Он был менее гостеприимен. Появившись в комнате в футболке, старых штанах и тапочках, с молотком в руке — очевидно, он занимался каким-то домашним ремонтом, — он приветствовал нас восклицанием:
— Черт побери, Эрни! Сегодня же воскресенье. Мы же договорились, что ты меня по воскресеньям не беспокоишь.
— Это я виноват, — вмешался я. — Я хотел поговорить с вами о записке, которую вы написали.
Все взгляды обратились на меня. Этель Доннер, войдя вслед за мужем и почувствовав витающее в воздухе напряжение, нерешительно спросила:
— Все в порядке? Фрэнк? Что-нибудь... — и замолчала на полуслове.
Рембек очень медленно проговорил:
— Какая записка? Фрэнк? О какой записке он говорит? Доннер вдруг весь передернулся и, хрипло рассмеявшись, ответил:
— Да он просто решил на дармовщинку деньжат получить, Эрни. Сделает из меня козла отпущения, навесит на меня это дело, заберет свои баксы и отправится домой.
— Объяснитесь, мистер Тобин, — попросил Керриган. — Вы хотите сказать, что Рита не писала той записки?
— Именно это я и хочу сказать.
— Но почему?
— В той записке с самого начала что-то было не так, — объяснил я. — Записка была написана в стиле глуповатой смазливой куколки, которую она разыгрывала из себя на людях. Если бы она и в самом деле собиралась оставить Рембека и на прощанье побольнее его обидеть, то не выдумывала бы “настоящего мужчину”, а сделала бы как-то по-иному. Теперь я хорошо знаю ее характер, по крайней мере, лучше, чем Доннер. Он видел лишь маску, предназначенную для общества, и решил, что это ее истинное лицо, и сочинил записку, соответствующую ее имиджу.
— А что бы Рита, по-вашему, сама написала в записке? — спросил Керриган.
— Она бы сняла маску и показала свое подлинное лицо. Она не удержалась бы и открыла, какой непростой, умной и проницательной она была и как много скрывала от Рембека.
— Не нравятся мне эти ваши предположения, — вмешался Рембек.
— Помолчи, Эрни, — перебил его Керриган и, повернувшись ко мне, заметил:
— По-моему, вы правы. Это больше на нее похоже. Рассказывайте, что там у вас еще?
— В жизни Риты существовало только три вещи, которые она ценила, — продолжал я, — деньги, Теда Квигли и ее актерскую карьеру. Когда она...
Рембек перебил меня неистовым возгласом:
— Квигли! Этот щенок?! Да он же давным-давно сошел со сцены.
— Эрни, спорить будешь потом, — остановил его Керриган. — Продолжайте, мистер Тобин. Что дальше?
— Совершенно не в характере Риты Касл было сбежать от Рембека подобным образом. Больше других на “настоящего мужчину” в ее жизни походил Тед Квигли, но и его ей хватало в очень умеренных количествах. Сама фраза про “настоящего мужчину” не вписывается в ее представления о жизни. И никакой мужчина, даже Квигли, не мог бы заставить ее махнуть рукой на финансовую стабильность и театральную карьеру.
— Очень уж складно у вас получается, — заметил Керриган. — Хорошо, что дальше?
— Если записка поддельная, — продолжал я, — то мы с самого начала основывались на неверных посылках. Мы искали человека, с которым сбежала Рита, а Рита, оказывается, и не думала ни с кем убегать.
На этот раз Рембек едва не прервал меня радостным возгласом, но вовремя спохватился.
— Мы исходили из поступков одного и того же лица, а в деле участвовали разные люди, — развивал я свои рассуждения. — Так, деньги не покидали пределы мотеля. Если Макнейлы и имеют отношение к их пропаже, то Риту они не убивали, да и вряд ли знали о существовании денег до ее смерти. К тому же у них было недостаточно мотивов для убийства.
— А деньги? — возразил Керриган. — Они ведь все-таки могли узнать про деньги, которые им, видимо, нужны.
— Деньги им всю жизнь нужны, — урезонил я его. — Но из-за денег они никогда не убивали и не будут убивать.
— По-моему, вы правы, — согласился Керриган. — Давайте вернемся к записке. Если ее подделали, то зачем это понадобилось? Когда ее писали, Рита еще была жива.
В первый раз после долгого молчания в разговор вступил Доннер:
— Ну что, как вы объясните? В наш сюжет это не вписывается, верно?
— Верно, — подтвердил я. — Однако этот сюжет вы сами состряпали. Вы были озабочены тем, как не дать Рембеку развестись с вашей сестрой и жениться на Рите Касл, и для этого придумали способ дискредитировать Риту, очернить ее в глазах Рембека, чтобы он не захотел больше иметь с ней ничего общего.
— Чушь, — фыркнул он.
— Как он действовал? — спросил меня Керриган.
— Пока Рембек на выходные уехал из города, — пояснил я, — Доннер явился к Рите, выдумав какую-нибудь страшную историю, может, что Рембеку грозит налоговая инспекция, не знаю уж. Поведав Рите эту историю, он сообщил ей, что Рембеку придется на некоторое время исчезнуть из Нью-Йорка и, возможно, даже из страны. Ненадолго. Поэтому ей надо забрать из ее апартаментов все деньги, отправиться в мотель в Аллентауне и дожидаться Рембека там. Доннер, наверное, убедил ее, что Рембек может отсутствовать неделю, даже две.
Доннер хрипло засмеялся и, покачивая головой, хмыкнул:
— Глупости. На кой черт? Ну вернулась бы она через неделю и спросила бы Эрни, в чем дело? И тогда бы мне не поздоровилось.
— Поэтому тебе пришлось ее прикончить, Фрэнк, — вставил Рембек.
— Нет, дело было не так, — возразил я. — Если бы Доннер замышлял ее убить, он бы так и сделал, без лишних премудростей. Но в его планы входило только дискредитировать Риту, причем настолько, чтобы вам уже до конца своей жизни ни на кого, кроме своей жены, и глядеть бы не захотелось.
— И как бы дальше развивалось действие по его сценарию? — спросил Керриган.
— Он бы ее сам и нашел, — продолжил я. — Проходит неделя. Риту Касл повсюду разыскивают. И вдруг Фрэнк Доннер ее обнаруживает. Может, он собирался представить это так, что ее нашел кто-то из его людей, в общем, подстроил бы что-нибудь правдоподобное. Итак, он появляется, держа одной рукой Риту, а другой — деньги. Он сообщает Рембеку, что похитителю удалось улизнуть, а Рембек к тому моменту уже доведен до белого каления, и подробности его не интересуют. А когда Рита обвиняет Доннера, что он ее подставил, все выглядит как отчаянная попытка отомстить обнаружившему ее и притащившему обратно в объятия Рембека.
Керриган, окинув Рембека испытующим взглядом, проговорил:
— Это, вероятно, тоже бы сработало. Да, скорее всего бы, сработало. У тебя взрывной характер, Эрни. Ты бы разразился проклятиями, а Риту и слушать бы не стал.
Рембек обиженно возразил:
— Я бы ее выслушал. Я бы догадался, что ее подставили. Неужели, черт возьми, вы думаете, что меня так легко облапошить?
— Фрэнк Доннер именно так и думал, — заявил я. — И я склонен с ним согласиться.
— Почему я? — вмешался Доннер. — Почему я, а не кто-либо другой? Только потому, что я — брат Элеоноры?
— Вы уже однажды сидели за подделку документов, — напомнил я ему. — У вас это должно прекрасно получиться, а подделать записку — такой пустяк. Вам также раз-другой предъявляли обвинение в поджоге. Это напрямую связывает вас со взрывом в моем офисе, до чего мы еще не дошли.
— Так давайте перейдем к взрыву, — предложил Керриган.
— Это было нетрудно, — начал я объяснять. — Целью взрыва было уничтожить записку. Когда он подделал записку, просто чтобы подставить Риту, опасность ему не грозила. Однако, когда записка стала вещественным доказательством в деле об убийстве, то оставлять ее стало слишком рискованно. Тогда он и проник за ней в офис. Украсть записку значило бы навлечь на себя подозрение, поэтому он и организовал взрыв. Не знаю, правда, зачем ему понадобилось подкладывать нечто вроде мини-ловушки и превращать взрыв в убийство? Но почему-то именно так он и поступил.
— Неплохая сказочка, — встрял Доннер. — Это все ваши домыслы, а улик нет. Я продолжил:
— Не знаю, удосужились ли вы подкупить швейцара в доме, где жила Рита Касл, но, даже если вы и давали ему взятки, это помогло бы лишь в том случае, если бы не произошло убийства. Теперь он не станет вас покрывать. Возможно, уйдет какое-то время, но Рембеку не составит большого труда выяснить у швейцара, когда именно в выходной день вы приезжали, чтобы оставить записку.
— Я прямо сейчас позвоню, — встрепенулся Рембек.
— В этом есть необходимость, Доннер? — спросил я. Он не желал отступать ни на шаг:
— Эрни, кончай слушать его ахинею! Если ты веришь этому горе-копу больше, чем мне, пожалуйста. Вон там телефон, иди звони.
Рембек не стал раздумывать. Он пошел позвонил, а закончив разговор, сообщил нам:
— Они, как выяснят, сразу перезвонят.
— Мистер Тобин, — обратился ко мне Керриган, — вы ответили на все вопросы, кроме самого главного. Мы знаем теперь про деньги, знаем про записку, знаем про взрыв. А кто же убил Риту?
— На этот вопрос пусть ответит Доннер, — сказал я. — Он единственный знал, где она скрывается. Мне не приходит в голову, по какой причине он мог бы сам убить ее, хотя некоторая возможность все же существует. Гораздо вероятнее, что он сообщил о местонахождении Риты кому-то другому, и тот, другой, ее убил.
Керриган покачал головой.
— Вот тут я с вами не согласен, — возразил он. — С какой стати он стал бы кому-то о Рите рассказывать?
— Он сам ее убил, мерзавец! — воскликнул Рембек. — Он понял, что его трюк не сработает, поэтому и прикончил ее.
— Кому вы о ней рассказали, Доннер? — спросил я.
— Мне, — раздался с порога женский голос.
Мы разом повернули головы к двери. Рембек не успел еще хрипло выкрикнуть “Элеонора!”, а я уже знал, кто эта женщина.
Она была худенькая — худая, тонкая как спичка, и худоба ее была такой же болезненной, как полнота Этель Доннер. Ее черное платье, с узким пояском на талии, свободно болталось на ней, словно она недавно резко потеряла в весе. В ее черных, неаккуратно собранных на макушке волосах, виднелась обильная седина.
Кто она — выдавали ее глаза: черные, горящие, безумные. Она смотрела прямо перед собой зорким ястребиным взглядом, но за ним таился туман болезненных сомнений. Подобные глаза помнились мне долго, с тех пор, когда я только начинал служить в полиции и был патрульным. Я повидал немало на своем веку таких глаз и таких постоянных обитателей психушек или людей, которые живут дома, но всю свою взрослую жизнь проводят, наведываясь в клиники для душевнобольных, консультируются, лечатся. Какой-то отрезок времени их мозг функционирует нормально, а затем — внезапно или медленно накапливаясь — вдруг случается срыв, и разум скатывается в бездну, в пропасть. Я помню, как время от времени меня вызывали к таким людям, когда у них неожиданно возникала потребность снова отправиться в лечебницу. Иногда они, съежившись, забивались в угол, иногда покорно и тихо ждали в гостиной, сидя рядом с собранными сумками, иногда прятались в темные шкафы, глядя оттуда горящими глазами на мир, слишком сложный для их потерянного разума.
Я давно предполагал, что это она. Но, ни разу не встретившись с ней, не был точно уверен. Поэтому мне хотелось сначала послушать ее брата, Доннера. Однако так получилось даже лучше. Она сама пришла к нам в гостиную.
— Добрый вечер, миссис Рембек, — поздоровался я. — Очень сожалею, что нам пришлось познакомиться при таких обстоятельствах.
— Пора с этим кончать, — просто сказала она. — И так все слишком затянулось. — Она с легкой извиняющейся улыбкой взглянула на брата:
— Прости, Фрэнк, но все кончено.
— Вы подслушивали, когда Фрэнк разговаривал со своей женой, так ведь? — догадался я.
— Я всегда слушаю, — проговорила она. — Никто не знает, но я слушаю. Я все знаю. Я слышала, как Этель рассказывала вам, что и где она хранит. Я все слышала.
В данный момент ее речь была совершенно осмысленной, лишь очень чуткое ухо могло уловить в ее голосе диковатые интонации. И все же я почувствовал, в каком она огромном напряжении и чего стоит ей держать себя под контролем.
— Если не хотите сейчас про это говорить, миссис Рембек, не говорите, — предложил я.
Однако ей нужно было выговориться. И она продолжила:
— Эрни думает, что от меня можно скрыться, но у него это никогда не получалось. Я всегда слышала, как он разговаривал по телефону с женщинами и как договаривался с Сэмом Голдбергом о разводе.
— Это невозможно! — в ужасе выкрикнул Рембек.
— Сядь, Эрни! — приказал Керриган, и впервые в его голосе послышались стальные нотки стоящей у него за спиной корпорации. — Сядь и заткнись!
— Извините, миссис Рембек, — обратился я к ней. — Вы поэтому перебрались сюда, к своему брату? Потому что знали про готовящийся развод?
— Я не могла там больше оставаться. — Ее голос задрожал от унизительных воспоминаний. — Все время играть, притворяться, делать вид, будто я слепая и глухая. Нет, я так больше не могла. — Она вдруг обвела комнату беглым испуганным взглядом, словно пойманное в ловушку животное, но сдержалась и лишь сказала:
— Можно, я присяду?
Фрэнк Доннер и Керриган оба кинулись к ней со стульями. С извиняющейся улыбкой она поблагодарила Керригана и опустилась на стул, предложенный ей братом, который, наклонившись, встал у нее за спиной, когда она села. Не отходя от нее, Доннер, сверкнув глазами, предупредил меня:
— Вы не имеете права этим воспользоваться. Она невменяема. Вы сами знаете. — Он выглядел несколько комично — в футболке и домашних тапочках, с покрасневшими от гнева, стыда и возмущения лицом и шеей и с молотком, про который, он, видимо, совсем позабыв, продолжал держать в правой руке. Его сестра взяла его свободную руку со словами:
— Фрэнк, прошу тебя, дай мне договорить. Я себя нормально чувствую.
И тут я вдруг понял, что сыт всем этим по горло. Разгадав все обманы, распутав ложные следы, пробравшись через интриги, насилие и кровопролитие, я оказался лицом к лицу с больной, несчастной и одинокой женщиной. Из всех, с кем я встречался в ходе следствия, эта женщина была наименее похожа на преступницу и наиболее достойна сострадания; из всех она внушала наименьшие опасения, но именно она оказалась той добычей, за которой я охотился.
— Нет, хватит, — вмешался я. — Хватит, миссис Рембек. Если угодно, расскажите вашу историю полиции, а я обойдусь. — Повернувшись к Рембеку, я показал рукой на его жену и сказал:
— Вот она. Вы поручили мне найти ее, и я ее нашел. Теперь поступайте с ней, как сочтете нужным.
Я хотел было еще кое-что добавить, приоткрыть ему хоть часть правды о Рите Касл, сообщить факты, поведанные мне Тедом Квигли, но потом решил промолчать. Рембек вперил в жену горящий взгляд, словно в первый раз в жизни ее увидел. Преподнести ему жестокую правду сразу об обеих женщинах было бы слишком немилосердно.
Я подошел к телефону, снял трубку и начал набирать номер. Доннер крикнул:
— Куда вы, черт возьми, звоните?
— В полицию, — ответил я, поворачивая к нему лицо.
— Вы не смеете трогать Элеонору, — грозно произнес он. — Она невменяема. Она все это выдумала, с начала и до конца.
— Я не по поводу Элеоноры собираюсь звонить, — сказал я, — а по поводу вас. Осталось еще убийство Микки Хансела — оно на вашей совести. Вы-то вменяемы и ответите по закону.
Плотину прорвало. Фрэнк Доннер с налившимся кровью лицом поднял руку, в которой держал молоток, и с рычанием кинулся ко мне через всю гостиную.
Я действовал на “автопилоте”. Моя рука мгновенно выпустила телефонную трубку и, потянувшись назад, откинула полу пиджака, сомкнулась на рукоятке револьвера, который я тут же выставил вперед, одновременно отклоняясь влево; все эти движения я усвоил еще во время учебы и с тех пор повторял их так часто, что теперь выполнил их машинально. Когда Доннер бросился на меня, размахивая молотком, я достал кольт и дважды выстрелил ему в голову.
Глава 27
— Черт побери, Эрни! Сегодня же воскресенье. Мы же договорились, что ты меня по воскресеньям не беспокоишь.
— Это я виноват, — вмешался я. — Я хотел поговорить с вами о записке, которую вы написали.
Все взгляды обратились на меня. Этель Доннер, войдя вслед за мужем и почувствовав витающее в воздухе напряжение, нерешительно спросила:
— Все в порядке? Фрэнк? Что-нибудь... — и замолчала на полуслове.
Рембек очень медленно проговорил:
— Какая записка? Фрэнк? О какой записке он говорит? Доннер вдруг весь передернулся и, хрипло рассмеявшись, ответил:
— Да он просто решил на дармовщинку деньжат получить, Эрни. Сделает из меня козла отпущения, навесит на меня это дело, заберет свои баксы и отправится домой.
— Объяснитесь, мистер Тобин, — попросил Керриган. — Вы хотите сказать, что Рита не писала той записки?
— Именно это я и хочу сказать.
— Но почему?
— В той записке с самого начала что-то было не так, — объяснил я. — Записка была написана в стиле глуповатой смазливой куколки, которую она разыгрывала из себя на людях. Если бы она и в самом деле собиралась оставить Рембека и на прощанье побольнее его обидеть, то не выдумывала бы “настоящего мужчину”, а сделала бы как-то по-иному. Теперь я хорошо знаю ее характер, по крайней мере, лучше, чем Доннер. Он видел лишь маску, предназначенную для общества, и решил, что это ее истинное лицо, и сочинил записку, соответствующую ее имиджу.
— А что бы Рита, по-вашему, сама написала в записке? — спросил Керриган.
— Она бы сняла маску и показала свое подлинное лицо. Она не удержалась бы и открыла, какой непростой, умной и проницательной она была и как много скрывала от Рембека.
— Не нравятся мне эти ваши предположения, — вмешался Рембек.
— Помолчи, Эрни, — перебил его Керриган и, повернувшись ко мне, заметил:
— По-моему, вы правы. Это больше на нее похоже. Рассказывайте, что там у вас еще?
— В жизни Риты существовало только три вещи, которые она ценила, — продолжал я, — деньги, Теда Квигли и ее актерскую карьеру. Когда она...
Рембек перебил меня неистовым возгласом:
— Квигли! Этот щенок?! Да он же давным-давно сошел со сцены.
— Эрни, спорить будешь потом, — остановил его Керриган. — Продолжайте, мистер Тобин. Что дальше?
— Совершенно не в характере Риты Касл было сбежать от Рембека подобным образом. Больше других на “настоящего мужчину” в ее жизни походил Тед Квигли, но и его ей хватало в очень умеренных количествах. Сама фраза про “настоящего мужчину” не вписывается в ее представления о жизни. И никакой мужчина, даже Квигли, не мог бы заставить ее махнуть рукой на финансовую стабильность и театральную карьеру.
— Очень уж складно у вас получается, — заметил Керриган. — Хорошо, что дальше?
— Если записка поддельная, — продолжал я, — то мы с самого начала основывались на неверных посылках. Мы искали человека, с которым сбежала Рита, а Рита, оказывается, и не думала ни с кем убегать.
На этот раз Рембек едва не прервал меня радостным возгласом, но вовремя спохватился.
— Мы исходили из поступков одного и того же лица, а в деле участвовали разные люди, — развивал я свои рассуждения. — Так, деньги не покидали пределы мотеля. Если Макнейлы и имеют отношение к их пропаже, то Риту они не убивали, да и вряд ли знали о существовании денег до ее смерти. К тому же у них было недостаточно мотивов для убийства.
— А деньги? — возразил Керриган. — Они ведь все-таки могли узнать про деньги, которые им, видимо, нужны.
— Деньги им всю жизнь нужны, — урезонил я его. — Но из-за денег они никогда не убивали и не будут убивать.
— По-моему, вы правы, — согласился Керриган. — Давайте вернемся к записке. Если ее подделали, то зачем это понадобилось? Когда ее писали, Рита еще была жива.
В первый раз после долгого молчания в разговор вступил Доннер:
— Ну что, как вы объясните? В наш сюжет это не вписывается, верно?
— Верно, — подтвердил я. — Однако этот сюжет вы сами состряпали. Вы были озабочены тем, как не дать Рембеку развестись с вашей сестрой и жениться на Рите Касл, и для этого придумали способ дискредитировать Риту, очернить ее в глазах Рембека, чтобы он не захотел больше иметь с ней ничего общего.
— Чушь, — фыркнул он.
— Как он действовал? — спросил меня Керриган.
— Пока Рембек на выходные уехал из города, — пояснил я, — Доннер явился к Рите, выдумав какую-нибудь страшную историю, может, что Рембеку грозит налоговая инспекция, не знаю уж. Поведав Рите эту историю, он сообщил ей, что Рембеку придется на некоторое время исчезнуть из Нью-Йорка и, возможно, даже из страны. Ненадолго. Поэтому ей надо забрать из ее апартаментов все деньги, отправиться в мотель в Аллентауне и дожидаться Рембека там. Доннер, наверное, убедил ее, что Рембек может отсутствовать неделю, даже две.
Доннер хрипло засмеялся и, покачивая головой, хмыкнул:
— Глупости. На кой черт? Ну вернулась бы она через неделю и спросила бы Эрни, в чем дело? И тогда бы мне не поздоровилось.
— Поэтому тебе пришлось ее прикончить, Фрэнк, — вставил Рембек.
— Нет, дело было не так, — возразил я. — Если бы Доннер замышлял ее убить, он бы так и сделал, без лишних премудростей. Но в его планы входило только дискредитировать Риту, причем настолько, чтобы вам уже до конца своей жизни ни на кого, кроме своей жены, и глядеть бы не захотелось.
— И как бы дальше развивалось действие по его сценарию? — спросил Керриган.
— Он бы ее сам и нашел, — продолжил я. — Проходит неделя. Риту Касл повсюду разыскивают. И вдруг Фрэнк Доннер ее обнаруживает. Может, он собирался представить это так, что ее нашел кто-то из его людей, в общем, подстроил бы что-нибудь правдоподобное. Итак, он появляется, держа одной рукой Риту, а другой — деньги. Он сообщает Рембеку, что похитителю удалось улизнуть, а Рембек к тому моменту уже доведен до белого каления, и подробности его не интересуют. А когда Рита обвиняет Доннера, что он ее подставил, все выглядит как отчаянная попытка отомстить обнаружившему ее и притащившему обратно в объятия Рембека.
Керриган, окинув Рембека испытующим взглядом, проговорил:
— Это, вероятно, тоже бы сработало. Да, скорее всего бы, сработало. У тебя взрывной характер, Эрни. Ты бы разразился проклятиями, а Риту и слушать бы не стал.
Рембек обиженно возразил:
— Я бы ее выслушал. Я бы догадался, что ее подставили. Неужели, черт возьми, вы думаете, что меня так легко облапошить?
— Фрэнк Доннер именно так и думал, — заявил я. — И я склонен с ним согласиться.
— Почему я? — вмешался Доннер. — Почему я, а не кто-либо другой? Только потому, что я — брат Элеоноры?
— Вы уже однажды сидели за подделку документов, — напомнил я ему. — У вас это должно прекрасно получиться, а подделать записку — такой пустяк. Вам также раз-другой предъявляли обвинение в поджоге. Это напрямую связывает вас со взрывом в моем офисе, до чего мы еще не дошли.
— Так давайте перейдем к взрыву, — предложил Керриган.
— Это было нетрудно, — начал я объяснять. — Целью взрыва было уничтожить записку. Когда он подделал записку, просто чтобы подставить Риту, опасность ему не грозила. Однако, когда записка стала вещественным доказательством в деле об убийстве, то оставлять ее стало слишком рискованно. Тогда он и проник за ней в офис. Украсть записку значило бы навлечь на себя подозрение, поэтому он и организовал взрыв. Не знаю, правда, зачем ему понадобилось подкладывать нечто вроде мини-ловушки и превращать взрыв в убийство? Но почему-то именно так он и поступил.
— Неплохая сказочка, — встрял Доннер. — Это все ваши домыслы, а улик нет. Я продолжил:
— Не знаю, удосужились ли вы подкупить швейцара в доме, где жила Рита Касл, но, даже если вы и давали ему взятки, это помогло бы лишь в том случае, если бы не произошло убийства. Теперь он не станет вас покрывать. Возможно, уйдет какое-то время, но Рембеку не составит большого труда выяснить у швейцара, когда именно в выходной день вы приезжали, чтобы оставить записку.
— Я прямо сейчас позвоню, — встрепенулся Рембек.
— В этом есть необходимость, Доннер? — спросил я. Он не желал отступать ни на шаг:
— Эрни, кончай слушать его ахинею! Если ты веришь этому горе-копу больше, чем мне, пожалуйста. Вон там телефон, иди звони.
Рембек не стал раздумывать. Он пошел позвонил, а закончив разговор, сообщил нам:
— Они, как выяснят, сразу перезвонят.
— Мистер Тобин, — обратился ко мне Керриган, — вы ответили на все вопросы, кроме самого главного. Мы знаем теперь про деньги, знаем про записку, знаем про взрыв. А кто же убил Риту?
— На этот вопрос пусть ответит Доннер, — сказал я. — Он единственный знал, где она скрывается. Мне не приходит в голову, по какой причине он мог бы сам убить ее, хотя некоторая возможность все же существует. Гораздо вероятнее, что он сообщил о местонахождении Риты кому-то другому, и тот, другой, ее убил.
Керриган покачал головой.
— Вот тут я с вами не согласен, — возразил он. — С какой стати он стал бы кому-то о Рите рассказывать?
— Он сам ее убил, мерзавец! — воскликнул Рембек. — Он понял, что его трюк не сработает, поэтому и прикончил ее.
— Кому вы о ней рассказали, Доннер? — спросил я.
— Мне, — раздался с порога женский голос.
Мы разом повернули головы к двери. Рембек не успел еще хрипло выкрикнуть “Элеонора!”, а я уже знал, кто эта женщина.
Она была худенькая — худая, тонкая как спичка, и худоба ее была такой же болезненной, как полнота Этель Доннер. Ее черное платье, с узким пояском на талии, свободно болталось на ней, словно она недавно резко потеряла в весе. В ее черных, неаккуратно собранных на макушке волосах, виднелась обильная седина.
Кто она — выдавали ее глаза: черные, горящие, безумные. Она смотрела прямо перед собой зорким ястребиным взглядом, но за ним таился туман болезненных сомнений. Подобные глаза помнились мне долго, с тех пор, когда я только начинал служить в полиции и был патрульным. Я повидал немало на своем веку таких глаз и таких постоянных обитателей психушек или людей, которые живут дома, но всю свою взрослую жизнь проводят, наведываясь в клиники для душевнобольных, консультируются, лечатся. Какой-то отрезок времени их мозг функционирует нормально, а затем — внезапно или медленно накапливаясь — вдруг случается срыв, и разум скатывается в бездну, в пропасть. Я помню, как время от времени меня вызывали к таким людям, когда у них неожиданно возникала потребность снова отправиться в лечебницу. Иногда они, съежившись, забивались в угол, иногда покорно и тихо ждали в гостиной, сидя рядом с собранными сумками, иногда прятались в темные шкафы, глядя оттуда горящими глазами на мир, слишком сложный для их потерянного разума.
Я давно предполагал, что это она. Но, ни разу не встретившись с ней, не был точно уверен. Поэтому мне хотелось сначала послушать ее брата, Доннера. Однако так получилось даже лучше. Она сама пришла к нам в гостиную.
— Добрый вечер, миссис Рембек, — поздоровался я. — Очень сожалею, что нам пришлось познакомиться при таких обстоятельствах.
— Пора с этим кончать, — просто сказала она. — И так все слишком затянулось. — Она с легкой извиняющейся улыбкой взглянула на брата:
— Прости, Фрэнк, но все кончено.
— Вы подслушивали, когда Фрэнк разговаривал со своей женой, так ведь? — догадался я.
— Я всегда слушаю, — проговорила она. — Никто не знает, но я слушаю. Я все знаю. Я слышала, как Этель рассказывала вам, что и где она хранит. Я все слышала.
В данный момент ее речь была совершенно осмысленной, лишь очень чуткое ухо могло уловить в ее голосе диковатые интонации. И все же я почувствовал, в каком она огромном напряжении и чего стоит ей держать себя под контролем.
— Если не хотите сейчас про это говорить, миссис Рембек, не говорите, — предложил я.
Однако ей нужно было выговориться. И она продолжила:
— Эрни думает, что от меня можно скрыться, но у него это никогда не получалось. Я всегда слышала, как он разговаривал по телефону с женщинами и как договаривался с Сэмом Голдбергом о разводе.
— Это невозможно! — в ужасе выкрикнул Рембек.
— Сядь, Эрни! — приказал Керриган, и впервые в его голосе послышались стальные нотки стоящей у него за спиной корпорации. — Сядь и заткнись!
— Извините, миссис Рембек, — обратился я к ней. — Вы поэтому перебрались сюда, к своему брату? Потому что знали про готовящийся развод?
— Я не могла там больше оставаться. — Ее голос задрожал от унизительных воспоминаний. — Все время играть, притворяться, делать вид, будто я слепая и глухая. Нет, я так больше не могла. — Она вдруг обвела комнату беглым испуганным взглядом, словно пойманное в ловушку животное, но сдержалась и лишь сказала:
— Можно, я присяду?
Фрэнк Доннер и Керриган оба кинулись к ней со стульями. С извиняющейся улыбкой она поблагодарила Керригана и опустилась на стул, предложенный ей братом, который, наклонившись, встал у нее за спиной, когда она села. Не отходя от нее, Доннер, сверкнув глазами, предупредил меня:
— Вы не имеете права этим воспользоваться. Она невменяема. Вы сами знаете. — Он выглядел несколько комично — в футболке и домашних тапочках, с покрасневшими от гнева, стыда и возмущения лицом и шеей и с молотком, про который, он, видимо, совсем позабыв, продолжал держать в правой руке. Его сестра взяла его свободную руку со словами:
— Фрэнк, прошу тебя, дай мне договорить. Я себя нормально чувствую.
И тут я вдруг понял, что сыт всем этим по горло. Разгадав все обманы, распутав ложные следы, пробравшись через интриги, насилие и кровопролитие, я оказался лицом к лицу с больной, несчастной и одинокой женщиной. Из всех, с кем я встречался в ходе следствия, эта женщина была наименее похожа на преступницу и наиболее достойна сострадания; из всех она внушала наименьшие опасения, но именно она оказалась той добычей, за которой я охотился.
— Нет, хватит, — вмешался я. — Хватит, миссис Рембек. Если угодно, расскажите вашу историю полиции, а я обойдусь. — Повернувшись к Рембеку, я показал рукой на его жену и сказал:
— Вот она. Вы поручили мне найти ее, и я ее нашел. Теперь поступайте с ней, как сочтете нужным.
Я хотел было еще кое-что добавить, приоткрыть ему хоть часть правды о Рите Касл, сообщить факты, поведанные мне Тедом Квигли, но потом решил промолчать. Рембек вперил в жену горящий взгляд, словно в первый раз в жизни ее увидел. Преподнести ему жестокую правду сразу об обеих женщинах было бы слишком немилосердно.
Я подошел к телефону, снял трубку и начал набирать номер. Доннер крикнул:
— Куда вы, черт возьми, звоните?
— В полицию, — ответил я, поворачивая к нему лицо.
— Вы не смеете трогать Элеонору, — грозно произнес он. — Она невменяема. Она все это выдумала, с начала и до конца.
— Я не по поводу Элеоноры собираюсь звонить, — сказал я, — а по поводу вас. Осталось еще убийство Микки Хансела — оно на вашей совести. Вы-то вменяемы и ответите по закону.
Плотину прорвало. Фрэнк Доннер с налившимся кровью лицом поднял руку, в которой держал молоток, и с рычанием кинулся ко мне через всю гостиную.
Я действовал на “автопилоте”. Моя рука мгновенно выпустила телефонную трубку и, потянувшись назад, откинула полу пиджака, сомкнулась на рукоятке револьвера, который я тут же выставил вперед, одновременно отклоняясь влево; все эти движения я усвоил еще во время учебы и с тех пор повторял их так часто, что теперь выполнил их машинально. Когда Доннер бросился на меня, размахивая молотком, я достал кольт и дважды выстрелил ему в голову.
Глава 27
Расспросы продолжались последующие два дня. У меня несколько раз брали показания, записывая их как на магнитофон, так и при помощи стенографиста.
Остальных тоже допрашивали: Рембека, его жену и миссис Доннер. Керриган попросил разрешения исчезнуть со сцены до того, как я позвоню в полицию, и у меня не было причин ему отказывать.
Разговор — хорошее лекарство от горя, поэтому, в отличие от Рембека, которому никакого обвинения предъявлено не было и который без крайней необходимости рта не раскрывал, обе женщины тараторили наперебой, бросившись объяснять, что случилось и почему. Подтвердились мои предположения и о том, как Доннеру удалось убедить Риту взять деньги и скрыться в Пенсильвании и какими мотивами он при этом руководствовался. Миссис Рембек настойчиво утверждала, что отправилась к Рите Касл — после того как узнала из подслушанного в доме Доннеров разговора о местонахождении Риты — не для того, чтобы убить ее, а чтобы просто поговорить, в надежде добиться от Риты обещания в будущем держаться подальше от Рембека. Она захватила с собой взятый у брата пистолет — незаряженный, только чтобы припугнуть Риту, если понадобится. Рита, однако, оказалась не из трусливых, а миссис Рембек случайно проговорилась, что с ее побегом все подстроил Фрэнк Доннер. После этого Рита намеренно повела себя с нарочитой жестокостью. Она только что приняла душ и, сбросив банный халат, стала переодеваться прямо на глазах миссис Рембек, “наглядно демонстрируя, какая между нами разница”, по словам последней. Вот тогда-то миссис Рембек и ударила ее изо всех сил рукояткой пистолета, присовокупив к смертельному удару свою долго сдерживаемую ненависть. Возвращаясь обратно в Нью-Йорк, она по дороге выбросила пистолет и ключ от бунгало Риты с истон-филлинсбургского моста в реку Делавер.
В одном показания двух женщин расходились: миссис Рембек утверждала, что о ее поступке не знала ни одна живая душа, а миссис Доннер настаивала, что ей, во всяком случае, с самого начала все было ясно. Убедиться, знал ли правду сам Фрэнк Доннер, уже не представлялось возможным, хотя он, наверное, по меньшей мере подозревал, как обстояло дело.
Что до убийства Микки Хансела, то миссис Доннер разъяснила, что оно произошло непреднамеренно. В ходе нашей первой беседы ее муж услышал от Керригана про мою педантичность и мой офис и сообразил, что там-то ему и следует искать записку. Отправившись туда в четыре часа утра, он пробрался мимо спящего швейцара, взломал замок и занялся подготовкой к пожару, который уничтожил бы все находившиеся в офисе бумаги — равно как и все остальное. Пока он трудился, в офис прокрался Микки Хансел. Доннер схватил его за шиворот, и Хансел признался, что он явился стащить пишущую машинку, чтобы заложить ее и выручить деньги на выпивку. Еще Хансел сообщил ему, что должен явиться в офис в девять утра, что он и собирался сделать. Тут уж Доннер не мог оставить Хансела в живых, поскольку тот рассказал бы мне, что Доннер побывал в офисе, поэтому Доннер задушил его, заложил в шкаф бомбу с часовым механизмом, прислонил тело Хансела к открытому ящику шкафа и ушел. Когда в 9.05 утра произошел взрыв, мы все решили, что Хансел, только что прибыв в офис, каким-то образом привел в действие пусковое устройство бомбы и был убит.
Лифтер, служивший в здании, косвенно подтвердил эту версию, заявив, что не помнит, чтобы в субботу утром поднимал наверх Микки Хансела.
Что касается меня, то некоторое время мне казалось, что будут большие неприятности. Никто не оспаривал того факта, что я убил Фрэнка Доннера с целью самозащиты. Однако я вызвал недовольство официальных властей тем, что застрелил его из револьвера, не имея разрешения на ношение оружия. Не меньшее недовольство наверху вызвало и то, что я бросил правду в лицо Доннеру и миссис Рембек, не известив предварительно полицейских о своем расследовании. Но в конце концов возобладало здравомыслие у определенной части управления полиции, и я отделался строгим внушением. Было признано, что я, проведя предварительное дознание, распутал дело, которое иначе почти наверняка осталось бы нераскрытым, а победителей не судят.
Восстановить меня на службе, однако, никто не торопился. Я пользуюсь в управлении дурной репутацией, от которой мне, вероятно, никогда не избавиться. Самое большее, на что они были способны, — это простить мне некоторые мелкие проступки.
Пока все тянулось, Марти Кенгельберг оказывал мне всяческую помощь, заступаясь за меня, ходил со мной по инстанциям и в промежутках между допросами подбадривал душеспасительными беседами. С моей стороны было неблагодарностью помнить то, что он тогда мне в гневе наговорил, но я ничего не мог с собой поделать. Я надеюсь, что мне более или менее удачно удается скрывать свои чувства; это он, по крайней мере, заслужил.
К среде все закончилось. Кейт с Биллом еще в воскресенье вечером вернулись из Патчоги. Однако наша жизнь снова вошла в нормальную колею только в среду, когда меня перестали вызывать в Манхэттен на допросы.
В понедельник весь день лил дождь, но во вторник немного распогодилось, а в среду рассвет выдался ясный и солнечный. Впервые после долгого перерыва я вернулся к моей стене и взялся за лопату и укладку бетонных блоков, полностью погрузившись в строительные работы. Об убийстве Риты Касл я и думать забыл.
Девять дней спустя, в пятницу, ко мне во двор пришла Кейт с только что полученным по почте конвертом. Внутри лежало два чека от “Континентальных проектов”: один на пять тысяч долларов, с пометкой “за профессиональные услуги”, а второй на триста долларов с пометкой “накладные расходы”.
— Отлично, — сказал я. — Теперь мы какое-то время продержимся. Я распишусь на чеках, когда будет обеденный перерыв. Кейт спросила:
— Митч, неужели ничего не изменилось? Я поднял на нее глаза:
— А что должно было измениться?
— Ладно, — вздохнула она. — Обедать будем через час. Она вернулась в дом, а я снова занялся моей стеной.
Остальных тоже допрашивали: Рембека, его жену и миссис Доннер. Керриган попросил разрешения исчезнуть со сцены до того, как я позвоню в полицию, и у меня не было причин ему отказывать.
Разговор — хорошее лекарство от горя, поэтому, в отличие от Рембека, которому никакого обвинения предъявлено не было и который без крайней необходимости рта не раскрывал, обе женщины тараторили наперебой, бросившись объяснять, что случилось и почему. Подтвердились мои предположения и о том, как Доннеру удалось убедить Риту взять деньги и скрыться в Пенсильвании и какими мотивами он при этом руководствовался. Миссис Рембек настойчиво утверждала, что отправилась к Рите Касл — после того как узнала из подслушанного в доме Доннеров разговора о местонахождении Риты — не для того, чтобы убить ее, а чтобы просто поговорить, в надежде добиться от Риты обещания в будущем держаться подальше от Рембека. Она захватила с собой взятый у брата пистолет — незаряженный, только чтобы припугнуть Риту, если понадобится. Рита, однако, оказалась не из трусливых, а миссис Рембек случайно проговорилась, что с ее побегом все подстроил Фрэнк Доннер. После этого Рита намеренно повела себя с нарочитой жестокостью. Она только что приняла душ и, сбросив банный халат, стала переодеваться прямо на глазах миссис Рембек, “наглядно демонстрируя, какая между нами разница”, по словам последней. Вот тогда-то миссис Рембек и ударила ее изо всех сил рукояткой пистолета, присовокупив к смертельному удару свою долго сдерживаемую ненависть. Возвращаясь обратно в Нью-Йорк, она по дороге выбросила пистолет и ключ от бунгало Риты с истон-филлинсбургского моста в реку Делавер.
В одном показания двух женщин расходились: миссис Рембек утверждала, что о ее поступке не знала ни одна живая душа, а миссис Доннер настаивала, что ей, во всяком случае, с самого начала все было ясно. Убедиться, знал ли правду сам Фрэнк Доннер, уже не представлялось возможным, хотя он, наверное, по меньшей мере подозревал, как обстояло дело.
Что до убийства Микки Хансела, то миссис Доннер разъяснила, что оно произошло непреднамеренно. В ходе нашей первой беседы ее муж услышал от Керригана про мою педантичность и мой офис и сообразил, что там-то ему и следует искать записку. Отправившись туда в четыре часа утра, он пробрался мимо спящего швейцара, взломал замок и занялся подготовкой к пожару, который уничтожил бы все находившиеся в офисе бумаги — равно как и все остальное. Пока он трудился, в офис прокрался Микки Хансел. Доннер схватил его за шиворот, и Хансел признался, что он явился стащить пишущую машинку, чтобы заложить ее и выручить деньги на выпивку. Еще Хансел сообщил ему, что должен явиться в офис в девять утра, что он и собирался сделать. Тут уж Доннер не мог оставить Хансела в живых, поскольку тот рассказал бы мне, что Доннер побывал в офисе, поэтому Доннер задушил его, заложил в шкаф бомбу с часовым механизмом, прислонил тело Хансела к открытому ящику шкафа и ушел. Когда в 9.05 утра произошел взрыв, мы все решили, что Хансел, только что прибыв в офис, каким-то образом привел в действие пусковое устройство бомбы и был убит.
Лифтер, служивший в здании, косвенно подтвердил эту версию, заявив, что не помнит, чтобы в субботу утром поднимал наверх Микки Хансела.
Что касается меня, то некоторое время мне казалось, что будут большие неприятности. Никто не оспаривал того факта, что я убил Фрэнка Доннера с целью самозащиты. Однако я вызвал недовольство официальных властей тем, что застрелил его из револьвера, не имея разрешения на ношение оружия. Не меньшее недовольство наверху вызвало и то, что я бросил правду в лицо Доннеру и миссис Рембек, не известив предварительно полицейских о своем расследовании. Но в конце концов возобладало здравомыслие у определенной части управления полиции, и я отделался строгим внушением. Было признано, что я, проведя предварительное дознание, распутал дело, которое иначе почти наверняка осталось бы нераскрытым, а победителей не судят.
Восстановить меня на службе, однако, никто не торопился. Я пользуюсь в управлении дурной репутацией, от которой мне, вероятно, никогда не избавиться. Самое большее, на что они были способны, — это простить мне некоторые мелкие проступки.
Пока все тянулось, Марти Кенгельберг оказывал мне всяческую помощь, заступаясь за меня, ходил со мной по инстанциям и в промежутках между допросами подбадривал душеспасительными беседами. С моей стороны было неблагодарностью помнить то, что он тогда мне в гневе наговорил, но я ничего не мог с собой поделать. Я надеюсь, что мне более или менее удачно удается скрывать свои чувства; это он, по крайней мере, заслужил.
К среде все закончилось. Кейт с Биллом еще в воскресенье вечером вернулись из Патчоги. Однако наша жизнь снова вошла в нормальную колею только в среду, когда меня перестали вызывать в Манхэттен на допросы.
В понедельник весь день лил дождь, но во вторник немного распогодилось, а в среду рассвет выдался ясный и солнечный. Впервые после долгого перерыва я вернулся к моей стене и взялся за лопату и укладку бетонных блоков, полностью погрузившись в строительные работы. Об убийстве Риты Касл я и думать забыл.
Девять дней спустя, в пятницу, ко мне во двор пришла Кейт с только что полученным по почте конвертом. Внутри лежало два чека от “Континентальных проектов”: один на пять тысяч долларов, с пометкой “за профессиональные услуги”, а второй на триста долларов с пометкой “накладные расходы”.
— Отлично, — сказал я. — Теперь мы какое-то время продержимся. Я распишусь на чеках, когда будет обеденный перерыв. Кейт спросила:
— Митч, неужели ничего не изменилось? Я поднял на нее глаза:
— А что должно было измениться?
— Ладно, — вздохнула она. — Обедать будем через час. Она вернулась в дом, а я снова занялся моей стеной.