилась как полагается и… не поверила своим глазам!
За настенную штуковину для рулона туалетной бумаги был засунут «Кандибобер в террариуме»! Кто-то читал его здесь и забыл!
Если эти люди забывают где попало труды несравненной Яши Квасильевой, подумала я, а не хранят их как зеницу ока на отдельной полочке, под стеклом, то будет только справедливо, если я приватизирую сокровище. Тем более, что несколько первых страниц зачем-то уже выдрали…
Сунув книжку дрожащими руками под юбку и приведя себя в порядок, я покинула туалет, решив на будущее почаще сюда заглядывать. Теперь оставалось только добежать до метро.
Я так хотела поскорее углубиться в новый шедевр, что перепутала линии и перроны.
Два часа спустя я подсознательно удивилась – что-то слишком долго еду. В книге как раз была пауза – преступники напустили мусоровоз на джип Альфонса Альфонсовича, Яша, вся в слезах, стучала по перевернутой машине в надежде услышать голос любимого свекра, и тут по какой-то странной аналогии стала вспоминать про бабушку-картежницу, и вспоминала уже страниц этак пять. Но про бабушку мне уже толковала Земфира, я оторвалась от романа и спросила у пассажиров, где нахожусь.
Оказалось, я еду себе по кольцевой и еду, наслаждаясь Яшей Квасильевой, а институт имени Патриса Лумумбы…
Стоп! На кой хрен мне понадобился институт имени Патриса Лумумбы?!?
Не поступать же туда я собралась!
Что-то я там хотела отыскать, но что? Свекра Ренаты? Нет! Вспомнила! Негра! Почтенного, солидного, седеющего негра, хорошо говорящего по-русски.
Но как я докатилась до негра?
Гоня волну воспоминаний в обратном направлении, я добралась до восточной женщины Земфиры и прямо-таки увидела, как она перебегает улицу под вой сирен и мат шоферни. А было это…
Тут я, к большому удивлению пассажиров, сама себе зааплодировала. Вот это и называется – по-настоящему отвлеклась! Яше Квасильевой такое и не снилось. Она в лучшем случае страниц на пятнадцать отвлечется, а я – на четыре часа! Мне Лягусика спасать, а я на целых четыре часа отвлеклась! Да это же рекорд!
Теперь оставалось доехать до Киевской, пересесть, проехать до Смоленской и выйти на Старый Арбат. Поскольку я была всего лишь на Павелецкой, то опять углубилась в «Кандибобер в террариуме» и навертела еще два круга по кольцевой.
Но при выходе со Смоленской меня ждал сюрприз. Я осмотрела себя со всех сторон, чтобы убедиться – внешний вид не подкачал. И обнаружила отсутствие зонтика и ридикюля. А также гаремных тапочек хивинского эмира.
Пришлось возвращаться.
Только после обеда, экипированная как коллекционер эксклюзивного антиквариата, оставив дома недочитанный роман, я смогла наконец доехать до «Мебелюкса».
На Старом Арбате полно всяких сувенирных салонов, и создается впечатление, что ничего, кроме матрешек для иностранцев, тут не увидишь. Однако между двумя такими заведениями имеется не слишком приметная дверь «Мебелюкса», кому надо – тот ее прекрасно находит.
Конечно, можно было сказать правду – так, мол, и так, госпожа Петровско-Разумовская поручила мне сдать сюда кресло, которое она именно для вас и готовила. Но Яша Квасильева никогда так не поступает! Она вечно что-нибудь этакое придумает.