Если бы я была Яшей Квасильевой! Я бы сейчас выгребла из шкатулок и сейфов все свои бриллианты, покидала их в сумочку и, войдя в «Мебелюкс», представилась сотрудницам так:
– Здрасьте, я дилер фирмы «Картье», мы проводим рекламную акцию! Кольцо с бриллиантами в полтора и два карата на этой неделе можно приобрести всего за двести девяносто девять рублей, заполнив предварительно небольшую анкету! Вот анкета – требуется указать, каков ваш круг общения, и перечислить фамилии десяти ближайших подруг и друзей, занятых в вашем бизнесе, с номерами телефонов.
Это ее любимый прием, она им при каждом расследовании пользуется. Еще она любит бедным, но честным старушкам грузовики продовольствия привозить, но это мне тоже не по карману.
Тетки из «Мебелюкса», обалдев от восторга, естественно, тут же расхватали бы бриллианты и выдали списки, а вычленить фамилию похитителя Лягусика и фамилию вора, укравшего полмиллиона баксов, было бы уже делом техники.
Но, повторяю, возможности у меня не те. Бриллианты я видела только на фотографиях. Еще, конечно, можно представиться служащей санэпидстанции и сказать, что проводится рекламная акция – каждому десятому клиенту и пяти его коллегам по бизнесу травят крыс бесплатно. Вот за санэпидстанцию я, пожалуй, сойду…
Глава пятая
– Здрасьте, я дилер фирмы «Картье», мы проводим рекламную акцию! Кольцо с бриллиантами в полтора и два карата на этой неделе можно приобрести всего за двести девяносто девять рублей, заполнив предварительно небольшую анкету! Вот анкета – требуется указать, каков ваш круг общения, и перечислить фамилии десяти ближайших подруг и друзей, занятых в вашем бизнесе, с номерами телефонов.
Это ее любимый прием, она им при каждом расследовании пользуется. Еще она любит бедным, но честным старушкам грузовики продовольствия привозить, но это мне тоже не по карману.
Тетки из «Мебелюкса», обалдев от восторга, естественно, тут же расхватали бы бриллианты и выдали списки, а вычленить фамилию похитителя Лягусика и фамилию вора, укравшего полмиллиона баксов, было бы уже делом техники.
Но, повторяю, возможности у меня не те. Бриллианты я видела только на фотографиях. Еще, конечно, можно представиться служащей санэпидстанции и сказать, что проводится рекламная акция – каждому десятому клиенту и пяти его коллегам по бизнесу травят крыс бесплатно. Вот за санэпидстанцию я, пожалуй, сойду…
Но, видать, не дано мне так художественно добывать информацию, как это делает несравненная Яша Квасильева.
Я вошла в салон по-простому, без красивой легенды, и обратилась к консультанту так:
– Добрый день. Я слышала о вашем салоне много хорошего и хочу сдать кое-какой эксклюзивный антиквариат, доставшийся от прадедушки, служившего в кавалергардах. Но не все вещи в идеальном состоянии. Если бы вы мне дали телефоны реставраторов, которые работают на ваш салон, то я была бы вам очень признательна.
Я не просто так произнесла эту речь, а выставила на стол к консультанту, очень приличной с виду женщины, исторический ридикюль Агнессы Софокловны, а ручкой фривольного зонтика помахивала перед самым ее носом. Мне еще хотелось поставить ногу в эмировом тапке на табуретик возле стола, но я воздержалась. Ведь и Яша тоже не лезет с ногами на мебель. Она так скромненько бриллиант в сорок восемь каратов наденет – и ничего больше. И тихо ждет, чтобы окружающие мужчины обратили на этот бриллиант внимание.
– Мы будем очень рады! – консультантша, встав из-за столика, прямо расплылась в улыбке. – Вот, посмотрите, какие у нас в экспозиции бесценные реликвии! Не поверите – на днях выставили на продажу посох Ивана Грозного! Я уж не говорю о простынях и наволочках императрицы Елизаветы!
Она обвела рукой немалое пространство салона – и я увидела кучу самых разномастных и неожиданных вещей с табличками. Все это висело на стенах, было разложено на высоких тумбах и производило совершенно безумное впечатление.
Что касается посоха – то если бы меня не предупредили, я бы сказала, что это плохо оструганная ручка для метлы. Правда, из очень темного дерева. Наволочки императрицы имели такой вид, будто их уже раз четыреста постирали с хлоркой. Вышивка совершенно вылезла, но каждую наволочку упаковали в особый пакет и поставили табличку с ценой «6500 рублей».
Также в салоне стояли всякие банкетки, табуретки, одноногие столы, шкафчики и такие предметы, которые я вообще видела впервые в жизни. Один мне показался половиной кресла-качалки, а другой – половиной журнального столика. Были еще темные зеркала с трещинами, большие пузатые посудины из бело-синего фаянса с ручками, отдельно взятые дверцы шкафов с резьбой и еще ряды всевозможной рухляди. Стояли также более или менее современные кожаные кресла, но, кажется, эксклюзивной ценности они не имели, а предназначались для посетителей.
– От Елизаветы у нас, если не ошибаюсь, остался перстень с изумрудом, – решительно соврала я. – Но с ним семья ни за что не расстанется. Знаете ли, интимное воспоминание, очень интимное… Мы просто решили избавиться от некоторых малоценных безделушек из слоновой кости, вроде вот этой…
Я показала на ручку зонтика.
– Позвольте… Но это довольно ценная и редкая вещь, если только выполнена действительно в начале девятнадцатого века, – сказала консультантша. – Вы не представляете, как ловко научились подделывать слоновую кость во второй половине девятнадцатого века! Разработали такую технологию, что и теперь многие эксперты на нее клюют. Но ваш зонтик, кажется, аутентичный, вот только эти дырочки…
– Дырочки мы бережем, – возразила я. – Их проела моль, пока прапрапрабабушка гостила при дворе королевы Виктории. Это, знаете ли, не какая-то местная моль, это моль историческая. Я бы назвала эти дырочки свидетельницами эпохи. Сама королева Виктория, увидев их, ахнула и распорядилась уволить горничных, не уследивших за зонтиком.
О том, что в Англии когда-то правила королева Виктория, я знала от Лягусика. Она очень любит романы, в которых героини носят широченные юбки на железном каркасе. Обычно эти романы – переводы с английского, и сзади на обложке написано, что действие происходит в викторианскую эпоху. Вообще благодаря дамским романам Лягусик уже неплохо разбирается в истории – она знает, что в семнадцатом веке носили шляпы с перьями, а в восемнадцатом – парики.
– Если бы вы согласились выставить у нас свой зонтик… – начала было консультантша.
– Нет, нет, и не уговаривайте, зонтик останется в семье. Но я выставлю другие вещи, если удастся их отреставрировать, – пообещала я. – Будьте добры, дайте мне несколько телефонов.
– Ну, прежде всего следует обратиться к Наталье Петровско-Разумовской…
– Увы! – я даже руками развела. – Госпожа Петровско-Разхумовская сейчас не принимает заказов.
– А в чем дело? – забеспокоилась консультантша.
– Сама бы я хотела знать. Еслим бы я могла, как всегда, рассчитывать на госпожу Петровско-Разумовскую, разве я пошла бы искать реставратора в салон? Но мне, пожалуйста, профессионалов ее класса.
Сама Яша Квасильева не выкрутилась бы более достойно.
– Ну, тогда подождите…
Консультантша взяла лист с фирменным знаком салона и написала две строчки.
– Вот, эти реставраторы учились вместе с Петровско-Разумовской и работают на ее уровне. Они, кстати, дружат и постоянно встречаются. Даже клиентов друг другу передают.
– Благодарю, – сказала я, сунула бумажку в ридикюль и, стараясь не поскользнуться в эмировых тапках, покинула салон «Мебелюкс».
Нав всякий случай я прошлепала в них до Калошина переулка, и только там, завернув за угол, сняла гаремную обувку, сунула в пакет и влезла в обычные босоножки. Почувствовав себя человеком, а не древним эмиром, я достала из ридикюля бумажку с телефонами.
Первой там была Екатерина Абрикосова, второй – Екатерина Мамай. Я решила действовать в соответствии с алфавитом и начать с Абрикосовой.
Вернувшись домой, я поспешила к Агнессе Софокловне, вернула ей взяные напрокат антикварные эксклюзивы и попросилась к телефону.
– Добрый день! – вежливо сказала я мужчине, который взял трубку. – Мне нужна Екатерина Абрикосова.
– Ее нет, – буркнул мужчина.
– Как – нет?
– Нет, и все тут.
– Совсем, что ли, нет?
– Совсем нет.
Если бы я не читала бессмертных романов Яши Квасильевой, то растерялась бы и положила трубку.
Но отважная Яша осенила меня своим крылом!
– Жаль, – сказала я светским тоном. – Я секретарь одного ее клиента. Сейчас мы проверяли счета и возникло подозрение, что с госпожой Абрикосовой не полностью рассчитались за важный заказ. Если мы ей что-то должны – охотно рассчитаемся. Когда она приедет – передайте ей, пожалуйста, чтобы связалась с нами.
– Она не приедет, но вы вполне можете отдать деньги мне! – как и следовало ожидать, оживился мужчина.
– Вы, простите, ей кто?
– Муж, – помолчав, сказал он. – Могу паспорт предъявить.
– Но ведь только она знает, полностью с ней рассчитались за заказ, или мы – ее должники. Так вот, когда она вернется…
– Она не вернется. Ее больше нет.
– То есть как это нет?!? – заорала я.
Может быть, мне следовало огласить криком окрестности, как это делает Яша Квасильева, но я просто заорала.
– Катя умерла, – сообщил мужчина. – А я ее наследник.
Я вошла в салон по-простому, без красивой легенды, и обратилась к консультанту так:
– Добрый день. Я слышала о вашем салоне много хорошего и хочу сдать кое-какой эксклюзивный антиквариат, доставшийся от прадедушки, служившего в кавалергардах. Но не все вещи в идеальном состоянии. Если бы вы мне дали телефоны реставраторов, которые работают на ваш салон, то я была бы вам очень признательна.
Я не просто так произнесла эту речь, а выставила на стол к консультанту, очень приличной с виду женщины, исторический ридикюль Агнессы Софокловны, а ручкой фривольного зонтика помахивала перед самым ее носом. Мне еще хотелось поставить ногу в эмировом тапке на табуретик возле стола, но я воздержалась. Ведь и Яша тоже не лезет с ногами на мебель. Она так скромненько бриллиант в сорок восемь каратов наденет – и ничего больше. И тихо ждет, чтобы окружающие мужчины обратили на этот бриллиант внимание.
– Мы будем очень рады! – консультантша, встав из-за столика, прямо расплылась в улыбке. – Вот, посмотрите, какие у нас в экспозиции бесценные реликвии! Не поверите – на днях выставили на продажу посох Ивана Грозного! Я уж не говорю о простынях и наволочках императрицы Елизаветы!
Она обвела рукой немалое пространство салона – и я увидела кучу самых разномастных и неожиданных вещей с табличками. Все это висело на стенах, было разложено на высоких тумбах и производило совершенно безумное впечатление.
Что касается посоха – то если бы меня не предупредили, я бы сказала, что это плохо оструганная ручка для метлы. Правда, из очень темного дерева. Наволочки императрицы имели такой вид, будто их уже раз четыреста постирали с хлоркой. Вышивка совершенно вылезла, но каждую наволочку упаковали в особый пакет и поставили табличку с ценой «6500 рублей».
Также в салоне стояли всякие банкетки, табуретки, одноногие столы, шкафчики и такие предметы, которые я вообще видела впервые в жизни. Один мне показался половиной кресла-качалки, а другой – половиной журнального столика. Были еще темные зеркала с трещинами, большие пузатые посудины из бело-синего фаянса с ручками, отдельно взятые дверцы шкафов с резьбой и еще ряды всевозможной рухляди. Стояли также более или менее современные кожаные кресла, но, кажется, эксклюзивной ценности они не имели, а предназначались для посетителей.
– От Елизаветы у нас, если не ошибаюсь, остался перстень с изумрудом, – решительно соврала я. – Но с ним семья ни за что не расстанется. Знаете ли, интимное воспоминание, очень интимное… Мы просто решили избавиться от некоторых малоценных безделушек из слоновой кости, вроде вот этой…
Я показала на ручку зонтика.
– Позвольте… Но это довольно ценная и редкая вещь, если только выполнена действительно в начале девятнадцатого века, – сказала консультантша. – Вы не представляете, как ловко научились подделывать слоновую кость во второй половине девятнадцатого века! Разработали такую технологию, что и теперь многие эксперты на нее клюют. Но ваш зонтик, кажется, аутентичный, вот только эти дырочки…
– Дырочки мы бережем, – возразила я. – Их проела моль, пока прапрапрабабушка гостила при дворе королевы Виктории. Это, знаете ли, не какая-то местная моль, это моль историческая. Я бы назвала эти дырочки свидетельницами эпохи. Сама королева Виктория, увидев их, ахнула и распорядилась уволить горничных, не уследивших за зонтиком.
О том, что в Англии когда-то правила королева Виктория, я знала от Лягусика. Она очень любит романы, в которых героини носят широченные юбки на железном каркасе. Обычно эти романы – переводы с английского, и сзади на обложке написано, что действие происходит в викторианскую эпоху. Вообще благодаря дамским романам Лягусик уже неплохо разбирается в истории – она знает, что в семнадцатом веке носили шляпы с перьями, а в восемнадцатом – парики.
– Если бы вы согласились выставить у нас свой зонтик… – начала было консультантша.
– Нет, нет, и не уговаривайте, зонтик останется в семье. Но я выставлю другие вещи, если удастся их отреставрировать, – пообещала я. – Будьте добры, дайте мне несколько телефонов.
– Ну, прежде всего следует обратиться к Наталье Петровско-Разумовской…
– Увы! – я даже руками развела. – Госпожа Петровско-Разхумовская сейчас не принимает заказов.
– А в чем дело? – забеспокоилась консультантша.
– Сама бы я хотела знать. Еслим бы я могла, как всегда, рассчитывать на госпожу Петровско-Разумовскую, разве я пошла бы искать реставратора в салон? Но мне, пожалуйста, профессионалов ее класса.
Сама Яша Квасильева не выкрутилась бы более достойно.
– Ну, тогда подождите…
Консультантша взяла лист с фирменным знаком салона и написала две строчки.
– Вот, эти реставраторы учились вместе с Петровско-Разумовской и работают на ее уровне. Они, кстати, дружат и постоянно встречаются. Даже клиентов друг другу передают.
– Благодарю, – сказала я, сунула бумажку в ридикюль и, стараясь не поскользнуться в эмировых тапках, покинула салон «Мебелюкс».
Нав всякий случай я прошлепала в них до Калошина переулка, и только там, завернув за угол, сняла гаремную обувку, сунула в пакет и влезла в обычные босоножки. Почувствовав себя человеком, а не древним эмиром, я достала из ридикюля бумажку с телефонами.
Первой там была Екатерина Абрикосова, второй – Екатерина Мамай. Я решила действовать в соответствии с алфавитом и начать с Абрикосовой.
Вернувшись домой, я поспешила к Агнессе Софокловне, вернула ей взяные напрокат антикварные эксклюзивы и попросилась к телефону.
– Добрый день! – вежливо сказала я мужчине, который взял трубку. – Мне нужна Екатерина Абрикосова.
– Ее нет, – буркнул мужчина.
– Как – нет?
– Нет, и все тут.
– Совсем, что ли, нет?
– Совсем нет.
Если бы я не читала бессмертных романов Яши Квасильевой, то растерялась бы и положила трубку.
Но отважная Яша осенила меня своим крылом!
– Жаль, – сказала я светским тоном. – Я секретарь одного ее клиента. Сейчас мы проверяли счета и возникло подозрение, что с госпожой Абрикосовой не полностью рассчитались за важный заказ. Если мы ей что-то должны – охотно рассчитаемся. Когда она приедет – передайте ей, пожалуйста, чтобы связалась с нами.
– Она не приедет, но вы вполне можете отдать деньги мне! – как и следовало ожидать, оживился мужчина.
– Вы, простите, ей кто?
– Муж, – помолчав, сказал он. – Могу паспорт предъявить.
– Но ведь только она знает, полностью с ней рассчитались за заказ, или мы – ее должники. Так вот, когда она вернется…
– Она не вернется. Ее больше нет.
– То есть как это нет?!? – заорала я.
Может быть, мне следовало огласить криком окрестности, как это делает Яша Квасильева, но я просто заорала.
– Катя умерла, – сообщил мужчина. – А я ее наследник.
Глава пятая
Сказать, что я пришла в восторг, – значит ничего не сказать.
Всю жизнь я мечтала попасть в какое-нибудь приключение. Я даже недоумевала – почему это один человек по меньшей мере дважды в месяц раскрывает преступление, а другой обречен всю жизнь бездарно махать метлой и гонять бомжей?
Нет, я не завидовала Яше Квасильевой! Честно говоря, мне совершенно не хочется дважды в месяц получать по затылку тупым тяжелым предметом. Это ведь очень больно, и к тому же чревато сотрясением или даже ушибом мозга. Знаю это потому, что несколько раз зимой вызывала «скорую» к поскользнувшимся и рухнувшим пешеходам. У меня обычная голова, не то что у несравненной Яши Квасильевой, я этого бы просто не пережила.
И все-таки было обидно.
А вот теперь судьба сжалилась надо мной. Сперва у Натальи был непонятный обыск, потом ее застрелили, потом похитили Лягусика, а у меня потребовали полмиллиона баксов. И вот наконец еще один труп!
Только теперь я поверила в свою удачу.
Эта история с убийством, похищением и долларами действительно как-то замешана на эксклюзивном антиквариате. Так что нужно пойти к вдовцу Екатерины Абрикосовой и осторожненько выпытать обстоятельства ее смерти. Может, тут и спрятан ключик к похищению Лягусика?
К счастью, мужчина на том конце провода терпеливо ждал, пока я все это подумаю и приму решение. Наверно, наследник сильно нуждался в деньгах.
– Тем более нам нужно встретиться, – сказала я. – Продиктуйте свой адрес.
И он очень даже радостно продиктовал.
– Кстати, меня Терентием зовут, – вдруг представился он.
– Люстра! – выпалила я.
– ЧТО?!? Я не расслышал!
– Лю… Люся!
Еще хорошо, что я не представилась полным именем – Перлюстрация Клоповник. От такого имечка человеку неподготовленному и спятить недолго.
У меня были еще кое-какие дела – я все-таки не дармоед, а дворник, и даже если я скажу домуправше Мухоморовне, что Лягусика похитили преступники, она потребует, чтобы я первым делом подмела тротуары и вымыла с хлоркой очередной подъезд, а потом уж занималась розысками.
Заодно я шуганула с мусорки совершенно постороннего бомжа. Наших я знаю, и они меня знают, а этот забрел неизвестно откуда. Сперва шуганула, а потом задумалась.
Дело в том, что в нашем фэн-клубе поклонниц Яши Квасильевой состоят дамы самых разных профессий, и есть даже преподавательница математики из института, Поликарпова. Вот она как раз вычислила, что мыслительная активность Яши Квасильевой прямо пропорциональна количеству гостей в ее особняке, и чем больше гости пакостят, тем лучше работает Яшина голова. Во время доклада мы чуть не спятили от цифр. Поликарпова развесила графики с ломаными линиями. Получалось примерно так: если к моменту начала следствия дома еще нет гостей, то активно мыслить Яша начинает всего с сорок пятой или даже пятидесятой страницы. Если от пяти до восьми человек – то след она берет уже на тридцатой странице. Кроме того, Поликарпова вывела зависимость между количеством гостей и трупов. То есть – каждые семь-восемь человек гостей влекут за собой один труп, или же наоборот – каждый труп гарантирует прибытие еще шести-восьми человек гостей.
Вот я и подумала – а не маловато ли бомжей приютила? Может, у меня потому еще нет версии, что в подвале их только трое? Не пригрести ли еще и этого? Других-то гостей ждать не приходится – так хоть бомжи?
Я стала его звать, размахивая метлой. Мне казалось, что у меня это получается призывно, но он почему-то перешел на рысь и исчез за углом.
Где-то без пятнадцати пять я вылезла из троллейбуса возле гигантской башни, на самом верху которой была вывеска «Гидропроект». Я заглянула в бумажку – Волоколамское шоссе, дом два. Ну, вот же он, дом два!
Терентий Абрикосов жил в необычной квартире. Если Наталья еще как-то пыталась сделать свое жилье не слишком отличающимся от человеческой квартиры, то покойница Екатерина ставила перед собой другие цели.
Потолок тут оказался черным, а стены – ослепительно белыми. Тут и там висели картины, но не простые, ясные и понятные – скажем, мишки в сосновом лесу или обнаженная натура, – а нечто этакое, сплошная абстракция, ломаные линии, круги, пятна. Мебель состояла из гнутых железок, на которых валялись лоскутные подушки и одеяла. В углу находилось нечто, больше всего похожее на мешок с картошкой, но ярко-зеленого цвета. Я бы не хотела жить в такой обстановке, честное слово.
Мужчина, который впустил меня, был весьма импозантен – такой стареющий герой-любовник, с правильными, хотя уже отяжелевшими чертами лица, с густой сединой.
– Добрый день, – сказала я. – Во-первых, примите соболезнования.
– Принимаю.
– А как это случилось?
– Помните, месяц назад вдруг ударили заморозки? – спросил он.
– Еще бы не помнить!
Я чуть не проболталась – мне ведь положено заступать на службу в шесть утра, и какая была холодрыга – я знаю лучше, чем кто-либо во всем нашем микрорайоне. Не скоро еще намашешься метлой до такой степени, чтобы согреться…
Понемногу Терентий Абрикосов изложил печальную историю. Екатерина реставрацией эксклюзивного антиквариата зарабатывала неплохо, могла себе позволить вылазки в дорогие ночные клубы. Куда-то ее понесло на ночь глядя в вечернем открытом платье, там она расслабилась и выпила, а потом, возвращаясь чуть ли не в пятом часу утра, включила в машине печку. Ее разморило, и она заснула, не заглушив мотор, прямо напротив собственного дома. Что-то в ее «ниссане» оказалось неисправным, угарный газ пошел в салон – и реставраторша больше не проснулась.
Утром сосед, пытаясь выехать на улицу, и обнаружил за рулем труп. Терентий остался вдовцом. В наследство он получил этот самый «ниссан», но проку от машины не было никакого – он не имел прав и не любил техники. «Ниссан» был успешно продан, жена похоронена, и Терентий оказался вынужден заботиться о себе сам.
Он был из той породы мужей, которая принимает как должное, что добытчица и кормилица в семье – жена. И вот теперь этот импозантный мужчина понятия не имел, как заработать на жизнь. Дело в том, что он-то и был художником, нарисовавшим ломаные линии, круги и пятна! При Екатерине он мог малевать эти выверты в полное свое удовольствие, продавая две-три картины в год, а теперь вопрос выживания встал ребром.
– Но неужели не осталось никакого антиквариата? – удивилась я, помня, что у Натальи вечно квартира была забита недоделанными заказами. Многое она покупала непонятно где на свой страх и риск, доводила до ума и сдавала в салоны, и мне казалось, что так трудятся все реставраторы: выполняют заказы коллекционеров и еще проявляют собственную инициативу.
– Ничего! – воскликнул Терентий. – Одна картофельная шелуха!
– ЧТО?!?
Он отвел меня в мастерскую покойной Екатерины.
– Вот – весь пол был покрыт слоем шелухи в десять сантиметров!
– А где она? – в растерянности спросила я.
– Перед поминками соседки пришли, убрали. А что там ваша фирма осталась должна бедной Катеньке? – он ловко перевел разговор на финансовую тему.
– Если только действительно осталась должна. У нас нет ее подписи в ведомости, но, с другой стороны, она ведь чаще всего получала деньги из рук в руки, – наугад брякнула я. – Если бы она была жива, то сказала бы – и мы бы разобрались с этим недоразумением.
– Может быть, вы скажете, что именно Катя реставрировала для вас? – предложил Терентий. – И тогда я скажу – с ней полностью рассчитались, или еще немного за вами осталось.
В его глазах я увидела нехороший огонек.
Мог ли этот мужчина ввязаться в загадочную возню с антиквариатом и убить свою жену?
Вот такой вопрос задала я себе и тут же ответила – кишка тонка!
– Речь шла о картине площадью шесть на восемь метров, для нашего главного офиса, знаете, в холле большая стена, нехорошо, чтобы она была пустая. Картину привезли из Италии, там длинный такой стол, почти без посуды, и за ним тринадцать бородатых мужчин. Вещь очень ценная, еле уломали итальяшек.
– Знаю, знаю! «Тайная вечеря»! – завопил Терентий. – Вы правы – Катенька именно ее реставрировала! И она незадолго от смерти как раз говорила, что фирма осталась ей должна десять… нет, пятнадцать тысяч долларов!
Я с интересом посмотрела на этого вдовца.
Конечно, богатые люди, владеющие офисами, где стены требуют шедевров Леонардо да Винчи, не обязаны разбираться в искусстве. И Наталья рассказывала мне прелестную историю, как богатый дядька, весь в золотых цепях, гайках, болтах и пассатижах, приволок купленную за бешеные деньги «Джоконду». Наталья, царствие ей небесное, сперва обалдела до икоты, потом в присутствии дядьки вынула картину из рамы и продемонстрировала, что сей шедевр писан бессмертным итальянцем в шестнадцатом веке на совершенно современной кухонной клеенке. Но история стряслась в самом начале девяностых, с того времени дядьки в гайках здорово поумнели. А Терентий этого и не заметил!
О том, что «Тайная вечеря» – фреска, от стены, на которой она написана, ее когтями не отдерешь, и в природе нет кретина, который поволок бы кусок итальянской стены в Москву, на Волоколамское шоссе, я уж говорить не стала.
– Пятнадцать тысяч долларов, говорите? – уточнила я. – Сумма не маленькая. Я сообщу шефу.
– Ну, может, не пятнадцать, чуть поменьше. Послушайте, а что если мы договоримся по-хорошему? Я ведь вижу, вы у себя в фирме лицо значительное, – залебезил Терентий. – Помогите мне получить эти пятнадцать тысяч, на которые я уже рукой махнул, и вам будут комиссионные.
– Большие?
– Как положено – десять процентов.
Сперва я страшно обрадовалась – полторы тысячи баксов очень бы нам с Лягусиком в хозяйстве пригодились. А потом вдруг вспомнила, что блефую…
– Да, десять – это нормально, только я все же не уверена, что ваша супруга их не получила… Вы понимаете, женщина она была интересная, светская женщина, может быть, она эти деньги и получила и давно на себя потратила, а вам не докладывала… Вы расскажите про ее друзей и подруг, я постараюсь у них выведать правду…
Я очень ловко, как мне показалось, свернула на интересующую меня тему. И тут оказалось, что я плохо знаю мужчин.
А в самом деле – откуда мне их знать? Жильцы в нашем дворе для меня не мужчины, а агрегаты по производству мусора!
– Ну, конечно же, я познакомлю вас с нашими друзьями, – заворковал Терентий. – Но прежде нам с вами не мешало бы самим, так сказать, подружиться, познакомиться поближе, чтобы я ввел вас в наш круг, так сказать, на законных основаниях…
Терентий – что-то вроде художника, а не цирковой фокусник, и все же коньяк на жутнальном столике, блюдце с нарезанным лимоном, рюмки и шоколад возникли буквально из воздуха.
Тут я немного того… растаяла…
Если бы на моем месте была милая Лягусик! Она с замиранием сердца читала в дамских романах все эти сцены – как красавец-герой наливает в бокал красавице-героине шампанского, или бургундского, или анжуйского, или лубянского… Лягусик бы уж знала, как протянуть руку за бокалом и что сказать, потупив глазки. А я вот не знала. И от растерянности так прямо и опрокинула в себя рюмку коньяка.
Это был первый в моей жизни коньяк, и потому мне сразу стало жарко и как-то безмозгло…
– Лимончика, шоколадку! – предложил Терентий и совершенно естественно обнял меня за плечи. То ли коньяк, то ли затянувшийся одинокий образ жизни – что-то сработало, и его прикосновение оказалось весьма приятным. Я съела квадратик шоколада и поняла, что жизнь прекрасна.
– Наш узкий круг, круг настоящих художников, будет рад такому новому лицу, – сообщил прямо мне в ухо Терентий. Я ничего не имела против жаркого шепота, я даже ничего не имела против художников, которые малюют разноцветные линии и пятна.
– Как хорошо получилось, что именно вас прислали улаживать это дело, – ворковал Терентий. – Я впервые после смерти Катеньки ощутил жажду жизни и творчества, вы даже не представляете, как много для меня значит эта встреча!..
Еще бы, подумала я, она для тебя пятнадцать тысяч баксов значит. И мне стало стыдно – вот Лягусик в такую минуту ни за что бы не подумала о баксах. А Яша Квасильева?..
Яша Квасильева думала бы только о том, как спасти Лягусика!
– Для меня тоже! – искренне сказала я.
И тут мужская рука сползла туда, где ей делать было решительно нечего. По крайней мере, пока.
Я задергалась, пытаясь выскользнуть из-под этой нахальной руки.
– Не бойся, душенька, все будет просто великолепно, – забормотал Терентий. – Ты войдешь в наш узкий круг, потом мы поедем в круиз, я куплю тебе норковую шубку…
Это он делит пятнадцать тысяч баксов – догадалась я, это он, сволочь, за баксы старается.
– Тетеря, солнышко, я хочу тебе рассказать старый-старый анекдот… – тут я задумалась, пытаясь не только восстановить в памяти порядок слов, но и добавить свои собственные. – Вот, значит, раньше женщины делились… делились и размножались… нет, не то! Были! Они были трех категорий!
– Вот и замечательно, – согласился Терентий, и его рука принялась наглеть.
– Они размножались… Нет, они делились на дам, не-дам и дам-но-не-вам! – я так обрадовалась, что вспомнила анекдот, что упустила момент перехода к окончательной и беспардонной наглости. А когда я эту наглость осознала – то резким рывком высвободилась и отпихнула Терентия. Тут же внезапно наступила трезвость.
– Душенька! – взвизгнул, падая на зеленый мешок, Терентий.
– А есть еще четвертая категория! Она называется – ща как дам!
Тут мне под руку подвернулась открытая бутылка коньяка. Я запустила этой бутылкой в Терентия и выскочила из квартиры.
Стоило мне оказаться на лестнице, как трезвость пропала, а ступеньки встали дыбом. Я буквально съехала по перилам и опомнилась уже под вывеской «Гидропроект».
Как долго я мечтала о той минуте, когда меня напоят и соблазнят! И как не вовремя начала сбываться эта трогательная девичья мечта…
Я хлопнула себя по лбу.
Вместо того, чтобы расспросить о художниках и определить круг знакомств, который, сдается, у покойниц был общим, я стала корчить из себя оскорбленную невинность!
– Мать-перемать… – пробормотала я. И тут же вспомнила про картофельные очистки.
Десятисантиметровый слой образовался у покойниц в квартирах в одно и то же время!
Каким образом картошка может быть связана с двумя убийствами и двумя похищениями?
Возможно, ответ на этот вопрос могла дать третья подружка-реставраторша, Екатерина Мамай.
Я добрела до телефона-автомата и набрала номер, который мне продиктовали в салоне «Мебелюкс».
– Салон «Мебелюкс» слушает, – раздалось в ухе.
Я выронила трубку.
Неужели коньяк так действует на извилины?!.
Я очень старательно, скверяя каждую цифру, повторно набрала номер.
– Салон «Мебелюкс» слушает! – на сей раз голос уже изъявил недовольство.
Тут я перестала понимать, на каком я свете.
Оставалось одно – ехать домой и с горя лечь спать. Пусть мне поставлен для отыскания денег жесткий срок, десять дней, но в таком состоянии я ни на что не пригодна.
Придя домой, я поняла, в чем дело. Вся тройка моих гостей пропала. Заодно пропали чайник, осенние туфли Лягусика и баллон с отравляющим веществом. Все три предмета торчали на видном месте, потому я и заметила их отсутствие сразу. Может, бомжи еще чего сперли – это могло выясниться и неделю спустя. Но то, что они слиняли, было очень плохо.
Яша Квасильева, если бы у нее вдруг до окончания следствия разъехались все гости, тоже, наверно, была бы беспомощна, как новорожденный младенец…
Утешившись этим соображением, я отправилась на поиски беглых бомжей и обнаружила их в песочнице. Мужики дрыхли, баба ковыряла пальцем песочек, а рядом стоял фуфырь из-под кваса. Надо полагать, еще полчаса назад в нем булькало пойло.
– Ну, что, сука? – обратилась я к бабе. – Вставай, падла! Нечего тут муслякаться! Бери это чмо за копыта, волоки, куда скажу! Не удалось по кишене покуропчить, зараза? Пофиздипи мне тут – вмажу по сусалам!
Тетка вскочила, и я увидела, что на ней Лягусиковы туфли. Значит, сволочи еще не все пропили.
– Ладно, я сегодня добрая… Волоки своего хахаля обратно в подвал.
Мы доставили мертвецки пьяных бомжей туда, откуда они слиняли. Прямо на глазах у тетки я собрала в мешок имущество, взвалила ей на плечи и погнала ее метлой к квартире Агнессы Софокловны. Оставлять ее в подвале без присмотра было совершенно незачем.
Агнесса Софокловна ахнула, Дюшка в ужасе забилась под шкаф, но старушка согласилась приютить наше с Лягусиком имущество.
– Но, детка, вы уверены, что вам необходимы эти постояльцы?
– Уверена, – мрачно ответила я. – Они стимулируют мой мыслительный процесс. Это как у Яши Квасильевой – чем больше в дом набьется кретинов, тем выше процент раскрываемости преступлений.
Всю жизнь я мечтала попасть в какое-нибудь приключение. Я даже недоумевала – почему это один человек по меньшей мере дважды в месяц раскрывает преступление, а другой обречен всю жизнь бездарно махать метлой и гонять бомжей?
Нет, я не завидовала Яше Квасильевой! Честно говоря, мне совершенно не хочется дважды в месяц получать по затылку тупым тяжелым предметом. Это ведь очень больно, и к тому же чревато сотрясением или даже ушибом мозга. Знаю это потому, что несколько раз зимой вызывала «скорую» к поскользнувшимся и рухнувшим пешеходам. У меня обычная голова, не то что у несравненной Яши Квасильевой, я этого бы просто не пережила.
И все-таки было обидно.
А вот теперь судьба сжалилась надо мной. Сперва у Натальи был непонятный обыск, потом ее застрелили, потом похитили Лягусика, а у меня потребовали полмиллиона баксов. И вот наконец еще один труп!
Только теперь я поверила в свою удачу.
Эта история с убийством, похищением и долларами действительно как-то замешана на эксклюзивном антиквариате. Так что нужно пойти к вдовцу Екатерины Абрикосовой и осторожненько выпытать обстоятельства ее смерти. Может, тут и спрятан ключик к похищению Лягусика?
К счастью, мужчина на том конце провода терпеливо ждал, пока я все это подумаю и приму решение. Наверно, наследник сильно нуждался в деньгах.
– Тем более нам нужно встретиться, – сказала я. – Продиктуйте свой адрес.
И он очень даже радостно продиктовал.
– Кстати, меня Терентием зовут, – вдруг представился он.
– Люстра! – выпалила я.
– ЧТО?!? Я не расслышал!
– Лю… Люся!
Еще хорошо, что я не представилась полным именем – Перлюстрация Клоповник. От такого имечка человеку неподготовленному и спятить недолго.
У меня были еще кое-какие дела – я все-таки не дармоед, а дворник, и даже если я скажу домуправше Мухоморовне, что Лягусика похитили преступники, она потребует, чтобы я первым делом подмела тротуары и вымыла с хлоркой очередной подъезд, а потом уж занималась розысками.
Заодно я шуганула с мусорки совершенно постороннего бомжа. Наших я знаю, и они меня знают, а этот забрел неизвестно откуда. Сперва шуганула, а потом задумалась.
Дело в том, что в нашем фэн-клубе поклонниц Яши Квасильевой состоят дамы самых разных профессий, и есть даже преподавательница математики из института, Поликарпова. Вот она как раз вычислила, что мыслительная активность Яши Квасильевой прямо пропорциональна количеству гостей в ее особняке, и чем больше гости пакостят, тем лучше работает Яшина голова. Во время доклада мы чуть не спятили от цифр. Поликарпова развесила графики с ломаными линиями. Получалось примерно так: если к моменту начала следствия дома еще нет гостей, то активно мыслить Яша начинает всего с сорок пятой или даже пятидесятой страницы. Если от пяти до восьми человек – то след она берет уже на тридцатой странице. Кроме того, Поликарпова вывела зависимость между количеством гостей и трупов. То есть – каждые семь-восемь человек гостей влекут за собой один труп, или же наоборот – каждый труп гарантирует прибытие еще шести-восьми человек гостей.
Вот я и подумала – а не маловато ли бомжей приютила? Может, у меня потому еще нет версии, что в подвале их только трое? Не пригрести ли еще и этого? Других-то гостей ждать не приходится – так хоть бомжи?
Я стала его звать, размахивая метлой. Мне казалось, что у меня это получается призывно, но он почему-то перешел на рысь и исчез за углом.
Где-то без пятнадцати пять я вылезла из троллейбуса возле гигантской башни, на самом верху которой была вывеска «Гидропроект». Я заглянула в бумажку – Волоколамское шоссе, дом два. Ну, вот же он, дом два!
Терентий Абрикосов жил в необычной квартире. Если Наталья еще как-то пыталась сделать свое жилье не слишком отличающимся от человеческой квартиры, то покойница Екатерина ставила перед собой другие цели.
Потолок тут оказался черным, а стены – ослепительно белыми. Тут и там висели картины, но не простые, ясные и понятные – скажем, мишки в сосновом лесу или обнаженная натура, – а нечто этакое, сплошная абстракция, ломаные линии, круги, пятна. Мебель состояла из гнутых железок, на которых валялись лоскутные подушки и одеяла. В углу находилось нечто, больше всего похожее на мешок с картошкой, но ярко-зеленого цвета. Я бы не хотела жить в такой обстановке, честное слово.
Мужчина, который впустил меня, был весьма импозантен – такой стареющий герой-любовник, с правильными, хотя уже отяжелевшими чертами лица, с густой сединой.
– Добрый день, – сказала я. – Во-первых, примите соболезнования.
– Принимаю.
– А как это случилось?
– Помните, месяц назад вдруг ударили заморозки? – спросил он.
– Еще бы не помнить!
Я чуть не проболталась – мне ведь положено заступать на службу в шесть утра, и какая была холодрыга – я знаю лучше, чем кто-либо во всем нашем микрорайоне. Не скоро еще намашешься метлой до такой степени, чтобы согреться…
Понемногу Терентий Абрикосов изложил печальную историю. Екатерина реставрацией эксклюзивного антиквариата зарабатывала неплохо, могла себе позволить вылазки в дорогие ночные клубы. Куда-то ее понесло на ночь глядя в вечернем открытом платье, там она расслабилась и выпила, а потом, возвращаясь чуть ли не в пятом часу утра, включила в машине печку. Ее разморило, и она заснула, не заглушив мотор, прямо напротив собственного дома. Что-то в ее «ниссане» оказалось неисправным, угарный газ пошел в салон – и реставраторша больше не проснулась.
Утром сосед, пытаясь выехать на улицу, и обнаружил за рулем труп. Терентий остался вдовцом. В наследство он получил этот самый «ниссан», но проку от машины не было никакого – он не имел прав и не любил техники. «Ниссан» был успешно продан, жена похоронена, и Терентий оказался вынужден заботиться о себе сам.
Он был из той породы мужей, которая принимает как должное, что добытчица и кормилица в семье – жена. И вот теперь этот импозантный мужчина понятия не имел, как заработать на жизнь. Дело в том, что он-то и был художником, нарисовавшим ломаные линии, круги и пятна! При Екатерине он мог малевать эти выверты в полное свое удовольствие, продавая две-три картины в год, а теперь вопрос выживания встал ребром.
– Но неужели не осталось никакого антиквариата? – удивилась я, помня, что у Натальи вечно квартира была забита недоделанными заказами. Многое она покупала непонятно где на свой страх и риск, доводила до ума и сдавала в салоны, и мне казалось, что так трудятся все реставраторы: выполняют заказы коллекционеров и еще проявляют собственную инициативу.
– Ничего! – воскликнул Терентий. – Одна картофельная шелуха!
– ЧТО?!?
Он отвел меня в мастерскую покойной Екатерины.
– Вот – весь пол был покрыт слоем шелухи в десять сантиметров!
– А где она? – в растерянности спросила я.
– Перед поминками соседки пришли, убрали. А что там ваша фирма осталась должна бедной Катеньке? – он ловко перевел разговор на финансовую тему.
– Если только действительно осталась должна. У нас нет ее подписи в ведомости, но, с другой стороны, она ведь чаще всего получала деньги из рук в руки, – наугад брякнула я. – Если бы она была жива, то сказала бы – и мы бы разобрались с этим недоразумением.
– Может быть, вы скажете, что именно Катя реставрировала для вас? – предложил Терентий. – И тогда я скажу – с ней полностью рассчитались, или еще немного за вами осталось.
В его глазах я увидела нехороший огонек.
Мог ли этот мужчина ввязаться в загадочную возню с антиквариатом и убить свою жену?
Вот такой вопрос задала я себе и тут же ответила – кишка тонка!
– Речь шла о картине площадью шесть на восемь метров, для нашего главного офиса, знаете, в холле большая стена, нехорошо, чтобы она была пустая. Картину привезли из Италии, там длинный такой стол, почти без посуды, и за ним тринадцать бородатых мужчин. Вещь очень ценная, еле уломали итальяшек.
– Знаю, знаю! «Тайная вечеря»! – завопил Терентий. – Вы правы – Катенька именно ее реставрировала! И она незадолго от смерти как раз говорила, что фирма осталась ей должна десять… нет, пятнадцать тысяч долларов!
Я с интересом посмотрела на этого вдовца.
Конечно, богатые люди, владеющие офисами, где стены требуют шедевров Леонардо да Винчи, не обязаны разбираться в искусстве. И Наталья рассказывала мне прелестную историю, как богатый дядька, весь в золотых цепях, гайках, болтах и пассатижах, приволок купленную за бешеные деньги «Джоконду». Наталья, царствие ей небесное, сперва обалдела до икоты, потом в присутствии дядьки вынула картину из рамы и продемонстрировала, что сей шедевр писан бессмертным итальянцем в шестнадцатом веке на совершенно современной кухонной клеенке. Но история стряслась в самом начале девяностых, с того времени дядьки в гайках здорово поумнели. А Терентий этого и не заметил!
О том, что «Тайная вечеря» – фреска, от стены, на которой она написана, ее когтями не отдерешь, и в природе нет кретина, который поволок бы кусок итальянской стены в Москву, на Волоколамское шоссе, я уж говорить не стала.
– Пятнадцать тысяч долларов, говорите? – уточнила я. – Сумма не маленькая. Я сообщу шефу.
– Ну, может, не пятнадцать, чуть поменьше. Послушайте, а что если мы договоримся по-хорошему? Я ведь вижу, вы у себя в фирме лицо значительное, – залебезил Терентий. – Помогите мне получить эти пятнадцать тысяч, на которые я уже рукой махнул, и вам будут комиссионные.
– Большие?
– Как положено – десять процентов.
Сперва я страшно обрадовалась – полторы тысячи баксов очень бы нам с Лягусиком в хозяйстве пригодились. А потом вдруг вспомнила, что блефую…
– Да, десять – это нормально, только я все же не уверена, что ваша супруга их не получила… Вы понимаете, женщина она была интересная, светская женщина, может быть, она эти деньги и получила и давно на себя потратила, а вам не докладывала… Вы расскажите про ее друзей и подруг, я постараюсь у них выведать правду…
Я очень ловко, как мне показалось, свернула на интересующую меня тему. И тут оказалось, что я плохо знаю мужчин.
А в самом деле – откуда мне их знать? Жильцы в нашем дворе для меня не мужчины, а агрегаты по производству мусора!
– Ну, конечно же, я познакомлю вас с нашими друзьями, – заворковал Терентий. – Но прежде нам с вами не мешало бы самим, так сказать, подружиться, познакомиться поближе, чтобы я ввел вас в наш круг, так сказать, на законных основаниях…
Терентий – что-то вроде художника, а не цирковой фокусник, и все же коньяк на жутнальном столике, блюдце с нарезанным лимоном, рюмки и шоколад возникли буквально из воздуха.
Тут я немного того… растаяла…
Если бы на моем месте была милая Лягусик! Она с замиранием сердца читала в дамских романах все эти сцены – как красавец-герой наливает в бокал красавице-героине шампанского, или бургундского, или анжуйского, или лубянского… Лягусик бы уж знала, как протянуть руку за бокалом и что сказать, потупив глазки. А я вот не знала. И от растерянности так прямо и опрокинула в себя рюмку коньяка.
Это был первый в моей жизни коньяк, и потому мне сразу стало жарко и как-то безмозгло…
– Лимончика, шоколадку! – предложил Терентий и совершенно естественно обнял меня за плечи. То ли коньяк, то ли затянувшийся одинокий образ жизни – что-то сработало, и его прикосновение оказалось весьма приятным. Я съела квадратик шоколада и поняла, что жизнь прекрасна.
– Наш узкий круг, круг настоящих художников, будет рад такому новому лицу, – сообщил прямо мне в ухо Терентий. Я ничего не имела против жаркого шепота, я даже ничего не имела против художников, которые малюют разноцветные линии и пятна.
– Как хорошо получилось, что именно вас прислали улаживать это дело, – ворковал Терентий. – Я впервые после смерти Катеньки ощутил жажду жизни и творчества, вы даже не представляете, как много для меня значит эта встреча!..
Еще бы, подумала я, она для тебя пятнадцать тысяч баксов значит. И мне стало стыдно – вот Лягусик в такую минуту ни за что бы не подумала о баксах. А Яша Квасильева?..
Яша Квасильева думала бы только о том, как спасти Лягусика!
– Для меня тоже! – искренне сказала я.
И тут мужская рука сползла туда, где ей делать было решительно нечего. По крайней мере, пока.
Я задергалась, пытаясь выскользнуть из-под этой нахальной руки.
– Не бойся, душенька, все будет просто великолепно, – забормотал Терентий. – Ты войдешь в наш узкий круг, потом мы поедем в круиз, я куплю тебе норковую шубку…
Это он делит пятнадцать тысяч баксов – догадалась я, это он, сволочь, за баксы старается.
– Тетеря, солнышко, я хочу тебе рассказать старый-старый анекдот… – тут я задумалась, пытаясь не только восстановить в памяти порядок слов, но и добавить свои собственные. – Вот, значит, раньше женщины делились… делились и размножались… нет, не то! Были! Они были трех категорий!
– Вот и замечательно, – согласился Терентий, и его рука принялась наглеть.
– Они размножались… Нет, они делились на дам, не-дам и дам-но-не-вам! – я так обрадовалась, что вспомнила анекдот, что упустила момент перехода к окончательной и беспардонной наглости. А когда я эту наглость осознала – то резким рывком высвободилась и отпихнула Терентия. Тут же внезапно наступила трезвость.
– Душенька! – взвизгнул, падая на зеленый мешок, Терентий.
– А есть еще четвертая категория! Она называется – ща как дам!
Тут мне под руку подвернулась открытая бутылка коньяка. Я запустила этой бутылкой в Терентия и выскочила из квартиры.
Стоило мне оказаться на лестнице, как трезвость пропала, а ступеньки встали дыбом. Я буквально съехала по перилам и опомнилась уже под вывеской «Гидропроект».
Как долго я мечтала о той минуте, когда меня напоят и соблазнят! И как не вовремя начала сбываться эта трогательная девичья мечта…
Я хлопнула себя по лбу.
Вместо того, чтобы расспросить о художниках и определить круг знакомств, который, сдается, у покойниц был общим, я стала корчить из себя оскорбленную невинность!
– Мать-перемать… – пробормотала я. И тут же вспомнила про картофельные очистки.
Десятисантиметровый слой образовался у покойниц в квартирах в одно и то же время!
Каким образом картошка может быть связана с двумя убийствами и двумя похищениями?
Возможно, ответ на этот вопрос могла дать третья подружка-реставраторша, Екатерина Мамай.
Я добрела до телефона-автомата и набрала номер, который мне продиктовали в салоне «Мебелюкс».
– Салон «Мебелюкс» слушает, – раздалось в ухе.
Я выронила трубку.
Неужели коньяк так действует на извилины?!.
Я очень старательно, скверяя каждую цифру, повторно набрала номер.
– Салон «Мебелюкс» слушает! – на сей раз голос уже изъявил недовольство.
Тут я перестала понимать, на каком я свете.
Оставалось одно – ехать домой и с горя лечь спать. Пусть мне поставлен для отыскания денег жесткий срок, десять дней, но в таком состоянии я ни на что не пригодна.
Придя домой, я поняла, в чем дело. Вся тройка моих гостей пропала. Заодно пропали чайник, осенние туфли Лягусика и баллон с отравляющим веществом. Все три предмета торчали на видном месте, потому я и заметила их отсутствие сразу. Может, бомжи еще чего сперли – это могло выясниться и неделю спустя. Но то, что они слиняли, было очень плохо.
Яша Квасильева, если бы у нее вдруг до окончания следствия разъехались все гости, тоже, наверно, была бы беспомощна, как новорожденный младенец…
Утешившись этим соображением, я отправилась на поиски беглых бомжей и обнаружила их в песочнице. Мужики дрыхли, баба ковыряла пальцем песочек, а рядом стоял фуфырь из-под кваса. Надо полагать, еще полчаса назад в нем булькало пойло.
– Ну, что, сука? – обратилась я к бабе. – Вставай, падла! Нечего тут муслякаться! Бери это чмо за копыта, волоки, куда скажу! Не удалось по кишене покуропчить, зараза? Пофиздипи мне тут – вмажу по сусалам!
Тетка вскочила, и я увидела, что на ней Лягусиковы туфли. Значит, сволочи еще не все пропили.
– Ладно, я сегодня добрая… Волоки своего хахаля обратно в подвал.
Мы доставили мертвецки пьяных бомжей туда, откуда они слиняли. Прямо на глазах у тетки я собрала в мешок имущество, взвалила ей на плечи и погнала ее метлой к квартире Агнессы Софокловны. Оставлять ее в подвале без присмотра было совершенно незачем.
Агнесса Софокловна ахнула, Дюшка в ужасе забилась под шкаф, но старушка согласилась приютить наше с Лягусиком имущество.
– Но, детка, вы уверены, что вам необходимы эти постояльцы?
– Уверена, – мрачно ответила я. – Они стимулируют мой мыслительный процесс. Это как у Яши Квасильевой – чем больше в дом набьется кретинов, тем выше процент раскрываемости преступлений.