А когда я стала слушать, мордоворот уже миновал детство, ранний школьный возраст, средний школьный возраст и докладывал, как из осинового чурбака вырезал прямо как живого Шварценеггера.
На основании этого осинового чурбачка он и приехал завоевывать Москву. В первые же две недели выяснилось: таланта мало, нужны связи. Мордоворот понесся за связями на Старый Арбат, где его и высмотрела Катя Мамай. Он за пять минут лепил из хлебного мякиша бюсты иностранцев, а главным образом – иностранок.
Катя отвела его в пельменную, как следует покормила и стала воспитывать.
– Работы малоизвестных авторов пристроить практически невозможно, – внушала она. – А есть люди, которые хотят украсить столовую, ну там гостиную, будуар в стиле Людовика Пятнадцатого или маркизы Помпадур. Сейчас как раз входят в моду голые купидоны в натуральную величину. Или, скажем, бюсты мраморные, чтобы каждый посмотрел и понял: во, блин, надо же, прабабушка в мраморном чепчике, и прям на одно лицо с правнуком! Это почище даже, чем хорошее генеалогическое древо.
Мордоворот наворачивал восьмую порцию пельменей, и ему было не до мраморных бабушек. Впрочем, он согласился на все заказы – лишь бы деньги платили.
Некоторое время спустя Катя притащила альбом, где были всевозможные изображения Петра Великого, включая бюст, украшенный кружевами, орденами, железками, пуговицами и металлическими складками мантии. Все прочее, кстати, тоже было металлическим. Еще она вручила фотографию, с которой таращился тупой и налысо бритый дядька.
– Изучи и сотвори, – велела Катя. – Чтобы все эти прибамбасы были один к одному. Желание заказчика – закон!
– Зачем ему это? – удивился мордоворот.
– Не все ли тебе равно? Будет врать, будто его прапрадедушка был генералиссимусом. Для этого и нужно все подробности скопировать. Сделаешь в срок – сто баксов твои.
Так мордоворота втянули в изготовление фальшивого антиквариата. В том числе и эксклюзивного.
Сообразив, что клиенты могут обратиться к экспертам, Наталья, Катя Абрикосова и Мамай решили облегчить им задачу. В Третьяковской галерее есть группа экспертов, к которым народ тащит самые неожиданные раритеты. Как правило, все эти Рубенсы и Тицианы, севрские фарфоры и каррарские мраморы оказываются подделками. Катя познакомилась с дамой-экспертом, прикормила ее, взяла на оклад, после чего за те шедевры прикладного искусства, что проходили через экспертизу Третьяковки, можно было быть спокойными. Фамилии этой тетки мордоворот не знал, а вот имя-отчество запомнил, хотя выговорил с трудом. Я тоже его с трудом повторила – Нимфодора Аполлинарьевна!
Интересным мне показалось отношение мордоворота к собственной профессии. В минуты и часы трезвости мордоворот исправно ваял из гипса и тому подобных материалов скульптурные портреты вельмож восемнадцатого века, а также делал из вполне обычных стульев мебель династии Романовых, чудом спасенную из Зимнего дворца в годы революции. Стоило ему получить деньги и надраться, просыпалась совесть, и он вспоминал свои былые идеалы.
Три женщины, с которыми он работал в связке, покойница Наталья, покойница Екатерина Абрикосова и вполне живая Екатерина Мамай знали за ним эту особенность и умели его успокоить. Но после смерти Абрикосовой мордоворот заволновался. Да и как не волноваться! Незадолго до того появился покупатель редкой лоховатости, и ему сплавили гарнитур, кушетку и два кресла, обозвав их для красоты английской мебелью в стиле «чиппендейл». Но сделку провернули обе Екатерины, а потом заявилась Наталья, узнала фамилию клиента и ахнула. Она сперва даже настаивала на том, чтобы выкупить у него липовый «чиппендейл» за любую цену, пока мужика кто-нибудь не просветил и в «Мебелюкс» не ворвались бритоголовые мальчики с автоматами.
– Но ведь Абрикосова спьяну не выключила машину и отравилась, – возразила я.
– Враки это, – сказал, не вставая с колен, мордоворот. – И не пила Катерина совсем, даже на Новый год рюмашку одну опрокинула. Чтобы она села за руль, напившись? Я, правда, сперва еще надеялся, что это какая-то случайность, но вот когда узнал, что Наталью застрелили… Все, каюк, ясное дело, это Мамай постарался! Теперь и до меня доберутся! Она куш сорвала и теперь свидетелей и исполнителей гробит! Ведь того и гляди, проколемся! Всучим кому-нибудь комод французского короля из второсортной фанеры!
– Да, этот бизнес не мог быть вечным, – согласилась я.
– Мамай – она самая хитрая! Вот Абрикосова жила в свое удовольствие, кретина Терентия содержала! Наталья тоже себе ни в чем не отказывала. А у Мамая только тачка хорошая для представительности, а живет в трущобе. Значит – что? Значит, берегла денежки, откладывала, теперь у нее в какой-нибудь Швейцарии счет в банке с восемью нулями! Уедет за границу, а свидетели – давно на кладбище! Теперь моя очередь!
– Ладно, встань, – сказала я. – Молодец. Генерал будет доволен.
– А вы Мамая арестуете?
– Обязательно.
– А меня?
Я задумалась.
– У тебя деньги есть? – спросила я, имея в виду отнюдь не вымогательство взятки. Я просто хотела знать – весь гонорар за очередную липу пропит, или еще немножко осталось?
– Щас! Сколько?! – мордоворот вскочил с колен, и по его роже я поняла – готов откупиться миллионами.
Но, во-первых, я не уверена, что сотрудники ФСБ в таких случаях безнаказанно берут взятки. А во-вторых, светлый образ Яши Квасильевой возник перед внутренним взором и погрозил пальцем. Палец был украшен любимым бриллиантом Яши в восемьдесят четыре карата.
– Значит, так. Собирай шмотки и уматывай. Сними на вокзале первую попавшуюся комнату и ложись на дно! И чтоб даже за продуктами не выходил!
– Но?..
– Хозяйку приспособь!
– А я думал, у вас квартиры специальные есть и программа охраны особо важных свидетелей!
Осознав свою ценность для следствия, мордоворот приосанился.
– Это ты американских сериалов насмотрелся, – заметила я. – Расскажу генералу – посмеется! Кончай базар! Чтоб через час испарился!
– Дайте мне номер вашего сотового! – вдоуг потребовал мордоворот.
– Это государственная тайна, – сквозь зубы процедила я и наконец поставила штангу в угол.
– А если мне угрожать начнут?
– В последнюю минуту мы придем на помощь. Наша служба и опасна, и трудна, и на первый взгляд как будто не видна, понял, нет?
– По-онял… – протянул мордоворот.
И я удалилась.
Да, вот именно – удалилась. Сама Яша Квасильева не могла бы покинуть помещение так царственно… ой, что я за чушь несу?..
Мания величия подкрадывается незаметно. И только дай ей волю – не то что Наполеоном или пророком Магометом, Яшей Квасильевой себя вообразишь.
На улице я опомнилась.
Положение было прескверное. В деле освобождения Лягусика я не продвинулась ни на шаг. Узнала только то, что Наталья прокручивала серьезные дела с фальшивым антиквариатом. Очевидно, полмиллиона долларов ей не на сохранение дали… Скорее всего, эта цифра – сумма доходов за несколько удачных сделок.
И ее похитили два непросыхаемых бомжа, которые живого доллара в глаза не видывали!
Нужно срочно лететь домой, разыскивать жуткое Натальино кресло, а ведь там меня ждет еще подарочек – Екатерина Мамай, которая уже узнала, кто была домработницей у покойницы Натальи!
Ну прямо хоть домой не возврашайся…
Я буквально за шиворот поволокла себя в сторону своего осточертевшего подвала. И по дороге накручивала себя примерно так: мало ли, что Екатерина Мамай знает обо мне? А я о ней тоже кое-что знаю! Даже имя продажного эксперта из Третьяковки!
Может, как-нибудь договоримся?
Может, она-то и выведет меня на похитителей Лягусика?
Она ведь наверняка знает, кто мог пронюхать про полмиллиона баксов.
Пересекая улицу, я увидела в проходе между домами толпу. Такая толпа возле моего дома собирается только в одном случае – если пахнет покойником. Я своих ненаглядных жильцов не первый день знаю. Зимой как-то прямо у торцовой стенки залег спать и не проснулся алкаш. Так они в тридцатиградусный мороз два часа там торчали, обсуждали происшествие.
– Ну, чего, чего, трупа, что ли, не видали?
С таким криком я врезалась в сборище и стала убеждать всех разойтись поскорее. Сборище расступилось – но там, где я рассчитывала увидеть мертвое тело, оказалось пусто. Я онемела – это был явный непорядок.
– Не гоношись, Люстра, ее уже увезли, – сказал участковый Колька. – Может, даже лучше, что ты с ней не встретилась.
– Мамай?!? – вдруг догадавшись, прохрипела я.
– Какой тебе Мамай? Тетку машина сшибла. Вон, у Мухоморовны спроси – тетка тебя искала, ко всем приставала, ты ей что, денег должна?
– Полмиллиона баксов… – прошептала я в полной прострации.
– Не хило. И тут вдруг во двор влетает машина, жигуль, синий такой, а номера не разобрать. Тюкнул твою тетку, да еще вдоль стены протащил. Крику было!
– Насмерть?
– А кто ее знает? «Скорая» увезла.
Я задумалась, и думала так долго, что Колька не дождался моего ответа и ушел.
Если бы на моем месте была Яша Квасильева!
Во-первых, она сразу же огласила бы криком окрестности. Во-вторых, она бы немедленно увязала между собой всех участников этой истории, как покойных, так и временно живых. В-третьих, она бы взяла след. В-четвертых, подставила затылок злоумышленнику. В-пятых, очнулась в объятиях полковника Запердолина…
А я что могу?
Только разогнать толпу, собравшуюся на месте убийства.
Лягусик – в плену, полмиллиона – тю-тю, а я стою посреди двора, как дура, и ничего не соображаю!
– Детка, детка! – услышала я знакомый голос. Ко мне спешила милейшая Агнесса Софокловна в беленьких перчатках, в белой шляпке и с белой собачкой на поводке. Я только вздохнула – когда же я смогу позволить себе хоть что-то белое?
– Да, Агнесса Софокловна?
– Вас искал очень грубый мужской голос. Хотел знать – деньги найдены?
– И что вы ему сказали?
– Сказала, что он – мизерабль!
Так, подумала я, Корявому неймется. Как бы он там раньше времени не устроил бедному Лягусику публичный дом…
– Агнесса Софокловна, передайте этому мизераблю – как только моя сестренка ко мне вернется, я первым делом отведу ее к гинекологу! И если что-то будет не так – я до него, падлы, суки, еще доберусь!
– Ах, детка… – старушка вздохнула. – Конечно, в мои годы уже не верят в благородных разбойников. Но я бы на вашем месте добралась до падлы-суки именно в том случае, если все останется по-прежнему…
– Агнесса Софокловна, если он еще будет звонить – вы его попроще, – посоветовала я. – Ну какой из него мизерабль? Козел он, а не мизерабль! И скажите, чтобы купил Лягусику дамских романов. Без дамских романов ей будет очень плохо. Вы даже так скажите – без дамских романов она просто помрет!
– Непременно скажу, детка. А что же вы не проявляете интереса к той даме, которая так мило говорит по-французски с настоящим парижским акцентом?
Честное слово, я не сразу поняла, что старушка имеет в виду бомжиху.
– Я к ней еще проявлю интерес! – грозно сказала я. – Пока она меня отвлекала, ее хахаль еще с одним пидором из подвала кресло сперли! А оно, между прочим, чужое!
– Ах, детка, знали бы вы, до какой степени вы неправы… – вздохнула Агнесса Софокловна. Но тут была неправа она сама – уж кто-кто, а я повадки бомжей изучила неплохо.
Даже не желая слушать доводы в пользу бомжихи, я простилась с Агнессой Софокловной и пошла к себе в подвал. Ведь, влипнув во всю эту катавасию, я почти перестала заниматься своими прямыми обязанностями. Хорошо Яше Квасильевой – она может в перерывах между приключениями валяться на диванах (она сама так пишет), посещать светские тусовки и кататься по Москве, скупая во всех киосках блоки сигарет «Голуаз». А меня, если в подъездах будет грязно, выпрут из подвала – и куда мы с Лягусиком денемся?
Я взяла ведро, развела в нем хлорку и пошла мыть самый неприятный из подъездов. Там живут два семейства потомственных алкоголиков, и в каждом – по четырнадцать человек детей.
Ухайдакавшись с этим подъездом, в котором всего за неделю скапливается несколько пудов грязи, я приползла к себе в подвал. Там было до омерзения пусто. Не сидела под пальмой Лягусик с дамским романом. Не дрыхли бомжи. Даже ос ни одной не осталось. Я прямо была готова заплакать.
И тут раздался стук в окошко.
Решив, что меня выманивают посланцы Корявого, я вооружилась метлой.
– Люстра, Люстра, открывай, это мы, Руслан и Воха! – раздались подозрительно жизнерадостные голоса.
Я вышла к ним во двор – однажды пустила в подвал, а они там заснули.
Оболтусы были бодры, счастливы и под градусом.
– Люстра, у тебя сиськи есть? – спросил Воха.
– Какие сиськи? – от расстройства чувств я даже не поняла, что он имеет в виду. Понятное дело, оболтусы заржали.
Глава седьмая
На основании этого осинового чурбачка он и приехал завоевывать Москву. В первые же две недели выяснилось: таланта мало, нужны связи. Мордоворот понесся за связями на Старый Арбат, где его и высмотрела Катя Мамай. Он за пять минут лепил из хлебного мякиша бюсты иностранцев, а главным образом – иностранок.
Катя отвела его в пельменную, как следует покормила и стала воспитывать.
– Работы малоизвестных авторов пристроить практически невозможно, – внушала она. – А есть люди, которые хотят украсить столовую, ну там гостиную, будуар в стиле Людовика Пятнадцатого или маркизы Помпадур. Сейчас как раз входят в моду голые купидоны в натуральную величину. Или, скажем, бюсты мраморные, чтобы каждый посмотрел и понял: во, блин, надо же, прабабушка в мраморном чепчике, и прям на одно лицо с правнуком! Это почище даже, чем хорошее генеалогическое древо.
Мордоворот наворачивал восьмую порцию пельменей, и ему было не до мраморных бабушек. Впрочем, он согласился на все заказы – лишь бы деньги платили.
Некоторое время спустя Катя притащила альбом, где были всевозможные изображения Петра Великого, включая бюст, украшенный кружевами, орденами, железками, пуговицами и металлическими складками мантии. Все прочее, кстати, тоже было металлическим. Еще она вручила фотографию, с которой таращился тупой и налысо бритый дядька.
– Изучи и сотвори, – велела Катя. – Чтобы все эти прибамбасы были один к одному. Желание заказчика – закон!
– Зачем ему это? – удивился мордоворот.
– Не все ли тебе равно? Будет врать, будто его прапрадедушка был генералиссимусом. Для этого и нужно все подробности скопировать. Сделаешь в срок – сто баксов твои.
Так мордоворота втянули в изготовление фальшивого антиквариата. В том числе и эксклюзивного.
Сообразив, что клиенты могут обратиться к экспертам, Наталья, Катя Абрикосова и Мамай решили облегчить им задачу. В Третьяковской галерее есть группа экспертов, к которым народ тащит самые неожиданные раритеты. Как правило, все эти Рубенсы и Тицианы, севрские фарфоры и каррарские мраморы оказываются подделками. Катя познакомилась с дамой-экспертом, прикормила ее, взяла на оклад, после чего за те шедевры прикладного искусства, что проходили через экспертизу Третьяковки, можно было быть спокойными. Фамилии этой тетки мордоворот не знал, а вот имя-отчество запомнил, хотя выговорил с трудом. Я тоже его с трудом повторила – Нимфодора Аполлинарьевна!
Интересным мне показалось отношение мордоворота к собственной профессии. В минуты и часы трезвости мордоворот исправно ваял из гипса и тому подобных материалов скульптурные портреты вельмож восемнадцатого века, а также делал из вполне обычных стульев мебель династии Романовых, чудом спасенную из Зимнего дворца в годы революции. Стоило ему получить деньги и надраться, просыпалась совесть, и он вспоминал свои былые идеалы.
Три женщины, с которыми он работал в связке, покойница Наталья, покойница Екатерина Абрикосова и вполне живая Екатерина Мамай знали за ним эту особенность и умели его успокоить. Но после смерти Абрикосовой мордоворот заволновался. Да и как не волноваться! Незадолго до того появился покупатель редкой лоховатости, и ему сплавили гарнитур, кушетку и два кресла, обозвав их для красоты английской мебелью в стиле «чиппендейл». Но сделку провернули обе Екатерины, а потом заявилась Наталья, узнала фамилию клиента и ахнула. Она сперва даже настаивала на том, чтобы выкупить у него липовый «чиппендейл» за любую цену, пока мужика кто-нибудь не просветил и в «Мебелюкс» не ворвались бритоголовые мальчики с автоматами.
– Но ведь Абрикосова спьяну не выключила машину и отравилась, – возразила я.
– Враки это, – сказал, не вставая с колен, мордоворот. – И не пила Катерина совсем, даже на Новый год рюмашку одну опрокинула. Чтобы она села за руль, напившись? Я, правда, сперва еще надеялся, что это какая-то случайность, но вот когда узнал, что Наталью застрелили… Все, каюк, ясное дело, это Мамай постарался! Теперь и до меня доберутся! Она куш сорвала и теперь свидетелей и исполнителей гробит! Ведь того и гляди, проколемся! Всучим кому-нибудь комод французского короля из второсортной фанеры!
– Да, этот бизнес не мог быть вечным, – согласилась я.
– Мамай – она самая хитрая! Вот Абрикосова жила в свое удовольствие, кретина Терентия содержала! Наталья тоже себе ни в чем не отказывала. А у Мамая только тачка хорошая для представительности, а живет в трущобе. Значит – что? Значит, берегла денежки, откладывала, теперь у нее в какой-нибудь Швейцарии счет в банке с восемью нулями! Уедет за границу, а свидетели – давно на кладбище! Теперь моя очередь!
– Ладно, встань, – сказала я. – Молодец. Генерал будет доволен.
– А вы Мамая арестуете?
– Обязательно.
– А меня?
Я задумалась.
– У тебя деньги есть? – спросила я, имея в виду отнюдь не вымогательство взятки. Я просто хотела знать – весь гонорар за очередную липу пропит, или еще немножко осталось?
– Щас! Сколько?! – мордоворот вскочил с колен, и по его роже я поняла – готов откупиться миллионами.
Но, во-первых, я не уверена, что сотрудники ФСБ в таких случаях безнаказанно берут взятки. А во-вторых, светлый образ Яши Квасильевой возник перед внутренним взором и погрозил пальцем. Палец был украшен любимым бриллиантом Яши в восемьдесят четыре карата.
– Значит, так. Собирай шмотки и уматывай. Сними на вокзале первую попавшуюся комнату и ложись на дно! И чтоб даже за продуктами не выходил!
– Но?..
– Хозяйку приспособь!
– А я думал, у вас квартиры специальные есть и программа охраны особо важных свидетелей!
Осознав свою ценность для следствия, мордоворот приосанился.
– Это ты американских сериалов насмотрелся, – заметила я. – Расскажу генералу – посмеется! Кончай базар! Чтоб через час испарился!
– Дайте мне номер вашего сотового! – вдоуг потребовал мордоворот.
– Это государственная тайна, – сквозь зубы процедила я и наконец поставила штангу в угол.
– А если мне угрожать начнут?
– В последнюю минуту мы придем на помощь. Наша служба и опасна, и трудна, и на первый взгляд как будто не видна, понял, нет?
– По-онял… – протянул мордоворот.
И я удалилась.
Да, вот именно – удалилась. Сама Яша Квасильева не могла бы покинуть помещение так царственно… ой, что я за чушь несу?..
Мания величия подкрадывается незаметно. И только дай ей волю – не то что Наполеоном или пророком Магометом, Яшей Квасильевой себя вообразишь.
На улице я опомнилась.
Положение было прескверное. В деле освобождения Лягусика я не продвинулась ни на шаг. Узнала только то, что Наталья прокручивала серьезные дела с фальшивым антиквариатом. Очевидно, полмиллиона долларов ей не на сохранение дали… Скорее всего, эта цифра – сумма доходов за несколько удачных сделок.
И ее похитили два непросыхаемых бомжа, которые живого доллара в глаза не видывали!
Нужно срочно лететь домой, разыскивать жуткое Натальино кресло, а ведь там меня ждет еще подарочек – Екатерина Мамай, которая уже узнала, кто была домработницей у покойницы Натальи!
Ну прямо хоть домой не возврашайся…
Я буквально за шиворот поволокла себя в сторону своего осточертевшего подвала. И по дороге накручивала себя примерно так: мало ли, что Екатерина Мамай знает обо мне? А я о ней тоже кое-что знаю! Даже имя продажного эксперта из Третьяковки!
Может, как-нибудь договоримся?
Может, она-то и выведет меня на похитителей Лягусика?
Она ведь наверняка знает, кто мог пронюхать про полмиллиона баксов.
Пересекая улицу, я увидела в проходе между домами толпу. Такая толпа возле моего дома собирается только в одном случае – если пахнет покойником. Я своих ненаглядных жильцов не первый день знаю. Зимой как-то прямо у торцовой стенки залег спать и не проснулся алкаш. Так они в тридцатиградусный мороз два часа там торчали, обсуждали происшествие.
– Ну, чего, чего, трупа, что ли, не видали?
С таким криком я врезалась в сборище и стала убеждать всех разойтись поскорее. Сборище расступилось – но там, где я рассчитывала увидеть мертвое тело, оказалось пусто. Я онемела – это был явный непорядок.
– Не гоношись, Люстра, ее уже увезли, – сказал участковый Колька. – Может, даже лучше, что ты с ней не встретилась.
– Мамай?!? – вдруг догадавшись, прохрипела я.
– Какой тебе Мамай? Тетку машина сшибла. Вон, у Мухоморовны спроси – тетка тебя искала, ко всем приставала, ты ей что, денег должна?
– Полмиллиона баксов… – прошептала я в полной прострации.
– Не хило. И тут вдруг во двор влетает машина, жигуль, синий такой, а номера не разобрать. Тюкнул твою тетку, да еще вдоль стены протащил. Крику было!
– Насмерть?
– А кто ее знает? «Скорая» увезла.
Я задумалась, и думала так долго, что Колька не дождался моего ответа и ушел.
Если бы на моем месте была Яша Квасильева!
Во-первых, она сразу же огласила бы криком окрестности. Во-вторых, она бы немедленно увязала между собой всех участников этой истории, как покойных, так и временно живых. В-третьих, она бы взяла след. В-четвертых, подставила затылок злоумышленнику. В-пятых, очнулась в объятиях полковника Запердолина…
А я что могу?
Только разогнать толпу, собравшуюся на месте убийства.
Лягусик – в плену, полмиллиона – тю-тю, а я стою посреди двора, как дура, и ничего не соображаю!
– Детка, детка! – услышала я знакомый голос. Ко мне спешила милейшая Агнесса Софокловна в беленьких перчатках, в белой шляпке и с белой собачкой на поводке. Я только вздохнула – когда же я смогу позволить себе хоть что-то белое?
– Да, Агнесса Софокловна?
– Вас искал очень грубый мужской голос. Хотел знать – деньги найдены?
– И что вы ему сказали?
– Сказала, что он – мизерабль!
Так, подумала я, Корявому неймется. Как бы он там раньше времени не устроил бедному Лягусику публичный дом…
– Агнесса Софокловна, передайте этому мизераблю – как только моя сестренка ко мне вернется, я первым делом отведу ее к гинекологу! И если что-то будет не так – я до него, падлы, суки, еще доберусь!
– Ах, детка… – старушка вздохнула. – Конечно, в мои годы уже не верят в благородных разбойников. Но я бы на вашем месте добралась до падлы-суки именно в том случае, если все останется по-прежнему…
– Агнесса Софокловна, если он еще будет звонить – вы его попроще, – посоветовала я. – Ну какой из него мизерабль? Козел он, а не мизерабль! И скажите, чтобы купил Лягусику дамских романов. Без дамских романов ей будет очень плохо. Вы даже так скажите – без дамских романов она просто помрет!
– Непременно скажу, детка. А что же вы не проявляете интереса к той даме, которая так мило говорит по-французски с настоящим парижским акцентом?
Честное слово, я не сразу поняла, что старушка имеет в виду бомжиху.
– Я к ней еще проявлю интерес! – грозно сказала я. – Пока она меня отвлекала, ее хахаль еще с одним пидором из подвала кресло сперли! А оно, между прочим, чужое!
– Ах, детка, знали бы вы, до какой степени вы неправы… – вздохнула Агнесса Софокловна. Но тут была неправа она сама – уж кто-кто, а я повадки бомжей изучила неплохо.
Даже не желая слушать доводы в пользу бомжихи, я простилась с Агнессой Софокловной и пошла к себе в подвал. Ведь, влипнув во всю эту катавасию, я почти перестала заниматься своими прямыми обязанностями. Хорошо Яше Квасильевой – она может в перерывах между приключениями валяться на диванах (она сама так пишет), посещать светские тусовки и кататься по Москве, скупая во всех киосках блоки сигарет «Голуаз». А меня, если в подъездах будет грязно, выпрут из подвала – и куда мы с Лягусиком денемся?
Я взяла ведро, развела в нем хлорку и пошла мыть самый неприятный из подъездов. Там живут два семейства потомственных алкоголиков, и в каждом – по четырнадцать человек детей.
Ухайдакавшись с этим подъездом, в котором всего за неделю скапливается несколько пудов грязи, я приползла к себе в подвал. Там было до омерзения пусто. Не сидела под пальмой Лягусик с дамским романом. Не дрыхли бомжи. Даже ос ни одной не осталось. Я прямо была готова заплакать.
И тут раздался стук в окошко.
Решив, что меня выманивают посланцы Корявого, я вооружилась метлой.
– Люстра, Люстра, открывай, это мы, Руслан и Воха! – раздались подозрительно жизнерадостные голоса.
Я вышла к ним во двор – однажды пустила в подвал, а они там заснули.
Оболтусы были бодры, счастливы и под градусом.
– Люстра, у тебя сиськи есть? – спросил Воха.
– Какие сиськи? – от расстройства чувств я даже не поняла, что он имеет в виду. Понятное дело, оболтусы заржали.
– Спереди которые! Ну, дойка! Буфера!
– Какое тебе дело, мать-перемать, до моих сисек? – наконец-то врубившись, рявкнула я.
– Какое-какое! А покажи!
– Ты совсем охренел?!
– Держи ее, Воха! – крикнул Руслан, и я оказалась в объятиях крепкого и ржущего, как стоялый жеребец, подростка. Руслан меж тем рванул серый халат на моей груди.
– Ишь ты! Имеются! Ну, вот тебе твои комиссионные!
И этот поросенок сунул мне в бюстгальтер пачку жеваных банкнот.
– Ты гикнулся? – заорала я, выпущенная на свободу. – Это откуда? Опять пьяного обчистили?
– Бери выше! Мы тачку загнали! – чуть ли не хором ответили оболтусы.
Они катались на черном монолите, пока он им не надоел, а потом решили сбросить его в Яузу и посмотреть, насколько в ней поднимется уровень воды.
– Физики траханные, Архимеды недоделанные! – по инерции бесновалась я.
– Люстра, ты прикинь – только мы в него уперлись посильнее, подходят два таких, при гайках, при распальцовке, спрашивают – мы чего, в натуре, делаем. Мы им – да вот, надоела тачка, ну ее к бесу! Они нам – так совсем же хорошая тачка! А мы им, да ну ее, сейчас таких не носят! В общем, они ее у нас выкупили! И сами кататься поехали! Им по приколу – шли, вдруг ни с того ни с сего такую тачку за копейки купили! Мы прямо обалдели!
И оболтусы, заржав, испарились. А я пошла считать деньги.
Их оказалось примерно три тысячи!
Я никогда не держала в руках столько рублей. Я чувствовала себя королевой, банкиром, арабским нефтяным магнатом! И я тихонько запела прекрасную песню времен моего детства. Если бы Яша Квасильева могла меня сейчас слышать, я бы от стыда сгорела. Но как быть, если именно такие песни почему-то мобилизуют меня на великие дела? Итак, я во всю глотку запела:
Дойдя до дуба, я заткнулась. И не потому, что вспомнила обо всех трупах, состоявшихся и несостоявшихся, а просто соседка с первого этажа, из квартиры аккурат над моим углом подвала, принялась колотить шваброй в пол. Старая дура патологически не выносит музыки. Стоит запеть – как ее тут же начинает ломать и плющить.
Я селя в Лягусиково кресло и стала строить планы на завтрашний день. Теперь, с деньгами в кармане, я чувствовала себя почти как Яша Квасильева. Ведь, между нами говоря, она информацию не столько добывает, сколько покупает. Взять хотя бы тот случай с бриллиантами от Картье. Она изобразила рекламную акцию и фактически бесплатно раздала бриллианты каким-то дурам, а взамен получила название улицы и номер дома, где, возможно, две недели назад чинил трубу сантехник, чья теща в молодости была знакома с бабушкой убийцы.
У меня была не менее бесполезная информация – я знала, что в убийствах и покушениях последних дней огромную роль играют картофельные очистки. Но, мать-перемать, какую???
Судя по тому, как перепугался мордоворот, очень большую. Они – улика. Они – вещественное доказательство. Но доказательство чего?
Слой этой дряни покрывал пол у покойницы Натальи – но Наталья распорядилась эвакуировать очистки на помойку. Слой этой дряни лежал и в мастерской у Кати Абрикосовой. И вот, извольте радоваться, то же самое – у мордоворота, в состоянии полной неприкосновенности! Так в чем же смысл? Только в том, что у мордоворота, если дать ему волю, грязь скоро дорастет до потолка?
Но он с перепугу назвал очень важное имя… ой, как же его выговорить?
Я долго восстанавливала в памяти это сочетание букв. Сперва нарисовалась четверка коней на фронтоне Большого театра, потом чья-то розовая голая задница, потом опять кони и мужик, их погоняющий, потом вдруг палитра с пятнами краски, потом чувство безотчетного страха, потом – беломраморное холодное лицо, вроде бы мужское…
С большим трудом я размотала эту ассоциативную цепочку. И то – очень помучалась, пока не вспомнила тетю Марфуню, рассказывавшую нам с Лягусиком, как интересно назывались оттенки цветов в прошлых веках, скажем, цвет разъяренной блохи или цвет бедра испуганной нимфы. Тогда же я сообразила, что голый дядька, правящий квадригой, – древнегреческий бог Аполлон.
И понемногу искомое имя выкристаллизовалось – Нимфодора Аполлинарьевна!
Вот к кому нужно отправиться завтра с утра! Она наверняка знает, какие хитрые сделки с эксклюзивным антиквариатом проворачивали три дамы из салона «Мебелюкс». То, что я не знаю фамилии, – мелочи. Вряд ли в Третьяковке трудятся две или три Нимфодоры.
И я действительно отправилась туда, имея при себе пакет, набитый старыми газетами.
Вошла я со служебного входа и к первому же попавшемуся сотруднику обратилась так:
– Меня сюда направили из салона «Мебелюкс». Я хотела сдать им очень эксклюзивный раритет, но мы не сошлись в цене, и в конце концов возник вопрос – а не подделка ли это. Вот я и ищу Нимфодору Аполлинарьевну как главного специалиста по эксклюзивному антиквариату. Ее заключение будет решающим.
И я похлопала по своему пакету, как если бы там действительно лежало что-то ценное.
– Простите, – сказал сотрудник, – возможно, я вмешиваюсь не в свое дело, но, даже не знаю, как сказать…
– Она жива?! – в приступе внезапного ужаса выкрикнула я.
И в самом деле – если неведомый преступник, условно названный Корявым, взялся уничтожать всех, кто занимается в «Мебелюксе» эксклюзивным антиквариатом, то, упокоив навеки Наталью с обеими Екатеринами, он должен был добраться и до Нимфодоры!
– Кто – жива?! – глаза сотрудника округлились.
Это был совсем молодой, но уже лысый парень с морщинами на лбу, украсившими бы самого породистого бульдога. А когда глаза выкатываются из орбит, то огромный лоб делается совершенно невероятным. Яша Квасильева всегда упоминает лысину полковника Запердолина – так неужели и он, когда распутывает Яшины затеи, тоже на бульдога похож?!?
– Нимфодора!
– Да жива Нимфодора, жива! Я про другое! Вы, простите мою наглость…
– Так что же вы людей пугаете, если она жива?!
– Сами вы людей пугаете! – наконец огрызнулся сотрудник. – Я только хотел сказать, что вы кофточку надели наизнанку!
Я онемела.
Кофточку я купила именно этим утром, чтобы выглядеть в Третьяковке достойно. Конечно, Яша Квасильева с ее бешеными гонорарами в таких случаях едет в бутик. У нас в клубе был доклад на тему «Гардероб Яши Квасильевой» – ну так вот, выяснилась одна забавная вещь. Дело в том, что среди наших членов – женщины из разных социальных слоев. Я, скажем, и близко к бутикам не подхожу, а вот Земфира Крюконян туда заглядывает, а Маша Воропаева так и вовсе в бутике работает и два раза обслуживала несравненную Яшу Квасильеву. И выяснилось, что, скажем, висит в витрине кофточка стоимостью, страшно подумать, в четыре тысячи долларов, творение какого-то сумасшедшего итальянского кутюрье, а на рынке в Измайловском почти такую же можно откопать всего за двести рублей, хотя и это для меня большие деньги. Маша даже цитировала слова Яши Квасильевой, остолбеневшей при виде эксклюзивного трикотажа:
– Это связала слепая бабушка, к тому же – однорукая!
Но когда она узнала фамилию автора, то охнула, крякнула и взяла это художество, выторговав небольшую скидку.
Однорукую слепую бабушку мне могла бы заменить Лягусик. Как-то она взялась вязать шарфик – и получилось что-то вроде расползающейся рыболовной сети, потому что она пропустила, мечтая о великосветских поклонниках, чуть ли не половину петель. Но Лягусик, похищенная Корявым, ждала помощи – и я отправилась за кофточкой именно на рынок, примерила ее за какой-то натянутой поперек ларька тряпочкой, и к тому же очень спешила. Чтобы сэкономить время, я прямо так и расплатилась, а старую кофточку сунула в пакет. И вот результат…
– Извините, – буркнула я, и тогда он мне указал на нужную дверь.
Нимфодора Аполлинарьевна, сидевшая за большим пустым столом, оказалась очень почтенной дамой, чем-то смахивающей на покойницу Наталью – если бы Наталья ходила в парикмахерскую хотя бы раз в месяц и носила что-то кроме брюк и свитеров, то она выглядела бы так же достойно, царствие ей небесное. Единственное, что бы я поменяла в Нимфодориной внешности, – так это волосы. Теперь столько всяких интересных оттенков в продаже, у нас на каждом заседании клуба – прямо живая радуга, а эта дама как сорок лет назад сделалась желтой блондинкой, так до сих пор не опомнилась.
– Добрый день, – сказала я.
– Добрый день, – ответила она.
Я посмотрела на нее тяжелым взглядом – как смотрю на Верку Соломкину, которая в очередной раз забила чем-то слив в ванной и протекла к Матвеевым.
– Дорогая Нимфодора Аполлинарьевна, – произнесла я. – Лично вы мне очень симпатичны, поэтому я хочу вас предостеречь – вы следующая на очереди…
– Куда? – прошептала дама.
– К могиле. Или к нише, если вы предпочитаете крематорий.
– Не понимаю! – воскликнула Нимфодора, вставая. – Что вы такое несете?
– Сперва – Катя Абрикосова, потом – Наталья Петровско-Разумовская, сразу за ней – ее племянница Юля, вчера – Екатерина Мамай. Всех убрала одна рука, скоро она доберется до вас!
– Не понимаю, ничего не понимаю! – закричала Нимфодора. – Вы ошиблись адресом! Вы ошиблись дверью!
– Картофель, – очень внятно сказала я. – Все было безупречно, пока в вашем бизнесе не появился картофель!
Нимфодора Оперлась рукой о столешницу, но все равно шлепнулась на стул, и тут же на пол упала книга, которую она читала перед моим приходом.
– Говорила же я им, дурочкам! Предупреждала! – запричитала Нимфодора. – А они мне – бешеные деньги, бешеные деньги! Вот продадим и завяжем! И разбежимся!
Я невольно взглянула на упавшую книгу и ахнула. Это был «Кандибобер в террариуме» – и в жесткой обложке!
– Какое тебе дело, мать-перемать, до моих сисек? – наконец-то врубившись, рявкнула я.
– Какое-какое! А покажи!
– Ты совсем охренел?!
– Держи ее, Воха! – крикнул Руслан, и я оказалась в объятиях крепкого и ржущего, как стоялый жеребец, подростка. Руслан меж тем рванул серый халат на моей груди.
– Ишь ты! Имеются! Ну, вот тебе твои комиссионные!
И этот поросенок сунул мне в бюстгальтер пачку жеваных банкнот.
– Ты гикнулся? – заорала я, выпущенная на свободу. – Это откуда? Опять пьяного обчистили?
– Бери выше! Мы тачку загнали! – чуть ли не хором ответили оболтусы.
Они катались на черном монолите, пока он им не надоел, а потом решили сбросить его в Яузу и посмотреть, насколько в ней поднимется уровень воды.
– Физики траханные, Архимеды недоделанные! – по инерции бесновалась я.
– Люстра, ты прикинь – только мы в него уперлись посильнее, подходят два таких, при гайках, при распальцовке, спрашивают – мы чего, в натуре, делаем. Мы им – да вот, надоела тачка, ну ее к бесу! Они нам – так совсем же хорошая тачка! А мы им, да ну ее, сейчас таких не носят! В общем, они ее у нас выкупили! И сами кататься поехали! Им по приколу – шли, вдруг ни с того ни с сего такую тачку за копейки купили! Мы прямо обалдели!
И оболтусы, заржав, испарились. А я пошла считать деньги.
Их оказалось примерно три тысячи!
Я никогда не держала в руках столько рублей. Я чувствовала себя королевой, банкиром, арабским нефтяным магнатом! И я тихонько запела прекрасную песню времен моего детства. Если бы Яша Квасильева могла меня сейчас слышать, я бы от стыда сгорела. Но как быть, если именно такие песни почему-то мобилизуют меня на великие дела? Итак, я во всю глотку запела:
– Да, городишко тут у нас фартовый,
Одна беда – невпроворот вязал.
Втихую подберутся – и готово:
На кичу урка поканал.
А там, глядишь, от пайки дуба дал…
Дойдя до дуба, я заткнулась. И не потому, что вспомнила обо всех трупах, состоявшихся и несостоявшихся, а просто соседка с первого этажа, из квартиры аккурат над моим углом подвала, принялась колотить шваброй в пол. Старая дура патологически не выносит музыки. Стоит запеть – как ее тут же начинает ломать и плющить.
Я селя в Лягусиково кресло и стала строить планы на завтрашний день. Теперь, с деньгами в кармане, я чувствовала себя почти как Яша Квасильева. Ведь, между нами говоря, она информацию не столько добывает, сколько покупает. Взять хотя бы тот случай с бриллиантами от Картье. Она изобразила рекламную акцию и фактически бесплатно раздала бриллианты каким-то дурам, а взамен получила название улицы и номер дома, где, возможно, две недели назад чинил трубу сантехник, чья теща в молодости была знакома с бабушкой убийцы.
У меня была не менее бесполезная информация – я знала, что в убийствах и покушениях последних дней огромную роль играют картофельные очистки. Но, мать-перемать, какую???
Судя по тому, как перепугался мордоворот, очень большую. Они – улика. Они – вещественное доказательство. Но доказательство чего?
Слой этой дряни покрывал пол у покойницы Натальи – но Наталья распорядилась эвакуировать очистки на помойку. Слой этой дряни лежал и в мастерской у Кати Абрикосовой. И вот, извольте радоваться, то же самое – у мордоворота, в состоянии полной неприкосновенности! Так в чем же смысл? Только в том, что у мордоворота, если дать ему волю, грязь скоро дорастет до потолка?
Но он с перепугу назвал очень важное имя… ой, как же его выговорить?
Я долго восстанавливала в памяти это сочетание букв. Сперва нарисовалась четверка коней на фронтоне Большого театра, потом чья-то розовая голая задница, потом опять кони и мужик, их погоняющий, потом вдруг палитра с пятнами краски, потом чувство безотчетного страха, потом – беломраморное холодное лицо, вроде бы мужское…
С большим трудом я размотала эту ассоциативную цепочку. И то – очень помучалась, пока не вспомнила тетю Марфуню, рассказывавшую нам с Лягусиком, как интересно назывались оттенки цветов в прошлых веках, скажем, цвет разъяренной блохи или цвет бедра испуганной нимфы. Тогда же я сообразила, что голый дядька, правящий квадригой, – древнегреческий бог Аполлон.
И понемногу искомое имя выкристаллизовалось – Нимфодора Аполлинарьевна!
Вот к кому нужно отправиться завтра с утра! Она наверняка знает, какие хитрые сделки с эксклюзивным антиквариатом проворачивали три дамы из салона «Мебелюкс». То, что я не знаю фамилии, – мелочи. Вряд ли в Третьяковке трудятся две или три Нимфодоры.
И я действительно отправилась туда, имея при себе пакет, набитый старыми газетами.
Вошла я со служебного входа и к первому же попавшемуся сотруднику обратилась так:
– Меня сюда направили из салона «Мебелюкс». Я хотела сдать им очень эксклюзивный раритет, но мы не сошлись в цене, и в конце концов возник вопрос – а не подделка ли это. Вот я и ищу Нимфодору Аполлинарьевну как главного специалиста по эксклюзивному антиквариату. Ее заключение будет решающим.
И я похлопала по своему пакету, как если бы там действительно лежало что-то ценное.
– Простите, – сказал сотрудник, – возможно, я вмешиваюсь не в свое дело, но, даже не знаю, как сказать…
– Она жива?! – в приступе внезапного ужаса выкрикнула я.
И в самом деле – если неведомый преступник, условно названный Корявым, взялся уничтожать всех, кто занимается в «Мебелюксе» эксклюзивным антиквариатом, то, упокоив навеки Наталью с обеими Екатеринами, он должен был добраться и до Нимфодоры!
– Кто – жива?! – глаза сотрудника округлились.
Это был совсем молодой, но уже лысый парень с морщинами на лбу, украсившими бы самого породистого бульдога. А когда глаза выкатываются из орбит, то огромный лоб делается совершенно невероятным. Яша Квасильева всегда упоминает лысину полковника Запердолина – так неужели и он, когда распутывает Яшины затеи, тоже на бульдога похож?!?
– Нимфодора!
– Да жива Нимфодора, жива! Я про другое! Вы, простите мою наглость…
– Так что же вы людей пугаете, если она жива?!
– Сами вы людей пугаете! – наконец огрызнулся сотрудник. – Я только хотел сказать, что вы кофточку надели наизнанку!
Я онемела.
Кофточку я купила именно этим утром, чтобы выглядеть в Третьяковке достойно. Конечно, Яша Квасильева с ее бешеными гонорарами в таких случаях едет в бутик. У нас в клубе был доклад на тему «Гардероб Яши Квасильевой» – ну так вот, выяснилась одна забавная вещь. Дело в том, что среди наших членов – женщины из разных социальных слоев. Я, скажем, и близко к бутикам не подхожу, а вот Земфира Крюконян туда заглядывает, а Маша Воропаева так и вовсе в бутике работает и два раза обслуживала несравненную Яшу Квасильеву. И выяснилось, что, скажем, висит в витрине кофточка стоимостью, страшно подумать, в четыре тысячи долларов, творение какого-то сумасшедшего итальянского кутюрье, а на рынке в Измайловском почти такую же можно откопать всего за двести рублей, хотя и это для меня большие деньги. Маша даже цитировала слова Яши Квасильевой, остолбеневшей при виде эксклюзивного трикотажа:
– Это связала слепая бабушка, к тому же – однорукая!
Но когда она узнала фамилию автора, то охнула, крякнула и взяла это художество, выторговав небольшую скидку.
Однорукую слепую бабушку мне могла бы заменить Лягусик. Как-то она взялась вязать шарфик – и получилось что-то вроде расползающейся рыболовной сети, потому что она пропустила, мечтая о великосветских поклонниках, чуть ли не половину петель. Но Лягусик, похищенная Корявым, ждала помощи – и я отправилась за кофточкой именно на рынок, примерила ее за какой-то натянутой поперек ларька тряпочкой, и к тому же очень спешила. Чтобы сэкономить время, я прямо так и расплатилась, а старую кофточку сунула в пакет. И вот результат…
– Извините, – буркнула я, и тогда он мне указал на нужную дверь.
Нимфодора Аполлинарьевна, сидевшая за большим пустым столом, оказалась очень почтенной дамой, чем-то смахивающей на покойницу Наталью – если бы Наталья ходила в парикмахерскую хотя бы раз в месяц и носила что-то кроме брюк и свитеров, то она выглядела бы так же достойно, царствие ей небесное. Единственное, что бы я поменяла в Нимфодориной внешности, – так это волосы. Теперь столько всяких интересных оттенков в продаже, у нас на каждом заседании клуба – прямо живая радуга, а эта дама как сорок лет назад сделалась желтой блондинкой, так до сих пор не опомнилась.
– Добрый день, – сказала я.
– Добрый день, – ответила она.
Я посмотрела на нее тяжелым взглядом – как смотрю на Верку Соломкину, которая в очередной раз забила чем-то слив в ванной и протекла к Матвеевым.
– Дорогая Нимфодора Аполлинарьевна, – произнесла я. – Лично вы мне очень симпатичны, поэтому я хочу вас предостеречь – вы следующая на очереди…
– Куда? – прошептала дама.
– К могиле. Или к нише, если вы предпочитаете крематорий.
– Не понимаю! – воскликнула Нимфодора, вставая. – Что вы такое несете?
– Сперва – Катя Абрикосова, потом – Наталья Петровско-Разумовская, сразу за ней – ее племянница Юля, вчера – Екатерина Мамай. Всех убрала одна рука, скоро она доберется до вас!
– Не понимаю, ничего не понимаю! – закричала Нимфодора. – Вы ошиблись адресом! Вы ошиблись дверью!
– Картофель, – очень внятно сказала я. – Все было безупречно, пока в вашем бизнесе не появился картофель!
Нимфодора Оперлась рукой о столешницу, но все равно шлепнулась на стул, и тут же на пол упала книга, которую она читала перед моим приходом.
– Говорила же я им, дурочкам! Предупреждала! – запричитала Нимфодора. – А они мне – бешеные деньги, бешеные деньги! Вот продадим и завяжем! И разбежимся!
Я невольно взглянула на упавшую книгу и ахнула. Это был «Кандибобер в террариуме» – и в жесткой обложке!
Глава седьмая
Вот на сей раз я, кажется, правильно закончила очередную главу. Перечислила все трупы, включая те, что еще не померли, и поставила эффектную точку – новый роман Яши Квасильевой.
Казалось бы, какое имеет значение, уронила Нимфодора бессмертный роман или какую-нибудь «Войну и мир»? А ведь имеет. И не только в силу гениальности Яши Квасильевой.
Я нарочно не описывала, о чем думала, направляясь в Третьяковку. Яша, правда, всегда изображает ход своих мыслей, но мне хотелось приберечь их до нужного момента.
Судя по исповеди мордоворота, три дамы, имеющие дело с «Мебелюксом», заработали достаточно, имели основания бояться разоблачений и решили отойти от дел, убраться куда-нибудь подальше и жить под чужими фамилиями. Это не так трудно, как кажется, если есть деньги. Скажем, паспорт любой страны и на любом языке можно купить в метро вместе с прочими документами.
Они только хотели собрать последний урожай, судя по всему – очень солидный. И вот кто-то, зная, что самая крутая подделка ушла за бешеные деньги, уничтожает по очереди всех, имеющих к этой подделке отношение.
И это – кто-то из своих.
Первой погибла Катя Абрикосова. Погибла как бы случайно. Возможно, она была мозговым центром этой операции и слишком много знала. Потом – Наталья, у которой хранились дома деньги. Потом было покушение на Юльку – преступник, видимо, полагал, что деньги спрятаны в египетском быке, которого я притащила ей, чтобы умилостивить царицу Клеопатру. Судя по дальнейшему развитию событий, деньги были все-таки зашиты в кожаное кресло. Стало быть, преступник – не Абрикосова, не Наталья и тем более не Юлька. Теоретически это могла быть Мамай – но и Мамай сейчас в лучшем случае – в реанимации. Четвертая, кто точно знала о делах, провороченных через «Мебелюкс», – Нимфодора. И я, идя в Третьяковку, была уверена: вот та преступница, которая решила в одиночку прикарманить совместно нажитые деньги.
О том, что у нее рыльце в пуху, я поняла, когда произнесла роковое слово «картофель». Если бы еще знать, что оно означало!
Но когда я увидела, что она в рабочее время читает Яшу Квасильеву…
Женщина, которая преклоняется перед Яшей Квасильевой, не может быть преступницей. Вы хотя бы в метро посмотрите – вот эти ряды женщин, уткнувшихся носами в очередной шедевр, эти лица, отрешенные от всего мирского, вам о чем-нибудь говорят? Мне – говорят.
В момент чтения лично я отождествляю себя с великолепной Яшей. Я тоже живу в особняке, тоже имею кучу проблем со свекром и свекровями. А то, что у нее крокодилы там бегают, – мелочи, вон у Аньки из пятой квартиры дома шесть собак и одиннадцать кошек бегают, вонь, правда, страшная, но если притерпеться, так жить можно. И знаете, когда Анька читает, как питон Марик сдуру намотался на Карлоса Кастанеду или как игуана Георгий проглотил, или проглотила, пульт управления домашним кинозалом, ей уже не нужны ни муж, ни дети, которых у нее отродясь и не было, она воспаряет над миром и балдеет от своей сопричастности высокому искусству.
Казалось бы, какое имеет значение, уронила Нимфодора бессмертный роман или какую-нибудь «Войну и мир»? А ведь имеет. И не только в силу гениальности Яши Квасильевой.
Я нарочно не описывала, о чем думала, направляясь в Третьяковку. Яша, правда, всегда изображает ход своих мыслей, но мне хотелось приберечь их до нужного момента.
Судя по исповеди мордоворота, три дамы, имеющие дело с «Мебелюксом», заработали достаточно, имели основания бояться разоблачений и решили отойти от дел, убраться куда-нибудь подальше и жить под чужими фамилиями. Это не так трудно, как кажется, если есть деньги. Скажем, паспорт любой страны и на любом языке можно купить в метро вместе с прочими документами.
Они только хотели собрать последний урожай, судя по всему – очень солидный. И вот кто-то, зная, что самая крутая подделка ушла за бешеные деньги, уничтожает по очереди всех, имеющих к этой подделке отношение.
И это – кто-то из своих.
Первой погибла Катя Абрикосова. Погибла как бы случайно. Возможно, она была мозговым центром этой операции и слишком много знала. Потом – Наталья, у которой хранились дома деньги. Потом было покушение на Юльку – преступник, видимо, полагал, что деньги спрятаны в египетском быке, которого я притащила ей, чтобы умилостивить царицу Клеопатру. Судя по дальнейшему развитию событий, деньги были все-таки зашиты в кожаное кресло. Стало быть, преступник – не Абрикосова, не Наталья и тем более не Юлька. Теоретически это могла быть Мамай – но и Мамай сейчас в лучшем случае – в реанимации. Четвертая, кто точно знала о делах, провороченных через «Мебелюкс», – Нимфодора. И я, идя в Третьяковку, была уверена: вот та преступница, которая решила в одиночку прикарманить совместно нажитые деньги.
О том, что у нее рыльце в пуху, я поняла, когда произнесла роковое слово «картофель». Если бы еще знать, что оно означало!
Но когда я увидела, что она в рабочее время читает Яшу Квасильеву…
Женщина, которая преклоняется перед Яшей Квасильевой, не может быть преступницей. Вы хотя бы в метро посмотрите – вот эти ряды женщин, уткнувшихся носами в очередной шедевр, эти лица, отрешенные от всего мирского, вам о чем-нибудь говорят? Мне – говорят.
В момент чтения лично я отождествляю себя с великолепной Яшей. Я тоже живу в особняке, тоже имею кучу проблем со свекром и свекровями. А то, что у нее крокодилы там бегают, – мелочи, вон у Аньки из пятой квартиры дома шесть собак и одиннадцать кошек бегают, вонь, правда, страшная, но если притерпеться, так жить можно. И знаете, когда Анька читает, как питон Марик сдуру намотался на Карлоса Кастанеду или как игуана Георгий проглотил, или проглотила, пульт управления домашним кинозалом, ей уже не нужны ни муж, ни дети, которых у нее отродясь и не было, она воспаряет над миром и балдеет от своей сопричастности высокому искусству.