Страница:
Что бы ни скрывалось там, в ночи, оно было ужасно — если смогло устрашить даже могущественного колдуна.
Я лежал, затаив дыхание, и настороженно прислушивался. В ночи раздавались самые обычные звуки, но все они меня пугали — ведь прежде я никогда не придавал им значения. Залаяла собака, пронзительно взвыли коты, зарокотал мотор одинокого автомобиля, проехавшего по улице. Все эти шумы сейчас казались мне зловещими, и потому, когда слова Мосии снова вспыхнули у меня в сознании, я от неожиданности вздрогнул так, что пружины кровати отозвались стоном.
— Иди ко мне, — сказал Дуук-тсарит. — Не телом — тело пусть останется там, где оно сейчас. Позволь своей душе подняться над телесной оболочкой и иди со мной.
Я понятия не имел, о чем это он говорит.
Наверное, я даже рассмеялся — хотя скорее это было всего лишь сдавленное нервное хихиканье, — однако я чувствовал повелительный зов Мосии. Я лежал в постели и раздумывал. Что же мне теперь делать? И знает ли мой господин, что надо делать? Во тьме возле моей кровати появился Мосия — вернее, это была «тень» Мосии.
Он протянул мне руку и сказал:
— Это очень просто. Ты пойдешь со мной, а твое тело останется здесь. Мое тело сейчас не здесь, а внизу, в коридоре. Однако сам я стою рядом с тобой. Представь, что ты встаешь с кровати и уходишь со мной. Ты же писатель и наверняка множество раз путешествовал таким образом в собственном воображении. Когда я читал твое описание Мерилона, я видел его словно наяву — с такой живостью и правдоподобием ты его описал. Ты, можно сказать, профессиональный фантазер. Просто немного сосредоточься, вот и все.
Поскольку я не двинулся мгновенно ему навстречу, Мосия заговорил со мной более резко:
— Сарьон не уйдет без тебя. Ты подвергаешь его опасности.
Он знал, что это подействует. Наверное, это подняло бы меня и из могилы. Я закрыл глаза и представил, как встаю с кровати и подхожу к Мосии. Сначала ничего не произошло. Я так разволновался и был так испуган, что с трудом мог сосредоточиться.
— Расслабься, — мягко, но настойчиво, словно гипнотизируя меня, сказал Мосия. — Освободись от груза тела, которое отягощает тебя, придавливает к земле…
Его слова больше не пылали у меня в мозгу, а как будто проплывали сквозь него, словно струи воды. Я почувствовал, что эта вода, омывающая меня, действительно расслабляет и успокаивает. Мое тело и вправду показалось очень тяжелым, таким тяжелым, что я не смог бы его поднять, даже если бы захотел. И это как раз в тот момент, когда мне непременно нужно было уйти!
Я встал и подошел к Мосии. Оглянувшись, я увидел, что мое тело осталось лежать в постели, по всей видимости погруженное в сон. От удивления и восхищения я позабыл про страх.
Я двинулся было к двери, чтобы спуститься по лестнице в комнату моего господина, но Мосия остановил меня.
— Для тебя больше не существует материальных преград, Ройвин. Одной мысли достаточно, чтобы оказаться рядом с Сарьоном.
Он говорил правду. Едва я подумал о том, что хочу быть рядом с господином, как тут же оказался возле него. Увидев меня, Сарьон улыбнулся и кивнул. А потом, немного неуверенно, как будто постепенно вспоминая давно позабытые умения, его душа тоже покинула тело.
Я не удивился, заметив, что дух Сарьона окружен мягким белым сиянием, составляя разительный контраст с духом Мосии, как будто окутанным таким же черным одеянием, в какое было облачено его тело.
Я видел, что это огорчило моего господина. Мосия тоже это заметил.
— Вы помните, отец, — когда-то моя душа была такой же кристально чистой и светлой, как душа Ройвина. Но с тех пор я испытал в жизни слишком много тягот, и это не могло не оставить след в моей душе. Однако нам нужно поторопиться. Они будут ждать только до тех пор, пока уверены, что вы спите. Не бойтесь, я не позволю им причинить вред кому-либо из вас. Следуйте за мной!
Душа Мосии снова скользнула в его тело. Он протянул руку, как будто к какой-то невидимой двери, толкнул ее и шагнул в никуда.
Странные мысли приходят в голову в самое неподходящее время. Мне вдруг вспомнился мультфильм, который я видел в детстве по телевизору. В этом мультфильме персонаж — кажется, кролик, хотя я не уверен — убегал по лесу от охотника. Охотник совсем уже было настиг кролика, и тому некуда было деваться — и тогда кролик вдруг открыл дыру в земле, забрался туда и втянул дыру за собой. Ну а одураченный охотник остался ни с чем.
Мосия проделал сейчас то же самое. Он открыл дыру в нашей спальне и предлагал нам туда спрятаться!
Сарьону, который прожил много лет в волшебном мире Тимхаллана, подобные проявления сверхъестественного были гораздо более привычны, чем мне. Он сразу же вошел в невидимую дверь и знаком велел мне следовать за ним. Я собрался было идти через комнату, но вовремя вспомнил, что сейчас это не обязательно.
Я пожелал очутиться рядом с моим господином и тотчас же оказался в дыре. Невидимая дверь закрылась у меня за спиной, и вокруг нас образовалось что-то наподобие пузыря. Мы висели в воздухе, где-то под потолком спальни Сарьона.
— Коридор?! Здесь, на Земле? — спросил потрясенный каталист.
Должен заметить, кстати, что мы не разговаривали, а напрямую обменивались мыслями. И я вдруг понял, что теперь, в этом призрачном мире, я больше не немой. Я могу говорить, и меня слышат. Осознав это, я затрепетал от радости и одновременно ужасно смутился. И потому, наверное, сразу сделался более молчаливым, чем был в мире реальном.
— Это не совсем то, что вы подумали, отец. Не Коридор сквозь пространство и время, какие были у нас в Тимхаллане, — ответил Мосия. — Здесь мы утратили возможность создавать настоящие Коридоры, зато научились проскальзывать в изгибы времени.
Попытаюсь описать ощущения от пребывания внутри такого «изгиба времени», как Мосия назвал это место. Больше всего это походило на… Наверное, так я бы чувствовал себя, если бы завернулся в складки тяжелой занавеси. Я постоянно ощущал какое-то давление. Как мне потом объяснили, это было вызвано осознанием того, что для моего тела время идет, а душа пребывает вне временного потока.
Насколько я понимаю, это ощущение меньше беспокоит тех, кто попадает в изгибы времени и духом, и телом. Им достаточно просто покинуть изгиб — и время для них потечет снова. Но, несмотря на то, что мое тело было погружено в сон, мною начала овладевать паника — так бывает, когда очень боишься опоздать вечером на последний поезд. Поезд — то есть, в данном случае, мое тело — движется вперед, а я сам бегу изо всех сил, стараясь его нагнать. Наверное, я бы не выдержал и попытался сбежать отсюда, но не мог оставить Сарьона.
Потом я узнал, что он чувствовал то же самое и не сбежал только ради меня. Мы вместе посмеялись над этим, правда, смех получился не очень веселый.
— Тихо! Смотрите! — сказал Мосия.
Он велел нам молчать не для того, чтобы нас не услышали — это невозможно даже для Дкарн-дарах, — а для того, чтобы мы сами могли прислушаться как следует. Мы увидели и услышали такое, от чего мороз пробежал по коже.
Хотя мы могли проходить сквозь материальные преграды, видеть сквозь них нам не удавалось. Заключенные внутри временного изгиба, мы не могли переместиться в другую часть дома и увидеть, что там происходит. Мы видели только спальню Сарьона. Но слух у меня отменный, а нервное напряжение обострило его еще сильнее. Я услышал негромкий щелчок — это открылся замок на входной двери. Скрипнули дверные петли (Сарьон давно просил меня их смазать) — значит, кто-то осторожно открыл дверь. В тот же момент я услышал, как щелкнул замок на задней двери, потом раздался шорох — дверь открылась, задев коврик, который лежал на пороге.
Незваные гости проникли в дом одновременно с главного и с черного хода. Но как я ни прислушивался, так и не услышал их шагов. И когда один из них появился в комнате Сарьона, я даже не сразу его заметил.
На пришедшем была одежда из тонкого, как бумага, серебристого материала. Она плотно облегала его тело и негромко похрустывала при движении. Иногда по ней пробегали голубоватые искры — такие же, бывает, вспыхивают на кошачьей шерсти в темноте. Лицо незнакомца было скрыто за тонкой серебряной тканью, так что просматривались только неясные очертания носа и рта. Серебристая ткань обтягивала его руки и ноги, словно вторая кожа.
Когда незваный гость оказался в комнате, Мосия мысленно обратил наше внимание на одну странность. Автоматика в спальне Сарьона реагировала на присутствие Дкарн-дарах.
Нельзя сказать, что реакция механизмов была очень уж впечатляющей. Я вообще не заметил бы ничего особенного, если бы Мосия об этом не сказал. Но свет в комнате, который, конечно же, был выключен, внезапно включился. CD-плеер загудел, и из него полилась негромкая музыка. Ночник у кровати Сарьона тоже засветился.
Дкарн-дарах не обратил на это внимания. Он сразу направился к постели, к лежащему там Сарьону. Колдун положил затянутую в серебро руку на плечо каталиста и встряхнул его.
— Сарьон! — громко позвал он.
Я почувствовал, как затрепетал дух Сарьона рядом со мной. Хорошо, что Мосия успел прийти вовремя и предупредил нас. Если бы мой господин проснулся посреди ночи и увидел над собой такое страшилище, он, может быть, уже никогда не оправился бы от потрясения.
Тут я почувствовал, что кто-то трогает меня за плечо, и услышал женский голос, который громко произнес мое имя:
— Ройвин!
И я понял, что второй незваный гость, тот, который вошел через заднюю дверь, сейчас находится в моей комнате. Вернее, это была гостья.
Дкарн-дарах снова потряс Сарьона за плечо, на этот раз более энергично, и перевернул тело, лежавшее в постели.
— Сарьон! — резко и настойчиво сказал он.
Я задрожал, испугавшись, что колдун может как-нибудь навредить моему господину.
— Они не причинят вам вреда, — успокоил нас Мосия. — Не осмелятся. Они знают, что вы можете им пригодиться.
Женщина, которая заходила в мою комнату, появилась в спальне Сарьона.
— То же самое? — спросила она.
— Да, — ответил Дкарн-дарах, стоявший возле моего господина. — Их души ускользнули. Их предупредили о том, что мы придем.
— Дуук-тсарит.
— Конечно. Наверняка тот из них, кого зовут Мосия. Когда-то он был другом каталиста.
— Значит, ты был прав. Ты говорил, что мы найдем его здесь.
— Он был здесь. Может быть, он и сейчас здесь, прячется в одном из их временных изгибов, будь они прокляты. Вполне возможно… — Мужчина с безликой серебряной маской вместо лица поднял голову и огляделся. — Возможно, они сейчас подслушивают нас.
— Тогда все просто. Давай помучаем тело. Боль заставит их души вернуться обратно. И они очень скоро расскажут нам, куда девался колдун.
Женщина Дкарн-дарах подняла руку, и ее пальцы превратились в пять длинных стальных иголок. Между иглами проскакивали электрические разряды. Колдунья протянула ужасные иглы к беззащитному телу Сарьона.
Напарник остановил ее, перехватив руку женщины за запястье.
— Завтра сюда явятся хандик-сейдж и попытаются убедить их своими методами. Они узнают, что мы были здесь, и это им не понравится.
— Они знают, что мы охотимся за этим колдуном, и не меньше нашего желают его заполучить.
— Да, но каталист им нужнее, — раздраженно возразил Дкарн-дарах. — Ладно, давай оставим его им. Жаль, что мы опоздали, — ведь могли бы поймать этого Дуук-тсарит. Но знай, колдун, мы еще встретимся! — пригрозил он, глядя в пространство. — А тебе, каталист… — Серебряная маска повернулась к лежащему на кровати телу: — Тебе я оставляю… мою визитную карточку.
Дкарн-дарах раскрыл обтянутую перчаткой ладонь, и на ней возник какой-то предмет — я не рассмотрел, что это было. Он бросил этот предмет на кровать, к ногам Сарьона. А потом оба незваных гостя вышли из спальни и покинули дом через заднюю дверь.
Когда Дкарн-дарах ушли, механизмы в доме вернулись к прежнему состоянию: свет погас, CD-плеер выключился.
Мы еще какое-то время подождали, желая убедиться, что незваные гости действительно ушли, а не затаились где-нибудь поблизости, надеясь таким образом выманить нас из укрытия. Когда Мосия разрешил нам вернуться, мой дух скользнул обратно к телу. Я посмотрел на себя со стороны.
Впечатление было совсем не такое, как при взгляде на себя в зеркало. То, что показывают нам зеркала, мы видим каждый день и привыкли к этому зрелищу. Но я еще ни разу в жизни не видел себя так ясно и отчетливо. И хотя мне хотелось поскорее пойти к Сарьону и задать Мосии кое-какие вопросы, я все же задержался, чтобы порассматривать себя таким, каким меня может увидеть только кто-нибудь посторонний. Не хотелось упускать такую возможность.
В общем-то я не увидел ничего для себя нового. Длинные светлые волосы, за которые меня в детстве дразнили «кукурузной метелкой». Карие глаза под темными бровями. Собственные брови мне никогда не нравились — густые, слишком темные, особенно по сравнению со светлыми волосами. Из-за них я казался мрачным и угрюмым. Черты лица — острые, резкие. Выступающие скулы и нос, который принято называть орлиным.
Мое тело, еще молодое, было гибким и стройным, но не сильным. Упражнения ума привлекали меня гораздо больше, чем бесконечный бег по механической дорожке, которая никуда не ведет. Но сейчас мне совсем не понравились собственные тонкие руки и узкие плечи. Если Сарьону будет угрожать опасность, как я смогу его защитить?
Я обнаружил, что не могу позволить себе такой роскоши — долго рассматривать собственное тело. Чем ближе мой дух подлетал к телу, тем сильнее меня влекло вернуться в него. Впечатление было такое, как будто я нырнул в собственную оболочку с большой высоты. Я проснулся, дрожа, чувствуя, как желудок скрутило в узел — как будто после страшного сна. Впоследствии я не раз задумывался — может быть, это было не первое путешествие, которое наши души совершали во сне, отдельно от тела?
Я сел в постели и стряхнул остатки сна. Потом быстро схватил свою рясу, завернулся в нее и, включив свет в коридоре, поспешил вниз по лестнице. В комнате у Сарьона горел свет. Когда я вошел, мой господин, такой же сонный, как и я, разглядывал вещицу, которую Дкарн-дарах оставил на его кровати.
— Оно не причинит вам вреда, — сказал Мосия. — Можете взять, если хотите.
— Давайте я возьму, — вызвался я и схватил непонятный предмет, прежде чем Сарьон успел до него дотронуться.
Мосия смотрел на меня с легкой улыбкой и, как мне показалось, с одобрением. Сарьон только покачал головой.
Я раскрыл ладонь только тогда, когда убедился, что предмет не собирается взорваться или… не знаю, какого подвоха я еще ожидал. Мы с Сарьоном, озадаченные, стали рассматривать вещицу.
— Что это такое? — в недоумении спросил я.
— Смерть, — ответил Мосия.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
— Смерть! — воскликнул Сарьон и попытался выхватить у меня странный предмет, но я опередил его и успел зажать вещицу в кулаке.
— Я не имел в виду, что это принесет смерть кому-нибудь из нас, здесь и сейчас, — с ноткой упрека в голосе сказал Мосия. — Я не допустил бы, чтобы эта вещь осталась в комнате, если бы она представляла опасность.
Мы с Сарьоном переглянулись, оба смущенные.
— Конечно, Мосия, — сказал Сарьон. — Прости меня… прости нас за то, что мы тебе не доверяем… Просто это все так… так странно и непонятно… Эти ужасные люди… — Каталист вздрогнул и поплотнее закутался в рясу.
— Кто они такие? — знаками спросил я. — И что это за вещь?
Я раскрыл ладонь. Там лежал небольшой круглый медальон около двух дюймов в диаметре, сделанный из какого-то очень плотного, тяжелого пластика. На одной из сторон медальона был прикреплен как будто небольшой магнитик. Вторая сторона была прозрачной. Я заглянул внутрь и увидел нечто очень странное: какую-то голубовато-зеленую слизь, вязкую и тягучую. Пока я рассматривал медальон, слизь зашевелилась и принялась перемещаться вдоль стенки медальона, как будто искала выход наружу. Зрелище было, скажем прямо, не из приятных. Меня чуть не стошнило.
Мне не нравилось держать медальон в руках, и я начал вертеть его в пальцах.
— Оно… кажется, живое! — сказал Сарьон, нахмурившись.
— Это действительно так, — подтвердил Мосия. — Они живые. Вернее, были живыми. Большая часть уже мертва — из-за чего, собственно, Дкарн-дарах и оставили здесь эту вещь. Остальные скоро тоже будут мертвы.
— Остальные? Что — остальные? Что они здесь оставили? — Сарьон испугался и неуверенно огляделся по сторонам, как будто искал, чем бы разбить медальон.
— Сейчас все объясню. Но сначала уничтожу подслушивающие устройства, которые Дкарн-дарах спрятали в гостиной и в телефоне. Они уже обнаружили свое присутствие, и нам больше нет смысла притворяться, что ничего не тронуто.
Мосия вышел из спальни Сарьона и почти сразу же вернулся.
— Все. Теперь можно разговаривать свободно.
Я положил медальон, радуясь, что наконец-то могу от него избавиться.
— Это очень примитивный организм, — сказал Мосия, поднося вещицу к свету. — Нечто вроде бульона из органики. Одноклеточные существа, выведенные техномантами для одной-единственной цели — чтобы умереть.
— Какой ужас! — сказал потрясенный Сарьон.
— Не вижу особой разницы с телятами, — заметил я, — которые рождаются и вырастают, чтобы стать бифштексами.
— Ну, может быть, — Сарьон улыбнулся и покачал головой.
Единственные разногласия — я бы даже не назвал это спорами — у нас с Сарьоном возникали только из-за того, что я вегетарианец, а он был не прочь иногда поесть курятины или говядины. Поначалу, когда я только приехал к нему, я усердно пытался приблизить его к своему образу жизни. Но, как ни жаль признавать, в своем рвении лишь доставил нам обоим немало неприятностей — пока мы не договорились уважать мнения друг друга. И теперь Сарьон спокойно смотрел на мой соевый творог, а я больше не возмущался при виде его гамбургеров.
— Жизнь всегда питается смертью, — размышлял вслух Мосия. — Ястреб убивает мышей. Большие рыбы поедают своих меньших собратьев. Если уж на то пошло, то и кролики уничтожают траву, которой питаются. А трава питается веществами из почвы, которые образуются из перегнивших тел других растений и животных. Жизнь кормится смертью. Таков круговорот веществ в природе.
Сарьона это заявление несколько удивило.
— Я никогда не думал о жизни в таком ключе, — сказал каталист.
— И я тоже, — признался я, немного поразмыслив.
— Жрецы Темных культов многие века исповедуют это учение, — продолжал Мосия. — И даже заглядывают на шаг дальше. Если смерть является основой жизни…
— То Мертвое должно быть основой Живого! — воскликнул Сарьон, который внезапно понял, к чему ведет Мосия.
Мне понадобилось немного больше времени, чтобы догадаться, о чем речь. Конечно же, когда каталист говорил о Живом, то подразумевал магию, жизненную силу. Ведь народ Тимхаллана верил, что магия и есть Жизнь, поэтому те, кто рождался без способностей к магии, считались Мертвыми. Можно сказать, что именно с этого и началась история о Джораме и Темном Мече.
Магия — или, другими словами, Жизнь — есть во всем живом. И в траве, и в кролике, и в ястребе, и в рыбе, и в нас, людях. В древние времена некоторые люди поняли, как можно собирать жизненную силу из живой природы и с ее помощью творить такое, что другим казалось чудесами. Эти чудеса стали называть магией. И те, кто не умел пользоваться магией, относились к ней со страхом и недоверием. Колдунов и ведьм жестоко преследовали и убивали.
— Но кто такие эти жрецы Темных культов? — спросил Сарьон.
— Вспомните нашу историю, отец, — сказал Мосия. — Вспомните, как в древние времена маги собрались вместе и решили покинуть Землю и найти другой мир, в котором магия сможет процветать и развиваться, а не увядать и исчезать, как здесь, на Земле. Вспомните, как Мерлин, величайший из волшебников, увел свой народ к звездам и как они нашли новый мир, Тимхаллан. Магия была собрана и заключена в ловушку в Тимхаллане — так, что она как будто бы совсем исчезла с Земли.
— Как будто бы исчезла? — переспросил Сарьон.
— Прошу прощения, — вмешался я. — Но если мы собираемся бодрствовать до утра, то, может быть, лучше переместиться в кухню? Я зажгу огонь и приготовлю чай.
Мы стояли в спальне Сарьона и дрожали от холода — по крайней мере, мы с каталистом дрожали. Мой господин выглядел уставшим и измученным, но ни он, ни я не смогли бы сейчас заснуть — после всех странных и пугающих происшествий сегодняшнего вечера.
— Конечно, если только вы не опасаетесь, что эти ужасные создания могут вернуться, — добавил я.
Сарьон перевел мои жесты, но я подозревал, что в этом не было необходимости. Мосия понял меня — либо он читал мои мысли, либо знал язык жестов.
— Этой ночью Дкарн-дарах уже не вернутся, — уверенно сказал он. — Они хотели устроить мне засаду, рассчитывая на внезапность. Теперь они знают, что мне о них известно. А в открытом сражении они не станут противостоять мне: тогда им придется меня убить, а моя смерть не входит в их планы. Они хотят заполучить меня живым.
— Почему? — поинтересовался Сарьон.
— Потому что я проник в тайны их организации. Я — единственный из учеников рыцарей кровавого рока, которому удалось вырваться живым из их сетей. Я знаю их тайны. Дкарн-дарах должны выяснить, многое ли мне известно и, что важнее всего, кто еще об этом знает. Они надеются, что я расскажу им все, оказавшись в их власти. Но они ошибаются, — закончил Мосия спокойно и уверенно. — Я лучше умру, чем что-то им открою.
— Давайте выпьем чаю, — предложил Сарьон.
Он положил руку на плечо Мосии, и я понял, что отныне мой господин полностью и безоговорочно доверяет этому человеку. Мне тоже хотелось бы ему доверять, но все происходящее выглядело слишком странным. Я с трудом верил собственным ощущениям, не говоря уже о том, чтобы довериться постороннему человеку. Было ли случившееся с нами реальностью? Действительно ли я покидал собственное тело? Вправду ли прятался в изгибе времени?
Мосия сел за стол, но от чая отказался. Он все еще изучал медальон, который оставили Дкарн-дарах. Пока закипал чайник и заваривался чай, мы все молчали. К тому моменту, когда я наполнил чашку моего господина, я уже был склонен поверить в случившееся.
— Начни с самого начала, Мосия, — попросил Сарьон.
— Вы не против, если я буду делать заметки? — вмешался я.
Сарьон нахмурился и покачал головой, но Мосия сказал, что не возражает и что из этого, может быть, когда-нибудь получится интересная книга. И добавил с невеселой усмешкой, что, может быть, к тому времени на Земле еще останутся живые люди, которые прочитают эту книгу.
Я сходил в свою комнату за электронным блокнотом и стал записывать то, что рассказывал Мосия.
— Жрецы Темных культов существовали с древних времен, хотя у нас, в Тимхаллане, о них не было известно. Мы знали только тимхалланский Совет Девяти, который представлял девять магических Таинств. Но когда-то на Земле это был Совет Тринадцати. В те древние времена считалось, что в Совете должны быть представлены все маги, даже те, чья мораль была извращенной, и те, кто практиковал темную сторону магии. Возможно, некоторые наивные члены Совета надеялись обратить к свету своих братьев и сестер, шедших по неправедному пути. Если и так, то они не преуспели в этом. И даже более того — наверное, это и стало причиной их собственного падения.
Именно жрецы Темных культов настраивали лишенных магии жителей Земли против всех магов. Для них Жизнь проистекала не от жизни. Жизнь — то есть магию — они черпали в смерти. Они устраивали жертвоприношения, в том числе и человеческие, и верили, что смерть животных и людей увеличит их магическую силу. Жестокие и эгоистичные, темные жрецы использовали волшебство только для собственной выгоды, для удовлетворения личных амбиций, для порабощения и совращения других людей, для разрушения, наконец.
Но земляне не мирились с таким положением вещей. Они устраивали судилища над ведьмами, они учредили инквизицию. Магов отлавливали и истязали до тех пор, пока они не сознавались в преступлениях, пусть и не совершенных, а потом их сжигали, вешали или топили. Среди пострадавших оказалось множество членов Совета, которые использовали свою магию во благо, а не во зло. Потрясенные и скорбящие о потерях члены Совета Тринадцати собрались, чтобы решить, что делать дальше.
Жрецы четырех Темных культов — культа Белого Коня, Черного Коня, Красного Коня и Бледного Коня — все как один стремились к войнам и завоеваниям. Они собирались поднять мятеж и уничтожить тех, кто им противостоял, а выживших намеревались поработить. Представители девяти светлых Таинств отказались даже обсуждать такой способ борьбы. Разозленные темные жрецы в ярости покинули заседание Совета. И уже без них остальные члены Совета приняли решение навсегда покинуть Землю. Но теперь Совет осознал, какую огромную опасность для всех магов представляют темные жрецы. И светлые маги позаботились о том, чтобы их противники не были посвящены в планы Совета.
Я лежал, затаив дыхание, и настороженно прислушивался. В ночи раздавались самые обычные звуки, но все они меня пугали — ведь прежде я никогда не придавал им значения. Залаяла собака, пронзительно взвыли коты, зарокотал мотор одинокого автомобиля, проехавшего по улице. Все эти шумы сейчас казались мне зловещими, и потому, когда слова Мосии снова вспыхнули у меня в сознании, я от неожиданности вздрогнул так, что пружины кровати отозвались стоном.
— Иди ко мне, — сказал Дуук-тсарит. — Не телом — тело пусть останется там, где оно сейчас. Позволь своей душе подняться над телесной оболочкой и иди со мной.
Я понятия не имел, о чем это он говорит.
Наверное, я даже рассмеялся — хотя скорее это было всего лишь сдавленное нервное хихиканье, — однако я чувствовал повелительный зов Мосии. Я лежал в постели и раздумывал. Что же мне теперь делать? И знает ли мой господин, что надо делать? Во тьме возле моей кровати появился Мосия — вернее, это была «тень» Мосии.
Он протянул мне руку и сказал:
— Это очень просто. Ты пойдешь со мной, а твое тело останется здесь. Мое тело сейчас не здесь, а внизу, в коридоре. Однако сам я стою рядом с тобой. Представь, что ты встаешь с кровати и уходишь со мной. Ты же писатель и наверняка множество раз путешествовал таким образом в собственном воображении. Когда я читал твое описание Мерилона, я видел его словно наяву — с такой живостью и правдоподобием ты его описал. Ты, можно сказать, профессиональный фантазер. Просто немного сосредоточься, вот и все.
Поскольку я не двинулся мгновенно ему навстречу, Мосия заговорил со мной более резко:
— Сарьон не уйдет без тебя. Ты подвергаешь его опасности.
Он знал, что это подействует. Наверное, это подняло бы меня и из могилы. Я закрыл глаза и представил, как встаю с кровати и подхожу к Мосии. Сначала ничего не произошло. Я так разволновался и был так испуган, что с трудом мог сосредоточиться.
— Расслабься, — мягко, но настойчиво, словно гипнотизируя меня, сказал Мосия. — Освободись от груза тела, которое отягощает тебя, придавливает к земле…
Его слова больше не пылали у меня в мозгу, а как будто проплывали сквозь него, словно струи воды. Я почувствовал, что эта вода, омывающая меня, действительно расслабляет и успокаивает. Мое тело и вправду показалось очень тяжелым, таким тяжелым, что я не смог бы его поднять, даже если бы захотел. И это как раз в тот момент, когда мне непременно нужно было уйти!
Я встал и подошел к Мосии. Оглянувшись, я увидел, что мое тело осталось лежать в постели, по всей видимости погруженное в сон. От удивления и восхищения я позабыл про страх.
Я двинулся было к двери, чтобы спуститься по лестнице в комнату моего господина, но Мосия остановил меня.
— Для тебя больше не существует материальных преград, Ройвин. Одной мысли достаточно, чтобы оказаться рядом с Сарьоном.
Он говорил правду. Едва я подумал о том, что хочу быть рядом с господином, как тут же оказался возле него. Увидев меня, Сарьон улыбнулся и кивнул. А потом, немного неуверенно, как будто постепенно вспоминая давно позабытые умения, его душа тоже покинула тело.
Я не удивился, заметив, что дух Сарьона окружен мягким белым сиянием, составляя разительный контраст с духом Мосии, как будто окутанным таким же черным одеянием, в какое было облачено его тело.
Я видел, что это огорчило моего господина. Мосия тоже это заметил.
— Вы помните, отец, — когда-то моя душа была такой же кристально чистой и светлой, как душа Ройвина. Но с тех пор я испытал в жизни слишком много тягот, и это не могло не оставить след в моей душе. Однако нам нужно поторопиться. Они будут ждать только до тех пор, пока уверены, что вы спите. Не бойтесь, я не позволю им причинить вред кому-либо из вас. Следуйте за мной!
Душа Мосии снова скользнула в его тело. Он протянул руку, как будто к какой-то невидимой двери, толкнул ее и шагнул в никуда.
Странные мысли приходят в голову в самое неподходящее время. Мне вдруг вспомнился мультфильм, который я видел в детстве по телевизору. В этом мультфильме персонаж — кажется, кролик, хотя я не уверен — убегал по лесу от охотника. Охотник совсем уже было настиг кролика, и тому некуда было деваться — и тогда кролик вдруг открыл дыру в земле, забрался туда и втянул дыру за собой. Ну а одураченный охотник остался ни с чем.
Мосия проделал сейчас то же самое. Он открыл дыру в нашей спальне и предлагал нам туда спрятаться!
Сарьону, который прожил много лет в волшебном мире Тимхаллана, подобные проявления сверхъестественного были гораздо более привычны, чем мне. Он сразу же вошел в невидимую дверь и знаком велел мне следовать за ним. Я собрался было идти через комнату, но вовремя вспомнил, что сейчас это не обязательно.
Я пожелал очутиться рядом с моим господином и тотчас же оказался в дыре. Невидимая дверь закрылась у меня за спиной, и вокруг нас образовалось что-то наподобие пузыря. Мы висели в воздухе, где-то под потолком спальни Сарьона.
— Коридор?! Здесь, на Земле? — спросил потрясенный каталист.
Должен заметить, кстати, что мы не разговаривали, а напрямую обменивались мыслями. И я вдруг понял, что теперь, в этом призрачном мире, я больше не немой. Я могу говорить, и меня слышат. Осознав это, я затрепетал от радости и одновременно ужасно смутился. И потому, наверное, сразу сделался более молчаливым, чем был в мире реальном.
— Это не совсем то, что вы подумали, отец. Не Коридор сквозь пространство и время, какие были у нас в Тимхаллане, — ответил Мосия. — Здесь мы утратили возможность создавать настоящие Коридоры, зато научились проскальзывать в изгибы времени.
Попытаюсь описать ощущения от пребывания внутри такого «изгиба времени», как Мосия назвал это место. Больше всего это походило на… Наверное, так я бы чувствовал себя, если бы завернулся в складки тяжелой занавеси. Я постоянно ощущал какое-то давление. Как мне потом объяснили, это было вызвано осознанием того, что для моего тела время идет, а душа пребывает вне временного потока.
Насколько я понимаю, это ощущение меньше беспокоит тех, кто попадает в изгибы времени и духом, и телом. Им достаточно просто покинуть изгиб — и время для них потечет снова. Но, несмотря на то, что мое тело было погружено в сон, мною начала овладевать паника — так бывает, когда очень боишься опоздать вечером на последний поезд. Поезд — то есть, в данном случае, мое тело — движется вперед, а я сам бегу изо всех сил, стараясь его нагнать. Наверное, я бы не выдержал и попытался сбежать отсюда, но не мог оставить Сарьона.
Потом я узнал, что он чувствовал то же самое и не сбежал только ради меня. Мы вместе посмеялись над этим, правда, смех получился не очень веселый.
— Тихо! Смотрите! — сказал Мосия.
Он велел нам молчать не для того, чтобы нас не услышали — это невозможно даже для Дкарн-дарах, — а для того, чтобы мы сами могли прислушаться как следует. Мы увидели и услышали такое, от чего мороз пробежал по коже.
Хотя мы могли проходить сквозь материальные преграды, видеть сквозь них нам не удавалось. Заключенные внутри временного изгиба, мы не могли переместиться в другую часть дома и увидеть, что там происходит. Мы видели только спальню Сарьона. Но слух у меня отменный, а нервное напряжение обострило его еще сильнее. Я услышал негромкий щелчок — это открылся замок на входной двери. Скрипнули дверные петли (Сарьон давно просил меня их смазать) — значит, кто-то осторожно открыл дверь. В тот же момент я услышал, как щелкнул замок на задней двери, потом раздался шорох — дверь открылась, задев коврик, который лежал на пороге.
Незваные гости проникли в дом одновременно с главного и с черного хода. Но как я ни прислушивался, так и не услышал их шагов. И когда один из них появился в комнате Сарьона, я даже не сразу его заметил.
На пришедшем была одежда из тонкого, как бумага, серебристого материала. Она плотно облегала его тело и негромко похрустывала при движении. Иногда по ней пробегали голубоватые искры — такие же, бывает, вспыхивают на кошачьей шерсти в темноте. Лицо незнакомца было скрыто за тонкой серебряной тканью, так что просматривались только неясные очертания носа и рта. Серебристая ткань обтягивала его руки и ноги, словно вторая кожа.
Когда незваный гость оказался в комнате, Мосия мысленно обратил наше внимание на одну странность. Автоматика в спальне Сарьона реагировала на присутствие Дкарн-дарах.
Нельзя сказать, что реакция механизмов была очень уж впечатляющей. Я вообще не заметил бы ничего особенного, если бы Мосия об этом не сказал. Но свет в комнате, который, конечно же, был выключен, внезапно включился. CD-плеер загудел, и из него полилась негромкая музыка. Ночник у кровати Сарьона тоже засветился.
Дкарн-дарах не обратил на это внимания. Он сразу направился к постели, к лежащему там Сарьону. Колдун положил затянутую в серебро руку на плечо каталиста и встряхнул его.
— Сарьон! — громко позвал он.
Я почувствовал, как затрепетал дух Сарьона рядом со мной. Хорошо, что Мосия успел прийти вовремя и предупредил нас. Если бы мой господин проснулся посреди ночи и увидел над собой такое страшилище, он, может быть, уже никогда не оправился бы от потрясения.
Тут я почувствовал, что кто-то трогает меня за плечо, и услышал женский голос, который громко произнес мое имя:
— Ройвин!
И я понял, что второй незваный гость, тот, который вошел через заднюю дверь, сейчас находится в моей комнате. Вернее, это была гостья.
Дкарн-дарах снова потряс Сарьона за плечо, на этот раз более энергично, и перевернул тело, лежавшее в постели.
— Сарьон! — резко и настойчиво сказал он.
Я задрожал, испугавшись, что колдун может как-нибудь навредить моему господину.
— Они не причинят вам вреда, — успокоил нас Мосия. — Не осмелятся. Они знают, что вы можете им пригодиться.
Женщина, которая заходила в мою комнату, появилась в спальне Сарьона.
— То же самое? — спросила она.
— Да, — ответил Дкарн-дарах, стоявший возле моего господина. — Их души ускользнули. Их предупредили о том, что мы придем.
— Дуук-тсарит.
— Конечно. Наверняка тот из них, кого зовут Мосия. Когда-то он был другом каталиста.
— Значит, ты был прав. Ты говорил, что мы найдем его здесь.
— Он был здесь. Может быть, он и сейчас здесь, прячется в одном из их временных изгибов, будь они прокляты. Вполне возможно… — Мужчина с безликой серебряной маской вместо лица поднял голову и огляделся. — Возможно, они сейчас подслушивают нас.
— Тогда все просто. Давай помучаем тело. Боль заставит их души вернуться обратно. И они очень скоро расскажут нам, куда девался колдун.
Женщина Дкарн-дарах подняла руку, и ее пальцы превратились в пять длинных стальных иголок. Между иглами проскакивали электрические разряды. Колдунья протянула ужасные иглы к беззащитному телу Сарьона.
Напарник остановил ее, перехватив руку женщины за запястье.
— Завтра сюда явятся хандик-сейдж и попытаются убедить их своими методами. Они узнают, что мы были здесь, и это им не понравится.
— Они знают, что мы охотимся за этим колдуном, и не меньше нашего желают его заполучить.
— Да, но каталист им нужнее, — раздраженно возразил Дкарн-дарах. — Ладно, давай оставим его им. Жаль, что мы опоздали, — ведь могли бы поймать этого Дуук-тсарит. Но знай, колдун, мы еще встретимся! — пригрозил он, глядя в пространство. — А тебе, каталист… — Серебряная маска повернулась к лежащему на кровати телу: — Тебе я оставляю… мою визитную карточку.
Дкарн-дарах раскрыл обтянутую перчаткой ладонь, и на ней возник какой-то предмет — я не рассмотрел, что это было. Он бросил этот предмет на кровать, к ногам Сарьона. А потом оба незваных гостя вышли из спальни и покинули дом через заднюю дверь.
Когда Дкарн-дарах ушли, механизмы в доме вернулись к прежнему состоянию: свет погас, CD-плеер выключился.
Мы еще какое-то время подождали, желая убедиться, что незваные гости действительно ушли, а не затаились где-нибудь поблизости, надеясь таким образом выманить нас из укрытия. Когда Мосия разрешил нам вернуться, мой дух скользнул обратно к телу. Я посмотрел на себя со стороны.
Впечатление было совсем не такое, как при взгляде на себя в зеркало. То, что показывают нам зеркала, мы видим каждый день и привыкли к этому зрелищу. Но я еще ни разу в жизни не видел себя так ясно и отчетливо. И хотя мне хотелось поскорее пойти к Сарьону и задать Мосии кое-какие вопросы, я все же задержался, чтобы порассматривать себя таким, каким меня может увидеть только кто-нибудь посторонний. Не хотелось упускать такую возможность.
В общем-то я не увидел ничего для себя нового. Длинные светлые волосы, за которые меня в детстве дразнили «кукурузной метелкой». Карие глаза под темными бровями. Собственные брови мне никогда не нравились — густые, слишком темные, особенно по сравнению со светлыми волосами. Из-за них я казался мрачным и угрюмым. Черты лица — острые, резкие. Выступающие скулы и нос, который принято называть орлиным.
Мое тело, еще молодое, было гибким и стройным, но не сильным. Упражнения ума привлекали меня гораздо больше, чем бесконечный бег по механической дорожке, которая никуда не ведет. Но сейчас мне совсем не понравились собственные тонкие руки и узкие плечи. Если Сарьону будет угрожать опасность, как я смогу его защитить?
Я обнаружил, что не могу позволить себе такой роскоши — долго рассматривать собственное тело. Чем ближе мой дух подлетал к телу, тем сильнее меня влекло вернуться в него. Впечатление было такое, как будто я нырнул в собственную оболочку с большой высоты. Я проснулся, дрожа, чувствуя, как желудок скрутило в узел — как будто после страшного сна. Впоследствии я не раз задумывался — может быть, это было не первое путешествие, которое наши души совершали во сне, отдельно от тела?
Я сел в постели и стряхнул остатки сна. Потом быстро схватил свою рясу, завернулся в нее и, включив свет в коридоре, поспешил вниз по лестнице. В комнате у Сарьона горел свет. Когда я вошел, мой господин, такой же сонный, как и я, разглядывал вещицу, которую Дкарн-дарах оставил на его кровати.
— Оно не причинит вам вреда, — сказал Мосия. — Можете взять, если хотите.
— Давайте я возьму, — вызвался я и схватил непонятный предмет, прежде чем Сарьон успел до него дотронуться.
Мосия смотрел на меня с легкой улыбкой и, как мне показалось, с одобрением. Сарьон только покачал головой.
Я раскрыл ладонь только тогда, когда убедился, что предмет не собирается взорваться или… не знаю, какого подвоха я еще ожидал. Мы с Сарьоном, озадаченные, стали рассматривать вещицу.
— Что это такое? — в недоумении спросил я.
— Смерть, — ответил Мосия.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Меч, словно живое существо, вытягивал магию из каталиста; он выпил Сарьона досуха, а затем использовал его, дабы с его помощью впитывать окружающую магию.
«Рождение Темного Меча»
— Смерть! — воскликнул Сарьон и попытался выхватить у меня странный предмет, но я опередил его и успел зажать вещицу в кулаке.
— Я не имел в виду, что это принесет смерть кому-нибудь из нас, здесь и сейчас, — с ноткой упрека в голосе сказал Мосия. — Я не допустил бы, чтобы эта вещь осталась в комнате, если бы она представляла опасность.
Мы с Сарьоном переглянулись, оба смущенные.
— Конечно, Мосия, — сказал Сарьон. — Прости меня… прости нас за то, что мы тебе не доверяем… Просто это все так… так странно и непонятно… Эти ужасные люди… — Каталист вздрогнул и поплотнее закутался в рясу.
— Кто они такие? — знаками спросил я. — И что это за вещь?
Я раскрыл ладонь. Там лежал небольшой круглый медальон около двух дюймов в диаметре, сделанный из какого-то очень плотного, тяжелого пластика. На одной из сторон медальона был прикреплен как будто небольшой магнитик. Вторая сторона была прозрачной. Я заглянул внутрь и увидел нечто очень странное: какую-то голубовато-зеленую слизь, вязкую и тягучую. Пока я рассматривал медальон, слизь зашевелилась и принялась перемещаться вдоль стенки медальона, как будто искала выход наружу. Зрелище было, скажем прямо, не из приятных. Меня чуть не стошнило.
Мне не нравилось держать медальон в руках, и я начал вертеть его в пальцах.
— Оно… кажется, живое! — сказал Сарьон, нахмурившись.
— Это действительно так, — подтвердил Мосия. — Они живые. Вернее, были живыми. Большая часть уже мертва — из-за чего, собственно, Дкарн-дарах и оставили здесь эту вещь. Остальные скоро тоже будут мертвы.
— Остальные? Что — остальные? Что они здесь оставили? — Сарьон испугался и неуверенно огляделся по сторонам, как будто искал, чем бы разбить медальон.
— Сейчас все объясню. Но сначала уничтожу подслушивающие устройства, которые Дкарн-дарах спрятали в гостиной и в телефоне. Они уже обнаружили свое присутствие, и нам больше нет смысла притворяться, что ничего не тронуто.
Мосия вышел из спальни Сарьона и почти сразу же вернулся.
— Все. Теперь можно разговаривать свободно.
Я положил медальон, радуясь, что наконец-то могу от него избавиться.
— Это очень примитивный организм, — сказал Мосия, поднося вещицу к свету. — Нечто вроде бульона из органики. Одноклеточные существа, выведенные техномантами для одной-единственной цели — чтобы умереть.
— Какой ужас! — сказал потрясенный Сарьон.
— Не вижу особой разницы с телятами, — заметил я, — которые рождаются и вырастают, чтобы стать бифштексами.
— Ну, может быть, — Сарьон улыбнулся и покачал головой.
Единственные разногласия — я бы даже не назвал это спорами — у нас с Сарьоном возникали только из-за того, что я вегетарианец, а он был не прочь иногда поесть курятины или говядины. Поначалу, когда я только приехал к нему, я усердно пытался приблизить его к своему образу жизни. Но, как ни жаль признавать, в своем рвении лишь доставил нам обоим немало неприятностей — пока мы не договорились уважать мнения друг друга. И теперь Сарьон спокойно смотрел на мой соевый творог, а я больше не возмущался при виде его гамбургеров.
— Жизнь всегда питается смертью, — размышлял вслух Мосия. — Ястреб убивает мышей. Большие рыбы поедают своих меньших собратьев. Если уж на то пошло, то и кролики уничтожают траву, которой питаются. А трава питается веществами из почвы, которые образуются из перегнивших тел других растений и животных. Жизнь кормится смертью. Таков круговорот веществ в природе.
Сарьона это заявление несколько удивило.
— Я никогда не думал о жизни в таком ключе, — сказал каталист.
— И я тоже, — признался я, немного поразмыслив.
— Жрецы Темных культов многие века исповедуют это учение, — продолжал Мосия. — И даже заглядывают на шаг дальше. Если смерть является основой жизни…
— То Мертвое должно быть основой Живого! — воскликнул Сарьон, который внезапно понял, к чему ведет Мосия.
Мне понадобилось немного больше времени, чтобы догадаться, о чем речь. Конечно же, когда каталист говорил о Живом, то подразумевал магию, жизненную силу. Ведь народ Тимхаллана верил, что магия и есть Жизнь, поэтому те, кто рождался без способностей к магии, считались Мертвыми. Можно сказать, что именно с этого и началась история о Джораме и Темном Мече.
Магия — или, другими словами, Жизнь — есть во всем живом. И в траве, и в кролике, и в ястребе, и в рыбе, и в нас, людях. В древние времена некоторые люди поняли, как можно собирать жизненную силу из живой природы и с ее помощью творить такое, что другим казалось чудесами. Эти чудеса стали называть магией. И те, кто не умел пользоваться магией, относились к ней со страхом и недоверием. Колдунов и ведьм жестоко преследовали и убивали.
— Но кто такие эти жрецы Темных культов? — спросил Сарьон.
— Вспомните нашу историю, отец, — сказал Мосия. — Вспомните, как в древние времена маги собрались вместе и решили покинуть Землю и найти другой мир, в котором магия сможет процветать и развиваться, а не увядать и исчезать, как здесь, на Земле. Вспомните, как Мерлин, величайший из волшебников, увел свой народ к звездам и как они нашли новый мир, Тимхаллан. Магия была собрана и заключена в ловушку в Тимхаллане — так, что она как будто бы совсем исчезла с Земли.
— Как будто бы исчезла? — переспросил Сарьон.
— Прошу прощения, — вмешался я. — Но если мы собираемся бодрствовать до утра, то, может быть, лучше переместиться в кухню? Я зажгу огонь и приготовлю чай.
Мы стояли в спальне Сарьона и дрожали от холода — по крайней мере, мы с каталистом дрожали. Мой господин выглядел уставшим и измученным, но ни он, ни я не смогли бы сейчас заснуть — после всех странных и пугающих происшествий сегодняшнего вечера.
— Конечно, если только вы не опасаетесь, что эти ужасные создания могут вернуться, — добавил я.
Сарьон перевел мои жесты, но я подозревал, что в этом не было необходимости. Мосия понял меня — либо он читал мои мысли, либо знал язык жестов.
— Этой ночью Дкарн-дарах уже не вернутся, — уверенно сказал он. — Они хотели устроить мне засаду, рассчитывая на внезапность. Теперь они знают, что мне о них известно. А в открытом сражении они не станут противостоять мне: тогда им придется меня убить, а моя смерть не входит в их планы. Они хотят заполучить меня живым.
— Почему? — поинтересовался Сарьон.
— Потому что я проник в тайны их организации. Я — единственный из учеников рыцарей кровавого рока, которому удалось вырваться живым из их сетей. Я знаю их тайны. Дкарн-дарах должны выяснить, многое ли мне известно и, что важнее всего, кто еще об этом знает. Они надеются, что я расскажу им все, оказавшись в их власти. Но они ошибаются, — закончил Мосия спокойно и уверенно. — Я лучше умру, чем что-то им открою.
— Давайте выпьем чаю, — предложил Сарьон.
Он положил руку на плечо Мосии, и я понял, что отныне мой господин полностью и безоговорочно доверяет этому человеку. Мне тоже хотелось бы ему доверять, но все происходящее выглядело слишком странным. Я с трудом верил собственным ощущениям, не говоря уже о том, чтобы довериться постороннему человеку. Было ли случившееся с нами реальностью? Действительно ли я покидал собственное тело? Вправду ли прятался в изгибе времени?
Мосия сел за стол, но от чая отказался. Он все еще изучал медальон, который оставили Дкарн-дарах. Пока закипал чайник и заваривался чай, мы все молчали. К тому моменту, когда я наполнил чашку моего господина, я уже был склонен поверить в случившееся.
— Начни с самого начала, Мосия, — попросил Сарьон.
— Вы не против, если я буду делать заметки? — вмешался я.
Сарьон нахмурился и покачал головой, но Мосия сказал, что не возражает и что из этого, может быть, когда-нибудь получится интересная книга. И добавил с невеселой усмешкой, что, может быть, к тому времени на Земле еще останутся живые люди, которые прочитают эту книгу.
Я сходил в свою комнату за электронным блокнотом и стал записывать то, что рассказывал Мосия.
— Жрецы Темных культов существовали с древних времен, хотя у нас, в Тимхаллане, о них не было известно. Мы знали только тимхалланский Совет Девяти, который представлял девять магических Таинств. Но когда-то на Земле это был Совет Тринадцати. В те древние времена считалось, что в Совете должны быть представлены все маги, даже те, чья мораль была извращенной, и те, кто практиковал темную сторону магии. Возможно, некоторые наивные члены Совета надеялись обратить к свету своих братьев и сестер, шедших по неправедному пути. Если и так, то они не преуспели в этом. И даже более того — наверное, это и стало причиной их собственного падения.
Именно жрецы Темных культов настраивали лишенных магии жителей Земли против всех магов. Для них Жизнь проистекала не от жизни. Жизнь — то есть магию — они черпали в смерти. Они устраивали жертвоприношения, в том числе и человеческие, и верили, что смерть животных и людей увеличит их магическую силу. Жестокие и эгоистичные, темные жрецы использовали волшебство только для собственной выгоды, для удовлетворения личных амбиций, для порабощения и совращения других людей, для разрушения, наконец.
Но земляне не мирились с таким положением вещей. Они устраивали судилища над ведьмами, они учредили инквизицию. Магов отлавливали и истязали до тех пор, пока они не сознавались в преступлениях, пусть и не совершенных, а потом их сжигали, вешали или топили. Среди пострадавших оказалось множество членов Совета, которые использовали свою магию во благо, а не во зло. Потрясенные и скорбящие о потерях члены Совета Тринадцати собрались, чтобы решить, что делать дальше.
Жрецы четырех Темных культов — культа Белого Коня, Черного Коня, Красного Коня и Бледного Коня — все как один стремились к войнам и завоеваниям. Они собирались поднять мятеж и уничтожить тех, кто им противостоял, а выживших намеревались поработить. Представители девяти светлых Таинств отказались даже обсуждать такой способ борьбы. Разозленные темные жрецы в ярости покинули заседание Совета. И уже без них остальные члены Совета приняли решение навсегда покинуть Землю. Но теперь Совет осознал, какую огромную опасность для всех магов представляют темные жрецы. И светлые маги позаботились о том, чтобы их противники не были посвящены в планы Совета.