Трусов Юрий. Зеленая ветвь

   - Вот видите, ваше превосходительство! Такова, видно, ваша метода.
   - Да, это так, но только не моя метода. Отнюдь. Просто совпадение... Я собираюсь предложить вам командовать крепостью. Не просто крепостью, а ключом к сердцу Греции, к ее столице... Я хочу вручить вам этот ключ... Ич-Кале.
   - Но достоин ли я сего ключа? Я буду скучать по моему губернаторству.
   - Подождите: вот взгляните сюда. Город ограждает батарея, построенная как бы в три уступа.
   Конец указки, которой вооружился президент, нашел на карте план крепости.
   - Посмотрите, как отлично устроен последний бастион! Как удобно отсюда вести перекрестный огонь! Говоря о значимости новой должности, которую я вам предлагаю, мне хотелось подчеркнуть, как правительство высоко ценит вас. И еще одно: на этом посту нужен именно такой человек, как вы. Мы хотим вручить ключ от сердца Греции в верные руки...
   - Я польщен, ваше превосходительство. Польщен, но...
   "Черт возьми! - подумал он, теребя концы рыжих усов. - Черт возьми, кажется, я опять капитулирую перед президентом!"
   Президент улыбнулся.
   - Вы, Райкос, не сердитесь на меня, но вы порой наивны, как дитя. Большой ребенок. За это, может быть, я и ценю вас... Наступает самый ответственный момент. Войне за независимость нашего отечества приходит конец. Но война за республику только начинается. В кабинетах послов вынашиваются заговоры. Я уже говорил вам, что Греческой республике нужны верные, неподкупные люди. Когда вы вступите в новую должность?
   - Разве это так срочно?
   - Очень срочно. Вокруг республики ее недруги затягивают смертельную петлю.
   - Тогда я готов хоть сейчас.
   30. ДЕТИ
   Высадка десантного отряда, вопреки мрачным прогнозам Иванко, прошла благополучно. Приморская деревушка со странным названием Зила, где ночью они сошли с солдатами на берег со шлюпок, казалась вымершей.
   От разведчиков он узнал, что противника здесь нет... Среди десятка убогих, сложенных из хрупкого известняка домишек только в одном жили люди - старуха-турчанка с двумя малолетками-внучатами.
   Дрожащая от страха бабка рассказала, что султанские воины ушли на север и уже более недели не появлялись.
   Иванко повеселел. У него словно гора с плеч свалилась. Подумать только: завладеть без боя таким важным плацдармом! А он-то считал, что противник встретит их градом пуль.
   Он посмотрел на темный силуэт шхуны, стоящей в полуверсте от деревушки. Подплыть ближе не позволяли мелководье и рифы.
   Подошла Елена, дотронулась до его руки, сжимавшей обнаженную саблю.
   - Спрячь в ножны. Она теперь не нужна.
   - Хорошо, конечно, что так получилось. Прозевали нас османы... Иванко блеснул в темноте белыми зубами и лихо, по-казачьи, вогнал клинок в ножны.
   И, хотя он знал, что скоро им предстоят тяжелые бои, на него снизошла спокойная уверенность. Ему снова вспомнилась беседа с турчанкой.
   В этой деревеньке жили люди разных национальностей. Жили бедно, но в дружбе. Дочь старухи-турчанки вышла замуж за грека. Когда янычары пришли в деревню, они за это зарезали обоих. Остались сироты внучата. Янычары убили бы и их, если бы старуха не догадалась спрятать малышей.
   Иванко рассказал Елене об услышанном.
   - Они пропадут, если мы не возьмем их под свое покровительство.
   - Но где же их приютить? Завтра нам предстоит поход.
   - Будем их держать в обозе.
   - А как посмотрят на это солдаты? Ты ведь знаешь - турки для них враги!
   - Они не совсем турки. Их отец грек. Разве мы можем отказать им в милосердии? Они же дети! Я не приехал сюда воевать с детьми! Придется тебе оберегать их, не спускать глаз, чтобы их не обижали. Вот и пополнился наш отряд... На две детские души! - улыбаясь, заметил Иванко.
   - Плохо ты посчитал, дружок, - рассмеялась Елена.
   Иванко удивленно поднял брови.
   - Уже стучится и третья душа. Он часто напоминает о себе. Особенно на море - во время качки. Видно, неравнодушен к морю. Будет моряком.
   - Дай боже, - задумавшись, произнес Иванко. - Обзавелись мы детьми. Двух война подарила, а третий тоже под пулями зачат.
   - Скажешь такое: под пулями! - всплеснула руками Елена. - Лучше подумай, как назовем приемных детей.
   - Они уже давно названы: старший, чернявый, - Вака, а тот, что поменьше, - Савка.
   - Вырастут, нашему Кондрату братьями будут, - мечтачельно проговорила Елена.
   31. ПУТЬ К ПОБЕДЕ
   Лишь на другой день к вечеру удалось узнать от разведчиков, где находится противник. Его обнаружили в двенадцати милях от деревушки Зилы.
   Иванко стал готовиться к походу. Но случилось непредвиденное. Неожиданно для этих южных мест на рассвете вдруг подул холодный ветер, понеслись по небу черными волнами низкие тучи, хлынул ледяной дождь с градом и мокрым снегом. Дорога превратилась в вязкую глину. Ступишь шаг и ногу не вытянешь.
   Чтобы не мучить весь отряд трудным походом, Иванко изменил план: основную часть войска оставил в Зиле, а сам с группой разведчиков отправился выяснять обстановку.
   Несколько часов спустя разведчики добрались до большого селения. Здесь на окраине расположился лагерь турецкого войска. Видимо, противник еще не знал о высадке патриотов я не подозревал о нависшей над ним угрозе. Господствовала полная беспечность - в лагере не выставили даже караульных постов. Три полевые пушки с горками ядер и бочками пороха стояли без охраны.
   Разведчики хотели было поджечь бочки с порохом и взорвать весь этот артиллерийский арсенал, но Иванко остановил их:
   - Пушки нам еще пригодятся.
   Он послал в Зилу двух разведчиков с приказом немедленно построиться войску в походную колонну и в полной боевой готовности, соблюдая тишину, двигаться к вражескому лагерю. Сам же остался в засаде наблюдать за противником.
   Ждать пришлось долго. Отряд шел очень медленно по размокшим от дождя полям. Лишь поздно вечером Иванко, наконец, заметил в сумерках неясные фигуры приближающихся людей. В первом ряду, конечно же, шла Елена, хотя ей было строго-настрого приказано оставаться со старухой и детьми в обозе.
   Операцию построили на внезапности. Отряд разделили на две штурмовые колонны, и они одновременно ворвались во вражеский лагерь.
   Разбуженные выстрелами, турки срывались с теплых постелей, выбегали из палаток в гремящую темноту, где их встречали штыки и сабли...
   ...После штурмовой ночи Иванко весь день занимался административными делами - устраивал освобожденных из неволи пленников. Большинство из них были жители окрестных селений и деревушек - крестьяне и рыбаки, молодке женщины, девушки, подростки.
   Учтя промахи противника, опорную военную базу решили устроить в Зиле. Здесь, правда, трудно было разместить всех воинов отряда - домишек в деревеньке всего-то с десяток. Зато из этой деревеньки можно поддерживать по морю связь с Навпали. А главное - деревушка надежно прикрывалась со стороны суши труднопроходимыми болотами дельты реки Нестос.
   ...Возвратясь в Зилу, Иванко первым делом погрузил раненых и больных на десантную шхуну, что ожидала на рейде. Решено было отправить их в госпиталь в Навпали.
   Капитан поздравил Иванко с победой и пригласил ознаменовать это событие ужином. Иванко любил пображничать, но сейчас отказался. Нужно было как можно скорее обосноваться на отнятом у противника берегу, установить батарею из трофейных султанских пушек...
   32. ЗАГВОЗДКА
   - Ваш друг отлично провел десантную операцию. Прочтите сию реляцию! Подполковник Пеллион подал Райкосу бумагу. Тот пробежал глазами строки, где подробно описывался разгром войск противника. Когда глаза Райкоса добрались до знакомой подписи - он чуть не вскрикнул от радости. Реляцию скрепляла знакомая фамилия Иванко.
   Радость, которую сейчас испытал Райкос, все же не могла заглушить удивления: уж слишком благожелательно встретили реляцию начальник штаба строевых войск подполковник Пеллион и командующий генерал Жерар. Обычно они высокомерно держались с офицерами нефранцузами. Не жаловали их своим вниманием и демонстративно не вступали с ними ни в какие разговоры, кроме служебных. Жерар и Пеллион сформировали штаб преимущественно из своих соотечественников. Райкос посещал этот "французский" штаб только по вызову или когда этого требовали самые важные дела. Он уже несколько раз испытал на себе высокомерное пренебрежение штабных начальников и теперь избегал с ними общений.
   Поэтому необычная любезность Пеллиона удивила его и насторожила. Он посмотрел на полное надменное лицо начальника штаба, на его розоватую лысину, словно желая проникнуть в мысли, что скрывались за ней. "Почему вдруг на него напала такая любезность? Почему он вдруг решил познакомить меня с Иванкиной реляцией?" - думал Райкос. У него появилось желание подразнить надменного офицера.
   - В этом нет ничего неожиданного. Капитан Хурделицын имеет большой военный опыт.
   - Гм... в его-то возрасте? Ведь он так молод, - неуверенно скосил глаза француз.
   - Он еще юношей прошел славную школу, воюя с вашими соотечественниками, господин подполковник. И, надо сказать, воевал успешно. В сражении под Березином отбил пушку.
   Пеллион оторопел. Слова Райкоса звучали как вызов.
   Лысина подполковника стала багровой. Все ожидали, что начальник штаба обрушит на дерзкого русского весь арсенал своей власти. Но Пеллион только скрипнул зубами и оскалился в добродушной улыбке. Видимо, понял, что факты не опровергнешь.
   - То были войска узурпатора Наполеона. Он умел воевать. У него можно было поучиться...
   - Капитану Хурделицыну не было нужды учиться у Наполеона. Его учителями были Суворов и Кутузов...
   - О, да, Кутузов! - подхватил Пеллион. - Кутузов хорошо использовал русский мороз. О, вы, русские, умеете воевать в союзе со своим морозом.
   - У нас не только сильный мороз, но и мужество. А Суворов воевал в климате, похожем на климат вашего отечества. Например, в Италии и Швейцарии.
   - Успокойтесь, господин полковник, - поджал тонкие губы Пеллион, хотя эти слова надо было отнести прежде всего к нему самому. - Стоит ли нам спорить о давноминувшем. Лучше потолкуем о настоящем. Вы говорите, как парижанин. Вам приходилось бывать во Франции?
   - Да, мосье Пеллион, приходилось!
   - И вы знаете историю моей страны?
   - Я получил неплохое образование.
   - О, вы русский аристократ?! Что же привело вас сюда, в стан президента-революционера? Жажда приключений?
   - Очевидно, то же самое, что и вас, господин подполковник.
   - Гм! - задумался начальник штаба. Видимо, он несколько успокоился. Все это - суета сует... Я вижу, что вы, господин полковник, благородный человек. А ныне благородным людям в Греции надо быть вместе. Чтобы не совершить досадных ошибок.
   - Я не понял вас.
   - Ну, что тут понимать?! Речь идет о самом простом, - уклонился от прямого ответа Пеллион.
   - Честь имею, - поднес к козырьку фуражки руку Райкос и направился к выходу.
   - Подождите... - задержал его Пеллион. - Я не сказал вам главного. Генерал Жерар хочет сплотить благородных людей. Он решил встретиться с офицерами у себя в домашней обстановке и просил меня пригласить вас. Он живет здесь, в этом же доме на втором этаже.
   - Это приказание или приглашение?
   - Что вы! Я же сказал - приглашение.
   Райкос поблагодарил и вышел из кабинета начальника штаба.
   У выхода его ожидал полковник Алмейда. На смуглом лице португальца застыла ироническая усмешка.
   - Вы решили пойти вечером к генералу Жерару? - спросил он Райкоса.
   - Ни в коем случае... А вы откуда знаете?
   - Меня тоже пригласили.
   - Что бы это значило? Еще недавно они и говорить с нами не хотели, а теперь вдруг приглашают побеседовать в домашней обстановке... С чего бы это?
   - Думаю, неспроста... Жерар и Пеллион ищут нашей поддержки.
   - Против кого? - спросил Райкос.
   - У вас светлая голова, - захохотал Алмейда. - Против кого? В этом вся загвоздка!
   Они пожали друг другу руки и разошлись.
   33. С ВЫСОТЫ
   Массивная громада крепости Паламиди, венчающая высокую скалу, казалась воздушным кораблем, летящим вместе с облаками. Когда Райкос подошел ближе, она подавила его своей грандиозной монументальностью. Камни крепости, черные от времени, впитали накипь бурливших сраженьями веков. Гребень стены Ич-Кале в лучах заходящего солнца наливался багровым светом, как будто на нем выступала запекающаяся кровь.
   Мрачный блеск чугунных пушек сливался с темными красками древней каменной кладки. Она каскадом падала к подножью могучих укреплений, словно предупреждала всякого, кто замышлял вторжение: "Остановись, погибнешь!"
   Райкос осознавал ответственность, которую он нес, занимая пост командующего этим могучим укреплением. Его изумлял инженерный гений древнего зодчества, сумевший создать такой шедевр фортификационного искусства. В этой крепости, ее стенах, бастионах, расположении батарей все до мелочей было удивительно продумано. Безошибочный расчет фортификатора-воина слился с глазомером талантливого архитектора-художника и навек застыл в суровой красоте.
   Райкоса восхищал общий вид крепости и отдельные детали. Мост, служивший единственной тропой в это каменное гнездо, изобретательно защищенный трехступенчатой батареей, вал опорной батареи, что полумесяцем вдавался на береговой гряде в пенистые волны моря. А как удивительно сооружены бастионы! Как точно распланированы они - из пушек, словно влитых в каменные амбразуры, можно без промаха бить перекрестным огнем атакующих... Параллельно стене Ич-Кале грозно выступала батарея Пентадельфия - "Пяти братьев", названная так потому, что здесь некогда стояли пять громаднейших пушек.
   Новому командующему все казалось неразрывно связанным с легендарными временами, когда разноплеменные, разноязычные завоеватели под пестрыми флагами и знаменами ломали копья и мечи об эти древние угловатые стены. С проклятиями и стонами, теряя убитых и раненых, откатывались они от непоколебимых заслонов, чтобы снова броситься на них с яростным воем и разбиться, как разбиваются о камни волны прибоя...
   Его святой долг держать древнюю крепость в боевой готовности, чтобы огонь бастионов и фортов смог отбить любые неприятельские полчища, посягающие на столицу республики с суши и с моря...
   Райкос проверял укрепления и досадовал, что греческую артиллерию организовали по образцу французской, менее совершенной, чем русская. В памяти были еще живы битвы русских артиллеристов с наполеоновскими. Русские канониры всегда побеждали - они стреляли точнее и быстрее. Но покамест греческой армией верховодил генерал Жерар, о реорганизации ее нечего было и думать. Войско делилось на батальоны, поэтому и греческая артиллерия в Навпали была сведена в один батальон, которым командовал Райкос. Он решил превратить батальон в ударную боевую единицу и вооружить артиллеристов ружьями, чтобы они, в случае нужды, могли охранять твердыню столицы. В штабе Жерара к этой идее отнеслись отрицательно, но Райкоса поддержали президент, Колокотронис и Алмейда. Вооружив артиллеристов, Райкос после усиленного обучения превратил их в образцовую часть.
   По его предложению стали проводиться беседы с командным составом о патриотическом воспитании воинов.
   Он рассказывал о подвигах греческих героев, совершенных во время восстания за освобождение родины, о таких полководцах, как Теодорис Колокотронис и Иоанн Каподистрия...
   Увлеченный этой работой, Райкос тратил на нее все время. Он редко посещал штаб, не ходил туда даже по вызовам, - генерал Жерар и полковник Пеллион были полностью оторваны от боевой практики. Между Райкосом и французским штабом установились натянутые отношения. Жерар никак не мог простить Алмейде и Райкосу того, что они пренебрегли приглашением и не посетили его генеральский дом...
   Находясь на батарее "Пяти братьев", Райкос часто смотрел на штабной особняк. С крепостных бастионов Ич-Кале было прекрасно видно это гнездо интриганов.
   34. БЕСЕДА С РЕЗИДЕНТОМ
   Нелегкая пора настала для президента Греции. Это чувствовали все, кто был рядом с ним, в том числе и Райкос. У него болело сердце, когда он видел, как нервничает Иоанн Антонович. Война за независимость закончилась победным маршем по Балканам русских солдат, разгромивших войска захватчиков, султан подписал Адриаиопольский договор, признав Грецию независимым государством. Но страна находилась в катастрофическом положении.
   Республиканское правительство все еще вынуждено было содержать в боевой готовности регулярную армию и флот - тысячи человек сухопутного и морского войска. Подобная необходимость диктовалась тревожной обстановкой как внутри Греции, так и вокруг нее. Райкос был активным участником событий, происходивших тогда в Греции. Он ежедневно встречался с президентом, обсуждал с ним самые актуальные вопросы. Вот что он писал:
   "Положение графа Каподистрии было весьма затруднительно ввиду ненадежного состояния Европы и чрезвычайных событий, которые не давали опомниться, быстро следуя одно за другим, и потрясали самые основы правительства. Воля его была связана отношениями с тремя покровительствующими державами, и он не мог действовать по своему усмотрению. В стране, которой он управлял, едва хватало доходов покрывать две трети издержек. Опека держав лишала возможности пользоваться всеми источниками общественного богатства. Президенту отказывали: с одной стороны, скупость, с другой - недоверчивость, а это порождало врагов, желавших выставить его в глазах народа послушным угодником иноземной власти, коей будто бы он все приносил в жертву, руководствуясь личными побуждениями".
   "Ненадежное состояние Европы и чрезвычайные события", о которых упоминает Райкос, - это восстания и революции, потрясавшие феодальные и монархические правительства, "самые основы" реакционных правительств Франции, и Англии, и, разумеется, крепостной России. Эти правительства, на словах взявшиеся опекать Грецию, на деле стремились закабалить ее, превратить в свою колонию. Президент Каподистрия, неподкупный, честный республиканец, отстаивающий интересы родины, не подходил для роли марионетки в руках прожженных политиков иностранных держав. "Покровители" Греции уже вынашивали планы его устранения, подыскивали кандидатов на королевский трон из покладистых иностранных принцев.
   Опекающие Грецию державы, пользуясь ее тяжелым экономическим положением, навязывали ее правительству свою волю, старались подорвать ее экономику, захватит природные богатства, задушить торговлю. За всем этим стояла задача скомпрометировать в глазах народных масс республиканское правительство и президента...
   Райкос был невольным наблюдателем этих происков реакции. Ему стало ясно, что вокруг президента и его сената-герузии внешние и внутренние реакционеры затеяли зловещие интриги.
   Неожиданно его пригласил к себе барон Рикман, русский резидент.
   Райкос долго колебался: идти или нет. Уж очень не хотелось встречаться с представителем самодержавной власти здесь, на свободной республиканской земле. Но приглашение было сделано письменно, это был скорее официальный вызов.
   Барон Рикман встретил Райкоса холодно. Кивком головы предложил сесть и, щуря бесцветные глаза, монотонно произнес:
   - Его величество наш государь-император соизволит выразить неудовольствие, узнав, что офицер российской самодержавной армии без разрешения поступил на службу к греческим республиканцам... Я ставлю вас в известность, что вынужден был о сем прискорбном обстоятельстве доложить по долгу службы.
   - Ваше превосходительство барон! В данном случае я руководствуюсь самыми добрыми побуждениями и пекусь о славе нашего отечества, - после длительной паузы ответил Райкос.
   - Позвольте спросить, о какой славе отечества вы упоминаете, поручик? - нахмурил щетинистые брови барон.
   Это подействовало на Райкоса, как удар хлыста. "Ах ты, экая щука! Ты слишком много позволяешь себе! - подумал он. - А мне терять уже нечего".
   - Господин резидент, я не только офицер русской армии, но и полковник регулярных греческих войск. И могу вам сказать, почему стал служить Греции. Мне было больно и стыдно, что из многих людей, великодушно рисковавших своими жизнями во имя независимости греков, не было ни одного нашего соотечественника. Эта мысль не покидала меня, мне было до слез обидно за нас, и я решил ехать в Грецию. Я служу здесь с мыслью о благе отечества.
   Рикман сделал жест рукой, словно отмахивался от назойливой мухи.
   - Вам сие непонятно, барон! - едко продолжал Райкос, поднимаясь с кресла. Но барон Рикман задержал его:
   - Не уходите! Подождите, пожалуйста. Мне понятна ваша горячность. Но осмелюсь повторить свою мысль: ваша деятельность вызовет неодобрение у государя-императора. Позвольте дать совет: наступила пора заканчивать вам эту деятельность.
   - Почему? Как это понять?
   Барон поморщился.
   - Сядьте в кресло. Вот так. Видите ли... - Он подыскивал нужные слова. - Видите ли, президент Каподистрия ведет страну не туда. Он все более прислушивается к вольнодумцам, которые причинили столько зла благонамеренным нациям, уважающим данных им богом правителей, вам не надо более поддерживать президента!..
   - А что же мне делать?..
   - Вернитесь в Италию... Кажется, вы отправлялись туда лечиться?
   - Но я уже здоров.
   - Гм... Тогда попроситесь на родину. Напишите письмо генералу Бенкендорфу, генерал-адъютанту его величества российского императора. Может быть, его величество и простит вас. Государь милостив, добр. Может быть, он дозволит вам вернуться в Россию...
   Райкоса охватило чувство негодования от этого фальшивого тона, елейных слов о доброте и милости государевой. Ему хотелось сказать о повешенных "добрым" царем офицерах, о запоротых солдатах, но он сдержался. Господин барон напомнил ему о родине. Райкос грезил о ней во сне и наяву. Без родины ему и жизнь не мила... Поэтому он промолчал.
   Рикман важно приосанился.
   - Скажите, а почему вы не воспользовались приглашением генерала Жерара и не посетили его?
   - Вы, барон, знаете и об этом? - вырвалось у Райкоса.
   - Мне, как резиденту, полагается знать все... - самодовольно улыбнулся резидент.
   - Господин барон, я считаю французов противниками еще со времен войны двенадцатого года, - ответил Райкос.
   - С тех пор много воды утекло. Теперь во Франции король, и королевская Франция - дружественная нам держава. У нас дружественный контакт с генералом Жераром...
   - С генералом Жераром? Но ведь он командующий регулярными силами Греции! Он служит президенту. А вы сами говорите, что президент ведет страну не туда... Ничего не понимаю! Мне вы советуете порвать с президентом, а с его слугой поддерживаете контакт?! Не понимаю!
   - Вам и не надо ничего понимать, - закусил губы барон. - Это дело сложное, господин поручик. Весьма сложное. Это называется - дипломатией.
   Райкос по-гвардейски козырнул и вышел.
   Теперь ему все стало ясно. Все три резидента - французский, английский и резидент его величества государя-императора - ведут интригу против Каподистрии.
   Райкос решил пойти к президенту. Предупредить и посоветоваться.
   35. СОВЕТ
   Президента он не застал ни дома, ни в герузии. Дежурный офицер доверительно сообщил, что Каподистрия уехал в порт встречать своего брата Августина, который прибыл с острова Корфу.
   Райкос знал, что президент обязательно вернется сегодня в свой кабинет. Вернется, потому что у него много работы, и он всегда трудится до глубокой ночи.
   Разговор с Каподистрией не терпел отлагательства, поэтому Райкос сел на стул у двери кабинета и стал терпеливо ожидать.
   Время потянулось медленно. Райкосу вспомнилось, что барон Рикман назвал его поручиком - так уже давно никто не называл Николая Алексеевича. Память вдруг перенесла его в лейб-драгунский полк. Он вспомнил своих вольнолюбивых товарищей, вспомнил, как они собрались обсудить форму протеста против прихода к власти нового императора Николая Первого, ознаменовавшего свое восхождение на престол кровавым насилием. Молодые офицеры решили все сразу подать в отставку. Назревал громкий скандал, и начальство решило замять его. Просьбу об отставке положили под сукно. Офицеров частью уговорили, а частью запугали. Всех, кроме Раенко... Но вот пошла новая волна репрессий в гвардии, начались новые аресты лиц, причастных к восстанию 14 декабря. Тогда, чтобы спасти Николая Алексеевича от ареста, командир полка, честный, добрый человек, решил уволить "карбонария" Раенко, пометив прошение об отставке задним числом. Николай Алексеевич подал рапорт с просьбой освободить его по болезни ввиду необходимости лечения за границей. Добрые люди - в том числе лейб-медик его величества Н. Ф. Арендт* - помогли ему выехать из отечества. И уже который год офицер императорской гвардии пребывал на своеобразном "лечении" - сражался за свободу Греции. Рикман, конечно же, прав: такое известие вряд ли обрадует его величество государя-императора. Вряд ли изволит он выразить свое удовольствие. Даже за более невинные проступки его величество упекает своих соотечественников в казематы, в Сибирь, разжалывает в солдаты.
   _______________
   * Врач, котрый впоследствии лечил смертельно раненного на дуэли
   А. С. Пушкина.
   Как избежать упреков, немилости и кары? А ведь так хочется вернуться на родину!
   Раздались тихие, ровные шаги. Он поднял голову и увидел президента. Каподистрия с недоумением смотрел на Райкоса.
   - Вы, господин полковник, дежурите у моего кабинета? - спросил он.
   Райкос вскочил со стула, поприветствовал президента. Он был обрадован и смущен.