Тупицын Юрий Гаврилович. Дальняя дорога

   Лишь колоссальным усилием воли Тимур взял себя в руки. Наверное, неземной будда почувствовал его состояние, потому что проквакал:
   – Не надо быть испуганным. Это большая помёт ха. Я прислан с сообщениями важности чрезвычайной. Надо спокойно слушать с вниманием всех возможностей.
   Сделав усилие над собой, Тимур ответил:
   – Я слушаю.
   – Настораживайтесь. Корабль, в котором происходит наше местонахождение, не должен лететь на Кику. Дублирую с подробностями: не есть необходимо выходить на гиперсвет в ориентацию Кики. Если случится эта чудовищная оплошность, произойдёт взрывание корабля. Неисправимая катастрофа.
   – Угасание опорной звезды – ваш сигнал? – импульсивно спросил Тимур.
   – Точная истина. Мы есть рады вашим пониманием.
   – Катастрофа – почему?
   – Все есть сложно до чрезвычайности, а я ещё очень плох и утомлён. Мне нужен покой и время для совершенствования. Но будьте уверены в моих словах, они – точная истина.
   – Вы – кикианин? – Тимур подумал, что буддаобразный сапиенс может не понять его, и уточнил: – Вы – посланец планеты Кика?
   – Это не есть истина. Кика не имеет разума. Кика имела быть промежуточной станцией. Станция перестала быть существующей. Полет на Кику – катастрофа!
   – Я понял. Но кто вы? Откуда? Кем посланы? – Тимур не мог да и не хотел удержаться от этих вопросов, которые жгли ему мысли и язык.
   – Я – немид, посланец немидов. Немиды – другой мир, другая Вселенная, другие звезды.
   – Не понимаю, – после паузы признался Тимур.
   – Все есть сложно до чрезвычайности, а я несовершенен и утомлён. Мне нужен покой. Я стану лучше, разумнее, мне будет легче ответствовать вопросам.
   – Понимаю.
   Посланец неких немидов, о которых до настоящего времени не знал никто и ничего, действительно терял силы буквально на глазах. Его сероватая кожа стала ещё бледнее, на теле, которое сначала выглядело туго надутым, появились отёчные складки, стало слышным дыхание, вырывавшееся из чёрного провала рта.
   – Я все понял, – повторил Тимур. – Отдыхайте.
   – Деталь важнейшая: вы должны быть в каюте. Спать, гулять, читать, думать – не есть важность, но быть. Только так будет успех в моем формировании и прогрессе разума.
   – Хорошо.
   – Деталь вторичная: плохо знать другим про я. Другие мысли, другие чувства, разные страхи и удивленность. Я не буду знать, кому держать подражание, прогресс расщепится, я буду плохой, с отсутствием истины. Вы должны терпеть и молчать. Как терпеть и молчать имею я.
   Тимур задумался и, если говорить честно, насторожился. Подозрения, хотя и туманные, ожили и зашевелились в его сознании. Кто знает, кем станет это человекоподобное существо, этот неземной будда после завершения процесса своего формирования? Кто ведает, какие желания у него возникнут и какими возможностями для их удовлетворения он будет располагать? Но с другой стороны, Корсаков, несмотря на сложившуюся ситуацию, полностью отдавал себе отчёт в безмерном величии свершившегося – он вышел на прямой контакт с неведомым, неземным разумом. И отчётливо представлял себе меру ответственности, которую случай взвалил на его плечи.
   – Я сделаю все, как вы говорите, но, – в голосе Тимура послышались нотки деликатного упрямства, – командиру я сообщу о случившемся. Хотя бы в самых общих чертах.
   – Ваши обычай и дружность известны. Такой вариант был предусмотрен. Командиру, но больше никому! Когда много людей, много мыслей и эмоций. Хаос и потеря разума, И тогда все напрасно!
   – Обещаю. Когда, – Корсаков на секунду замялся, – когда разбудить вас?
   – Это не есть необходимость. Я пробужусь сам собой.
   Голова посланца немидов мягко склонилась на грудь, тело расслабилось, опало, точно проколотый мяч. Испытав острый прилив неожиданной жалости и более сложного, тревожно-брезгливого чувства, Тимур осторожно прикрыл дверцу шкафа.

Глава 23

   Соколов с удовольствием плескался в воде, плавал, нырял и сопел, как дельфин, когда на пороге бассейна появился Виктор. Минуту-другую он с завистью наблюдал за экспертом, судя по всему, испытывая жгучее желание к нему присоединиться, но вслух сказал совсем другое:
   – Корабль не имеет хода, отсутствует связь с Землёй, а вы купаетесь. Это же безнравственно!
   – После экстренных торможений все нравственно, коллега.
   – Вылезайте! Есть дело.
   – И не подумаю. – Соколов нырнул, проплыл под водой метров пять и, отдуваясь, хладнокровно уведомил: – Командир приказал отдыхать, вот я и отдыхаю.
   – Нельзя понимать приказы буквально. Прогулка в космосе – тоже отдых.
   – В космосе? В этом ледяном погребе с безвкусной иллюминацией? – Соколов лёг на спину и выпустил из рта струйку воды. – Здесь гораздо уютнее.
   – Надо облетать космокатер, в порядке отдыха. Это приказ. – Виктор белозубо улыбнулся. – Как говорил Сократ, переноси с достоинством то, что изменить не можешь.
   Соколов усмехнулся.
   – Это сказал не Сократ, а Сенека.
   – Не придирайтесь. Не важно, кто сказал, важно – что сказано. Вылезайте!
   Эксперт со вздохом покорился.
   Ангар, где хранились корабельные транспортные средства, размещался в кормовом отсеке. Соколов и Виктор добрались туда лифтом, который ходил по специальному колодцу корабля. Космокатер стоял в хорошо освещённом миниатюрном эллинге с таким низким потолком, что высокий Виктор едва не упирался в него головой. Рядом с катером была пустая площадка с направляющим жёлобом. Соколов вопросительно взглянул на Хельга.
   – Игорь с Никой уже в космосе, – пояснил тот.
   Соколов кивнул и неторопливо обошёл вокруг катера, воронёной сигары длиной метра два и высотой ему по пояс. В передней, расширенной части катера располагалась четырехместная кабина – два места впереди, два сзади. Кабина была покрыта высоким эллипсовидным фонарём, таким прозрачным, что его контуры угадывались с трудом, лишь по бликам света. Ни на корпусе катера, ни на фонаре не было ни швов, ни сочленений, ни заклёпок, конструкция казалась выточенной или отштампованной из цельного куска некоего сплошного, двухкомпонентного материала. Хельг небрежно хлопнул катер ладонью.
   – Последняя модель на гравитационном принципе.
   – Прошу! – галантно предложил Виктор, показывая на правое переднее сиденье.
   Соколов заглянул внутрь катера, помедлил и перевёл взгляд на Хельга.
   – А скафандры? Разве не полагается?
   Виктор передёрнул плечами.
   – Зачем? С ними столько канители! А если случится несчастье, нас запросто реанимируют. Космический мороз – отличный консерватор. – Виктор выдержал паузу и захохотал. – Шучу, Александр Сергеевич, шучу. Этот катер – надёжнее всякого скафандра.
   Он помог эксперту забраться в катер, а потом обогнул катер со стороны носа и занял левое, командирское кресло. Соколов огляделся – управление самое элементарное, почти в точности копирующее управление прогулочной авиетки; сидел он, почти по пояс возвышаясь над бортами. Это создавало ложное ощущение неустойчивости, ложное потому, что кресло мягко и уверенно держало его в своих объятиях, это знакомое тактильное чувство успокаивало.
   – Готовы?
   – Готов! – бодро откликнулся Соколов.
   Виктор протянул руку к пульту, и сейчас же фонарь, облизывая борта кабины, пополз вверх.
   – Прошу выход в космос.
   – Выход свободен. Безопасность – три девятки, – ответил компьютер.
   – Стартуем, Александр Сергеевич.
   Появилась лёгкая продольная перегрузка, ярко освещённые стены эллинга двинулись назад. Движение быстро ускорялось – темнота, свет, негромкий щелчок, и катер окунулся в звёздное небо. Откуда-то сбоку брызнул белый, с просинью свет, профиль Хельга мраморно-скульптурно вспыхнул на фоне звёздного океана, чёрная тень от борта катера поползла по коленям Соколова. Впечатление было таким, точно тёмной летней ночью, прогуливаясь на мобиле по степи, они попали в луч далёкого прожектора. Но звезды светили здесь не только над головой, они были повсюду: сплошным кольцом опоясывал этот огненный чёрный мир серебряный дым Млечного Пути. Отыскивая источник неожиданного прожекторного света, Соколов повернул голову и инстинктивно прикрыл лицо ладонью – прямо в глаза его ужалила огненная искра нестерпимой яркости.
   – Нам повезло, – сказал Виктор, искоса наблюдавший за экспертом, – неподалёку белая звезда. Диска простым глазом не видно, а освещённость в пять раз больше, чем во время земного полнолуния.
   Дождавшись, когда перед глазами перестали плыть разноцветные пятна, Соколов открыл их и почувствовал лёгкое головокружение – небо плавно опрокидывалось как-то наискосок, через плечо. С некоторым усилием Соколов понял, что это Виктор поворачивает катер.
   – Посмотрите-ка на наш красавец «Смерч». Справа, Александр Сергеевич, справа.
   Небо остановилось, в тот же миг Соколов увидел корабль и не сдержал улыбки – так он был похож на детскую игрушку, на деталь из конструкторского набора для детей младшего возраста: цилиндр, длина которого была в десять раз больше толщины, украшенный с обоих торцов решётчатыми конусными насадками. Чёрный, как и у катера, корпус корабля таинственно мерцал, закрывая собою звезды: примерно так же светится чёрный бархат, освещённый полуденным солнцем. Поскольку рядом с кораблём никого и ничего не было, о его истинных размерах судить было очень трудно, однако нечто, скорее всего монолитность и отсутствие деталей, подсказывало разуму, что они велики и исчисляются многими десятками метров.
   Небо, а вместе с ним и корабль снова начали опрокидываться, теперь уже прямо через голову. Хотя Соколов и знал, что упасть в этом мире невозможно, да и падать-то, вообще говоря, некуда, он невольно упёрся руками в борта. Странный мир! Громада корабля послушно вертелась вокруг крошки катера, словно Хельг ради забавы раскручивал её на невидимой верёвочке. Соколову представилось, как эта верёвочка отрывается, «Смерч» по касательной уносится в бесконечность, а они с Виктором остаются одни в этом пустом мире, где нет ничего, кроме света звёзд, в мире, по сравнению с которым земные пустыни – это роскошные райские сады. Плавное вращение звёздного мира, послушного самому лёгкому движению штурвала, завораживало и укачивало. Соколов почувствовал, что ещё немного – и он начнёт впадать в то состояние прострации, которое он уже испытал в ходе срочного торможения.
   – Смотрите, – услышал он голос Виктора.
   Проследив за направлением его взгляда, Соколов в сотне метров увидел катер-двойник, который выполнял на фоне звёзд какой-то хитроумный пируэт, за его кормой тянулась тонкая ниточка голубого пламени.
   – Вот на что способны девушки, уважаемый эксперт, – назидательно проговорил Виктор.
   – Девушки легкомысленны, мой друг. А мы с вами солидные зрелые мужи.

Глава 24

   Когда в соответствии с планом контакта, разработанным вместе с посланцем немидов, экипаж отправился на облёт космокатеров, Лорка, оставив Тимура дежурить в ходовой рубке, с бьющимся сердцем подошёл к заветной каюте и постучал.
   – Войдите, – послышался баритон.
   Через растаявшую дверь Лорка вошёл в каюту и приостановился на пороге. Посланец немидов стоял возле стола, опираясь на него кончиками пальцев. За несколько часов, которые прошли с того момента, когда Лорка, услышав несколько путаный доклад Тимура, поспешно пришёл в каюту и, осторожно приоткрыв шкаф, несколько мгновений разглядывал спящего неземного будду, посланец стал настолько похож на человека, что в сумерках где-нибудь на людной набережной на него никто бы не обратил внимания. Сходство с людьми подчёркивал костюм, точно такой же, какой был надет и на самом Лорке, пропорциональная фигура, шапка тёмных вьющихся волос. Но лицо! Оно по-прежнему было жутковатой карикатурной маской.
   – Рад встретить вас, Федор Лорка, на звёздной дороге.
   Лорка машинально отметил, что по своей тональности голос посланца очень напоминал голос бортового компьютера.
   – И я рад приветствовать вас на борту земного корабля. Ради этой встречи мы проделали длинный путь в космосе.
   – И не только в космосе, не правда ли?
   – Верно, дорога была длинной во всех отношениях, – улыбнулся Федор.
   Безжизненная маска посланца как-то странно сморщилась, чёрный провал рта растянулся. Лорка импульсивно испугался не за себя, – за него, но тут же догадался – посланец улыбнулся в ответ, только и всего. Уж лучше бы он не улыбался! А собственно почему? Посланец продолжает своё самоформирование, он просто обязан тренироваться.
   Лорка выбрал кресло, стоявшее рядом со столом, на котором стояли сифон с чистой, газированной водой и стакан. Посланец сейчас же подошёл к бару, достал оттуда ещё один стакан и поставил перед Лоркой. Двигался посланец легко и непринуждённо, но было в его движениях нечто подчёркнуто законченное, марионеточное, точно начав действие, он боялся не довести его до конца или сбиться на полпути. Пальцы, охватывающие стакан и поставившие его на стол, были хорошей формы с удлинёнными благородными ногтями, но Лорка с некоторым сожалением отметил, что, судя по всему, у них пока ещё не было суставов: они эластично изгибались как единое целое, словно были сделаны из резины.
   – Вы знаете моё имя, – проговорил Лорка, откидываясь на спинку кресла, – но я не знаю вашего.
   Этот простой вопрос не то удивил, не то встревожил посланца немидов, во всяком случае, он приостановился посреди каюты в несколько неудобной позе и ответил не сразу.
   – Моё имя осталось в мире немидов. Стоит ли на несколько суток создавать его грубый и неточный эквивалент? – Он помолчал и добавил: – Я знаю, вы называете меня посланцем. Пусть это слово и будет моим именем.
   Этот необычный отказ назвать своё имя не то чтобы прошёл мимо сознания Федора, но был отодвинут на второй план более важной информацией – сроками контакта. Лорка был не только удивлён, но и поражён.
   – Вы пробудете с нами так недолго?
   – К сожалению.
   – Но и вы и мы затратили столько сил для организации этой встречи! И вдруг такая поспешность. Разумно ли это?
   – С этим ничего не поделаешь. Срок моего визита удлинить невозможно, никто не в силах тут помочь. Мой визит носит духовный характер. Я должен сделать все возможное, чтобы наши очень далёкие и несовместимые цивилизации поняли и, может быть, полюбили друг друга. Что же касается научно-технической информации, то вы получите её по другим, более надёжным каналам буквально на днях. Но это не главное! Повторяю, главное – понять и, может быть, полюбить друг друга, все остальное приложится само собой. И я рад, что лично вы разделяете нашу точку зрения, это многое упрощает.
   – Почему вы уверены, что разделяю?
   – Уверены – не то слово. Мы знаем.
   – Вы умеете читать чужие мысли?
   – Нет, сопереживать, воспринимать эмоции даже очень сложные – да, а мысли – в самой общей форме. Но мы имели возможность следить за вашими поступками и слышать некоторые разговоры.
   Лорка вдруг почувствовал, что теряет нить беседы. Теряет потому, что все больше и больше забывает о том, что говорит с инопланетянином. Он ведёт себя с ним как с человеком, пусть необычным, даже экстравагантным, но все-таки человеком, совместно с которым ему нужно решить сложную и ответственную проблему. Правильно ли это? И допустимо ли? Не лучше ли соблюдать более внушительную дистанцию, известную отстраненность? Чтобы решить, как правильно вести себя, надо было прояснить один вопрос, который с самого начала несколько тревожил не только его, но и Тимура.
   – Простите, – вслух проговорил Федор, тщательно подбирая слова, – но прежде, чем продолжать беседу, я бы хотел уточнить – кто вы?
   – Я посланец, полномочный представитель цивилизации немидов. И этим все сказано.
   – Вы робот? – после некоторого колебания спросил Лорка. Он был не совсем уверен, поймёт ли его посланец, а если поймёт, то не будет ли для него обидно такое резюме.
   – Нет, – сейчас же возразил посланец, – я не робот. Все гораздо сложнее. И в то же время проще!
   – Вы говорите загадками.
   – Вынужденно. Я гибрид двух цивилизаций, первый грубый прототип синтезоида. Меня можно считать копией человека, созданной из немида. В эту минуту я ещё плохая копия. И вряд ли мне удастся достичь совершенства.
   Откровенная горечь, прозвучавшая в словах посланца, заставила Лорку задуматься.
   – Первый шаг велик сам по себе, – буднично, даже суховато заметил он, – потомки такого не забывают. Думаю, что бессмертие вам обеспечено.
   Масковидное лицо посланца застыло, он словно фиксировал взглядом собеседника. Нелегко было выдержать этот незримый, нематериальный взгляд пустых глазниц – чёрных прорех под высоким сводом черепа.
   – Да, – согласился наконец посланец очень спокойно, – бессмертие мне обеспечено.
   Он прошёлся по каюте. Странно, но в этой уверенной неслышной походке Лорке почудилось что-то очень знакомое. Когда он, наконец, уловил лёгкую хромоту, то исчезли и последние сомнения: конечно же посланец копировал его, Лоркину походку. Наверное, посланец перехватил его несколько насторожённый взгляд, потому что, приостановившись, подтвердил:
   – Да-да, вы не ошиблись, сейчас я подражаю именно вам. – Посланец усмехнулся, и это получилось у него почти здорово. – Кое-что я заимствую у человечества в целом, кое-что у отдельных личностей – особенно активно этот процесс идёт в ходе прямых контактов. Так что не пугайтесь, если заметите в моем облике знакомые для себя черты.
   – А я и не пугаюсь, – хладнокровно сказал Федор, поудобнее устраиваясь в кресле. – Чего нет, того нет.
   Лорка не лгал: да, он волновался, испытывал определённую неловкость, несколько жутковатое, хмельное чувство чудесности происходящего – встречи с неземным, чужим существом. Но боязни и страха не было. Видимо, сказывалась закалка, приобретённая за долгие годы космической работы, помноженная на ответственность за судьбу экспедиции и судьбу контакта. Бояться было просто некогда.
   Посланец некоторое время вглядывался в лицо Федора и признал:
   – Это правда. – Он стоял в очень знакомой позе – скрестив ноги и прислонившись спиной к стене. – Из всех людей, с которыми мне пришлось общаться, вы меньше других подвержены чувству страха.
   – Разве вы общались со многими? – удивился Лорка. – Мне представлялось, что до встречи со мной вы общались лишь с Тимуром Корсаковым.
   – Со многими, – мягко подтвердил посланец. – Но это сложный вопрос. Я бы не хотел касаться его сейчас.
   – Понимаю. – Лорка думал о чем-то своём. – Скажите, а почему для первого контакта вы избрали именно Тимура?
   – Потому, что он специально был подготовлен для этого: устойчивость к инфравоздействиям у него на порядок выше, чем у кого-нибудь другого.
   – Так вот в чем дело! – пробормотал Федор.
   Об этом можно было догадаться и раньше, но иногда даже самые очевидные соображения почему-то не приходят в голову. Стало быть, формирование человеческой части личности посланцев, по крайней мере на первом этапе, связано с моделированием основных ритмов биотоков мозга, а потом уже и более тонких психологических составляющих высшего порядка. Между прототипом и копией устанавливается своеобразная инфрасвязь – психический резонанс. Для копии это источник самой жизни в её новом обличье, для прототипа – угрожающая раскачка всех биологических процессов, нервное потрясение, а то и сама смерть. Вот почему Тимур проснулся в таком испуге и чувствовал себя измученным и разбитым! Его смял, изломал инфраконтакт с возникающим из небытия, а точнее из другого мира посланцем. Не будь он специально подготовлен, этот контакт скорее всего закончился бы потрясением, болезнью, а может быть, и смертью, подобно тому, как гибелью Петра Лагуты и других поселенцев заканчивались контактные эксперименты немидов на Кике. Как величествен, последователен, а вместе с тем и беспощаден их замысел: гаснет земная жизнь, и от её предсмертной вспышки загорается другая – на чужом, неземном материале! Но вместе с величием в этом замысле есть и нечто тёмное, жестокое, ущербное. Могло бы человечество пойти на такой шаг? Никогда! Посланец будто прочитал его мысли.
   – Тимуру Корсакову не грозила опасность, – негромко пояснил он. – Не только ему, никому из находящихся на корабле.
   – А на Кике? Там тоже никому не грозила опасность? – не сдержавшись, сухо спросил Лорка.
   – Это результат незнания. Кто мог предполагать, что люди сверхчувствительны к инфрарезонансу? С тех пор метод контактного формирования улучшен. Однако, – в голосе посланца Лорке почудились странные, сразу и грустные и ироничные ноты, – он до сих пор остаётся несовершенным и в известной мере рискованным.
   – Допустимо ли рисковать жизнями разумных другого мира?
   – Риск иногда неизбежен. Разве человечество не рисковало своими сынами, осваивая планету, а затем и космос?
   – Человек волен сам решать свою судьбу. Но допустимо ли, чтобы за него такой крайний выбор делали другие?
   – Мы приносим свои самые глубокие извинения, – после довольно долгой паузы проговорил посланец. – Но когда риск обоюден, многие возражения снимаются сами собой.
   – Обоюден? – насторожился Лорка.
   – Да, обоюден, но я бы пока не хотел входить в обсуждение этого сложного вопроса. – Посланец, до сих пор стоявший на ногах, опустился в кресло и принял одну из любимых поз Тимура, высоко закинув ногу на ногу и сцепив на колене пальцы рук. – Главная цель моего визита – усвоить духовный мир людей, весь комплекс их эмоций, мораль, эстетику. Пока я не усвоил всего этого, мне трудно входить в обсуждение этических проблем. Поймите всю ответственность моего, да и своего положения. Ведь лишь усвоив вашу мораль и эстетику, мы, немиды, можем по-настоящему понять человечество, разделить его надежды и тревоги,
   – Немиды, – вслух подумал Лорка и поднял глаза на посланца. – Но кто такие немиды? Вы говорили Тимуру, якобы немиды – обитатели другой Вселенной.
   – Я был несовершенен и неточно выразился. Мы, немиды, – обитатели другой субвселенной. Не Вселенной, а субвселенной.
   – Поясните.
   – Большая Вселенная – четырехмерный мир, в котором расположено бесчисленное множество трехмерных свёртков пространства, рождённых сверхмощными взрывами первичных протоформ. Вы называете такие взрывы биг-бангами, а зарождаемую им субвселенную – файрболом. Вы, люди, живёте в одной трехмерной субвселенной; мы, немиды, – в другой. А между нами незримый барьер четвёртого измерения. Пока он ещё непреодолим для вас, а мы уже преодолеваем его, хотя и с большим трудом. Это не удивительно, наша цивилизация возникла на целый миллиард лет раньше вашей.
   – На миллиард? – почти по слогам переспросил Лорка.
   – Да, около этого. Именно с таким интервалом произошли большие взрывы, породившие наши субвселенные. – Посланец помолчал и добавил: – Мой рассказ о мире немидов уже хранится в памяти компьютера. Я воспользовался закрытым каналом информации, который выделил для меня Тимур.

Глава 25

   Игорь предоставил Нике полную свободу, и девушка с удовольствием занималась пилотажем, хотя в космосе это занятие довольно однообразно: разного рода вращения с переменными продольными ускорениями. Скоро Игорю все это надоело, но ему жаль было тащить девушку на корабль – щеки у неё раскраснелись, разгорелись глаза. Поэтому он предложил:
   – Может быть, отправимся в настоящий космос?
   Ника ловко сбалансировала катер и взглянула на Игоря с недоумением.
   – А это разве не настоящий?
   – Не совсем, – ответил Игорь и пояснил: – Тут есть корабль, точка опоры для глаз. Поехали?
   Девушка покосилась через плечо на эту точку опоры и сразу же уловила его мысль.
   – Поехали!
   Она развернула катер так, чтобы «Смерч» остался прямо за кормой, и плавно выжала ходовую педаль.
   Ника не была таким новичком в космосе, как Соколов, и все-таки ей трудно было вжиться в ощущения космического полёта. Выжав ходовую педаль, она подсознательно ожидала, что катер, что называется, птицей рванёт с места. А на деле ничего такого не произошло, просто на секунду спина ощутила лёгкую перегрузку, корпус катера мелко задрожал, а кабину заполнило негромкое гудение – вот и все. Светлячки звёзд впереди и по сторонам были, как и прежде, недвижимы и холодны. Только повернув голову назад, Ника заметила, как быстро уменьшаются размеры «Смерча» – точно он был резиновым и из него выходил воздух. Скоро корабль превратился в чёрточку, потом в искру и наконец затерялся в ворохе звёздной пыли. Ника почувствовала, что Дюк берет управление на себя, и выпустила штурвал.