Уэйс Маргарет. Дары мертвых богов

   — Привет, Везунчик. Хочешь поиграть в блошки? Или, может, партию в кхас? У меня есть с собой доска и фигурки. Много фигурок. Кажется, я поставил одну не туда.
   Кендер похлопал по большой сумке, которая висела на его плече, и посмотрел на могилу с надеждой.
   — Везунчик? — снова позвал он. — Ты здесь?… Это бесполезно, — произнес кендер после паузы, обращаясь к себе. — Никто не говорит со мной. Они все ушли.
   Он казался таким печальным, что Рис пожалел его. Если полуночный посетитель и был лунатиком, то эта его болезнь имела необычную форму. Кроме того, кендер совершенно не казался безумным. Говорил он вполне осмысленно и, несмотря на то что был худощавым, словно мало ел, выглядел достаточно крепким и здоровым.
   Длинные волосы кендера, как и у всех представителей этого племени, были собраны в хвост на макушке. Его одежда была темнее, чем обычно, — темный жилет и черные бриджи.
   Позже Рис понял, что ошибся. Бриджи только в темноте казались черными, на самом же деле они были темно-красного цвета.
   Монаху стало любопытно. Он пошел к могиле, нарочно наступая на ветки и шурша листьями, чтобы кендер мог заранее его услышать.
   Уловив непривычный запах, Атта ни на шаг не отходила от хозяина.
   — Привет… — начал Рис.
   К его удивлению, кендер вскочил на ноги и спрятался за высокое надгробие.
   — Уходи, — сказал он. — Мы не хотим, чтобы здесь находился кто-то вроде тебя.
   — Кто-то вроде меня? — переспросил Рис, остановившись. — Что ты имеешь в виду? — Он был удивлен — вряд ли кендер мог что-то иметь против монахов.
   — Живые, — ответил кендер и замахал, словно разгонял цыплят. — Живых здесь нет — только мертвые. Уходи!
   — Но ты ведь живой, — мягко произнес Рис.
   — Я — другой, — сказал кендер. — И я не страдаю, — добавил он обиженно, — поэтому сотри со своего лица это жалостливое выражение.
   Монах вспомнил, что слышал что-то о страдающих кендерах, но вот что именно…
   — Я не жалею тебя. Мне просто интересно, — заверил он, огибая надгробия. — Я не собираюсь оскорблять мертвых или причинять им вред. Я слышал, ты разговаривал с ними.
   — Я не сумасшедший, — настаивал кендер из-за камня, — если ты об этом.
   — Вовсе нет, — дружелюбно произнес Рис.
   Он удобно устроился возле могилы Симона Хлебороба, открыл котомку и вытащил кусок вяленого мяса. Отдав часть Атте, монах принялся жевать свою порцию. Острый запах специй наполнил ночь. Нос кендера дернулся. Губы зашевелились.
   — Странное место для пикника, — заметил кендер.
   — Хочешь немного? — спросил Рис и вытащил еще кусок.
   Кендер колебался, с опаской поглядывая монаха:
   — Ты не боишься подпускать меня к себе? Я могу что-нибудь украсть.
   — У меня нечего красть, — ответил Рис с улыбкой, протягивая кендеру мясо.
   — А как насчет пса? Он не кусается?
   — Атта — девочка и нападает только на тех, кто угрожает ей или тем, кого она защищает.
   Медленно и осторожно, не сводя недоверчивого взгляда с собаки, кендер выполз из-за камня, выхватил из руки монаха мясо и жадно вгрызся в него.
   — Благодарю тебя, — пробормотал он с набитым ртом.
   — Еще хочешь? — спросил Рис.
   — Я… да, хочу, — Кендер уселся рядом с монахом и взял еще один кусок мяса и ломоть хлеба.
   — Не ешь так быстро, — предупредил Рис. — Иначе живот заболит.
   — У меня живот болел два дня, — сказал кендер. — А мясо очень вкусное.
   — И когда ты нормально ел в последний раз?
   Кендер пожал плечами:
   — Трудно сказать. — Он протянул руку и робко погладил Атту. Та приняла ласку. — У тебя хорошая собака.
   — Прости меня за то, что говорю такое… — начал Рис. — Я не хочу тебя обидеть, но обычно твой народ с легкостью добывает еду и все, что ему хочется.
   — Ты имеешь в виду — одалживают, — сказал кендер добродушно. Он удобно устроился рядом с Аттой и гладил ее. — Правда в том, что я в этом не силен. У меня «нога за ногу цепляется», как говаривал мой отец. Думаю, это потому, что я все время провожу здесь. — И он кивнул на могилы. — С ними легче поладить. Ни один из них не обвинил меня в том, что я что-то у них взял.
   — Кого ты имеешь в виду? — спросил Рис. — Тех, кто здесь покоится?
   Кендер махнул засаленной рукой:
   — Тех, кто похоронен. Где угодно. Живые — жадные. Мертвые намного приятнее. Они добрее и все понимают.
   Рис внимательно посмотрел на кендера. «Когда имеешь дело с Чемошем, нужен кто-то, кто знает все о его бессмертных», — вспомнил он слова Богини.
   — Ты говоришь, что общаешься с мертвыми?
   — Я тот, кого они называют ночным бродягой. — Кендер протянул руку. — Меня зовут Паслен Опунция.
   — Я — Рис Каменотес, — сказал монах, пожав маленькую ручку, — а это Атта.
   — Привет, Рис, привет, Атта, — произнес кендер. — Ты мне нравишься. И ты тоже, Рис. Ты не такой нервный, как остальные люди, которых я встречал. Полагаю, у тебя уже не осталось того мяса? — добавил он, тоскливо посмотрев на кожаную котомку.
   Рис протянул ему сумку, уверенный, что утром сможет пополнить запасы, наколов кому-нибудь в городе дров или сделав любую другую работу. Паслен съел все мясо и почти весь хлеб, разделив еду с Аттой.
   — Что такое «ночной бродяга»? — спросил Рис.
   — Ух ты! Я думал, о нас всем известно. — Паслен посмотрел на Риса с удивлением. — Где ты скрывался? Под скалой?
   — Можно и так сказать, — улыбнулся монах. — Мне интересно. Расскажи.
   — Ты знаешь о Войне Душ?
   — Слышал.
   — Когда Такхизис украла мир, она перекрыла все выходы, и те, кто умирал, оказывались запертыми в этом измерении. Их души не могли уйти. Некоторые — в основном мистики или некроманты — обнаружили, что они могут общаться с душами умерших. Мои родители были мистиками. Но не некромантами, — поспешно добавил Паслен. — Некроманты плохие. Они пытаются управлять мертвыми, а мои родители хотели просто поговорить с ними и помочь им. Умершие были несчастны, потому что им некуда было идти.
   Рис внимательно смотрел на кендера. Паслен говорил так деловито, что монах не мог усомниться в его словах, однако мысль о том, что живые разговаривают с мертвыми, казалась ему невероятной.
   — Я всегда ходил вместе с родителями на кладбища и в усыпальницы, — продолжал кендер. — Пока отец с матерью занимались делом, я играл.
   — Ты играл с мертвыми? — удивленно перебил его Рис.
   Паслен кивнул:
   — Мы славно веселились — играли в «мельницу», «утка, утка, гусь, гусь», «странника в красном» и «короля склепа». Мертвый Соламнийский Рыцарь научил меня играть в кхас. Мертвый вор показал, как спрятать в одну из трех скорлупок от ореха фасолину и быстро-быстро их двигать, а потом люди должны догадаться, где она спрятана. Хочешь посмотреть? — спросил кендер охотно.
   — Возможно, позже, — вежливо ответил Рис. Паслен еще раз пошарил в котомке и, не найдя больше ничего съедобного, вернул ее Рису, а затем привалился к надгробию. Атта, увидев, есть больше нечего, положила голову на лапы и заснула.
   — Так ты продолжаешь дело своих родителей?
   — Я бы хотел! — тяжело вздохнул кендер.
   — А что случилось?
   — Все изменилось. Такхизис умерла, Боги вернулись, и души смогли продолжить свое путешествие. Теперь мне больше не с кем играть.
   — Все мертвые покидают Кринн.
   — Не все, — возразил Паслен. — Здесь все еще обитают духи, полтергейсты, зомби, доппельгангеры, привидения, воины-скелеты, фантомы и другие. Но сейчас им труднее сюда приходить. Некроманты и жрецы Чемоша перехватывают их, прежде чем я успеваю до них добраться.
   — Чемош, — произнес Рис. — Что ты знаешь о Чемоше? Ты его ученик?
   — Нет, что ты! — воскликнул кендер, содрогнувшись. — Чемош нехорошийБог. Он вредит духам, превращает в своих рабов. Только не обижайся, но я не поклоняюсь никакому Богу.
   — Почему я должен обижаться?
   — Потому что ты монах. Это видно по твоей одежде, хотя она несколько странная. Я никогда не видел такого зеленого цвета. Кто твой Бог?
   Рис едва не назвал имя Маджере, но вовремя опомнился:
   — Зебоим.
   — Морская Королева? Ты мореход? Мне всегда хотелось выйти в море. На дне океана, должно быть, много-много тел — тех, кто погиб во время кораблекрушений или утонул, попав в шторм.
   — Я не мореход, — сказал Рис и сменил тему: — Так что ты делал после того, как закончилась Война Душ?
   — Я ходил из города в город в поисках мертвых людей, чтобы поговорить с ними, — отвечал Паслен. — Но меня постоянно сажали в тюрьму. Это не так ужасно, как можно подумать, — по крайней мере, там кормят.
   Он был таким худым и хилым и, несмотря на оживленную речь, казался таким несчастным, что Рису стало жаль кендера. Монах все еще не мог понять, находится ли тот в здравом уме, лжет или говорит правду, но решил, что выяснит это позже. Рису не хотелось обижать темпераментную Богиню, которая преподнесла ему такой необычный дар.
   — Дело в том, Паслен, — сказал он, — что меня послали сюда, чтобы найти тебя.
   Кендер подпрыгнул, разбудив Атту:
   — Я знал это! Ты переодетый шериф!
   — Нет-нет, — поспешил успокоить его Рис. — Я действительно монах. Меня послала Зебоим.
   — Меня разыскивает Богиня? — возбужденно проговорил Паслен. — Это хуже, чем шериф!
   — Паслен… — начал монах, но было поздно. Вскочив, кендер бросился бежать. Почти всю жизнь ускользая от преследователей, он оказался очень проворным. Сытная пища придала Паслену сил. Он прекрасно знал эту местность, и Рис не мог его поймать, однако сделать это мог кое-кто другой.
   — Атта! — скомандовал монах. — Вперед!
   Собака вскочила, услышав знакомую команду, и бросилась было выполнять ее, но вдруг остановилась и смущенно посмотрела на хозяина. «Я сделаю все, что ты прикажешь, но где же овцы?» — спрашивали ее глаза.
   — Вперед! — повторил он твердо и указал сторону убегающего кендера.
   Атта снова посмотрела на Риса — просто чтобы убедиться, что она его правильно поняла, затем кинулась за Пасленом, перепрыгивая через могильные холмики.
   Собака использовала ту же тактику преследования, что и с овцами: заходя слева и стремительно обгоняя кендера, она не смотрела на него, чтобы не напугать раньше времени, а потом, выскочив прямо перед Пасленом, заставить бежать обратно к хозяину.
   Уловив краем глаза черно-белую тень, кендер изменил направление, но Атта его опередила, и Паслену пришлось снова повернуть, и опять собака оказалась быстрее.
   Так повторялось несколько раз. Атта не нападала на кендера. Когда тот замедлял ход, она тоже бежала медленнее, а когда останавливался — ложилась и смотрела на Паслена так внимательно, что тот не мог противостоять ее взгляду. Кендер метался по знакомым лазейкам и тропинкам, но собака всякий раз его опережала, заставляя поворачивать и бежать обратно.
   Наконец, устав, Паслен забрался на каменное надгробие и замер там, дрожа от страха.
   — Убери ее! — воскликнул он.
   — Все, Атта, хватит, — сказал Рис, и собака немедленно подошла к нему.
   Монах приблизился к камню, на котором сидел кендер:
   — Тебе ничего не угрожает. Паслен. Наоборот. Я пришел, потому что нуждаюсь в твоей помощи.
   Глаза кендера раскрылись от изумления.
   — Помощи? Ты уверен?
   — Да. Именно поэтому моя Богиня отправила меня к тебе.
   Рис рассказал Паслену обо всем, что произошло, начиная с прибытия Ллеу в монастырь и заканчивая ужасным преступлением, которое тот совершил. Кендер все внимательно выслушал, затем спрыгнул с надгробия и схватил монаха за руку.
   — Мы должны вернуться туда прямо сейчас! — воскликнул он, предпринимая безуспешные попытки потащить Риса за собой. — Вернуться туда, где ты похоронил своих друзей!
   — Нет, — твердо сказал монах. — Нам надо отправляться на поиски моего брата.
   — Но все эти несчастные души нужны мне, — умоляюще прошептал Паслен.
   — Они уже со своим Богом.
   — Точно?
   — Да, — ответил Рис — в этом он не сомневался. — Мы должны найти моего брата и остановить его прежде, чем он причинит кому-нибудь вред. Мы должны выяснить, как Чемош заставил Ллеу отказаться от служения Кири-Джолиту и стать своим последователем. Ты можешь общаться с мертвыми, не вызывая подозрений, — это нам очень пригодится. Но я не могу тебе заплатить, — добавил он. — Нам, монахам, запрещено иметь что-либо, кроме того необходимого, что помогает нам выжить.
   — Мне хватит мяса, такого же, которое с тобой недавно съели. И было бы хорошо иметь друга! — возбужденно проговорил Паслен. — Настоящего живого друга! — Он с тревогой посмотрел на Атту. — Ты всегда ходишь с собакой?
   — Атта такой же хороший сторож, как и спутник. Не беспокойся. — Рис ободряюще полоз руку на плечо кендера. — Ты ей нравишься. Поэтому она и гонялась за тобой. Она не хотела, чтобы ты уходил.
   — Правда? — Паслен явно был польщен. — Я думал, она преследовала меня, словно я овца или что-то в этом роде. Но если я ей нравлюсь, это все меняет. Она мне тоже нравится.
   Рис позволил себе улыбнуться в темноте.
   — Я остановился у фермера, неподалеку отсюда. Мы проведем ночь в его доме и завтра утром отправимся в путь.
   — Фермеры обычно не пускают меня в свои дома, — заметил Паслен, семеня рядом с Рисом: там, где монах делал один шаг, кендеру приходилось делать два.
   — Думаю, этот фермер тебя впустит, — успокоил его Рис. — Как только я ему объясню, как тебя любит Атта.
   Атта действительно так полюбила кендера, что всю ночь пролежала у него в ногах, не спуская с Паслена глаз.

Глава 9

   Рису не составило труда напасть на след брата. Люди хорошо запомнили жреца Кири-Джолита, который проводил ночи, гуляя в таверне и приставая к их дочерям. Монах всякий раз ожидал услышать, что Ллеу снова совершил убийство, и был приятно удивлен, что тот не сделал ничего ужаснее неуплаты по счету.
   Когда Рис спрашивал, говорил ли его брат о Чемоше, все удивленно смотрели на него и качали головами. Нет, он ни словом не упоминал Богов вообще, а тем более Богов Тьмы и Чемоша в частности. Для многих Ллеу был приятным молодым человеком, жаждущим веселья, и если он и вел себя безрассудно и необдуманно, то в этом нет ничего дурного, полагали они. Большинство считали его хорошим парнем и желали ему добра.
   Рис подумал, что все это очень странно. Он не мог соотнести образ легкомысленного человека, каким описывали Ллеу эти люди, с тем хладнокровным убийцей, который безжалостно лишил жизни девятнадцать человек. Сначала монах усомнился, действительно ли он напал на след брата, но все по его описаниям узнавали Ллеу, особенно по одежде клира Кири-Джолита. Жрецов этого Бога в Абанасинии, где ему только недавно стали поклоняться, было не так уж много.
   Рис нашел только одного человека, который мог сказать о Ллеу Каменотесе нечто плохое, — этим человеком оказался мельник, который предоставил юноше кров и пищу за несколько дней работы на мельнице.
   — С тех пор моя дочь изменилась, — сказал мельник Рису. — Я проклинаю тот день, когда он пришел, и проклинаю себя за то, что имел с ним дело. Моя Вести была очень послушной девочкой, до того как он стал оказывать ей знаки внимания. Да, очень послушной и работящей. В следующем месяце она должна выйти замуж за сына одного преуспевающего лавочника. Это был бы счастливый брак, но теперь, из-за твоего брата, все кончено.
   И мельник грустно покачал головой.
   — А где твоя дочь? — спросил Рис, оглядываясь. — Я мог бы поговорить…
   — Ушла, — коротко сказал мельник. — Я поймал ее, когда она собиралась улизнуть из дому и встретиться с ним. Я устроил ей взбучку и запер. — Он пожал плечами. — Через несколько дней она нашла способ сбежать, и с тех пор о ней ни слуху ни духу. Что ж, скатертью дорога.
   — Она сбежала с Ллеу? — спросил Рис.
   Точно мельник не знал, но думал, что это не так, потому что Ллеу ушел из города до того, как его дочь сбежала. Он полагал, что она хотела быть вместе с красивым юношей, хотя и не была в него влюблена по-настоящему. Впрочем, безутешный отец и не хотел ничего знать, кроме того, что он потерял хорошего работника и шанс выгодно выдать дочку замуж.
   Рис допускал, что брат мог соблазнить девушку и убедить ее сбежать. Но тогда почему они не ушли вместе? Наконец он решил, что девушка, скорее всего, просто покинула нелюбимый дом и будущего нелюбимого мужа. Ничего ужасного.
   Но все же монах беспокоился. Он попросил описать девушку и расспрашивал всех, кого встречал на пути, не только о Ллеу, но и о беглянке. Некоторые видели ее, некоторые — его, но никто не встречал их вместе. В конце концов, до Риса дошли слухи, что дочь мельника присоединилась к каравану, направлявшемуся к морскому побережью, а его брат, похоже, отправился в город под названием Гавань.
   Пока Рис беседовал с живыми, Паслен общался с мертвыми. Пока Рис обходил таверны и постоялые дома, Паслен посещал гробницы и кладбища. Кендер запретил монаху сопровождать его.
   — Мертвые стесняются присутствия живых, — объяснил он и добавил: — Точнее, большинство. Некоторым нравится стучать костями, звенеть цепями и выкидывать стулья из окна. Я встречал таких, которые пинали из могил людей и хватали их за лодыжки. Но они встречаются редко.
   — Хвала Богам! — сухо произнес Рис.
   — Возможно. Но такие мертвые очень интересны. Им нравится находиться здесь, а не перемещаться в более высокий план бытия.
   Оказывается, «более высокий план бытия» был очень распространенным пунктом назначения, поэтому Паслен, по его словам, испытывал трудности в общении с мертвыми. Те, кого нашел кендер, ничего не могли рассказать ему о Чемоше. Рис с самого начала недоверчиво отнесся к словам Паслена, его скептицизм продолжал расти, и, наконец, он решил проследить за кендером ночью, чтобы самому посмотреть, что происходит.
   Паслен в тот вечер пребывал в возбужденном состоянии, поскольку узнал, что неподалеку есть поле битвы. Он объяснил, что в таких местах можно многое узнать, потому что погибших иногда оставляют на полях, где их непогребенные тела гниют и их пожирают падальщики.
   — Некоторые духи незлобивы и просто уходят, — говорил Паслен, — но другие принимают все очень близко к сердцу. Они бродят и ждут, как бы излить свой гнев на живых. А я должен, найти кого-нибудь, кто бы хотел поговорить.
   — Это может быть опасно? — спросил Рис.
   — Да, — признался кендер. — Некоторые духи очень сердиты и пытаются отомстить первому попавшемуся. Я сталкивался с такими.
   — И что ты будешь делать, если на тебя нападут? Как защитишься? У тебя ведь нет оружия.
   — Души не выносят стали, — объяснил Паслен. — Или, может быть, запаха железа. Я точной не знаю. В любом случае, если на меня нападут, я убегу. Я быстрее, чем любой из них.
   Когда сгустились сумерки, кендер отправился на поле. Рис позволил ему уйти вперед, а затем в сопровождении Атты пошел следом.
   Ночь выдалась ясной. Солинари была в ущербе, а Лунитари — яркой и полной, поэтому тени приобретали красноватый оттенок. В прозрачном воздухе разливался аромат диких роз. Ночные обитатели занимались своими делами, их шорохи, писки и крики не давали Атте покоя.
   В той жизни, которая, как теперь казалось, была в далеком прошлом. Рис наслаждался бы ароматной ночью. В той жизни его душа была бы спокойна и безмятежна. Раньше монах не считал, что слеп по отношению к злу, происходящему в мире, к уродству жизни, понимал, что одно необходимо, чтобы поддерживать баланс другого. Точнее, думал, что понимал. Теперь все изменилось, словно рука его брата сдвинула в сторону занавес, чтобы показать Рису то зло, о котором он даже не догадывался. Теперь монах признавал, что был слеп и видел лишь то, что хотел видеть, и не собирался больше этого допускать.
   По дороге он многое обдумал. Встреча с братом неуклонно приближалась — Ллеу был в этой деревне двумя днями раньше. Он действительно отправился в Гавань, хотя это было небезопасно из-за обилия разбойников-людей и гоблинов. Направлявшиеся туда обычно путешествовали большими группами.
   Рис не боялся разбойников. «Беден, как монах» — говорилось в поговорке. Один вид монашеских одеяний (даже такого странного цвета) отпугнет грабителей.
   Низкое рычание Атты заставило его отвлечься от размышлений и сосредоточиться на происходящем впереди. Они дошли до поля боя, и теперь монах ясно видел Паслена; красная луна улыбалась, словно Лунитари находила все это очень забавным.
   Рис выбрал место в тени дерева, спрятавшись за расщепленным в бою стволом. Он почувствовал укол совести за то, что шпионит за кендером, но дело было слишком важным, слишком срочным, чтобы упускать даже малейший шанс.
   — По крайней мере я дал Паслену возможность доказать свою правоту, — объяснил монах Атте, наблюдая, как кендер ковыляет по полю. — Любой другой на моем месте, услышав подобную историю, сдал бы его властям как безумца.
   Поле битвы представляло собой открытое пространство площадью в несколько акров. Здесь когда-то произошло сражение, и, хотя все заросло травой и сорняками, до сих пор можно было разглядеть следы боя.
   Неповрежденное оружие и части доспехов унесли с собой победители или горожане, остались лишь сломанные копья, покрытые ржавчиной куски брони да расщепленные стрелы. Неподалеку Рис заметил поношенный сапог, рваную латную перчатку.
   Паслен бродил вокруг. Иногда он останавливался, поднимал с земли какую-нибудь вещь и, внимательно осмотрев, бросал в свой мешок.
   Один раз, остановившись, кендер повертел головой и крикнул:
   — Эй! Здесь есть кто-нибудь?
   Ответа не последовало, и Паслен пошел дальше. Ночь была тихой, спокойной, и вскоре Рис почувствовал, что его клонит в сон. Он тряхнул головой, чтобы отогнать дремоту, протер глаза и попил воды из фляги. В этот момент Атта напряглась и навострила уши.
   — Что… — начал он, но слова застряли в горле.
   Паслен, подобрав разбитый и помятый шлем, напялил его на голову. Находка оказалась велика, но кендера это не беспокоило. Он стукнул кулаком по макушке шлема, пытаясь открыть забрало, которое упиралось ему в грудь, и проглядел появление призрака, материализовавшегося прямо перед ним. Рис отчетливо видел его, так же как и Атта, судя по внимательному взгляду и напряженным мускулам. Монаху стало ясно, что это не сон и не плод разыгравшегося воображения.
   Призрак ростом и сложением напоминал человека. На нем были простые, без всяких изысков, доспехи, шлем отсутствовал, в голове зияла ужасная рана — ему проломили череп. Призрак нахмурился и протянул руку к кендеру, который так счастливо чувствовал себя в шлеме, что даже не догадывался о стоящем перед ним ужасе.
   Рис попытался предупредить Паслена, но в горле так пересохло, что он не мог произнести ни звука. Монах хотел было отправить на помощь Атту, но та дрожала и жалась к ногам хозяина.
   — Ухты, что-то похолодало, — проговорил кендер гулким, как из бочки, голосом и дернул проржавевшее железо посильнее. На этот раз ему удалось открыть забрало. — Ой, здравствуй! — сказал Паслен призраку, рука которого находилась в нескольких дюймах от его лица. — Извини. Я не знал, что ты здесь. Как поживаешь?
   Услышав голос кендера, призрак опустил руку и нерешительно повис в воздухе, словно не зная, что предпринять.
   Испуганный, Рис вслушивался и всматривался, стараясь найти хоть какой-нибудь смысл в происходящем. Ни тренировки, ни молитвы, ни медитации не могли подготовить к такому зрелищу. Он погладил Атту, успокаивая и ее, и себя, — сейчас в самый раз было дотронуться до чего-нибудь теплого и живого.
   Паслен тем временем снял шлем и уронил его на землю.
   — Извини, это твое? — Тут он заметил, что у призрака отсутствует половина черепа. — Наверное, нет. Но ты мог носить его раньше. Дела у тебя шли плохо. Может, ты мне расскажешь об этом?
   Казалось, что призрак заговорил, однако Рис ничего не слышал, лишь видел, что привидение изображает что-то руками, и было заметно, что оно рассержено.
   Кендер слушал его спокойно и внимательно, лицо Паслена выражало сочувствие и понимание.
   — Здесь для тебя ничего больше нет, — произнес он, наконец. — Твоя жена вышла замуж за другого. Она была вынуждена это сделать, несмотря на то, что оплакивала тебя и тосковала по тебе, — необходимо воспитывать детей, да и с хозяйством в одиночку управиться трудно. Твои товарищи подняли за тебя кружки и сказали что-то вроде: «А помните, как наш старина Чарли сделал то-то и то-то?» Но у них свои жизни. И тебе тоже надо жить дальше. Нет, я не пытаюсь смеяться над тобой. Смерть — это часть жизни. Она темная и тихая, но все же жизнь. Нет ничего хорошего в том, что ты бродишь здесь и жалуешься, как всё несправедливо.
   Снова выслушав призрака, кендер сказал:
   — Ты можешь смотреть на это так или увидеть, что неизвестное наполнено новыми чудесными возможностями. Это намного лучше, правда? Плохо бродить здесь потерянному и забытому. По крайней мере, подумай над тем, что я сказал. Ты ведь никогда не играл в кхас? Хочешь одну партию, перед тем как покинуть это место?
   Но призрака игра не интересовала. Он стал медленно растворяться, словно дымка в лунном свете.
   — Ой, я чуть не забыл! — воскликнул Паслен. — Ты видел или слышал что-нибудь от Чемоша в последнее время? Чемош. Бог Смерти. Ты никогда о нем не слышал? Ну, в любом случае спасибо. Удачи тебе! Успешного путешествия!
   Рис попытался было собрать воедино рассыпавшиеся осколками знания о жизни и смерти, но понял, что ничего у него не выйдет, и оставил это бесполезное занятие. Пришло время учиться всему заново. Рис пошел туда, где стоял Паслен. Кендер разглядывал шлем и котомку, словно хотел определить, поместится ли в нее его находка.