- Ты, конечно, во многом прав, но не во всем.
- В чем же я не прав?
- На мятежи греков подбивают иноземные интриганы.
- Я готов защищать их от нападения иноземцев. Но защищать греков от греков - не хочу. Это нечестно. Я не ландскнехт*. Я приехал сражаться за свободу Греции.
_______________
* Л а н д с к н е х т - наемный солдат.
- Я тоже не приехал сюда любоваться руинами Древней Эллады. Но в отличие от тебя, дорогой мой Райкос, я буду сражаться не только за свободу Греции, но и за свободу ее народа.
- Ты - якобинец? - удивился Райкос.
- К сожалению, нет, - вздохнул комендант. - А Греции сейчас нужны именно якобинцы. Чтобы не заискивать перед королевскими министрами великих держав, а судить их как заговорщиков.
- Тогда - война. Великие державы начнут против Греции военную кампанию, у них - сила.
- И отлично! Разве ты забыл, как голодные, забитые санкюлоты в пух и прах разгромили коалицию великих держав? На месте Августина Каподистрии я бы отдал приказ обстрелять иностранные военные корабли. А затем повел бы воинов на французский экспедиционный корпус - нечего иноземным солдатам топтать священную землю Эллады!
- О, я вижу, ты больше патриот Греции, чем сами греки! Но все это, увы - не серьезно! Слишком неравны силы. Интервенты разобьют плохо вооруженную и плохо обученную греческую армию.
- Не разобьют! Ты недооцениваешь революционного духа народа. Революционный народ - непобедим. Это доказала французская революция.
- Ты забываешь, что Греция - не Франция. Здесь еще не завелись якобинцы, а Августин Каподистрия - не Максимильен Робеспьер...
- Да, он честный человек, но не волевая натура. Он во всем будет уступать резидентам великих держав, пока они его не съедят.
- Отсюда вывод: с внешними врагами Греции воевать не будет. А раз так - нам пора на родину. Я по ней истосковался, она мне снится каждую ночь. Да и долг у меня перед отечеством большой. Ты говоришь: надо добывать свободу для народа. На моей родине это необходимо в первую очередь. В России миллионы крестьян все еще находятся в рабстве, а я сражаюсь за свободу на чужой стороне.
- Я не могу оставить в беде правительство Августина, - насупил брови Алмейда.
- Так ты считаешь, что я поступаю недостойно? - вспылил Райкос.
- Что ты! Кто может заподозрить тебя? Ты сражался за независимость этой страны больше, чем я. Ты честно выполнил свой долг. А я останусь здесь. Зачем? Честно скажу, сам себя еще не понял. Говорят, самого себя понять труднее всего. Так и у меня получается... Буду мстить за нашего Барба Яни. Мы, португальцы, народ, не забывающий зла.
И Алмейда крепко обнял Райкоса.
В тот же день Райкоса принял глава нового правительства. Райкос попросил уволить его с занимаемой должности.
Августин Каподистрия участливо отнесся к его просьбе.
- Вы так много сделали для Греции и расстаться с вами нелегко, но мы не можем отказать вам ни в чем. В продолжение четырех лет службы вы оказывались в самых трудных обстоятельствах, но отказывались и от жалованья, и от наград. Этот образ действий ваших, столь благородных, возлагает на меня обязанность выразить вам чувство благодарности. Воспоминание о вас, господин полковник, будет всегда дорого для правительства, как имя ваше для Греческой республики. - Закончив свою речь, Августин Каподистрия прищурил усталые глаза. Он помолчал, разглядывая собеседника, и улыбнулся. - Теперь надо позаботиться о вашем возвращении на родину, устранить некоторые помехи. Не огорчайтесь, но его величество русский император отрицательно отнесся к письму моего брата о возможности вашего возвращения на родину.
Увидев, как болезненно сжались губы Райкоса, новый глава греческого правительства добавил:
- Пожалуйста, не огорчайтесь. Я напишу еще одно ходатайство императору. Господин Рикман и адмирал Рикард похлопочут о вашем возвращении.
- Я поеду не один, ваше превосходительство, со мной изъявила желание ехать в Россию вдова капитана Хурделицына, погибшего смертью храбрых за независимость Греции.
- Она ваша родственница?
- Капитан Хурделицын - мой друг, с которым я приехал сюда. Я дал обещание всю жизнь заботиться о его жене и малолетнем сыне.
- Весьма трогательно, господин полковник, - сказал Августин Каподистрия и взял в руку колокольчик. Тот самый маленький, изящный колокольчик, которым пользовался его брат - покойный президент. Вошел секретарь, и глава правительства поручил ему подготовить для Райкоса и Хурделицыной нужные документы.
57. С ЧИСТОЙ СОВЕСТЬЮ
На другой день в канцелярии герузии Райкос получил пакеты с увольнительным удостоверением, характеристикой и рекомендательными письмами, заверенными государственными печатями и подписью главы правительства. Вместе с документами ему вручили увесистый кошель. Заглянув вовнутрь, Райкос увидел там золотые дукаты, сложенные столбиками и завернутые в тонкую прозрачную бумагу.
- Это жалованье за четыре года вашей службы в греческой армии, пояснил услужливый чиновник.
Райкос протестующе взмахнул рукой.
- Я не за деньги служил Греции!
Однако чиновник категорически заявил:
- Вы обязательно должны принять эти дукаты, господин полковник. Вам предстоит долгий и нелегкий путь в Россию. Эти деньги выписаны вам в знак исключительного уважения и почтения по личному распоряжению его превосходительства.
Райкосу льстило такое внимание к нему, но вместе с тем он испытывал легкую досаду. В нем жил романтик, который протестовал: "Не ради этих пригоршней золота ты воевал! Не за них в полный рост шел на пули!" А трезвый голос зрелого, расчетливого человека не соглашался: "Ничего нет плохого в том, что ты возьмешь честно заработанные деньги. Твой отказ обидит главу правительства, который уделяет тебе столько внимания. В конце концов, ты можешь отдать эти деньги своим боевым товарищам - солдатам. Им-то они сейчас пригодятся".
И Райкос взял кошель с золотом - вознаграждение за его ратные труды.
- Премного благодарен его превосходительству и вам, милейший, ответил Райкос.
Он тут же попросил лист бумаги, перо и написал Алмейде:
"Прошу тебя, дорогой комендант, распорядиться по своему усмотрению содержимым сего кошеля. Это золото честно заработано мной за четыре годы службы в греческой армии. Советую раздать солдатам и начать с артиллерийской роты. Не поминай лихом! Искренне твой Райкос".
Он подозвал сопровождающего ординарца и вручил ему кошель и записку, приказав немедленно пойти в комендатуру и отдать это лично главному коменданту господину полковнику Алмейде.
Избавившись таким образом от дукатов, Райкос облегченно вздохнул. Теперь он знал, что деньги в надежных руках, и был уверен, что честный и справедливый Алмейда распорядится деньгами так мудро, что каждый солдат в гарнизоне получит свою долю.
Оставалось нанести прощальный визит главе правительства. Он направился к нему знакомыми полупустыми комнатами и полутемными коридорами.
Августин Каподистрия, казалось, только и ждал Райкоса - с такой искренней радостью он встретил его появление у себя в кабинете.
- Все уже готово, господин полковник. Адмирал Рикард отдал распоряжения капитану русского военного брига "Ахиллес" доставить в Константинополь вас, и госпожу Хурделицыну с детьми. Возьмете письма адмирала для русского посла. Вам и госпоже Хурделицыной будет оказан приют в посольстве до вашего отъезда в Россию. - Августин Каподистрия грустно посмотрел на Райкоса. - Что ж, наступила печальная минута нашей разлуки. Бриг "Ахиллес" готов принять вас на борт. Я могу предложить вам весьма старую карету, она отвезет вас на пристань. К сожалению, иного комфортабельного транспорта у нас нет.
Райкос хорошо помнил старую карету. Ему на ней пришлось путешествовать еще при Иоанне Антоновиче. Покойный президент постоянно ездил в ней, и, экономя народные деньги, не заводил новую. Теперь эта единственная правительственная карета по наследству перешла к брату президента.
Какие добрые, честные и человечные люди эти Каподистрии!
Чувствуя, что слезы начали застилать ему глаза, Райкос торопливо простился с Августином Каподистрией, который был растроган не меньше.
Уже сидя в тряской карете, которую тащили по улицам Навпали старые, тощие лошади, Райкос справился с охватившим его волнением. Сейчас он подъедет к дому Елены, заберет ее с Кондраткой и приемными детьми, и они направятся в порт, где ждет бриг, который навсегда унесет их из этой страны, за свободу которой он сражался долгие годы.
На всю жизнь запомнится ему дружеское пожатие руки главы правительства и его напутственные слова:
"Вы честно служили народу Греции, потому уезжаете от нас с чистой совестью..."
58. ОЖИДАНИЕ
В Константинополе Райкос с Еленой и детьми, что называется, застряли. Русский посланник господин Бутнев оказался весьма доброжелательным, гостеприимным человеком. Он серьезно отнесся к соотечественнику, который хотя и самовольно, но героически сражался за независимость Греции.
- Мы, дипломаты, не жалея проливали чернила, а вы - свою кровь, сказал он, встретившись с Райкосом.
Бутневу казалась убедительной причина, почему русский поручик-лейб-гвардеец без разрешения свыше осмелился служить в войсках республиканской Греции.
- Среди многих иноземцев, великодушно рисковавших своей жизнью за свободу греческого народа, в сущности, совершенно им чуждого, не было ни одного из нашей страны, которая своей исторической судьбой наиболее близка Греции, - пояснил ему Райкос. - Эта мысль не покидала меня. Мне было больно и стыдно за свою родину. До слез обидно за нас, русских, которые никогда и никому не уступали в мужестве и благородстве. Вот почему я решился ехать в Грецию.
- На мой взгляд, вы проявили великодушный патриотизм, который не может быть поставлен вам в укор... Я согласен в этом с мнением, высказанным о вас вице-адмиралом Петром Ивановичем Рикардом. Совершенно согласен с ним.
Бутнев не только проникся сочувствием к Райкосу, но и не уклонился от заботы о нем. В огромном здании посольства нашлись уютные комнаты для Райкоса и Елены с детьми.
Посольское гостеприимство - щедрое и хлебосольное, с барским комфортом - было в диковинку Елене, испытавшей много трудностей в разоренной Греции. Отвык от него за годы военных скитаний и Райкос. Но эта безоблачная, роскошная жизнь очень скоро опостыла им. Райкоса тянуло на родину, а высочайшего разрешения на выезд не приходило. Каждый день он справлялся у секретаря, разбиравшего почту, но желанного разрешения из Петербурга все не было. Елена, видя, как нервничает Райкос, заразилась от него тоскливым нетерпением, и райская жизнь в посольстве превратилась для них в томительное тюремное заключение.
В мучительном ожидании проходили месяц за месяцем. Напрасно служащие посольства и сам посланник Бутнев старались успокоить Райкоса, говоря, что министерству иностранных дел свойственно иногда годами задерживать ответы на тот или иной вопрос. Волноваться незачем, все равно его дело будет решено положительно. Они умоляли не беспокоится: он может жить в посольстве вместе с госпожой Хурделицыной сколько хочет.
Чтобы отвлечь гостей от мрачных мыслей, сотрудники посольства устраивали им развлечения: водили по достопримечательным местам древнего города, показывали знаменитую мечеть Ай-Софию - бывший византийский храм, катали на парусном баркасе по зеркально-голубому Босфору. Но это не могло успокоить Райкоса. Он заметно похудел. Каждое утро молча шел из посольства на берег гавани Золотой Рог, где подолгу стоял, вперив взгляд в створ пролива, куда пролегала голубая дорога на родину. Его так тянуло туда, что он впадал в отчаяние. Все чаще и чаще приходили мысли - на первом же попавшемся корабле без разрешения и документов добраться до Одессы, а там - будь что будет. Пусть его судят за самовольный приезд, судят, как вольнодумца, нарушившего волю царя, пусть разжалуют в солдаты, сошлют на каторгу - даже такая участь казалась ему милее, чем сладкая жизнь на чужбине. Лучше уж бесправная солдатчина и каторга на родине, чем этот турецкий рай.
От побега удерживало лишь сознание, что нельзя оставлять в чужой стране вдову и ребенка погибшего друга...
Мучительно долго тянулись эти дни, недели, месяцы. И вот, наконец, почти через год, 10 мая 1832 года из Петербурга пришло разрешение.
59. ЗЕЛЕНАЯ ВЕТВЬ
Теперь задержка была лишь за кораблем, который смог бы доставить Райкоса на родную землю. И снова ему помогли Бутнев и Рикард. Посланник и адмирал остались верны в своих симпатиях к герою Греции. Адмирал поручил Райкосу доставить в Россию некие документы, и приказал капитану быстроходного люгера "Широкий" взять на борт Райкоса с госпожой Хурделицыной и детьми.
Ясным солнечным утром Райкос, Елена и дети выехали в посольской карете на пристань. С трапа корабля Райкос бросил прощальный взгляд на выплывающие из волн редеющего тумана очертания турецкой столицы: шатровый купол Ай-Софии, царапающий золотым когтем полумесяца бледно-голубое небо, минарет Сулеймана, тяжелые квадраты древних византийских бастионов и зеленые ряды пирамидальных тополей.
"Прощай, Стамбул!" - мысленно прошептал Райкос. И в этот миг кто-то сзади звонко произнес знакомым голосом:
- Здравствуйте, господин губернатор!
Райкос обернулся и увидел подбегающего к нему высокого молодого человека в красной феске.
- Не узнаете? - улыбнулся молодой человек, порывисто дыша. - Ох, как я спешил, чтобы застать вас!
Только теперь Райкос узнал, кто перед ним.
- Пепо, дорогой!
Они обнялись.
- Как же ты изменился! И откуда ты?
- Из посольства. Мне сказали, что вы только что уехали в порт. Я и побежал.
И Пепо стал торопливо рассказывать о трагических переменах, произошедших в стране после гибели президента. Мятежники при поддержке королевских резидентов добились устранения правительства Августина Каподистрии. На греческий престол возвели малолетнего баварского принца Оттона. Греция стала королевством. Ее продолжают терзать междоусобицы банды английской, французской, а теперь еще и баварской военщины. Они преследуют всех, кто поддерживал республиканское правительство. К власти пришли насильники и предатели из имущих.
- И я, верный республиканец, вынужден был бежать из приморского города. Вот возьмите... - Пепо вынул из кожаного мешка ветку с зелеными листиками и протянул ее Райкосу.
- Я сорвал это в саду Анны Фаоти. Я ведь все знаю, губернатор. - И он с тревогой посмотрел на стоящую у трапа Елену, держащую на руках ребенка.
Райкос перехватил его взгляд и улыбнулся:
- Можешь говорить обо всем, не стесняясь. Это вдова моего погибшего друга Ивана Хурделицына. У меня от нее нет секретов. Как там сад Анны? Расскажи мне!
Глаза Пепо налились печалью.
- Сада уже нет, губернатор. Его вырубили мятежники. Осталось лишь несколько тутовых деревьев. С одного из них я сорвал эту ветку для вас. Я ведь все знаю... Моряки рассказали мне, что часто видят вас на берегу Босфора. Наши моряки рыскают по всему свету и все видят. Они сказали, что вы часами простаивали на берегу пристани.
- Да. Я много месяцев ждал разрешения вернуться на родину. И вот, наконец, уезжаю. Спасибо тебе за эту ветвь. У неё ещё даже не увяли листья!
Пепо вдруг попросил:
- Возьмите меня с собой в Россию, губернатор! Здесь мне не дадут житья...
Райкос с грустью посмотрел на него. Он никогда ни в чем еще не отказывал Пепо, но в данном случае был бессильный.
- Выслушай меня, Пепо. Человеку хуже всего на чужбине. Самое ужасное - жить вдали от родины. Не покидай Грецию!
- Что же мне делать?
- Стань моряком. Ты же любишь море!
- Я давно подумываю об этом, губернатор.
- Передай мою просьбу Игнатию Варвацису, он возьмет тебя с собой в море. Ну, а если будет совсем невмоготу, тогда иди в русское посольство. Тебе помогут добраться до Одессы.
- Где вас искать?
- В Одессе! Там недалеко есть селение Трикраты. Спросишь Виктора Петровича, хозяина селения. Он окажет тебе гостеприимство и поможет разыскать меня...
- Спасибо, господин губернатор.
Они попрощались.
Прозвучала команда. Матросы подняли трап. Отдали швартовы. Буксирный баркас оттянул корабль от берега. На люгере поставили паруса, и корабль поплыл к Черному морю.
Райкос вышел на бак. Ему хотелось побыть наедине с ветром. Его рука крепко сжимала ветвь из сада Анны. Зеленые листья трепетали на встречном ветру.
Нет, не зря он дрался за свободу Греции. Сражаясь за чужой народ, он крепче полюбил свой. И приобрел среди чужих много настоящих друзей. Лучшие из них погибли в борьбе - Барба Яни, Иванко, Анна, но они будут вечно жить в его памяти.
Шелест листьев зеленой ветви как бы призывал его исполнить на родной земле то, что завещала ему любимая женщина.
- В чем же я не прав?
- На мятежи греков подбивают иноземные интриганы.
- Я готов защищать их от нападения иноземцев. Но защищать греков от греков - не хочу. Это нечестно. Я не ландскнехт*. Я приехал сражаться за свободу Греции.
_______________
* Л а н д с к н е х т - наемный солдат.
- Я тоже не приехал сюда любоваться руинами Древней Эллады. Но в отличие от тебя, дорогой мой Райкос, я буду сражаться не только за свободу Греции, но и за свободу ее народа.
- Ты - якобинец? - удивился Райкос.
- К сожалению, нет, - вздохнул комендант. - А Греции сейчас нужны именно якобинцы. Чтобы не заискивать перед королевскими министрами великих держав, а судить их как заговорщиков.
- Тогда - война. Великие державы начнут против Греции военную кампанию, у них - сила.
- И отлично! Разве ты забыл, как голодные, забитые санкюлоты в пух и прах разгромили коалицию великих держав? На месте Августина Каподистрии я бы отдал приказ обстрелять иностранные военные корабли. А затем повел бы воинов на французский экспедиционный корпус - нечего иноземным солдатам топтать священную землю Эллады!
- О, я вижу, ты больше патриот Греции, чем сами греки! Но все это, увы - не серьезно! Слишком неравны силы. Интервенты разобьют плохо вооруженную и плохо обученную греческую армию.
- Не разобьют! Ты недооцениваешь революционного духа народа. Революционный народ - непобедим. Это доказала французская революция.
- Ты забываешь, что Греция - не Франция. Здесь еще не завелись якобинцы, а Августин Каподистрия - не Максимильен Робеспьер...
- Да, он честный человек, но не волевая натура. Он во всем будет уступать резидентам великих держав, пока они его не съедят.
- Отсюда вывод: с внешними врагами Греции воевать не будет. А раз так - нам пора на родину. Я по ней истосковался, она мне снится каждую ночь. Да и долг у меня перед отечеством большой. Ты говоришь: надо добывать свободу для народа. На моей родине это необходимо в первую очередь. В России миллионы крестьян все еще находятся в рабстве, а я сражаюсь за свободу на чужой стороне.
- Я не могу оставить в беде правительство Августина, - насупил брови Алмейда.
- Так ты считаешь, что я поступаю недостойно? - вспылил Райкос.
- Что ты! Кто может заподозрить тебя? Ты сражался за независимость этой страны больше, чем я. Ты честно выполнил свой долг. А я останусь здесь. Зачем? Честно скажу, сам себя еще не понял. Говорят, самого себя понять труднее всего. Так и у меня получается... Буду мстить за нашего Барба Яни. Мы, португальцы, народ, не забывающий зла.
И Алмейда крепко обнял Райкоса.
В тот же день Райкоса принял глава нового правительства. Райкос попросил уволить его с занимаемой должности.
Августин Каподистрия участливо отнесся к его просьбе.
- Вы так много сделали для Греции и расстаться с вами нелегко, но мы не можем отказать вам ни в чем. В продолжение четырех лет службы вы оказывались в самых трудных обстоятельствах, но отказывались и от жалованья, и от наград. Этот образ действий ваших, столь благородных, возлагает на меня обязанность выразить вам чувство благодарности. Воспоминание о вас, господин полковник, будет всегда дорого для правительства, как имя ваше для Греческой республики. - Закончив свою речь, Августин Каподистрия прищурил усталые глаза. Он помолчал, разглядывая собеседника, и улыбнулся. - Теперь надо позаботиться о вашем возвращении на родину, устранить некоторые помехи. Не огорчайтесь, но его величество русский император отрицательно отнесся к письму моего брата о возможности вашего возвращения на родину.
Увидев, как болезненно сжались губы Райкоса, новый глава греческого правительства добавил:
- Пожалуйста, не огорчайтесь. Я напишу еще одно ходатайство императору. Господин Рикман и адмирал Рикард похлопочут о вашем возвращении.
- Я поеду не один, ваше превосходительство, со мной изъявила желание ехать в Россию вдова капитана Хурделицына, погибшего смертью храбрых за независимость Греции.
- Она ваша родственница?
- Капитан Хурделицын - мой друг, с которым я приехал сюда. Я дал обещание всю жизнь заботиться о его жене и малолетнем сыне.
- Весьма трогательно, господин полковник, - сказал Августин Каподистрия и взял в руку колокольчик. Тот самый маленький, изящный колокольчик, которым пользовался его брат - покойный президент. Вошел секретарь, и глава правительства поручил ему подготовить для Райкоса и Хурделицыной нужные документы.
57. С ЧИСТОЙ СОВЕСТЬЮ
На другой день в канцелярии герузии Райкос получил пакеты с увольнительным удостоверением, характеристикой и рекомендательными письмами, заверенными государственными печатями и подписью главы правительства. Вместе с документами ему вручили увесистый кошель. Заглянув вовнутрь, Райкос увидел там золотые дукаты, сложенные столбиками и завернутые в тонкую прозрачную бумагу.
- Это жалованье за четыре года вашей службы в греческой армии, пояснил услужливый чиновник.
Райкос протестующе взмахнул рукой.
- Я не за деньги служил Греции!
Однако чиновник категорически заявил:
- Вы обязательно должны принять эти дукаты, господин полковник. Вам предстоит долгий и нелегкий путь в Россию. Эти деньги выписаны вам в знак исключительного уважения и почтения по личному распоряжению его превосходительства.
Райкосу льстило такое внимание к нему, но вместе с тем он испытывал легкую досаду. В нем жил романтик, который протестовал: "Не ради этих пригоршней золота ты воевал! Не за них в полный рост шел на пули!" А трезвый голос зрелого, расчетливого человека не соглашался: "Ничего нет плохого в том, что ты возьмешь честно заработанные деньги. Твой отказ обидит главу правительства, который уделяет тебе столько внимания. В конце концов, ты можешь отдать эти деньги своим боевым товарищам - солдатам. Им-то они сейчас пригодятся".
И Райкос взял кошель с золотом - вознаграждение за его ратные труды.
- Премного благодарен его превосходительству и вам, милейший, ответил Райкос.
Он тут же попросил лист бумаги, перо и написал Алмейде:
"Прошу тебя, дорогой комендант, распорядиться по своему усмотрению содержимым сего кошеля. Это золото честно заработано мной за четыре годы службы в греческой армии. Советую раздать солдатам и начать с артиллерийской роты. Не поминай лихом! Искренне твой Райкос".
Он подозвал сопровождающего ординарца и вручил ему кошель и записку, приказав немедленно пойти в комендатуру и отдать это лично главному коменданту господину полковнику Алмейде.
Избавившись таким образом от дукатов, Райкос облегченно вздохнул. Теперь он знал, что деньги в надежных руках, и был уверен, что честный и справедливый Алмейда распорядится деньгами так мудро, что каждый солдат в гарнизоне получит свою долю.
Оставалось нанести прощальный визит главе правительства. Он направился к нему знакомыми полупустыми комнатами и полутемными коридорами.
Августин Каподистрия, казалось, только и ждал Райкоса - с такой искренней радостью он встретил его появление у себя в кабинете.
- Все уже готово, господин полковник. Адмирал Рикард отдал распоряжения капитану русского военного брига "Ахиллес" доставить в Константинополь вас, и госпожу Хурделицыну с детьми. Возьмете письма адмирала для русского посла. Вам и госпоже Хурделицыной будет оказан приют в посольстве до вашего отъезда в Россию. - Августин Каподистрия грустно посмотрел на Райкоса. - Что ж, наступила печальная минута нашей разлуки. Бриг "Ахиллес" готов принять вас на борт. Я могу предложить вам весьма старую карету, она отвезет вас на пристань. К сожалению, иного комфортабельного транспорта у нас нет.
Райкос хорошо помнил старую карету. Ему на ней пришлось путешествовать еще при Иоанне Антоновиче. Покойный президент постоянно ездил в ней, и, экономя народные деньги, не заводил новую. Теперь эта единственная правительственная карета по наследству перешла к брату президента.
Какие добрые, честные и человечные люди эти Каподистрии!
Чувствуя, что слезы начали застилать ему глаза, Райкос торопливо простился с Августином Каподистрией, который был растроган не меньше.
Уже сидя в тряской карете, которую тащили по улицам Навпали старые, тощие лошади, Райкос справился с охватившим его волнением. Сейчас он подъедет к дому Елены, заберет ее с Кондраткой и приемными детьми, и они направятся в порт, где ждет бриг, который навсегда унесет их из этой страны, за свободу которой он сражался долгие годы.
На всю жизнь запомнится ему дружеское пожатие руки главы правительства и его напутственные слова:
"Вы честно служили народу Греции, потому уезжаете от нас с чистой совестью..."
58. ОЖИДАНИЕ
В Константинополе Райкос с Еленой и детьми, что называется, застряли. Русский посланник господин Бутнев оказался весьма доброжелательным, гостеприимным человеком. Он серьезно отнесся к соотечественнику, который хотя и самовольно, но героически сражался за независимость Греции.
- Мы, дипломаты, не жалея проливали чернила, а вы - свою кровь, сказал он, встретившись с Райкосом.
Бутневу казалась убедительной причина, почему русский поручик-лейб-гвардеец без разрешения свыше осмелился служить в войсках республиканской Греции.
- Среди многих иноземцев, великодушно рисковавших своей жизнью за свободу греческого народа, в сущности, совершенно им чуждого, не было ни одного из нашей страны, которая своей исторической судьбой наиболее близка Греции, - пояснил ему Райкос. - Эта мысль не покидала меня. Мне было больно и стыдно за свою родину. До слез обидно за нас, русских, которые никогда и никому не уступали в мужестве и благородстве. Вот почему я решился ехать в Грецию.
- На мой взгляд, вы проявили великодушный патриотизм, который не может быть поставлен вам в укор... Я согласен в этом с мнением, высказанным о вас вице-адмиралом Петром Ивановичем Рикардом. Совершенно согласен с ним.
Бутнев не только проникся сочувствием к Райкосу, но и не уклонился от заботы о нем. В огромном здании посольства нашлись уютные комнаты для Райкоса и Елены с детьми.
Посольское гостеприимство - щедрое и хлебосольное, с барским комфортом - было в диковинку Елене, испытавшей много трудностей в разоренной Греции. Отвык от него за годы военных скитаний и Райкос. Но эта безоблачная, роскошная жизнь очень скоро опостыла им. Райкоса тянуло на родину, а высочайшего разрешения на выезд не приходило. Каждый день он справлялся у секретаря, разбиравшего почту, но желанного разрешения из Петербурга все не было. Елена, видя, как нервничает Райкос, заразилась от него тоскливым нетерпением, и райская жизнь в посольстве превратилась для них в томительное тюремное заключение.
В мучительном ожидании проходили месяц за месяцем. Напрасно служащие посольства и сам посланник Бутнев старались успокоить Райкоса, говоря, что министерству иностранных дел свойственно иногда годами задерживать ответы на тот или иной вопрос. Волноваться незачем, все равно его дело будет решено положительно. Они умоляли не беспокоится: он может жить в посольстве вместе с госпожой Хурделицыной сколько хочет.
Чтобы отвлечь гостей от мрачных мыслей, сотрудники посольства устраивали им развлечения: водили по достопримечательным местам древнего города, показывали знаменитую мечеть Ай-Софию - бывший византийский храм, катали на парусном баркасе по зеркально-голубому Босфору. Но это не могло успокоить Райкоса. Он заметно похудел. Каждое утро молча шел из посольства на берег гавани Золотой Рог, где подолгу стоял, вперив взгляд в створ пролива, куда пролегала голубая дорога на родину. Его так тянуло туда, что он впадал в отчаяние. Все чаще и чаще приходили мысли - на первом же попавшемся корабле без разрешения и документов добраться до Одессы, а там - будь что будет. Пусть его судят за самовольный приезд, судят, как вольнодумца, нарушившего волю царя, пусть разжалуют в солдаты, сошлют на каторгу - даже такая участь казалась ему милее, чем сладкая жизнь на чужбине. Лучше уж бесправная солдатчина и каторга на родине, чем этот турецкий рай.
От побега удерживало лишь сознание, что нельзя оставлять в чужой стране вдову и ребенка погибшего друга...
Мучительно долго тянулись эти дни, недели, месяцы. И вот, наконец, почти через год, 10 мая 1832 года из Петербурга пришло разрешение.
59. ЗЕЛЕНАЯ ВЕТВЬ
Теперь задержка была лишь за кораблем, который смог бы доставить Райкоса на родную землю. И снова ему помогли Бутнев и Рикард. Посланник и адмирал остались верны в своих симпатиях к герою Греции. Адмирал поручил Райкосу доставить в Россию некие документы, и приказал капитану быстроходного люгера "Широкий" взять на борт Райкоса с госпожой Хурделицыной и детьми.
Ясным солнечным утром Райкос, Елена и дети выехали в посольской карете на пристань. С трапа корабля Райкос бросил прощальный взгляд на выплывающие из волн редеющего тумана очертания турецкой столицы: шатровый купол Ай-Софии, царапающий золотым когтем полумесяца бледно-голубое небо, минарет Сулеймана, тяжелые квадраты древних византийских бастионов и зеленые ряды пирамидальных тополей.
"Прощай, Стамбул!" - мысленно прошептал Райкос. И в этот миг кто-то сзади звонко произнес знакомым голосом:
- Здравствуйте, господин губернатор!
Райкос обернулся и увидел подбегающего к нему высокого молодого человека в красной феске.
- Не узнаете? - улыбнулся молодой человек, порывисто дыша. - Ох, как я спешил, чтобы застать вас!
Только теперь Райкос узнал, кто перед ним.
- Пепо, дорогой!
Они обнялись.
- Как же ты изменился! И откуда ты?
- Из посольства. Мне сказали, что вы только что уехали в порт. Я и побежал.
И Пепо стал торопливо рассказывать о трагических переменах, произошедших в стране после гибели президента. Мятежники при поддержке королевских резидентов добились устранения правительства Августина Каподистрии. На греческий престол возвели малолетнего баварского принца Оттона. Греция стала королевством. Ее продолжают терзать междоусобицы банды английской, французской, а теперь еще и баварской военщины. Они преследуют всех, кто поддерживал республиканское правительство. К власти пришли насильники и предатели из имущих.
- И я, верный республиканец, вынужден был бежать из приморского города. Вот возьмите... - Пепо вынул из кожаного мешка ветку с зелеными листиками и протянул ее Райкосу.
- Я сорвал это в саду Анны Фаоти. Я ведь все знаю, губернатор. - И он с тревогой посмотрел на стоящую у трапа Елену, держащую на руках ребенка.
Райкос перехватил его взгляд и улыбнулся:
- Можешь говорить обо всем, не стесняясь. Это вдова моего погибшего друга Ивана Хурделицына. У меня от нее нет секретов. Как там сад Анны? Расскажи мне!
Глаза Пепо налились печалью.
- Сада уже нет, губернатор. Его вырубили мятежники. Осталось лишь несколько тутовых деревьев. С одного из них я сорвал эту ветку для вас. Я ведь все знаю... Моряки рассказали мне, что часто видят вас на берегу Босфора. Наши моряки рыскают по всему свету и все видят. Они сказали, что вы часами простаивали на берегу пристани.
- Да. Я много месяцев ждал разрешения вернуться на родину. И вот, наконец, уезжаю. Спасибо тебе за эту ветвь. У неё ещё даже не увяли листья!
Пепо вдруг попросил:
- Возьмите меня с собой в Россию, губернатор! Здесь мне не дадут житья...
Райкос с грустью посмотрел на него. Он никогда ни в чем еще не отказывал Пепо, но в данном случае был бессильный.
- Выслушай меня, Пепо. Человеку хуже всего на чужбине. Самое ужасное - жить вдали от родины. Не покидай Грецию!
- Что же мне делать?
- Стань моряком. Ты же любишь море!
- Я давно подумываю об этом, губернатор.
- Передай мою просьбу Игнатию Варвацису, он возьмет тебя с собой в море. Ну, а если будет совсем невмоготу, тогда иди в русское посольство. Тебе помогут добраться до Одессы.
- Где вас искать?
- В Одессе! Там недалеко есть селение Трикраты. Спросишь Виктора Петровича, хозяина селения. Он окажет тебе гостеприимство и поможет разыскать меня...
- Спасибо, господин губернатор.
Они попрощались.
Прозвучала команда. Матросы подняли трап. Отдали швартовы. Буксирный баркас оттянул корабль от берега. На люгере поставили паруса, и корабль поплыл к Черному морю.
Райкос вышел на бак. Ему хотелось побыть наедине с ветром. Его рука крепко сжимала ветвь из сада Анны. Зеленые листья трепетали на встречном ветру.
Нет, не зря он дрался за свободу Греции. Сражаясь за чужой народ, он крепче полюбил свой. И приобрел среди чужих много настоящих друзей. Лучшие из них погибли в борьбе - Барба Яни, Иванко, Анна, но они будут вечно жить в его памяти.
Шелест листьев зеленой ветви как бы призывал его исполнить на родной земле то, что завещала ему любимая женщина.