Уэстин Джин. Разбойник и леди Анна

   Джон снова поклонился и принял пергамент.
   – Ваше величество, мне приписывали множество ограблений, в которых я не был повинен, и будут приписывать снова, но обещаю, что ради сохранности шеи моей и леди Анны с этой минуты я буду вести достойный образ жизни.
   Король кивнул и перевел взгляд на Анну:
   – И вы готовы разделить его образ жизни с ним, каким бы он ни был?
   Анна решительно кивнула:
   – Я дала обет целомудрия, и мне не нужно то, чем он не обладает, ваше величество.
   Джон опустил голову с притворным смирением, и плечи его затряслись.
   Король был тронут до глубины души.
   – Я прикажу приготовить для вас карету, чтобы вы могли совершить в ней свое путешествие. – Он снисходительно посмотрел на Джона: – Никто не посмеет на вас напасть.
   – Благодарим вас, ваше величество, – сказал Джон, – но королевский герб будет привлекать разбойников на Оксфордской дороге.
   – Как вам угодно. – Король пожал плечами. – Мы не можем не пожелать вам благополучия.
   Король отвернулся от них и устремил взгляд на девицу с гитарой.
   – Как ее зовут? – обратился он к графине Каслмейн.
   – Мэри Грин. Она актриса Театра герцога. Жаждет сыграть ваши любимые мелодии в ваших личных апартаментах и доставить вам полное удовольствие.
   Как только король, гвардейцы и актриса удалились, Анна стала благодарить графиню Каслмейн.
   – Не благодарите меня, – ответила та, и на лице ее отразились одновременно любовь и боль. – Король обожает женщин с интеллектом и отвагой, способных бросить ему вызов. А у Мэри голова столь же пустая, сколь полная грудь. Поэтому скоро она получит отставку. Вы были бы более опасной соперницей, леди Анна, особенно потому, что не желали ни его, ни знаков его внимания. Нет большего стимула для мужского сердца, чем неприятие. – Она лукаво улыбнулась. – А теперь уходите, пока король увлечен музыкой.

Глава 20
Ей место в аду!

   – Мистрис, пожалуйста, возьмите меня с собой! – принялась умолять Анну Кейт со слезами на глазах.
   – Я никогда бы тебя не покинула, милая Кейт.
   – И я тоже, – сказал Джон, с улыбкой глядя на маленькую квакершу. Он наклонился и поцеловал ее в щеку, отчего та залилась румянцем.
   Епископ подошел к Анне, не обращая внимания на Джона.
   – Не могу поверить, что девушка из рода Гаскойн могла совершить такое, – произнес он сурово, с молитвенным видом сжимая перед собой руки с крестом, будто пытался отвратить зло. – Вернись со мной в Илий сейчас же, и, когда закончится срок твоего траура, я подыщу тебе достойного мужа и устрою твой брак, разумеется, с милостивого разрешения короля. Убедить его величество в том, что легкомысленная девица образумилась, будет просто, когда истечет положенный срок.
   Анна еще крепче сжала руку Джона.
   – Идем же, племянница, ты должна знать, что я никогда не смог бы благословить союз с таким человеком, – добавил он, бросив смущенный взгляд на Джона. – Брак предназначен для продолжения рода, а если на это нет надежды, нет и основы для супружества.
   Джон изучающе смотрел на епископа, углы его рта подрагивали в улыбке.
   – А как насчет романтической любви, преподобный?
   Епископ сердито засопел.
   – Иллюзорная страсть для ничтожных и легкомысленных. Истинный брак – это союз двух семей, и я не сомневаюсь, что вы рассчитываете в глубине души на земли Анны.
   – Мне не нужна ее собственность. Я отказываюсь от нее, – сказал Джон, и лицо его потемнело, несмотря на принятое решение относиться благодушно к этому человеку и его призванию, потому что он родич Анны.
   – Неужели вы думаете, я настолько глупа, что совершенно не знаю человека, которому отдала свое сердце? Мы с Джоном давно женаты, хоть и не венчались в церкви. Мы клялись друг другу в вечной любви. Я люблю и почитаю его превыше всех мужчин и буду верна только ему, и никому другому.
   Дядя с изумлением смотрел на Анну.
   – Когда перед алтарем вы соединили меня и Эдварда, лорда Уэверби, я совершила грех двоемужества, потому что уже отдала свое сердце, душу и тело Джону Гилберту.
   – Племянница, боюсь, твоя бессмертная душа попадет в ад из-за этих слов!
   Анна выпрямилась во весь рост.
   – Лучше попасть в ад после смерти, чем жить в аду здесь, на земле! Я прошу вашего благословения, дядя, как у любимого брата моего отца.
   – Я не могу благословить этот бесстыдный фарс!
   – Тогда примите благословение от меня, дядя, и смиритесь с моим желанием уйти.
   – Подумай хорошенько, племянница, – начал епископ проникновенным голосом, каким обычно говорил с амвона. – Ты передумаешь через несколько лет, а у женщины нет второго шанса, если она пожертвовала своей репутацией.
   Анна с улыбкой посмотрела на Джона.
   – Я уже получила свой второй шанс, дядя, и не собираюсь упустить его даже ради спасения своей души.
   Джон заключил ее в объятия, а Анна покрыла его лицо поцелуями.
   – Моя сладчайшая Анна, – шептал Джон, прижимаясь губами к ее щеке, потом отстранил ее, чувствуя, как восстает его мужская плоть под докторским халатом.
   – Любовь моя, – сказала Анна. Голос ее дрогнул, а глаза наполнились слезами. Слезами счастья. Джон осушил их поцелуями.
   Епископ вышел из комнаты, не проронив ни слова.
   – По-моему, надо последовать совету леди Каслмейн и как можно скорее покинуть дворец, – сказал доктор Уиндем. – Короли из рода Стюартов известны своим непостоянством.
   Поспешно одевшись с помощью Кейт, которая нашла в сундуке также более приемлемый костюм и для Джона, Анна собралась покинуть свои покои, когда вспомнила о жемчужном колье. Она аккуратно положила его на подушку, чтобы король и пышногрудая гитаристка увидели его нынешним же вечером.
   Джон взял ожерелье в руки.
   – Хорошо подобрано, – сказал он, держа ожерелье на свету. – Блестит и стоило бы в лавке Мэри Катперс на Флит-стрит фунтов сто. Эта бабенка готова была бы сразиться на шпагах за такой лакомый кусочек.
   Анна взяла у Джона ожерелье и снова положила на подушку.
   – Я ничего не возьму, только необходимую одежду.
   Джон ухмыльнулся:
   – Трудно избавляться с укоренившихся привычек, милая Анна.
   – Придется, Джон, – решительно заявила Анна.
   Он улыбнулся. Это была новая Анна, более уверенная в себе.
   – Ты должна помочь мне приспособиться к новому образу жизни, Анна, – сказал Джон, лукаво глядя на нее.
   Вместо ответа Анна легонько коснулась его губ своими.
   В холле их ожидали гвардейцы, быстро препроводившие всех четверых через плац для парадов к воротам Уайтхолла. Короткая поездка в портшезе – и они оказались в Бэнксайд-Инн, гостинице, куда много дней назад Джон определил на постой Сэра Пегаса.
   Конь заржал и принялся бить копытами. Анна обхватила его за шею и поцеловала в морду.
   – Мы не можем втроем проделать весь путь до Уиттлвуда, – сказал Джон, вынув пару пистолетов из седельной сумки и сунув их за пояс штанов.
   – Посмотрим, нет ли у хозяина беспородной молодой лошадки, которую мы могли бы купить для Кейт.
   Пожав плечами, он принялся вертеть на пальце отцовское кольцо, намереваясь расплатиться им, но Анна удержала его за руку и сняла с пальца обручальное кольцо Эдварда, забытое ею в суматохе последних суток.
   – Думаю, нам пора прощаться, Уиндем. – обратился Джон к доктору. – Мы у вас в неоплатном долгу.
   Джон протянул доктору руку для рукопожатия, введенного в практику старым Кромвелем, считавшим, что все пуритане равны перед Господом.
   – С радостью пожму вам руку, Джон Гилберт, – сказал доктор, – но не хочу прощаться. Вам может пригодиться мое искусство, а мне – верные друзья. К тому же миледи еще нуждается в моей мази.
   – Так давайте поедем вместе. Добро пожаловать, – от всего сердца предложил ему Джон, заметив, как просияла Анна. – У нас может появиться еще не одна разбитая голова.
   – Согласен! – воскликнул доктор, с чувством пожимая руку Джону. – Я разделю вашу судьбу, а прекрасная юная Кейт может ехать в ваше разбойничье логово на одной лошади со мной.
   Кейт покраснела и посмотрела на Анну. Та улыбнулась в знак согласия.
   – А как же ваша баржа, доктор? – спросила Анна.
   – Я пошлю с вашим грумом весточку Филиберту на его квартиру в Чипсайде. Это единственный знак внимания, который он получит от убитого горем отца.
   В этот момент зазвонил колокол.
   – Я думал, король запретил звонить в погребальные колокола по жертвам чумы.
   Джон с мрачным видом кивнул.
   – Колокол звонит по приговоренным к смертной казни на всем их пути от Ньюгейтской тюрьмы до Тайберна. Не так давно он звонил по мне.
   Анна содрогнулась и сжала его руку.
   – Давай поищем другой путь на Оксфордскую дорогу, Джон.
   – Это кратчайший путь на восток, Анна, до Уиттлвудского леса мы доберемся за два дня. Я слишком долго отсутствовал, оставив своих людей на произвол судьбы.
   Усевшись наконец на лошадей и прикрепив к седлам сумки с провиантом: вином, сыром и хлебом, они двинулись на Хай-Холборн, а оттуда через Сент-Джайлз на Оксфордскую дорогу. Вонь и пыль здесь были почти непереносимыми, и дышать становилось все труднее, по мере того как солнце близилось к зениту.
   Словно и не свирепствовала чума, улицы были запружены народом – мужчинами, женщинами, детьми, нищими, жонглерами, карманными воришками, подмастерьями, нагруженными своим товаром, державшими путь на ярмарку, расположившуюся вокруг места казни. Газетчики продавали с лотков текст с исповедью и последним напутствием Джека Клинча, разбойника.
   – Вам газету, сэр? – спросил газетчик, потянув Джона за штанину. – Там Джек Клинч сообщает имена сотни мужчин, которым наставил рога.
   – В таком случае, добрый газетчик, Джек утаил от тебя по крайней мере сотню имен. – Джон в этом не сомневался.
   Улица полого поднималась вверх, и Анна увидела пресловутое дерево с тремя ответвлениями, знаменитое дерево Тайберна с болтавшимися на нем трупами.
   Рядом с виселицей царило неуместное веселье. Ручная медведица в женской одежде танцевала под звуки лютни. Анна отвернулась.
   – Неужели для преступников не существует более милосердной казни, Джон?
   – Вероятно, нет, – ответил Джон. – Пока простые люди не научатся жить с достоинством, им не позволят с достоинством умирать.
   Чтобы успокоить Анну, Джон поцеловал ее в макушку и продолжал смотреть на место казни, пока мог видеть трупы. Завтра их место займут еще двадцать четыре смертника, и столько же послезавтра. Кража собственности ценой в пять фунтов считается в Англии Карла Стюарта тяжким преступлением, Тайберн не страдал от недостатка приговоренных, в том числе женщин, а то и детей.
   Джона ждала казнь через повешение или еще более тяжкая участь за семь лет разбойничьей жизни и грабежей на больших дорогах, Анна спасла его своей любовью. Он уже дважды обязан ей жизнью, и хотя прежний Джон Гилберт посмеялся бы над такой сентиментальностью, теперешний вознамерился заставить ее гордиться им.
   Его обещание королю не было пустым звуком с целью добиться прощения. В то же время звезды повелевали ему не чуждаться Уиттлвудского леса. Он знал, что каждое ограбление на Оксфордской дороге будет приписываться ему, и рано или поздно он будет вынужден защищаться от констеблей.
   Когда они миновали Тайберн, людские толпы поредели, и теперь лошади свободно двигались по расстилавшейся перед ними Оксфордской дороге.
   Анна старалась сидеть как можно прямее – ноги ее обвивали луку седла. Ей хотелось опереться головой, которая все еще болела, о его грудь, как это было, когда они ехали из Беруэлл-Холла почти месяц назад. Но она не посмела, полагая, что его ужасная рана еще не совсем зажила, хотя он не подавал виду.
   Анна попыталась сесть поудобнее. Ей многое хотелось рассказать Джону, в том числе и весьма деликатные вещи, рассказать прямо сейчас, не откладывая в долгий ящик. Чем дальше, тем это будет труднее. Анна обернулась и увидела, что доктор и Кейт оживленно беседуют. Наконец Анна решилась заговорить о том, что, несомненно, занимало мысли обоих.
   – Джон!
   – Да, – отозвался он.
   Жар его дыхания вызвал у Анны дрожь.
   – Мы должны быть откровенны друг с другом, – сказала Анна. – О чем бы ни шла речь.
   – Разумеется, радость моя, говори, я весь внимание.
   Джон хотел рассказать Анне правду, не дожидаясь, когда она сама заведет об этом разговор. Леди Каслмейн поклялась, что и она, и доктор будут хранить молчание, но теперь в этом уже нет нужды.
   Джон про себя улыбнулся. По правде говоря, ему хотелось знать, что думает Анна, его умная прекрасная Анна, о мужском естестве.
   Анна откашлялась.
   – Джон, ты уверен, что не понял меня?
   – Разумеется, – ответил Джон, прижимаясь лицом к ее затылку. – Умоляю тебя, моя любовь, продолжай.
   – Слушай внимательно, чтобы правильно понять меня.
   – Продолжай, Анна, пока не забыла, что хотела сказать.
   – Это невозможно забыть, – ответила Анна очень серьезно.
   – В таком случае выкладывай все, – сказал Джон, – без утайки.
   – Джон, я просто хотела сказать, что люблю тебя за то, что ты самый лучший человек на свете, а вовсе не потому, что питаю к тебе страсть, и ты доставляешь мне наслаждение. Этого наслаждения я никогда не забуду. – Анна умолкла, не зная, как закончить свою речь.
   Джон тоже молчал, ожидая окончания этой тирады, все крепче прижимая Анну к себе.
   – Прекрасно сказано, моя сладостная Анна. Я и в самом деле счастливчик, несмотря на… ну, несмотря на свое состояние. Не назвать ли нам его так из деликатности?
   – Как хочешь, – вздохнула Анна. – Джон!
   – Да, мой ангел.
   – Это я навлекла на нас такую судьбу, нарушив обет целомудрия, я в ответе за то, что случилось с твоим… с тобой…
   Джон дрожал от желания.
   Неужели ей предстоит вернуться к целомудренному образу жизни? Его тело, прежде зажигавшее в ней страсть, зажигало ее и теперь.
   – Джон!
   – Да, любовь моя!
   – Помнишь, когда мы были у Нелл?
   – Кое-что помню.
   Неужели он ее дразнит? Неужели не может говорить серьезно на столь серьезную тему?
   – Мы сидели у камина, и ты кормил меня клубникой.
   – Спелой и сочной, – сказал он, причмокнув губами.
   – Джон!
   – Да, моя прелесть?
   – Господи! Я хотела поговорить вовсе не о клубнике. Ты тогда сказал, что любовь нечто большее, чем близость.
   – Да, что-то такое я говорил, моя дорогая Анна.
   – В таком случае объясни, что ты имел в виду.
   – Дай подумать, – сказал Джон, уже раскаиваясь, что поддразнивал ее, потому что шутка зашла слишком далеко.
   – Ты забыл?
   – Нет, но это нечто такое, о чем нельзя говорить во время тряски на Оксфордской дороге.
   Джон подался вперед и коснулся языком ее уха, любовно и медленно проводя им по нежным его изгибам, а потом прикусил мочку.
   – Я покажу тебе, моя дорогая.
   Она вздрогнула, но не от холода, потому что жар распространился от низа ее живота по всему телу. О Господи, сможет ли она оказаться достаточно сильной, чтобы перенести страдание Джона, если страдает сама?
   Его руки и мощная грудь были все еще обманчиво сильными. Она слышала, что мужчины, потерявшие свои детородные органы на войне или ставшие евнухами в каком-нибудь серале в плену у неверных, становились дряблыми и жирели. При этой мысли Анне стало не по себе. Неужели его звучный баритон превратится в сопрано, как у кастратов Италии? Анна закрыла глаза. Боже милостивый! Никогда больше она не даст обета целомудрия и никакого другого!
   Четверо путешественников миновали Бэгшот-Хилл с мрачными рядами виселиц, призванных напоминать разбойникам о том, что им грозит, и быстро перекусили.
   Именно тогда из небольшой рощицы появился всадник, одетый как джентльмен, и вытащил пистолеты.
   – Поостерегитесь вы все! – крикнул он, приближаясь.
   – Успокойте ее, – сказал Джон Уиндему, когда Кейт в страхе издала вопль, похожий на мяуканье. – Позволь мне поговорить с ним, Анна. Этому человеку нельзя доверять.
   Джон спешился, придержал Сэра Пегаса за голову и ждал, пока разбойник не окажется в нескольких футах от него.
   – Ты Том Бэрроу, верно?
   Человек рассмеялся:
   – Можете меня утопить, если ты не Джентльмен Джонни Гилберт. Однажды я встречал тебя с Черным Беном.
   – Скажи-ка мне, в чем заключается твое дело, Том, – сказал Джон, прерывая воспоминания, не предназначенные для ушей Анны.
   – Ну, пес пожирает пса. Так ведь, Джонни? Отдавай твои побрякушки или присоединяйся ко мне.
   Том Бэрроу оглядел остальных:
   – Я слышал, у тебя есть стиль, Джон, но девица, доктор и служанка скорее подходят для путешествующего герцога. Как насчет партнерства? Что скажешь?
   Джон поклонился:
   – Весьма польщен, Том, но король даровал мне прощение, и я торжественно обещал леди Анне покончить с грабежами на большой дороге.
   Том Бэрроу, сидя на лошади, нацелил пистолет в грудь Джона, переваривая полученную информацию. Он поклонился Анне.
   – Прошу прощения, миледи. Мне следовало сразу догадаться, что вы высокого происхождения.
   – Следовало, – надменно ответила Анна. – Вы совершенно не разбираетесь в людях, поэтому едва ли добьетесь успеха в своем ремесле.
   Мужчина прищурился:
   – Вы не боитесь меня?
   Анна пожала плечами:
   – Я ничего не боюсь. Мне грозил брак с человеком, которого я ненавижу, чума, гнев короля и виселица, и все это в течение одной недели.
   Том Бэрроу заткнул пистолеты за пояс.
   – Напугать такую, как вы, невозможно. – Он рассмеялся. Слова Анны его позабавили. – Итак, Джон, я думаю, мы трое можем останавливать кареты на Оксфордской дороге.
   Джон кивнул, бросив на Анну предостерегающий взгляд.
   – Возможно, ты прав, Том. Это позор, но я дал клятву, а эта леди очень строга насчет клятв и обетов.
   – Какую тиранию юбок вынуждены терпеть мы, мужчины, – задумчиво произнес Том Бэрроу.
   – Как это верно, – согласился Джон, почувствовав, как остроносый башмачок Анны толкнул его в спину.
   Том приподнял шляпу.
   – Что ж, Джон Гилберт, оставляю тебе все твое имущество, чтобы ты мог совладать с требованиями Купидона. Думаю, тебе придется избрать более тяжкое ремесло.
   Продолжая улыбаться, Том Бэрроу поскакал дальше. Джон крикнул ему вдогонку:
   – Знаешь что-нибудь о моих людях?
   Том обернулся:
   – Теперь в твоем курятнике хозяйничает другой петух, Черный Бен.
   – Что он там болтал о тирании юбок? – спросила Анна, когда Джон вскочил в седло позади нее.
   Вместо ответа Джон поцеловал ее и взял в руки поводья.
   – Мы должны поспешить, доктор. Нам надо еще напоить и накормить животных в гостинице, но все же я хотел бы добраться до Уиттлвудского леса сегодня же.
   Они пустили лошадей рысью.
   – Бедная твоя голова, Анна. Ты сможешь это выдержать? – спросил Джон.
   – И это, и многое другое, – ответила она.
   Джон поцеловал ее в затылок.
   – Том Бэрроу прав, – сказал он. – Из тебя получился бы отличный разбойник, лучший, чем мы все.
   Они добрались до Уиттлвудского леса ранним утром следующего дня. Возле первого же дерева, где должен был располагаться сторожевой пост, оклик Джона не получил никакого ответа. То же произошло и у второго, и у третьего.
   В месте, где они сворачивали к ручью и ехали по его ложу, Джон поменялся с Анной местами, посадив ее себе за спину, и велел доктору Уиндему усадить Кейт позади себя.
   – Неизвестно, чего нам ждать, Анна, – сказал Джон. – Для начала слушай указания и крепко держись за меня.
   Сделать это ей было нетрудно.
   Когда они добрались до зарослей шиповника, Джон спешился, нашел черное железное кольцо и, дернув за него, открыл доступ в пещеру, вырытую в склоне холма. Фонари не были зажжены, и как только дверь захлопнулась, они оказались в кромешной тьме.
   Джон снова взобрался на коня.
   – Не отставайте, Уиндсм.
   – Не бойся, Кейт, – сказала Анна. – И вы тоже, добрый доктор.
   – Вы хорошо знаете, миледи, что у меня тоже были приключения на реке, – прогремел доктор, – но они не идут ни в какое сравнение с тем, что происходит сейчас, когда я нахожусь в обществе молодой девушки.
   Анна расслышала, как захихикала Кейт. Квакерша мечтала влюбиться, и ее мечта осуществилась. Анна порадовалась за девушку.
   Сначала они въехали в едва освещенное пространство теней, где Джон проверил пистолеты, а потом оказались на ярком солнечном свету.
   Анна щурилась, стараясь увидеть кузню, прелестную зеленую лужайку и маслодельню, а в дальнем конце выгона маленький дом под соломенной крышей, где она решительно сопротивлялась сначала Черному Бену, а потом Джону Гилберту. Анна с нетерпением ожидала увидеть все это снова. С тех пор как она покинула эти места, воспоминания о деревне отверженных законом становились все приятнее. Они подъехали к кузне и остановились.
   – Где твоя деревня, Джон Гилберт? – спросил доктор Уиндем.
   Джон оглядывал наполовину сожженные дома и амбары, где от головешек еще поднимались тонкие струйки дыма.
   – Прах к праху. Дело рук этого выродка, Черного Бена.
   – А Бет и Джозеф? – тихо произнесла Анна.
   – Если он причинил вред хоть одному члену моей банды, я вырежу его черное сердце из груди!
   – Что нам делать, Джон? – спросила Анна.
   – Сначала позавтракаем под этим деревом остатками нашего провианта, – сказал он. – А потом примемся за работу и посмотрим, что можно спасти.
   Джон разделил еду между ними.
   – Печальное возвращение домой, Анна. Она взяла его руку, прижала к своей щеке и медленно покачала головой:
   – Может быть, Уиттлвуду не суждено стать нашим домом, – сказала Анна. – Помни, Джон, как вдова Эдварда, я владелица земель в Виргинии.
   – Я никогда не смог бы жить за твой счет, Анна.
   Прежде чем она успела спросить почему, хоть и знала его ответ, Джосая, сидевший рядом с ней, вскочил на ноги.
   – Кто идет? – спросил доктор Уиндем, вглядываясь в лесные заросли.
   В этот момент пятеро оборванцев отделились от опушки и стали спускаться к ним по склону зеленого холма. Впереди шли Джозеф и Бет.

Глава 21
Что бы она сделала, если бы смогла

   Гнетущая тишина опустилась на поляну, когда Джозеф и Бет, опередившие троих мужчин, бросились к Анне и Джону.
   – Джонни, мы были уверены, что тебя нет в живых! – крикнул Джозеф.
   Джон хлопнул кузнеца по плечу.
   – Я сам уже не раз считал себя мертвым, Джозеф, но леди Анна умеет умолить ангелов небесных или обмануть самого коварного сатану!
   Джозеф уставился на Анну, и по его лицу медленно расползлась улыбка.
   – Я и не чаял увидеть тебя на этом свете, но рад, что ошибся.
   – Я тоже рада, мой славный Джозеф, – сказала Анна.
   – Джозеф, – Джон обнял кузнеца за плечи, – я вернулся с прощением короля для всех моих мужчин и женщин, кто согласен отказаться от разбойничьего ремесла. Ты готов последовать за мной?
   Джозеф ушам своим не поверил, как и остальные.
   – Это правда, Джонни? – спросил Джозеф.
   Джон вытащил из камзола пергамент и показал всем королевскую печать красного воска и подпись короля. Один из спутников Джозефа выступил вперед:
   – Мы не согласились разбойничать с Черным Беном, Джонни, но если не будем заниматься прежним ремеслом и с тобой, как заработаем на хлеб насущный?
   Джон сложил пергамент и аккуратно водрузил его на место.
   – Мы решим это на совете.
   – На каком совете? – спросил Джозеф. – Все наши парни ушли.
   – Ненадолго, я хорошо знаю Бена, – ответил Джон с мрачным видом, откупорил последний кувшин с элем и пустил по кругу.
   – Миледи! – Бет в глубоком реверансе присела перед Анной. – Я каждую ночь за тебя молилась.
   Анна подняла девушку, обняла за пухлые плечи.
   – Теперь я не миледи, а просто Анна. А это Кейт.
   Анна взяла Кейт за руку и вывела смущенную и упирающуюся молодую квакершу вперед, оторвав от доктора Уиндема, державшего ее в объятиях.
   – В банде Джона Гилберта все равны, – вырвалось у Анны.
   Анна давно так считала, и наконец пришло время, когда она высказала свое мнение. Здесь не было слуг, чтобы выполнять ее капризы, не было изысканных французских и испанских вин, не было придворных, способных долгими часами с неисчерпаемым остроумием говорить ни о чем, не было виол, на которых играли увертюру Люлли в апартаментах, облицованных мрамором. Здесь предстояли всевозможные тяготы, но Анну любили, и в ней нуждались. Здесь у нее были друзья. Здесь она обрела настоящее счастье. Анна лукаво улыбнулась Джону:
   – Ведь у меня теперь есть право голоса. Не так ли?
   – Есть, – ответил Джон, с гордостью глядя на нее, – но, боюсь, мне придется в этом раскаяться.
   Они долго смотрели друг на друга, и всем стало ясно, что нынешняя Анна совсем не та высокомерная леди, которая сбежала от них по Оксфордской дороге, а Джон Гилберт не тот разбойник, который преследовал ее. Хотя внешне они совсем не изменились. Джозеф отдал бы всю месячную добычу от грабежей, чтобы узнать, что с ними произошло.
   Джон представил всем доктора Уиндема, чей черный докторский саквояж говорил сам за себя, и обратился к кузнецу:
   – Что здесь случилось, Джозеф?
   – Случился Черный Бен. Ему удалось обмануть некоторых наших парней, что ты никогда сюда не вернешься. Угрозами заставил их подписать бумаги с его условиями и вынудил уехать с ним, чтобы промышлять на большой дороге. Мы пятеро бежали в лес и видели оттуда, как, впав в ярость, потому что ты сбежал от него, он спалил деревню. – Джозеф указал жестом на лес: – У нас есть убежище и погреб, полный съестных припасов, пороха, оружия, и есть, чем промочить горло.