— Согласен. Хотя я и раньше знал, что мне трудно перед ней устоять. Ты когда-нибудь был в Окичоби?
— Давным-давно. Я тогда еще жил в Ривьера-Бич. Мы с отцом ездили несколько раз рыбачить на озеро, но в сам город заезжали только дважды. Там не на что смотреть. Во всяком случае, десять лет назад это был захудалый городишко у обочины шоссе. Я бы ни за что не подумал, что в Окичоби может быть магазин, торгующий компьютерами. Хотя, скорее всего, за десять лет Окичоби разросся раза в три — и по территории, и по населению. Ты же сам знаешь, что творится во Флориде последние несколько лет. Будь я любителем рыбалки, не отказался бы переехать туда, выйдя на пенсию.
— Там, наверное, с женщинами напряг. Иначе с какой стати брат стал бы трахать родную сестру?
— Знаешь, Билл, я вчера весь вечер провозился с этой Сьюзен Уэггонер, и могу сказать, что в словах ее отца может быть доля правды.
— Не пори чушь. Если тебе надо кого-то проучить, то ты нанимаешь профессионала, орудующего велосипедной цепью, и он отделает кого надо за милую душу... Как ты себе это представляешь? «Сэр, возьмите, пожалуйста, пятьдесят баксов. И сломайте палец моему брату». Так, что ли?
— Может, девчонка не хотела, чтобы брату причинили серьезные увечья.
— Все может быть. Хочешь проверить эту версию? У нас других дел полно. Гораздо более серьезных.
— Она была со своим парнем, Билл. Я почти на сто процентов уверен в том, что он — бывший зэк. Это такой громила, что он запросто сломает тебе не только палец, но и руку. Он назвался Рамоном Мендесом — это явно липовое имя, и я не знаю, почему он так поступил. Значит, у парня могут быть какие-то причины для того, чтобы скрывать свое настоящее имя.
— А ты проверил по картотеке? Может, он и вправду Мендес.
— Ты что, смеешься?! Помнишь, как мы пытались вычислить Хосе Переса? Пересов тогда набралось двадцать семь душ. У этих латиносов фамилии по меньшей мере тройные, а имен вообще штук шесть, причем одно из них непременно должно принадлежать какому-нибудь святому. Выбирай любое из данных тебе имен и называйся, как тебе больше нравится... Но дело даже не в этом, Билл. Этот приятель Сьюзен — не латинос. Помнишь того спецагента из Джорджии, который вел в прошлом году семинар по технологии разведки?
— Еще бы! Этот сукин сын сразу запомнил мое имя и вызывал меня отвечать на каждом занятии.
— Так вот, у приятеля Сьюзен такие же голубые глаза, как у того спецагента — пытливые и невозмутимые. Он не отводит взгляд. Я попытался на него надавить, но потом понял, что это бесполезно. Он не сдрейфит и не расколется. Если Сьюзен попросила именно его, то он мог не задумываясь свернуть шею ее братцу, не то что палец сломать. Он явно сидел, а может, даже и в бегах. Мне он сказал, что приехал сюда из Калифорнии учиться менеджменту в колледже Дейд.
— Ну и что? В Дейд приезжают учиться со всего света.
— Но только не из Калифорнии. В Калифорнии бесплатное образование. Зачем человеку переться за три тысячи миль, да еще платить при этом за учебу по высшей ставке, поскольку он житель другого штата?
— А что, в Калифорнии действительно бесплатное образование?
— Во всяком случае, степень бакалавра можно получить бесплатно.
— Так съезди в Дейд и узнай, числится ли он у них. Какие проблемы?
— Обязательно съезжу. Только сначала мне надо узнать его настоящее имя, — сказал Хок, вставая.
— Ты что, прямо сейчас поедешь?
— Нет. Схожу в буфет, возьму себе кофе и пончик.
Глава 9
Глава 10
— Давным-давно. Я тогда еще жил в Ривьера-Бич. Мы с отцом ездили несколько раз рыбачить на озеро, но в сам город заезжали только дважды. Там не на что смотреть. Во всяком случае, десять лет назад это был захудалый городишко у обочины шоссе. Я бы ни за что не подумал, что в Окичоби может быть магазин, торгующий компьютерами. Хотя, скорее всего, за десять лет Окичоби разросся раза в три — и по территории, и по населению. Ты же сам знаешь, что творится во Флориде последние несколько лет. Будь я любителем рыбалки, не отказался бы переехать туда, выйдя на пенсию.
— Там, наверное, с женщинами напряг. Иначе с какой стати брат стал бы трахать родную сестру?
— Знаешь, Билл, я вчера весь вечер провозился с этой Сьюзен Уэггонер, и могу сказать, что в словах ее отца может быть доля правды.
— Не пори чушь. Если тебе надо кого-то проучить, то ты нанимаешь профессионала, орудующего велосипедной цепью, и он отделает кого надо за милую душу... Как ты себе это представляешь? «Сэр, возьмите, пожалуйста, пятьдесят баксов. И сломайте палец моему брату». Так, что ли?
— Может, девчонка не хотела, чтобы брату причинили серьезные увечья.
— Все может быть. Хочешь проверить эту версию? У нас других дел полно. Гораздо более серьезных.
— Она была со своим парнем, Билл. Я почти на сто процентов уверен в том, что он — бывший зэк. Это такой громила, что он запросто сломает тебе не только палец, но и руку. Он назвался Рамоном Мендесом — это явно липовое имя, и я не знаю, почему он так поступил. Значит, у парня могут быть какие-то причины для того, чтобы скрывать свое настоящее имя.
— А ты проверил по картотеке? Может, он и вправду Мендес.
— Ты что, смеешься?! Помнишь, как мы пытались вычислить Хосе Переса? Пересов тогда набралось двадцать семь душ. У этих латиносов фамилии по меньшей мере тройные, а имен вообще штук шесть, причем одно из них непременно должно принадлежать какому-нибудь святому. Выбирай любое из данных тебе имен и называйся, как тебе больше нравится... Но дело даже не в этом, Билл. Этот приятель Сьюзен — не латинос. Помнишь того спецагента из Джорджии, который вел в прошлом году семинар по технологии разведки?
— Еще бы! Этот сукин сын сразу запомнил мое имя и вызывал меня отвечать на каждом занятии.
— Так вот, у приятеля Сьюзен такие же голубые глаза, как у того спецагента — пытливые и невозмутимые. Он не отводит взгляд. Я попытался на него надавить, но потом понял, что это бесполезно. Он не сдрейфит и не расколется. Если Сьюзен попросила именно его, то он мог не задумываясь свернуть шею ее братцу, не то что палец сломать. Он явно сидел, а может, даже и в бегах. Мне он сказал, что приехал сюда из Калифорнии учиться менеджменту в колледже Дейд.
— Ну и что? В Дейд приезжают учиться со всего света.
— Но только не из Калифорнии. В Калифорнии бесплатное образование. Зачем человеку переться за три тысячи миль, да еще платить при этом за учебу по высшей ставке, поскольку он житель другого штата?
— А что, в Калифорнии действительно бесплатное образование?
— Во всяком случае, степень бакалавра можно получить бесплатно.
— Так съезди в Дейд и узнай, числится ли он у них. Какие проблемы?
— Обязательно съезжу. Только сначала мне надо узнать его настоящее имя, — сказал Хок, вставая.
— Ты что, прямо сейчас поедешь?
— Нет. Схожу в буфет, возьму себе кофе и пончик.
Глава 9
На завтрак Сьюзен поджарила копченые колбаски и приготовила яичницу с зеленым перцем. Поев, Фредди прихватил с собой чашку кофе и вышел на закрытую сеткой лоджию. Коричневые перепаханные поля тянулись на несколько миль, там их сменяли пыльно-зеленые полосы, простиравшиеся до самого горизонта, где они превращались в сплошное темно-зеленое марево. Земля была настолько ровной и плоской — ни единой ложбинки, ни одного оврага или пригорка, — что глазу не за что было зацепиться. А ведь до линии горизонта, если учесть, что Фредди смотрел с четвертого этажа, — миль двадцать, двадцать пять. Не меньше.
Квартира Сьюзи располагалась в западном крыле здания, поэтому по утрам солнце в окна не било, но Фредди знал, что днем в квартирах на этой стороне будет пекло.
В самой квартире, оборудованной кондиционером, царила приятная прохлада, но на балконе температура уже зашкаливала за тридцать градусов, так что Фредди внезапно обдало липким влажным зноем. Ощущение было не из приятных, но Фредди решил, что жара ему нравится. Белье под брюки Фредди надевать не стал, поэтому полотняные штаны прилипли к его ногам, едва он уселся в пластиковое кресло-качалку. Сьюзен, в белых шортах и светло-голубом купальном лифчике, вышла на балкон с кофейником и подлила Фредди горячего кофе. Голые худые ноги придавали Сьюзен вид тринадцатилетней девчонки.
— Расскажи-ка мне еще раз про банк, — попросил Фредди.
— Это не банк, а сберегательная касса. Хотя работает она точно так же, как банк. Я не знаю, в чем там разница, но в сберегательной кассе более высокие проценты. У нас с Марти там депозитный счет на десять тысяч долларов, и в конце каждого месяца набежавшие проценты автоматически перечисляют на чековый счет. Там уже прилично накопилось — больше четырех тысяч. Вот я и хочу снять деньги и открыть новый счет в другой сберкассе. Тогда все деньги будут положены на мое имя, и никто не сможет их конфисковать.
— Нет, это глупо, — покачал головой Фредди. — У этих кришнаитов хорошие адвокаты. Они могут вчинить тебе иск и арестовать ваш с братом счет до решения суда. А там еще неизвестно, что именно решит суд. Ты лучше сними все деньги и при-тарань их сюда. У меня они целее будут.
— Но такие суммы наличными просто опасно иметь при себе. Здесь, в Майами, их у тебя запросто могут стащить.
— Я арендую сейф в банке, и мы положим деньги туда. Оставим себе только на карманные расходы. Так что не переживай. Если у человека ничего нет, то у него ничего и не конфискуешь. — Фредди допил кофе и передал пустую чашку Сьюзен. — Теперь, когда мы с тобой стали платонической семьей, я должен заботиться о тебе. И не забивай себе голову процентами и прочей ерундой. Если ты что-то хочешь — не обязательно, чтобы тебе это было нужно, — если тебе чего-то хочется, то попроси меня, и я тебе это достану. — Фредди увидел на автостоянке садившегося в новенький «бьюик» мужчину в темно-синем костюме-тройке, и спросил у Сьюзен: — А это что за парень?
— Сосед из 214-й. Не знаю, как его зовут, но как-то раз он помог мне донести покупки, и сказал, что занимается предварительной продажей недвижимости. И поэтому ему всегда приходится ходить в костюме и при галстуке.
— Что еще за предварительная продажа недвижимости?
— Не знаю. Но он именно так сказал. Он был очень вежлив. Сказал, что у него дочка моего возраста. Учится в школе, в Огайо. Ну, я не стала ему говорить, сколько мне лет, или там предлагать ему себя... Мне кажется, неразумно трахаться с клиентами у себя на дому.
— Понятно. Слушай, не надо тянуть с поездкой в сберкассу. Так что иди, переоденься, — и вперед.
— Я и так одета. Тут у нас, в Кендалле, не принято расфуфыриваться. Все женщины ходят в шортах и купальниках.
— А ты не будешь. Я не хочу, чтобы моя женщина ходила по улицам, одетая как подросток. Надень платье, чулки и туфли. И волосы прибери, а то разлохматилась вся...
— А ты со мной не поедешь?
— Нет. Мне нужно как следует изучить карту Майами. Пойдем с тобой прогуляться, когда вернешься.
Фредди дождался, пока Сьюзен выехала с парковки, надел рубашку, и, не обуваясь, спустился по пожарной лестнице на второй этаж. Повернул ручку на входной двери в 214 квартиру, насколько она поворачивалась, надавил на дверь плечом, легко открыл ее и вошел внутрь.
В Библии, лежавшей на ночном столике, он обнаружил две стодолларовые купюры, а в выдвижном ящике столика — заряженный револьвер тридцать восьмого калибра в кожаной кобуре. Перейдя в гостиную, Фредди занялся письменным столом. Верхний выдвижной ящик оказался запертым, но ключ от него лежал в отделении для карандашей. Открыв ящик, Фредди обнаружил в нем кейс из воловьей кожи, в котором лежали, аккуратно разложенные в специальные пронумерованные кармашки, пятьдесят серебряных монет. Это была коллекция, и каждая монета, конечно же, стоила гораздо дороже своего номинала в пятьдесят долларов. «Когда я арендую сейф, — решил Фредди, — то положу туда эту коллекцию. Пусть хранится на черный день, если вдруг придется резко рвать когти из города». Выудив из-под мойки коричневый бумажный пакет, Фредди сложил туда наворованное добро, стащил из платяного шкафа две пары черных шелковых носков, и, прихватив из холодильника упаковку свиных отбивных, вернулся к себе.
Одежда, которой был набит платяной шкаф, к сожалению, была слишком велика для Фредди, но он, тем не менее, остался доволен уловом, особенно револьвером. Фредди выложил отбивные на стол, чтобы они оттаяли к ужину, потом побрился одноразовым женским станком и залез в ванну.
Отмокая в ванне, Фредди принялся изучать, квадрат за квадратом, карту Майами — от Перрина до Норт-Бей Виллидж. Большой Майами представлял собой узкую ленту, тянущуюся вдоль океанского побережья и залива. Расти вширь городу было некуда — для этого пришлось бы осушить бескрайние болота Эверглейдс; прибрежная полоса тоже была застроена до предела, и, таким образом, Майами мог строиться лишь ввысь.
Фредди понял, что человек, который удирает от полиции в Майами, может двигаться только на юг и на север. Через болота Эверглейдс были проложены два шоссе, но перекрыть их полиции не составит никакого труда. Если бежать на юг, то тебя, в конце концов, перехватят в Ки-Уэст, если же направляться на север, то копы легко сцапают тебя на сужающихся, словно бутылочное горлышко, участках шоссе при выезде из города. Легче всего угодить в ловушку, если ехать по Саншайн Паркуэй.
Значит, единственный способ уйти от погони — устроить три-четыре «малины» в разных концах города. Одну — в центре, другую — в северном Майами, а третью — в Майами-Бич. Лишь улегшись на некоторое время на дно и переждав, пока стихнет шум вокруг того, что он натворит, Фредди сможет выбраться из Майами. Как только за ним перестанут охотиться, Фредди просто доедет до аэропорта на такси, возьмет билет куда душа пожелает — и потом ищи ветра в поле.
«Что ж, — подумал Фредди, — одна симпатичная берлога в Кендалле у меня уже есть».
Сьюзен вернулась еще до полудня с двумя пакетами продуктов и 4280 долларами в пятидесяти— и двадцатидолларовых купюрах. Фредди уселся за неприбранный после завтрака стол и начал считать деньги. Сьюзен тем временем выкладывала продукты из пакетов.
— Здесь не хватает десяти тысяч, — сказал Фредди, пересчитав банкноты.
— Это потому, что я положила их на новый счет в отделении сберегательной кассы на Миллер Сквер. У нас и без того куча денег на расходы — еще и останется, что в сейф положить. Зачем терять ежемесячные проценты с десяти штук? Мне и так пришлось платить пеню в четыреста долларов за то, что закрыла счет прежде срока. В старой сберкассе набегало за месяц 1,32 процента, а в новой гарантируют только 0,92 процента в месяц... — Сьюзен взяла в руки упаковку свиных отбивных и наморщила лоб: — Странно, я вроде не...
Не вставая со стула, Фредди врезал ей по физиономии. Сьюзен упала, выронив отбивные, и упаковка с мясом заскользила по линолеуму. Сьюзен ухватилась за мгновенно распухшую щеку и заплакала.
— Живя в браке, — принялся объяснять Фредди, — ты должна научиться в точности выполнять то, что тебе скажет муж. Я тебе не папочка, которого можно игнорировать, и не придурковатый брат, которым можно манипулировать. Ты хоть знаешь, что означает слово «манипулировать»?
Сьюзен кивнула и ответила, всхлипывая:
— Ага... Я... я... однажды смотрела телепередачу про это... С Филом Донахью...
— Я ведь не дурак. Возможно, ты и права насчет процентов и прочего — я в финансах не очень разбираюсь. Но не в этом дело. Суть в том, что ты не сделала того, что я тебе велел. И не проценты тебя волновали, а я. Ты не сняла со счета десять тысяч потому, что не доверяешь мне. И не надо мне возражать. Ни слова. Я не хочу слушать твое вранье. Пусть эти десять кусков лежат в сберкассе. Сейчас они не нужны ни мне, ни тебе, и мне понятно, что так тебе спокойнее... А сейчас подбери с пола отбивные, пусть они оттают. Приготовишь их на ужин с каким-нибудь гарниром.
— Печеная картошка подойдет?
— Решай сама, готовка по твоей части. А почему ты меня не спросишь, откуда эти отбивные?
— Я думаю, меня это не касается...
— Вот именно. Молодец, быстро учишься. — Фредди открыл сумочку Сьюзен и достал оттуда ключи от машины. — Я сейчас съезжу в отель, улажу твои дела с Пабло. Потом покатаюсь по городу, чтобы хоть немного сориентироваться на местности. Вернусь часам к шести — если, конечно, не заблужусь. Хотя я смотрел по карте: если ездить только по стритам и авеню, то заблудиться трудно.
— Но у меня сегодня лекция по социологии. Английский по понедельникам и средам, и социология — по вторникам и четвергам...
— Нет, на лекцию ты сегодня не пойдешь. Позвони преподавателю и скажи, что у тебя умер брат. Профессор Тэрнер ведь уже в курсе? Ну вот. И вообще, я еще подумаю, стоит ли тебе продолжать учебу. — Фредди отсчитал тысячу долларов, свернул их в трубочку и сунул в правый карман. Остальные деньги он положил на стол и подвинул стопку в сторону Сьюзен. — Возьми эти бабки и схорони где-нибудь в квартире.
Уже взявшись за ручку входной двери, Фредди обернулся:
— И вот еще что: позвони в слесарную мастерскую, пусть установят на нашей входной двери засов. А то этот хилый замок — все равно что пригласительный билет грабителю.
— Я и сама уже думала об этом, даже выясняла, сколько это будет стоить. Шестьдесят долларов. По-моему, дороговато. Разве нет?
Фредди показал на пачку денег, лежащую на столе:
— Что хуже — потерять шестьдесят долларов или всю эту кучу?
Потом вышел и осторожно прикрыл за собой дверь.
Сьюзен, слегка очумевшая, открыла холодильник, несколько секунд тупо смотрела в него, потом закрыла дверцу, вынула из пакета рулон туалетной бумаги, взглянула на него, бросила обратно, двинулась было в ванную, но внезапно передумала, кинулась к телефонному столику и лихорадочно принялась листать справочник в поисках телефона ближайшей слесарной мастерской.
Квартира Сьюзи располагалась в западном крыле здания, поэтому по утрам солнце в окна не било, но Фредди знал, что днем в квартирах на этой стороне будет пекло.
В самой квартире, оборудованной кондиционером, царила приятная прохлада, но на балконе температура уже зашкаливала за тридцать градусов, так что Фредди внезапно обдало липким влажным зноем. Ощущение было не из приятных, но Фредди решил, что жара ему нравится. Белье под брюки Фредди надевать не стал, поэтому полотняные штаны прилипли к его ногам, едва он уселся в пластиковое кресло-качалку. Сьюзен, в белых шортах и светло-голубом купальном лифчике, вышла на балкон с кофейником и подлила Фредди горячего кофе. Голые худые ноги придавали Сьюзен вид тринадцатилетней девчонки.
— Расскажи-ка мне еще раз про банк, — попросил Фредди.
— Это не банк, а сберегательная касса. Хотя работает она точно так же, как банк. Я не знаю, в чем там разница, но в сберегательной кассе более высокие проценты. У нас с Марти там депозитный счет на десять тысяч долларов, и в конце каждого месяца набежавшие проценты автоматически перечисляют на чековый счет. Там уже прилично накопилось — больше четырех тысяч. Вот я и хочу снять деньги и открыть новый счет в другой сберкассе. Тогда все деньги будут положены на мое имя, и никто не сможет их конфисковать.
— Нет, это глупо, — покачал головой Фредди. — У этих кришнаитов хорошие адвокаты. Они могут вчинить тебе иск и арестовать ваш с братом счет до решения суда. А там еще неизвестно, что именно решит суд. Ты лучше сними все деньги и при-тарань их сюда. У меня они целее будут.
— Но такие суммы наличными просто опасно иметь при себе. Здесь, в Майами, их у тебя запросто могут стащить.
— Я арендую сейф в банке, и мы положим деньги туда. Оставим себе только на карманные расходы. Так что не переживай. Если у человека ничего нет, то у него ничего и не конфискуешь. — Фредди допил кофе и передал пустую чашку Сьюзен. — Теперь, когда мы с тобой стали платонической семьей, я должен заботиться о тебе. И не забивай себе голову процентами и прочей ерундой. Если ты что-то хочешь — не обязательно, чтобы тебе это было нужно, — если тебе чего-то хочется, то попроси меня, и я тебе это достану. — Фредди увидел на автостоянке садившегося в новенький «бьюик» мужчину в темно-синем костюме-тройке, и спросил у Сьюзен: — А это что за парень?
— Сосед из 214-й. Не знаю, как его зовут, но как-то раз он помог мне донести покупки, и сказал, что занимается предварительной продажей недвижимости. И поэтому ему всегда приходится ходить в костюме и при галстуке.
— Что еще за предварительная продажа недвижимости?
— Не знаю. Но он именно так сказал. Он был очень вежлив. Сказал, что у него дочка моего возраста. Учится в школе, в Огайо. Ну, я не стала ему говорить, сколько мне лет, или там предлагать ему себя... Мне кажется, неразумно трахаться с клиентами у себя на дому.
— Понятно. Слушай, не надо тянуть с поездкой в сберкассу. Так что иди, переоденься, — и вперед.
— Я и так одета. Тут у нас, в Кендалле, не принято расфуфыриваться. Все женщины ходят в шортах и купальниках.
— А ты не будешь. Я не хочу, чтобы моя женщина ходила по улицам, одетая как подросток. Надень платье, чулки и туфли. И волосы прибери, а то разлохматилась вся...
— А ты со мной не поедешь?
— Нет. Мне нужно как следует изучить карту Майами. Пойдем с тобой прогуляться, когда вернешься.
Фредди дождался, пока Сьюзен выехала с парковки, надел рубашку, и, не обуваясь, спустился по пожарной лестнице на второй этаж. Повернул ручку на входной двери в 214 квартиру, насколько она поворачивалась, надавил на дверь плечом, легко открыл ее и вошел внутрь.
В Библии, лежавшей на ночном столике, он обнаружил две стодолларовые купюры, а в выдвижном ящике столика — заряженный револьвер тридцать восьмого калибра в кожаной кобуре. Перейдя в гостиную, Фредди занялся письменным столом. Верхний выдвижной ящик оказался запертым, но ключ от него лежал в отделении для карандашей. Открыв ящик, Фредди обнаружил в нем кейс из воловьей кожи, в котором лежали, аккуратно разложенные в специальные пронумерованные кармашки, пятьдесят серебряных монет. Это была коллекция, и каждая монета, конечно же, стоила гораздо дороже своего номинала в пятьдесят долларов. «Когда я арендую сейф, — решил Фредди, — то положу туда эту коллекцию. Пусть хранится на черный день, если вдруг придется резко рвать когти из города». Выудив из-под мойки коричневый бумажный пакет, Фредди сложил туда наворованное добро, стащил из платяного шкафа две пары черных шелковых носков, и, прихватив из холодильника упаковку свиных отбивных, вернулся к себе.
Одежда, которой был набит платяной шкаф, к сожалению, была слишком велика для Фредди, но он, тем не менее, остался доволен уловом, особенно револьвером. Фредди выложил отбивные на стол, чтобы они оттаяли к ужину, потом побрился одноразовым женским станком и залез в ванну.
Отмокая в ванне, Фредди принялся изучать, квадрат за квадратом, карту Майами — от Перрина до Норт-Бей Виллидж. Большой Майами представлял собой узкую ленту, тянущуюся вдоль океанского побережья и залива. Расти вширь городу было некуда — для этого пришлось бы осушить бескрайние болота Эверглейдс; прибрежная полоса тоже была застроена до предела, и, таким образом, Майами мог строиться лишь ввысь.
Фредди понял, что человек, который удирает от полиции в Майами, может двигаться только на юг и на север. Через болота Эверглейдс были проложены два шоссе, но перекрыть их полиции не составит никакого труда. Если бежать на юг, то тебя, в конце концов, перехватят в Ки-Уэст, если же направляться на север, то копы легко сцапают тебя на сужающихся, словно бутылочное горлышко, участках шоссе при выезде из города. Легче всего угодить в ловушку, если ехать по Саншайн Паркуэй.
Значит, единственный способ уйти от погони — устроить три-четыре «малины» в разных концах города. Одну — в центре, другую — в северном Майами, а третью — в Майами-Бич. Лишь улегшись на некоторое время на дно и переждав, пока стихнет шум вокруг того, что он натворит, Фредди сможет выбраться из Майами. Как только за ним перестанут охотиться, Фредди просто доедет до аэропорта на такси, возьмет билет куда душа пожелает — и потом ищи ветра в поле.
«Что ж, — подумал Фредди, — одна симпатичная берлога в Кендалле у меня уже есть».
Сьюзен вернулась еще до полудня с двумя пакетами продуктов и 4280 долларами в пятидесяти— и двадцатидолларовых купюрах. Фредди уселся за неприбранный после завтрака стол и начал считать деньги. Сьюзен тем временем выкладывала продукты из пакетов.
— Здесь не хватает десяти тысяч, — сказал Фредди, пересчитав банкноты.
— Это потому, что я положила их на новый счет в отделении сберегательной кассы на Миллер Сквер. У нас и без того куча денег на расходы — еще и останется, что в сейф положить. Зачем терять ежемесячные проценты с десяти штук? Мне и так пришлось платить пеню в четыреста долларов за то, что закрыла счет прежде срока. В старой сберкассе набегало за месяц 1,32 процента, а в новой гарантируют только 0,92 процента в месяц... — Сьюзен взяла в руки упаковку свиных отбивных и наморщила лоб: — Странно, я вроде не...
Не вставая со стула, Фредди врезал ей по физиономии. Сьюзен упала, выронив отбивные, и упаковка с мясом заскользила по линолеуму. Сьюзен ухватилась за мгновенно распухшую щеку и заплакала.
— Живя в браке, — принялся объяснять Фредди, — ты должна научиться в точности выполнять то, что тебе скажет муж. Я тебе не папочка, которого можно игнорировать, и не придурковатый брат, которым можно манипулировать. Ты хоть знаешь, что означает слово «манипулировать»?
Сьюзен кивнула и ответила, всхлипывая:
— Ага... Я... я... однажды смотрела телепередачу про это... С Филом Донахью...
— Я ведь не дурак. Возможно, ты и права насчет процентов и прочего — я в финансах не очень разбираюсь. Но не в этом дело. Суть в том, что ты не сделала того, что я тебе велел. И не проценты тебя волновали, а я. Ты не сняла со счета десять тысяч потому, что не доверяешь мне. И не надо мне возражать. Ни слова. Я не хочу слушать твое вранье. Пусть эти десять кусков лежат в сберкассе. Сейчас они не нужны ни мне, ни тебе, и мне понятно, что так тебе спокойнее... А сейчас подбери с пола отбивные, пусть они оттают. Приготовишь их на ужин с каким-нибудь гарниром.
— Печеная картошка подойдет?
— Решай сама, готовка по твоей части. А почему ты меня не спросишь, откуда эти отбивные?
— Я думаю, меня это не касается...
— Вот именно. Молодец, быстро учишься. — Фредди открыл сумочку Сьюзен и достал оттуда ключи от машины. — Я сейчас съезжу в отель, улажу твои дела с Пабло. Потом покатаюсь по городу, чтобы хоть немного сориентироваться на местности. Вернусь часам к шести — если, конечно, не заблужусь. Хотя я смотрел по карте: если ездить только по стритам и авеню, то заблудиться трудно.
— Но у меня сегодня лекция по социологии. Английский по понедельникам и средам, и социология — по вторникам и четвергам...
— Нет, на лекцию ты сегодня не пойдешь. Позвони преподавателю и скажи, что у тебя умер брат. Профессор Тэрнер ведь уже в курсе? Ну вот. И вообще, я еще подумаю, стоит ли тебе продолжать учебу. — Фредди отсчитал тысячу долларов, свернул их в трубочку и сунул в правый карман. Остальные деньги он положил на стол и подвинул стопку в сторону Сьюзен. — Возьми эти бабки и схорони где-нибудь в квартире.
Уже взявшись за ручку входной двери, Фредди обернулся:
— И вот еще что: позвони в слесарную мастерскую, пусть установят на нашей входной двери засов. А то этот хилый замок — все равно что пригласительный билет грабителю.
— Я и сама уже думала об этом, даже выясняла, сколько это будет стоить. Шестьдесят долларов. По-моему, дороговато. Разве нет?
Фредди показал на пачку денег, лежащую на столе:
— Что хуже — потерять шестьдесят долларов или всю эту кучу?
Потом вышел и осторожно прикрыл за собой дверь.
Сьюзен, слегка очумевшая, открыла холодильник, несколько секунд тупо смотрела в него, потом закрыла дверцу, вынула из пакета рулон туалетной бумаги, взглянула на него, бросила обратно, двинулась было в ванную, но внезапно передумала, кинулась к телефонному столику и лихорадочно принялась листать справочник в поисках телефона ближайшей слесарной мастерской.
Глава 10
Особняки с двумя спальнями, расположенные в престижном районе Майами, называвшемся Таити-Виллидж, стоили 189 000 долларов. Дом номер 11К, однако, обошелся его владельцам гораздо дороже, поскольку спален в нем было три, и к тому же вся обстановка по заказу хозяев была выдержана в стиле латинского барокко. Окна первого этажа были забраны витиеватыми коваными решетками, а в интерьере преобладала пурпурно-розовая гамма цветов. Ковры в комнатах были темно-пурпурного цвета, а тяжелые портьеры на окнах, висевшие на карнизах, выполненных в виде заостренных с обеих концов копий, как бы вторили коврам лиловым эхом.
На полу в гостиной лежали ничком двое мужчин явно латиноамериканского происхождения. Руки и ноги у них были связаны медной проволокой, а в затылках зияли огнестрельные раны. Выстрелы изуродовали лица латиноамериканцев до неузнаваемости. На полу в коридоре, ведущем на кухню, лежала еще одна жертва преступника — молодая темноволосая женщина в белом фартуке и чепчике. Она также была убита выстрелом в затылок. Руки и ноги горничной убийца связал той же медной проволокой. В ванне плавал труп двухлетнего мальчишки. Ребенка тоже убили выстрелом в затылок, правда, руки-ноги ему не связывали.
В доме было полно народу. Над трупами суетился фотограф, двое сотрудников снимали отпечатки пальцев со всех предметов, находящихся в доме, а судмедэксперт Мерл Эванс делал какие-то пометки в своем блокноте, присев у кофейного столика.
Из обитателей дома в живых осталась только хозяйка. Во время кровавой бойни она находилась в супермаркете по соседству. Вернувшись из магазина, она обнаружила трупы мужа, брата, малолетнего сына и служанки. Женщина была родом из Колумбии, и почти не говорила по-английски. Она успела вызвать полицию, прежде чем впасть в истерику. Когда на место преступления прибыл доктор Эванс, он незамедлительно сделал женщине укол и отправил ее на «скорой» в госпиталь «Америкен».
Хок Мозли и Билл Хендерсон, мельком взглянув на место преступления, отправились опрашивать соседей — Хок стучался в дома на четной стороне улицы, а Хендерсон — в дома с нечетными номерами. Обойдя все близлежащие особняки, Хок и Билл вернулись в 11К, устроились в гостиной на узком диванчике, обитом розовым шелком, и принялись сверять свои записи.
— Никто из опрошенных ничего не слышал, — сказал Хендерсон.
— У меня тот же результат. Пострадавшие жили очень уединенно, никто из соседей ни разу с ними не разговаривал. Владели они только испанским, почти не показывались из дому. Изредка служанка водила малыша купаться в бассейн, но взрослые члены семьи в бассейн не ходили. А именно в бассейне местные жители чаще всего и знакомились друг с другом. Управляющий жилым комплексом сказал, что домом 11К владеет какая-то колумбийская компания, которая оплачивает все счета, а жильцы в доме постоянно меняются. Вселяясь, они предъявляют менеджеру необходимые документы, и он вручает жильцам ключи от дома. Выезжая, они просто возвращают менеджеру ключи. Управляющий сказал, что у него не возникало никаких проблем с обитателями 11 К. Все жильцы — очень порядочные, спокойные люди. Так, во всяком случае, говорит менеджер.
— Ты выяснил у него, как их зовут?
— Нет. Он показал мне их ордер на вселение, но в нем имена не указаны. Документ составлен на предъявителя. Правда, ордер на испанском языке, но у меня нет оснований не верить управляющему.
— У меня тоже, — сказал Хендерсон. — Но, на всякий случай, надо попросить кого-нибудь из наших перевести документ на английский... Знаешь, Хок, мне не верится в то, что никто не слышал ни одного выстрела.
— Ну и слава Богу, что никто не слышал. Представляешь, что было бы, прибеги кто-нибудь на выстрелы? Этому храбрецу наверняка прострелили бы черепушку.
— Но кто-то же должен был что-то слышать?! Я думаю, они просто не хотят связываться с полицией.
К Хоку и Биллу подошел доктор Эванс.
— Смерть наступила около двух часов назад, — сказал он. — Я могу ошибаться, но лишь минут на пятнадцать.
Хок кивнул.
— Это соответствует показаниям хозяйки. Она отлучалась примерно на пару часов, и когда уходила из дому, все члены семьи были в добром здравии. Надеюсь, при вскрытии вы обнаружите следы героина, док, потому что в самом доме никаких наркотиков найти не удалось. Значит, мы не можем пока утверждать, что убийства связаны с героином. Конечно, мы можем предположить, что они связаны с наркотиками, но, согласитесь, это не одно и то же. Если убитые занимались наркобизнесом, то всем будет на них наплевать, но если латиносов прикончили вооруженные грабители, то вся округа встанет на уши. Паника тут будет страшная.
— Думаю, можно с уверенностью утверждать, что здесь поработали профессионалы, — сказал док Эванс. — Зря они только мальчишку убили. В таком возрасте дети еще не умеют идентифицировать людей.
— В колумбийских наркосемьях свои законы, док, — сказал Хендерсон. — Они обычно убирают всех, невзирая на возраст. Для них это производственная необходимость. Если бы они оставили малыша в живых, то он, повзрослев, отомстил бы за своих родственников... Я хотел бы съездить в больницу и допросить хозяйку. Когда это можно сделать, док?
— Да хоть сейчас. Она, может быть, еще не окончательно пришла в себя, но говорить уже способна. А чего тебе приспичило ее допрашивать?
— Так... Есть у меня одна версия. Думаю, она знает, кто убийцы. Более того, я считаю, что она их сообщница. Скорее всего, она ездила не в магазин, а в аэропорт — отвозила туда преступников. Посадила их на самолет и, убедившись, что они вне досягаемости, позвонила в полицию.
— Господи, Билл! — воскликнул Хок. — Ты что, всерьез полагаешь, что женщина станет помогать убийцам своего сына?!
— А откуда тебе известно, что это ее сын? — возразил Хендерсон. — Может, мальчишку купили или просто выкрали. В Колумбии с этим просто. Возможно, мальчуган был заложником... Есть у меня еще кое-какие соображения. Короче говоря, я еду в больницу. Возьму с собой Мартинеса, чтобы переводил.
— Ладно. Я тебя здесь подожду, — сказал Хок. — Вот-вот должен подъехать с ордером на обыск автомобиля Косовски из отдела по борьбе с наркотиками. Пошуруем в «кадиллаке» колумбийской леди. Если она ездила в магазин, то где же покупки? В доме ничего не нашли, в салоне автомобиля тоже никаких пакетов... Если у нее и в багажнике пусто, то твоя версия может оказаться правильной. Я позвоню тебе в госпиталь, как только мы завершим обыск.
— Я на нее надавлю как следует, — сказал Хендерсон, вставая с дивана. — Может, в багажнике и паспорта найдутся. В доме мы ни одного документа не обнаружили.
— Скорее всего, паспорта прихватили с собой убийцы. Ладно, езжай. Может, накопаешь чего-нибудь.
Косовски приехал через несколько минут в сопровождении прокурора и привез ордер на обыск. Вместе с Хоком Косовски обшарил всю машину, которая оказалась арендованной, но ничего не нашел. В багажнике оказался лишь набор гаечных ключей, в бардачке обнаружили аккуратно сложенную карту Майами, на которой не было никаких пометок, а в пепельнице — изжеванный огрызок сигары.
— Такой осмотр ничего не даст, Хок, — сказал Косовски. — Отбуксируем машину в управление, и если в автомобиле спрятан хоть один гран героина, то я его отыщу.
— Отлично. Можешь забирать «кадиллак». А я пока позвоню Биллу. — Хок набрал номер госпиталя и попросил дежурную разыскать сержанта Хендерсона. Тот нашелся в реанимации. — Билл, — сказал Мозли, когда Хендерсон взял, наконец, трубку, — обыск ничего не дал. Косовски решил пропылесосить машину, и забрал ее в уравнение. В багажнике не было никаких пакетов или свертков. Пожалуй, тебе стоит повыкручивать даме руки.
— Пытаюсь, Хок, но она только твердит по-испански «Ничего не знаю, ничего не знаю» — и все.
— Узнай, чем занимались в Майами ее муж и брат.
— Она говорит, приехали в отпуск.
— Это явная ложь.
— Мартинес говорит, что надо ее припугнуть — мол, сдадим тебя ребятам из Службы эмиграции, а они засадят тебя — как лицо, незаконно находящееся на территории США, — в лагерь к гаитянским беженцам... У нее ведь нет никаких документов, Хок.
— Ты не просто угрожай, но и приводи угрозы в действие. Если она не заговорит, то действительно сдай ее в Службу эмиграции. Скажешь ребятам, что она может нанести себе увечья — пусть они ее подержат связанной в одиночке.
— Ладно. Как только ее переведут из реанимации в отдельную палату, начну на нее давить. У нее в сумочке девятьсот баксов, так что в госпитале только рады будут продержать даму в отдельной палате несколько деньков.
— Хорошо, Билл. Как бы ты ни решил действовать, я заранее все одобряю. Ребята в доме уже закругляются, сейчас Эванс заберет трупы, и я опечатаю дом. Ближе к обеду заеду в морг, а потом тебе перезвоню.
Через два часа после этого разговора Хок сидел в ресторане «Кендалл Лейк». Утром он съел свой обычный диетический завтрак (яйцо-пашот, сухарик и чашка кофе), и с тех пор у него маковой росинки во рту не было, а время уже близилось к половине пятого.
С питанием у Хока были большие проблемы. В прошлом году он сбросил почти десять килограммов веса и не хотел набирать их снова, в связи с чем сел на довольно суровую диету. Впрочем, раз в три дня чувство голода пересиливало, и Хок наедался до отвала мясом и картошкой. Не простаивать же без дела такой замечательной вставной челюсти.
После мучительного изучения меню Хок решил сделать компромиссный заказ: вместо жареной картошки он велел принести омлет с сыром, от хлеба вообще отказался, но зато попросил яблочный десерт.
Официант отправился на кухню, а Хок тем временем раскрыл свой блокнот, чтобы спланировать ближайшие дни.
Он вычеркнул из блокнота Рональда И. Франса. Старику уже ничем не помочь. Суд присяжных вынес ему обвинительный приговор. Старик смертельно ранил двенадцатилетнего мальчишку, истоптавшего цветник перед его домом. Франсу было семьдесят два года, он плакал, когда Хок надевал на него наручники. Соседи в один голос утверждали, что Франс очень хороший и добрый старик, но это никак не вязалось с его диким поступком. На суде мистер Франс заявил, что он хотел только шугануть мальчишку, и поэтому пальнул в него из двенадцатизарядного дробовика. Тогда зачем надо было стрелять в мальчишку крупной дробью? В общем, Хок вычеркнул старика из блокнота, оставив, впрочем, его адрес. Родители убитого мальчика жили по-соседству, так что у миссис Франс, семидесятидвухлетней старушки, впереди были беспокойные времена.
Маршалл Фишер. Самоубийца. С этим делом все предельно ясно, но расследование еще не закончено, и Хока, обнаружившего тело, могут вызвать для дачи показаний. Хок поставил в блокноте галочку — надо просмотреть все бумаги по этому делу, чтобы освежить память.
Три убийства в ночных магазинчиках. По этим делам следствие зашло в тупик. В ночных магазинах специально развешивали объявления на английском и испанском, которые уведомляли посетителей о том, что владельцам магазинов разрешено иметь в кассе не больше 35 долларов, но кубинцы готовы были пристрелить кого угодно и за тридцать пять долларов. Впрочем, они предпочитали отстреливать торговцев-соотечественников — все трое управляющих были кубинцами. Тюрьмы кубинцы не боялись: после застенков Кастро американские исправительные учреждения были для них просто курортами. Если в редких случаях и находился свидетель убийства, то он обычно был так напуган, что отказывался что-либо говорить.
На полу в гостиной лежали ничком двое мужчин явно латиноамериканского происхождения. Руки и ноги у них были связаны медной проволокой, а в затылках зияли огнестрельные раны. Выстрелы изуродовали лица латиноамериканцев до неузнаваемости. На полу в коридоре, ведущем на кухню, лежала еще одна жертва преступника — молодая темноволосая женщина в белом фартуке и чепчике. Она также была убита выстрелом в затылок. Руки и ноги горничной убийца связал той же медной проволокой. В ванне плавал труп двухлетнего мальчишки. Ребенка тоже убили выстрелом в затылок, правда, руки-ноги ему не связывали.
В доме было полно народу. Над трупами суетился фотограф, двое сотрудников снимали отпечатки пальцев со всех предметов, находящихся в доме, а судмедэксперт Мерл Эванс делал какие-то пометки в своем блокноте, присев у кофейного столика.
Из обитателей дома в живых осталась только хозяйка. Во время кровавой бойни она находилась в супермаркете по соседству. Вернувшись из магазина, она обнаружила трупы мужа, брата, малолетнего сына и служанки. Женщина была родом из Колумбии, и почти не говорила по-английски. Она успела вызвать полицию, прежде чем впасть в истерику. Когда на место преступления прибыл доктор Эванс, он незамедлительно сделал женщине укол и отправил ее на «скорой» в госпиталь «Америкен».
Хок Мозли и Билл Хендерсон, мельком взглянув на место преступления, отправились опрашивать соседей — Хок стучался в дома на четной стороне улицы, а Хендерсон — в дома с нечетными номерами. Обойдя все близлежащие особняки, Хок и Билл вернулись в 11К, устроились в гостиной на узком диванчике, обитом розовым шелком, и принялись сверять свои записи.
— Никто из опрошенных ничего не слышал, — сказал Хендерсон.
— У меня тот же результат. Пострадавшие жили очень уединенно, никто из соседей ни разу с ними не разговаривал. Владели они только испанским, почти не показывались из дому. Изредка служанка водила малыша купаться в бассейн, но взрослые члены семьи в бассейн не ходили. А именно в бассейне местные жители чаще всего и знакомились друг с другом. Управляющий жилым комплексом сказал, что домом 11К владеет какая-то колумбийская компания, которая оплачивает все счета, а жильцы в доме постоянно меняются. Вселяясь, они предъявляют менеджеру необходимые документы, и он вручает жильцам ключи от дома. Выезжая, они просто возвращают менеджеру ключи. Управляющий сказал, что у него не возникало никаких проблем с обитателями 11 К. Все жильцы — очень порядочные, спокойные люди. Так, во всяком случае, говорит менеджер.
— Ты выяснил у него, как их зовут?
— Нет. Он показал мне их ордер на вселение, но в нем имена не указаны. Документ составлен на предъявителя. Правда, ордер на испанском языке, но у меня нет оснований не верить управляющему.
— У меня тоже, — сказал Хендерсон. — Но, на всякий случай, надо попросить кого-нибудь из наших перевести документ на английский... Знаешь, Хок, мне не верится в то, что никто не слышал ни одного выстрела.
— Ну и слава Богу, что никто не слышал. Представляешь, что было бы, прибеги кто-нибудь на выстрелы? Этому храбрецу наверняка прострелили бы черепушку.
— Но кто-то же должен был что-то слышать?! Я думаю, они просто не хотят связываться с полицией.
К Хоку и Биллу подошел доктор Эванс.
— Смерть наступила около двух часов назад, — сказал он. — Я могу ошибаться, но лишь минут на пятнадцать.
Хок кивнул.
— Это соответствует показаниям хозяйки. Она отлучалась примерно на пару часов, и когда уходила из дому, все члены семьи были в добром здравии. Надеюсь, при вскрытии вы обнаружите следы героина, док, потому что в самом доме никаких наркотиков найти не удалось. Значит, мы не можем пока утверждать, что убийства связаны с героином. Конечно, мы можем предположить, что они связаны с наркотиками, но, согласитесь, это не одно и то же. Если убитые занимались наркобизнесом, то всем будет на них наплевать, но если латиносов прикончили вооруженные грабители, то вся округа встанет на уши. Паника тут будет страшная.
— Думаю, можно с уверенностью утверждать, что здесь поработали профессионалы, — сказал док Эванс. — Зря они только мальчишку убили. В таком возрасте дети еще не умеют идентифицировать людей.
— В колумбийских наркосемьях свои законы, док, — сказал Хендерсон. — Они обычно убирают всех, невзирая на возраст. Для них это производственная необходимость. Если бы они оставили малыша в живых, то он, повзрослев, отомстил бы за своих родственников... Я хотел бы съездить в больницу и допросить хозяйку. Когда это можно сделать, док?
— Да хоть сейчас. Она, может быть, еще не окончательно пришла в себя, но говорить уже способна. А чего тебе приспичило ее допрашивать?
— Так... Есть у меня одна версия. Думаю, она знает, кто убийцы. Более того, я считаю, что она их сообщница. Скорее всего, она ездила не в магазин, а в аэропорт — отвозила туда преступников. Посадила их на самолет и, убедившись, что они вне досягаемости, позвонила в полицию.
— Господи, Билл! — воскликнул Хок. — Ты что, всерьез полагаешь, что женщина станет помогать убийцам своего сына?!
— А откуда тебе известно, что это ее сын? — возразил Хендерсон. — Может, мальчишку купили или просто выкрали. В Колумбии с этим просто. Возможно, мальчуган был заложником... Есть у меня еще кое-какие соображения. Короче говоря, я еду в больницу. Возьму с собой Мартинеса, чтобы переводил.
— Ладно. Я тебя здесь подожду, — сказал Хок. — Вот-вот должен подъехать с ордером на обыск автомобиля Косовски из отдела по борьбе с наркотиками. Пошуруем в «кадиллаке» колумбийской леди. Если она ездила в магазин, то где же покупки? В доме ничего не нашли, в салоне автомобиля тоже никаких пакетов... Если у нее и в багажнике пусто, то твоя версия может оказаться правильной. Я позвоню тебе в госпиталь, как только мы завершим обыск.
— Я на нее надавлю как следует, — сказал Хендерсон, вставая с дивана. — Может, в багажнике и паспорта найдутся. В доме мы ни одного документа не обнаружили.
— Скорее всего, паспорта прихватили с собой убийцы. Ладно, езжай. Может, накопаешь чего-нибудь.
Косовски приехал через несколько минут в сопровождении прокурора и привез ордер на обыск. Вместе с Хоком Косовски обшарил всю машину, которая оказалась арендованной, но ничего не нашел. В багажнике оказался лишь набор гаечных ключей, в бардачке обнаружили аккуратно сложенную карту Майами, на которой не было никаких пометок, а в пепельнице — изжеванный огрызок сигары.
— Такой осмотр ничего не даст, Хок, — сказал Косовски. — Отбуксируем машину в управление, и если в автомобиле спрятан хоть один гран героина, то я его отыщу.
— Отлично. Можешь забирать «кадиллак». А я пока позвоню Биллу. — Хок набрал номер госпиталя и попросил дежурную разыскать сержанта Хендерсона. Тот нашелся в реанимации. — Билл, — сказал Мозли, когда Хендерсон взял, наконец, трубку, — обыск ничего не дал. Косовски решил пропылесосить машину, и забрал ее в уравнение. В багажнике не было никаких пакетов или свертков. Пожалуй, тебе стоит повыкручивать даме руки.
— Пытаюсь, Хок, но она только твердит по-испански «Ничего не знаю, ничего не знаю» — и все.
— Узнай, чем занимались в Майами ее муж и брат.
— Она говорит, приехали в отпуск.
— Это явная ложь.
— Мартинес говорит, что надо ее припугнуть — мол, сдадим тебя ребятам из Службы эмиграции, а они засадят тебя — как лицо, незаконно находящееся на территории США, — в лагерь к гаитянским беженцам... У нее ведь нет никаких документов, Хок.
— Ты не просто угрожай, но и приводи угрозы в действие. Если она не заговорит, то действительно сдай ее в Службу эмиграции. Скажешь ребятам, что она может нанести себе увечья — пусть они ее подержат связанной в одиночке.
— Ладно. Как только ее переведут из реанимации в отдельную палату, начну на нее давить. У нее в сумочке девятьсот баксов, так что в госпитале только рады будут продержать даму в отдельной палате несколько деньков.
— Хорошо, Билл. Как бы ты ни решил действовать, я заранее все одобряю. Ребята в доме уже закругляются, сейчас Эванс заберет трупы, и я опечатаю дом. Ближе к обеду заеду в морг, а потом тебе перезвоню.
Через два часа после этого разговора Хок сидел в ресторане «Кендалл Лейк». Утром он съел свой обычный диетический завтрак (яйцо-пашот, сухарик и чашка кофе), и с тех пор у него маковой росинки во рту не было, а время уже близилось к половине пятого.
С питанием у Хока были большие проблемы. В прошлом году он сбросил почти десять килограммов веса и не хотел набирать их снова, в связи с чем сел на довольно суровую диету. Впрочем, раз в три дня чувство голода пересиливало, и Хок наедался до отвала мясом и картошкой. Не простаивать же без дела такой замечательной вставной челюсти.
После мучительного изучения меню Хок решил сделать компромиссный заказ: вместо жареной картошки он велел принести омлет с сыром, от хлеба вообще отказался, но зато попросил яблочный десерт.
Официант отправился на кухню, а Хок тем временем раскрыл свой блокнот, чтобы спланировать ближайшие дни.
Он вычеркнул из блокнота Рональда И. Франса. Старику уже ничем не помочь. Суд присяжных вынес ему обвинительный приговор. Старик смертельно ранил двенадцатилетнего мальчишку, истоптавшего цветник перед его домом. Франсу было семьдесят два года, он плакал, когда Хок надевал на него наручники. Соседи в один голос утверждали, что Франс очень хороший и добрый старик, но это никак не вязалось с его диким поступком. На суде мистер Франс заявил, что он хотел только шугануть мальчишку, и поэтому пальнул в него из двенадцатизарядного дробовика. Тогда зачем надо было стрелять в мальчишку крупной дробью? В общем, Хок вычеркнул старика из блокнота, оставив, впрочем, его адрес. Родители убитого мальчика жили по-соседству, так что у миссис Франс, семидесятидвухлетней старушки, впереди были беспокойные времена.
Маршалл Фишер. Самоубийца. С этим делом все предельно ясно, но расследование еще не закончено, и Хока, обнаружившего тело, могут вызвать для дачи показаний. Хок поставил в блокноте галочку — надо просмотреть все бумаги по этому делу, чтобы освежить память.
Три убийства в ночных магазинчиках. По этим делам следствие зашло в тупик. В ночных магазинах специально развешивали объявления на английском и испанском, которые уведомляли посетителей о том, что владельцам магазинов разрешено иметь в кассе не больше 35 долларов, но кубинцы готовы были пристрелить кого угодно и за тридцать пять долларов. Впрочем, они предпочитали отстреливать торговцев-соотечественников — все трое управляющих были кубинцами. Тюрьмы кубинцы не боялись: после застенков Кастро американские исправительные учреждения были для них просто курортами. Если в редких случаях и находился свидетель убийства, то он обычно был так напуган, что отказывался что-либо говорить.