Крисания посмотрела на Рейстлина, и лицо ее просияло.
   - Тогда давай вернемся в будущее, - предложила она. - Пар-Салиан дал Карамону волшебную вещь, которая вернет нас в наше время. Кендер рассказывал мне о ней...
   - Какую волшебную вещь? - требовательно спросил Рейстлин, и глаза его вспыхнули. Даже Крисания вздрогнула от неожиданности, а Тас и вовсе в страхе затрепетал. - Как она выглядит? Как действует?
   - Я не знаю, - неуверенно ответила жрица.
   - О, я все расскажу, - неожиданно для самого себя вмешался Тас и выступил вперед. - Прошу прощения, я не хотел мешать вам... Просто я проходил мимо и не мог не слышать вашего разговора. Кстати, поздравляю вас с началом праздников!
   И кендер протянул свою маленькую руку, которую, однако, никто не пожал. Рейстлин и Крисания смотрели на него с одинаковым выражением, словно каждый из них вдруг обнаружил паука в тарелке с супом. Тем не менее Тас ни в малейшей степени не был этим обескуражен. Засунув руку в карман, он продолжил как ни в чем не бывало:
   - О чем это мы говорили? Ах да, магическое приспособление. Так вот... Тас заметил, что глаза мага опасно блеснули, а брови сдвинулись к переносице, и заторопился: - Когда оно не сложено, оно напоминает... скипетр или жезл с шариком на конце, украшенным бриллиантами и самоцветами. Оно - вот такое, это устройство...
   Тас раздвинул руки примерно на ширину плеч.
   - Оно было таким в самом начале, но потом Пар-Салиан сделал с ним что-то, и...
   - Сложил его так, что части вобрались сами в себя, и устройство оказалось как раз такого размера, чтобы поместиться в кармане, - закончил за него Рейстлин.
   - Совершенно верно, - машинально подтвердил кендер и вдруг удивленно вытаращил глаза: - Откуда ты знаешь?
   - Это устройство мне знакомо, - ответил Рейстлин, и Тас расслышал в его голосе напряженную дрожь. Был ли это страх или облегчение - кендер не знал.
   Крисания тоже обратила внимание на странную интонацию.
   - Что это за устройство? - спросила она. Рейстлин ответил не сразу. Его лицо сделалось непроницаемым и бесстрастным.
   - Я не могу сказать наверняка, - ответил он с притворной нерешительностью. - Я должен изучить его.
   Потом он бросил на кендера взгляд, который отнюдь не укрепил душевное равновесие последнего.
   - Тебе что-нибудь нужно? - спросил маг. - Или ты просто подслушивал под дверью?
   - Конечно нет! - оскорбился кендер. - Я пришел поговорить с тобой, так что если вы с госпожой Крисанией закончили...
   Отчего-то кендер почувствовал себя неловко и покосился на молодую жрицу. Крисания смотрела на него крайне недружелюбно, и Тас поспешил отвести взгляд.
   - Может быть, нам лучше повидаться завтра? - спросила Крисания Рейстлина.
   - Думаю, завтра мы вряд ли встретимся, так как я не собираюсь идти на праздник, - отрезал Рейстлин. - Кроме того, я слишком долго наслаждался твоим обществом, а мне надо еще поработать.
   - Понятно, - кивнула Крисания, и в ее голосе, внешне спокойном, прозвучали нотки обиды и разочарования.
   - Прощайте, господа, - сказала жрица, поняв, что Рейстлин ничего ей больше не скажет. Слегка поклонившись, она развернулась и пошла вдаль по унылому коридору.
   - Я скажу Карамону, что ты передавала ему привет! - крикнул ей вдогонку кендер, но Крисания даже не обернулась, и Тас со вздохом повернулся к Рейстлину. - Боюсь, что Карамон ей не слишком понравился. Правда, когда она видела его в последний раз, он немного перебрал "гномьей водки"...
   Рейстлин кашлянул.
   - Ты явился сюда, чтобы поговорить со мной .о брате? - холодно перебил он кендера. - Если так, то можешь проваливать - разговора не будет.
   - О нет! - воскликнул Тас и ухмыльнулся. - Я пришел, чтобы предотвратить Катаклизм!
   Его слова на некоторое время лишили Рейстлина дара речи, отчего Тас немедленно возгордился. Впрочем, его торжество оказалось недолгим. Неподвижное лицо Рейстлина побелело, а непроницаемые, словно зеркало, глаза потемнели, так что кендеру удалось заглянуть в их истекающие мраком глубины, которые маг так умело ото всех прятал. Сильные пальцы Рейстлина, точно когти хищной птицы, вцепились в плечо кендера. В следующую секунду Тас очутился в комнате мага, и тяжелая дверь за его спиной с силой захлопнулась.
   - Что это тебе пришло в голову? - грозно спросил маг. Тас на всякий случай отодвинулся от Рейстлина и с беспокойством огляделся по сторонам. Инстинкт подсказывал ему, что лучше заранее приглядеть место, где можно было бы спрятаться.
   - Это из-за теб-бя... - неуверенно пробормотал кендер. - Но не совсем... Ты сказал тогда, что мое п-путешествие во времени может изменить его ход. Вот я и п-подумал, что было бы неплохо предотвратить К-катаклизм.
   - Каким образом ты собирался это сделать? - Глаза Рейстлина вспыхнули таким жарким пламенем, что от одного взгляда на мага кендер взмок.
   - Видишь ли, я собирался обсудить это с тобой, - сказал он, надеясь, что его маленькая лесть смягчит Рейстлина, как это бывало в прошлом. - Если бы ты сказал, что я поступаю правильно, я бы отправился к Королю-Жрецу и объяснил ему, что он совершает ужасную ошибку - главнейшую ошибку всех времен, если ты понимаешь, что я имею в виду. Мне кажется, что если ему объяснить как следует, то он послушается...
   - Ты уверен? - спросил Рейстлин холодно, однако в его голосе кендеру почудилось огромное облегчение. - Но что если он все-таки откажется тебя выслушать? Что тогда?
   Тас застыл с открытым ртом.
   - Об этом я не подумал. - Он пожал плечами. - Наверное, нам лучше всего вернуться домой.
   - Есть еще один путь, - сказал Рейстлин, усаживаясь в свое кресло и не сводя с кендера пронзительного взгляда. - Последовав ему, ты обязательно сумеешь предотвратить Катаклизм.
   - Какой путь? - спросил кендер с интересом.
   - Магическое устройство Пар-Салиана, - ответил маг. - Оно обладает гораздо большими возможностями, чем те, о которых верховный маг рассказал этому олуху моему брату. Стоит привести его в действие в день Катаклизма, и его Волшебная сила уничтожит огненную гору высоко в воздухе, так что она никому не повредит.
   - Правда? - ахнул Тас. - Это просто чудесно!
   Потом он неожиданно нахмурился.
   - Но разве можно сказать наверняка? Вдруг в последнюю минуту в нем что-то откажет?
   - Но ты-то что теряешь? - перебил Рейстлин. - Что ты теряешь, если оно откажет, в чем я весьма сомневаюсь. Когда-то его сконструировали самые могущественные маги...
   - Как Глаза Дракона?
   - Как Глаза Дракона, - ответил Рейстлин, недовольный тем, что его прервали. - Если оно и подведет с горой, то ты всегда сможешь воспользоваться им, чтобы в последний момент бежать в будущее.
   - С Карамоном и Крисанией, - напомнил кендер. Рейстлин ничего не сказал, однако кендер не заметил его странного молчания.
   - А если Карамон решит убраться отсюда до начала Катаклизма? - спросил Тас.
   - Не захочет, - ответил маг. - Уж ты мне поверь, - прибавил он, видя, что кендер вот-вот готов заспорить. Тас снова крепко задумался, потом вздохнул.
   - Боюсь, Карамон не позволит мне даже дотронуться до этой штуки, - покачал головой кендер. - Пар-Салиан велел ему беречь устройство как зеницу ока. Он не выпускает его из вида ни на секунду, а когда уходит, запирает его в сундучке. Мне почему-то кажется, что он не поверит, если я попытаюсь объяснить, для чего мне нужна эта штука.
   - Не говори ему, - посоветовал маг. - Катаклизм совпадает с днем финального боя. Если ты ненадолго возьмешь это устройство, Карамон ничего не заметит.
   - Но это же будет кража! - возмутился кендер.
   - Назовем это лучше словом "одолжил", - усмехнувшись, ответил ему маг. - Тем более что цель твоя в данном случае весьма благородна. Карамон не станет сердиться, или я не знаю своего брата. Подумай только, как он будет гордиться тобой!
   - Это верно! - кивнул Тас. Его глаза сияли. - Я прославлюсь и стану великим героем, может быть, я буду знаменитее Кронина Чертополоха. Да, но я же не знаю, как его включать...
   - Я тебе все объясню. - Рейстлин поднялся из-за стола, но тут его снова настиг приступ кашля, и он согнулся чуть не пополам. - Приходи... через три дня. А сейчас... мне нужно отдохнуть.
   - Конечно, конечно. - Кендер поклонился, - Надеюсь, тебе скоро станет лучше.
   Он пошел к двери, но остановился на пороге.
   - Ох, я совсем забыл, - сказал он. - Я не успел приготовить для тебя подарок. Мне очень жаль...
   - Ты сделал мне бесценный подарок, - заверил его Рейстлин. - Спасибо.
   - Да? - удивился кендер. - Какой же это? Может быть, ты имеешь в виду предотвращение Катаклизма? - Тас покраснел от удовольствия. - Право, не стоит благодарности. Так поступил бы каждый. Я...
   Совершенно неожиданно Тас снова оказался в прилегающем к Храму саду. Каким-то чудом он миновал колючий розовый куст и чуть не до икоты напугал проходившего по дорожке жреца, на глазах которого материализовался прямо из пустоты.
   - Клянусь бородой великого Реоркса! - воскликнул Тассельхоф. - Хотелось бы и мне выкидывать подобные фокусы?
   Глава 13
   В первый день зимних праздников произошло событие, которое открывало череду бедствий, впоследствии получивших название Тринадцати Напастей, или, как писал в своей "Хронике" Астинус, Тринадцати Знамений.
   В тот день с самого утра было душно и жарко. Это были самые жаркие зимние праздники из всех, какие могли припомнить даже эльфы-долгожители. Святочные розы по всему Храму безжизненно поникли, а остролист источал такой запах, словно его поджарили в духовке. Лед в серебряных ведерках, служивший для охлаждения вина, таял так стремительно, что слуги вынуждены были беспрестанно носиться с корзинами между ледником, помещавшимся в глубоких подвалах Храма, и комнатами, где были накрыты столы для жрецов и гостей.
   Рейстлин проснулся еще затемно. Он чувствовал себя настолько разбитым и больным, что предпочел остаться в постели. Он лежал на смятых простынях и обливался потом. в то время как его усталое сознание сделалось легкой добычей странных галлюцинаций, которые заставили его сначала сбросить на пол одеяло, а затем сорвать с себя и ночную рубашку. Маг чувствовал, что боги находятся где-то радом, однако сильнее всего на него повлияла близость Владычицы Тьмы, мрачной Такхизис. С особенной остротой чувствовал Рейстлин ее неистовый гнев, готовый испепелить все живое на Кринне, но чувствовал он и гнев остальных богов, негодующих на Короля-Жреца. В гордыне своей этот жалкий червь готов был нарушить равновесие мира, которое боги всеми силами должны были оберегать.
   Рейстлин подумал о своей Владычице, однако она, ослепленная собственным гневом, не откликнулась и не явилась на его зов. Ни во сне, ни наяву маг не видел ее в облике ужасной пятиглавой Драконицы, Всебесцветной Драконицы, которая пыталась поработить весь мир в Войнах Копья. Ни разу не являлась она Рейстлину и как Темная Воительница, ведущая свои легионы в бой, сеющая вокруг смерть и разрушения. Такхизис всегда представала перед ним в облике Темной Искусительницы, прекраснейшей из женщин. Вожделенная и недоступная, она проводила с ним ночи, играя с его страстями и дразня невозможностью физического соединения.
   Глаза Рейстлина были закрыты. Несмотря на изнуряющую духоту, его била дрожь. Он снова и снова представлял себе аромат черных волос, ниспадавших ему на лицо, воображал прикосновения горячих ладоней, но когда маг поднимал руки и, поддавшись заклятию Такхизис, разводил в стороны длинные мягкие волосы, то видел перед собой лицо Крисании.
   Наконец эта полудрема-полуявь прекратилась, и Рейстлин взял себя в руки. Он продолжал лежать, наслаждаясь своей победой и прекрасно осознавая, каких усилий она будет ему стоить. Очередной приступ кашля заставил содрогнуться его тело.
   - Я не сдамся, - пробормотал Рейстлин, немного отдышавшись. - Тебе меня так легко не победить, Повелительница.
   Он спустил ноги с кровати, с трудом оделся и, пошатываясь от слабости, подошел к столу. Проклиная саднящую боль в груди, маг раскрыл на нужной странице толстый фолиант и погрузился в изучение магических формул.
   ***
   Крисании тоже спалось тревожно. Как и Рейстлин, она чувствовала приближение богов, но отчетливее всего ощущала присутствие Светоносного Паладайна. Его гнев был силен, но вместе с тем Крисания чувствовала такую глубокую печаль божества, что ей было очень нелегко перенести ее. Ощущение личной вины переполнило все ее существо, и она бросилась бежать, лишь бы не видеть перед собой чудесного лика Паладайна, искаженного великой скорбью. Она все бежала и бежала, и слезы застилали ей глаза. Внезапно земля ушла из-под ног жрицы, и Крисания упала в пустоту. Сердце ее едва не разорвалось от страха, но в этот момент чьи-то сильные руки подхватили жрицу, и она самозабвенно прижалась к черному бархату накидки, чувствуя под нею сильное, горячее тело. Чуткие пальцы гладили ее по голове, даря отрадное утешение, а когда она заглянула в лицо своего спасителя...
   Раскатистые удары колоколов разорвали сонную тишину Храма, и Крисания, вздрогнув, села на постели. Потом она вспомнила лицо, явившееся ей во сне, вспомнила тепло и спокойствие, которое на краткий миг подарили ей объятия мага, и, закрыв лицо руками, разрыдалась.
   ***
   Тассельхоф, продрав утром глаза, поначалу был изрядно разочарован. Он помнил, как Рейстлин говорил Крисании, что в первый день праздников в Истаре начнут происходить ужасные вещи. Однако, оглядевшись вокруг, он увидел в серых предрассветных сумерках только одну устрашающую картину: Карамон, сопя и отдуваясь, отжимался от пола, совершая утренний комплекс положенных упражнений.
   Несмотря на то что дни напролет Карамон и так был занят тренировками, как индивидуальными, так и групповыми, исполин вынужден был вести беспощадную борьбу с собственным весом. Его диета давно закончилась, и Карамону разрешили есть ту же пищу, что и остальным. Однако вскоре острые глаза гнома подметили, что Карамон съедает едва ли не в пять раз больше, чем другие гладиаторы.
   Раньше Карамон ел для собственного удовольствия. Теперь он постоянно чувствовал себя несчастным, его одолевали тревоги и забота о Рейстлине, и гигант принялся искать утешения в еде, как некогда искал его в вине. Впрочем, однажды Карамон попробовал взяться за старое, и Тас, после долгих уговоров, достал для него в городе бутылку "гномьей водки". Карамон, однако, успел настолько отвыкнуть от крепких напитков, что его, к огромному облегчению кендера, вырвало.
   В результате Арак позволил Карамону есть только при том условии, что он будет по утрам выполнять комплекс дополнительных упражнений. Карамон вынужден был согласиться, и с тех пор каждое утро его можно было застать на полу, где он пыхтел и обливался потом. Правда, Карамон неоднократно пытался увильнуть оттяжкой обязанности, но гном, обладавший редкой проницательностью, всякий раз догадывался об этом. Гигант недоумевал - ведь он обычно делал упражнения еще до восхода солнца, пока все спали, - однако Арак неизменно уличал Карамона в халатности, и тогда у дверей столовой, поигрывая увесистой дубиной, его поджидал ухмыляющийся Рааг. Пару раз лишившись обеда, Карамон смирился со своей участью.
   Устав слушать пыхтение Карамона, Тас вскарабкался на табурет и выглянул в зарешеченное окно под потолком. Ему хотелось посмотреть, не происходит ли что-нибудь ужасное снаружи. И кендер не обманулся в своих ожиданиях.
   - Карамон, погляди! - воскликнул он радостно. - Тебе когда-нибудь приходилось видеть небо такого любопытного оттенка?
   - ...Девяносто девять, сто, - пробормотал гигант у него за спиной. Потом последовал глубокий вдох и удар тяжелого тела, от которого вздрогнули стены. это Карамон упал своим твердым, как скала, животом на пол комнаты, чтобы немного передохнуть. Затем он легко поднялся с каменного пола и, вытирая пот ветхим полотенцем, приблизился к окну.
   Бросив наружу скучающий взгляд, Карамон, ожидавший, должно быть, увидеть самый обыкновенный восход, вздрогнул, заморгал и протер глаза кулаком.
   - Нет, - пробормотал он, вешая полотенце себе на шею, - никогда не видел ничего подобного. Хотя в свое время мне довелось повидать немало любопытного.
   - Рейсшин был прав! - воскликнул Тас. - Он так и сказал...
   . - Рейсшин? Тас поперхнулся. Этой темы он касаться не хотел.
   - Где ты видел Рейстлина? - жестко спросил Карамон.
   - В Храме, где же еще! - ответил Тас с таким видом, словно для него это было самое обычное дело. - Разве я не сказал, что был там вчера?
   - Да, но...
   - Где еще я мог бы с ним встретиться?
   - Ты никогда...
   - Я видел госпожу Крисанию и Рейстлина. Не может быть, чтобы я не упомянул об этом. Просто ты никогда меня не слушаешь! - изобразил обиду кендер. - Ты каждый вечер сидишь на своей лежанке и думаешь не пойми о чем. Я мог бы сказать тебе, что крыша рушится нам на головы, а ты бы ответил: "Все отлично, Тас".
   - Послушай, кендер, я знаю, что не пропустил бы такую новость мимо ушей и не забыл...
   - Госпожа Крисания, я и Рейстлин - мы замечательно поболтали, заторопился Тас. - Мы говорили о праздниках. Кстати, тебе бы обязательно надо взглянуть, как здорово они украсили Храм изнутри! Там полно роз, остролиста и прочих, разностей... Ах да, как я мог забыть?.. - Тас хлопнул себя по лбу. - Я припас для тебя печенья и булочек! Погоди, они у меня тут, в кошельке. Одну минуточку...
   Кендер попытался соскочить с табурета, однако Карамон с ухмылкой загородил ему дорогу.
   - Пожалуй, ты прав, - тут же согласился кендер, - это подождет. На чем я остановился? Ах да, Рейстлин, Крисания и я - мы втроем беседовали. Знаешь, что я тебе скажу? Тика была права, она действительно влюблена в твоего брата!
   Карамон моргнул. Он потерял нить повествования, а Тас не спешил прийти ему на помощь.
   - Нет, я вовсе не хотел сказать, что Тика влюблена в Рейсшина, поправился он, заметив наконец недоумение гиганта. - Это госпожа Крисания влюблена в него. Я был потрясен, когда узнал об этом. Видишь ли, я случайно прислонился к двери комнаты Рейстлина, чтобы передохнуть и дождаться, пока они кончат разговаривать. А когда я случайно заглянул в замочную скважину, то увидел, что он чуть было не поцеловал ее! Твой брат! Ты можешь себе представить? Но он не решился... - Кендер вздохнул. - А потом Рейстлин чуть было не вытолкал Крисанию из комнаты. Она ушла, но ей очень не хотелось - я это видел. И вообще, госпожа приоделась к этому случаю, как на парад...
   Заметив, что на лице Карамона появилось озабоченное выражение, Тас вздохнул спокойнее.
   - Мы говорили о Катаклизме, и Рейстлин упомянул, что с сегодняшнего дня начнутся разные ужасы - это боги посылают людям весть, дабы они изменились к лучшему.
   - Влюблена, говоришь? - хмуро пробормотал Карамон, и кендер, пользуясь его задумчивостью, соскочил с табурета на пол.
   - Точно, - подтвердил он. - Никаких сомнений быть не может.
   С этими словами Тас пробрался в угол, где лежал его пояс с кошельками, и, порывшись в одном из них, извлек целую пригоршню сладостей. Конфеты и глазурь на печенье растаяли от жары, сладости слиплись в один неаппетитный комок, к тому же к ним приметались всякие мелкие предметы, которые Тас хранил в кошельке прежде. Но кендер был уверен, что Карамон не обратит на это внимания. Так и вышло. Гигант взял гостинец из рук кендера и принялся задумчиво его грызть, даже не посмотрев, что это такое.
   - Помнишь, маги сказали, что ему нужен жрец добра? - пробормотал, пережевывая гостинец, Карамон. - А вдруг они были правы? Неужели Рейст все же решился идти до конца? Если да, то должен ли я попытаться помешать ему? Имею ли я на это право? Если Крисания решит помочь ему, разве это не будет ее собственным выбором? Для Рейсшина такой поворот весьма кстати - если она любит его достаточно сильно...
   Карамон, не договорив, принялся облизывать липкие пальцы.
   Тассельхоф облегченно вздохнул и в ожидании сигнала к завтраку присел на краешек своей лежанки. Гиганту так и не пришло в голову спросить, зачем, собственно, кендеру понадобилось увидеться с Рейстлином. Теперь Тас был уверен, что Карамон уже не вспомнит об этом. Его секрет остался при нем...
   ***
   Небо в этот жаркий день было настолько чистым и ясным, что казалось: стоит вглядеться повнимательнее, и за хрустальным куполом, накрывшим Истар, удастся разглядеть другие миры и даже райские сады Паладайн. Однако среди людей, бросавших взгляды вверх, охотников подолгу изучать небесный свод не находилось. Все дело было в цвете неба, которое, как справедливо заметил Тассельхоф Непоседа, приобрело сегодня "довольно любопытный оттенок". Небо было зеленым, и от этого у многих на душе становилось беспокойно.
   Странный цвет неба, которое, словно "мертвая" бирюза, из лазурного вдруг стало ядовито-зеленым, сочетался с невиданной жарой. Раскаленным воздухом было трудно дышать, и это в значительной степени повлияло на праздничное настроение жителей города. Те, кто вынужден был все же выбраться из дома и отправиться на праздник, торопливо шагали по пыльным, раскаленным мостовым, опасливо косясь на небо и обмениваясь раздраженными замечаниями. По их словам выходило, что жару они расценивают как личное оскорбление, однако, каким бы сильным ни было их возмущение, никто не осмеливался говорить в полный голос, ибо в душе у каждого поселился страх.
   В Храме люди чувствовали себя веселее, так как празднество проходило в обширных палатах Короля-Жреца, огражденных от внешнего мира. Отсюда не видно было зеленых небес, и каждый, кто оказывался поблизости от Короля-Жреца, забывал о своем недовольстве и страхе. Разлученная с Рейстлином, Крисания тоже попала под влияние Короля-Жреца и просидела вблизи трона довольно долго, наслаждаясь миром и покоем, которые снизошли на нее благодаря обаянию этой святой личности. Она не разговаривала с ним, не задавала никаких вопросов, она просто позволила его волшебным чарам рассеять тревогу и изгнать из мыслей мрачные образы, которые посетили ее сегодня ночью. Правда, она тоже видела зеленое небо и теперь пыталась вспомнить все, что ей было известно о Тринадцати днях.
   Однако вскоре она пришла к выводу, что все это, вероятно, было страшными детскими сказками. Король-Жрец наверняка принял меры, чтобы предотвратить такую страшную катастрофу! Он-то не оставит без внимания эти знамения, потому что с кем, как не с ним, говорят боги?
   Иными словами, Крисании очень хотелось изменить ход истории, или в крайнем случае ей хотелось, чтобы Король-Жрец оказался непричастен к тому, в чем его обвиняли легенды и предания. Свет, исходивший от Короля-Жреца, слепил глаза Крисании, и за этим светом она не видела его истинного лица, которое показал ей Рейстлин: испуганного и усталого, с бегающим взглядом. Король-Жрец снова предстал перед ней уверенным и сильным, готовым расстаться с коварными и лживыми приспешниками, которые обманывали его и чьей невольной жертвой он стал...
   ***
   Зрителей на трибунах было немного, мало кому хотелось сидеть на открытом воздухе под зеленым небом, цвет которого становился все гуще по мере того, как солнце перевалило зенит и клонилось к закату.
   Гладиаторы и те чувствовали себя не в своей тарелке - нервничали и с тревогой поглядывали на небо. От этого они работали неискренне, вполсилы, и малочисленные зрители, выражая свое недовольство свистом и грубыми выкриками, отказывались приветствовать даже своих любимцев.
   - А что, у вас тут часто бывает такое небо? - спросила Киири и поглядела в потолок. Она, Перагас и Карамон стояли в каменном коридоре под ареной, дожидаясь своего выхода. - Если да, то я понимаю, почему мой народ предпочел жить под водой!
   - Мой отец был моряком, - сказал Перагас, - он плавал в далекие страны, так же как мои деды и прадеды. Я тоже ходил на большом корабле, покуда не попытался научить уму-разуму первого помощника капитана при помощи гандшпуга. За это меня высадили в первом же порту и продали в рабство. Но я никогда не видел такого неба и не слышал об этом от других, хотя моряки - народ болтливый. Готов поклясться, что это не к добру...
   - Несомненно, - кивнул Карамон и поежился. Наконец-то он начал понимать, что до Катаклизма осталось меньше двух недель. Через тринадцать дней... погибнут двое его друзей, которые стали ему так же дороги, как Стурм и Танис! Остальные жители Истара мало волновали Карам она. Он не часто с ними сталкивался, однако уже понял, что это эгоистичный и скупой народ, живущий в основном ради собственного удовольствия и ради добывания денег (впрочем, на маленьких детей он смотрел не без сожаления). Только эти двое, Перагас и Киири, были ему близки. Карамон чувствовал, что должен их предупредить. Если они покинут город, то, возможно, избегнут общей печальной участи.
   Погрузившись в свои невеселые мысли, Карамон почти не обращал внимания на схватку. На арене сошлись Рыжий Минотавр, прозванный так за цвет волос, покрывавших его звериное лицо, и молодой гладиатор-новичок, прибывший в школу несколько недель тому назад. Только вчера Карамон снисходительно, с чувством собственного превосходства следил за его тренировками.
   Внезапно он почувствовал, как напрягся стоявший рядом с ним Перагас, и взгляд Карамона немедленно устремился на арену.
   - Что случилось? - спросил он.
   - Этот трезубец... - тихо сказал Перагас. - Ты видел его в оружейной комнате?
   Карамон, прищурившись на яркий солнечный свет, стал всматриваться в оружие, которым потрясал Рыжий Минотавр, Нет, прежде он не видел такого трезубца. Карамона захлестнула удушливая волна гнева. Минотавр, который был значительно опытнее своего соперника, сильно теснил молодого гладиатора. Карамон уже знал, что именно минотавры будут противниками их троицы в финальном поединке - они слыли упорными и свирепыми бойцами. Сегодня единственной причиной, по которой новичок продержался так долго, послужило артистическое "искусство" Рыжего. Минотавр носился вокруг своего соперника в таком показном раже, что на трибуне уже не раз раздавался смех.