За спиной Эда Ганолезе у окна с видом на Пятую авеню сидел в кресле Тони Борода, телохранитель Ганолезе. При рождении Тони, несомненно, имел другую фамилию, но мне она не известна, равно как и кому бы то ни было другому, за возможным исключением самого Тони. Кроме того, имя Борода очень ему идет. Бороды у него нет, но есть подбородок в ярд шириной. А сам он имеет рост два ярда и четыре дюйма. Тони не блещет умом, но чертовски силен и на удивление проворен. В нашем деле он — один из лучших телохранителей.
Третьим человеком в кабинете был Клэнси Маршалл, он сидел на кушетке справа. Клэнси — высокий, с иголочки одетый, исполненный достоинства стряпчий по темным делишкам; виски его слегка тронуты сединой, а фигура обычно облачена в строгий темно-серый костюм. Вы не увидите в окрестностях Мэдисон-авеню более узкого галстука, чем у нашего Клэнси. Когда я вошел, он улыбался, будто старый добрый хозяин, созвавший гостей на вечеринку, и на меня снова нахлынуло то самое чувство. «Тем самым чувством» я называю свою убежденность в том, что Клэнси стал бы карманным воришкой, кабы родители не отдали его учиться на законника.
Номер четвертый был мне незнаком, и это, должно быть, означало, что он и есть тот самый Джо Пистолет, о котором говорил Эд. Он восседал на кушетке рядом с Клэнси и был упакован в синий костюм в тонкую полоску, похожий на те, в которых щеголяет Джордж Рафт, когда пугает детишек на субботних дневных спектаклях. Пиджак был двубортный, с широкими лацканами и подбитыми ватой плечами. Пухлыми были не только плечи, но и левая пазуха под мышкой. Значит, Джо Пистолет ходит по городу, напрашиваясь на арест по обвинению в незаконном ношении оружия. У него была плоская физиономия с маленьким комочком оконной замазки посередине, где положено быть носу; глазки были совсем крошечные, и их почти полностью скрывала паутинка морщин, а нижняя челюсть едва ли уступала размерами подбородку Тони Бороды. Он сидел, ждал, и физиономия его не выражала ровным счетом ничего.
Когда я переступил порог, Клэнси одарил меня широкой улыбкой.
— Опаздываешь, ма-алыш, — протянул он.
— Пришлось задержаться, чтобы спустить по лестнице старуху в инвалидном кресле, — ответил я.
Клэнси обнажил свои сверкающие зубы.
— Шутник, — сказал он.
— Что там с Билли-Билли? — спросил меня Эд.
— Пока никаких вестей, — сообщил я. — Мне удалось договориться с одним парнем, он будет ждать Билли-Билли в квартире Джанки Стайна. Скорее всего, Билли-Билли пойдет именно к Джанки. Насколько я знаю, легавые еще не сцапали его, и у Джанки он пока не объявился.
— Мы не хотим, чтобы легавые добрались до него, — заявил Эд и вдруг показал пальцем на Джорджа Рафта. — Кажется, ты никогда раньше не встречался с Джо Пистолетом. Джо, это Клей, моя верная правая рука.
Мы с Джо пожали друг другу верные правые руки, и Джо проговорил:
— Клей?..
Он произнес мое имя с вопросительной интонацией и легкой улыбкой, словно ждал, что я назову ему еще и фамилию.
Я улыбнулся в ответ и переспросил:
— Джо Пистолет?..
По моему тону он мог бы догадаться, что я не прочь услышать его подлинное имя. Он называл себя дурацкой кличкой Пистолет по той же причине, по которой Тони Борода предпочитает свое нынешнее прозвище, Клэнси Маршалл — свое новое имя (уж и не знаю, как его величали прежде), а я — мой псевдоним Клей.
— Надо бы побыстрее отыскать Билли-Билли, — сказал Эд. — Клей, расширь круг посвященных. Никто не знает, куда этот шут может удрать со страху. Разыщи всех его знакомых, какие только есть.
Я кивнул.
— Хорошо Эд.
— Не нравится мне это, — сказал он. — Пока Билли-Билли в бегах, не будет нам покоя. Легавые начнут повсюду совать свои любопытные носы.
— Как мне сказали, розыск ведет восточный отдел по расследованию убийств, — сообщил я. — Кто-то на самом верху поднял шумиху из-за этого дела.
— С чего бы вдруг? — сердито спросил Эд. — Почему, черт возьми?
— Не знаю, — ответил я. — Возможно, сумею выяснить, когда разнюхаю, кого эта Мэвис Сент-Пол называла своим сахарным лапочкой.
Все четверо состроили удивленные мины.
— Мэвис Сент-Пол? — переспросил Эд.
— Это девица, которую зарезали, — пояснил я. — Сейчас я пытаюсь узнать, с кем она играла в дочки-папочки.
Эд кивнул и вяло улыбнулся мне.
— А ты не бил баклуши, Клей, — сказал он. — Весьма похвально, молодец.
— Судя по твоему виду, Клей, ты не выспался, — вставил Клэнси.
— Я вообще не спал, — ответил я.
— Как я понимаю, — подал голос Джо Пистолет, — этот Билли-Билли Кэнтел где-то скрывается?
— Мы так полагаем, — ответил ему Эд. — Откуда нам знать, может, он уже сидит в каком-нибудь поезде. — Он посмотрел на меня. — Кстати, Клей, помнишь наш вчерашний телефонный разговор насчет Европы? Ты об этом не распространяйся, ладно?
Мне понадобилось несколько секунд, чтобы уразуметь, о чем он говорит. Потом я врубился. Эд не хотел, чтобы кто-то знал, что он из кожи вон лезет ради дешевки вроде Билли-Билли Кэнтела только потому, что где-то в Европе есть шишка покрупнее самого Эда Ганолезе. Мне удалось удержаться от улыбки. Я мог себе представить, как вся эта история ранит гордость Эда.
— А я уже об этом напрочь забыл, — сказал я ему.
— Отлично.
— Мы не избавимся от забот, даже если будем знать, где скрывается Кэнтел, — снова встрял Клэнси. — Ведь его разыскивает полиция. Как ты верно заметил, они повсюду будут совать свои грязные носы. Мы не можем позволить себе укрывать его, но и сдать в полицию живьем тоже не можем.
— Мы уже его укрываем, — невозмутимо проговорил Эд.
Клэнси удивился. Обычная процедура была известна ему не хуже, чем мне.
— Эд, я ничего не понимаю, — сказал он. — Полиция будет искать его до тех пор, пока не найдет, а попутно наверняка раскопает еще много всего.
— А может, и нет, — возразил Эд. — Мало, что ли, нераскрытых убийств? Если полиция не найдет Билли-Билли сейчас, со временем эта история попросту забудется.
Даже зная положение дел лучше Клэнси, я был вынужден в чем-то согласиться с ним.
— Эд, — сказал я, — мне бы не хотелось навязывать свое мнение, но ты знаешь, что легавые бросают дело только в тех случаях, когда им не на кого навесить собак. Теперь же у них есть прекрасный кандидат на роль козла отпущения. Билли-Билли. Поэтому Клэнси прав, говоря, что они не прекратят охоту, пока не обложат его. Я не хочу сказать, что мы должны сдать его полиции, живого или мертвого. Но надо как-то охладить пыл легавых.
— Охладим, — ответил Эд. — Мы сделаем две вещи. Во-первых, мы наложим лапу на Билли-Билли Кэнтела и уберем с глаз подальше, туда, где полицейские его никогда не найдут. В Новую Англию или еще куда-нибудь. Во-вторых, нам придется отыскать того умника, который подставил Билли-Билли. Вот его-то мы и сдадим легавым.
Я вытаращил глаза.
— Ты не шутишь, Эд?
— Я что, похож на шутника?
— Ты хочешь, чтобы мы раскрыли убийство вместо следственной бригады?
— Это не имеет смысла, Эд, — сказал Клэнси. — Кэнтел того не стоит.
— Поиски убийц — работа полиции, — согласился я.
— Найдя Кзнтела, полиция прекратит все дальнейшие поиски, — сказал мне Эд. — И умник, который его подставил, знает это. Чтобы отвлечь преследователей от Кэнтела, надо навести их на умника. Это — единственный путь.
— Эд, — воззвал Клэнси. — Послушай, Эд. Как мы можем быть уверены в том, что Кэнтел не убивал ее? Он был «загашенный», ни черта не помнит. Вся эта история с подставкой — только слова и больше ничего.
— Ты когда-нибудь видел Кэнтела? — спросил его Эд.
Клэнси пожал плечами.
— Не знаю. Вероятно, видел. Фамилия знакомая. Возможно, Кэнтела когда-то замели за употребление наркотиков, а я освобождал его под залог.
— Клей его знает и поддержит меня. Кэнтел не носит с собой никакого оружия, никогда не носил и не стал бы носить.
— Кроме того, — добавил я, — можно поставить два к одному, что у него кишка тонка снять голубушку из Центрального парка. Нет, Эд прав: Кэнтела подставили.
— И я хочу знать, кто это сделал, — подвел итог Эд и наставил на меня палец. — А это — твоя забота. — Он опять посмотрел на Клэнси. — А твоя задача — юридическое обеспечение. Свяжись со своими людьми в окружной прокуратуре. Я хочу знать, как обстоят дела, все до мелочей. Я хочу знать, почему восточный отдел по расследованию убийств вынужден заниматься заурядным случаем поножовщины. А коли настанет день, когда Билли-Билли понадобится защитник, этим защитником будешь ты. Если Кэнтела сцапают, ты вызволишь его. Я не хочу, чтобы он провел в тюрьме даже минуту.
— Эд, — сказал я, — тот парень, который подставил Билли-Билли…
— Найди его.
— Уж и не знаю, смогу ли. Он убил женщину по имени Мэвис Сент-Пол. Ты с ней незнаком, Клэнси тоже, как и Джо, и Тони, и я сам. У нас нет ни единой зацепки. Человек, убивший ее, вышел на тротуар, схватил первого попавшегося беднягу, затащил в квартиру и бросил там. Бедняга оказался из числа наших бедолаг, и это единственное, что связывает нас с убийством.
— Ты хочешь сказать, что не в состоянии найти его? — спросил меня Эд.
— Черт, да нет же, Эд, тебе ли не знать! Я найду его как миленький, но на это уйдет время, а легавые не будут сидеть сложа руки.
— Послушай, Эд, — сказал Клэнси, — мне кажется, не имеет значений, виновен Кэнтел или нет. Полиция считает его виновным, вот что главное. Не понимаю, с какой стати…
Эд не дал ему договорить.
— Мы его не выдадим, — отрезал он, — Вопрос закрыт, и впредь прошу его не поднимать.
— Ладно, Эд, — сказал Клэнси. — Не знаю, почему ты решил выручать это жалкое ничтожество…
— Вот именно. Не знаешь.
За все это время Джо не вымолвил ни слова, просто сидел и смотрел на нас. Совершенно невозмутимо, хотя и не без любопытства. Но теперь он открыл рот и мягко произнес:
— Мне говорили, что американцы — большие любители совещаться и готовы болтать, пока не сдохнут, прежде чем предпримут какие-то шаги. Теперь я в это верю.
Эд кисло взглянул на него.
— Ты прав, — сказал он. — Собрание объявляется закрытым. За работу, Клей.
— Погоди, Эд, — сказал Клэнси. — Я — твой адвокат, верно? Это я говорю тебе, что делать, чтобы не иметь трений с законом, верно?
— Если тебе есть что предложить, кроме выдачи Билли-Билли полиции, то я весь внимание.
— Хорошо. Ты не хочешь, чтобы на Билли-Билли повесили обвинение. Тогда почему бы не подставить кого-нибудь другого? Почему не найти собственного козла отпущения и не выбраться из лужи таким способом?
— Это куда сложнее, чем поймать умника, который заварил всю кашу, — ответил Эд. — Кроме того, мне нужен этот умник. Что он о себе возомнил, в конце концов? Он что, может хватать моих людей, наводить легавых на всю организацию и в ус не дуть? Черта с два! Он мне нужен.
— Эд, ты должен взглянуть на это с точки зрения дела…
На столе Клэнси зажужжало переговорное устройство, беседа прервалась, и Эд нажал клавишу.
— Что такое? — спросил он.
— По первой линии звонят Клею, — послышался голос секретарши.
— Кто?
— Мистер Фрайхофер.
— Я просил его разузнать о Мэвис Сент-Пол. «Надо бы ответить, посмотреть, что у него есть, — сказал я, подходя к столу и садясь на его край. Я снял трубку. — Клей слушает.
— Мэри Комаски, — сказал он. — Беллевилл, Иллинойс, двадцать пять лет. В Нью-Йорке седьмой год.
— Погоди, погоди, дай я возьму бумагу и карандаш.
— Ладно.
Я пошарил по столу Клэнси, взял карандаш и бумагу и снова поднес трубку к уху.
— Ты говоришь о Мэвис Сент-Пол?
— А о ком же еще? Мэвис Сент-Пол, урожденная Мэри Камаски, появилась на свет в Беллевилле, Иллинойс, двадцать пять лет назад. В девятнадцать лет приехала в Нью-Йорк, около года посещала курсы актерского мастерства, танцевала в одном клубе, немного работала моделью, недолго путалась с Саем Грилдквистом два-три года назад.
Я лихорадочно записывал.
— С каким Саем?
— Грилдквистом, продюсером с Бродвея, — он произнес имя по буквам и добавил: — Она пыталась сделать карьеру актрисы на его кушетке. Они были вместе около полугода. Потом появился Джонни Рикардо, владелец пары клубов, и еще несколько парней.
— Кто последний?
— Эрнест Тессельман. Почти год. Он и платил за ее жилье.
— Понятно. Что-нибудь еще?
— Да, одна тонкость. В перерывах между любовниками она делила кров с девушкой по имени Бетти Бенсон. Бог знает, как ее звать на самом деле. Она прожила в городе пять лет и все еще учится на актрису.
— Ты знаешь ее адрес?
— Да, где-то был, подожди.
Я услышал, как шуршит бумага, потом Арчи продиктовал мне адрес: Гроув-стрит в Гринвич-Виллидж. Поблагодарив его и повесив трубку, я снова перечитал имя приятеля Мэвис Сент-Пол. Эрнест Тессельман. Это объясняло, почему в дело влез восточный отдел по расследованию убийств, и кто обеспечивает давление сверху.
Эрнест Тессельман, мягко выражаясь, занимается политикой. Он никогда не выдвигал свою кандидатуру ни на один пост, ни разу не произносил речей, не выступал перед выпускниками юридических факультетов, и его фотографии не попадали в газеты в связи с каким-либо заявлением о национальной обороне или испытаниях ядерного оружия. Зато он выбирает мальчиков, которые делают все это за него. Эрнест много лет дружил с Эдом Ганолезе, хотя никогда не был его партнером или соперником. Их поприща были связаны между собой примерно так же, как пивоварение со стекольной промышленностью.
Насколько мне было известно, Тессельман имел большой вес в городе. И если кто-то зарезал его куколку, он наверняка нашепчет какому-нибудь чиновнику, что парня надо поймать, причем непременно, да еще и побыстрее. Разумеется, при этом Эрнест не будет иметь никакого зримого отношения к делу. Черная кость вроде Граймса и Фреда Мэна никогда не услышит из его уст ни единого слова. Но одного звонка какому-нибудь небожителю, сидящему где-то высоко в стратосфере над головами этих трудяг, вполне достаточно, чтобы заставить их вкалывать с предельным усердием.
Эд прервал мои прозаические размышления, спросив:
— Есть что-нибудь любопытное?
— В некотором роде. Мэвис Сент-Пол была имуществом Эрнеста Тессельмана.
— Ага! — воскликнул он. — Это объясняет интерес к делу.
— И не говори.
Джо сострил вежливо-изумленную мину.
— Эрнест Тессельман? — переспросил он.
Эд растолковал ему, кто такой Эрнест Тессельман, и Джо кивнул, после чего вновь углубился в молчаливое созерцание. Эд повернулся ко мне.
— Тебе придется встретиться с ним, Клей.
— Мне? Но я даже не знаю этого парня, Эд. Какой толк мне идти и говорить с ним?
— Ты единственный, кто видел Билли-Билли после убийства. Только ты сумеешь убедить Тессельмана, что Билли-Билли не убивал его подружку. Кроме того, поиски настоящего убийцы поручены тебе, и, возможно, Тессельман сумеет помочь в этом деле. Расскажет тебе, кем была эта как бишь ее…
— Мэвис Сент-Пол, — напомнил я.
— Да, Мэвис Сент-Пол. Может, он скажет тебе, с кем она дружила и кому была на руку ее гибель. Я позвоню Эрнесту и скажу, что ты придешь. Запиши адрес.
Он продиктовал. Я записал. И сказал:
— Уж и не знаю, Эд. Этот парень занимается общественной деятельностью, а она для меня — потемки.
— Просто сходи к нему и поговори. Расскажи, что случилось.
— Ни о чем не умалчивая?
— Разумеется. Говори все, как есть. Если будешь с ним темнить, толку не добьешься. Что мне ему сказать, во сколько ты придешь?
— Может быть, нынче пополудни? Мне надо поспать, Эд, а то я уже туго соображаю. Боюсь, от меня будет мало проку, если я не вздремну.
— Хорошо. Сейчас десять утра. Я договорюсь о встрече на пять вечера. Это даст тебе возможность поспать пять-шесть часов. Устраивает?
— Конечно, устраивает.
— Учти, пока мы не наложим лапу на этого умника, тебе придется мириться с недосыпом, Клей. Как говорят в армии, у нас сейчас боевая и аварийная тревога в условиях стихийного бедствия.
— Да, я знаю.
— Хорошо, совещание окончено. Джо, пойдем перекусим где-нибудь. Клэнси, садись на телефон и обстряпывай дела. Если легавые загребут Билли-Билли, пусть тебе немедленно сообщат об этом, чтобы ты мог по-быстрому вызволить его.
— Хорошо, Эд, — с сомнением ответил Клэнси.
— В пять часов я встречусь с Тессельманом, а потом позвоню тебе и передам, что он мне скажет, — пообещал я.
Все мы, за исключением Клэнси, покинули контору и спустились на лифте. Эд предложил подвезти меня, но тут я, как во сне, вспомнил, что мой «мерседес» стоит на Сорок шестой улице. Я поймал такси, откинулся на спинку сиденья и принялся бороться со сном.
Борьба эта сделалась еще ожесточеннее, когда я очутился за рулем «мерседеса». Но мне удалось добраться до гаража, где я сдал машину смотрителю дневной смены, который, похоже, вовсе лишен дара речи, и отправился пешком домой.
Перед зданием, рядом со щитом с надписью «Зона принудительной буксировки», стоял кремово-серый «форд». Солнцезащитный козырек над рулем был опущен, и я увидел прилепленную к нему полицейскую карточку. Для меня не было тайной, к кому приехали маленькие синие человечки.
6
Третьим человеком в кабинете был Клэнси Маршалл, он сидел на кушетке справа. Клэнси — высокий, с иголочки одетый, исполненный достоинства стряпчий по темным делишкам; виски его слегка тронуты сединой, а фигура обычно облачена в строгий темно-серый костюм. Вы не увидите в окрестностях Мэдисон-авеню более узкого галстука, чем у нашего Клэнси. Когда я вошел, он улыбался, будто старый добрый хозяин, созвавший гостей на вечеринку, и на меня снова нахлынуло то самое чувство. «Тем самым чувством» я называю свою убежденность в том, что Клэнси стал бы карманным воришкой, кабы родители не отдали его учиться на законника.
Номер четвертый был мне незнаком, и это, должно быть, означало, что он и есть тот самый Джо Пистолет, о котором говорил Эд. Он восседал на кушетке рядом с Клэнси и был упакован в синий костюм в тонкую полоску, похожий на те, в которых щеголяет Джордж Рафт, когда пугает детишек на субботних дневных спектаклях. Пиджак был двубортный, с широкими лацканами и подбитыми ватой плечами. Пухлыми были не только плечи, но и левая пазуха под мышкой. Значит, Джо Пистолет ходит по городу, напрашиваясь на арест по обвинению в незаконном ношении оружия. У него была плоская физиономия с маленьким комочком оконной замазки посередине, где положено быть носу; глазки были совсем крошечные, и их почти полностью скрывала паутинка морщин, а нижняя челюсть едва ли уступала размерами подбородку Тони Бороды. Он сидел, ждал, и физиономия его не выражала ровным счетом ничего.
Когда я переступил порог, Клэнси одарил меня широкой улыбкой.
— Опаздываешь, ма-алыш, — протянул он.
— Пришлось задержаться, чтобы спустить по лестнице старуху в инвалидном кресле, — ответил я.
Клэнси обнажил свои сверкающие зубы.
— Шутник, — сказал он.
— Что там с Билли-Билли? — спросил меня Эд.
— Пока никаких вестей, — сообщил я. — Мне удалось договориться с одним парнем, он будет ждать Билли-Билли в квартире Джанки Стайна. Скорее всего, Билли-Билли пойдет именно к Джанки. Насколько я знаю, легавые еще не сцапали его, и у Джанки он пока не объявился.
— Мы не хотим, чтобы легавые добрались до него, — заявил Эд и вдруг показал пальцем на Джорджа Рафта. — Кажется, ты никогда раньше не встречался с Джо Пистолетом. Джо, это Клей, моя верная правая рука.
Мы с Джо пожали друг другу верные правые руки, и Джо проговорил:
— Клей?..
Он произнес мое имя с вопросительной интонацией и легкой улыбкой, словно ждал, что я назову ему еще и фамилию.
Я улыбнулся в ответ и переспросил:
— Джо Пистолет?..
По моему тону он мог бы догадаться, что я не прочь услышать его подлинное имя. Он называл себя дурацкой кличкой Пистолет по той же причине, по которой Тони Борода предпочитает свое нынешнее прозвище, Клэнси Маршалл — свое новое имя (уж и не знаю, как его величали прежде), а я — мой псевдоним Клей.
— Надо бы побыстрее отыскать Билли-Билли, — сказал Эд. — Клей, расширь круг посвященных. Никто не знает, куда этот шут может удрать со страху. Разыщи всех его знакомых, какие только есть.
Я кивнул.
— Хорошо Эд.
— Не нравится мне это, — сказал он. — Пока Билли-Билли в бегах, не будет нам покоя. Легавые начнут повсюду совать свои любопытные носы.
— Как мне сказали, розыск ведет восточный отдел по расследованию убийств, — сообщил я. — Кто-то на самом верху поднял шумиху из-за этого дела.
— С чего бы вдруг? — сердито спросил Эд. — Почему, черт возьми?
— Не знаю, — ответил я. — Возможно, сумею выяснить, когда разнюхаю, кого эта Мэвис Сент-Пол называла своим сахарным лапочкой.
Все четверо состроили удивленные мины.
— Мэвис Сент-Пол? — переспросил Эд.
— Это девица, которую зарезали, — пояснил я. — Сейчас я пытаюсь узнать, с кем она играла в дочки-папочки.
Эд кивнул и вяло улыбнулся мне.
— А ты не бил баклуши, Клей, — сказал он. — Весьма похвально, молодец.
— Судя по твоему виду, Клей, ты не выспался, — вставил Клэнси.
— Я вообще не спал, — ответил я.
— Как я понимаю, — подал голос Джо Пистолет, — этот Билли-Билли Кэнтел где-то скрывается?
— Мы так полагаем, — ответил ему Эд. — Откуда нам знать, может, он уже сидит в каком-нибудь поезде. — Он посмотрел на меня. — Кстати, Клей, помнишь наш вчерашний телефонный разговор насчет Европы? Ты об этом не распространяйся, ладно?
Мне понадобилось несколько секунд, чтобы уразуметь, о чем он говорит. Потом я врубился. Эд не хотел, чтобы кто-то знал, что он из кожи вон лезет ради дешевки вроде Билли-Билли Кэнтела только потому, что где-то в Европе есть шишка покрупнее самого Эда Ганолезе. Мне удалось удержаться от улыбки. Я мог себе представить, как вся эта история ранит гордость Эда.
— А я уже об этом напрочь забыл, — сказал я ему.
— Отлично.
— Мы не избавимся от забот, даже если будем знать, где скрывается Кэнтел, — снова встрял Клэнси. — Ведь его разыскивает полиция. Как ты верно заметил, они повсюду будут совать свои грязные носы. Мы не можем позволить себе укрывать его, но и сдать в полицию живьем тоже не можем.
— Мы уже его укрываем, — невозмутимо проговорил Эд.
Клэнси удивился. Обычная процедура была известна ему не хуже, чем мне.
— Эд, я ничего не понимаю, — сказал он. — Полиция будет искать его до тех пор, пока не найдет, а попутно наверняка раскопает еще много всего.
— А может, и нет, — возразил Эд. — Мало, что ли, нераскрытых убийств? Если полиция не найдет Билли-Билли сейчас, со временем эта история попросту забудется.
Даже зная положение дел лучше Клэнси, я был вынужден в чем-то согласиться с ним.
— Эд, — сказал я, — мне бы не хотелось навязывать свое мнение, но ты знаешь, что легавые бросают дело только в тех случаях, когда им не на кого навесить собак. Теперь же у них есть прекрасный кандидат на роль козла отпущения. Билли-Билли. Поэтому Клэнси прав, говоря, что они не прекратят охоту, пока не обложат его. Я не хочу сказать, что мы должны сдать его полиции, живого или мертвого. Но надо как-то охладить пыл легавых.
— Охладим, — ответил Эд. — Мы сделаем две вещи. Во-первых, мы наложим лапу на Билли-Билли Кэнтела и уберем с глаз подальше, туда, где полицейские его никогда не найдут. В Новую Англию или еще куда-нибудь. Во-вторых, нам придется отыскать того умника, который подставил Билли-Билли. Вот его-то мы и сдадим легавым.
Я вытаращил глаза.
— Ты не шутишь, Эд?
— Я что, похож на шутника?
— Ты хочешь, чтобы мы раскрыли убийство вместо следственной бригады?
— Это не имеет смысла, Эд, — сказал Клэнси. — Кэнтел того не стоит.
— Поиски убийц — работа полиции, — согласился я.
— Найдя Кзнтела, полиция прекратит все дальнейшие поиски, — сказал мне Эд. — И умник, который его подставил, знает это. Чтобы отвлечь преследователей от Кэнтела, надо навести их на умника. Это — единственный путь.
— Эд, — воззвал Клэнси. — Послушай, Эд. Как мы можем быть уверены в том, что Кэнтел не убивал ее? Он был «загашенный», ни черта не помнит. Вся эта история с подставкой — только слова и больше ничего.
— Ты когда-нибудь видел Кэнтела? — спросил его Эд.
Клэнси пожал плечами.
— Не знаю. Вероятно, видел. Фамилия знакомая. Возможно, Кэнтела когда-то замели за употребление наркотиков, а я освобождал его под залог.
— Клей его знает и поддержит меня. Кэнтел не носит с собой никакого оружия, никогда не носил и не стал бы носить.
— Кроме того, — добавил я, — можно поставить два к одному, что у него кишка тонка снять голубушку из Центрального парка. Нет, Эд прав: Кэнтела подставили.
— И я хочу знать, кто это сделал, — подвел итог Эд и наставил на меня палец. — А это — твоя забота. — Он опять посмотрел на Клэнси. — А твоя задача — юридическое обеспечение. Свяжись со своими людьми в окружной прокуратуре. Я хочу знать, как обстоят дела, все до мелочей. Я хочу знать, почему восточный отдел по расследованию убийств вынужден заниматься заурядным случаем поножовщины. А коли настанет день, когда Билли-Билли понадобится защитник, этим защитником будешь ты. Если Кэнтела сцапают, ты вызволишь его. Я не хочу, чтобы он провел в тюрьме даже минуту.
— Эд, — сказал я, — тот парень, который подставил Билли-Билли…
— Найди его.
— Уж и не знаю, смогу ли. Он убил женщину по имени Мэвис Сент-Пол. Ты с ней незнаком, Клэнси тоже, как и Джо, и Тони, и я сам. У нас нет ни единой зацепки. Человек, убивший ее, вышел на тротуар, схватил первого попавшегося беднягу, затащил в квартиру и бросил там. Бедняга оказался из числа наших бедолаг, и это единственное, что связывает нас с убийством.
— Ты хочешь сказать, что не в состоянии найти его? — спросил меня Эд.
— Черт, да нет же, Эд, тебе ли не знать! Я найду его как миленький, но на это уйдет время, а легавые не будут сидеть сложа руки.
— Послушай, Эд, — сказал Клэнси, — мне кажется, не имеет значений, виновен Кэнтел или нет. Полиция считает его виновным, вот что главное. Не понимаю, с какой стати…
Эд не дал ему договорить.
— Мы его не выдадим, — отрезал он, — Вопрос закрыт, и впредь прошу его не поднимать.
— Ладно, Эд, — сказал Клэнси. — Не знаю, почему ты решил выручать это жалкое ничтожество…
— Вот именно. Не знаешь.
За все это время Джо не вымолвил ни слова, просто сидел и смотрел на нас. Совершенно невозмутимо, хотя и не без любопытства. Но теперь он открыл рот и мягко произнес:
— Мне говорили, что американцы — большие любители совещаться и готовы болтать, пока не сдохнут, прежде чем предпримут какие-то шаги. Теперь я в это верю.
Эд кисло взглянул на него.
— Ты прав, — сказал он. — Собрание объявляется закрытым. За работу, Клей.
— Погоди, Эд, — сказал Клэнси. — Я — твой адвокат, верно? Это я говорю тебе, что делать, чтобы не иметь трений с законом, верно?
— Если тебе есть что предложить, кроме выдачи Билли-Билли полиции, то я весь внимание.
— Хорошо. Ты не хочешь, чтобы на Билли-Билли повесили обвинение. Тогда почему бы не подставить кого-нибудь другого? Почему не найти собственного козла отпущения и не выбраться из лужи таким способом?
— Это куда сложнее, чем поймать умника, который заварил всю кашу, — ответил Эд. — Кроме того, мне нужен этот умник. Что он о себе возомнил, в конце концов? Он что, может хватать моих людей, наводить легавых на всю организацию и в ус не дуть? Черта с два! Он мне нужен.
— Эд, ты должен взглянуть на это с точки зрения дела…
На столе Клэнси зажужжало переговорное устройство, беседа прервалась, и Эд нажал клавишу.
— Что такое? — спросил он.
— По первой линии звонят Клею, — послышался голос секретарши.
— Кто?
— Мистер Фрайхофер.
— Я просил его разузнать о Мэвис Сент-Пол. «Надо бы ответить, посмотреть, что у него есть, — сказал я, подходя к столу и садясь на его край. Я снял трубку. — Клей слушает.
— Мэри Комаски, — сказал он. — Беллевилл, Иллинойс, двадцать пять лет. В Нью-Йорке седьмой год.
— Погоди, погоди, дай я возьму бумагу и карандаш.
— Ладно.
Я пошарил по столу Клэнси, взял карандаш и бумагу и снова поднес трубку к уху.
— Ты говоришь о Мэвис Сент-Пол?
— А о ком же еще? Мэвис Сент-Пол, урожденная Мэри Камаски, появилась на свет в Беллевилле, Иллинойс, двадцать пять лет назад. В девятнадцать лет приехала в Нью-Йорк, около года посещала курсы актерского мастерства, танцевала в одном клубе, немного работала моделью, недолго путалась с Саем Грилдквистом два-три года назад.
Я лихорадочно записывал.
— С каким Саем?
— Грилдквистом, продюсером с Бродвея, — он произнес имя по буквам и добавил: — Она пыталась сделать карьеру актрисы на его кушетке. Они были вместе около полугода. Потом появился Джонни Рикардо, владелец пары клубов, и еще несколько парней.
— Кто последний?
— Эрнест Тессельман. Почти год. Он и платил за ее жилье.
— Понятно. Что-нибудь еще?
— Да, одна тонкость. В перерывах между любовниками она делила кров с девушкой по имени Бетти Бенсон. Бог знает, как ее звать на самом деле. Она прожила в городе пять лет и все еще учится на актрису.
— Ты знаешь ее адрес?
— Да, где-то был, подожди.
Я услышал, как шуршит бумага, потом Арчи продиктовал мне адрес: Гроув-стрит в Гринвич-Виллидж. Поблагодарив его и повесив трубку, я снова перечитал имя приятеля Мэвис Сент-Пол. Эрнест Тессельман. Это объясняло, почему в дело влез восточный отдел по расследованию убийств, и кто обеспечивает давление сверху.
Эрнест Тессельман, мягко выражаясь, занимается политикой. Он никогда не выдвигал свою кандидатуру ни на один пост, ни разу не произносил речей, не выступал перед выпускниками юридических факультетов, и его фотографии не попадали в газеты в связи с каким-либо заявлением о национальной обороне или испытаниях ядерного оружия. Зато он выбирает мальчиков, которые делают все это за него. Эрнест много лет дружил с Эдом Ганолезе, хотя никогда не был его партнером или соперником. Их поприща были связаны между собой примерно так же, как пивоварение со стекольной промышленностью.
Насколько мне было известно, Тессельман имел большой вес в городе. И если кто-то зарезал его куколку, он наверняка нашепчет какому-нибудь чиновнику, что парня надо поймать, причем непременно, да еще и побыстрее. Разумеется, при этом Эрнест не будет иметь никакого зримого отношения к делу. Черная кость вроде Граймса и Фреда Мэна никогда не услышит из его уст ни единого слова. Но одного звонка какому-нибудь небожителю, сидящему где-то высоко в стратосфере над головами этих трудяг, вполне достаточно, чтобы заставить их вкалывать с предельным усердием.
Эд прервал мои прозаические размышления, спросив:
— Есть что-нибудь любопытное?
— В некотором роде. Мэвис Сент-Пол была имуществом Эрнеста Тессельмана.
— Ага! — воскликнул он. — Это объясняет интерес к делу.
— И не говори.
Джо сострил вежливо-изумленную мину.
— Эрнест Тессельман? — переспросил он.
Эд растолковал ему, кто такой Эрнест Тессельман, и Джо кивнул, после чего вновь углубился в молчаливое созерцание. Эд повернулся ко мне.
— Тебе придется встретиться с ним, Клей.
— Мне? Но я даже не знаю этого парня, Эд. Какой толк мне идти и говорить с ним?
— Ты единственный, кто видел Билли-Билли после убийства. Только ты сумеешь убедить Тессельмана, что Билли-Билли не убивал его подружку. Кроме того, поиски настоящего убийцы поручены тебе, и, возможно, Тессельман сумеет помочь в этом деле. Расскажет тебе, кем была эта как бишь ее…
— Мэвис Сент-Пол, — напомнил я.
— Да, Мэвис Сент-Пол. Может, он скажет тебе, с кем она дружила и кому была на руку ее гибель. Я позвоню Эрнесту и скажу, что ты придешь. Запиши адрес.
Он продиктовал. Я записал. И сказал:
— Уж и не знаю, Эд. Этот парень занимается общественной деятельностью, а она для меня — потемки.
— Просто сходи к нему и поговори. Расскажи, что случилось.
— Ни о чем не умалчивая?
— Разумеется. Говори все, как есть. Если будешь с ним темнить, толку не добьешься. Что мне ему сказать, во сколько ты придешь?
— Может быть, нынче пополудни? Мне надо поспать, Эд, а то я уже туго соображаю. Боюсь, от меня будет мало проку, если я не вздремну.
— Хорошо. Сейчас десять утра. Я договорюсь о встрече на пять вечера. Это даст тебе возможность поспать пять-шесть часов. Устраивает?
— Конечно, устраивает.
— Учти, пока мы не наложим лапу на этого умника, тебе придется мириться с недосыпом, Клей. Как говорят в армии, у нас сейчас боевая и аварийная тревога в условиях стихийного бедствия.
— Да, я знаю.
— Хорошо, совещание окончено. Джо, пойдем перекусим где-нибудь. Клэнси, садись на телефон и обстряпывай дела. Если легавые загребут Билли-Билли, пусть тебе немедленно сообщат об этом, чтобы ты мог по-быстрому вызволить его.
— Хорошо, Эд, — с сомнением ответил Клэнси.
— В пять часов я встречусь с Тессельманом, а потом позвоню тебе и передам, что он мне скажет, — пообещал я.
Все мы, за исключением Клэнси, покинули контору и спустились на лифте. Эд предложил подвезти меня, но тут я, как во сне, вспомнил, что мой «мерседес» стоит на Сорок шестой улице. Я поймал такси, откинулся на спинку сиденья и принялся бороться со сном.
Борьба эта сделалась еще ожесточеннее, когда я очутился за рулем «мерседеса». Но мне удалось добраться до гаража, где я сдал машину смотрителю дневной смены, который, похоже, вовсе лишен дара речи, и отправился пешком домой.
Перед зданием, рядом со щитом с надписью «Зона принудительной буксировки», стоял кремово-серый «форд». Солнцезащитный козырек над рулем был опущен, и я увидел прилепленную к нему полицейскую карточку. Для меня не было тайной, к кому приехали маленькие синие человечки.
6
Я не ошибся: моя гостиная превратилась в псарню для целой своры легавых. Казалось, полиция устроила тут свой цеховой слет. Вернулся Граймс с обоими дружками, бывшими здесь прошлой ночью, но теперь к ним прибавилось еще двое незнакомцев. Они сидели тут и там, все грузные и мощные, как торговцы подержанными автомобилями, караулящие свою жертву. Эллы нигде не было.
Когда я вошел, их физиономии малость просветлели: долгожданная жертва прибыла.
— Ага, — проговорил Граймс, вставая. — Возвращение блудного сына.
— Извините, ребята, — ответил я. — Совсем запамятовал, что позвал вас в гости. Ну-с, какого ордера у вас нет на этот раз?
— Ты где был? — спросил Граймс.
— Ездил на Стейтон-Айленд, раздавал островитянам продуктовые наборы Армии Спасения.
— Очень остроумно. Ну, а теперь шутки в сторону. Отвечай, где ты был?
— В универсаме.
— Тебе что, неохота отвечать здесь? — спросил один из сопровождавших Граймса легавых. — Может, хочешь поехать в участок и отвечать там?
— А за что вы можете меня замести? — спросил я его
— Мне не хотелось бы вспоминать о том, как ты скрылся с места дорожно-транспортного происшествия, — молвил Граймс.
Я поморщился. Я напрочь забыл об этом. Я собирался позвонить в страховую компанию сразу же после начала рабочего дня, в восемь часов. Тогда я был бы чист. Но очень устал, да и голова была другим забита, а посему я совсем забыл об этом.
Граймс с ухмылкой взглянул на меня, и я заключил, что, наверное, слишком устал и не сумел состроить невозмутимую мину.
— Может, скажешь, где был? — повторил он.
— Не возражаете, если я позвоню, прежде чем вы арестуете меня?
— Клэнси Маршаллу? — Граймс покачал головой. — Возражаем, да еще как. Тебя не арестовали и не арестуют. Мы можем продержать тебя в кутузке до скончания века, но арест оформлять не будем. Просто задержан для допроса, и этот твой тихушник никогда тебя не найдет.
— А ты тем временем обозреешь интерьеры всех манхэттенских участков, — добавил один из легавых.
— А может, и нескольких участков в Бронксе, — посулил напоследок Граймс.
— Благодарю покорно. Я уже раз совершил такой объезд, — ответил я. — Довольно скучная экскурсия: все участки похожи один на другой. Эти зеленые стены. Во всех кутузках мира одинаковые зеленые стены. Неудивительно, что у легавых такой злобный нрав.
— Куда ты отправился прошлой ночью после нашего ухода, Клей?
— В рыгаловку.
— Ну что ж, поехали, прокатимся.
Мне очень, ну просто очень не хотелось отправляться на объезд участков.
— Слушайте, мистер Граймс, я устал, — сказал я ему. — Я четыре года глаз не смыкал. Приходите сегодня после полудня и задавайте свои вопросы, ладно?
— Вопрос только один, и лучше уж я задам его сейчас. Спрашиваю в последний раз, и, если будешь юлить, поедем кататься. Итак, где ты был с тех пор, как мы расстались?
— Не могу сказать, — ответил я — Хотел бы, но не могу, правда. Я готов выложить вам что угодно, лишь бы меня оставили в покое и дали хоть чуток вздремнуть. Но не могу.
— Почему это? — осведомился один из легавых.
— Если я вам не скажу, вы арестуете меня, и мы начнем забавляться, путешествуя по участкам. Но если я стану говорить, произойдет нечто гораздо худшее, — я повернулся к Граймсу. — Надо полагать, это как-то связано с Кэнтелом?
— Ты совершенно прав.
— Ну тогда вам и вовсе незачем знать, где я был. Мои дела не имеют никакого отношения к Билли-Билли Кэнтелу, и это святая правда. Не мешайте мне жить, а?
— Куда ты ездил, Клей?
Я решил играть до конца. Закусил нижнюю губу, встревоженно оглядел полицейских, потоптался и, наконец, сказал:
— На совещание, по переустройству организации. Где оно было, кто еще присутствовал, что и почему мы переустраивали — этого я вам никогда не скажу. К Билли-Билли Кэнтелу это не имело никакого отношения. Билли-Билли Кэнтел — грошовый жулик второго сорта, и если когда-нибудь кто-то из моих знакомых шевельнет пальцем ради него, это будет знаменательный день. Будьте же благоразумны, Граймс.
Один из полицейских спросил.
— Джо Пистолет там был? На этом совещании.
— Парень из Европы?
— Возможно.
— Похожий на Джона Рафта, только без носа, — сказал я. — Мы только что познакомились.
— Да, это он, — ответил полицейский. — Он и занимался переустройством?
— Нет, просто сидел в качестве наблюдателя.
— Это совещание никак не связано с Кэнтелом? — спросил третий легавый.
— Разумеется, нет, — ответил я. — Кого волнует такой ничтожный бездельник, как Билли-Билли Кэнтел?
— Меня, — заявил Граймс. — Меня весьма волнует этот ничтожный бездельник. И если я его не поймаю, мы с тобой будем развлекаться, путешествуя по участкам, до тех пор, пока ты не превратишься в подопечного ведомства социального страхования.
— Но почему? — спросил я — Ладно, ладно, он поиграл ножичком и доигрался, но это его сугубо личное дело. Никто из нас не имеет к этому никакого отношения. Почему мы должны его покрывать?
— Вот это я и хочу знать, — ответил Граймс. — По идее, мы должны были сцапать его уже несколько часов назад. Кто-то его укрывает. Он — один из подручных Эда Ганолезе, стало быть, и покрывает его либо сам Эд Ганолезе, либо еще кто-то из его подручных.
— Вы придаете Билли-Билли гораздо большее значение, чем мы, — сказал я, от души желая, чтобы мои слова соответствовали действительности.
— А что делал Джек Эберхардт в квартире Джанки Стайна? — спросил меня четвертый легавый.
Я захлопал глазами.
— Кто?
— Не валяй дурака, ты знаешь их обоих.
— Джека Эберхардта и Джанки Стайна? Конечно, знаю. И что из того? Они-то тут каким боком?
— Эберхардт караулил в квартире Стайна. Кого он там ждал?
— Почем мне знать? — сказал я, пытаясь сообразить, что же произошло. Должно быть, легавые, подобно мне, решили, что Джанки, скорее всего, даст Билли приют, и приехали к нему домой, где застали Джека Эберхардта. Я знал, что Джек болтать не станет, и не стоит беспокоиться из-за него, но сам Джанки опять был под кайфом, и ему я уж совсем не доверял.
— Он поджидал Билли-Билли Кэнтела, — сказал легавый
— Правда?
— Тебе это известно не хуже, чем мне. Что еще ему там делать?
— Может, они с Джанки друзья, — предположил я.
— Ты дважды выходил из дома, — сказал Граймс, опять меняя тему. — Первый раз тебя не было с трех до пяти. Потом ты вернулся, а в половине девятого опять ушел. Когда же было это совещание по какому-то там переустройству? В первый раз или во второй?
— И в первый и во второй, — ответил я, жалея, что не могу соображать быстрее. Я слишком устал, чтобы думать, и с трудом вспоминал то, что уже успел им сказать. — В первый раз я только познакомился с этим Джо Как-его-там и рассказал ему о наших сложностях.
— О сложностях с Билли-Билли Кэнтелом?
— Нет. Я уже сказал, что к Кэнтелу это не имело никакого отношения.
— Простое совпадение, так?
— То, что мне пришлось работать? Я бы не назвал это случайностью, поскольку тружусь каждый день.
— Складно говоришь, сукин сын, — сказал Граймс.
Тут вошла Элла с подносом. Она одарила меня лучезарной улыбкой невинной девочки, попавшей на вечеринку.
— Привет, Клей, — сказала она. — Я сделала чаю со льдом.
Элла обнесла угощением всех легавых. Они не знали, как быть. Легавый готов ко всему, кроме одного — он теряется, когда к нему относятся по-человечески и принимают в доме, как гостя.
— У нас… э… у нас нет времени, — промямлил Граймс. — Мы как раз собирались уходить
— О! — Элла очень мило надула губки. — Куда же мне девать весь этот чай?
— Посидите еще, — сказал я. Происходящее вдруг начало меня забавлять. — Всегда можно выкроить пять минут, чтобы выпить чаю. На улице очень жарко.
Легавые беспомощно переглянулись и в конце концов решили остаться отведать чаю со льдом. До сих пор я стоял, но теперь уселся в кресло у телефона. Элла разнесла чай и устроилась на полу возле меня, положив руку мне на колени. Она выглядела очень славно и по-домашнему.
Когда я вошел, их физиономии малость просветлели: долгожданная жертва прибыла.
— Ага, — проговорил Граймс, вставая. — Возвращение блудного сына.
— Извините, ребята, — ответил я. — Совсем запамятовал, что позвал вас в гости. Ну-с, какого ордера у вас нет на этот раз?
— Ты где был? — спросил Граймс.
— Ездил на Стейтон-Айленд, раздавал островитянам продуктовые наборы Армии Спасения.
— Очень остроумно. Ну, а теперь шутки в сторону. Отвечай, где ты был?
— В универсаме.
— Тебе что, неохота отвечать здесь? — спросил один из сопровождавших Граймса легавых. — Может, хочешь поехать в участок и отвечать там?
— А за что вы можете меня замести? — спросил я его
— Мне не хотелось бы вспоминать о том, как ты скрылся с места дорожно-транспортного происшествия, — молвил Граймс.
Я поморщился. Я напрочь забыл об этом. Я собирался позвонить в страховую компанию сразу же после начала рабочего дня, в восемь часов. Тогда я был бы чист. Но очень устал, да и голова была другим забита, а посему я совсем забыл об этом.
Граймс с ухмылкой взглянул на меня, и я заключил, что, наверное, слишком устал и не сумел состроить невозмутимую мину.
— Может, скажешь, где был? — повторил он.
— Не возражаете, если я позвоню, прежде чем вы арестуете меня?
— Клэнси Маршаллу? — Граймс покачал головой. — Возражаем, да еще как. Тебя не арестовали и не арестуют. Мы можем продержать тебя в кутузке до скончания века, но арест оформлять не будем. Просто задержан для допроса, и этот твой тихушник никогда тебя не найдет.
— А ты тем временем обозреешь интерьеры всех манхэттенских участков, — добавил один из легавых.
— А может, и нескольких участков в Бронксе, — посулил напоследок Граймс.
— Благодарю покорно. Я уже раз совершил такой объезд, — ответил я. — Довольно скучная экскурсия: все участки похожи один на другой. Эти зеленые стены. Во всех кутузках мира одинаковые зеленые стены. Неудивительно, что у легавых такой злобный нрав.
— Куда ты отправился прошлой ночью после нашего ухода, Клей?
— В рыгаловку.
— Ну что ж, поехали, прокатимся.
Мне очень, ну просто очень не хотелось отправляться на объезд участков.
— Слушайте, мистер Граймс, я устал, — сказал я ему. — Я четыре года глаз не смыкал. Приходите сегодня после полудня и задавайте свои вопросы, ладно?
— Вопрос только один, и лучше уж я задам его сейчас. Спрашиваю в последний раз, и, если будешь юлить, поедем кататься. Итак, где ты был с тех пор, как мы расстались?
— Не могу сказать, — ответил я — Хотел бы, но не могу, правда. Я готов выложить вам что угодно, лишь бы меня оставили в покое и дали хоть чуток вздремнуть. Но не могу.
— Почему это? — осведомился один из легавых.
— Если я вам не скажу, вы арестуете меня, и мы начнем забавляться, путешествуя по участкам. Но если я стану говорить, произойдет нечто гораздо худшее, — я повернулся к Граймсу. — Надо полагать, это как-то связано с Кэнтелом?
— Ты совершенно прав.
— Ну тогда вам и вовсе незачем знать, где я был. Мои дела не имеют никакого отношения к Билли-Билли Кэнтелу, и это святая правда. Не мешайте мне жить, а?
— Куда ты ездил, Клей?
Я решил играть до конца. Закусил нижнюю губу, встревоженно оглядел полицейских, потоптался и, наконец, сказал:
— На совещание, по переустройству организации. Где оно было, кто еще присутствовал, что и почему мы переустраивали — этого я вам никогда не скажу. К Билли-Билли Кэнтелу это не имело никакого отношения. Билли-Билли Кэнтел — грошовый жулик второго сорта, и если когда-нибудь кто-то из моих знакомых шевельнет пальцем ради него, это будет знаменательный день. Будьте же благоразумны, Граймс.
Один из полицейских спросил.
— Джо Пистолет там был? На этом совещании.
— Парень из Европы?
— Возможно.
— Похожий на Джона Рафта, только без носа, — сказал я. — Мы только что познакомились.
— Да, это он, — ответил полицейский. — Он и занимался переустройством?
— Нет, просто сидел в качестве наблюдателя.
— Это совещание никак не связано с Кэнтелом? — спросил третий легавый.
— Разумеется, нет, — ответил я. — Кого волнует такой ничтожный бездельник, как Билли-Билли Кэнтел?
— Меня, — заявил Граймс. — Меня весьма волнует этот ничтожный бездельник. И если я его не поймаю, мы с тобой будем развлекаться, путешествуя по участкам, до тех пор, пока ты не превратишься в подопечного ведомства социального страхования.
— Но почему? — спросил я — Ладно, ладно, он поиграл ножичком и доигрался, но это его сугубо личное дело. Никто из нас не имеет к этому никакого отношения. Почему мы должны его покрывать?
— Вот это я и хочу знать, — ответил Граймс. — По идее, мы должны были сцапать его уже несколько часов назад. Кто-то его укрывает. Он — один из подручных Эда Ганолезе, стало быть, и покрывает его либо сам Эд Ганолезе, либо еще кто-то из его подручных.
— Вы придаете Билли-Билли гораздо большее значение, чем мы, — сказал я, от души желая, чтобы мои слова соответствовали действительности.
— А что делал Джек Эберхардт в квартире Джанки Стайна? — спросил меня четвертый легавый.
Я захлопал глазами.
— Кто?
— Не валяй дурака, ты знаешь их обоих.
— Джека Эберхардта и Джанки Стайна? Конечно, знаю. И что из того? Они-то тут каким боком?
— Эберхардт караулил в квартире Стайна. Кого он там ждал?
— Почем мне знать? — сказал я, пытаясь сообразить, что же произошло. Должно быть, легавые, подобно мне, решили, что Джанки, скорее всего, даст Билли приют, и приехали к нему домой, где застали Джека Эберхардта. Я знал, что Джек болтать не станет, и не стоит беспокоиться из-за него, но сам Джанки опять был под кайфом, и ему я уж совсем не доверял.
— Он поджидал Билли-Билли Кэнтела, — сказал легавый
— Правда?
— Тебе это известно не хуже, чем мне. Что еще ему там делать?
— Может, они с Джанки друзья, — предположил я.
— Ты дважды выходил из дома, — сказал Граймс, опять меняя тему. — Первый раз тебя не было с трех до пяти. Потом ты вернулся, а в половине девятого опять ушел. Когда же было это совещание по какому-то там переустройству? В первый раз или во второй?
— И в первый и во второй, — ответил я, жалея, что не могу соображать быстрее. Я слишком устал, чтобы думать, и с трудом вспоминал то, что уже успел им сказать. — В первый раз я только познакомился с этим Джо Как-его-там и рассказал ему о наших сложностях.
— О сложностях с Билли-Билли Кэнтелом?
— Нет. Я уже сказал, что к Кэнтелу это не имело никакого отношения.
— Простое совпадение, так?
— То, что мне пришлось работать? Я бы не назвал это случайностью, поскольку тружусь каждый день.
— Складно говоришь, сукин сын, — сказал Граймс.
Тут вошла Элла с подносом. Она одарила меня лучезарной улыбкой невинной девочки, попавшей на вечеринку.
— Привет, Клей, — сказала она. — Я сделала чаю со льдом.
Элла обнесла угощением всех легавых. Они не знали, как быть. Легавый готов ко всему, кроме одного — он теряется, когда к нему относятся по-человечески и принимают в доме, как гостя.
— У нас… э… у нас нет времени, — промямлил Граймс. — Мы как раз собирались уходить
— О! — Элла очень мило надула губки. — Куда же мне девать весь этот чай?
— Посидите еще, — сказал я. Происходящее вдруг начало меня забавлять. — Всегда можно выкроить пять минут, чтобы выпить чаю. На улице очень жарко.
Легавые беспомощно переглянулись и в конце концов решили остаться отведать чаю со льдом. До сих пор я стоял, но теперь уселся в кресло у телефона. Элла разнесла чай и устроилась на полу возле меня, положив руку мне на колени. Она выглядела очень славно и по-домашнему.