Страница:
А над головой Лорриниана прямо из воздуха выросла здоровенная сосулька, но не простая, какие во множестве свисают с крыш по весне, а похожая на лезвие меча с гладкими ровными гранями и острыми ребрами. Но все же это обычный лед, прозрачный и хрупкий, — он не сможет пробить доспехи! Или сможет?
— Дух мирозданья, свой горн раскали, твердостью стали стрелу надели!
Вот оно, значит, как… Если все это не пустые слова балаганного фокусника, то Таниус попал в переплет. А «переплетать» его будут иглами размером с руку. Для того чтобы запустить «стрелу» в цель, заклинания не потребовалось, колдун просто махнул рукой, и ледяной клинок рванулся прямо в грудь неподвижно стоящего Таниуса. Но то ли с прицелом у Лорриниана было не все в порядке, то ли Таниус успел вовремя присесть, — сосулька лишь зацепила его наплечник и разбилась о колонну на сотни осколков.
Во второй раз ледяных дел мастер взялся за дело с размахом, наколдовав сразу пять стрел. И тогда Таниус, быстро сообразивший, что сейчас-то из него точно решето сделают, решился на отчаянный шаг. Капитан Фрай присел и потом резко прыгнул в сторону мага, используя свой длинный меч в качестве шеста, и все же наступил одной ногой в облако холода. Оказывается, при очень сильном охлаждении сталь может приобрести прочность бумаги — половина латного башмака на правой ноге попросту оторвалась, примерзнув к полу. Лишившись оружия, оставшегося в белом облаке, и припадая на окоченевшую ногу, отважный Таниус решительно пошел на растерявшегося мага, отводя руку для удара. Пять ледяных стрел одна за другой разбились о его грудь, но наш доблестный воин даже не пошатнулся. Вот сейчас он дойдет до красавца-чародея и так двинет ему бронированным кулаком в челюсть, что у врага не только все заклинания в голове перепутаются, но и дар речи пропадет. Шаг, еще только один шаг!
Но этот шаг не был сделан. Лорриниан прикоснулся к своей диадеме — тотчас же воздух вокруг него дрогнул, зазвенел и пошел волнами, заключая мага в невидимую сферу. Таниус, также оказавшийся в пределах этой сферы, был отброшен от мага на несколько шагов и с грохотом упал на каменный пол.
— Это — Стальная Защита, установленная с помощью магической диадемы, — сказал Штырь, единственный из нас немного сведущий в магии. — Заклинание самое простенькое, но пока диадема сидит на отмороженной башке этого чистоплюя, железом до него никак не добраться. Капитану сейчас нужно что-нибудь неметаллическое, вроде палки, чтобы сбить с головы колдуна волшебную цацку.
«Ну же, услышь меня! На твоем запястье Неразъемный Браслет, поэтому ты чувствуешь то же, что и я. Возьми какой-нибудь камень и брось в диадему!»
Таниус услышал. А сделал он не совсем то, что я впопыхах придумал, — откуда бы взяться камню в соборе? Лорриниан, сосредоточившись и закрыв глаза, уже начал творить какое-то сложное заклинание, и в этот момент ему прямо в лицо со свистом врезался тяжелый деревянный табурет.
Волшебная диадема оказалась действительно хрустальной — от могучего табуретного удара она разлетелась на несколько частей, враз утратив всю свою волшебность и лишив своего обладателя последних шансов на победу. Таниус уверенно доковылял до очумело трясущего разбитой головой колдуна, засадил ему пару раз промеж ног, пару раз — промеж глаз, а затем достал флакончик Штыря и вылил в глотку Лорриниану, несмотря на его жалкое, но отчаянное сопротивление.
На высокомудрый колдовской разум дурман-травка подействовала просто-таки с удручающим эффектом. Побитый маг встал на четвереньки, почесался и заблеял дурным голосом, после чего подполз к ногам Чарнока и попытался что-то ему сказать. Но вместо слов из его рта вырывалось лишь истошное блеяние, перемежаемое горестным мычанием.
Судья хмуро посмотрел на архимага, в одночасье превратившегося в тупую скотину, злобно сплюнул и вдруг резко ударил несчастного окованным носком сапога в висок, отчего тот пискнул, как мышка, угодившая в мышеловку, обмяк и затих.
— Ненавижу пораженцев! — неожиданно мягким и зловещим тоном произнес Чарнок. — Второй раунд — за вами. Но третий вам не выиграть никогда! На арену выходит мой козырной Туз — Бледная Тень!
В воротах Верховного Прихода тотчас появилась маленькая серая фигурка, причем произошло это настолько быстро и неожиданно, что мне показалось, будто она выросла прямо из мраморных плит крыльца. Да, если Бледная Тень и в самом деле настолько проворна, как ее описывают фронтовые сводки минувшей войны, то в единоборстве с нею даже у такого первоклассного бойца, как Штырь, будет очень немного шансов на успех.
— Это будет славная битва, о которой потом сложат легенды, — грустно сказал Штырь. — Я пошел…
— Против Туза выступает… подзаборная Шестерка! — воскликнул Чарнок и захихикал, довольный своей шуткой.
— За шестерку ответишь! — очень серьезно сказал Штырь, шагавший к выходу.
— Объявляю третий раунд! — ответил Чарнок. — Ату его, мой серенький, ату!
Бледная Тень подошла к порогу собора и вдруг остановилась, словно натолкнувшись на невидимую стену. Чарнок недовольно заворчал и прикрикнул на нее, а я внезапно понял, в чем тут дело. Истинное Зло, каковым, без сомнения, являлась Тень, не могло войти под священные своды храма. Есть только одна карта, которая может побить козырного туза сил зла. Имя ей — Судьба.
А Штырь был уже в нескольких шагах от озадаченного судьи.
— Сейчас ты сам будешь драться! — тихо сказал Штырь, но услышали его все.
Маленький вор сжался, как пружина, и прыгнул, в полете сверкнули два острых клинка. Чарнок рванулся к выходу не хуже зайца, спасающего свою линялую шкурку от голодной лисы. Штырь был быстрее, но удача расправила свои крылья за спиной улепетывающего судьи: на последнем шаге малек поскользнулся в крови, и его кинжалы, вместо того чтобы воткнуться в спину судье, распороли его длинную мантию от пояса до пят.
Если бы не мешало тяжелое золотое блюдо за поясом, Штырь, безусловно, догнал бы разменявшего седьмой десяток судью, но теперь расстояние между ними лишь увеличивалось. Кроме того, он оказался слишком близко к воротам, где, веером растопырив свои стальные лезвия-спицы, напряженно застыла Тень.
— Бросай! — надрывно закричал Чарнок, но пока он загораживал собою Штыря. А Штырь был вынужден бежать вслед за судьей, поскольку другого прикрытия у него не было. И лишь подбегая к последней колонне, малек все же рискнул, упал на бок и откатился в сторону. Тут же в основание колонны, за которой он скрылся, ударила, выбивая крошки мрамора, стальная очередь.
Именно в этот драматический момент на дальний конец ведущей к собору улицы влетел кавалерийский отряд. И тут-то я понял, для чего Чарнок устроил весь этот цирк с единоборствами. Никто Верховный Приход не окружал, у судьи не было ни единого солдата, он попросту блефовал. Он пошел в собор наобум, не особенно надеясь, что застанет нас там, — ну кто, будучи в здравом уме, сунется в эту ловушку во второй раз! Наверное, никто, кроме нас, упертых и твердолобых горцев. Судья взял с собой лишь тех, кто реально мог помочь ему найти нас: обвинителя — в роли сыщика и Бледную Тень — в качестве ищейки. Покойному Лорриниану беззаботное житие в особняке прямо напротив храма обернулось срочной «мобилизацией» и последующей бесславной гибелью. А тем временем кто-то из его слуг сбегал в казармы когорты за подмогой, и теперь она, блистая доспехами под лучами утреннего солнца, несется прямо на нас.
— Штырь! Закрой ворота! — заорал я, забыв про нашу «браслетную связь».
Рычаг, которым закрывались ворота, торчал из выступавшей плиты в полу, но она была немного в стороне от Штыря. Как пройти эти несколько шагов и остаться в живых, не попасть под смертоносный обстрел? А всадники когорты уже посредине улицы…
— Сюда, сюда! — вопил на всю улицу Чарнок, спрятавшийся за косяк ворот. — Они здесь!
Периодически судья заглядывал в зал Прихода, словно проверяя, здесь они или вдруг опять каким-то чудом сбежали. Действительно, сбежать нам в этот раз поможет только чудо.
Все-таки есть в нас, горцах, одно важное качество, отличающее нас от прочих народов. Это — смекалка. И мои «хранители» обладали ею в должном объеме. Штырь вытащил из-за пазухи умыкнутый им золотой поднос, несколькими ударами о пол выгнул ручки вовнутрь и, выставив его в качестве щита, шустро покатился к поворотному рычагу. Как только он показался из-за колонны, полдесятка спиц ударили в блюдо, затем последовал еще один залп и еще один. И все же малек успешно докатился до рычага, зацепив его ногой, — тотчас над воротами заскрежетал противовес, и их створки начали медленно, но неуклонно смыкаться.
Чарнок стоял в закрывающихся воротах и злобно смотрел на меня, но сейчас его смертоносный взгляд таял в солнечных лучах, бивших из стрельчатых окон храма прямо в глаза судье. Оказывается, ты не всезнающ и не всесилен, Игрок. Возможно, есть способ тебя победить.
— Ты нарушил правила игры, применив метательное оружие. Ты проиграл! — крикнул я, глядя в лицо Игроку.
— Наша игра не окончена — она будет продолжаться вечно! — с вызовом ответил Чарнок, и створки ворот захлопнулись перед ним.
Наступила тишина. Для вышибания огромных врат Верховного Прихода понадобился бы настоящий боевой таран, так что солдатам когорты будет гораздо проще соорудить лестницы и добраться до соборных окон, а уж оттуда расстрелять нас из арбалетов. Поэтому в запасе у нас полчаса, не больше и за эти полчаса нам нужно найти какой-то путь к спасению. К нам подошел лучащийся самодовольством малек — его одежда вся была в пыли, а золотой поднос в его руках был покрыт мелкими, но глубокими вмятинами от стальных спиц. Удивительно, что ни один снаряд не пробил золотую посудину. Тревожно, что ни один не прошел мимо самодельного щита. Эта серая нечисть и вправду никогда не промахивается.
— Занятная штучка, — произнес Штырь, рассматривая подобранную им спицу. — Сделана из кованой стали, но внутри полая и частично заполнена отравленной ртутью, которая при броске перетекает в наконечник и усиливает удар, после чего яд проникает в тело жертвы через тонкий канал под острием.
— И надо тебе всякую дрянь подбирать… — недовольно проворчал я, наблюдая, как малек прячет трофей за пазуху. — Лучше ключи у прелата забери. Пока до нас не добрались солдаты Чарнока, нам надо найти потайной ход. Он наверняка здесь есть, поскольку сама религия Единого Храма допускает организованное отступление в случае, если церковь окажется в окружении врагов истинной веры. А уж если этот собор являлся резиденцией Патриархата, то подобных путей к отступлению тут должно быть не менее десятка — по одному на каждого «столпа веры».
— А знаете, наш настоятель еще не совсем помер! — вдруг заявил Штырь, обшаривая лежащее в луже крови тело священника. — Сейчас мы его напоим экстрактом здравницы и слегка оживим. А ну-ка, откроем наш ротик. Ах, ты не хочешь? Так я тебе, осел упрямый, сейчас зубы кинжалом разожму!
Андарион и в самом деле был еще жив, хотя и потерял сознание от сильной кровопотери. Он откашлялся и, увидев меня, слабо прохрипел:
— Вы убили его?
— Нет, не успели, к огромному сожалению.
— Это нужно сделать, потому что за ним стоит Тьма.
— Как нам отсюда выбраться? В храме есть потайной ход?
— Здесь их даже два. Один из них — в алькове, про него знает Чарнок. Про другой, за алтарем в Притворе, знаю только я. Я покажу, только осторожнее меня несите. А то вдруг не донесете…
Скрытую панель альковного хода мы открыли настежь для отвлечения вражеского внимания. Когда мы зашли в Притвор, Андарион попросил закрыть дверь и прикоснулся к ней. Снаружи отчетливо щелкнул замок-сердце. Но как возможно без применения магии закрыть замок с этой стороны?!
— Чудо. Обыкновенное чудо, — ответил на мой немой вопрос Андарион. — Надо просто верить в чудо, и тогда оно случится. Таким же образом закроется замок на тайной двери. Теперь положите меня на алтарь. Я хочу уйти с лучом солнца, держа Ее за руку. Райен, останьтесь ненадолго.
Этот миг запомнится мне навсегда. Я стою у золотого алтаря, на который падают солнечные лучи. Настоятель Андарион сжимает мою руку. С его губ срываются слабые, но звонкие слова, я знаю, что он из последних сил пытается посеять целительные семена веры в моем иссушенном и измученном сердце. И я не противлюсь этому. Сегодня я видел немало необъяснимых, воистину чудесных вещей. Я искренне хочу в них верить. Потому что даже самый закоренелый циник и прагматик в глубине души остается ребенком, верящим, что мир полон чудес и что сам он — часть этого чудесного мира.
— Помнишь, как в камере пыток ты со страха выложил про все свои детские шалости в отношении Храма?
— Да, конечно. Мне тогда стало немножко стыдно за свои поступки.
— Но именно в тот момент покаяния ты был искренен. Хорошо, когда есть в чем каяться. Я тоже открою тебе свою маленькую тайну, в сравнении с которой меркнут все твои проделки. Когда мне было семь или восемь лет, накануне Дня Света и торжественной процессии Храма меня в наказание за какую-то мелкую шалость отправили в прачечную простирывать убранство для всего выхода. Я недолго думая решил в отместку основательно напакостить и обсыпал свежевыстиранное белье порошком магнезии. То-то было потехи, когда под жаркими солнечными лучами на глазах у всего честного народа дородные бородатые попы принялись ожесточенно чесаться, как блохастые обезьяны, а потом и вовсе посбрасывали и накидки, и рясы, и даже исподнее. Какая живописная была картина — более двух сотен священников в тиарах, с хоругвями, с кадилами, и все — в чем мать родила. Никто так и не догадался, чьих это рук дело…
— Да и кто бы мог подумать…
— Все мы люди, и все мы грешили. И я — не менее, чем ты. Но только тот встает на путь Света, кто признается в своих грехах, очистится от скверны и впредь никогда не повторит былых ошибок.
— Если бы все было так просто…
— Это проще, чем ты думаешь. Я знаю, твое сердце наполнено сомнениями. Но помни, сомнения — это главное оружие Тьмы. Не поддавайся ей. Найди Мессию, Райен. Следуй путем Лусани. Я верю — она идет к Свету, к Ней. Ты видел Ее?
— Да.
— Она идет по первому солнечному лучу. Она — это суть Света, которую нам, смертным, не дано разглядеть и тем более понять. Но мы верим в Нее, и этого права у нас не отнять. И ты должен верить, несмотря на ту искаженную правду, что тебе нашептывает Тьма, потому что только с верой в сердце ты найдешь свой путь.
— Я верю в Нее.
— Вот и славно. Но, пройдя свой путь до конца и встретившись с Ней, ты будешь уже другим человеком. И тогда ты должен вспомнить себя таким, каким ты был раньше. А еще ты должен оглянуться назад, чтобы увидеть нас — всех тех, кто когда-то шел за тобой… и верил в тебя.
— Как это?
— Поймешь… потом. Сейчас возьми мои четки и передай их первому же священнику, которого ты повстречаешь. Можешь даже ничего не говорить при этом — настоящий служитель Света все поймет и без слов. А теперь иди — стоять у изголовья уходящего в мир иной вредно для тех, кто туда пока не собирается. Прощай…
Потайная дверь Златого Притвора медленно затворилась за мной, сам собой закрылся «сердечный» замок. И то ли мне показалось, то ли это в самом деле произошло, но в последний миг, в какую-то долю секунды я успел увидеть, как золотой алтарь осенило ярким лучом света. Наверное, старый священник все же был прав: если верить в чудо — оно свершится.
ГЛАВА 3
1
— Дух мирозданья, свой горн раскали, твердостью стали стрелу надели!
Вот оно, значит, как… Если все это не пустые слова балаганного фокусника, то Таниус попал в переплет. А «переплетать» его будут иглами размером с руку. Для того чтобы запустить «стрелу» в цель, заклинания не потребовалось, колдун просто махнул рукой, и ледяной клинок рванулся прямо в грудь неподвижно стоящего Таниуса. Но то ли с прицелом у Лорриниана было не все в порядке, то ли Таниус успел вовремя присесть, — сосулька лишь зацепила его наплечник и разбилась о колонну на сотни осколков.
Во второй раз ледяных дел мастер взялся за дело с размахом, наколдовав сразу пять стрел. И тогда Таниус, быстро сообразивший, что сейчас-то из него точно решето сделают, решился на отчаянный шаг. Капитан Фрай присел и потом резко прыгнул в сторону мага, используя свой длинный меч в качестве шеста, и все же наступил одной ногой в облако холода. Оказывается, при очень сильном охлаждении сталь может приобрести прочность бумаги — половина латного башмака на правой ноге попросту оторвалась, примерзнув к полу. Лишившись оружия, оставшегося в белом облаке, и припадая на окоченевшую ногу, отважный Таниус решительно пошел на растерявшегося мага, отводя руку для удара. Пять ледяных стрел одна за другой разбились о его грудь, но наш доблестный воин даже не пошатнулся. Вот сейчас он дойдет до красавца-чародея и так двинет ему бронированным кулаком в челюсть, что у врага не только все заклинания в голове перепутаются, но и дар речи пропадет. Шаг, еще только один шаг!
Но этот шаг не был сделан. Лорриниан прикоснулся к своей диадеме — тотчас же воздух вокруг него дрогнул, зазвенел и пошел волнами, заключая мага в невидимую сферу. Таниус, также оказавшийся в пределах этой сферы, был отброшен от мага на несколько шагов и с грохотом упал на каменный пол.
— Это — Стальная Защита, установленная с помощью магической диадемы, — сказал Штырь, единственный из нас немного сведущий в магии. — Заклинание самое простенькое, но пока диадема сидит на отмороженной башке этого чистоплюя, железом до него никак не добраться. Капитану сейчас нужно что-нибудь неметаллическое, вроде палки, чтобы сбить с головы колдуна волшебную цацку.
«Ну же, услышь меня! На твоем запястье Неразъемный Браслет, поэтому ты чувствуешь то же, что и я. Возьми какой-нибудь камень и брось в диадему!»
Таниус услышал. А сделал он не совсем то, что я впопыхах придумал, — откуда бы взяться камню в соборе? Лорриниан, сосредоточившись и закрыв глаза, уже начал творить какое-то сложное заклинание, и в этот момент ему прямо в лицо со свистом врезался тяжелый деревянный табурет.
Волшебная диадема оказалась действительно хрустальной — от могучего табуретного удара она разлетелась на несколько частей, враз утратив всю свою волшебность и лишив своего обладателя последних шансов на победу. Таниус уверенно доковылял до очумело трясущего разбитой головой колдуна, засадил ему пару раз промеж ног, пару раз — промеж глаз, а затем достал флакончик Штыря и вылил в глотку Лорриниану, несмотря на его жалкое, но отчаянное сопротивление.
На высокомудрый колдовской разум дурман-травка подействовала просто-таки с удручающим эффектом. Побитый маг встал на четвереньки, почесался и заблеял дурным голосом, после чего подполз к ногам Чарнока и попытался что-то ему сказать. Но вместо слов из его рта вырывалось лишь истошное блеяние, перемежаемое горестным мычанием.
Судья хмуро посмотрел на архимага, в одночасье превратившегося в тупую скотину, злобно сплюнул и вдруг резко ударил несчастного окованным носком сапога в висок, отчего тот пискнул, как мышка, угодившая в мышеловку, обмяк и затих.
— Ненавижу пораженцев! — неожиданно мягким и зловещим тоном произнес Чарнок. — Второй раунд — за вами. Но третий вам не выиграть никогда! На арену выходит мой козырной Туз — Бледная Тень!
В воротах Верховного Прихода тотчас появилась маленькая серая фигурка, причем произошло это настолько быстро и неожиданно, что мне показалось, будто она выросла прямо из мраморных плит крыльца. Да, если Бледная Тень и в самом деле настолько проворна, как ее описывают фронтовые сводки минувшей войны, то в единоборстве с нею даже у такого первоклассного бойца, как Штырь, будет очень немного шансов на успех.
— Это будет славная битва, о которой потом сложат легенды, — грустно сказал Штырь. — Я пошел…
— Против Туза выступает… подзаборная Шестерка! — воскликнул Чарнок и захихикал, довольный своей шуткой.
— За шестерку ответишь! — очень серьезно сказал Штырь, шагавший к выходу.
— Объявляю третий раунд! — ответил Чарнок. — Ату его, мой серенький, ату!
Бледная Тень подошла к порогу собора и вдруг остановилась, словно натолкнувшись на невидимую стену. Чарнок недовольно заворчал и прикрикнул на нее, а я внезапно понял, в чем тут дело. Истинное Зло, каковым, без сомнения, являлась Тень, не могло войти под священные своды храма. Есть только одна карта, которая может побить козырного туза сил зла. Имя ей — Судьба.
А Штырь был уже в нескольких шагах от озадаченного судьи.
— Сейчас ты сам будешь драться! — тихо сказал Штырь, но услышали его все.
Маленький вор сжался, как пружина, и прыгнул, в полете сверкнули два острых клинка. Чарнок рванулся к выходу не хуже зайца, спасающего свою линялую шкурку от голодной лисы. Штырь был быстрее, но удача расправила свои крылья за спиной улепетывающего судьи: на последнем шаге малек поскользнулся в крови, и его кинжалы, вместо того чтобы воткнуться в спину судье, распороли его длинную мантию от пояса до пят.
Если бы не мешало тяжелое золотое блюдо за поясом, Штырь, безусловно, догнал бы разменявшего седьмой десяток судью, но теперь расстояние между ними лишь увеличивалось. Кроме того, он оказался слишком близко к воротам, где, веером растопырив свои стальные лезвия-спицы, напряженно застыла Тень.
— Бросай! — надрывно закричал Чарнок, но пока он загораживал собою Штыря. А Штырь был вынужден бежать вслед за судьей, поскольку другого прикрытия у него не было. И лишь подбегая к последней колонне, малек все же рискнул, упал на бок и откатился в сторону. Тут же в основание колонны, за которой он скрылся, ударила, выбивая крошки мрамора, стальная очередь.
Именно в этот драматический момент на дальний конец ведущей к собору улицы влетел кавалерийский отряд. И тут-то я понял, для чего Чарнок устроил весь этот цирк с единоборствами. Никто Верховный Приход не окружал, у судьи не было ни единого солдата, он попросту блефовал. Он пошел в собор наобум, не особенно надеясь, что застанет нас там, — ну кто, будучи в здравом уме, сунется в эту ловушку во второй раз! Наверное, никто, кроме нас, упертых и твердолобых горцев. Судья взял с собой лишь тех, кто реально мог помочь ему найти нас: обвинителя — в роли сыщика и Бледную Тень — в качестве ищейки. Покойному Лорриниану беззаботное житие в особняке прямо напротив храма обернулось срочной «мобилизацией» и последующей бесславной гибелью. А тем временем кто-то из его слуг сбегал в казармы когорты за подмогой, и теперь она, блистая доспехами под лучами утреннего солнца, несется прямо на нас.
— Штырь! Закрой ворота! — заорал я, забыв про нашу «браслетную связь».
Рычаг, которым закрывались ворота, торчал из выступавшей плиты в полу, но она была немного в стороне от Штыря. Как пройти эти несколько шагов и остаться в живых, не попасть под смертоносный обстрел? А всадники когорты уже посредине улицы…
— Сюда, сюда! — вопил на всю улицу Чарнок, спрятавшийся за косяк ворот. — Они здесь!
Периодически судья заглядывал в зал Прихода, словно проверяя, здесь они или вдруг опять каким-то чудом сбежали. Действительно, сбежать нам в этот раз поможет только чудо.
Все-таки есть в нас, горцах, одно важное качество, отличающее нас от прочих народов. Это — смекалка. И мои «хранители» обладали ею в должном объеме. Штырь вытащил из-за пазухи умыкнутый им золотой поднос, несколькими ударами о пол выгнул ручки вовнутрь и, выставив его в качестве щита, шустро покатился к поворотному рычагу. Как только он показался из-за колонны, полдесятка спиц ударили в блюдо, затем последовал еще один залп и еще один. И все же малек успешно докатился до рычага, зацепив его ногой, — тотчас над воротами заскрежетал противовес, и их створки начали медленно, но неуклонно смыкаться.
Чарнок стоял в закрывающихся воротах и злобно смотрел на меня, но сейчас его смертоносный взгляд таял в солнечных лучах, бивших из стрельчатых окон храма прямо в глаза судье. Оказывается, ты не всезнающ и не всесилен, Игрок. Возможно, есть способ тебя победить.
— Ты нарушил правила игры, применив метательное оружие. Ты проиграл! — крикнул я, глядя в лицо Игроку.
— Наша игра не окончена — она будет продолжаться вечно! — с вызовом ответил Чарнок, и створки ворот захлопнулись перед ним.
Наступила тишина. Для вышибания огромных врат Верховного Прихода понадобился бы настоящий боевой таран, так что солдатам когорты будет гораздо проще соорудить лестницы и добраться до соборных окон, а уж оттуда расстрелять нас из арбалетов. Поэтому в запасе у нас полчаса, не больше и за эти полчаса нам нужно найти какой-то путь к спасению. К нам подошел лучащийся самодовольством малек — его одежда вся была в пыли, а золотой поднос в его руках был покрыт мелкими, но глубокими вмятинами от стальных спиц. Удивительно, что ни один снаряд не пробил золотую посудину. Тревожно, что ни один не прошел мимо самодельного щита. Эта серая нечисть и вправду никогда не промахивается.
— Занятная штучка, — произнес Штырь, рассматривая подобранную им спицу. — Сделана из кованой стали, но внутри полая и частично заполнена отравленной ртутью, которая при броске перетекает в наконечник и усиливает удар, после чего яд проникает в тело жертвы через тонкий канал под острием.
— И надо тебе всякую дрянь подбирать… — недовольно проворчал я, наблюдая, как малек прячет трофей за пазуху. — Лучше ключи у прелата забери. Пока до нас не добрались солдаты Чарнока, нам надо найти потайной ход. Он наверняка здесь есть, поскольку сама религия Единого Храма допускает организованное отступление в случае, если церковь окажется в окружении врагов истинной веры. А уж если этот собор являлся резиденцией Патриархата, то подобных путей к отступлению тут должно быть не менее десятка — по одному на каждого «столпа веры».
— А знаете, наш настоятель еще не совсем помер! — вдруг заявил Штырь, обшаривая лежащее в луже крови тело священника. — Сейчас мы его напоим экстрактом здравницы и слегка оживим. А ну-ка, откроем наш ротик. Ах, ты не хочешь? Так я тебе, осел упрямый, сейчас зубы кинжалом разожму!
Андарион и в самом деле был еще жив, хотя и потерял сознание от сильной кровопотери. Он откашлялся и, увидев меня, слабо прохрипел:
— Вы убили его?
— Нет, не успели, к огромному сожалению.
— Это нужно сделать, потому что за ним стоит Тьма.
— Как нам отсюда выбраться? В храме есть потайной ход?
— Здесь их даже два. Один из них — в алькове, про него знает Чарнок. Про другой, за алтарем в Притворе, знаю только я. Я покажу, только осторожнее меня несите. А то вдруг не донесете…
Скрытую панель альковного хода мы открыли настежь для отвлечения вражеского внимания. Когда мы зашли в Притвор, Андарион попросил закрыть дверь и прикоснулся к ней. Снаружи отчетливо щелкнул замок-сердце. Но как возможно без применения магии закрыть замок с этой стороны?!
— Чудо. Обыкновенное чудо, — ответил на мой немой вопрос Андарион. — Надо просто верить в чудо, и тогда оно случится. Таким же образом закроется замок на тайной двери. Теперь положите меня на алтарь. Я хочу уйти с лучом солнца, держа Ее за руку. Райен, останьтесь ненадолго.
Этот миг запомнится мне навсегда. Я стою у золотого алтаря, на который падают солнечные лучи. Настоятель Андарион сжимает мою руку. С его губ срываются слабые, но звонкие слова, я знаю, что он из последних сил пытается посеять целительные семена веры в моем иссушенном и измученном сердце. И я не противлюсь этому. Сегодня я видел немало необъяснимых, воистину чудесных вещей. Я искренне хочу в них верить. Потому что даже самый закоренелый циник и прагматик в глубине души остается ребенком, верящим, что мир полон чудес и что сам он — часть этого чудесного мира.
— Помнишь, как в камере пыток ты со страха выложил про все свои детские шалости в отношении Храма?
— Да, конечно. Мне тогда стало немножко стыдно за свои поступки.
— Но именно в тот момент покаяния ты был искренен. Хорошо, когда есть в чем каяться. Я тоже открою тебе свою маленькую тайну, в сравнении с которой меркнут все твои проделки. Когда мне было семь или восемь лет, накануне Дня Света и торжественной процессии Храма меня в наказание за какую-то мелкую шалость отправили в прачечную простирывать убранство для всего выхода. Я недолго думая решил в отместку основательно напакостить и обсыпал свежевыстиранное белье порошком магнезии. То-то было потехи, когда под жаркими солнечными лучами на глазах у всего честного народа дородные бородатые попы принялись ожесточенно чесаться, как блохастые обезьяны, а потом и вовсе посбрасывали и накидки, и рясы, и даже исподнее. Какая живописная была картина — более двух сотен священников в тиарах, с хоругвями, с кадилами, и все — в чем мать родила. Никто так и не догадался, чьих это рук дело…
— Да и кто бы мог подумать…
— Все мы люди, и все мы грешили. И я — не менее, чем ты. Но только тот встает на путь Света, кто признается в своих грехах, очистится от скверны и впредь никогда не повторит былых ошибок.
— Если бы все было так просто…
— Это проще, чем ты думаешь. Я знаю, твое сердце наполнено сомнениями. Но помни, сомнения — это главное оружие Тьмы. Не поддавайся ей. Найди Мессию, Райен. Следуй путем Лусани. Я верю — она идет к Свету, к Ней. Ты видел Ее?
— Да.
— Она идет по первому солнечному лучу. Она — это суть Света, которую нам, смертным, не дано разглядеть и тем более понять. Но мы верим в Нее, и этого права у нас не отнять. И ты должен верить, несмотря на ту искаженную правду, что тебе нашептывает Тьма, потому что только с верой в сердце ты найдешь свой путь.
— Я верю в Нее.
— Вот и славно. Но, пройдя свой путь до конца и встретившись с Ней, ты будешь уже другим человеком. И тогда ты должен вспомнить себя таким, каким ты был раньше. А еще ты должен оглянуться назад, чтобы увидеть нас — всех тех, кто когда-то шел за тобой… и верил в тебя.
— Как это?
— Поймешь… потом. Сейчас возьми мои четки и передай их первому же священнику, которого ты повстречаешь. Можешь даже ничего не говорить при этом — настоящий служитель Света все поймет и без слов. А теперь иди — стоять у изголовья уходящего в мир иной вредно для тех, кто туда пока не собирается. Прощай…
Потайная дверь Златого Притвора медленно затворилась за мной, сам собой закрылся «сердечный» замок. И то ли мне показалось, то ли это в самом деле произошло, но в последний миг, в какую-то долю секунды я успел увидеть, как золотой алтарь осенило ярким лучом света. Наверное, старый священник все же был прав: если верить в чудо — оно свершится.
ГЛАВА 3
1
Коридоры, снова коридоры и опять коридоры — они извиваются, как змеи, уползают глубоко под землю, теряются в кромешной тьме. Выбравшись из потайного хода Верховного Прихода, мы оказались в канализационном коллекторе. Вокруг не было видно ни зги, и освещать дорогу было нечем.
Тем не менее Миррон уверенно повел нас куда-то через смрадные кучи отходов человеческой жизнедеятельности и заполненные вонючей жижей водостоки. Как он ориентируется в полной темноте? Мы шли долго, пробираясь на ощупь, периодически кто-то из нас падал, и тогда подземелье получало в свой адрес добрую порцию ругательств и проклятий. Я вымок наполовину, порвал куртку, зацепившись за остатки какой-то решетки, а потом неожиданно споткнулся обо что-то мягкое и визжащее и, падая, звезданулся лбом о бронированный зад капитана Фрая.
Наконец мы уткнулись в дверь, сквозь щели которой пробивались лучи света. Сержант долго нащупывал на полу то место, где хранился ключ, — с фантазией у Миррона было туговато, так что вы уже догадались, в чем ключ был спрятан. Войдя в дверь, мы оказались все в том же загаженном колодце «Люксовых услуг», но уже с другой стороны. Только теперь здесь произошли некоторые изменения — противоположная дверь была помята, словно по ней колотили молотом, а ее верхний край был отогнут так, что в образовавшуюся щель мог пролезть, скажем, ребенок. Оттуда, из глубин канализации, доносился приглушенный грубый солдатский мат — кто-то кому-то отдавил ногу.
И еще в колодце стоял резкий запах, от которого свербило в носу и на глаза наворачивались слезы, — так пахла травка слезогонка, которой в быту вытравливали крыс из подвалов. Мы поспешили подняться наверх. Миррон, первым высунувший голову наружу, остолбенел и смог сказать только: «Оу!»
— Ах, это вы, мои дорогие! — раздался певучий голосок Люкса. — А я-то подумал — прорвались враги. Но не пройдет полчаса, и тогда путь под землей пропадет навсегда!
Поднявшись, я ахнул от удивления: колодец был окружен плотным кольцом Люксовых амбалов в доспехах и с копьями, на крыше засели стрелки, а во двор въезжали тяжелые телеги с камнем.
— Что здесь случилось? — спросил я.
— Часом пораньше какой-то отряд принялся двери в колодце ломать. Кабы я на них ведерко слезогонки не вальнул, супостат не отступил бы и назад не повернул. Как запах ослабнет и тати вернутся, то за дверями на камни наткнутся.
Итак, самый безопасный путь к отступлению для нас был отрезан — тюремная охрана проникла в коллектор через дыру в камере пыток. Через городские ворота нам не прорваться, даже имея отряд в несколько сотен бойцов. Травинкалис превратился в огромную ловушку, где смерть идет за нами по пятам. Выхода нет…
— Будем прорываться к проходу под рекой, — заявил Штырь. — Люкс, живо тащи сюда наши сидоры.
— Ты в своем уме! Там же нас возьмут тепленькими — пяток опытных бойцов сумеет перекрыть любой коридор до прихода подкрепления.
— Когда мы войдем внутрь, там все будут в лежку лежать, — Уверенно произнес Штырь, достав из своего «чудесного мешка» ларчик, в котором обнаружилась маленькая бутылка с мутной бурой жидкостью.
— Это что еще за отстой? — спросил Миррон с подозрением.
— Газовая граната — сам изобрел! — похвастался Штырь и уже собрался забросить свое изобретение в колодец, но Миррон поспешно перехватил его руку.
— Совсем сдурел, алхимик хренов, — нам же потом самим лезть в эту дыру!
— А что, есть другие предложения? — осклабился Штырь но сержант, большой специалист по части пресечения самовольства личного состава, больно наступил ему на ногу и продолжал давить, пока у маленького вора на глазах не выступили слезы.
— Есть, — спокойно ответил Миррон, вытащив из-за пазухи стальной футляр, развинтил его и с большой осторожностью достал стеклянную колбу с какой-то белесой взвесью, в которой плавало нечто прозрачно-студенистое, похожее на червяка с глазами улитки.
— Зародыш маринованный… — с сомнением высказался Таниус. — Что это за личинка?
— Дух Стихии называется, я ее сп.. э-э… позаимствовал у Лорриниана. Тот хоть и уничтожил все свои магические примочки, но эту штуку все-таки оставил. Не знаю, как она действует, но экс-колдун говорил, что это — вещь убойная.
— Ее также называют «последнее оружие», — встрял в разговор уже успокоившийся Штырь. — Последнее — потому что применить какое-либо другое будет уже некому. Такая фенечка была у каждого из Небесных магов и давала им относительную уверенность, что их коллеги не нанесут удар в спину.
— Ладно, ладно, умник. Ты скажи только, ее можно просто разбить или еще надо волшебное слово сказать?
— Стекло наверняка магическое, — глубокомысленно изрек Штырь, с видом знатока разглядывая колбу. — Мастер Фрай, дайте-ка сюда ваш кристалл-индикатор. Ага, так оно и есть. Тогда ее ни мечом, ни кирпичом не разбить, только нужным заклинанием. А ты его знаешь?
— Не-е-ет…
— Так я и думал. Опять мне придется работать.
Штырь выдернул колбу из рук огорченного Миррона, что-то пробурчал себе под нос и пощелкал ногтем по стеклу, отчего червячок внутри задергался, как живой. Наконец он решился, нагнулся над колодцем, зашвырнул колбу прямо в щель над исковерканной дверью, затем отскочил как ужаленный и заорал: «Ложись!»
Все, кто был во дворе, разом припали к брусчатке и закрыли головы, ожидая по меньшей мере, что сейчас небо рухнет им на голову. Ничего не произошло. Я поднял глаза и увидел донельзя довольную мордочку маленького пакостника, от души наслаждавшегося своей глупой выходкой.
— Ну, что делать, не получилось с первого раза. А с реакцией у вас все в порядке. Попробуем еще раз: Дух Стихии, выходи! Аи, молодцы, как дружно падаете! Ну, попробуем еще раз…
Прошло десять минут. Все устали, уже никто не падал, обитатели таверны хмуро смотрели на разошедшегося Штыря, а особо нетерпеливые уже начали злобно ворчать, что, мол, какой-то недоношенный недомерок решил над ними поиздеваться и что пора бы намять бока самопальному колдуну.
И тут наш доморощенный «чародей», судя по всему, изначально знавший нужное заклинание, подмигнул мне и, даже не глядя в колодец, громко и отчетливо произнес: «Имя твое — свобода!» Сказав это, он резво нырнул под ближайшую телегу, а я недолго думая полез вслед за ним.
Тут та-а-а-ак рвану-уло! Земля подпрыгнула, как необъезженный конь, и ударила мне по спине телегой. Из колодца ударил фонтан из мусора, грязи и дерьма, которые накапливались там десятилетиями. Дубовая бадейка птицей взмыла в голубое небо и исчезла вдали за горизонтом. Колодезный ворот оторвало, словно палочку, и забросило на крышу таверны, которая немедленно проломилась и осыпала черепицей расползающихся в ужасе обитателей таверны. Между тем волна разрушения устремилась дальше под землей — в тюрьме раздался мощный взрыв, от которого не только повсюду повышибало стекла, но и вся черепица с тюремной крыши взметнулась в небеса и обрушилась сокрушительным градом на соседние улицы и дома. А еще дальше — там, где коллектор проходил под дорогой, — уже взлетали в воздух тучи булыжников и целые куски мостовой. Тюремные стены, имевшие мощные контрфорсы, устояли, зато развалились несколько зданий по соседству. Облако густой коричневой пыли накрыло целый квартал.
— Святые Небеса, я ж не думал… — сказал потрясенный Миррон, сидя на камнях в груде мусора и ожесточенно почесывая затылок.
— А стоило бы! — ехидно подкольнул сержанта чистенький и жизнерадостный Штырь, вылезший из-под повозки. — Ты же нас всех чуть не похоронил в этой куче дерьма! — окончательно свалил он всю вину на Миррона, который даже и не пытался оправдываться. Зато вспомнил, кто он есть такой по натуре, что на таких, как он, армия держится, и, выхватив меч, взревел, как разъяренный кабан:
— Запомни, солдат! Сержант всегда прав! А если он не прав, то у тебя — куриные мозги и лишние зубы! — И, разойдясь, заорал вдвое громче прежнего: — Отряд, подъем! Мешки на плечо! Клинки наголо! Вперед, на прорыв!
Миррон первым ринулся туда, где когда-то был колодец, а ныне зияла аккуратная воронка. Мы последовали за ним. Сзади раздался срывающийся, отнюдь не рифмованный визг Люкса:
— Чего разлеглись, дармоеды! Ну-ка заваливайте эту дыру!
Камни с грохотом посыпались в колодец. Теперь нам некуда отступать — только вперед. Очевидно, Дух Стихии буйствовал лишь там, где он смог вырваться на пространство, потому что стенки колодца и коллектор не пострадали. Но все же его разрушительная сила была велика — испорченную дверь не просто вырвало, что называется, «с мясом», но она вышибла собой и вторую дверь напротив. Что сталось с теми, кто находился в тот момент в подземном ходе, — неизвестно, но под ногами у нас то и дело что-то чмокало, побрякивало и похрустывало.
Добежав до тюрьмы, мы остановились. Как я уже говорил, мощные стены казематов, построенные еще имперцами, выдержали страшный удар освобожденной стихии, но все перегородки и потолки были разнесены вдребезги.
Собственно, подземный ход здесь и заканчивался — там, где когда-то были тюремные подвалы, теперь раскинулась ямища от стены до стены, наполовину заваленная остатками внутренних перегородок и тлеющими обломками перекрытий. Дальше нам предстояло пробраться через эти завалы к огромному пролому на противоположной стороне. По руинам уже начало расползаться пламя, а с полуразрушенной крыши то и дело падали камни, доски и балки, каждая из которых могла запросто зашибить быка.
— Каски — надеть! — скомандовал Миррон, застегивая свой легионерский шишак.
Таниус и так был в своем рыцарском шлеме, а Штырь уверенно напялил собственный походный котелок. Судя по тому, как удачно посудина села по месту, наш маленький авантюрист не в первый раз использовал его таким способом. А я как же?
Тем не менее Миррон уверенно повел нас куда-то через смрадные кучи отходов человеческой жизнедеятельности и заполненные вонючей жижей водостоки. Как он ориентируется в полной темноте? Мы шли долго, пробираясь на ощупь, периодически кто-то из нас падал, и тогда подземелье получало в свой адрес добрую порцию ругательств и проклятий. Я вымок наполовину, порвал куртку, зацепившись за остатки какой-то решетки, а потом неожиданно споткнулся обо что-то мягкое и визжащее и, падая, звезданулся лбом о бронированный зад капитана Фрая.
Наконец мы уткнулись в дверь, сквозь щели которой пробивались лучи света. Сержант долго нащупывал на полу то место, где хранился ключ, — с фантазией у Миррона было туговато, так что вы уже догадались, в чем ключ был спрятан. Войдя в дверь, мы оказались все в том же загаженном колодце «Люксовых услуг», но уже с другой стороны. Только теперь здесь произошли некоторые изменения — противоположная дверь была помята, словно по ней колотили молотом, а ее верхний край был отогнут так, что в образовавшуюся щель мог пролезть, скажем, ребенок. Оттуда, из глубин канализации, доносился приглушенный грубый солдатский мат — кто-то кому-то отдавил ногу.
И еще в колодце стоял резкий запах, от которого свербило в носу и на глаза наворачивались слезы, — так пахла травка слезогонка, которой в быту вытравливали крыс из подвалов. Мы поспешили подняться наверх. Миррон, первым высунувший голову наружу, остолбенел и смог сказать только: «Оу!»
— Ах, это вы, мои дорогие! — раздался певучий голосок Люкса. — А я-то подумал — прорвались враги. Но не пройдет полчаса, и тогда путь под землей пропадет навсегда!
Поднявшись, я ахнул от удивления: колодец был окружен плотным кольцом Люксовых амбалов в доспехах и с копьями, на крыше засели стрелки, а во двор въезжали тяжелые телеги с камнем.
— Что здесь случилось? — спросил я.
— Часом пораньше какой-то отряд принялся двери в колодце ломать. Кабы я на них ведерко слезогонки не вальнул, супостат не отступил бы и назад не повернул. Как запах ослабнет и тати вернутся, то за дверями на камни наткнутся.
Итак, самый безопасный путь к отступлению для нас был отрезан — тюремная охрана проникла в коллектор через дыру в камере пыток. Через городские ворота нам не прорваться, даже имея отряд в несколько сотен бойцов. Травинкалис превратился в огромную ловушку, где смерть идет за нами по пятам. Выхода нет…
— Будем прорываться к проходу под рекой, — заявил Штырь. — Люкс, живо тащи сюда наши сидоры.
— Ты в своем уме! Там же нас возьмут тепленькими — пяток опытных бойцов сумеет перекрыть любой коридор до прихода подкрепления.
— Когда мы войдем внутрь, там все будут в лежку лежать, — Уверенно произнес Штырь, достав из своего «чудесного мешка» ларчик, в котором обнаружилась маленькая бутылка с мутной бурой жидкостью.
— Это что еще за отстой? — спросил Миррон с подозрением.
— Газовая граната — сам изобрел! — похвастался Штырь и уже собрался забросить свое изобретение в колодец, но Миррон поспешно перехватил его руку.
— Совсем сдурел, алхимик хренов, — нам же потом самим лезть в эту дыру!
— А что, есть другие предложения? — осклабился Штырь но сержант, большой специалист по части пресечения самовольства личного состава, больно наступил ему на ногу и продолжал давить, пока у маленького вора на глазах не выступили слезы.
— Есть, — спокойно ответил Миррон, вытащив из-за пазухи стальной футляр, развинтил его и с большой осторожностью достал стеклянную колбу с какой-то белесой взвесью, в которой плавало нечто прозрачно-студенистое, похожее на червяка с глазами улитки.
— Зародыш маринованный… — с сомнением высказался Таниус. — Что это за личинка?
— Дух Стихии называется, я ее сп.. э-э… позаимствовал у Лорриниана. Тот хоть и уничтожил все свои магические примочки, но эту штуку все-таки оставил. Не знаю, как она действует, но экс-колдун говорил, что это — вещь убойная.
— Ее также называют «последнее оружие», — встрял в разговор уже успокоившийся Штырь. — Последнее — потому что применить какое-либо другое будет уже некому. Такая фенечка была у каждого из Небесных магов и давала им относительную уверенность, что их коллеги не нанесут удар в спину.
— Ладно, ладно, умник. Ты скажи только, ее можно просто разбить или еще надо волшебное слово сказать?
— Стекло наверняка магическое, — глубокомысленно изрек Штырь, с видом знатока разглядывая колбу. — Мастер Фрай, дайте-ка сюда ваш кристалл-индикатор. Ага, так оно и есть. Тогда ее ни мечом, ни кирпичом не разбить, только нужным заклинанием. А ты его знаешь?
— Не-е-ет…
— Так я и думал. Опять мне придется работать.
Штырь выдернул колбу из рук огорченного Миррона, что-то пробурчал себе под нос и пощелкал ногтем по стеклу, отчего червячок внутри задергался, как живой. Наконец он решился, нагнулся над колодцем, зашвырнул колбу прямо в щель над исковерканной дверью, затем отскочил как ужаленный и заорал: «Ложись!»
Все, кто был во дворе, разом припали к брусчатке и закрыли головы, ожидая по меньшей мере, что сейчас небо рухнет им на голову. Ничего не произошло. Я поднял глаза и увидел донельзя довольную мордочку маленького пакостника, от души наслаждавшегося своей глупой выходкой.
— Ну, что делать, не получилось с первого раза. А с реакцией у вас все в порядке. Попробуем еще раз: Дух Стихии, выходи! Аи, молодцы, как дружно падаете! Ну, попробуем еще раз…
Прошло десять минут. Все устали, уже никто не падал, обитатели таверны хмуро смотрели на разошедшегося Штыря, а особо нетерпеливые уже начали злобно ворчать, что, мол, какой-то недоношенный недомерок решил над ними поиздеваться и что пора бы намять бока самопальному колдуну.
И тут наш доморощенный «чародей», судя по всему, изначально знавший нужное заклинание, подмигнул мне и, даже не глядя в колодец, громко и отчетливо произнес: «Имя твое — свобода!» Сказав это, он резво нырнул под ближайшую телегу, а я недолго думая полез вслед за ним.
Тут та-а-а-ак рвану-уло! Земля подпрыгнула, как необъезженный конь, и ударила мне по спине телегой. Из колодца ударил фонтан из мусора, грязи и дерьма, которые накапливались там десятилетиями. Дубовая бадейка птицей взмыла в голубое небо и исчезла вдали за горизонтом. Колодезный ворот оторвало, словно палочку, и забросило на крышу таверны, которая немедленно проломилась и осыпала черепицей расползающихся в ужасе обитателей таверны. Между тем волна разрушения устремилась дальше под землей — в тюрьме раздался мощный взрыв, от которого не только повсюду повышибало стекла, но и вся черепица с тюремной крыши взметнулась в небеса и обрушилась сокрушительным градом на соседние улицы и дома. А еще дальше — там, где коллектор проходил под дорогой, — уже взлетали в воздух тучи булыжников и целые куски мостовой. Тюремные стены, имевшие мощные контрфорсы, устояли, зато развалились несколько зданий по соседству. Облако густой коричневой пыли накрыло целый квартал.
— Святые Небеса, я ж не думал… — сказал потрясенный Миррон, сидя на камнях в груде мусора и ожесточенно почесывая затылок.
— А стоило бы! — ехидно подкольнул сержанта чистенький и жизнерадостный Штырь, вылезший из-под повозки. — Ты же нас всех чуть не похоронил в этой куче дерьма! — окончательно свалил он всю вину на Миррона, который даже и не пытался оправдываться. Зато вспомнил, кто он есть такой по натуре, что на таких, как он, армия держится, и, выхватив меч, взревел, как разъяренный кабан:
— Запомни, солдат! Сержант всегда прав! А если он не прав, то у тебя — куриные мозги и лишние зубы! — И, разойдясь, заорал вдвое громче прежнего: — Отряд, подъем! Мешки на плечо! Клинки наголо! Вперед, на прорыв!
Миррон первым ринулся туда, где когда-то был колодец, а ныне зияла аккуратная воронка. Мы последовали за ним. Сзади раздался срывающийся, отнюдь не рифмованный визг Люкса:
— Чего разлеглись, дармоеды! Ну-ка заваливайте эту дыру!
Камни с грохотом посыпались в колодец. Теперь нам некуда отступать — только вперед. Очевидно, Дух Стихии буйствовал лишь там, где он смог вырваться на пространство, потому что стенки колодца и коллектор не пострадали. Но все же его разрушительная сила была велика — испорченную дверь не просто вырвало, что называется, «с мясом», но она вышибла собой и вторую дверь напротив. Что сталось с теми, кто находился в тот момент в подземном ходе, — неизвестно, но под ногами у нас то и дело что-то чмокало, побрякивало и похрустывало.
Добежав до тюрьмы, мы остановились. Как я уже говорил, мощные стены казематов, построенные еще имперцами, выдержали страшный удар освобожденной стихии, но все перегородки и потолки были разнесены вдребезги.
Собственно, подземный ход здесь и заканчивался — там, где когда-то были тюремные подвалы, теперь раскинулась ямища от стены до стены, наполовину заваленная остатками внутренних перегородок и тлеющими обломками перекрытий. Дальше нам предстояло пробраться через эти завалы к огромному пролому на противоположной стороне. По руинам уже начало расползаться пламя, а с полуразрушенной крыши то и дело падали камни, доски и балки, каждая из которых могла запросто зашибить быка.
— Каски — надеть! — скомандовал Миррон, застегивая свой легионерский шишак.
Таниус и так был в своем рыцарском шлеме, а Штырь уверенно напялил собственный походный котелок. Судя по тому, как удачно посудина села по месту, наш маленький авантюрист не в первый раз использовал его таким способом. А я как же?