— Хапуга, да?
— Нет! Она была очень милой. Черт возьми, поймите меня правильно. Мэвис не была стервой с тяжелым взглядом и волосами, обесцвеченными перекисью водорода. Не то что мегера, с которой я встречаюсь сейчас. Ничего общего. Она была милым ребенком, с которым легко поладить; спать с ней было одно удовольствие. Понимаете? Но одним глазом она всегда высматривала, где бы сорвать доллар.
— Почему вы говорите о ней в прошедшем времени? — спросил я. — Она что, умерла?
— Мэвис? Насколько я знаю, нет. Она где-то здесь, возможно, все еще с этим субчиком с телевидения, как там его звать, черт возьми. Хотя сомневаюсь. Вероятно, дурачится сейчас на чьей-нибудь яхте, наслаждаясь жизнью и поминутно заглядывая в свою сберкнижку. Нет, я говорю о ней в прошедшем времени потому, что для меня она — пройденный этап. Мое прошлое. Через полчаса после ухода отсюда вы тоже станете моим прошлым, и я буду говорить о вас в прошедшем времени. Но это вовсе не значит, что вы умрете.
— Мне просто стало любопытно, — сказал я и попытался кинуть ему наживку, дабы посмотреть, что из этого получится. — А что Бетти Бенсон?
— Кто?
Мне показалось, что это вполне правомерная реакция, но ведь я неважный знаток психологии.
— Бетти Бенсон, — повторил я.
Джонни опять заулыбался.
— Вы шутите, — сказал он. — Так никого не зовут.
— Но эту девушку звали именно так.
Он с улыбкой вздернул брови.
— Звали?
Я дал маху. Поэтому глуповато улыбнулся и сказал:
— У меня тоже есть прошлое. Это я от вас заразился. Зовут. Я о Бетти Бенсон.
— А что, я должен знать эту девушку? Мэвис-то я знаю, но не знаком ни с какой Бетти Бенсон.
— Мне подумалось, что вы могли видеться с ней. Она была… э-э-э… она
— подруга Мэвис.
Он на минуту задумался, потом покачал головой.
— Боюсь, что нет. Я еще могу потратить минуту, припоминая, кто такая Мэвис Сент-Пол. Это не совсем обычное имя, но где вы видели в Нью-Йорке шлюху с заурядным именем и фамилией? К тому же, три года прошло. Но Бетти Бенсон… Я наверняка запомнил бы цыпочку с таким именем, попадись она мне на глаза.
— Да, надо думать, — согласился я.
— Кстати, почему вдруг такой интерес к Мэвис? — спросил он. — У нее возникли трения с синдикатом?
Я никогда не употребляю в речи слово «синдикат». Не знаю, что приходит мне в голову, когда вы слышите это словечко, но у меня в мозгу оно прочно связано с газетными фельетонами, рубрикой «Как добиться взаимности в любви» и прочей чепухой в том же духе. Людей, продающих этот бред всем газетам страны, можно смело назвать «синдикатом». Предприятие, на котором я работаю, не дает советов несчастным влюбленным, разве что, возможно, тот его отдел, где заправляет Арчи Фрайхофер. Я работаю на компанию, на предприятие, на организацию. Но уж никак не на синдикат.
Но я не стал сообщать об этом Рикардо, а просто сказал:
— Мне толком не известно, в чем дело. Я всего лишь мальчик на побегушках.
— Надеюсь, она не попала в беду, — сказал Джонни.
— Думаю, что нет. Вы знаете что-нибудь о ее муже?
Он вытаращил глаза.
— О муже?
— Мне сказали, что она вышла замуж до своего приезда в Нью-Йорк.
— Вот те на. Не помню, чтобы она когда-либо говорила об этом.
— Ну что ж, — произнес я, вставая, — большое спасибо за то, что уделили мне время.
— Пустяки, — ответил он. — Я готов помочь всем, чем могу, кроме денег.
— Джонни рассмеялся кладбищенским смехом. — На все сто процентов. Но если надо раскошеливаться, то десять процентов готовности долой. Должен же я иметь прибыток, а?
— Да, согласился я и пошел к двери, но на полпути остановился и вернулся к столу. — Кстати, у вас есть пистолет?
— При чем тут это?
— К Мэвис это не имеет отношения. Дело совсем в другом. Я чуть было не забыл вас спросить…
— Слушайте, я согласен вам помогать…
— Просто мне стало любопытно, есть ли у вас пистолет, — сказал я.
— Разумеется, есть. Я держу в сейфе крупные суммы денег, и…
— Вам нет нужды оправдываться, — успокоил я его. — Я просто полюбопытствовал. Где он, у вас в столе?
— Да, но я не…
— Можно взглянуть?
— Послушайте, — начал он, и серость сменилась снежной белизной. — Послушайте, в чем дело? Я никогда не причинял вреда Эду Ганолезе…
— Не волнуйтесь вы так. Я вовсе не собираюсь убивать вас из него. Будь иначе, я бы нашел менее людное местечко, чем этот ваш клуб. Я просто хочу взглянуть на пистолет, и все.
— Зачем?
— Увлекаюсь стрелковым оружием.
Я протянул руку, Джонни затеял поединок взглядов, норовя заставить меня опустить глаза, но я был не один. Из-за моей спины на Джонни пялились Эд Ганолезе и вся организация, и в конце концов отвернуться пришлось ему. Он пожал плечами и выдвинул ящик стола.
Пистолет, который протянул мне Джонни, был настоящим чудовищем. Автоматический «кольт» сорок пятого калибра. Имея такой, можно усеять трупами все горы и долины.
— Думаете, вас придут грабить слоны? — спросил я.
— Пистолет, он и есть пистолет, — ответил Джонни. Это было не совсем так, но я не стал с ним спорить. Я поднес дуло к носу, но не унюхал ничего, кроме запаха холодной стали. Извлек обойму. Она была полна. Передернул затвор. Механизм был вычищен и обильно смазан. Из этого пистолета уже давно не стреляли.
— Другого оружия у вас нет? — спросил я.
— Нет.
Я возвратил Джонни его адскую машину, и тут он сказал:
— Мэвис мертва, верно? Ее что, застрелили? С кем она гуляла последнее время? С Эдом Ганолезе?
— Вам следовало бы почаще читать газеты, — посоветовал я.
14
15
— Нет! Она была очень милой. Черт возьми, поймите меня правильно. Мэвис не была стервой с тяжелым взглядом и волосами, обесцвеченными перекисью водорода. Не то что мегера, с которой я встречаюсь сейчас. Ничего общего. Она была милым ребенком, с которым легко поладить; спать с ней было одно удовольствие. Понимаете? Но одним глазом она всегда высматривала, где бы сорвать доллар.
— Почему вы говорите о ней в прошедшем времени? — спросил я. — Она что, умерла?
— Мэвис? Насколько я знаю, нет. Она где-то здесь, возможно, все еще с этим субчиком с телевидения, как там его звать, черт возьми. Хотя сомневаюсь. Вероятно, дурачится сейчас на чьей-нибудь яхте, наслаждаясь жизнью и поминутно заглядывая в свою сберкнижку. Нет, я говорю о ней в прошедшем времени потому, что для меня она — пройденный этап. Мое прошлое. Через полчаса после ухода отсюда вы тоже станете моим прошлым, и я буду говорить о вас в прошедшем времени. Но это вовсе не значит, что вы умрете.
— Мне просто стало любопытно, — сказал я и попытался кинуть ему наживку, дабы посмотреть, что из этого получится. — А что Бетти Бенсон?
— Кто?
Мне показалось, что это вполне правомерная реакция, но ведь я неважный знаток психологии.
— Бетти Бенсон, — повторил я.
Джонни опять заулыбался.
— Вы шутите, — сказал он. — Так никого не зовут.
— Но эту девушку звали именно так.
Он с улыбкой вздернул брови.
— Звали?
Я дал маху. Поэтому глуповато улыбнулся и сказал:
— У меня тоже есть прошлое. Это я от вас заразился. Зовут. Я о Бетти Бенсон.
— А что, я должен знать эту девушку? Мэвис-то я знаю, но не знаком ни с какой Бетти Бенсон.
— Мне подумалось, что вы могли видеться с ней. Она была… э-э-э… она
— подруга Мэвис.
Он на минуту задумался, потом покачал головой.
— Боюсь, что нет. Я еще могу потратить минуту, припоминая, кто такая Мэвис Сент-Пол. Это не совсем обычное имя, но где вы видели в Нью-Йорке шлюху с заурядным именем и фамилией? К тому же, три года прошло. Но Бетти Бенсон… Я наверняка запомнил бы цыпочку с таким именем, попадись она мне на глаза.
— Да, надо думать, — согласился я.
— Кстати, почему вдруг такой интерес к Мэвис? — спросил он. — У нее возникли трения с синдикатом?
Я никогда не употребляю в речи слово «синдикат». Не знаю, что приходит мне в голову, когда вы слышите это словечко, но у меня в мозгу оно прочно связано с газетными фельетонами, рубрикой «Как добиться взаимности в любви» и прочей чепухой в том же духе. Людей, продающих этот бред всем газетам страны, можно смело назвать «синдикатом». Предприятие, на котором я работаю, не дает советов несчастным влюбленным, разве что, возможно, тот его отдел, где заправляет Арчи Фрайхофер. Я работаю на компанию, на предприятие, на организацию. Но уж никак не на синдикат.
Но я не стал сообщать об этом Рикардо, а просто сказал:
— Мне толком не известно, в чем дело. Я всего лишь мальчик на побегушках.
— Надеюсь, она не попала в беду, — сказал Джонни.
— Думаю, что нет. Вы знаете что-нибудь о ее муже?
Он вытаращил глаза.
— О муже?
— Мне сказали, что она вышла замуж до своего приезда в Нью-Йорк.
— Вот те на. Не помню, чтобы она когда-либо говорила об этом.
— Ну что ж, — произнес я, вставая, — большое спасибо за то, что уделили мне время.
— Пустяки, — ответил он. — Я готов помочь всем, чем могу, кроме денег.
— Джонни рассмеялся кладбищенским смехом. — На все сто процентов. Но если надо раскошеливаться, то десять процентов готовности долой. Должен же я иметь прибыток, а?
— Да, согласился я и пошел к двери, но на полпути остановился и вернулся к столу. — Кстати, у вас есть пистолет?
— При чем тут это?
— К Мэвис это не имеет отношения. Дело совсем в другом. Я чуть было не забыл вас спросить…
— Слушайте, я согласен вам помогать…
— Просто мне стало любопытно, есть ли у вас пистолет, — сказал я.
— Разумеется, есть. Я держу в сейфе крупные суммы денег, и…
— Вам нет нужды оправдываться, — успокоил я его. — Я просто полюбопытствовал. Где он, у вас в столе?
— Да, но я не…
— Можно взглянуть?
— Послушайте, — начал он, и серость сменилась снежной белизной. — Послушайте, в чем дело? Я никогда не причинял вреда Эду Ганолезе…
— Не волнуйтесь вы так. Я вовсе не собираюсь убивать вас из него. Будь иначе, я бы нашел менее людное местечко, чем этот ваш клуб. Я просто хочу взглянуть на пистолет, и все.
— Зачем?
— Увлекаюсь стрелковым оружием.
Я протянул руку, Джонни затеял поединок взглядов, норовя заставить меня опустить глаза, но я был не один. Из-за моей спины на Джонни пялились Эд Ганолезе и вся организация, и в конце концов отвернуться пришлось ему. Он пожал плечами и выдвинул ящик стола.
Пистолет, который протянул мне Джонни, был настоящим чудовищем. Автоматический «кольт» сорок пятого калибра. Имея такой, можно усеять трупами все горы и долины.
— Думаете, вас придут грабить слоны? — спросил я.
— Пистолет, он и есть пистолет, — ответил Джонни. Это было не совсем так, но я не стал с ним спорить. Я поднес дуло к носу, но не унюхал ничего, кроме запаха холодной стали. Извлек обойму. Она была полна. Передернул затвор. Механизм был вычищен и обильно смазан. Из этого пистолета уже давно не стреляли.
— Другого оружия у вас нет? — спросил я.
— Нет.
Я возвратил Джонни его адскую машину, и тут он сказал:
— Мэвис мертва, верно? Ее что, застрелили? С кем она гуляла последнее время? С Эдом Ганолезе?
— Вам следовало бы почаще читать газеты, — посоветовал я.
14
Следующим я решил посетить Сая Грилдквиста, поэтому удалившись на квартал от «Пивнушки Джонни», зашел в аптеку, чтобы позвонить. Я толком не знал, где искать продюсера, когда идет его спектакль, он мог быть и в театре, и дома. Сперва я позвонил в театр, где мне сообщили, что Сай будет в своей конторе только на другой день после обеда. Тогда я попробовал дозвониться до квартиры.
Сай самолично снял трубку. Судя по его глухому зычному голосу, он уже много лет прикуривал одну сигару от другой.
— Грилдквист у телефона, — сообщил он мне и умолк, дожидаясь, когда я назову себя.
Мне не хотелось загодя оповещать его о приходе человека, который желает говорить с ним о Мэвис Сент-Пол, поэтому я сказал:
— Я драматург, мистер Грилдквист. Пока мои пьесы не ставились, но…
Как я и думал, он тотчас принялся отделываться от меня, пустив в ход дежурный набор расхожих фраз.
— Извините, но сейчас я занят «Далекими барабанами» и, боюсь не смогу прочесть пьесу, которая не одобрена театральными агентами. Советовал бы вам обратиться к одному из них.
— О, — проговорил я. — Что ж, большое спасибо.
— Всегда к вашим услугам, — ответил он.
Я вышел из аптеки, подозвал такси и поехал к Грилдквисту, который проживал в районе восточных шестидесятых улиц. Всего в четырех кварталах от жилища Мэвис Сент-Пол, хотя в Нью-Йорке такого рода обстоятельство ровным счетом ни о чем не говорит. Жить в нью-йоркской квартире — все равно что иметь дом на Луне. В сущности вы один в радиусе миллиона миль.
Дом Грилдквиста стоял совсем рядом с Пятой авеню и парком, и я сразу понял, что попасть внутрь будет непросто. В подъезде дежурил швейцар, а у него за спиной на стене висел маленький телефонный коммутатор. Следовательно, без согласия жильца мимо швейцара не прошмыгнешь.
Стало быть, придется все-таки оповестить Сая Грилдквиста о своем приходе. Я поднялся на крыльцо, и, когда швейцар открыл мне дверь, переступил порог.
— Кого вы желаете видеть? — спросил швейцар.
— Мистера Грилдквиста, — ответил я.
— Ваше имя?
— Скажите ему, что я от Эрнеста Тессельмана, — попросил я в надежде, что Грилдквисту известно, кто такой Эрнест Тессельман. — Пришел поговорить о Мэвис.
— Мэвис?
— Совершенно верно.
— А как ваше имя, сэр?
— Просто скажите, что я от Эрнеста Тессельмана, — повторил я.
Несколько секунд он переваривал мои слова, потом пожал плечами и пошел к своему коммутатору. Я ждал, разглядывая блестящий кафель и мрамор подъезда. Наконец швейцар вернулся и сказал:
— Квартира одиннадцать Си, сэр, поднимитесь на первом лифте.
Я поблагодарил его и воспользовался первым лифтом. Квартира 11-Си располагалась в дальнем конце коридора, и Грилдквист открыл дверь, едва я успел нажать на кнопку звонка.
Он пригласил меня войти и повел в гостиную, где предложил сесть. Потом осведомился, не угодно ли мне чего-нибудь выпить. Я пробормотал что-то насчет виски с водой, и Грилдквист отправился готовить выпивку, а я тем временем оглядел комнату.
Похоже, быть бродвейским продюсером — весьма прибыльное занятие. Гостиная была огромной и двухэтажной. Посередине вели две ступеньки, которые вели в эдакую яму, где на белом ковре стояли белая софа и белые столики, неплохо смотревшиеся в окружении бледно-зеленых стен, бара из темного дерева, консоли с телевизором и камина из шершавого кафеля. Камин выглядел как настоящий, хотя сейчас в нем не горел огонь. Французское окно вело из гостиной на балкон, с которого открывался вид на огни города.
Вернулся Грилдквист с напитками, вручил мне стакан и уселся слева от меня. Мы сделали по несколько глотков, глядя на пустой экран телевизора, потом Грилдквист нарушил молчание, спросив небрежным тоном, будто речь шла о каком-то пустяке:
— Кто такой Эрнест Тессельман?
— Последний любовник Мэвис, — ответил я и взглянул на него. — Вы впустили меня в дом, не зная, кто такой Эрнест Тессельман?
Он улыбнулся телевизору.
— А вы думали, это волшебное имя? Нет, уж не обессудьте, но двери перед вами открыло имя Мэвис.
— О, — пробормотал я. — Понятно.
Он все пялился на экран, и я последовал его примеру, но телевизор не работал. Почему-то из-за этого телевизора наш разговор шел еле-еле. Мы с Грилдквистом смотрели друг на друга, мы оба разглядывали телевизор. Мы не обращались друг к дружке, а говорили с этой квадратной дурацкой мордой, которая служила нам то ли толмачом, то ли еще кем.
— Эта штуковина сломалась недели две назад, — вдруг сказал Грилдквист.
— Ну и черт с ней. Я все равно никогда не смотрю телевизор. Жена — та была большой любительницей.
— Потому что телевидение — ваш соперник? — спросил я.
— Нет. Люди смотрят телевизор, когда им лень найти более полезное занятие. А когда не лень, они идут в театр. Телевидение и театр — такие же соперники, как прокисшее пиво и доброе виски.
— У вас прекрасное шотландское, — произнес я, позвякивая кубиками льда в стакане.
— Благодарю, — ответил Грилдквист. — Вы тот самый драматург, который звонил недавно, не так ли?
— Я хотел узнать, дома ли вы.
— Как я понимаю, вы — частный сыщик.
— Вроде тех, которых показывают по телевизору? Нет, боюсь, что нет. Просто приятель Эрнеста Тессельмана.
— Последнего любовника Мэвис.
— Совершенно верно.
— Помолчите минуту, — попросил он. — Дайте мне сообразить. — Грилдквист поудобнее устроился в кресле, хмуро взглянул на телевизор и сказал: — Этот ваш мистер Тессельман думает, что тот парень, которого ловит полиция, не убивал Мэвис. Поэтому он нанял вас, или попросил вас, или велел вам — в зависимости от ваших с ним отношений — разнюхать, что к чему, и выяснить, кто настоящий убийца. Выполняя его указания, вы разнюхали, что к чему, и кто-то сказал вам, что я был знаком с Мэвис. Это навлекло на меня подозрения, и вы пришли узнать, убил я ее или нет.
— А вы ждали моего прихода, — сказал я телевизору. — Почему?
— Вообще говоря, не ждал. Но театральный продюсер проводит изрядную часть своей жизни за чтением пьес. Великое множество этих пьес — детективы. А кроме того, есть еще и… — тут он указал рукой на телевизор. — Когда швейцар сообщил мне, что пришел человек, который хочет поговорить о Мэвис, я без особого труда понял, что мне дали роль в первой картине второго действия.
— Почему вы позволили мне подняться?
— Кабы я вас завернул, вы тотчас решили бы, что я и есть тот человек, которого вы ищете. Нынче вечером я не очень занят, и если мы с вами немного поболтаем, вреда от этого не будет. Кроме того, наш разговор может оказаться полезным для вас, хотя я вынужден признаться, что не понимаю, каким образом. Но я хочу, чтобы убийцу поймали. Мэвис была славной девушкой.
— Мне говорили, она отличалась своекорыстием, — сказал я, вспоминая отзыв Бетти Бенсон.
Грилдквист засмеялся.
— Не совсем. Это весьма точная характеристика Мэвис, но, боюсь, она может увести вас в сторону. Мэвис не была шлюхой, она не легла бы в постель с любым, у кого есть деньги. Чтобы она обратила внимание на мужчину, он должен был ей понравиться.
— А нравились ей только богачи, — вставил я.
— Думаю, в ее жизни просто был такой этап. Полагаю, что, повзрослев, она переросла бы это. Так ее настроило замужество.
— Замужество?
— Вы, должно быть, слышали, что она была замужем.
— Еще в своем родном городе?
— Да. За каким-то рабочим. Перед ней открывалось лучезарное будущее на каком-нибудь пригородном ранчо. Муж предложил ей свою любовь и свою защиту, но уж никак не благополучие. А потом бросил ее. И с тех пор она больше не хотела ни любви, ни заботы, а жаждала лишь благополучия. Это вполне можно понять.
— Вы не знаете, какое имя она носила в браке?
— А разве не Сент-Пол? Хотя нет, наверное, это все-таки был сценический псевдоним. Мне очень жаль, но она, по-моему, никогда не называла имени мужа. Мэвис не любила говорить о нем.
— А когда вы с ней познакомились?
— Пол Девон как-то притащил ее на вечеринку. Он преподает в театральном училище и подрабатывает режиссурой в около бродвейских театрах. Тогда они уже какое-то время встречались.
— Но вы оказались богаче.
Он улыбнулся телевизору.
— Стало быть, к этому сводится мое мужское обаяние? Наверное, вы правы. Я был богаче. Кроме того, я был бродвейским продюсером, а Мэвис отчаянно хотела стать звездой.
— У нее было хоть какое-то дарование?
— Самая малость. Явно недостаточно. Она была слишком порывиста, и ее прочтение ролей не отличалось глубиной.
— Почему вы расстались?
— Моя жена задумала разводиться. Я решил, что лучше какое-то время вести себя безупречно, чтобы не давать ей в руки козырей. А когда все кончилось, Мэвис уже была с кем-то другим. Кажется, с парнем из ночного клуба.
— Как вы это восприняли?
— Завел другую девушку, — он отвернулся от телевизора, чтобы одарить меня улыбкой. — Я не желал Мэвис зла. Кроме того, прошло уже три года.
— Вы с ней еще виделись?
— Раз или два, на вечеринках. Мы остались друзьями, хотя почти не встречались.
— Когда вы виделись в последний раз?
— Где-то год с лишним назад. Она была с Чарли Морганом, телевизионным продюсером. Вскоре после этого он умер.
— Вы в последнее время не встречались с Бетти Бенсон?
— Бенсон? — Он нахмурился, изучая телевизор. — Ах, вы имеете в виду подружку Мэвис? Эту маленькую бюргершу. — Грилдквист внезапно повернулся ко мне. — Это ее только что убили?
— Совершенно верно.
— Вы, разумеется, считаете, что это дело рук того же парня?
— Конечно.
— Я видел эту девушку лишь однажды. Пока Мэвис не вселилась в свою квартиру, снимал для нее жилье. Уж и не помню, как выглядела эта Бенсон.
— И с тех пор вы ее не видели?
— Нет. Не было нужды.
— У вас есть огнестрельное оружие?
Он растерянно посмотрел на меня.
— Мзвис, вроде, зарезали, не так ли?
— И Бетти Бенсон тоже, — ответил я — Мне просто стало любопытно, есть ли у вас пистолет.
— Вообще-то есть. Правда, он не совсем мой. Это собственность моей второй жены.
— Той, на которой вы были женаты, когда встречались с Мэвис?
— Да. Она оставила пушку здесь, а мне все недосуг вернуть. Эта женщина теперь в Калифорнии, а оружие, кажется, запрещено пересылать по почте.
— Могу я взглянуть на него?
— Могу я спросить, зачем?
— Нынче вечером в меня стреляли.
— О! — Грилдквист поднялся. — Не уверен, что мне удастся его разыскать.
— Я хотел бы посмотреть.
— А что, я под большим подозрением?
— У меня нет никакой градации, — ответил я.
— Если мне удастся найти пистолет, я, наверное, стану подозреваемым номер один.
— Это зависит от обстоятельств.
— Пойду поищу. Вы пока налейте себе еще.
— Благодарю.
Он ушел, а я встал, стараясь не смотреть на телевизор. Стакан Грилдквиста тоже был пуст, поэтому я захватил и его, отнес в «яму» и налил по второй. Потом вернулся на место и сел, но телевизор все больше раздражал меня, посему я поднялся и передвинул свое кресло так, чтобы оно оказалось прямо напротив кресла Грилдквиста. Потом я передвинул и его кресло тоже, сел, и тут появился хозяин дома.
С пистолетом в руке. Маленькая дамская пугалка двадцать пятого калибра, с блестящим стволом и рукояткой из слоновой кости. В рекламе говорится, что такие «удобно носить в кармане или дамской сумочке». Грилдквист держал пистолетик в расслабленной ладони, но палец его касался спускового крючка. Дуло было нацелено в пол, в какую-то точку, находившуюся примерно на полпути между нами.
Он немного постоял в дверях, с полуулыбкой глядя на меня, потом сказал:
— Знаете что, будь я тем человеком, который убил Мэвис и пытался убить вас, вы сейчас были бы в весьма неловком положении. Я мог бы застрелить вас, уложить труп в ванну, расчленить и выкинуть по кусочку в мусоросжигатель.
— Это вы в пьесе вычитали? — спросил я.
— Да, — ответил Грилдквист, и его улыбка сделалась шире. — Я ее отклонил. Недостаточно реалистична. Частный сыщик никогда не попадет в такой переплет.
— Швейцар знает, что я поднялся к вам.
— Думаете, он вас запомнит? Или начнет гадать, куда вы подевались?
— Мистеру Тессельману известно, что я пошел сюда.
— Но известно ли ему, что вы до меня добрались?
— Если вы шутите, то играете со смертью, — сказал я.
— Почему это? Пистолет-то у меня.
— С первого выстрела вы можете и промазать, при условии, что я достаточно проворно отскочу в сторону.
Грилдквист нахмурился
— Да, эта шутка начинает набивать оскомину, — рассудил он и, подойдя, отдал мне пистолет.
Я взял его, понюхал дуло, открыл затвор. Пистолетик не был заряжен, его давно не чистили и не пускали в ход. Я вернул его Грилдквисту и сказал:
— Не следует играть с огнестрельным оружием.
— Наверное, вы правы, — согласился он, потом сел, посмотрел на телевизор и опять взглянул на меня. — Вы передвинули кресла.
Отвечать на это замечание было бессмысленно.
— Кстати, о вашей второй жене, — проговорил я. — Она когда-нибудь виделась с Мэвис?
— От всей души надеюсь, что нет. Не думаю, иначе она сказала бы об этом, Джанин далеко не молчунья.
— Говорите, она теперь в Калифорнии?
— Опять вышла замуж. Вы что, думаете, ее обуяла запоздалая ревность? Джанин не способна убить человека. Во всяком случае, ударом ножа. Она предпочитает сживать людей со свету языком.
— У вас, кажется, была и третья жена?
— Она в Европе. У нас с Мэвис все закончилось еще до того, как я встретил Элайзен.
С минуту я потягивал виски, потом сказал:
— Уж и не знаю, о чем еще спросить. Может, вам придут в голову какие-нибудь ответы?
Он улыбнулся, глядя в свой стакан.
— Нет, зато пару вопросов я придумал. Например, вы не назвали свое имя и не объяснили, как связан я с мистером Тессельманом.
Я осушил стакан, поднялся и сказал:
— Вы правы, я не назвался и не объяснил. Спасибо, что нашли для меня время.
— А между тем хотелось бы знать.
Я улыбнулся и зашагал к двери.
— Как вы думаете, имеет ли смысл стращать вас полицией? — спросил он.
Я остановился и оглянулся.
— Как это?
— После вашего ухода я могу позвонить швейцару и сказать, чтобы он не выпускал вас из здания. А потом позвать полицию и заявить, что вы выдавали себя за сыщика.
— Зачем вам это?
— Вы вели разговор так, как было выгодно вам. Я к такому не привык. Мне хочется знать, кто вы такой.
— Вы знакомы с человеком по имени Бугай Рокко? — спросил я.
— Профсоюзный деятель?
— Он самый. Этот человек никогда не осложнял вам жизнь?
— Нет, до сих пор мы неплохо ладили. Да и дел у нас с ним не так уж много. А что?
— Если вы станете осложнять жизнь мне, Бугай начнет осложнять жизнь вам.
— Никогда не встречал такого умельца пускать в ход громкие имена, — сказал Грилдквист. — Сейчас вы скажете еще, что знакомы с Джорджем Клейтоном.
Я разинул рот.
— С Джорджем Клейтоном?
— С тем парнем, которого арестовали за убийство Бенсон. И не врите, будто не знаете этого имени.
Я улыбнулся и перевел дух. Я совсем забыл о газетах. Разумеется, в них было напечатано мое полное имя.
— Джордж Клейтон — это я.
Он мне не поверил.
Сай самолично снял трубку. Судя по его глухому зычному голосу, он уже много лет прикуривал одну сигару от другой.
— Грилдквист у телефона, — сообщил он мне и умолк, дожидаясь, когда я назову себя.
Мне не хотелось загодя оповещать его о приходе человека, который желает говорить с ним о Мэвис Сент-Пол, поэтому я сказал:
— Я драматург, мистер Грилдквист. Пока мои пьесы не ставились, но…
Как я и думал, он тотчас принялся отделываться от меня, пустив в ход дежурный набор расхожих фраз.
— Извините, но сейчас я занят «Далекими барабанами» и, боюсь не смогу прочесть пьесу, которая не одобрена театральными агентами. Советовал бы вам обратиться к одному из них.
— О, — проговорил я. — Что ж, большое спасибо.
— Всегда к вашим услугам, — ответил он.
Я вышел из аптеки, подозвал такси и поехал к Грилдквисту, который проживал в районе восточных шестидесятых улиц. Всего в четырех кварталах от жилища Мэвис Сент-Пол, хотя в Нью-Йорке такого рода обстоятельство ровным счетом ни о чем не говорит. Жить в нью-йоркской квартире — все равно что иметь дом на Луне. В сущности вы один в радиусе миллиона миль.
Дом Грилдквиста стоял совсем рядом с Пятой авеню и парком, и я сразу понял, что попасть внутрь будет непросто. В подъезде дежурил швейцар, а у него за спиной на стене висел маленький телефонный коммутатор. Следовательно, без согласия жильца мимо швейцара не прошмыгнешь.
Стало быть, придется все-таки оповестить Сая Грилдквиста о своем приходе. Я поднялся на крыльцо, и, когда швейцар открыл мне дверь, переступил порог.
— Кого вы желаете видеть? — спросил швейцар.
— Мистера Грилдквиста, — ответил я.
— Ваше имя?
— Скажите ему, что я от Эрнеста Тессельмана, — попросил я в надежде, что Грилдквисту известно, кто такой Эрнест Тессельман. — Пришел поговорить о Мэвис.
— Мэвис?
— Совершенно верно.
— А как ваше имя, сэр?
— Просто скажите, что я от Эрнеста Тессельмана, — повторил я.
Несколько секунд он переваривал мои слова, потом пожал плечами и пошел к своему коммутатору. Я ждал, разглядывая блестящий кафель и мрамор подъезда. Наконец швейцар вернулся и сказал:
— Квартира одиннадцать Си, сэр, поднимитесь на первом лифте.
Я поблагодарил его и воспользовался первым лифтом. Квартира 11-Си располагалась в дальнем конце коридора, и Грилдквист открыл дверь, едва я успел нажать на кнопку звонка.
Он пригласил меня войти и повел в гостиную, где предложил сесть. Потом осведомился, не угодно ли мне чего-нибудь выпить. Я пробормотал что-то насчет виски с водой, и Грилдквист отправился готовить выпивку, а я тем временем оглядел комнату.
Похоже, быть бродвейским продюсером — весьма прибыльное занятие. Гостиная была огромной и двухэтажной. Посередине вели две ступеньки, которые вели в эдакую яму, где на белом ковре стояли белая софа и белые столики, неплохо смотревшиеся в окружении бледно-зеленых стен, бара из темного дерева, консоли с телевизором и камина из шершавого кафеля. Камин выглядел как настоящий, хотя сейчас в нем не горел огонь. Французское окно вело из гостиной на балкон, с которого открывался вид на огни города.
Вернулся Грилдквист с напитками, вручил мне стакан и уселся слева от меня. Мы сделали по несколько глотков, глядя на пустой экран телевизора, потом Грилдквист нарушил молчание, спросив небрежным тоном, будто речь шла о каком-то пустяке:
— Кто такой Эрнест Тессельман?
— Последний любовник Мэвис, — ответил я и взглянул на него. — Вы впустили меня в дом, не зная, кто такой Эрнест Тессельман?
Он улыбнулся телевизору.
— А вы думали, это волшебное имя? Нет, уж не обессудьте, но двери перед вами открыло имя Мэвис.
— О, — пробормотал я. — Понятно.
Он все пялился на экран, и я последовал его примеру, но телевизор не работал. Почему-то из-за этого телевизора наш разговор шел еле-еле. Мы с Грилдквистом смотрели друг на друга, мы оба разглядывали телевизор. Мы не обращались друг к дружке, а говорили с этой квадратной дурацкой мордой, которая служила нам то ли толмачом, то ли еще кем.
— Эта штуковина сломалась недели две назад, — вдруг сказал Грилдквист.
— Ну и черт с ней. Я все равно никогда не смотрю телевизор. Жена — та была большой любительницей.
— Потому что телевидение — ваш соперник? — спросил я.
— Нет. Люди смотрят телевизор, когда им лень найти более полезное занятие. А когда не лень, они идут в театр. Телевидение и театр — такие же соперники, как прокисшее пиво и доброе виски.
— У вас прекрасное шотландское, — произнес я, позвякивая кубиками льда в стакане.
— Благодарю, — ответил Грилдквист. — Вы тот самый драматург, который звонил недавно, не так ли?
— Я хотел узнать, дома ли вы.
— Как я понимаю, вы — частный сыщик.
— Вроде тех, которых показывают по телевизору? Нет, боюсь, что нет. Просто приятель Эрнеста Тессельмана.
— Последнего любовника Мэвис.
— Совершенно верно.
— Помолчите минуту, — попросил он. — Дайте мне сообразить. — Грилдквист поудобнее устроился в кресле, хмуро взглянул на телевизор и сказал: — Этот ваш мистер Тессельман думает, что тот парень, которого ловит полиция, не убивал Мэвис. Поэтому он нанял вас, или попросил вас, или велел вам — в зависимости от ваших с ним отношений — разнюхать, что к чему, и выяснить, кто настоящий убийца. Выполняя его указания, вы разнюхали, что к чему, и кто-то сказал вам, что я был знаком с Мэвис. Это навлекло на меня подозрения, и вы пришли узнать, убил я ее или нет.
— А вы ждали моего прихода, — сказал я телевизору. — Почему?
— Вообще говоря, не ждал. Но театральный продюсер проводит изрядную часть своей жизни за чтением пьес. Великое множество этих пьес — детективы. А кроме того, есть еще и… — тут он указал рукой на телевизор. — Когда швейцар сообщил мне, что пришел человек, который хочет поговорить о Мэвис, я без особого труда понял, что мне дали роль в первой картине второго действия.
— Почему вы позволили мне подняться?
— Кабы я вас завернул, вы тотчас решили бы, что я и есть тот человек, которого вы ищете. Нынче вечером я не очень занят, и если мы с вами немного поболтаем, вреда от этого не будет. Кроме того, наш разговор может оказаться полезным для вас, хотя я вынужден признаться, что не понимаю, каким образом. Но я хочу, чтобы убийцу поймали. Мэвис была славной девушкой.
— Мне говорили, она отличалась своекорыстием, — сказал я, вспоминая отзыв Бетти Бенсон.
Грилдквист засмеялся.
— Не совсем. Это весьма точная характеристика Мэвис, но, боюсь, она может увести вас в сторону. Мэвис не была шлюхой, она не легла бы в постель с любым, у кого есть деньги. Чтобы она обратила внимание на мужчину, он должен был ей понравиться.
— А нравились ей только богачи, — вставил я.
— Думаю, в ее жизни просто был такой этап. Полагаю, что, повзрослев, она переросла бы это. Так ее настроило замужество.
— Замужество?
— Вы, должно быть, слышали, что она была замужем.
— Еще в своем родном городе?
— Да. За каким-то рабочим. Перед ней открывалось лучезарное будущее на каком-нибудь пригородном ранчо. Муж предложил ей свою любовь и свою защиту, но уж никак не благополучие. А потом бросил ее. И с тех пор она больше не хотела ни любви, ни заботы, а жаждала лишь благополучия. Это вполне можно понять.
— Вы не знаете, какое имя она носила в браке?
— А разве не Сент-Пол? Хотя нет, наверное, это все-таки был сценический псевдоним. Мне очень жаль, но она, по-моему, никогда не называла имени мужа. Мэвис не любила говорить о нем.
— А когда вы с ней познакомились?
— Пол Девон как-то притащил ее на вечеринку. Он преподает в театральном училище и подрабатывает режиссурой в около бродвейских театрах. Тогда они уже какое-то время встречались.
— Но вы оказались богаче.
Он улыбнулся телевизору.
— Стало быть, к этому сводится мое мужское обаяние? Наверное, вы правы. Я был богаче. Кроме того, я был бродвейским продюсером, а Мэвис отчаянно хотела стать звездой.
— У нее было хоть какое-то дарование?
— Самая малость. Явно недостаточно. Она была слишком порывиста, и ее прочтение ролей не отличалось глубиной.
— Почему вы расстались?
— Моя жена задумала разводиться. Я решил, что лучше какое-то время вести себя безупречно, чтобы не давать ей в руки козырей. А когда все кончилось, Мэвис уже была с кем-то другим. Кажется, с парнем из ночного клуба.
— Как вы это восприняли?
— Завел другую девушку, — он отвернулся от телевизора, чтобы одарить меня улыбкой. — Я не желал Мэвис зла. Кроме того, прошло уже три года.
— Вы с ней еще виделись?
— Раз или два, на вечеринках. Мы остались друзьями, хотя почти не встречались.
— Когда вы виделись в последний раз?
— Где-то год с лишним назад. Она была с Чарли Морганом, телевизионным продюсером. Вскоре после этого он умер.
— Вы в последнее время не встречались с Бетти Бенсон?
— Бенсон? — Он нахмурился, изучая телевизор. — Ах, вы имеете в виду подружку Мэвис? Эту маленькую бюргершу. — Грилдквист внезапно повернулся ко мне. — Это ее только что убили?
— Совершенно верно.
— Вы, разумеется, считаете, что это дело рук того же парня?
— Конечно.
— Я видел эту девушку лишь однажды. Пока Мэвис не вселилась в свою квартиру, снимал для нее жилье. Уж и не помню, как выглядела эта Бенсон.
— И с тех пор вы ее не видели?
— Нет. Не было нужды.
— У вас есть огнестрельное оружие?
Он растерянно посмотрел на меня.
— Мзвис, вроде, зарезали, не так ли?
— И Бетти Бенсон тоже, — ответил я — Мне просто стало любопытно, есть ли у вас пистолет.
— Вообще-то есть. Правда, он не совсем мой. Это собственность моей второй жены.
— Той, на которой вы были женаты, когда встречались с Мэвис?
— Да. Она оставила пушку здесь, а мне все недосуг вернуть. Эта женщина теперь в Калифорнии, а оружие, кажется, запрещено пересылать по почте.
— Могу я взглянуть на него?
— Могу я спросить, зачем?
— Нынче вечером в меня стреляли.
— О! — Грилдквист поднялся. — Не уверен, что мне удастся его разыскать.
— Я хотел бы посмотреть.
— А что, я под большим подозрением?
— У меня нет никакой градации, — ответил я.
— Если мне удастся найти пистолет, я, наверное, стану подозреваемым номер один.
— Это зависит от обстоятельств.
— Пойду поищу. Вы пока налейте себе еще.
— Благодарю.
Он ушел, а я встал, стараясь не смотреть на телевизор. Стакан Грилдквиста тоже был пуст, поэтому я захватил и его, отнес в «яму» и налил по второй. Потом вернулся на место и сел, но телевизор все больше раздражал меня, посему я поднялся и передвинул свое кресло так, чтобы оно оказалось прямо напротив кресла Грилдквиста. Потом я передвинул и его кресло тоже, сел, и тут появился хозяин дома.
С пистолетом в руке. Маленькая дамская пугалка двадцать пятого калибра, с блестящим стволом и рукояткой из слоновой кости. В рекламе говорится, что такие «удобно носить в кармане или дамской сумочке». Грилдквист держал пистолетик в расслабленной ладони, но палец его касался спускового крючка. Дуло было нацелено в пол, в какую-то точку, находившуюся примерно на полпути между нами.
Он немного постоял в дверях, с полуулыбкой глядя на меня, потом сказал:
— Знаете что, будь я тем человеком, который убил Мэвис и пытался убить вас, вы сейчас были бы в весьма неловком положении. Я мог бы застрелить вас, уложить труп в ванну, расчленить и выкинуть по кусочку в мусоросжигатель.
— Это вы в пьесе вычитали? — спросил я.
— Да, — ответил Грилдквист, и его улыбка сделалась шире. — Я ее отклонил. Недостаточно реалистична. Частный сыщик никогда не попадет в такой переплет.
— Швейцар знает, что я поднялся к вам.
— Думаете, он вас запомнит? Или начнет гадать, куда вы подевались?
— Мистеру Тессельману известно, что я пошел сюда.
— Но известно ли ему, что вы до меня добрались?
— Если вы шутите, то играете со смертью, — сказал я.
— Почему это? Пистолет-то у меня.
— С первого выстрела вы можете и промазать, при условии, что я достаточно проворно отскочу в сторону.
Грилдквист нахмурился
— Да, эта шутка начинает набивать оскомину, — рассудил он и, подойдя, отдал мне пистолет.
Я взял его, понюхал дуло, открыл затвор. Пистолетик не был заряжен, его давно не чистили и не пускали в ход. Я вернул его Грилдквисту и сказал:
— Не следует играть с огнестрельным оружием.
— Наверное, вы правы, — согласился он, потом сел, посмотрел на телевизор и опять взглянул на меня. — Вы передвинули кресла.
Отвечать на это замечание было бессмысленно.
— Кстати, о вашей второй жене, — проговорил я. — Она когда-нибудь виделась с Мэвис?
— От всей души надеюсь, что нет. Не думаю, иначе она сказала бы об этом, Джанин далеко не молчунья.
— Говорите, она теперь в Калифорнии?
— Опять вышла замуж. Вы что, думаете, ее обуяла запоздалая ревность? Джанин не способна убить человека. Во всяком случае, ударом ножа. Она предпочитает сживать людей со свету языком.
— У вас, кажется, была и третья жена?
— Она в Европе. У нас с Мэвис все закончилось еще до того, как я встретил Элайзен.
С минуту я потягивал виски, потом сказал:
— Уж и не знаю, о чем еще спросить. Может, вам придут в голову какие-нибудь ответы?
Он улыбнулся, глядя в свой стакан.
— Нет, зато пару вопросов я придумал. Например, вы не назвали свое имя и не объяснили, как связан я с мистером Тессельманом.
Я осушил стакан, поднялся и сказал:
— Вы правы, я не назвался и не объяснил. Спасибо, что нашли для меня время.
— А между тем хотелось бы знать.
Я улыбнулся и зашагал к двери.
— Как вы думаете, имеет ли смысл стращать вас полицией? — спросил он.
Я остановился и оглянулся.
— Как это?
— После вашего ухода я могу позвонить швейцару и сказать, чтобы он не выпускал вас из здания. А потом позвать полицию и заявить, что вы выдавали себя за сыщика.
— Зачем вам это?
— Вы вели разговор так, как было выгодно вам. Я к такому не привык. Мне хочется знать, кто вы такой.
— Вы знакомы с человеком по имени Бугай Рокко? — спросил я.
— Профсоюзный деятель?
— Он самый. Этот человек никогда не осложнял вам жизнь?
— Нет, до сих пор мы неплохо ладили. Да и дел у нас с ним не так уж много. А что?
— Если вы станете осложнять жизнь мне, Бугай начнет осложнять жизнь вам.
— Никогда не встречал такого умельца пускать в ход громкие имена, — сказал Грилдквист. — Сейчас вы скажете еще, что знакомы с Джорджем Клейтоном.
Я разинул рот.
— С Джорджем Клейтоном?
— С тем парнем, которого арестовали за убийство Бенсон. И не врите, будто не знаете этого имени.
Я улыбнулся и перевел дух. Я совсем забыл о газетах. Разумеется, в них было напечатано мое полное имя.
— Джордж Клейтон — это я.
Он мне не поверил.
15
Я должен был встретиться еще с троими: Аланом Петри, Полом Девоном и Эрнестом Тессельманом, но решил, что с этими можно подождать до утра. Был уже одиннадцатый час, а с людьми сподручнее общаться при свете дня. Надо было как-то убить четыре часа, а потом ехать в «Тамбурин» за Эллой, поэтому я отправился домой.
Я допивал пиво, когда зазвонил телефон. Никто, вроде, не должен был так быстро раздобыть сведения, поэтому, входя в гостиную и поднимая трубку, я гадал, кто бы это мог быть.
Голос я не узнал. Он был зычный, глухой и говорил с сильным акцентом
— Вы есть Клей? — спросил голос.
— Кто это?
— Вы знакомы с некий мистер Уильям Кэнтелом? — осведомился голос, безбожно коверкая слова.
— Уильямом Кэнтелом? Вы имеете в виду Билли-Билли Кэнтела?
— Иго самого. Он был просить меня вас телефонировать.
— Когда?
— Только немного мгновений назад.
— Вы знаете, где он?
— Он просил, — произнес голос со сводящей с ума медлительностью, да еще так, что разобрать что-либо было невозможно, — говорить вам, где вы могли встретиться с его.
— Где же? — спросил я, нащупывая карандаш и бумагу.
— Есть станция трубы на улице девяносто два…
— Что там есть?
— Ваше прощение. Станция подземная. Она больше не в использовании. Мистер Кэнтел есть там сейчас ожидающий вас.
— На станции подземки?
— Вы имеете карандаш с бумага? Я буду поведать вам, как достичь туда.
— Да, валяйте.
— Теперь слушайте, — сказал он. — Эта станция подземки есть больше не в употреблении. Нормальные входы опечатаны вконец. Но там есть еще путь пробираться в станцию через подземелье дома на улице девяносто два.
Он рассказал мне, как попасть на станцию подземки, и я все записал. Потом мой собеседник произнес:
— Власти употребляют платформы для складирования досок и много строительного материалу. Мистер Кэнтел был устраивать себе маленькую тайную нору на центростремительной платформе. Вы это имеете записать? На платформе, где бы становились центростремительные поезда, а не окраинностремительные. Это будет на западной стороне станции.
— Записал, — сказал я.
— Вы должны пройти через переход к центроедущая платформе, а потом заворотить к лево. Он там в южном конце платформы. Он взял убежище за штабелем досок там. Вы имеете все это?
— Я имею все это, — ответил я. — Как, вы сказали, вас зовут?
— Мистер Кэнтел говорил мне, что мне не было бы нужно именовать себя, поскольку вы не знаете я.
— Но я хотел бы с вами познакомиться, — сказал я, и в трубке щелкнуло.
Я немного посидел, пытаясь решить, что мне делать. У меня не было ни малейших сомнений в том, что звонил этот умник и никто иной. Этот насквозь фальшивый иностранный акцент, эта попытка использовать Билли-Билли как приманку. Он хотел залучить меня в тихое местечко, чтобы завершить дело, столь неудачно начатое вечером.
Что ж, ищущий да обрящет с моей помощью. Я не сомневался, что найду своего умника на этой заброшенной станции подземки. Он ждет меня там. К тому же, разнообразия ради неплохо бы хоть разок точно знать, где его искать.
Я снова вышел в душную ночь, доплелся до гаража и получил у пуэрториканского мальчишки свой «мерседес».
— По-прежнему жарко, — сообщил он мне, вылезая из машины.
— Хорошо поспал в кино?
— Неплохо. Вы не придумали, какую работу мне дать?
— Все не так, как тебе представляется, мальчик, — сказал я.
Он пожал плечами.
— Все лучше, чем тут вкалывать.
— Это тебе только кажется
— Я хочу свалить отсюда.
— Я поспрашиваю, — сказал я — Но ничего не обещаю.
— Спасибо, мистер, — обрадовался он. — Вы им скажите, что я вожу машину как черт. А когда полицейские начнут задавать мне вопросы, я, извините, по-английски ни бум-бум.
— Я им скажу.
Я сел за руль «мерседеса», сказал «пока» мальчишке, одарившему меня улыбкой до ушей, и поехал на Восемьдесят шестую улицу, а по ней — через парк в Истсайд. По пути я вытащил из-под приборного щитка свой пистолет тридцать второго калибра и проверил его. Он был вычищен, заряжен и в боевой готовности. Я сунул его в карман пиджака.
Дома через два от нужного мне здания нашлось место для стоянки. Тут был эдакий псевдожилой квартал из четырех— и пятиэтажных кирпичных домов, выстроенных с расчетом на дешевизну квартир. Цены на жилье тут не были занижены, поскольку само жилье, в общем-то, никуда не годилось. Тем не менее дома эти весьма выгодно отличались от настоящих жилых кварталов с их бараками, и даже пахло здесь еще весьма сносно.
Я допивал пиво, когда зазвонил телефон. Никто, вроде, не должен был так быстро раздобыть сведения, поэтому, входя в гостиную и поднимая трубку, я гадал, кто бы это мог быть.
Голос я не узнал. Он был зычный, глухой и говорил с сильным акцентом
— Вы есть Клей? — спросил голос.
— Кто это?
— Вы знакомы с некий мистер Уильям Кэнтелом? — осведомился голос, безбожно коверкая слова.
— Уильямом Кэнтелом? Вы имеете в виду Билли-Билли Кэнтела?
— Иго самого. Он был просить меня вас телефонировать.
— Когда?
— Только немного мгновений назад.
— Вы знаете, где он?
— Он просил, — произнес голос со сводящей с ума медлительностью, да еще так, что разобрать что-либо было невозможно, — говорить вам, где вы могли встретиться с его.
— Где же? — спросил я, нащупывая карандаш и бумагу.
— Есть станция трубы на улице девяносто два…
— Что там есть?
— Ваше прощение. Станция подземная. Она больше не в использовании. Мистер Кэнтел есть там сейчас ожидающий вас.
— На станции подземки?
— Вы имеете карандаш с бумага? Я буду поведать вам, как достичь туда.
— Да, валяйте.
— Теперь слушайте, — сказал он. — Эта станция подземки есть больше не в употреблении. Нормальные входы опечатаны вконец. Но там есть еще путь пробираться в станцию через подземелье дома на улице девяносто два.
Он рассказал мне, как попасть на станцию подземки, и я все записал. Потом мой собеседник произнес:
— Власти употребляют платформы для складирования досок и много строительного материалу. Мистер Кэнтел был устраивать себе маленькую тайную нору на центростремительной платформе. Вы это имеете записать? На платформе, где бы становились центростремительные поезда, а не окраинностремительные. Это будет на западной стороне станции.
— Записал, — сказал я.
— Вы должны пройти через переход к центроедущая платформе, а потом заворотить к лево. Он там в южном конце платформы. Он взял убежище за штабелем досок там. Вы имеете все это?
— Я имею все это, — ответил я. — Как, вы сказали, вас зовут?
— Мистер Кэнтел говорил мне, что мне не было бы нужно именовать себя, поскольку вы не знаете я.
— Но я хотел бы с вами познакомиться, — сказал я, и в трубке щелкнуло.
Я немного посидел, пытаясь решить, что мне делать. У меня не было ни малейших сомнений в том, что звонил этот умник и никто иной. Этот насквозь фальшивый иностранный акцент, эта попытка использовать Билли-Билли как приманку. Он хотел залучить меня в тихое местечко, чтобы завершить дело, столь неудачно начатое вечером.
Что ж, ищущий да обрящет с моей помощью. Я не сомневался, что найду своего умника на этой заброшенной станции подземки. Он ждет меня там. К тому же, разнообразия ради неплохо бы хоть разок точно знать, где его искать.
Я снова вышел в душную ночь, доплелся до гаража и получил у пуэрториканского мальчишки свой «мерседес».
— По-прежнему жарко, — сообщил он мне, вылезая из машины.
— Хорошо поспал в кино?
— Неплохо. Вы не придумали, какую работу мне дать?
— Все не так, как тебе представляется, мальчик, — сказал я.
Он пожал плечами.
— Все лучше, чем тут вкалывать.
— Это тебе только кажется
— Я хочу свалить отсюда.
— Я поспрашиваю, — сказал я — Но ничего не обещаю.
— Спасибо, мистер, — обрадовался он. — Вы им скажите, что я вожу машину как черт. А когда полицейские начнут задавать мне вопросы, я, извините, по-английски ни бум-бум.
— Я им скажу.
Я сел за руль «мерседеса», сказал «пока» мальчишке, одарившему меня улыбкой до ушей, и поехал на Восемьдесят шестую улицу, а по ней — через парк в Истсайд. По пути я вытащил из-под приборного щитка свой пистолет тридцать второго калибра и проверил его. Он был вычищен, заряжен и в боевой готовности. Я сунул его в карман пиджака.
Дома через два от нужного мне здания нашлось место для стоянки. Тут был эдакий псевдожилой квартал из четырех— и пятиэтажных кирпичных домов, выстроенных с расчетом на дешевизну квартир. Цены на жилье тут не были занижены, поскольку само жилье, в общем-то, никуда не годилось. Тем не менее дома эти весьма выгодно отличались от настоящих жилых кварталов с их бараками, и даже пахло здесь еще весьма сносно.