Трусов Юрий. Зеленая ветвь

   42. ВЗРЫВ ФРЕГАТА
   - Вы спросите меня, как ответил на эту угрозу его превосходительство президент? Скажу коротко - он не растерялся. Как только до него дошло известие о том, что адмирал-изменник поднял мятеж и захватил военные суда, президент направил для ликвидации бунта на остров Парос морские войска. Часть их туда доставила саколева "Санта Клара", командовать которой снова поручили мне. Затем президент принял энергичные меры по дипломатическим каналам. Он обратился к резидентам трех держав - французскому, английскому и русскому. Их эскадры находятся в гаванях Греции для "поддержания порядка". Вот им и представляется возможность продемонстрировать эту поддержку. Резидентам ничего не оставалось, как откликнуться на просьбу президента, и они приказали адмиралам эскадр двинуть корабли против мятежников.
   Но это было лишь дипломатической игрой, рассчитанной на обман греческого правительства и общественности. На самом деле резиденты английский сэр Доукинс, французский барон де Руан - решили всячески помогать мятежникам. Однако командующий русской эскадрой вице-адмирал Петр Иванович Рикард сорвал этот план. Он вышел со своей эскадрой из гавани Навпали и через несколько часов блокировал мятежный Парос, расположив боевые корабли у входа в гавань острова. Флот мятежников оказался запертым в ловушке.
   Единственное, что теперь могли сделать для мятежников французские и английские флотоводцы, - это попытаться вызволить из ловушки их корабли, обманув русского адмирала. Для этого нужно было сначала войти в контакт с Мияулисом.
   Рикард сообразил, зачем им понадобился такой контакт. И не позволил его установить. Убедившись, что их игра разгадана и все попытки помочь мятежникам обречены на провал, французский и английский флотоводцы увели свои эскадры от острова Парос.
   - До этого я даже не представлял себе, что контр-адмирал Рикард такой молодец! Честное слово! Даже о резиденте Рикмане я теперь сужу несколько иначе. Хотя, честно говоря, у меня о нем самое отрицательное мнение.
   - У вас есть веские основания?
   - Я испытал их на себе. Этот царский слуга причинил мне неприятность: он донес императору о том, что я, русский офицер, служу в армии греческих республиканцев. Вы даже не представляете, чем это мне грозит. По милости барона царь может не разрешить мне вернуться на родину. А для меня сие хуже смерти.
   - Может быть, он не такой уж дурной человек? Может быть, у него есть и достоинства?
   - Вы считаете? Позвольте спросить: какие? - саркастически улыбнулся Райкос.
   - Ну, хотя бы то, что он не идет на сделки с английским и французским резидентами. Он - патриот. Отстаивает интересы России. Именно Рикман приказал адмиралу Рикарду обуздать мятежников.
   - Гм!.. - задумался Райкос. - Кое в чем вы правы.
   - Иоанн Каподистрия выразил ему признательность. Мне выпала обязанность доставить это благодарственное послание и вручить его лично адмиралу*. А насколько я знаю нашего президента, он незаслуженно никого благодарить не станет. Даже из дипломатических соображений.
   ______________
   * В письме президента И. А. Каподистрии вице-адмиралу П. А.
   Рикарду есть слова: "Благодарю Вас еще раз за все, что Вы делаете для
   спасения Греции от анархии и от больших бедствий, которыми ей грозит
   индруанский мятеж".
   - Мне приятно это слышать. И все же справедливости ради не могу не возразить, что среди моих соотечественников попадаются и малодушные.
   - Петра Ивановича Рикарда к таким не отнесешь. Он не ретроград и не легитимист.
   - Позвольте задать вопрос: откуда вам это известно?
   - По долгу службы. Мне часто приходится сопровождать иностранные корабли, находиться на командных мостиках, в рубках, а порой и в кают-компаниях судов с флагами адмиралов, в том числе и русских. Мне, как лоцману, не раз приходилось беседовать с контр-адмиралом Петром Ивановичем Рикардом. Он не скрывал своих республиканских взглядов. Я даже удивлялся, что царский адмирал ругал королей и называл их выродками. Хотите, я вас с ним познакомлю? Он слышал о вас. Однажды за столом в кают-компании даже высказался... Вы не обидитесь, если я приведу его слова?
   - Вы знаете, что я не благородная девица. Говорите, я стерплю.
   - Адмирал привык изъясняться несколько резковато. Вот его подлинные слова: "Мне передали, что за греков по своей воле отменно сражается наш русский сумасброд... Жаль, конечно, что в нашем отечестве нашелся лишь один такой. И спасибо, что хоть один, да все же нашелся".
   - Да, не слишком похвалил меня соотечественник. В его глазах я не более, чем сумасброд, - грустно произнес Райкос.
   - А вы не обижайтесь. У него это, наверное, самая высшая похвала. Хотите, я вас с ним познакомлю? Уверяю вас, он будет очень рад.
   - Нет. Не надо. Лучше расскажите, где теперь Мияулис.
   - Когда этот изменник понял, что попал в ловушку, то с досады не пощадил даже свои корабли. Покидая фрегат "Эллас", он поджег штанги, ведущие к пороховым погребам, и взорвал корабль. Таким же способом уничтожил и корвет "Индру".
   - На этом и кончились преступления мятежников?
   - К сожалению, нет, - вздохнул Игнатий. - Мияулису удалось бежать на Индру. Там он отремонтировал 22-пушечный корвет, вооружил четыре брига и несколько мелких судов. Эта флотилия грабит прибрежные поселки, торговые корабли, подстрекает людей против правительства. Мятежники вербуют приверженцев, хотят провозгласить новое правительство во главе с Мияулисом.
   - Значит, угроза еще серьезная?
   - Весьма. К тому же войска французского экспедиционного корпуса вышли из Наварина и движутся к Навпали.
   43. ПАСКВИЛЬ
   Окна стали лиловыми от вечерних сумерек. Президент перечитал еще раз документ, регламентирующий цены в торговле, скрепил его своей подписью и положил в папку. Он облегченно вздохнул и откинулся на мягкую спинку кресла, сожмурив утомленные глаза. Напряженный день кончился. Наступал не менее напряженный вечер, который, возможно, продлится до самой полночи... В полутьме кабинета бесшумно появился дряхлый служитель, молча поклонился, зажег в канделябрах свечи и удалился.
   Каподистрия страшно устал. Ему хотелось вслед за служителем покинуть кабинет, направиться домой, снять мундир, одеть свободное штатское платье и отдохнуть. Но, наперекор желанию, руки потянулись к стопке лежащих на столе газет.
   Ему надо знать все, что происходит в мире, особенно в тех странах, где решается судьба его родины. Ему необходимо знать, что там говорят государственные мужи, что декларируют, что замышляют...
   Он перелистывал серые страницы газет из России, Англии, Франции, Германии, Италии, Швеции, Нидерландов, Бельгии.
   Особый интерес вызывали у президента "греческие" газеты, издаваемые за рубежом - в Константинополе и Смирне.
   В Константинополе газету на французском языке выпускали фанариоты заклятые враги республиканского правительства. Это были агенты французских и английских дипломатов, ярых недоброжелателей Каподистрии. В своем рвении унизить президента константинопольские писаки перестарались: их газетка помещала клеветнические материалы, чем стяжала скверную славу и потеряла доверие у читателей. Вот и сегодня первую страницу снова открывал пасквиль на Каподистрию - клеветническая стряпня фанариотского поэта Александра Суццо...
   Президент дважды пробежал глазами бездарную стряпню с убогими потугами на сатиру. Но, к своему удивлению, почувствовал, что пасквиль не вызвал у него раздражения. Его мысли были заняты другим.
   44. ПОЗДНО НОЧЬЮ
   Что же в конце концов подбивает некоторых греков на предательство? Что заставляет их переходить в стан врага и приносить вред своему отечеству? Что питает их злобу к нему, человеку, который вынес всю тяжесть борьбы за освобождение родины? Самым невероятным казалось то, что предатели сомкнулись с заклятыми врагами своей отчизны - с разгромленными султанскими поработителями и мрачными реакционерами Европы. Ненависть монархов к республике понятна - они боятся всего, что может поколебать их ветхие троны. Клевета и провокации - это лишь проявление бешеной злобы, которую они питают к маленькому народу, сумевшему после длительной борьбы обрести независимость.
   Отсюда и реакция некоронованного властелина "лоскутной" империи Австрии князя Меттерниха, заявившего, что Греция для него не существует, он знает лишь христиан греческого исповедания, подвластных Турции. Каких только казусов не строил Меттерних Каподистрии! В поведении первого президента Греции, отстаивающего независимость своей родины, Меттерниху чудилась угроза революции, и он сумел завлечь в болото Священного союза всех коронованных персон Европы. Скрывая свою недоброжелательность, европейские монархи сразу же дали понять Каподистрии, что они его ни во что не ставят. Первой приподнесла ему урок дипломатического лицемерия Англия. Он получил официальное извещение о том, что ему назначил аудиенцию король Георг IV. Несколько часов томился в ожидании Каподистрия в Виндзорском дворце. Наконец, приоткрылась дверь, и в зале появился Георг IV. Не обращая внимания на президента Греции, словно в зале никого не было, король стал рассматривать развешанные на стене картины. Он подолгу стоял перед каждой из них и только через полчаса, подойдя к тому месту, где находился президент, соизволил заметить его.
   - Вы здесь, граф? Весьма рад, - процедил сквозь зубы король и, не дожидаясь ответа, поспешно вышел из залы. Затем подошел камер-лакей и проводил президента к подъезду, где стояла карета.
   Подобных унижений было немало.
   Убедившись, что президент никогда не будет их послушной марионеткой, резиденты великих держав решили провозгласить королем Греции принца Леопольда.
   Каподистрия написал ему письмо, в котором рассказал, какую унизительную роль уготовили ему европейские политиканы. Леопольд все понял и отрекся от престола.
   Это вызвало у монархистов взрыв ярости. Они обвинили Каподистрию в злонамеренности и коварстве. Дескать, он убедил принца отречься от престола из-за эгоистического желания властвовать самому.
   Греция была слишком лакомым куском, и великие державы не прекращали попыток завладеть этой страной. Они лихорадочно подыскивали нового кандидата на греческий престол. Так на поверхность взбаламученного дипломатического моря и всплыло имя малолетнего сына баварского короля принца Фридриха Оттона.
   Королевских политиков не смущало то, что принц Оттон - малолетка. Наоборот, это давало гарантию, несмышленыш не посмеет отказаться от престола. Такому Каподистрия не напишет послания: бесполезно...
   Теперь он, Каподистрия, осведомлен и об этих кознях великих держав.
   Никто, кроме брата Августина, не знает, сколько обид и унижений приходится выносить Каподистрии во имя независимости разоренной родины. Все свое состояние он отдал Греции: продал дом и небольшое наследственное имение, вырученные деньги внес в государственную казну. А клеветники пишут в газетах, что президент присваивает государственные деньги...
   Каподистрия горько усмехнулся и отложил газету с пасквилем.
   "Главное - честно выполнять свой долг, - думал он. - Враги хотят запугать меня, пытаются скомпрометировать в глазах народа. Но народ верит мне и, невзирая на унижения, оскорбления и обиды, я буду верно служить ему, буду до конца находиться на своем посту".
   За окном пропели петухи. Президент тяжело поднялся с кресла, потушил свечи и пошел на другую половину дома, в свою квартиру.
   45. БАРБА ЯНИ
   Иоанн Антонович Каподистрия вставал рано. 9 октября 1831 года он поднялся раньше обычного, чтобы не опоздать на воскресную литургию.
   Утро выдалось на редкость теплым. Ровно в шесть часов, когда президент появился на крыльце дворца, раздались мелодичные перезвоны колоколов.
   Печальное лицо Каподистрии просветлело. Торжественные переливчатые звуки напомнили ему, что в Навпали по его настоянию служители церкви, наконец-то, сняли глухие деревянные симандры - атрибуты проклятого османского владычества, и теперь звонкая бронза колоколов словно поет отходную черной султанской власти.
   Под торжественный звон президент сошел с крыльца. На нем был праздничный наряд - белые панталоны, черный сюртук с пикейным жилетом, завязанный крупным узлом галстук и нахлобученный на самые брови черный цилиндр. Легкой походкой счастливого человека он направился в скромную церковь святого Спиридония.
   Президент, как всегда, шел без охраны. Его сопровождали слуга-албанец и однорукий ординарец Какони. Встречая на оживленной улице знакомых, Каподистрия приветливо улыбался, раскланивался, приподнимая цилиндр. У входа в церковь он увидел на паперти двух рослых мужчин в красных турецких фесках и черных плащах. Это были его заклятые недруги - Константин и Георгий Мавромихали. Еще недавно они сидели в тюрьме, но обратились с просьбой о помиловании к президенту, и он, поверив раскаянию, выпустил их на свободу. На днях он собирался освободить также главу их рода Петра-бея...
   Встреча с помилованными организаторами антиправительственного заговора была, разумеется, неприятна. Люди, способные предать интересы родины, не вызывали симпатии. Но Каподистрия их не боялся. Он знал, что народ любит его, и не допускал мысли, чтобы кто-либо из соотечественников мог угрожать его жизни.
   - Ни один сын Греции не поднимет на меня руку! - сказал он однажды Алмейде, предупредившему его о возможности покушения.
   Не знал президент, что под черными плащами братьев Мавромихали спрятаны отточенные кинжалы и новенькие пистолеты, заряженные английским порохом. И пришли они сюда, чтобы осуществить зловещий план, тщательно продуманный французским и английским резидентами. В ночь с 8 на 9 октября, готовя покушение на президента Греческой республики, де Руан дал сигнал французским военным кораблям подойти к ключевым укреплениям столицы.
   Проходя мимо братьев Мавромихали, Каподистрия приподнял цилиндр, чтобы ответить на приветствие, и повернул голову в сторону Константина, который левой рукой приподнял феску. В это же мгновение он вынул из-под полы плаща руку и, не целясь, выстрелил в президента. От волнения заговорщик промахнулся, и пуля пролетела мимо. Тогда Константин выхватил кинжал и вонзил его в свою жертву. Зажав рукой рану, президент повернулся лицом к Георгию. У того не дрогнуло сердце. Он, достав из-под плаща пистолет, выстрелил в голову обливающегося кровью Каподистрии.
   Смертельно раненного президента подхватил единственной рукой ординарец и осторожно положил на пол паперти. Воспользовавшись смятением окружающих, убийцы бросились бежать. Какони побежал за ними. Вынув из кобуры пистолет, он прицелился в Георгия, но пистолет дал осечку. Какони выхватил второй пистолет и разрядил его в спину Константина. Тот продолжал некоторое время бежать, но вскоре зашатался и упал. Тут его настигли горожане. Обезумевшие от горя люди с исступленной яростью избивали убийцу, превращая его тело в кровавое месиво.
   Взрыв народного гнева и отчаяния потряс Навпали. На улицы города высыпало все население города: ремесленники, грузчики, моряки, солдаты, арматолы многотысячной толпой стояли на площади, оплакивая спасителя отечества.
   - Барба Яни! Барба Яни! Прощай, Барба Яни! - звучали до рассвета отчаянные голоса.
   А в понедельник толпы людей с оружием в руках шагали перед президентским дворцом. Они требовали привлечь к ответственности причастных к преступлению. Требовали возмездия за гибель Барба Яни.
   46. ПЛОЩАДЬ ТРЕХ АДМИРАЛОВ
   Августин Каподистрия стойко перенес гибель родного брата. Скорбь душила его, но он нашел в себе мужество в эти черные дни заменить на президентском посту Иоанна.
   Брат завещал ему в случае неожиданных чрезвычайных событий не поддаваться панике и взять управление государством в свои руки.
   Он часто говорил о возможности заговора иностранных резидентов с реакционной знатью против республиканского правительства. Теперь Августин воочию убедился в правоте его слов - один из убийц президента - Георгий Мавромихали - нашел убежище в доме французского министра - резидента де Руана.
   Нужно было действовать, действовать быстро и энергично. Каждая минута промедления могла стать гибельной - заговорщики готовы посягнуть на свободу и независимость Греции.
   Августин вызвал к себе самых преданных и надежных офицеров полковника Алмейду и Райкоса.
   - Заговорщики хотят вызвать в стране смуту и растерянность, - сказал он. - Им нужна анархия, чтобы под предлогом борьбы с беспорядками ввести в столицу батальоны французского экспедиционного корпуса и английскую морскую пехоту. Это означало бы конец независимости Греции. Я доверяю вашему военному опыту и честности. Самое главное - пресечь происки коварных злодеев... Я верю вам.
   Они втроем обсудили обстановку и решили объявить в городе осадное положение, закрыть доступ в крепость с суши и с моря.
   - Таким образом заговорщики будут изолированы от внешнего мира. Нам останется лишь взять под наблюдение дома резидентов, усилить охрану президентского дворца, и враг будет парализован, - изложил свои замыслы Алмейда.
   - Охрану дворца и наблюдение за главарями возьмут на себя мои артиллеристы. Они сообразительные солдаты, - предложил Райкос.
   - Вот и отлично.
   Так был нанесен удар по врагам президента.
   Городские ворота плотно захлопнулись. Связь с портом прервалась. На улицах появились усиленные патрули. Дома резидентов взяли под охрану. Руководители заговора - де Раун и барон Доукинс - занервничали. Убийство президента не вызвало растерянности у жителей столицы, наоборот, оно сплотило их. Скорбь народа вылилась в гнев. Жители толпами выходили на улицы, требуя расправы над оставшимся в живых убийцей и над всеми, кто причастен к преступлению.
   Испуганные таким поворотом событий, заговорщики пошли на риск. Генерал Жерар, воспользовавшись тем, что он все еще является командующим регулярными войсками, отдал приказ стянуть солдат гарнизона на площадь Трех Адмиралов. Он построил их и стал убеждать солдат повиноваться только ему.
   - Отныне королевская Франция берет Грецию под свое покровительство, заявил генерал.
   Но его призыв не нашел отклика среди солдат. Воины учуяли фальшивую ноту, и батальон не изменил своей присяге.
   Тогда Жерар распорядился ударить в барабаны и приказал войску идти к сенату выразить свой протест. Однако воины замерли на месте.
   Поняв, что его власть над гарнизоном окончилась, генерал сам явился в сенат и потребовал особых полномочий. Сенаторы встретили его так же, как и солдаты на площади Трех Адмиралов.
   47. ОПОЗДАЛИ...
   В то время, когда на площади Трех Адмиралов генерал Жерар пытался склонить на свою сторону войска, в сенате-герузии произошло важное событие: собрание сенаторов утвердило верховную комиссию для управления страной под председательством брата покойного президента графа Августина Каподистрии.
   Узнав об этом, Алмейда и Райкос облегченно вздохнули: избранием верховной комиссии заканчивалось безвластие в стране.
   Они вышли из зала заседания в приемную и, посмотрев друг на друга, поняли, что их волнует один и тот же вопрос.
   - Интересно, кого заговорщики хотели поставить на место убитого президента? - спросил Алмейда.
   Райкос улыбнулся.
   - Этот же вопрос интересует и меня.
   В здании сената находилась и квартира русского резидента барона Рикмана. Когда они проходили длинной застекленной галереей, которая вела к крыльцу, Алмейда вдруг крепко сжал за локоть Райкоса.
   - Подождите... Гляньте на окно слева.
   Райкос остановился и посмотрел в сторону, куда показал Алмейда. Проем открытого окна был задернут тонкой шелковой занавеской. Через прозрачную ткань хорошо просматривалась комната, освещенная солнечными лучами, проникающими через окно напротив.
   За столом сидело трое. Райкос узнал в них рыжеватого Рикмана, длиннолицего Доукинса и курносого подвижного де Руана.
   - Похоже, что мы стали свидетелями заседания трех дипломатов, прошептал Райкос. - Пойдемте...
   - Нет, подождите. Это может быть весьма интересно. К тому же они нас не видят... Ба, с ними еще и Пеллион! Он им докладывает, - сказал Алмейда.
   Круглый, как шар, начальник сухопутных войск подполковник Пеллион был любимцем генерала Жерара. За окном звучал его скрипучий голос:
   - ...С кончиною президента в Греции не стало более правительства, и генерал Жерар полагает, что наступило время взять страну под защиту трех держав... Поэтому он обращается к вам, господа резиденты, и просит назначить его главнокомандующим.
   - Да ведь этот спектакль французский и английский резиденты разыгрывают для вашего соотечественника. Заговорщики уже давно решили поставить у власти Жерара, - прошептал Алмейда. - Интересно, поймается ли на их удочку барон Рикман?
   После некоторой паузы прозвучал голос Рикмана:
   - Господа, я не понимаю генерала Жерара, француза, состоящего на службе у суверенного греческого государства. Какое он имеет право, не являясь подданным Греции, решать вопрос о правительстве сей страны? Мы, резиденты, не вмешиваемся во внутренние дела независимой страны, мы гарантировали ей независимость!
   - Позвольте, но мы же взяли Грецию под свое покровительство! закричали в один голос де Руан и сэр Доукинс.
   - Да, сядьте, пожалуйста, господа, - жестом гостеприимного хозяина успокоил их Рикман. - Сядьте, - повторил он и, когда гости уселись, продолжал: - Я думаю, что этот вопрос касается внутреннего устройства Греции, и решать его может только правительство.
   - В том-то и дело, дорогой барон, что генералу в данный момент не к кому обратиться, - воскликнул де Руан.
   - Правительства в Греции нет. Оно не существует с того момента, как погиб президент, - пояснил Доукинс.
   - Господа, вы на сей счет плохо проинформированы, - с укоризной покачал массивной головой Рикман и поднял исписанный листок бумаги. - Сию грамоту мне только что вручил секретарь. Она гласит о том, что несколько минут тому назад закончилось заседание герузии, где избрано новое правительство Греции - верховная комиссия в составе трех человек: господина Коллети, господина Колокотрониса и графа Августина Каподистрии. Граф - глава комиссии и председатель правительства.
   - Как у этих греков все быстро делается! - всплеснул руками де Руан.
   - Черт возьми, - вздохнул Доукинс и понимающе посмотрел на французского коллегу.
   Оба резидента - французский и английский - поднялись с кресел. Алмейда опять потянул за руку Райкоса.
   - Теперь нам, пожалуй, можно вернуться в зал заседаний и об услышанном поведать секретарю...
   - Зачем? Это отлично сделает Рикман.
   - А вы догадливы, Райкос.
   - Все ясно. Рикман разгадал, какую интригу затеяли заговорщики.
   - Да, но позвольте обратить ваше внимание на то, чего вы, дорогой Райкос, не заметили, - сказал Алмейда.
   - Слушаю вас.
   - Так вот-с. Отказ вашего резидента пойти на поводу у французского и английского правительств означает, что пехота этих держав пока не высадится в Навпали и их корабли не будут угощать нас ядрами...
   - Вы хотите сказать, что, если бы Рикман поддержал своих коллег, они бы оккупировали столицу Греции?
   - Немедленно! Французские и английские корабли этой ночью подошли вплотную к нашим бастионам.
   - Вы считаете, что позиция русского министра сдержит их?
   - Несомненно. Одно дело - напасть на греческую крепость и совсем другое дело - столкнуться с пушками русской эскадры, вступить в конфликт с Россией...
   - Да, разница есть...
   - То-то и оно! Однако Франция и Англия вряд ли откажутся от такого лакомого куска, как Греция. Но пока они опоздали. Опоздали потому, что сенат успел сформировать новое правительство.
   48. ЗАГОВОРЩИКИ
   В траурной завесе всенародной скорби Райкосу виделись светлые проблески.
   Навсегда запомнилась Райкосу искренняя скорбь простолюдинов, когда, узнав о гибели президента, они оплакивали его. Свидетельства тому - яркие эпизоды ненависти греков к подлым интриганам.
   ...Вместе с комендантом Алмейдой они выходят из дворца сената. Только что отпели тело убитого, их лица еще мокры от слез. У выхода их встречает плюгавый старикашка, вельможный князь Караджа, друг французского резидента и один из вдохновителей убийц. Он не в силах скрыть своего торжества: нагло улыбается, выставляя поредевшие гнилые зубы.