Уэстин Джин. Разбойник и леди Анна

   – Не желаете ли сначала посмотреть на других?
   – Нет, сэр, я прекрасно знаю, что делать.
   Примерно с десяток женщин в бриджах стояли в ряд поперек зеленой лужайки, окруженной кольцом мужчин, подталкивавших друг друга в бока, демонстрируя тем самым безыскусное веселье. Резко прозвучавший сигнал Джона Гилберта отрезвил их.
   Он кивнул своим ученицам.
   – Леди, займите позиции и следуйте моим указаниям, повторяйте мои движения. Делайте, как я вас учил, – скомандовал он.
   Женщины все проделали с самым серьезным видом, к немалому удивлению Анны. Ни хихиканья, ни улыбок.
   Джон выбрал новую шпагу, проверил эфес и принял позу.
   – Берегись! Рази! Парируй! Нападай! Быстрее и более плавно! Внимание! Атакуй! Отвечай ударом на удар! Нападай! Нет, не так, леди Анна.
   Она безнадежно отставала от остальных. Одно дело наблюдать за отцом или Эдвардом, и совсем другое делать выпады шпагой, весившей несколько фунтов. При этом делать это вытянутой рукой, сохраняя заданную позицию и такую позу, какую не рекомендовалось ни одной женщине принимать на публике, даже если на ней бриджи.
   Он подошел к ней сзади и взял ее за руку, в которой она держала шпагу. Другой рукой он согнул ее свободную руку так, что та описала в воздухе изящную дугу.
   – Вы слишком напряжены, – сказал Джон. – Постарайтесь, чтобы ваше тело сделалось податливым, ощущало легкость движений, миледи. Могу рекомендовать это для любых упражнений, а для игр со шпагой особенно.
   Анна ощутила еще большую скованность. Его тело плотно прижималось к ее спине, правая нога стала как бы продолжением ее собственной, и его мужское естество давило на ее бедро. Это было уже слишком даже для человека, отверженного обществом.
   – Не сомневаюсь в том, что вы хорошо знакомы с податливыми телами, сэр, – процедила Анна сквозь зубы. – Не повторяете ли вы непристойности, которым учили примадонну Королевского театра?
   Анна была уверена, что Джон придет в замешательство, но он лишь ухмыльнулся.
   – Нет, миледи, Нелли владеет своим телом в совершенстве. Не мне ее учить.
   Джон был очень возбужден, и острословие помогло ему скрыть свое состояние. И все же он не мог оставить леди Анну. Он не станет пугаться своего влечения к этой женщине, не отшатнется от нее. Она была выкупом за его жизнь, который он должен заплатить сэру Сэмюелу. Он знал, что выплатит долг сполна, пока сэр Сэмюел со свойственным ему благородством не освободит его от этого бремени. Не важно, что это бремя для него мучительно. Чтобы избавиться от столь сладостной боли, он готов на все.
   Но то, что он заметил в ней признаки ревности, когда произнес имя Нелл Гвин, было некоторой, хотя и слабой компенсацией за его страдания. Чтобы скрыть свою неловкость, он еще крепче прижал к себе леди Анну.
   Анна попыталась высвободиться:
   – Мне трудно дышать, сэр, когда вы прижимаете меня к себе.
   Он слегка ослабил хватку и прошептал, касаясь губами ее волос:
   – Не было бы нужды сжимать вас так крепко, если бы вы держались свободнее. Дайте своему телу свободу, которой оно жаждет. Это не так трудно, как вы себе представляете. Притворитесь, что танцуете на королевском балу. Только это смертельно опасный танец, леди Анна, и он должен спасти вам жизнь.
   Джон прищелкнул языком.
   – Меня печалит то, что самая низкородная из женщин на этой лужайке лучше справляется с этим галантным искусством, чем вы, с рождения знакомая с ним.
   Этот притворно участливый тон приобрел характер наигранного недоверия.
   Неужели простолюдины отличаются от благородных меньше, чем это себе представляют в Уайтхолле?
   Анна заерзала в его железных объятиях.
   – Это предательская мысль, сэр, если не святотатственная. Вам незачем поучать меня. Я знаю обязанности, возлагаемые на меня моим происхождением.
   – Мне приятно вас учить всему, леди Анна, хотя у меня есть ученицы получше.
   Он заставил ее поднять руку.
   – Защищайтесь! А теперь нападайте!
   Под его нажимом она вытянула руку перед собой во всю длину. Их руки оказались параллельны друг другу.
   Она ощутила своей нежной рукой движение его мощных мускулов, и это прибавило ей сил.
   – Левая нога должна быть совершенно прямой, – сказал Джон. Он наклонился и выпрямил ей ногу. Она была уверена, что нажим его сильных пальцев сквозь атласные бриджи оставит следы на ее икре. От напряжения ее сердце билось учащенно. Такие упражнения были ей незнакомы.
   Наконец он отпустил ее, посмотрел ей в лицо и произвел выпад своей и ее шпагами одновременно.
   – Из этой позиции, когда вы нападаете, следует вот так поднять лезвие шпаги, чтобы можно было отрубить голову. Но надо действовать очень быстро, потому что я буду парировать ваш удар – вот так. И надо стремительно отразить контратаку.
   Ее шпага вылетела из руки и приземлилась на некотором расстоянии. Лезвие все еще вибрировало, вертикально стоя в траве.
   – Ур-ра!
   Это выкрикнули его люди.
   В эту минуту Анна испытывала жгучее презрение к нему и ею чертовым упражнениям, изобретенным, как она была уверена, только для того, чтобы ее унизить перед этим сбродом.
   Его шпага выплясывала вокруг ее горла.
   – Вы в моей власти, миледи. Мне решать, помиловать ли вас.
   Она стояла совершенно спокойно и ничуть не была испугана.
   – В таком случае пронзите меня шпагой, сэр. Если вы этого не сделаете, то пусть даже мне придется практиковаться в этом искусстве с утра до вечера, предупреждаю вас, что в следующий раз я добьюсь лучшего и своего не упущу.
   Он с трудом погасил блеск удовлетворения во взгляде, поднимая и возвращая ей ее оружие.
   – В вас, миледи, живет дух соревнования, и я нахожу это странным, учитывая ваше происхождение. Возможно, что вам придется обучить этому меня.
   Он снова отсалютовал ей шпагой и сначала медленно, а потом все быстрее провел ее через все этапы этого искусства.
   Анна трудилась в поте лица, но, несмотря на все большую усталость, тяжесть в руке и напряжение икроножных мускулов, ощущала, что этот странный разбойник умен и образован. Будучи отпетым негодяем, он имел уважение к женской отваге и способностям, чего никогда прежде она не видела даже в самых больших философах из числа мужчин. В доме своего отца и при дворе она имела продолжительные беседы с мистером Пеписом и мистером Драйденом, но она никогда не слышала от них того, что услышала от этого разбойника.
   Анне пришло в голову, что как только она начинала искать в Джоне Гилберте что-нибудь хорошее, немедленно это находила. И тут она вспомнила о его поцелуях, о двух его поцелуях, и от этого воспоминания ее бросило в жар.
   Покружив немного, Джон попытался поймать ее врасплох. Он сделал выпад, но Анна его парировала.
   – Отлично! – воскликнул Джон, и его похвала была ей необычайно приятна.
   Анна заметила, что ворот его рубашки расстегнут и из-под красного шейного платка видно мягкое руно кудрявых темных волос на груди.
   Она вздрогнула, когда начали падать первые капли дождя. Меньше всего ей хотелось желать Джона Гилберта так, как в свое время она желала Эдварда. Любовь и доверие умерли в ней, когда она скрывалась в гардеробной королевы, когда ее страсть была поругана и предана и забвение и прощение стали невозможными. После того как ее дядя епископ Илийский умиротворит короля и добьется расторжения помолвки с лордом Уэверби, она удалится в эссекское поместье отца и будет вести там жизнь уединенную, полную труда и добрых дел: реорганизует молочное хозяйство, сделает его лучшим в графстве и, возможно, обучит своих молочниц искусству владения шпагой.
   Анна улыбнулась, представив, какой станет. Эксцентричной старой каргой!
   Теперь дождь уже лил как из ведра, но Джон Гилберт не подавал сигнала к окончанию упражнений со шпагой. Анна заметила, что Бет и другие женщины как ни в чем не бывало весело шлепали по мокрой траве, расхаживая взад-вперед перед мужчинами, стоявшими кольцом вокруг лужайки, и это, должно быть, только прибавляло им энтузиазма и пыла.
   – Вы устали? – спросил Джон.
   – А вы? – с вызовом ответила Анна, сделав очередной выпад.
   Он отбил его и покачал головой, явно веселясь и восхищаясь ею.
   – Я хотел бы, чтобы в бою вы стояли за моей спиной и поддерживали меня, Анна. Это было бы лучше, чем если бы там было множество мужчин.
   Она решила проигнорировать некоторую фамильярность, которую Джон себе позволил.
   – Благодарю вас, сэр.
   Анна отсалютовала ему шпагой. Он ответил тем же. Дождь хлестал по их лицам, но они бестрепетно смотрели друг на друга.
   Это был прелестный комплимент, нет, не прелестный, скорее галантный и дружелюбный. Она вглядывалась в его лицо, ожидая увидеть в нем лукавство, особое внимание проявляя к его глазам, темным, как лесная заводь. Анна готова была поклясться, что никакого подвоха не заметила. Его взгляд был открытым и честным. Она была готова поверить, что он стал разбойником не по своей воле, как говорила Бет, что его так же, как и ее, предали те, кого он любил.
   Сейчас он улыбался, моргая, чтобы смахнуть капли дождя, и был похож на серьезного оксфордского студента, а не на дерзкого, наглого разбойника.
   В такие моменты можно было простить ему все его пороки.
   Анна улыбнулась, и они оба вдруг рассмеялись неизвестно чему.
   Из тоннеля появились двое всадников. Глаза одного из них были прикрыты повязкой. Второй, часовой, охранявший лагерь, вел его. Сняв повязку, незнакомец спешился и бегом направился к Джону Гилберту.
   – Мой господин говорит, что вы продолжаете пользоваться его покровительством, но вам следует явиться в Беруэлл-Холл.
   – Но ведь это ваше владение! – выпалила Анна.
   Джон удивился ее осведомленности:
   – Когда-то было, но не теперь. – Он кивнул гонцу: – Скажи своему господину, что я не могу явиться.
   – Это приказ лорда Уэверби. Сегодня вечером. Он должен получить тысячу фунтов в качестве дани.
   – Знаю. Скажешь, что я навещу его в полночь.
   Джон Гилберт не смотрел на Анну Гаскойн. Он знал, что на ее лице отразилось отвращение.
   Анна, спотыкаясь, направилась обратно, отчаянно желая оказаться как можно дальше от этого чудовищного предательства, а потом пустилась бегом.

Глава 6
Тягостные часы

   Он нагнал ее, когда она уже добралась до двери дома, и насильно втащил внутрь.
   – Анна! Силы Господни, это вовсе не то, что вы подумали!
   – Отпустите меня, сэр! – зашипела она.
   Джон отпустил ее руки и заглянул ей в глаза. В них была боль. И еще ненависть. Огромным усилием воли ему удалось обуздать себя и собраться с силами.
   – Возможно, миледи, вы не желаете выслушать меня, но придется.
   – Говорите, сэр, – сказала Анна. – Не сомневаюсь, что преступник найдет оправдание любому низкому поступку, но вы великодушно извините меня, если я позволю себе презирать вас за это.
   Как смеет эта аристократка презирать его, не попытавшись даже войти в его положение и понять? Неужто принимает его за благородных кровей развратника Уэверби или королевского шута в Уайтхолле?
   Он знал, что ее сердце закрыто для него, но, ради всего святого, не могла же она закрыть и уши! Шагнув к ней, Джон схватил ее за плечи и потряс.
   – По какому праву вы осудили меня, не потрудившись выслушать? Берегитесь, миледи, из-за предательства лорда Уэверби стать таким же, как он.
   – Как легко рассуждать о предательстве другого человека!
   Ее тон был проникнут иронией. Девушки, недавно еще такой гибкой и податливой, когда она скрестила с ним шпагу на лужайке, больше не существовало. Теперь в его объятиях она была жесткой и несгибаемой.
   – Вы делаете мне больно, сэр!
   Джон несколько умерил нажим, держал ее так, чтобы она не могла отвернуться. Он должен заставить ее смотреть ему прямо в лицо.
   – Я не лгал ни вам, ни вашему отцу о своих связях с лордом Уэверби. Вы об этом не спрашивали, а у меня с ним дела, никак не связанные с вами.
   Он продолжал говорить, не дав ей вставить ни слова.
   – В течение семи лет я ежегодно плачу лорду Уэверби дань в тысячу фунтов. В обмен на это он следит за тем, чтобы шериф постоянно оставался при своей тюрьме в Оксфорде и не патрулировал дороги. Черный Бен платит за это покровительство прямо шерифу, а я предпочел иметь дело с Уэверби. Мне доставляет удовольствие компрометировать человека, укравшего Беруэлл-Холл у моих братьев. Он выиграл поместье в карты.
   Анна ответила горьким смехом:
   – Должно быть, ваши братья из рук вон плохо играют в карты, мастер Гилберт. Эдвард каждую ночь проигрывает в Уайтхолле огромные суммы миледи Каслмейн.
   – Вряд ли даже Уэверби посмел бы обмануть королевскую фаворитку.
   – Так вы намерены обмануть моего отца, передав меня Эдварду? И какая мне цена? Чего я стою?
   Ее голос не дрожал от страха, она была непреклонна в своем намерении отомстить.
   – Так вот что вы подумали?
   – Не стоит прятаться за невинными фразами и притворяться, сэр. Это плохо вяжется с вашей репутацией. Скажите мне, что еще я могла подумать? Вы первоклассный разбойник, и ваше ремесло – получать выкуп. Мой отец жестоко ошибся в вас.
   Он заглянул глубоко в ее зеленые глаза. Теперь они казались старыми и мудрыми, как изумруды в оправе из янтаря, но Джон все еще помнил о том, с какой нежностью Анна смотрела на него совсем недавно, и как это воспламеняло его кровь.
   – А вы, миледи, тоже ошиблись, когда мы только что смеялись на лужайке?
   Что-то похожее на смущение мелькнуло на ее лице, но тотчас же исчезло.
   – Нет, мастер Гилберт, я не ошиблась в вас. Я была права с самого начала, – произнесла она сурово. – Вы плут до мозга костей, сэр, и потому мне легко с вами ладить. Что бы вам ни предложил Эдвард, мой отец заплатит вдвое больше.
   – Ваш отец предложил мне жизнь. Вполне сносную жизнь. Со следующим попутным ветром я отплыву на Ямайку. Это единственное, что мне нужно.
   – Вы играете словами, сэр. Помните, что я сказала. Если вы совершите сделку и выдадите меня, это плохо кончится.
   – Разве я причинил вам вред, Анна? Разве отнял то, с чем вы пришли сюда? Не много существует безупречных женщин, хранящих свое целомудрие. Разве я оставил вас в ту первую ночь, когда другой мужчина покусился на вас? Так с чего бы мне вам лгать?
   – Даже у дьявола есть свои дьявольские резоны.
   Он не мог больше сдерживать себя, и слова полились потоком, как река, вышедшая из берегов.
   – Черт возьми! Вы используете слова, как дубинку. И раз уж вы считаете меня мерзавцем, я постараюсь оправдать ваше мнение.
   Он так стремительно привлек Анну к себе, что она едва устояла на ногах, ударившись о его твердую, как камень, грудь. Шквал требовательных яростных поцелуев обрушился на Анну. Затем он отпустил ее, с насмешливым видом отвесил поклон до земли и, хлопнув дверью, выбежал из дома.
   Анна не знала, сколько времени простояла, глядя ему вслед, трепеща от уже известных и испытанных чувств и неизвестных, которые не могла бы назвать приличным словом. Но одно она знала наверняка: надо бежать от этого человека. В нем было нечто такое, чего не могли отторгнуть ни плоть, ни кровь, ни разум.
   Анна обвела взглядом комнату. Как ей отсюда бежать? Лагерь окружен стражей. Сквозь ряды часовых ее могла провести с безопасностью только Бет, но бедная, введенная в заблуждение девушка ни за что не предаст Джона Гилберта. Но если бы даже Анна нашла дорогу и выбралась за пределы Уиттлвудского леса, ни один фермер, ни один бродячий лудильщик не сумел бы противостоять целому состоянию, которое Эдвард мог бы ему предложить.
   Прошло много часов, прежде чем Анна уснула в полном изнеможении и отказавшись от ужина. Девушка чувствовала себя как после долгой болезни. Мимо двери проскакали верховые, и на какое-то время свет смоляных факелов проник в ее многостворчатое окно. Ей показалось, будто откуда-то с лужайки до нее донесся голос Черного Бена, но она тут же снова забылась сном.
   Ей снилось, будто она идет по темному длинному тоннелю со шпагой в руке, но света в конце не видно.
   – Просыпайся, миледи, у нас мало времени, – услышала Анна голос Бет.
   – В чем дело? – с трудом проснувшись, спросила Анна.
   – Ты уезжаешь. Он прислал костюм, в котором тебя не узнают.
   – Но куда?
   – Пожалуйста, леди Анна. Вернулся Черный Бен, и Джонни не хочет оставлять тебя здесь.
   Анна была уверена, что Джон повезет ее в Беруэлл-Холл. Предательство свершилось раньше, чем она ожидала. Должно быть, Джон Гилберт заключил сделку с Эдвардом.
   Бет неохотно подала Анне бриджи и рубашку, плащ и сапоги.
   – Это мой костюм, я упражняюсь в нем со шпагой.
   – К чему маскироваться, Бет? Эдвард ожидает увидеть придворную даму.
   Бет покачала головой:
   – Ничего не знаю, миледи, кроме того, что ты должна уехать, пока Бен спит. Он хочет забрать тебя себе.
   Она поежилась.
   – Поспеши!
   Дождь прекратился, и огромная луна катилась низко по ночному небу, бросая на лагерь таинственный свет. Две женщины промчались через выгон к кузнице, где огонь был притушен, а потом оказались позади нее, где их ждали двое мужчин. Джон Гилберт в плаще уже сидел на лошади. Его крупный гнедой жеребец Сэр Пегас тихонько ржал и бил копытом.
   – Достань для нее парик, Джозеф, чтобы скрыть ее волосы.
   Бет схватила руку Анны и поцеловала.
   – Прощай, миледи.
   – Прощай, моя добрая Бет. – Анна поцеловала девушку в щеку.
   Надев парик и сев на лошадь, Анна ее усмирила, пока конь Джона нетерпеливо вытанцовывал рядом. Джон передал ей перевязь со шпагой.
   – Молитесь, чтобы не пришлось пустить в ход свое новообретенное искусство сегодняшней ночью.
   Анна тряхнула головой.
   – Мы едем грабить беспомощных путников, сэр, или вы довольствуетесь тем, что быстро продадите меня тому, кто даст цену повыше?
   Анна не могла видеть выражения его лица, голос его дрожал от ярости:
   – Я могу поступить, как мне заблагорассудится, леди Анна. Вы в полной моей власти.
   Он пришпорил коня, и они направились к тайному тоннелю. Несколькими минутами позже миновали вход в него и оказались в лесу, а потом под ногами лошадей послышался плеск ручья, и они двинулись к Оксфордской дороге, вспугивая сов, расположившихся на ночлег.
   Не попытаться ли ей сбежать, подумала Анна, однако благоразумие взяло верх. Сэр Пег, как Джон Гилберт ласково называл своего коня, обгонит ее кобылу без малейших усилий. Итак, Эдвард, Джон Гилберт или Черный Бен, все до одного люди чести, решили использовать ее тело в своих целях. Из них троих Эдвард, джентльмен по рождению, мог бы прислушаться к ее мольбам хотя бы из уважения к ее отцу. Ирония заключалась в том, что человек, чьи низкие намерения заставили ее бежать, единственный мог спасти ее от еще худшей участи.
   Несмотря на то, что Анна почти не спала, она чувствовала себя бодрой. Полный тяжелого благоухания лес, стряхивавший с листьев капли дождя, сверкавшие в рассеянном лунном свете, завладел ее чувствами. В любую другую ночь это могло бы стать приключением, прогулкой, способной помочь ей собраться с мыслями, вдыхать аромат земли, впитывать тень, отбрасываемую высоким мужчиной и гигантским жеребцом, двигавшимися впереди. Но эту ночь, когда Джон Гилберт показал себя величайшим негодяем на свете, Анна не забудет до конца дней своих.
   – Стоп! – крикнул Джон, когда они оказались в месте, где Оксфордская дорога пересекала лесную тропу.
   Анна натянула поводья, оказавшись между Джоном и Джозефом.
   – Я слышу его! – сказал Джозеф, рупором поднеся ладонь к уху, чтобы ночные звуки стали слышнее. – Одинокий экипаж, и никакой охраны.
   – Тогда займемся небольшим дельцем, если это не слишком нас задержит, – с улыбкой произнес Джон.
   Укрытые в рощице, они выжидали. Анна впала в ярость:
   – Сэр, вы не можете заставить меня участвовать в преступном деянии.
   Пожав плечами, Джон протянул ей черную маску:
   – Прикройте лицо, иначе вы увидите его на листовках еще до того, как вернетесь в Лондон. И будете не первой дамой, работающей на большой дороге и умершей за это.
   Джон и Джозеф надели маски в тот момент, когда небольшой экипаж., запряженный двумя лошадьми, замедлил движение на перекрестке.
   Джон рванулся вперед. Лошадь Анны последовала за ним, Джон нацелил пистолет на возницу:
   – Стой! Отдайте оружие! Не глупите. В лесу у меня сподвижник.
   Джозеф гикнул в подтверждение его слов. Возница остановил экипаж.
   – Открой! – приказал Джон, постучав ногой в дверцу. Из окна экипажа высунулась хорошенькая блондинка, кокетливо стреляя глазками из-под капюшона.
   – О, сэр, вы, конечно же, разбойник. Моя жизнь зависит от вашего милосердия.
   – Нет, мадам, – ответил Джон, отвесив ей поклон, не слезая с коня, будто на верховой прогулке в Сент-Джеймс-парке в воскресное утро – Мне не нужна ваша жизнь, мне нужен ваш кошелек.
   – Должна вас разочаровать, сэр. Мой муж внезапно скончался, а я уехала ни с чем, без единого пенса в кошельке.
   Джон улыбнулся и снова отвесил поклон.
   – Разве мы не приходим в этот мир ни с чем и не уходим из него тоже ни с чем? Мы оба переживем это разочарование, мадам. Я имею в виду ваш пустой кошелек. Выходите из экипажа с поднятыми руками.
   Появилась голова мужчины в парике, с несколькими дрожащими подбородками, стекавшими на грудь.
   Джон пристально смотрел на мужчину, и на губах его играла улыбка.
   – Ваше имя, сэр?
   – Сэр Ричард Мортон, брат этой леди и близкий друг шерифа этого графства.
   – Для меня честь, сэр, быть причиной приятной беседы между вами и вашим дорогим другом шерифом, когда вы встретитесь в следующий раз. А сейчас отдайте мне ваш кошелек!
   – Неужто вы считаете меня безумцем, способным путешествовать по этой дороге с деньгами? – последовал ответ.
   Джон перегнулся в, седле и ткнул пистолетом в зеленый бархатный дублет собеседника, украшенный изысканным серебряным и золотым кружевом.
   – Ваш кошелек, сэр, или шерифу придется оплакивать своего друга.
   Будто по волшебству появился увесистый кошелек но этот акт сопровождался громкими причитаниями:
   – Предупреждаю тебя, разбойник, что я дождусь дня, когда тебя вздернут на виселицу…
   Джон взвесил тяжелый кошель в руке:
   – В таком случае моя смерть будет хорошо оплачена.
   Джозеф подъехал к Анне, и теперь их лошади стояли бок о бок.
   – На женщине обручальное кольцо с драгоценным камнем. – сказал Джон.
   Женщина поспешила убрать руку из окна кареты.
   – Мальчик, – обратилась она к Анне, – подумай о своей бедной матери. Конечно, ты не станешь отнимать у вдовы ее самое драгоценное сокровище, хранимое в память о былых чувствах.
   Анна с изумлением наблюдала, как разыгрывалась эта сцена, и, запинаясь, пробормотала, что не стала бы этого делать. Джон перебил ее:
   – Мальчик еще слишком юн и обладает нежной душой. Боюсь, он не годится для нашего ремесла. Но он прав. Я не стану отбирать у вас обручальное кольцо.
   Джон попытался успокоить Сэра Пегаса.
   – Мадам, далеко ли вам ехать нынче ночью?
   – До следующего поворота, – ответила дама, – а оттуда до имения моего брата.
   – В таком случае мы можем вас проводить. – Он от души рассмеялся; – На дороге могут встретиться настоящие бандиты, не го что этот мальчик.
   – Почему вы не взяли у нее кольца? – спросила Анна, когда они поотстали от кареты. – Возможно, она солгала.
   Джон не ответил, Анна терялась в догадках.
   Совсем распростившись с каретой, они вскоре остановились возле трехэтажного здания гостиницы, вывеску которой украшали две головы вепрей. Несколько минут Джон выжидал, изучая вывеску.
   Джозеф с шумом похлопал одной рукой о другую и плотнее запахнул плащ.
   – Середина июня, а холодно, как у ведьмы за пазухой. Я бы не отказался от кружки крепкого эля.
   Он сделал шаг вперед, но Джон удержал его коня за поводья.
   – В чем дело, Джонни? Здесь все тихо-мирно.
   – В том-то и дело. Уж слишком тихо. Посмотри сам, Джозеф. Две тяжело груженных повозки, и, судя по их виду, путь они проделали неблизкий. Они остановились во дворе, но не слышно никаких звуков труб, не видно цыганских плясок. – Он втянул воздух, принюхиваясь. – И стряпней не пахнет, Жди здесь и не спускай глаз с леди Анны.
   Джон сжал бока своего коня и заставил его шагом приблизиться к двору гостиницы, держа руку на эфесе шпаги. Луна скрылась за облаками, как раз когда он оказался у двери. Джон Гилберт спрыгнул с коня, как только луна показалась из-за облака и осветила фасад здания, но тотчас же снова прыгнул в седло и, пришпорив своего коня, помчался назад и скрылся за деревьями.
   – В чем дело, Джонни? – спросил Джозеф.
   – Чума! На двери красное распятие. Бог явил нам свою милость.
   – Что же нам делать с девицей?
   Анна услышала их разговор.
   – Разве я должна была остаться в этой гостинице? Джон с укоризной посмотрел на нее:
   – Неужели вы ошиблись во мне?
   – О, понимаю. Вы хотите подержать меня в укрытии, пока не выторгуете приличную цену? Или опасались, что я могу простить Эдварда и убежать с ним по доброй воле?
   Джон едва сдерживал ярость.
   – Графу можно простить все, а бастарду ничего.
   Он пустил галопом коня.
   Они поехали по Оксфордской дороге на запад, свернули на север к деревне Беруэлл, куда прибыли в полночь, и проехали подлинной подъездной дорожке, ведущей через олений парк в Беруэлл-Холл.