Страница:
форм фашизма, расизма или сексизма (даже самых популярных в политически
корректных кругах) могут выжить в я-прим. Например,
"Я склонен считать, что все испанцы одинаковы и все они - сволочи". "Я
склонен считать, что все азиаты одинаковы и все они - сволочи". "Я склонна
считать, что все мужчины одинаковы и все они - сволочи".
Хотя не каждый человек захочет общаться с персонажами, озвучивающими
подобные мысли, такие персонажи все-таки кажутся менее безнадежными, чем те.
Которые упрямо утверждают: "Все испанцы - сволочи". "Все азиаты - сволочи",
и "Все мужчины - сволочи".
Такое предложение, как "Я склонен принимать всех Х за Y", и подобные
ему бессмысленные и откровенно личностные суждения, высказываемые на я-прим,
не провоцируют дикое предубеждение (и не подстрекают к диким поступкам), как
это делают научно и экзистенциально бессмысленные идентификационные
предложения вроде: "Все итальянцы - гангстеры", "Все пресвитерианцы -
экстремисты", и "Все водопроводчики - лентяи".
Конечно, экспертиза не выживет в мире, сформированном на мнениях ("Мне
кажется, это похоже на Пикассо"), а не на утверждениях. Экспертиза требует
утверждений: "Это - Пикассо". Эльмир это понимал, поэтому произнес
парадоксальную фразу о том, что сами эксперты создают подделки. И точно так
же экспертиза не выживет в мире, где говорят: " настоящее время мне это
кажется лженаукой". Экспертиза требует лаконичного утверждения: "Это -
лженаука и самый настоящий бред, а ее создатель - шаман, гуру и вообще
"паренек с приветом".
"Идентификационность" провоцирует догматизм и усиливает предубеждение
до такой степени, что сожжение книг и откровенный фашизм становятся
неизбежностью. Вспомните еще раз, что ни одно из "убийств", недавно
совершенных в медицинских центрах планирования семьи. Не стало результатом
мнения: "В рамках моей системы ценностей я не вижу разницы между эмбрионом и
ребенком". Убийства стали результатом утверждений: "Эмбрион - это ребенок",
а "Аборт - это убийство". Точно так же успех, который пришел к Эльмиру. Стал
результатом утверждений: "Это - Матисс", а "Это - Модильяни".
И вот так, описав "полный круг", мы снова возвращаемся к
квазирелигиозному канону и его критикам, а также снова сталкиваемся с
вопросом: "Шекспир - величайший поэт из всех поэтов?". На этот вопрос проф.
Блум по-прежнему отвечает громовым "ДА", а проф. Тэйлор и его когорта из
мультикультурной феминистической постмодернистской академии кричит
категорическое "НЕТ". В я-прим мы даже не можем задать такой вопрос. Однако
мы можем спросить: "Какое место, по вашему мнению, занимает Шекспир в
литературном мире?".
Лично я бы ответил на этот вопрос так: "В моем нынешнем смешанном
состоянии литературного знания и литературного невежества я считаю Шекспира
величайшим писателем из всех, которых я когда-либо читал". Я люблю
"усиливать" я-прим, четко заявляя обо ограниченности моего суждения в рамках
высказываемого мнения (подобно тому, как ученый рассказывая о полученных
измерениях, непременно указывает на измерительный инструмент).
Откровенно говоря, я не настолько хорошо знаю итальянский язык, чтобы
компетентно сравнивать Данте с Шекспиром, и не настолько хорошо знаю
греческий. Чтобы содержательно говорить о разнице между Джентлом Уиллом и
Гомером. Я решительно не владею фарси, арабским. Китайским, бенгали,
суданским и пр. Языками, и поэтому имею лишь самое смутное представление о
таланте Руми, Ли По, Шики, Самба Ганы и многих других писателях Востока (чье
творчество, тем не менее, совершенно потрясло меня в переводе).
Наверное, проф. Блум решит, что мое сознание отравлено
мультикультуралистами, раз я высказываю мое личное мнение как "сугубо"
личное мнение. Проф. Тэйлор решит, что мое сознание отравлено традицией, раз
я до сих пор считаю Шекспира лучше Алисы Уокер.
Ну что же, по крайней мере, оба согласятся, что мое сознание отравлено,
а я считаю большой победой, когда два таких догматичных джентльмена
соглашаются хотя бы в чем-нибудь.
Все "идентификационные" высказывания, выражающие суждения, становятся
более аккуратным (описывают инструмент. С помощью которого дается та или
иная оценка), когда они перефразируются. И вместо "это является" в
высказываниях фигурируют словосочетания "мне кажется". Например: "Мне ближе
Бетховен, чем панк-рок"; "Абстрактный экспрессионизм кажется мне полным
фуфлом"; "По-моему, после кубизма самым интересным изобретением в живописи
был абстрактный экспрессионизм". Во всех этих предложениях высказывается
"истина" - в смысле истины с точки зрения опыта или истины с точки зрения
восприятия, хотя эти истины высказываются разными людьми.
В более широком смысле, за рамками эстетического и академического
антагонизма, я-прим сразу отвечает на многие дзенские коаны вроде "Назови
имя того, кто сделал траву зеленой!"
(Если вы не знаете, даю намек: Моисею открылось это имя из пылающего
куста...)
Задумайтесь, к примеру, сколько времени тратят впустую психологи,
обсуждая такие вопросы, как: "Пациент поступает так из-за Эдипова комплекса
или же он все еще следует раннему кондиционированию?" В я-прим этот вопрос
формулируется иначе: "Какая модель - Фрейда или Павлова - позволяет понять
поведение данного пациента лучше? Или они обе хорошо работают?" Можно
по-прежнему вести яростные и продолжительные дебаты, но они останутся сугубо
научными, если вообще не соскользнут в пропасть средневековой теологии или
демонологии.
В физике можно вспомнить потраченные впустую время и энергию, когда
блистательные теоретики дискутировали вопрос: "Чем является электрон: волной
или частицей?" В я-прим этот вопрос формулировался бы так: "Волновая модель
рассказывает нам об электроне больше, столько же или меньше, чем
корпускулярная модель?" Когда начинаешь мыслить в таком направлении, вовсе
не требует гениальности Бора, чтобы найти ответ на этот вопрос, который в
наше время звучит так: "Как правильно, столько же, иногда, в конкретных
случаях, больше или меньше". Поскольку Бор находился под влиянием
прагматизма Джеймса и экзистенциализма Кьеркьегора, а оба эти философа,
безусловно, повлияли на создание я-прим, когда Бор понял, что физика может
практически моделировать электрон как волну и как частицу в зависимости от
обстоятельств, он проникся духом, если не буквой, я-прим...
В экономике фраза "марксистская модель прибавочной стоимости кажется
мне лучше модели монетаризма" констатирует некий факт (о состоянии нервной
системы автора фразы, если я должен разъяснять очевидные вещи). Фраза
"теория Маркса истинна, а теория монетаризма ложна" констатирует мнение,
которое подается в виде факта. Первая фраза (с "мне кажется) стимулирует
интеллигентное обсуждение; последняя фраза фактически провоцирует социальный
конфликт.
Сенсация! Неожиданное известие из Вены... Немедленная реакция ПК в
Америке!
17 декабря 1994 года - в двести двадцать четвертую годовщину со дня
рождения Бетховена, - агентство "Ассошиэйтед Пресс" сообщило, что клок
волос, вырванный из головы Бетховена его сводной сестрой Джоанной ван
Бетховен и ныне хранимый в семье Гуттенбреннеров, вскоре разрешит расовые
сомнения по поводу происхождения композитора. Фрагмент волос, переданный
ученым, подвергнется ДНК-экспертизе, которая позволит определить,
действителльно ли в жилах Бетховена текла "негритянская", или "африканская"
кровь, как многие подозревают.
Это научное исследование, возможно, даже убережет Людвига от той
пропасти, на отправку в которую его обрекли Политически Корректные. Если
появится свидетельство частично африканского происхождения Бетховена, то
вечно спорный Бетховен навсегда перестанет соответствовать негативному
стереотипу УБЕСов (Умерших Белых Европейских Самцов) и станет вписываться в
стереотип УАЕСов (Умерших Афро-Европейских Самцов), или даже УЧЕСов (Умерших
Чернокожих Европейских Самцов). Есть вероятность, что тогда нам разрешат
вновь наслаждаться его музыкой.
"Если Бетховен даже отчасти черный", я снова смогу слушать его Девятую
симфонию, - сказала проф. Мэри Ла Пута с музыкального факультета
университета Беркли, - я по-настоящему соскучилась по его музыке, которую не
слышала с тех пор, как три года назад она была забракована".
Другие эксперты выражают сомнения. "Если "черные" гены не обнаружатся,
- сказала проф. Лекарш из университета в Санта-Крусе, - то Бетховен -
конченый человек. Его акции будут продолжать падать, и ему не поможет даже
фильм Гари Олдмана".
В антропологии дебаты по поводу того, состоит ли человечество из трех
рас или из пяти, в начале нашего столетия "убили" массу времени и энергии
специалистов, а евгенисты до сих пор продолжают попусту тратить время на
решение вопроса о превосходстве одной расы над всеми остальными. В я-прим
можно лишь спросить: "Какие эвристические преимущества можно найти в
однорасовой модели Бакминстера Фуллера? Какого рода доказательства указывают
на статистическое превосходство одной расы над другими и в каких областях?
Есть ли у нас уже какие-нибудь тесты, которые подходят к этим вопросам без
разного рода культурных предубеждений?"
Задумайтесь, сколько потрачено времени, энергии, эмоций, адреналина и
сколько разразилось скандалов в повседневной жизни из-за утверждений вроде:
"Это была самая большая глупость, которую я видел". "Ты - лжец!". "Черт
побери, Том Микс был намного лучше, чем Джин Отри!, "Ты и все твое проклятое
семейство - идиоты!" Задумайтесь, сколько страданий и сколько счетов от
психотерапевтов принесли внутренние утверждения (мысли), высказанные в такой
форме: "Я действительно безнадежна", "Я - дурак, и это ясно каждому", "Я
снова в депрессии. И вряд ли на этот раз мне удастся из нее выйти", "Да
знает ли она, кто я такой, черт побери; да понимает ли она, что я - тряпка?"
Я всегда и везде отстаиваю необходимость введения слова "некневсе",
которое означает некоторые, но не все, потому что "всеобщность" создает
столько же проблем, сколько "идентификационность". На уровне человеческих
отношений групповые предубеждения постоянно укрепляются привычным
использованием слова "все" наряду со словом "являются". Вспомним
гитлеровское высказывание: "Все евреи - ростовщики". Или знаменитую фразу
Браунмиллер: "Все мужчины - насильники".
Возможно, "некневсе" не вылечит чудесным образом эту крайне заразную
нейролингвистическую болезнь, но, как мне кажется, наверняка облегчит ее
протекание.
Обратите внимание, как дух "некневсе" пропитывает среднестатистический
отчет о проведенном социологическом исследовании (здесь уместнее говорить о
социальных науках. Чем о физике, поскольку мы рассматриваем человеческие
отношения). "В этом исследовании принимали участие 57 белых мужчин, 52 белые
женщины, 35 черных мужчин, 30 черных женщин, 40 мужчин-азиатов и 17
женщин-азиаток... 54% белых людей обоих полов против 40% черных мужчин и 34%
женщин-азиаток продемонстрировали ожидаемое поведение. Однако чернокожие
женщины и женщины азиатского происхождения продемонстрировали иной характер
поведения..."
Регулярное чтение и (или) составление отчетов с такой точной
формулировкой предложений, даже если порой это кажется слишком придирчивым
или более техническим, чем того требует предмет (эти недостатки обычно
вызваны желанием социологов выглядеть "настоящими" учеными перед физиками с
физического факультета), вырабатывает у читателя (или писателя) иммунитете
против заразы чрезмерного обобщения, который я надеюсь популяризировать при
помощи термина "некневсе". В обычных не научных случаях. Когда у вас нет
точных статистических данных. Вы должны признать, что употребление термина
"некневсе" хорошо соответствует тому, что вы знаете, тогда как употребление
обобщенного "все" претендует на то, что вы знаете больше, чем это возможно.
Помните старую детскую шутку:
"Все индейцы ходят гуськом".
"Откуда ты знаешь?"
"Хм, тот, которого я видел, ходил именно так".
Интересно, сколько обобщений в повседневной жизни статистически
основываются лишь на одном факте?
Однажды Альфред Кожибский сказал (нарушив собственный идеал я-прим):
"Всеобщность - это болезнь". В сущности, шкала "Ф", разработанная Адорно и
применяемая для измерения фашистских тенденций, демонстрирует корреляцию
между интенсивным употреблением "всеобщностных" утверждений и фашистской
личностью. Можете ли вы представить полную страницу текста, написанного
любым фашистом (или любым красным фашистом) без неуклюжих обобщений насчет
всех членов какой-нибудь группы, выбранной в качестве козлов отпущения?
Возвращаясь к "внутренним утверждениям", задумайтесь, сколько так
называемых ментальных и эмоциональных болезней, принимает форму привычного
самогипноза, основанного на "всеобщностных" констатациях: "Я вечно все
порчу", "Все меня отвергают", "Все видят, что я снова опростоволосился",
"Все меня ненавидят", "Я никогда не выиграю", и т.д. и т.п. Безусловно,
всеобщность замечательно коррелирует с ментальными и эмоциональными
болезнями, а возможно, даже и с физическими заболеваниями, потому что ваше
тело "слышит" все, что вы думаете.
Итак, если вы попытались отказаться от сексистской терминологии и
увидели какие-то изменения в вашем восприятии, а впоследствии и в
человеческих отношениях, почему бы не попробовать отказаться от
"идентификационности" и "всеобщности" и не посмотреть, что произойдет? Не
зря же Бенджамин Ли Хурф сказал: "Изменение в языке способно
трансформировать наше восприятие космоса".
В которой еще дин писатель-фантаст вступает
в сделку с незванными гостями с Сириуса
Всякий раз, когда один из этих огней
вспыхивает, кто-то ищет работу.
"Звезда рождается"
Всякий раз, когда ты слышишь колокольный звон,
какому-то ангелу вручают крылья
"Это чудесная жизнь"
За период с ноября 1951 года по 17 ноября 1971 года Филип К. Дик
написал самые поразительные художественные произведения, которые навсегда
вынесли его из сюрреалистического андерграунда и забросили в сферу
коммерческой научной фантастики. Начиная с 17 ноября 1971 года, он все
больше и больше жил в мире, который создал сам.
Как мы помним, 4 июля 1976 года кто-то ворвался в дом Фила и украл
многие его литературные папки. Оставленный в доме "бессмысленный" беспорядок
явно таил в себе угрозу: это вторжение несло печать зла, оно не было вызвано
бытовыми или коммерческими причинами.
Долгое время Фил удивлялся и волновался по поводу такого вандализма.
Наверное, если бы такое случилось с вами или со мной, мы бы удивлялись и
волновались не меньше. В сущности, это напомнило мне еще об одном писателе,
которого я когда-то немного знал (настолько "немного", что даже забыл его
имя). С Биллом, - так я назову этого парня, - мы познакомились потому, что
оба писали статьи в начале семидесятых для журнала "Беркли Барб". Позже Билл
получил задание написать статью о случаях увечья скота, которые так часто
происходили на среднем востоке и юго-востоке страны. Проведя обширное
журналистское расследование, он начал писать набросок статьи и попросил меня
оценить его теорию, которая заключалась в том, что изувеченный скот
появлялся в результате деятельности митраистского (неоязыческого) культа,
действовавшего в армии США. (Митраисты, известные нам из истории древнего
мира, во время своих ритуалов убивали быков и использовали бычьи пенисы в
качестве амулетов.) Я сказал, что это любопытно, и он может изложить свою
точку зрения в печати, если в это верит, но лично я считаю его теорию
совершенно бездоказательной.
Через несколько дней Билл пришел ко мне очень встревоженный. Его дом
ограбили, и у него появилось жутковатое ощущение, что это дело рук культа,
который знает о расследовании, которое он проводил. Мы обсудили такую
возможность, и я как мог его успокоил. У него не было никаких оснований
считать это чем-то большим, чем обычное ограбление, - это часто происходит в
Беркли. Я считал, что волноваться по этому поводу бессмысленно. Он ушел,
несколько успокоенный. После этого я видел его только раз или два, так и не
узнав ни про увечья скота, ни про грабителей.
В истории с Биллом обычное ограбление кажется самой убедительной
версией случившегося, но я не считаю, что его реакция указывала на
"нью-эйджевскую" доверчивость или невроз. Просто так не бывает, чтобы после
расследования некоторых странных событий вам во время ограбления вашего дома
не приходили в голову всякие не очень приятные мысли. Я считаю это
непреложным законом психологии расследования. Как говорил Ницше, если вы
вглядываетесь в бездну, бездна вглядывается в вас...
У Фила Дика причин для волнения было куда больше, чем у бедняги Билла.
Вторжение в его дом не было ограблением. Кого-то интересовали его личные
бумаги, и кто-то хотел его припугнуть, или предупредить, или, по крайней
мере, помотать нервы. В разное время Фил подозревал в этом разных людей и
разные группы, но ему так и не удалось раскрыть эту тайну.
Я думаю, что раскрыл эту тайну. (Вспомним: такая формулировка намеренно
избегает поспешного суждения, которое подразумевается фразой "Я раскрыл эту
тайну".) В книге Энтони Саммерса "Официальное и конфиденциальное: Тайная
жизнь Дж. Эдгара Гувера" (цит. сочинение), где речь идет о сверхсекретной
тайной полиции Никсона, так называемых "водопроводчиках" (группе по
выполнению секретных операций, совершение которых Никсон не доверял
гуверовскому ФБР, поскольку Гувер мог со временем его шантажировать), мы
читаем:
Кое-кто считает, что Уотергейт был лишь верхушкой айсберга. Во время
правления администрации Никсона неустановленные личности вторгались в дома и
офисы огромного количества людей... Зарегистрирована по меньшей мере сотня
таких вторжений. "Радикалы... оказались вечной мишенью... Но ею стали также
и репортеры (включая) Дана Разера, Мэрвина Колба, Теда Жулка... Мишенью
стали известные политики - казначей демократической партии Роберт Стросс...
Сенатор Лоуэлл Уайкер... и пр.
Я предполагаю, что Фил Дик, известный в шестидесятых и начале
семидесятых на всем побережье в районе Сан-Франциско как активный "радикал"
(т. е. человек, выступающий за равноправие чернокожих американцев и
противник войны во Вьетнаме), возможно, казался угрозой Гордону Лидди и его
параноидальным приспешникам из группы "водопроводчиков". По крайней мере,
только эти ребята кажутся мне самыми вероятными кандидатами на роль
взломщиков в доме Фила Дика. А если учесть их послужной список, в котором
числилось "более сотни" таких взломов на тот период, маловероятно, что они
могли "обойти вниманием" писателя и активиста такого масштаба, как Фил.
Фил и сам рассматривал такую возможность (среди многих других), но все
это приобрело новый, более творческий аспект после его гностического опыта в
феврале - марте 1974 года. Поскольку Фил всегда называл этот
февральско-мартовский опыт "переоценкой ценностей", я воспользуюсь в этой
главе данным термином.
Сам опыт начался с удаления зуба. Во время удаления Филу сделали укол
пентатола натрия. Позднее, в более мирские моменты Фил написал довольно
много прозы спекулятивного характера, где размышлял о том, был ли гностицизм
результатом приема пентатола натрия, результатом употребления ЛСД, которой
он баловался в шестидесятые годы, результатом приема мегавитаминов, которые
он принимал в семидесятые годы, или же результатом комбинации всех этих
факторов. Он так и не пришел ни к какому выводу, но я подозреваю, что каждый
из этих препаратов сыграл свою особую роль.
После удаления зуба у Фила открылось необыкновенное восприятие. Все
обычные маски исчезли, и он увидел сотни, тысячи альтернативных туннелей
реальности. "Перед ним появилась вся вселенная", - написал он в романе.
За оставшиеся восемь лет жизни Фил, который когда-то написал семнадцать
романов за пять лет, написал лишь три романа (хотя я считаю эти романы
самыми лучшими...). Значительную часть времени он посвятил работе над
романом "Экзегеза". Это своеобразный нейропсихофилософский дневник, в
котором он пытался осмыслить все, что с ним происходило. В конце концов, он
перевалил за 8000 страниц, лишь малая часть которых пока опубликована.
Поначалу, когда Фила затянуло в водоворот, по его словам,
"ортогонального времени", - которое он понимал как "реальное" время,
отходящее под прямыми углами к нашему иллюзорному линейному времени, - он
почти одновременно переживал события, происходившие в Древнем Риме и
современной Америке. Ему было чертовски трудно вспомнить, как звали тирана,
плохо управлявшего этим сектором ада: Нерон или Никсон.
В первой части "Экзегезы" Фил подверг экспериментальному изучению
теорию, согласно которой все, что на самом деле произошло, было следствием
переселения в него души умершего друга архиепископа Джеймса Пайка. Джеймс
Пайк, владея множеством языков и досконально зная историю, мог аккуратно
восстановить картину исторических событий в "римских видениях" Фила. Другими
словами, Фил предположил, что архиепископ Пайк после смерти мог войти в ауру
Фила и теперь сосуществовал вместе с ним: два человека в одном сознании -
что-то вроде христианской троицы, или триединого Бога.
В другие моменты "вторжение Пайка" казалось Филу невероятным. Он стал
подозревать, что вспомнил прошлую жизнь, в которой был неким Фомой,
мистиком-гностиком. ("Евангелие от Фомы", автором которого иногда считают
брата-близнеца Иисуса, остается любимым у христиан-эзотериков. Лично я
считаю это евангелие самым интересным из всех писаний ранних христиан).
По мере расширения и углубления опыта Фил понял, что ни Пайк, ни Фома
не в состоянии объяснить тот новый многомерный мировой порядок, который он
теперь постигал. Он начал рассматривать возможность того, что каким-то
непонятным и случайным образом попал на межзвездный инфобан, который
проложили советские парапсихологи при помощи "ментальной телепатии",
устанавливая контакт с инопланетянами. (На каком-то этапе он увидел панораму
истории искусств, которая длилась около восьми часов в линейном времени, и
частично мелькнувших советских ученых, передававших ее Космическим Братьям).
Позднее, в видениях, которые возникали у него при пробуждении от сна и
при погружении в сон, Фил начал воспринимать и (или) постигать опыт с точки
зрения трехглазых пришельцев с Сириуса, пытавшихся помочь человечеству
ускользнуть от Империи и ее черной железной тюрьмы.
"Империя вечна"... Это настойчивое и многозначительное послание Филу,
которое он несколько раз повторяет в "ВАЛИСе", самом любимом моем романе
Фила Дика, - подводит итог данного этапа Опыта. На уровне буквального
толкования это означает, что Римская Империя вовсе не пала и по-прежнему
правит миром, а чтобы стереть наши воспоминания о том, что мы живем в эпоху
мессианства, когда все чудеса становятся возможны в повседневной жизни,
Империя ввела в нашу память почти 2000 лет "ложных воспоминаний". "Черная
железная тюрьма" стала метафорой, или маской, под которой Фил понимал 2000
лет иллюзий, которые мы испытывали в линейном времени, хотя наши
ортогональные сущности по-прежнему живут в "реальном" времени - в Вечности.
На другом уровне понимания Империя в буквальном смысле бессмертна. Мы
по-прежнему живем в государствах, где под маской "демократии", "социализма"
или чего-нибудь еще правит небольшая олигархия, а основная масса людей живет
в откровенном или замаскированном рабстве. (Таким образом, взлом означал,
что Нерон, или Никсон, или какие-то агенты Империи панически боялись, что у
Фила "откроются глаза" и он увидит весь ужас ситуации, в которой мы
находимся). Точно так же Черная Железная Тюрьма символизирует не только
"ночной кошмар истории", от которого пытался пробудить нас Джойс, но
иллюзию, в которой "материальные вещи" обладают одновременно плотностью
"материи" и независимостью "вещей". Как Фил подчеркивал в романе "ВАЛИС",
"падение" человечества произошло в результате не нравственной, а
онтологической ошибки, когда "феноменальный мир принимался за мир реальный",
т. е. карта принималась за территорию.
Позже Фил попеременно приписывал свои переживания то "Зебре", то
"ВАЛИС". Зебра обозначает разум настолько гигантский, что он остается
невидимым, потому что мы целиком и полностью принимаем его за окружающую
среду - нашу среду обитания. Английская аббревиатура ВАЛИС (англ. VALIS
буквально расшифровывается как "Vast Active Living Intelligence System") в
переводе на русский язык означает "Гигантская Деятельная Живая Разумная
Система". Обычно под такой системой понимается космический спутник, который
вращается по околоземной орбите. Его якобы оставили исследователи с Сириуса,
направляя вектор нашей эволюции от животных к человеку, а от человека - к
сверхчеловеку.
Иногда, а с годами все чаще, Фил признавался (в "Экзегезе"), что Зебра
и ВАЛИС были научно-фантастическими метафорами, которые в его субкультуре
соответствовали сверхразуму, в ранние эпохи называемому "Богом".
Столь же часто Фил рассматривал возможности того, что он просто заболел
корректных кругах) могут выжить в я-прим. Например,
"Я склонен считать, что все испанцы одинаковы и все они - сволочи". "Я
склонен считать, что все азиаты одинаковы и все они - сволочи". "Я склонна
считать, что все мужчины одинаковы и все они - сволочи".
Хотя не каждый человек захочет общаться с персонажами, озвучивающими
подобные мысли, такие персонажи все-таки кажутся менее безнадежными, чем те.
Которые упрямо утверждают: "Все испанцы - сволочи". "Все азиаты - сволочи",
и "Все мужчины - сволочи".
Такое предложение, как "Я склонен принимать всех Х за Y", и подобные
ему бессмысленные и откровенно личностные суждения, высказываемые на я-прим,
не провоцируют дикое предубеждение (и не подстрекают к диким поступкам), как
это делают научно и экзистенциально бессмысленные идентификационные
предложения вроде: "Все итальянцы - гангстеры", "Все пресвитерианцы -
экстремисты", и "Все водопроводчики - лентяи".
Конечно, экспертиза не выживет в мире, сформированном на мнениях ("Мне
кажется, это похоже на Пикассо"), а не на утверждениях. Экспертиза требует
утверждений: "Это - Пикассо". Эльмир это понимал, поэтому произнес
парадоксальную фразу о том, что сами эксперты создают подделки. И точно так
же экспертиза не выживет в мире, где говорят: " настоящее время мне это
кажется лженаукой". Экспертиза требует лаконичного утверждения: "Это -
лженаука и самый настоящий бред, а ее создатель - шаман, гуру и вообще
"паренек с приветом".
"Идентификационность" провоцирует догматизм и усиливает предубеждение
до такой степени, что сожжение книг и откровенный фашизм становятся
неизбежностью. Вспомните еще раз, что ни одно из "убийств", недавно
совершенных в медицинских центрах планирования семьи. Не стало результатом
мнения: "В рамках моей системы ценностей я не вижу разницы между эмбрионом и
ребенком". Убийства стали результатом утверждений: "Эмбрион - это ребенок",
а "Аборт - это убийство". Точно так же успех, который пришел к Эльмиру. Стал
результатом утверждений: "Это - Матисс", а "Это - Модильяни".
И вот так, описав "полный круг", мы снова возвращаемся к
квазирелигиозному канону и его критикам, а также снова сталкиваемся с
вопросом: "Шекспир - величайший поэт из всех поэтов?". На этот вопрос проф.
Блум по-прежнему отвечает громовым "ДА", а проф. Тэйлор и его когорта из
мультикультурной феминистической постмодернистской академии кричит
категорическое "НЕТ". В я-прим мы даже не можем задать такой вопрос. Однако
мы можем спросить: "Какое место, по вашему мнению, занимает Шекспир в
литературном мире?".
Лично я бы ответил на этот вопрос так: "В моем нынешнем смешанном
состоянии литературного знания и литературного невежества я считаю Шекспира
величайшим писателем из всех, которых я когда-либо читал". Я люблю
"усиливать" я-прим, четко заявляя обо ограниченности моего суждения в рамках
высказываемого мнения (подобно тому, как ученый рассказывая о полученных
измерениях, непременно указывает на измерительный инструмент).
Откровенно говоря, я не настолько хорошо знаю итальянский язык, чтобы
компетентно сравнивать Данте с Шекспиром, и не настолько хорошо знаю
греческий. Чтобы содержательно говорить о разнице между Джентлом Уиллом и
Гомером. Я решительно не владею фарси, арабским. Китайским, бенгали,
суданским и пр. Языками, и поэтому имею лишь самое смутное представление о
таланте Руми, Ли По, Шики, Самба Ганы и многих других писателях Востока (чье
творчество, тем не менее, совершенно потрясло меня в переводе).
Наверное, проф. Блум решит, что мое сознание отравлено
мультикультуралистами, раз я высказываю мое личное мнение как "сугубо"
личное мнение. Проф. Тэйлор решит, что мое сознание отравлено традицией, раз
я до сих пор считаю Шекспира лучше Алисы Уокер.
Ну что же, по крайней мере, оба согласятся, что мое сознание отравлено,
а я считаю большой победой, когда два таких догматичных джентльмена
соглашаются хотя бы в чем-нибудь.
Все "идентификационные" высказывания, выражающие суждения, становятся
более аккуратным (описывают инструмент. С помощью которого дается та или
иная оценка), когда они перефразируются. И вместо "это является" в
высказываниях фигурируют словосочетания "мне кажется". Например: "Мне ближе
Бетховен, чем панк-рок"; "Абстрактный экспрессионизм кажется мне полным
фуфлом"; "По-моему, после кубизма самым интересным изобретением в живописи
был абстрактный экспрессионизм". Во всех этих предложениях высказывается
"истина" - в смысле истины с точки зрения опыта или истины с точки зрения
восприятия, хотя эти истины высказываются разными людьми.
В более широком смысле, за рамками эстетического и академического
антагонизма, я-прим сразу отвечает на многие дзенские коаны вроде "Назови
имя того, кто сделал траву зеленой!"
(Если вы не знаете, даю намек: Моисею открылось это имя из пылающего
куста...)
Задумайтесь, к примеру, сколько времени тратят впустую психологи,
обсуждая такие вопросы, как: "Пациент поступает так из-за Эдипова комплекса
или же он все еще следует раннему кондиционированию?" В я-прим этот вопрос
формулируется иначе: "Какая модель - Фрейда или Павлова - позволяет понять
поведение данного пациента лучше? Или они обе хорошо работают?" Можно
по-прежнему вести яростные и продолжительные дебаты, но они останутся сугубо
научными, если вообще не соскользнут в пропасть средневековой теологии или
демонологии.
В физике можно вспомнить потраченные впустую время и энергию, когда
блистательные теоретики дискутировали вопрос: "Чем является электрон: волной
или частицей?" В я-прим этот вопрос формулировался бы так: "Волновая модель
рассказывает нам об электроне больше, столько же или меньше, чем
корпускулярная модель?" Когда начинаешь мыслить в таком направлении, вовсе
не требует гениальности Бора, чтобы найти ответ на этот вопрос, который в
наше время звучит так: "Как правильно, столько же, иногда, в конкретных
случаях, больше или меньше". Поскольку Бор находился под влиянием
прагматизма Джеймса и экзистенциализма Кьеркьегора, а оба эти философа,
безусловно, повлияли на создание я-прим, когда Бор понял, что физика может
практически моделировать электрон как волну и как частицу в зависимости от
обстоятельств, он проникся духом, если не буквой, я-прим...
В экономике фраза "марксистская модель прибавочной стоимости кажется
мне лучше модели монетаризма" констатирует некий факт (о состоянии нервной
системы автора фразы, если я должен разъяснять очевидные вещи). Фраза
"теория Маркса истинна, а теория монетаризма ложна" констатирует мнение,
которое подается в виде факта. Первая фраза (с "мне кажется) стимулирует
интеллигентное обсуждение; последняя фраза фактически провоцирует социальный
конфликт.
Сенсация! Неожиданное известие из Вены... Немедленная реакция ПК в
Америке!
17 декабря 1994 года - в двести двадцать четвертую годовщину со дня
рождения Бетховена, - агентство "Ассошиэйтед Пресс" сообщило, что клок
волос, вырванный из головы Бетховена его сводной сестрой Джоанной ван
Бетховен и ныне хранимый в семье Гуттенбреннеров, вскоре разрешит расовые
сомнения по поводу происхождения композитора. Фрагмент волос, переданный
ученым, подвергнется ДНК-экспертизе, которая позволит определить,
действителльно ли в жилах Бетховена текла "негритянская", или "африканская"
кровь, как многие подозревают.
Это научное исследование, возможно, даже убережет Людвига от той
пропасти, на отправку в которую его обрекли Политически Корректные. Если
появится свидетельство частично африканского происхождения Бетховена, то
вечно спорный Бетховен навсегда перестанет соответствовать негативному
стереотипу УБЕСов (Умерших Белых Европейских Самцов) и станет вписываться в
стереотип УАЕСов (Умерших Афро-Европейских Самцов), или даже УЧЕСов (Умерших
Чернокожих Европейских Самцов). Есть вероятность, что тогда нам разрешат
вновь наслаждаться его музыкой.
"Если Бетховен даже отчасти черный", я снова смогу слушать его Девятую
симфонию, - сказала проф. Мэри Ла Пута с музыкального факультета
университета Беркли, - я по-настоящему соскучилась по его музыке, которую не
слышала с тех пор, как три года назад она была забракована".
Другие эксперты выражают сомнения. "Если "черные" гены не обнаружатся,
- сказала проф. Лекарш из университета в Санта-Крусе, - то Бетховен -
конченый человек. Его акции будут продолжать падать, и ему не поможет даже
фильм Гари Олдмана".
В антропологии дебаты по поводу того, состоит ли человечество из трех
рас или из пяти, в начале нашего столетия "убили" массу времени и энергии
специалистов, а евгенисты до сих пор продолжают попусту тратить время на
решение вопроса о превосходстве одной расы над всеми остальными. В я-прим
можно лишь спросить: "Какие эвристические преимущества можно найти в
однорасовой модели Бакминстера Фуллера? Какого рода доказательства указывают
на статистическое превосходство одной расы над другими и в каких областях?
Есть ли у нас уже какие-нибудь тесты, которые подходят к этим вопросам без
разного рода культурных предубеждений?"
Задумайтесь, сколько потрачено времени, энергии, эмоций, адреналина и
сколько разразилось скандалов в повседневной жизни из-за утверждений вроде:
"Это была самая большая глупость, которую я видел". "Ты - лжец!". "Черт
побери, Том Микс был намного лучше, чем Джин Отри!, "Ты и все твое проклятое
семейство - идиоты!" Задумайтесь, сколько страданий и сколько счетов от
психотерапевтов принесли внутренние утверждения (мысли), высказанные в такой
форме: "Я действительно безнадежна", "Я - дурак, и это ясно каждому", "Я
снова в депрессии. И вряд ли на этот раз мне удастся из нее выйти", "Да
знает ли она, кто я такой, черт побери; да понимает ли она, что я - тряпка?"
Я всегда и везде отстаиваю необходимость введения слова "некневсе",
которое означает некоторые, но не все, потому что "всеобщность" создает
столько же проблем, сколько "идентификационность". На уровне человеческих
отношений групповые предубеждения постоянно укрепляются привычным
использованием слова "все" наряду со словом "являются". Вспомним
гитлеровское высказывание: "Все евреи - ростовщики". Или знаменитую фразу
Браунмиллер: "Все мужчины - насильники".
Возможно, "некневсе" не вылечит чудесным образом эту крайне заразную
нейролингвистическую болезнь, но, как мне кажется, наверняка облегчит ее
протекание.
Обратите внимание, как дух "некневсе" пропитывает среднестатистический
отчет о проведенном социологическом исследовании (здесь уместнее говорить о
социальных науках. Чем о физике, поскольку мы рассматриваем человеческие
отношения). "В этом исследовании принимали участие 57 белых мужчин, 52 белые
женщины, 35 черных мужчин, 30 черных женщин, 40 мужчин-азиатов и 17
женщин-азиаток... 54% белых людей обоих полов против 40% черных мужчин и 34%
женщин-азиаток продемонстрировали ожидаемое поведение. Однако чернокожие
женщины и женщины азиатского происхождения продемонстрировали иной характер
поведения..."
Регулярное чтение и (или) составление отчетов с такой точной
формулировкой предложений, даже если порой это кажется слишком придирчивым
или более техническим, чем того требует предмет (эти недостатки обычно
вызваны желанием социологов выглядеть "настоящими" учеными перед физиками с
физического факультета), вырабатывает у читателя (или писателя) иммунитете
против заразы чрезмерного обобщения, который я надеюсь популяризировать при
помощи термина "некневсе". В обычных не научных случаях. Когда у вас нет
точных статистических данных. Вы должны признать, что употребление термина
"некневсе" хорошо соответствует тому, что вы знаете, тогда как употребление
обобщенного "все" претендует на то, что вы знаете больше, чем это возможно.
Помните старую детскую шутку:
"Все индейцы ходят гуськом".
"Откуда ты знаешь?"
"Хм, тот, которого я видел, ходил именно так".
Интересно, сколько обобщений в повседневной жизни статистически
основываются лишь на одном факте?
Однажды Альфред Кожибский сказал (нарушив собственный идеал я-прим):
"Всеобщность - это болезнь". В сущности, шкала "Ф", разработанная Адорно и
применяемая для измерения фашистских тенденций, демонстрирует корреляцию
между интенсивным употреблением "всеобщностных" утверждений и фашистской
личностью. Можете ли вы представить полную страницу текста, написанного
любым фашистом (или любым красным фашистом) без неуклюжих обобщений насчет
всех членов какой-нибудь группы, выбранной в качестве козлов отпущения?
Возвращаясь к "внутренним утверждениям", задумайтесь, сколько так
называемых ментальных и эмоциональных болезней, принимает форму привычного
самогипноза, основанного на "всеобщностных" констатациях: "Я вечно все
порчу", "Все меня отвергают", "Все видят, что я снова опростоволосился",
"Все меня ненавидят", "Я никогда не выиграю", и т.д. и т.п. Безусловно,
всеобщность замечательно коррелирует с ментальными и эмоциональными
болезнями, а возможно, даже и с физическими заболеваниями, потому что ваше
тело "слышит" все, что вы думаете.
Итак, если вы попытались отказаться от сексистской терминологии и
увидели какие-то изменения в вашем восприятии, а впоследствии и в
человеческих отношениях, почему бы не попробовать отказаться от
"идентификационности" и "всеобщности" и не посмотреть, что произойдет? Не
зря же Бенджамин Ли Хурф сказал: "Изменение в языке способно
трансформировать наше восприятие космоса".
В которой еще дин писатель-фантаст вступает
в сделку с незванными гостями с Сириуса
Всякий раз, когда один из этих огней
вспыхивает, кто-то ищет работу.
"Звезда рождается"
Всякий раз, когда ты слышишь колокольный звон,
какому-то ангелу вручают крылья
"Это чудесная жизнь"
За период с ноября 1951 года по 17 ноября 1971 года Филип К. Дик
написал самые поразительные художественные произведения, которые навсегда
вынесли его из сюрреалистического андерграунда и забросили в сферу
коммерческой научной фантастики. Начиная с 17 ноября 1971 года, он все
больше и больше жил в мире, который создал сам.
Как мы помним, 4 июля 1976 года кто-то ворвался в дом Фила и украл
многие его литературные папки. Оставленный в доме "бессмысленный" беспорядок
явно таил в себе угрозу: это вторжение несло печать зла, оно не было вызвано
бытовыми или коммерческими причинами.
Долгое время Фил удивлялся и волновался по поводу такого вандализма.
Наверное, если бы такое случилось с вами или со мной, мы бы удивлялись и
волновались не меньше. В сущности, это напомнило мне еще об одном писателе,
которого я когда-то немного знал (настолько "немного", что даже забыл его
имя). С Биллом, - так я назову этого парня, - мы познакомились потому, что
оба писали статьи в начале семидесятых для журнала "Беркли Барб". Позже Билл
получил задание написать статью о случаях увечья скота, которые так часто
происходили на среднем востоке и юго-востоке страны. Проведя обширное
журналистское расследование, он начал писать набросок статьи и попросил меня
оценить его теорию, которая заключалась в том, что изувеченный скот
появлялся в результате деятельности митраистского (неоязыческого) культа,
действовавшего в армии США. (Митраисты, известные нам из истории древнего
мира, во время своих ритуалов убивали быков и использовали бычьи пенисы в
качестве амулетов.) Я сказал, что это любопытно, и он может изложить свою
точку зрения в печати, если в это верит, но лично я считаю его теорию
совершенно бездоказательной.
Через несколько дней Билл пришел ко мне очень встревоженный. Его дом
ограбили, и у него появилось жутковатое ощущение, что это дело рук культа,
который знает о расследовании, которое он проводил. Мы обсудили такую
возможность, и я как мог его успокоил. У него не было никаких оснований
считать это чем-то большим, чем обычное ограбление, - это часто происходит в
Беркли. Я считал, что волноваться по этому поводу бессмысленно. Он ушел,
несколько успокоенный. После этого я видел его только раз или два, так и не
узнав ни про увечья скота, ни про грабителей.
В истории с Биллом обычное ограбление кажется самой убедительной
версией случившегося, но я не считаю, что его реакция указывала на
"нью-эйджевскую" доверчивость или невроз. Просто так не бывает, чтобы после
расследования некоторых странных событий вам во время ограбления вашего дома
не приходили в голову всякие не очень приятные мысли. Я считаю это
непреложным законом психологии расследования. Как говорил Ницше, если вы
вглядываетесь в бездну, бездна вглядывается в вас...
У Фила Дика причин для волнения было куда больше, чем у бедняги Билла.
Вторжение в его дом не было ограблением. Кого-то интересовали его личные
бумаги, и кто-то хотел его припугнуть, или предупредить, или, по крайней
мере, помотать нервы. В разное время Фил подозревал в этом разных людей и
разные группы, но ему так и не удалось раскрыть эту тайну.
Я думаю, что раскрыл эту тайну. (Вспомним: такая формулировка намеренно
избегает поспешного суждения, которое подразумевается фразой "Я раскрыл эту
тайну".) В книге Энтони Саммерса "Официальное и конфиденциальное: Тайная
жизнь Дж. Эдгара Гувера" (цит. сочинение), где речь идет о сверхсекретной
тайной полиции Никсона, так называемых "водопроводчиках" (группе по
выполнению секретных операций, совершение которых Никсон не доверял
гуверовскому ФБР, поскольку Гувер мог со временем его шантажировать), мы
читаем:
Кое-кто считает, что Уотергейт был лишь верхушкой айсберга. Во время
правления администрации Никсона неустановленные личности вторгались в дома и
офисы огромного количества людей... Зарегистрирована по меньшей мере сотня
таких вторжений. "Радикалы... оказались вечной мишенью... Но ею стали также
и репортеры (включая) Дана Разера, Мэрвина Колба, Теда Жулка... Мишенью
стали известные политики - казначей демократической партии Роберт Стросс...
Сенатор Лоуэлл Уайкер... и пр.
Я предполагаю, что Фил Дик, известный в шестидесятых и начале
семидесятых на всем побережье в районе Сан-Франциско как активный "радикал"
(т. е. человек, выступающий за равноправие чернокожих американцев и
противник войны во Вьетнаме), возможно, казался угрозой Гордону Лидди и его
параноидальным приспешникам из группы "водопроводчиков". По крайней мере,
только эти ребята кажутся мне самыми вероятными кандидатами на роль
взломщиков в доме Фила Дика. А если учесть их послужной список, в котором
числилось "более сотни" таких взломов на тот период, маловероятно, что они
могли "обойти вниманием" писателя и активиста такого масштаба, как Фил.
Фил и сам рассматривал такую возможность (среди многих других), но все
это приобрело новый, более творческий аспект после его гностического опыта в
феврале - марте 1974 года. Поскольку Фил всегда называл этот
февральско-мартовский опыт "переоценкой ценностей", я воспользуюсь в этой
главе данным термином.
Сам опыт начался с удаления зуба. Во время удаления Филу сделали укол
пентатола натрия. Позднее, в более мирские моменты Фил написал довольно
много прозы спекулятивного характера, где размышлял о том, был ли гностицизм
результатом приема пентатола натрия, результатом употребления ЛСД, которой
он баловался в шестидесятые годы, результатом приема мегавитаминов, которые
он принимал в семидесятые годы, или же результатом комбинации всех этих
факторов. Он так и не пришел ни к какому выводу, но я подозреваю, что каждый
из этих препаратов сыграл свою особую роль.
После удаления зуба у Фила открылось необыкновенное восприятие. Все
обычные маски исчезли, и он увидел сотни, тысячи альтернативных туннелей
реальности. "Перед ним появилась вся вселенная", - написал он в романе.
За оставшиеся восемь лет жизни Фил, который когда-то написал семнадцать
романов за пять лет, написал лишь три романа (хотя я считаю эти романы
самыми лучшими...). Значительную часть времени он посвятил работе над
романом "Экзегеза". Это своеобразный нейропсихофилософский дневник, в
котором он пытался осмыслить все, что с ним происходило. В конце концов, он
перевалил за 8000 страниц, лишь малая часть которых пока опубликована.
Поначалу, когда Фила затянуло в водоворот, по его словам,
"ортогонального времени", - которое он понимал как "реальное" время,
отходящее под прямыми углами к нашему иллюзорному линейному времени, - он
почти одновременно переживал события, происходившие в Древнем Риме и
современной Америке. Ему было чертовски трудно вспомнить, как звали тирана,
плохо управлявшего этим сектором ада: Нерон или Никсон.
В первой части "Экзегезы" Фил подверг экспериментальному изучению
теорию, согласно которой все, что на самом деле произошло, было следствием
переселения в него души умершего друга архиепископа Джеймса Пайка. Джеймс
Пайк, владея множеством языков и досконально зная историю, мог аккуратно
восстановить картину исторических событий в "римских видениях" Фила. Другими
словами, Фил предположил, что архиепископ Пайк после смерти мог войти в ауру
Фила и теперь сосуществовал вместе с ним: два человека в одном сознании -
что-то вроде христианской троицы, или триединого Бога.
В другие моменты "вторжение Пайка" казалось Филу невероятным. Он стал
подозревать, что вспомнил прошлую жизнь, в которой был неким Фомой,
мистиком-гностиком. ("Евангелие от Фомы", автором которого иногда считают
брата-близнеца Иисуса, остается любимым у христиан-эзотериков. Лично я
считаю это евангелие самым интересным из всех писаний ранних христиан).
По мере расширения и углубления опыта Фил понял, что ни Пайк, ни Фома
не в состоянии объяснить тот новый многомерный мировой порядок, который он
теперь постигал. Он начал рассматривать возможность того, что каким-то
непонятным и случайным образом попал на межзвездный инфобан, который
проложили советские парапсихологи при помощи "ментальной телепатии",
устанавливая контакт с инопланетянами. (На каком-то этапе он увидел панораму
истории искусств, которая длилась около восьми часов в линейном времени, и
частично мелькнувших советских ученых, передававших ее Космическим Братьям).
Позднее, в видениях, которые возникали у него при пробуждении от сна и
при погружении в сон, Фил начал воспринимать и (или) постигать опыт с точки
зрения трехглазых пришельцев с Сириуса, пытавшихся помочь человечеству
ускользнуть от Империи и ее черной железной тюрьмы.
"Империя вечна"... Это настойчивое и многозначительное послание Филу,
которое он несколько раз повторяет в "ВАЛИСе", самом любимом моем романе
Фила Дика, - подводит итог данного этапа Опыта. На уровне буквального
толкования это означает, что Римская Империя вовсе не пала и по-прежнему
правит миром, а чтобы стереть наши воспоминания о том, что мы живем в эпоху
мессианства, когда все чудеса становятся возможны в повседневной жизни,
Империя ввела в нашу память почти 2000 лет "ложных воспоминаний". "Черная
железная тюрьма" стала метафорой, или маской, под которой Фил понимал 2000
лет иллюзий, которые мы испытывали в линейном времени, хотя наши
ортогональные сущности по-прежнему живут в "реальном" времени - в Вечности.
На другом уровне понимания Империя в буквальном смысле бессмертна. Мы
по-прежнему живем в государствах, где под маской "демократии", "социализма"
или чего-нибудь еще правит небольшая олигархия, а основная масса людей живет
в откровенном или замаскированном рабстве. (Таким образом, взлом означал,
что Нерон, или Никсон, или какие-то агенты Империи панически боялись, что у
Фила "откроются глаза" и он увидит весь ужас ситуации, в которой мы
находимся). Точно так же Черная Железная Тюрьма символизирует не только
"ночной кошмар истории", от которого пытался пробудить нас Джойс, но
иллюзию, в которой "материальные вещи" обладают одновременно плотностью
"материи" и независимостью "вещей". Как Фил подчеркивал в романе "ВАЛИС",
"падение" человечества произошло в результате не нравственной, а
онтологической ошибки, когда "феноменальный мир принимался за мир реальный",
т. е. карта принималась за территорию.
Позже Фил попеременно приписывал свои переживания то "Зебре", то
"ВАЛИС". Зебра обозначает разум настолько гигантский, что он остается
невидимым, потому что мы целиком и полностью принимаем его за окружающую
среду - нашу среду обитания. Английская аббревиатура ВАЛИС (англ. VALIS
буквально расшифровывается как "Vast Active Living Intelligence System") в
переводе на русский язык означает "Гигантская Деятельная Живая Разумная
Система". Обычно под такой системой понимается космический спутник, который
вращается по околоземной орбите. Его якобы оставили исследователи с Сириуса,
направляя вектор нашей эволюции от животных к человеку, а от человека - к
сверхчеловеку.
Иногда, а с годами все чаще, Фил признавался (в "Экзегезе"), что Зебра
и ВАЛИС были научно-фантастическими метафорами, которые в его субкультуре
соответствовали сверхразуму, в ранние эпохи называемому "Богом".
Столь же часто Фил рассматривал возможности того, что он просто заболел