Страница:
Анна устала защищать свое драгоценное девство. Сколько энергии потребуется, чтобы противостоять вполне естественному желанию капитулировать перед Джоном Гилбертом?
Анна похлопала гнедого по холке и крикнула ему прямо в ухо:
– Но ведь это безумие, Сэр Пегас, я больше не стану об этом думать.
И все же в мыслях у нее царила неразбериха и не к месту всплывали обрывки сонета, который она когда-то выучила наизусть.
Солнце уже стояло высоко в небе, когда Анна добралась до Рединга. Судя по виду площади, был ярмарочный день, и у Анны закружилась голова от аромата горячих и пряных кексов с тмином. Она не ела целый день, а в кармане у нее не было ни пенни. Девушка спешилась и, держа в поводу Сэра Пегаса, повела его вдоль прилавков со свежими овощами и пирогами с мясом в надежде встретить хоть одного доброго человека, готового накормить голодного парня. Но такого не нашлось.
Вдруг на плечо ей легла тяжелая рука.
– Что у нас здесь? – загремел у нее за спиной мужской голос. – Откуда у чумазого мальчишки-деревенщины конь ценой в добрых пятьдесят фунтов?
Вторая рука грубо повернула ее лицом к говорящему. Перед Анной стоял крупный бородатый мужчина в заплатанные бриджах. Судя по паре пистолетов, заткнутых за пояс, и бляхе – один из городских стражников.
– Я еду в Лондон, сэр, – ответила Анна, стараясь говорить, как мальчик-подросток, и смотреть собеседнику прямо в глаза.
– И кому ты служишь, мой юный друг?
Она назвала первое пришедшее на ум имя:
– Лорду Уэверби из Беруэлл-Холла, постельничему его величества короля Карла, второго, кто носит это имя, сэр.
Анна заерзала под нажимом его рук, но он лишь усилил хватку.
– Говоришь ты не так, как принято в этой части страны, малыш. Полагаю, ты не тот, за кого себя выдаешь. Скорее всего, ты школяр из Итона или Оксфорда, насколько можно судить по твоей одежде. К тому же нашкодил с хозяйской лошадью. А теперь дай-ка мне твою шпагу.
Он забрал у Анны шпагу и поводья одной рукой, а другой схватил ее за плащ.
– Идем-ка, парень. Расскажешь нам, кто ты такой, или я отравлю тебя к лорду Уэверби со следующей почтовой каретой.
Такая перспектива придала Анне сил. Она выскользнула из плаща, оставив его в руках стражника, и стала нырять между прилавками.
– Эй, остановись, воришка!
Стражник поднял шум, но Анна стремительно меняла направление, миновала прилавки и оказалась на извилистых кособоких улочках городка. Запыхавшись после быстрого бега, девушка укрылась в вонючем нужнике и вышла из него, лишь когда убедилась, что ее не преследуют. Но что ей теперь делать? Без денег и без лошади. Она потеряла Сэра Пегаса и поклялась, что уговорит дядю послать на его поиски. Но как ей добраться до Лондона, где живет ее дядя епископ?
Анна, с опаской озираясь, двинулась по извилистой улочке, пока не оказалась на городском выгоне, запруженном колясками. На одной из них занавески были задернуты. Городской люд бросал в нее комья грязи и навоза.
– Прочь! – орал торговец свечами, выпустив очередной снаряд в коляску без возницы.
– Ты приносишь чуму. Я вижу, как усмехается мертвая голова. Вон отсюда!
Занавески раздвинулись, и толпа отпрянула назад. Из окошка коляски высунулась голова почтенной матроны.
– Мы не несем с собой заразу, добрые сэры, хотя наши слуги в страхе разбежались. Мой муж страдает сердечной хворью и нуждается в лечении. Я заплачу серебром тому; кто довезет нас до ближайшей аптеки, пользующей пиявками.
Толпа разбежалась, не поверив ей. Анна сделала шаг вперед. В отцовском поместье в Эссексе она частенько правила лошадьми.
– Мадам, – сказала она, отвесив низкий поклон. – Я умею править лошадьми.
– Благодарю тебя, мальчик, за твою доброту.
Анна повернулась к торговцу свечами:
– Где мне найти доктора?
– Ты найдешь чуму, малый, на свое несчастье.
– Где доктор? – не унималась Анна.
– Там на реке на барже. За хорошую плату доктор Уиндем готов лечить хоть чуму, хоть самого дьявола.
Глава 8
Глава 9
Анна похлопала гнедого по холке и крикнула ему прямо в ухо:
– Но ведь это безумие, Сэр Пегас, я больше не стану об этом думать.
И все же в мыслях у нее царила неразбериха и не к месту всплывали обрывки сонета, который она когда-то выучила наизусть.
Ночь овевала ее лицо прохладой, и Анна запретила себе думать о разбойнике, которого ей вряд ли суждено увидеть снова. Туман стлался по земле, свиваясь кольцами. Ветер подхватывал слезы печали, все еще катившиеся из ее глаз, и швырял их ей вслед. Сердце, ее стучало в такт движению копыт огромной лошади, чьи мускулы струились под ее бедрами, как атлас, и с каждой милей пути она давала себе клятву отомстить Эдварду Эшли Картеру, графу Уэверби, погубившему ее отца.
Спасенья нет – прощальный поцелуй нас разлучит.
Что сделано, то свято.
Спасенья нет, к былому нет возврата.
Но на душе так ясно и светло.
Восторг осуществленного желанья,
Свобода дарит сердцу ликованье,
И сердце помнит лишь добро, не зло.
Солнце уже стояло высоко в небе, когда Анна добралась до Рединга. Судя по виду площади, был ярмарочный день, и у Анны закружилась голова от аромата горячих и пряных кексов с тмином. Она не ела целый день, а в кармане у нее не было ни пенни. Девушка спешилась и, держа в поводу Сэра Пегаса, повела его вдоль прилавков со свежими овощами и пирогами с мясом в надежде встретить хоть одного доброго человека, готового накормить голодного парня. Но такого не нашлось.
Вдруг на плечо ей легла тяжелая рука.
– Что у нас здесь? – загремел у нее за спиной мужской голос. – Откуда у чумазого мальчишки-деревенщины конь ценой в добрых пятьдесят фунтов?
Вторая рука грубо повернула ее лицом к говорящему. Перед Анной стоял крупный бородатый мужчина в заплатанные бриджах. Судя по паре пистолетов, заткнутых за пояс, и бляхе – один из городских стражников.
– Я еду в Лондон, сэр, – ответила Анна, стараясь говорить, как мальчик-подросток, и смотреть собеседнику прямо в глаза.
– И кому ты служишь, мой юный друг?
Она назвала первое пришедшее на ум имя:
– Лорду Уэверби из Беруэлл-Холла, постельничему его величества короля Карла, второго, кто носит это имя, сэр.
Анна заерзала под нажимом его рук, но он лишь усилил хватку.
– Говоришь ты не так, как принято в этой части страны, малыш. Полагаю, ты не тот, за кого себя выдаешь. Скорее всего, ты школяр из Итона или Оксфорда, насколько можно судить по твоей одежде. К тому же нашкодил с хозяйской лошадью. А теперь дай-ка мне твою шпагу.
Он забрал у Анны шпагу и поводья одной рукой, а другой схватил ее за плащ.
– Идем-ка, парень. Расскажешь нам, кто ты такой, или я отравлю тебя к лорду Уэверби со следующей почтовой каретой.
Такая перспектива придала Анне сил. Она выскользнула из плаща, оставив его в руках стражника, и стала нырять между прилавками.
– Эй, остановись, воришка!
Стражник поднял шум, но Анна стремительно меняла направление, миновала прилавки и оказалась на извилистых кособоких улочках городка. Запыхавшись после быстрого бега, девушка укрылась в вонючем нужнике и вышла из него, лишь когда убедилась, что ее не преследуют. Но что ей теперь делать? Без денег и без лошади. Она потеряла Сэра Пегаса и поклялась, что уговорит дядю послать на его поиски. Но как ей добраться до Лондона, где живет ее дядя епископ?
Анна, с опаской озираясь, двинулась по извилистой улочке, пока не оказалась на городском выгоне, запруженном колясками. На одной из них занавески были задернуты. Городской люд бросал в нее комья грязи и навоза.
– Прочь! – орал торговец свечами, выпустив очередной снаряд в коляску без возницы.
– Ты приносишь чуму. Я вижу, как усмехается мертвая голова. Вон отсюда!
Занавески раздвинулись, и толпа отпрянула назад. Из окошка коляски высунулась голова почтенной матроны.
– Мы не несем с собой заразу, добрые сэры, хотя наши слуги в страхе разбежались. Мой муж страдает сердечной хворью и нуждается в лечении. Я заплачу серебром тому; кто довезет нас до ближайшей аптеки, пользующей пиявками.
Толпа разбежалась, не поверив ей. Анна сделала шаг вперед. В отцовском поместье в Эссексе она частенько правила лошадьми.
– Мадам, – сказала она, отвесив низкий поклон. – Я умею править лошадьми.
– Благодарю тебя, мальчик, за твою доброту.
Анна повернулась к торговцу свечами:
– Где мне найти доктора?
– Ты найдешь чуму, малый, на свое несчастье.
– Где доктор? – не унималась Анна.
– Там на реке на барже. За хорошую плату доктор Уиндем готов лечить хоть чуму, хоть самого дьявола.
Глава 8
Доктор Уиндем. Врач шли шарлатан?
Анна взобралась на козлы и поспешно направила лошадей в сторону реки. Толпа разразилась гневными криками и принялась бросать вслед повозке нечистоты. Оставив позади городскую площадь, Анна услышала, как торговец свечами орет во всю глотку, понося богатых лондонцев за то, что они приносят чуму честному сельскому люду.
Оказавшись на берегу Темзы, Анна направилась к человеку, вязавшему в снопы камыши.
– Мы ищем доктора Уиндема, славный кровельщик, – обратилась к нему Анна вполголоса.
Кровельщик поднял голову и указал рукой вниз по течению:
– Значит, вы ищете знахаря? Раз уж он вам так нужен, идите ко второй барже возле осиновой рощицы.
– Поспеши, паренек, моему муженьку совсем худо, – подала голос дама из коляски.
Анна придержала лошадей возле небольшой баржи, перед которой на столбе красовалось объявление, гласившее, что здесь практикует доктор Джосая Уиндем, член Королевского медицинского колледжа, имеющий также опыт в области хирургии. Мелкими буквами в объявлении значилось, что доктор обладает особыми знаниями, полученными в университете города Падуя в Италии, и пользует от женских болезней, в особенности от зеленой немочи, связанной с периодическими истечениями у женщин. В самом низу объявления более крупными буквами доктор сообщал, что пользуется известностью в Лондоне, Париже и Риме, потому что может помочь женщине сохранить красоту и отличный цвет лица.
На зов Анны из каюты баржи появился низкорослый человек в огромном парике.
– Что, паренек, требуется мое врачевание?
Анну изумил его голос. Для столь низкорослого человечка доктор обладал на удивление зычным голосом, более низким и глубоким, чем у Джона Гилберта.
Дама высунула голову из коляски:
– У моего мужа сердечный приступ, сэр.
Доктор кивнул:
– Это моя специальность, мадам. – Он обернулся и загудел через плечо: – Филиберт, иди сюда и помоги мне лечить пациента.
На палубе появился молодой человек, как две капли воды похожий на самого доктора, в точно таком же парике. Вдвоем они вытащили из коляски очень тучного мужчину.
– Помоги поднять его ноги, паренек, – скомандовал доктор, отдуваясь и пыхтя.
Анна приблизилась к больному, схватила его за ноги в заляпанных грязью сапогах, оторвала их от земли и, пошатываясь под тяжестью, как и двое других, помогла дотащить его до палубы, а потом и до каюты.
Мадам следовала сзади, понукая всех троих и убеждая проявлять осторожность. Больного положили на стол, и его жена, рыдая, рухнула ему на грудь.
– О, я останусь бедной вдовой, и что со мной станется?
Доктор переместил ее на стул, где она и осталась, продолжая жалобно причитать. Анне захотелось ее утешить, но она поняла, что это будет выглядеть странно, поскольку одета она как паренек, к тому же простолюдин.
Доктор Джосая Уиндем сделал Анне знак подойти:
– Сними с него сапоги, мальчик. А ты, Филиберт, ослабь пояс и все, что его стесняет. Сними перевязь со шпагой, белье, все остальное.
– Я хочу получить свои деньги, мадам, и уйти.
Женщина не ответила, даже не посмотрела на Анну. Доктор Уиндем бросил на Анну сердитый взгляд:
– Поспеши, малый! Сними с него сапоги!
Анна сняла с больного сапоги и чулки. Он застонал. Доктор ощупал его ступни.
– Горячие ноги означают, что сердце холодное, – сказал он и обратился к женщине: – Мадам, ваш муж жаловался на боли?
– О да, доктор, постоянно.
– В каком именно месте?
Женщина дотронулась до огромного живота мужа с правой стороны.
– Не здесь? – спросил доктор, положив руку на грудь пациента. – А может быть, здесь?
Он положил руку на левое плечо больного и провел ладонью по его левой руке.
Мужчина застонал, и женщина снова начала причитать.
– Где у вас болит, сэр? – спросил доктор, склонившись к уху больного.
Больной процедил сквозь зубы:
– Везде! Дайте мне макового отвара, чтобы снять боль. Скорее!
Доктор поднял веко пациента, затем приложил ухо к его груди.
– Мадам, ваш муж много ел и много пил утром?
– О да.
– Я так и предполагал, – кивнув, сказал доктор.
Он поднес ложку с какой-то жидкостью ко рту больного и влил ее ему в рот.
– Не думаю, что он страдает от сердца, дражайшая леди, Все дело в камне. При этом камень расположен необычно высоко.
Дама перестала плакать.
– Не может этого быть. Лучшие врачи Лондона лечили его от болезни сердца.
Голос доктора Уиндема прозвучал, как раскат грома:
– Его плохо лечили, мадам. Я дал ему отвара, чтобы снять боль. Отвезите его в гостиницу, пусть отдохнет. Не разрешайте ему пить эль со специями и есть мясо тяжелых сортов. Каждое утро пусть стоит на голове, чтобы камень не спустился в мочеиcпуcкaтeльный канал.
– Доктор, это не лечение! Дайте ему самое дорогое средство от болей в сердце. Ваши золотые пилюли!
Доктор Джосая Уиндем заколебался:
– Я не решаюсь, они стоят один фунт плюс оплата за визит.
Дама поднялась. Вид у нее был поистине угрожающий.
– Дайте самое лучшее лекарство, доктор, немедленно!
– Конечно, мадам. Два лекарства для вашего мужа, немедленно, – кланяясь, сказал доктор.
Из маленького портативного сундучка он извлек закупоренную зеленую бутылку и вручил даме вместе с бумажным пакетом.
– По одной ложке после еды, – проинструктировал он, – Но ни-ни в новолуние. Как учил старина Гален, это препятствует кровообращению, притоку и оттоку крови. Что касается золотых пилюль, пусть принимает их каждый вечер по одной.
– Но ваш коллега по Королевскому медицинскому колледжу доктор Харви доказал, что именно сердце заставляет кровь циркулировать по всему телу, – не сдержавшись, вступила в разговор Анна.
Уиндем стремительно обернулся и смерил ее острым взглядом:
– Ты собираешься учить выпускника медицинского факультета университета Падуи, паренек?
Анна покачала головой, сожалея, что вмешалась в разговор, обнаружив познания, несовместимые с образом деревенского мальчишки.
– Нет, сэр, я просто хочу получить свой пенни за то, что привез к вам мадам и ее супруга.
Доктор нахмурился и пожал плечами.
– Видите, мадам, насколько невоспитанно это поколение. Это все вина Кромвеля, вся эта болтовня о свободе и эти рукопожатия и так называемое равенство. Заражает даже людей самого низкого звания. Не правда ли? – Доктор обменялся понимающими взглядами с дамой. – Итак, вы помните мои рекомендации, моя дорогая леди?
– Не принимать в новолуние, – повторила она.
– Именно так. Я настаиваю на том, чтобы вы особенно тщательно следили за фазами луны, потому что от вас зависит здоровье вашего мужа, более того, его жизнь.
– Я буду предельно осторожна, дорогой доктор, – сказала леди, сияя, видимо, вполне удовлетворенная предписаниями.
Доктор Уиндем улыбнулся и, привстав на цыпочки, всмотрелся в ее лицо.
– Что? – вопросила дама, стремительно поднеся руки к лицу, потом к волосам, к капюшону. – Что вы там видите?
Доктор испустил тяжкий вздох:
– Увы, я свидетель ужасного преступления Вы пожертвовали красотой ради мужа.
– Таков удел жены, сэр.
– Как это верно, – произнес доктор Уиндем.
Анна, с трудом сдерживая смех, размышляла, чего добивается этот мошенник. Жаль, что здесь нет Джона Гилберта, та кого же мошенника. Доктор, похожий на бентамского петуха, согнулся в нижайшем поклоне, но продолжал смотреть на леди, будто был не в силах отвести от нее глаз.
– О, как я хочу… – начал было он, но не договорил.
– Чего вы хотите? – спросила дама, чье любопытство было возбуждено до крайности. – Если вы что-то видите в моем лице, скажите. Это ваш долг, предписываемый профессией.
– Это так, сударыня.
– Отец, – вмешался Филиберт, – эта леди заслуживает такого же внимания, какое вы оказали графине Каслмейн. Она не заслуживает наказания за то, что оказалась вернейшей супругой для своего мужа, в то время как любовница его величества была вознаграждена за гораздо меньшие заслуги. Вы ведь не стали способствовать тому, чтобы легкомысленная женщина похитила привязанность короля?
Доктор кивнул.
– Вы оба совершенно правы. Я должен исцелять не только цингу, печеночную колику или хандру, моя дорогая леди. Не смею отрицать, что учился в Италии и познал там чудесное искусство ухода за женской красотой, чтобы женщина сорока лет или старше сохраняла лицо пятнадцатилетней девушки.
Дыхание дамы участилось, а доктор, отступив на шаг, поднял руку, словно отрекаясь от собственных слов:
– Но я больше не делаю своей чудотворной мази, потому но теперь, во время большого несчастья и смятения, невозможно думать о подобных вещах. Женщина с вашим характером не станет думать о средстве против старения, когда ее муж на ложе страдания.
– Не станет, – печально ответила дама с видом мученицы.
Доктор Уиндем отвесил поклон, почти отвернулся от нее, но потом снова посмотрел ей в лицо, по мнению Анны, едва ли когда-либо отличавшееся красотой. Доктор звучно похлопал одной ладонью о другую.
– Хотя, должен вам сказать, сударыня, будь я проклят, но вижу больше смысла в том чтобы сохранить вашу красоту, и надеюсь снискать большую славу в этом деле чем в исцелении любого пациента.
Мадам вспыхнула от удовольствия, какого, подумала Анна, не испытывала лет с пятнадцати, если испытала когда-либо вообще.
Тем временем ее муж перестал стонать и оглядывался, пытаясь сесть.
– Помоги мне, о ты, всезнающий юноша, – обратился доктор к Анне. Вместе с Филибертом они подняли пациента и усадили на столе.
– Мадам, – повторила Анна, – отдайте мое серебро, и я уйду.
– Какая наглость! Ты получишь свой пенни, когда довезешь нас до ближайшей гостиницы.
Доктор покачал головой и отвесил поклон:
– Примите мои глубочайшие извинения, но я настаиваю на том, чтобы вас отвез мой сын, Филиберт Уиндем. Он устроит вас в гостинице «Белый олень», а также договорится с хозяином о том, чтобы тот обеспечил надлежащую диету вашему мужу. К тому же крепкие руки моего сына придутся вам более кстати, чем худые этого малого.
– Мой пенни, будьте так любезны – Анна вытянула свою чумазую руку ладонью вверх.
Она была в полуобморочном состоянии от голода.
– Очень хорошо.
Женщина бросила монетку, Анна ее поймала, поднесла ко рту и проверила качество металла зубами, как делали многие конюхи.
– Доктор, – сказала дама, как только ее мужа усадили на носилки, и он тяжело оперся о плечо Филиберта, – я хочу получить мазь, о которой вы упомянули. Долг жены и христианки сохранять тот облик, который даровал ей Господь, чтобы она могла радовать им своего супруга.
– Вы, мадам, на редкость мудры в сравнении с другими женщинами.
Он поклонился ей и извлек маленькую лаковую коробочку с мазью и флакон.
– Что это? – спросила женщина, поднося флакон к окну, чтобы получше рассмотреть его. – Вы же говорили только о мази.
Доктор Уиндем понизил голос до заговорщического шепота:
– Это масло не имеет отношения к моему искусству, и я даю его вам бесплатно, чтобы вы могли защитить себя. Оно от одной старой цыганки, и чары, которые в нем таятся, могут отогнать нежелательное внимание мужчин. Мадам, молю вас держать его поближе к себе. После того как вы начнете пользоваться моей мазью, у вас не будет отбоя от мужчин.
Его голос замер, а дама чуть не задохнулась от радости.
– В таком случае я у вас в неоплатном долгу, мой добрый доктор.
Доктор Уиндем поклонился чуть ли не до земли.
– Тогда добавьте мне еще два фунта, и мазь окажет поистине волшебное действие.
Уиндем поцеловал пальчики, вручившие ему деньги, их веселым видом проводил леди с баржи.
Анна попыталась проскользнуть мимо него к двери. Ей надо было поскорее улизнуть и найти какую-нибудь еду, а потом двигаться дальше в Лондон. Она не сомневалась в том, что расстояние между ней и преследующим ее Джоном Гилбертом сократилось из-за этой проволочки.
Но доктор преградил ей путь:
– Останьтесь, миледи, и расскажите мне, почему скрываете свою безупречную кожу и прочие прелести под этими грязными лохмотьями?
Анна опешила. Ее поймали с поличным, и теперь ей предстоит провести ночь в Редингской тюрьме.
– Как вы собираетесь со мной поступить? – Голос ее дрогнул, хотя она дерзко вздернула подбородок.
– Все зависит от того, насколько интересную историю вы мне расскажете, миледи. – Он улыбнулся.
– Говоря по правде, я самая настоящая дура.
– Не стоит себя винить, девочка. Твоя маскировка отменно хороша, но я врач, и у меня есть опыт: я могу разгадать истинную внешность человека, как бы он ни маскировался. Большинство людей, даже серьезно больных, пытаются одурачить слишком любознательных врачей. Пьяница клянется, что только изредка позволяет себе выпить разбавленного вина, мужчины, заразившиеся сифилисом, клянутся, что никогда не водились со шлюхами, и так далее.
К Анне вернулось спокойствие.
– Странно, что низкий шарлатан разглагольствует о маскировке, сэр.
– Шарлатан, это верно, но вовсе не низкий, девочка. Я самый лучший из шарлатанов в области медицины.
Он наполнил две кружки элем и одну вручил Анне. Девушка приняла ее и в полном изнеможении прислонилась к стене каюты.
– Я очень голодна, добрый доктор, – сказала Анна внезапно изменившимся голосом и гораздо более вежливо, чем прежде.
Уиндем кивнул, вынул из-под салфетки белый хлеб, тот, что продают по три каравая за пенни, и отрезал большой ломоть.
Анна откусила огромный кусок этого чудесного хлеба и чуть не подавилась.
– Успокойся, – загремел доктор. – Откусывай понемножку, ешь помедленнее, иначе он не удержится у тебя в желудке надолго.
Уиндем отрезал кусок ее любимого сыра, уэнслидейла, с привкусом древесного угля, изготовленного из ольхи.
Уиндем придвинул к хирургическому столу два стула и смахнул с него все лишнее носовым платком. На столе появилась миска с фруктами, и Анна испустила вздох счастья.
– Вы и в самом деле самый обеспеченный шарлатан, сэр.
– Ешь на здоровье, а я продолжу заниматься твоим образованием, девочка. Ты называешь меня шарлатаном, но разве ты не заметила, что мой первый и, разумеется, правильный диагноз был отвергнут дамой? Она предпочла быть обманутой. Если бы я не предложил ей фальшивое лекарство от сердечной болезни и не пообещал полного исцеления, она, вероятно, отвергла бы необходимую для ее мужа щадящую диету, а для него это единственная надежда жить с его камнем без хирургического вмешательства.
Анна хмыкнула:
– А каков эффект вашего волшебного крема для лица?
Уиндем пожал плечами.
– Ты молода и презираешь глупые фантазии старших, но я убедился в том, что мой крем творит чудеса. Морщины исчезают, губы становятся алыми, глаза ясными. Если женщина жаждет мужской ласки, она ее обычно находит. – Он лукаво усмехнулся.
– Но ведь эти изменения не вечны.
Уиндем стал теребить локон своего парика.
– Ну, девочка, ничто на земле не вечно.
Она уже готова была попенять ему на аморальность таких рассуждений, но в бок баржи ударило что-то тяжелое, потом еще и еще.
– Давай, доктор, выходи, – донесся с берега мужской голос. – Я говорю, выходи и убирайся! А мы сожжем дотла твою чумную баржу.
Анна узнала шепелявый выговор торговца свечами, которого видела на площади. За его выкриком последовали кровожадные вопли остальных.
Уиндем подбежал к окну.
– Я выйду и займу их, пока ты перетянешь якорный канат на другую сторону баржи. Сможешь это сделать, девочка?
– А как же ваш сын?
– Он сообразит, что надо делать, – ответил доктор, и глаза его возбужденно блеснули. – Нам случается время от времени в спешке покидать город. Поторопись, девочка. Делай, как я говорю.
Анну охватил страх, но выбора у нее не было. Она вышла через дверь на другой стороне каюты, медленно проползла по планкам вдоль узкого мостика, огибая бочонки и снаряжение, пока не добралась до якорного каната, привязанного к ольхе. Ей очень хотелось убежать, но она не умела плавать, а если бы и умела, не решилась бы, потому что в обществе доктора Уиндема мир казался менее опасным местом. Она слышала его голос. Он тщетно пытался умилостивить толпу, обезумевшую от страха перед чумой.
Пока Анна ползла, она вполголоса бормотала проклятия в адрес Джона Гилберта. Если бы не он, ничего подобного бы с ней не случилось. А уж того ужаса, который она пережила за последнюю неделю, вполне могло хватить на всю жизнь!
Смоляной факел перелетел через крышу каюты и приземлился на бухту просмоленных веревок в тот самый момент, когда Анна перерезала якорный канат своим итальянским кинжалом. Веревки тотчас же вспыхнули, и Анна стала тушить огонь голыми руками. Справиться с огнем ей удалось, но кожа на руках покрылась волдырями.
Баржа сделала рывок под действием течения на середине реки и уже уносилась от разочарованной толпы, теперь кричавшей и бесновавшейся на берегу. Доктор Уиндем обогнул каюту и нашел Анну, дувшую на обожженные руки.
– Ах, что это? Моей отважной девочке больно!
– Здесь начался пожар, – пояснила Анна.
Он повел ее в каюту и вынул из медицинского саквояжа коробку своей чудодейственной мази для лица.
Сидя за хирургическим столом, Анна наблюдала, как он мажет мазью ее руки, и губы ее тронула улыбка.
Предвосхищая ее презрительные замечания, Уиндем сказал:
– Она очень хорошо помогает при ожогах.
– Вот и отлично. – Анна подняла руки. – Слава Богу, они у меня не морщинистые.
– Вот видишь, девочка, мазь уже творит чудеса.
Анна расхохоталась, доктор Уиндем присоединился к ней. Они хохотали до тех пор, пока по щекам у них не покатились слезы. Их неуемное веселье привело обезумевшую толпу на берегу в еще большую ярость.
Джон Гилберт сидел на небольшом холме, глядя на Темзу и толпу внизу. Он был переодет в костюм лудильщика и путешествовал в двуколке, сплошь увешанной горшками и кастрюлями. Естественно, смех с баржи доносился до его ушей, и на его губах заиграла ответная улыбка. Они прежде слышал этот сладостный женский смех после упражнений с мечом на зеленой лужайке в своем лесном лагере.
Анна оставила свой след в городе Рединге, безошибочно узнаваемый им, но каким-то непостижимым для него образом в эту минуту нашла безопасный приют, судя по ее веселому смеху.
Низкорослый молодой человек в непомерно высоком парике остановился возле его телеги.
– Раны Христовы! – пробормотал молодой человек, глядя сверху вниз на эту сцену. – Меня не было всего час, и вот что я нахожу по возвращении. Проклятие! Теперь мне придется тащиться в Виндзор пешком.
Джон, посмеявшись над его необычайным везением, ободряюще улыбнулся, но мальчик ответил на его улыбку мрачным взглядом.
– Но сегодня прекрасный день для пешей прогулки, паренек.
– Ты можешь веселиться, лудильщик, когда едешь в такой славной повозке.
Джон улыбнулся, глядя вслед малому, тотчас же отправившемуся в путь по пыльной дороге. Значит, Анна сделала остановку в Виндзоре. Джон миновал Рединг и по Оксфордской дороге въехал в лес, где его ожидал Джозеф.
– Джонни, – радостно приветствовал его Джозеф и хлопнул друга по плечу. – Погляди, что я нашел у торговца лошадьми, и от этого стал на 30 гиней беднее.
Сэр Пегас приветственно заржал при виде хозяина.
– Готов поклясться, что леди Анне теперь приходится скрываться от стражи.
Джон рассмеялся:
– Не беспокойся за нее, Джозеф. Она как феникс, способна возродиться из пепла любого несчастья.
– В таком случае зачем тебе гоняться за девицей и оказаться в миле от ужасного холма Тайберн?
Джон Гилберт не мог этого объяснить ни Джозефу, ни себе самому. Ответ был слишком очевиден. Он потерял голову. Джон все еще ощущал на губах вкус ее губ вместе со вкусом сбитого ею масла, а в ее изумрудных глазах читал вызов, когда она лежала на зеленой лужайке и смотрела на него снизу вверх после утомительной работы. Да, он, видимо, спятил, и место ему в психушке.
Оказавшись на берегу Темзы, Анна направилась к человеку, вязавшему в снопы камыши.
– Мы ищем доктора Уиндема, славный кровельщик, – обратилась к нему Анна вполголоса.
Кровельщик поднял голову и указал рукой вниз по течению:
– Значит, вы ищете знахаря? Раз уж он вам так нужен, идите ко второй барже возле осиновой рощицы.
– Поспеши, паренек, моему муженьку совсем худо, – подала голос дама из коляски.
Анна придержала лошадей возле небольшой баржи, перед которой на столбе красовалось объявление, гласившее, что здесь практикует доктор Джосая Уиндем, член Королевского медицинского колледжа, имеющий также опыт в области хирургии. Мелкими буквами в объявлении значилось, что доктор обладает особыми знаниями, полученными в университете города Падуя в Италии, и пользует от женских болезней, в особенности от зеленой немочи, связанной с периодическими истечениями у женщин. В самом низу объявления более крупными буквами доктор сообщал, что пользуется известностью в Лондоне, Париже и Риме, потому что может помочь женщине сохранить красоту и отличный цвет лица.
На зов Анны из каюты баржи появился низкорослый человек в огромном парике.
– Что, паренек, требуется мое врачевание?
Анну изумил его голос. Для столь низкорослого человечка доктор обладал на удивление зычным голосом, более низким и глубоким, чем у Джона Гилберта.
Дама высунула голову из коляски:
– У моего мужа сердечный приступ, сэр.
Доктор кивнул:
– Это моя специальность, мадам. – Он обернулся и загудел через плечо: – Филиберт, иди сюда и помоги мне лечить пациента.
На палубе появился молодой человек, как две капли воды похожий на самого доктора, в точно таком же парике. Вдвоем они вытащили из коляски очень тучного мужчину.
– Помоги поднять его ноги, паренек, – скомандовал доктор, отдуваясь и пыхтя.
Анна приблизилась к больному, схватила его за ноги в заляпанных грязью сапогах, оторвала их от земли и, пошатываясь под тяжестью, как и двое других, помогла дотащить его до палубы, а потом и до каюты.
Мадам следовала сзади, понукая всех троих и убеждая проявлять осторожность. Больного положили на стол, и его жена, рыдая, рухнула ему на грудь.
– О, я останусь бедной вдовой, и что со мной станется?
Доктор переместил ее на стул, где она и осталась, продолжая жалобно причитать. Анне захотелось ее утешить, но она поняла, что это будет выглядеть странно, поскольку одета она как паренек, к тому же простолюдин.
Доктор Джосая Уиндем сделал Анне знак подойти:
– Сними с него сапоги, мальчик. А ты, Филиберт, ослабь пояс и все, что его стесняет. Сними перевязь со шпагой, белье, все остальное.
– Я хочу получить свои деньги, мадам, и уйти.
Женщина не ответила, даже не посмотрела на Анну. Доктор Уиндем бросил на Анну сердитый взгляд:
– Поспеши, малый! Сними с него сапоги!
Анна сняла с больного сапоги и чулки. Он застонал. Доктор ощупал его ступни.
– Горячие ноги означают, что сердце холодное, – сказал он и обратился к женщине: – Мадам, ваш муж жаловался на боли?
– О да, доктор, постоянно.
– В каком именно месте?
Женщина дотронулась до огромного живота мужа с правой стороны.
– Не здесь? – спросил доктор, положив руку на грудь пациента. – А может быть, здесь?
Он положил руку на левое плечо больного и провел ладонью по его левой руке.
Мужчина застонал, и женщина снова начала причитать.
– Где у вас болит, сэр? – спросил доктор, склонившись к уху больного.
Больной процедил сквозь зубы:
– Везде! Дайте мне макового отвара, чтобы снять боль. Скорее!
Доктор поднял веко пациента, затем приложил ухо к его груди.
– Мадам, ваш муж много ел и много пил утром?
– О да.
– Я так и предполагал, – кивнув, сказал доктор.
Он поднес ложку с какой-то жидкостью ко рту больного и влил ее ему в рот.
– Не думаю, что он страдает от сердца, дражайшая леди, Все дело в камне. При этом камень расположен необычно высоко.
Дама перестала плакать.
– Не может этого быть. Лучшие врачи Лондона лечили его от болезни сердца.
Голос доктора Уиндема прозвучал, как раскат грома:
– Его плохо лечили, мадам. Я дал ему отвара, чтобы снять боль. Отвезите его в гостиницу, пусть отдохнет. Не разрешайте ему пить эль со специями и есть мясо тяжелых сортов. Каждое утро пусть стоит на голове, чтобы камень не спустился в мочеиcпуcкaтeльный канал.
– Доктор, это не лечение! Дайте ему самое дорогое средство от болей в сердце. Ваши золотые пилюли!
Доктор Джосая Уиндем заколебался:
– Я не решаюсь, они стоят один фунт плюс оплата за визит.
Дама поднялась. Вид у нее был поистине угрожающий.
– Дайте самое лучшее лекарство, доктор, немедленно!
– Конечно, мадам. Два лекарства для вашего мужа, немедленно, – кланяясь, сказал доктор.
Из маленького портативного сундучка он извлек закупоренную зеленую бутылку и вручил даме вместе с бумажным пакетом.
– По одной ложке после еды, – проинструктировал он, – Но ни-ни в новолуние. Как учил старина Гален, это препятствует кровообращению, притоку и оттоку крови. Что касается золотых пилюль, пусть принимает их каждый вечер по одной.
– Но ваш коллега по Королевскому медицинскому колледжу доктор Харви доказал, что именно сердце заставляет кровь циркулировать по всему телу, – не сдержавшись, вступила в разговор Анна.
Уиндем стремительно обернулся и смерил ее острым взглядом:
– Ты собираешься учить выпускника медицинского факультета университета Падуи, паренек?
Анна покачала головой, сожалея, что вмешалась в разговор, обнаружив познания, несовместимые с образом деревенского мальчишки.
– Нет, сэр, я просто хочу получить свой пенни за то, что привез к вам мадам и ее супруга.
Доктор нахмурился и пожал плечами.
– Видите, мадам, насколько невоспитанно это поколение. Это все вина Кромвеля, вся эта болтовня о свободе и эти рукопожатия и так называемое равенство. Заражает даже людей самого низкого звания. Не правда ли? – Доктор обменялся понимающими взглядами с дамой. – Итак, вы помните мои рекомендации, моя дорогая леди?
– Не принимать в новолуние, – повторила она.
– Именно так. Я настаиваю на том, чтобы вы особенно тщательно следили за фазами луны, потому что от вас зависит здоровье вашего мужа, более того, его жизнь.
– Я буду предельно осторожна, дорогой доктор, – сказала леди, сияя, видимо, вполне удовлетворенная предписаниями.
Доктор Уиндем улыбнулся и, привстав на цыпочки, всмотрелся в ее лицо.
– Что? – вопросила дама, стремительно поднеся руки к лицу, потом к волосам, к капюшону. – Что вы там видите?
Доктор испустил тяжкий вздох:
– Увы, я свидетель ужасного преступления Вы пожертвовали красотой ради мужа.
– Таков удел жены, сэр.
– Как это верно, – произнес доктор Уиндем.
Анна, с трудом сдерживая смех, размышляла, чего добивается этот мошенник. Жаль, что здесь нет Джона Гилберта, та кого же мошенника. Доктор, похожий на бентамского петуха, согнулся в нижайшем поклоне, но продолжал смотреть на леди, будто был не в силах отвести от нее глаз.
– О, как я хочу… – начал было он, но не договорил.
– Чего вы хотите? – спросила дама, чье любопытство было возбуждено до крайности. – Если вы что-то видите в моем лице, скажите. Это ваш долг, предписываемый профессией.
– Это так, сударыня.
– Отец, – вмешался Филиберт, – эта леди заслуживает такого же внимания, какое вы оказали графине Каслмейн. Она не заслуживает наказания за то, что оказалась вернейшей супругой для своего мужа, в то время как любовница его величества была вознаграждена за гораздо меньшие заслуги. Вы ведь не стали способствовать тому, чтобы легкомысленная женщина похитила привязанность короля?
Доктор кивнул.
– Вы оба совершенно правы. Я должен исцелять не только цингу, печеночную колику или хандру, моя дорогая леди. Не смею отрицать, что учился в Италии и познал там чудесное искусство ухода за женской красотой, чтобы женщина сорока лет или старше сохраняла лицо пятнадцатилетней девушки.
Дыхание дамы участилось, а доктор, отступив на шаг, поднял руку, словно отрекаясь от собственных слов:
– Но я больше не делаю своей чудотворной мази, потому но теперь, во время большого несчастья и смятения, невозможно думать о подобных вещах. Женщина с вашим характером не станет думать о средстве против старения, когда ее муж на ложе страдания.
– Не станет, – печально ответила дама с видом мученицы.
Доктор Уиндем отвесил поклон, почти отвернулся от нее, но потом снова посмотрел ей в лицо, по мнению Анны, едва ли когда-либо отличавшееся красотой. Доктор звучно похлопал одной ладонью о другую.
– Хотя, должен вам сказать, сударыня, будь я проклят, но вижу больше смысла в том чтобы сохранить вашу красоту, и надеюсь снискать большую славу в этом деле чем в исцелении любого пациента.
Мадам вспыхнула от удовольствия, какого, подумала Анна, не испытывала лет с пятнадцати, если испытала когда-либо вообще.
Тем временем ее муж перестал стонать и оглядывался, пытаясь сесть.
– Помоги мне, о ты, всезнающий юноша, – обратился доктор к Анне. Вместе с Филибертом они подняли пациента и усадили на столе.
– Мадам, – повторила Анна, – отдайте мое серебро, и я уйду.
– Какая наглость! Ты получишь свой пенни, когда довезешь нас до ближайшей гостиницы.
Доктор покачал головой и отвесил поклон:
– Примите мои глубочайшие извинения, но я настаиваю на том, чтобы вас отвез мой сын, Филиберт Уиндем. Он устроит вас в гостинице «Белый олень», а также договорится с хозяином о том, чтобы тот обеспечил надлежащую диету вашему мужу. К тому же крепкие руки моего сына придутся вам более кстати, чем худые этого малого.
– Мой пенни, будьте так любезны – Анна вытянула свою чумазую руку ладонью вверх.
Она была в полуобморочном состоянии от голода.
– Очень хорошо.
Женщина бросила монетку, Анна ее поймала, поднесла ко рту и проверила качество металла зубами, как делали многие конюхи.
– Доктор, – сказала дама, как только ее мужа усадили на носилки, и он тяжело оперся о плечо Филиберта, – я хочу получить мазь, о которой вы упомянули. Долг жены и христианки сохранять тот облик, который даровал ей Господь, чтобы она могла радовать им своего супруга.
– Вы, мадам, на редкость мудры в сравнении с другими женщинами.
Он поклонился ей и извлек маленькую лаковую коробочку с мазью и флакон.
– Что это? – спросила женщина, поднося флакон к окну, чтобы получше рассмотреть его. – Вы же говорили только о мази.
Доктор Уиндем понизил голос до заговорщического шепота:
– Это масло не имеет отношения к моему искусству, и я даю его вам бесплатно, чтобы вы могли защитить себя. Оно от одной старой цыганки, и чары, которые в нем таятся, могут отогнать нежелательное внимание мужчин. Мадам, молю вас держать его поближе к себе. После того как вы начнете пользоваться моей мазью, у вас не будет отбоя от мужчин.
Его голос замер, а дама чуть не задохнулась от радости.
– В таком случае я у вас в неоплатном долгу, мой добрый доктор.
Доктор Уиндем поклонился чуть ли не до земли.
– Тогда добавьте мне еще два фунта, и мазь окажет поистине волшебное действие.
Уиндем поцеловал пальчики, вручившие ему деньги, их веселым видом проводил леди с баржи.
Анна попыталась проскользнуть мимо него к двери. Ей надо было поскорее улизнуть и найти какую-нибудь еду, а потом двигаться дальше в Лондон. Она не сомневалась в том, что расстояние между ней и преследующим ее Джоном Гилбертом сократилось из-за этой проволочки.
Но доктор преградил ей путь:
– Останьтесь, миледи, и расскажите мне, почему скрываете свою безупречную кожу и прочие прелести под этими грязными лохмотьями?
Анна опешила. Ее поймали с поличным, и теперь ей предстоит провести ночь в Редингской тюрьме.
– Как вы собираетесь со мной поступить? – Голос ее дрогнул, хотя она дерзко вздернула подбородок.
– Все зависит от того, насколько интересную историю вы мне расскажете, миледи. – Он улыбнулся.
– Говоря по правде, я самая настоящая дура.
– Не стоит себя винить, девочка. Твоя маскировка отменно хороша, но я врач, и у меня есть опыт: я могу разгадать истинную внешность человека, как бы он ни маскировался. Большинство людей, даже серьезно больных, пытаются одурачить слишком любознательных врачей. Пьяница клянется, что только изредка позволяет себе выпить разбавленного вина, мужчины, заразившиеся сифилисом, клянутся, что никогда не водились со шлюхами, и так далее.
К Анне вернулось спокойствие.
– Странно, что низкий шарлатан разглагольствует о маскировке, сэр.
– Шарлатан, это верно, но вовсе не низкий, девочка. Я самый лучший из шарлатанов в области медицины.
Он наполнил две кружки элем и одну вручил Анне. Девушка приняла ее и в полном изнеможении прислонилась к стене каюты.
– Я очень голодна, добрый доктор, – сказала Анна внезапно изменившимся голосом и гораздо более вежливо, чем прежде.
Уиндем кивнул, вынул из-под салфетки белый хлеб, тот, что продают по три каравая за пенни, и отрезал большой ломоть.
Анна откусила огромный кусок этого чудесного хлеба и чуть не подавилась.
– Успокойся, – загремел доктор. – Откусывай понемножку, ешь помедленнее, иначе он не удержится у тебя в желудке надолго.
Уиндем отрезал кусок ее любимого сыра, уэнслидейла, с привкусом древесного угля, изготовленного из ольхи.
Уиндем придвинул к хирургическому столу два стула и смахнул с него все лишнее носовым платком. На столе появилась миска с фруктами, и Анна испустила вздох счастья.
– Вы и в самом деле самый обеспеченный шарлатан, сэр.
– Ешь на здоровье, а я продолжу заниматься твоим образованием, девочка. Ты называешь меня шарлатаном, но разве ты не заметила, что мой первый и, разумеется, правильный диагноз был отвергнут дамой? Она предпочла быть обманутой. Если бы я не предложил ей фальшивое лекарство от сердечной болезни и не пообещал полного исцеления, она, вероятно, отвергла бы необходимую для ее мужа щадящую диету, а для него это единственная надежда жить с его камнем без хирургического вмешательства.
Анна хмыкнула:
– А каков эффект вашего волшебного крема для лица?
Уиндем пожал плечами.
– Ты молода и презираешь глупые фантазии старших, но я убедился в том, что мой крем творит чудеса. Морщины исчезают, губы становятся алыми, глаза ясными. Если женщина жаждет мужской ласки, она ее обычно находит. – Он лукаво усмехнулся.
– Но ведь эти изменения не вечны.
Уиндем стал теребить локон своего парика.
– Ну, девочка, ничто на земле не вечно.
Она уже готова была попенять ему на аморальность таких рассуждений, но в бок баржи ударило что-то тяжелое, потом еще и еще.
– Давай, доктор, выходи, – донесся с берега мужской голос. – Я говорю, выходи и убирайся! А мы сожжем дотла твою чумную баржу.
Анна узнала шепелявый выговор торговца свечами, которого видела на площади. За его выкриком последовали кровожадные вопли остальных.
Уиндем подбежал к окну.
– Я выйду и займу их, пока ты перетянешь якорный канат на другую сторону баржи. Сможешь это сделать, девочка?
– А как же ваш сын?
– Он сообразит, что надо делать, – ответил доктор, и глаза его возбужденно блеснули. – Нам случается время от времени в спешке покидать город. Поторопись, девочка. Делай, как я говорю.
Анну охватил страх, но выбора у нее не было. Она вышла через дверь на другой стороне каюты, медленно проползла по планкам вдоль узкого мостика, огибая бочонки и снаряжение, пока не добралась до якорного каната, привязанного к ольхе. Ей очень хотелось убежать, но она не умела плавать, а если бы и умела, не решилась бы, потому что в обществе доктора Уиндема мир казался менее опасным местом. Она слышала его голос. Он тщетно пытался умилостивить толпу, обезумевшую от страха перед чумой.
Пока Анна ползла, она вполголоса бормотала проклятия в адрес Джона Гилберта. Если бы не он, ничего подобного бы с ней не случилось. А уж того ужаса, который она пережила за последнюю неделю, вполне могло хватить на всю жизнь!
Смоляной факел перелетел через крышу каюты и приземлился на бухту просмоленных веревок в тот самый момент, когда Анна перерезала якорный канат своим итальянским кинжалом. Веревки тотчас же вспыхнули, и Анна стала тушить огонь голыми руками. Справиться с огнем ей удалось, но кожа на руках покрылась волдырями.
Баржа сделала рывок под действием течения на середине реки и уже уносилась от разочарованной толпы, теперь кричавшей и бесновавшейся на берегу. Доктор Уиндем обогнул каюту и нашел Анну, дувшую на обожженные руки.
– Ах, что это? Моей отважной девочке больно!
– Здесь начался пожар, – пояснила Анна.
Он повел ее в каюту и вынул из медицинского саквояжа коробку своей чудодейственной мази для лица.
Сидя за хирургическим столом, Анна наблюдала, как он мажет мазью ее руки, и губы ее тронула улыбка.
Предвосхищая ее презрительные замечания, Уиндем сказал:
– Она очень хорошо помогает при ожогах.
– Вот и отлично. – Анна подняла руки. – Слава Богу, они у меня не морщинистые.
– Вот видишь, девочка, мазь уже творит чудеса.
Анна расхохоталась, доктор Уиндем присоединился к ней. Они хохотали до тех пор, пока по щекам у них не покатились слезы. Их неуемное веселье привело обезумевшую толпу на берегу в еще большую ярость.
Джон Гилберт сидел на небольшом холме, глядя на Темзу и толпу внизу. Он был переодет в костюм лудильщика и путешествовал в двуколке, сплошь увешанной горшками и кастрюлями. Естественно, смех с баржи доносился до его ушей, и на его губах заиграла ответная улыбка. Они прежде слышал этот сладостный женский смех после упражнений с мечом на зеленой лужайке в своем лесном лагере.
Анна оставила свой след в городе Рединге, безошибочно узнаваемый им, но каким-то непостижимым для него образом в эту минуту нашла безопасный приют, судя по ее веселому смеху.
Низкорослый молодой человек в непомерно высоком парике остановился возле его телеги.
– Раны Христовы! – пробормотал молодой человек, глядя сверху вниз на эту сцену. – Меня не было всего час, и вот что я нахожу по возвращении. Проклятие! Теперь мне придется тащиться в Виндзор пешком.
Джон, посмеявшись над его необычайным везением, ободряюще улыбнулся, но мальчик ответил на его улыбку мрачным взглядом.
– Но сегодня прекрасный день для пешей прогулки, паренек.
– Ты можешь веселиться, лудильщик, когда едешь в такой славной повозке.
Джон улыбнулся, глядя вслед малому, тотчас же отправившемуся в путь по пыльной дороге. Значит, Анна сделала остановку в Виндзоре. Джон миновал Рединг и по Оксфордской дороге въехал в лес, где его ожидал Джозеф.
– Джонни, – радостно приветствовал его Джозеф и хлопнул друга по плечу. – Погляди, что я нашел у торговца лошадьми, и от этого стал на 30 гиней беднее.
Сэр Пегас приветственно заржал при виде хозяина.
– Готов поклясться, что леди Анне теперь приходится скрываться от стражи.
Джон рассмеялся:
– Не беспокойся за нее, Джозеф. Она как феникс, способна возродиться из пепла любого несчастья.
– В таком случае зачем тебе гоняться за девицей и оказаться в миле от ужасного холма Тайберн?
Джон Гилберт не мог этого объяснить ни Джозефу, ни себе самому. Ответ был слишком очевиден. Он потерял голову. Джон все еще ощущал на губах вкус ее губ вместе со вкусом сбитого ею масла, а в ее изумрудных глазах читал вызов, когда она лежала на зеленой лужайке и смотрела на него снизу вверх после утомительной работы. Да, он, видимо, спятил, и место ему в психушке.
Глава 9
Обманутая шарлатаном
На следующее утро Анна проснулась на палубе баржи. Она лежала на матрасе, свернувшись калачиком, а июньское солнце согревало ее, и она никак не могла вспомнить, где находится, пока не увидела Уиндема. Руку он держал на рулевом колесе и пристально смотрел на Анну.
Она потянулась, чувствуя, что наконец-то выспалась и отдохнула.
– Доброе утро, доктор. Я так хорошо спала. Если бы моя постель всегда находилась на воде, я дожила бы до ста лет. – Анна улыбнулась ему. – И тогда мне понадобилась бы ваша волшебная мазь.
Она потянулась, чувствуя, что наконец-то выспалась и отдохнула.
– Доброе утро, доктор. Я так хорошо спала. Если бы моя постель всегда находилась на воде, я дожила бы до ста лет. – Анна улыбнулась ему. – И тогда мне понадобилась бы ваша волшебная мазь.