Брюс вздохнул и кинул Джуд ключи от машины:
— Тогда ты начинай выгружать вещи. Ты, похоже, самая сильная в семье.
Да, этим Джуд можно было купить. Она сразу послушалась. Брюс натянул резиновые перчатки и решительным шагом двинулся на кухню.
Мы видели, как Джуд открывает дверцы машины и ныряет за первой коробкой. Пошатываясь под тяжестью, она поставила её на тротуар.
— Она повредит себе что-нибудь. Пойду ей помогу, — сказала мама, делая попытку встать.
— О господи, мама, не можешь ты в твоём положении таскать коробки. Придётся мне, — сказала Мартина и потопала помогать Джуд.
— Мне работы не нашлось, — сказала Рошель.
— Найдётся и тебе, дорогая моя. Сходи, пожалуйста, поищи в машине ящик с чистящими средствами — все раковины и унитазы здесь надо как следует почистить. Этим займусь я. А ты у нас будешь главная по гардеробу. Доставай из всех коробок и сумок наши вещи, только не вынимай из пакетов.
Рошель фыркала и сопела, однако послушалась.
— Мама, а мне что делать? — спросила я.
— Для начала помоги мне встать, Дикси. Я засела тут, как малютка мисс Бумби на чёртовой тумбе.
Я взяла её за руки и потянула изо всех сил. Мама, пошатываясь, поднялась на ноги. Она медленно распрямилась, потирая животик.
— Уф! Когда же он наконец родится! Ещё три недели. Но я все-таки рада, что на этот раз все по полной программе. Не то что с тобой, лапонька моя. Ты родилась на два месяца раньше и перепугала меня до смерти.
— А рожать ребёнка очень больно?
— Ну, не то чтобы это была увеселительная прогулка, — сказала мама.
— Хуже, чем уколы?
— По-другому. — Мама погладила меня по щеке и тихонько потянула пальцами уголки рта. — Ну, детка, улыбнись. Не волнуйся так, все будет в порядке. Твой братец появится на свет без всяких затруднений. Говорят, что с мальчиками все бывает гораздо проще, чем с девочками. — Мама провела рукой по лицу.
— У меня физиономия вся в туши, да?
— Немножко. Вот здесь. — Я послюнила палец и потёрла. — Ты так плакала, мама, — мы все испугались.
— Ерунда. Я не по-настоящему плакала. Я просто хотела, чтобы старина Брюс перестал дёргаться и злиться и занялся делом, — сказала мама, целуя меня.
— Я догадывалась, — соврала я.
— Ни о чем ты не догадывалась! Ты у меня такая доверчивая, малышка, — сказала мама, прижимая меня к себе и покачивая. — Скоро у меня будет маленький мальчик, но у меня есть ещё маленькая девочка — это ты, Дикси.
— Перестань, мама, я уже не маленькая.
— Конечно, маленькая. Для меня ты будешь маленькой, даже когда тебе будет восемьдесят, а я буду древней-предревней столетней старухой. Ладно, давай пошевеливаться. Мебель я таскать не могу, но могу заняться уборкой.
— Я тоже буду убирать. Только не рвоту.
— Ну, этим, кажется, занялся наш Брюс, — сказала мама, прислушиваясь к звуку льющейся воды на кухне. — Я так и знала, что он нас не бросит.
— Вообще-то, ему надо ехать обратно. Срочно.
— Никуда он от нас не денется — спорим? Вот увидишь, Дикси. — Мама потёрла свой животик, как Аладдин — волшебную лампу. — Старик Брюс — джентльмен. Он не покинет в беде беременную женщину.
Её вдруг скрючило, лицо исказилось.
— Мама! — закричала я. — Мама!
Мама посмотрела на меня и расхохоталась:
— Ага, ты попалась! Вот и Брюс попадётся.
— Мама, ты плохая!
Я понарошку шлёпнула её.
Мама схватила меня и поцеловала:
— Молодец твой папа, что нашёл его. Он меня всегда выручает.
Я поцеловала её в ответ.
— Ты, малышка, тоже меня не бросаешь в беде. Ты и все мои дочки. Бриллиантовые девочки друг за дружку горой! Даже Мартина! — Мама зашептала мне в самое ухо: — Она не уйдёт, вот увидишь. Своего зануду Тони она скоро забудет. Подцепит славного нового мальчика. Это все ясно написано в её гороскопе.
Мама с сомнением поглядела за окно:
— Может быть, не здесь. В новой школе! Она привыкнет к обстановке, подготовится как следует к экзаменам и сама удивится, как хорошо у неё получается. Я уверена, у неё достаточно мозгов, чтобы поступить в институт и чего-то добиться в жизни. Мне бы хотелось, чтобы все мои дочки получили образование. Не хочу, чтобы с вами получилось, как со мной, — только дети, а если работа, то самая паршивая — уборщицей или подавальщицей в баре. Мне кажется, Мартина могла бы устроиться в Сити — там есть такие деловые женщины в костюмах от Армани, которые деньги гребут лопатой.
— А Джуд?
Мы обе расхохотались, представив Джуд в костюме от Армани.
— Нет, нашей Джуд нужна активная работа на свежем воздухе. Она могла бы быть тренером по горным лыжам или, например, держать скаковых лошадей.
Джуд в жизни не вставала на лыжи и не ездила верхом, но нам обеим легко было представить её за таким занятием.
— А с Рошель все ясно, она будет актрисой. Она красивая, и повадки у неё самые подходящие для трагической королевы.
— Мам, а я? Кем я буду?
— Ты у меня маленькая фантазёрка. Может быть, будешь писать книжки. Сочинять сказки вроде «Гарри Поттера». Вот бы мы все роскошно зажили! — Мама внимательно оглядела комнату и тряхнула головой: — Мы наведём тут порядок, Дикси. Я вижу, что это за дыра, но мы на любом месте всегда устраивались уютно и опрятно, и здесь тоже так будет. Домик-то может быть очень славным, если его хорошенько вымыть, побелить и покрасить. Комнаты здесь большие, хорошие, места у нас будет больше. И сад есть. Ты ведь мечтала о саде, Дикси? Пойди посмотри, что там на участке за домом. Скорее, пока Рошель не видит.
Я побежала на кухню, к задней двери. Брюс с гримасой отвращения на лице возился с раковиной.
— Бедный дядя Брюс! — сказала я.
— Да уж, бедный старый дурак Брюс, — буркнул он, не переставая скрести раковину.
— Мама велела мне взглянуть, что делается в саду за домом.
Я возилась с ключом у задней двери.
— Подожди, я тебе помогу, — сказал Брюс.
— Не надо, сама справлюсь.
Я повернула ключ, ободрав себе пальцы. Дверь тем не менее не открывалась, сколько я ни тянула.
— Там наверху защёлка, глупышка, — сказал Брюс, стаскивая с одной руки резиновую перчатку.
Он потянулся вверх за моей спиной и попытался её открыть. Даже для него это оказалось непростой задачей.
— Не похоже, что садом много пользовались.
Он изо всех сил толкнул дверь. Она открылась. Мы выглянули в сад. Брюс присвистнул:
— Да, вот это называется — мало сказать…
Это был не сад, а настоящие джунгли. Трава доходила мне до пояса. Ежевичные заросли путаной живой изгородью делили участок на множество закоулков. Я глядела на лиловые, синие, жёлтые лепестки.
— Цветы! — сказала я.
— Сорняки, детка, — сказал Брюс.
— По-моему, это цветы.
Я уже пробиралась через их заросли.
— Осторожно! Не забреди в крапиву. Обстрекаешься с головы до ног, если не будешь глядеть под ноги. Возвращайся-ка в дом, Дикси, — позвал Брюс.
— Потом! Тут так хорошо!
Я прокладывала себе дорогу сквозь колючки и папоротник к каким-то белым цветам выше моего роста, под которыми можно было укрываться от солнца, как под зонтиком.
— Смотри под ноги, — предупредил Брюс, скрываясь в кухне.
Я нащупала Фиалку и помогла ей взвиться ввысь и полететь над цветами-зонтиками, промчаться над зарослями ежевики, парить над спутанной высокой травой. Я вообразила ей для компании стайку попугаев. По деревьям лазали обезьянки, перепрыгивая с ветки на ветку. Внизу гордо шествовали львы, а я без всякой опаски протягивала к ним руки. Они наклоняли огромные головы и позволяли погладить себя по величественным золотым спинам. Самый большой лев поднял голову, открыл пасть и рыкнул мне прямо в лицо, обжигая горячим дыханием. Я не дрогнула, зато Фиалка скорее порхнула прочь.
Я бесстрашно путешествовала сквозь континенты, пока не добралась до Великой Китайской стены. Это была настоящая кирпичная стена — ограда нашего сада. Я несколько раз разбегалась и пыталась на неё запрыгнуть, но только ободрала руки и коленки и выронила Фиалку в траву. Тогда я сунула её под футболку и снова прыгнула на стену — на этот раз удачно. Крепко зацепившись руками, я подтянула одну ногу, потом другую.
И вот я сижу на верху Великой Китайской стены! Я вглядывалась в посыпанную гравием улочку, надеясь увидеть китайцев, рикш, рестораны, где едят рис палочками.
— Фиалка, тут твоя родина, — прошептала я в горловину футболки.
Улочка выглядела до обидного обыкновенно и по-английски. На другой стороне выкрашенная чёрной краской ограда скрывала другой участок, и я изгибалась, как морской котик, чтобы заглянуть поверх большой калитки в сад за чьим-то домом. Этот сад был совсем не похож на мои джунгли. Трава в нем была ярко-зелёная, выкошенная аккуратными полосками. Похоже было, что их провели по линейке. Клумбы тоже были невероятно правильной формы, аккуратно засаженные цветами такого совершенства, что я засомневалась, не искусственные ли они.
В глубине сада виднелись качели. Они были очень нарядные, с белым навесом и мягким сиденьем. Интересно, высоко ли они раскачиваются? Я обожала кататься на качелях. В Блечворте Джуд водила меня в парк отдыха, но потом там стали собираться наркоманы, и мы перестали туда ходить.
Я жадно глядела на качели. Можно спрыгнуть со стены, перебежать улочку, протиснуться в калитку и вскочить на качели. Я представила себе, что сижу на мягком сиденье и раскачиваюсь.
Тут в саду появилась девочка и направилась прямо к качелям. Я сморгнула, пытаясь понять, не придумала ли я её. Нет, девочка была настоящая — очень чистенькая, аккуратная малышка лет шести. Тщательно заплетённые косички были завязаны ленточками в розовый горошек — под цвет розового платья. Когда она влезала на качели, я увидела её панталончики. Они были снежно-белые с розовой каёмочкой вокруг ног. И белые носочки в белых сандалиях. Когда она стала качаться, я увидела резиновые подошвы. Даже на них не было ни пятнышка. Как будто она пришла с другой планеты, где грязи не существует.
Я спрыгнула со стены, перебежала улочку и просунула голову в калитку.
— Эй! — позвала я.
Девочка так удивилась, что чуть не свалилась с качелей. Она с тревогой оглянулась на свой дом. Дом тоже выглядел ненастоящим. Большой, белый с чёрным, с красной островерхой крышей; по стенам шпалерами вились цветы, образуя орнамент, как на обоях.
— Не бойся, я тебе ничего плохого не сделаю. Как тебя зовут?
Девочка перестала качаться и втянула голову в плечи.
— Мэри, — пролепетала она тоненьким голоском.
— А меня Дикси, — сказала я. — А это Фиалка.
Мэри приподняла голову.
— Вот она.
Я посадила Фиалку на палец и подняла над калиткой.
Девочка восторженно ахнула.
— Птичка! — прошептала она.
— Да, это мой волнистый попугайчик. Хочешь его погладить?
Мэри кивнула, соскользнула с качелей и подошла к калитке. Я поняла, что она недавно плакала. Голубые глаза ещё не высохли, ресницы слиплись от слез. Она вздохнула, аккуратно промокнула глаза платочком и протянула руку. Руки у неё были невероятно чистые, с перламутровыми ноготками, как будто она только что из ванны. Мне стало стыдно за свои грязные ногти. Я посмотрела на почерневшие рукава своей кофты и закатала их, чтобы они выглядели почище.
Я свесила Фиалку по ту сторону изгороди. Мэри с трудом дотянулась до неё. Одним пальчиком она осторожно погладила птичку по затылку. Потом взглянула испуганно и отняла палец.
— Она… мёртвая?
— Что?! Нет, конечно.
— Она такая холодная, как будто мёртвая. У меня умер котёнок.
— Ой, как жалко. Ты из-за этого плакала?
— Нет, это было уже давно. Его задавила машина. Из-за меня. Потому что я плохая.
— Как это из-за тебя?
— Мама говорит, что я не закрыла входную дверь.
— Но ты же не нарочно.
— Конечно, нет. Я очень любила котёнка.
— А ты устроила ему похороны? Я обожаю устраивать похороны! У меня однажды была мышка. Вообще-то, она была не домашняя, но я её поймала и посадила в картонную коробку. Я пыталась устроить ей там мышиный домик, носила ей сыр, но она его не ела, а пыталась грызть коробку. Конечно, надо было её выпустить, но мне так хотелось, чтобы у меня был свой зверёк. Поэтому я её не выпустила, а потом она умерла. Я превратила её домик в гроб, выкрасила его в чёрный цвет, а на крышке нарисовала маленький мышкин портрет в овале с надписью: «Покойся с миром!» Я положила мышку в свой носок, а гроб выстелила маминой старой шёлковой комбинацией. Получились настоящие похороны. Джуд, моя сестра, тоже на них пришла, хотя и сказала, что я с приветом. Она помогла мне выкопать ямку в парке отдыха, и мы похоронили мышку. Я сделала ей крест из палочек от леденцов. Другие мои сестры надо мной смеялись и говорили, что я пошла в отца. Потому что он бальзамировщик. Они вечно меня дразнят — сестры, сама понимаешь.
Она смотрела на меня так, будто я говорю на иностранном языке.
— У тебя есть сестра?
Она отрицательно покачала головой.
— Могу одолжить тебе одну, если хочешь. У меня их три.
Она решила, что я говорю серьёзно, и снова помотала головой, тряся косичками. Они были заплетены так туго, что ей, наверное, было очень больно. Я заметила, как бьётся голубая жилка у неё на лбу.
— Поди сюда, — позвала я, перегибаясь через изгородь, чтобы распустить ленточку.
Она отступила, отбиваясь:
— Нет! Не трогай! Не надо!
— Да я просто хотела сделать тебе косички послабее — тебе так будет удобнее.
— Нет! Пожалуйста, не надо! Мне не разрешают их развязывать, — сказала она.
— Не надо так не надо. Извини. У тебя очень красивые волосы. Мне бы тоже хотелось быть настоящей блондинкой, а у меня волосы пепельные. Рошель тоже блондинка. Это следующая за мной сестра по старшинству. Я пока самая младшая, но скоро родится братик. А братья у тебя есть?
— Нет, только я одна.
— До чего ж тебе, наверное, спокойно живётся! Игрушки и одежду покупают специально для тебя — новые. И не нужно дожидаться своей очереди — ты можешь кататься на своих качелях, когда вздумается.
Я немного помолчала, надеясь, что она предложит мне покачаться, но она не поняла намёка.
Я вздохнула и ещё сильнее перегнулась через изгородь, так что она врезалась мне в грудь.
— Мы четверо вечно ссоримся. А скоро нас станет пятеро. Я уже говорила — мама ждёт ребёнка. Она хочет назвать его Солнышком, но, может быть, ещё передумает.
— А правда есть такое имя — Солнышко?
— Странное, да? У нас у всех странные имена. Не такие, как Мэри. Мэри — нормальное, красивое имя.
— Это святое имя. Мать Иисуса Христа звали Мэри. Она пресвятая и очень хорошая. А я нет.
Мэри поёжилась. Её тонкие белые ручки покрылись гусиной кожей.
— Ты замёрзла. Надень мою кофту.
Я теребила щеколду, и вдруг калитка открылась.
— На, — сказала я, входя.
У Мэри был очень испуганный вид.
— Не волнуйся, я ничего плохого не сделаю. Я даже на качелях не буду качаться, раз ты не хочешь. Я только дам тебе мою кофту погреться.
Мэри прижала локти к бокам, так что я не смогла вдеть её руки в рукава.
— Надевай, я и так не замёрзну.
— Мне нельзя, — сказала Мэри.
— Очень даже можно. Я же тебе не дарю кофту. Просто погрейся немножко.
Мэри расслабила руки. Я закутала её в кофту.
— Ну вот! Правда, очень красивый голубой цвет? Она, конечно, немного растянулась, но все равно красивая. Это мне папа купил. А у тебя есть папа, Мэри?
— Есть, но он работает машинистом на железной дороге, поэтому его никогда нет дома, — сказала Мэри. — Мне так хочется, чтобы он все время был дома.
— Не расстраивайся. Я своего папу вообще вижу очень редко. Понимаешь, он с нами не живёт. Ничего страшного, можно обойтись и без папы, лишь бы мама была рядом.
Мэри стояла и молчала. Она дрожала, несмотря на мою кофту.
Я посмотрела на качели. Шагнула к ним. Мэри смотрела на меня с растущей тревогой.
— Мэри, я же просто хочу поиграть.
— Мне, вообще-то, не разрешают никого пускать поиграть, — сказала она. — Мама рассердится.
— У неё сейчас плохое настроение?
Мэри кивнула.
— Я тогда только чуточку покачаюсь, и все. Ладно? Ты не против?
По лицу Мэри было похоже, что она очень даже против, но останавливать меня она не стала. Я залезла на белое мягкое сиденье и оттолкнулась ногами. Качели взлетели вверх. Это было чудесно, как я себе и представляла.
— Ур-а-а-а! — пропела я.
— Ш-ш-ш! Услышит! — сказала Мэри.
— Ладно, ладно. Вот ещё раз качнусь и пойду, честное слово! — сказала я шёпотом.
Я вцепилась в верёвки, оттолкнулась посильнее и откинулась назад, до восхитительного кружения в голове. Мне казалось, что я лечу над садом и красной островерхой крышей. Фиалка летела вместе со мной, высоко в небе.
Потом я увидела Мэри, ёжившуюся в моей голубой кофте.
— Все, отлично, теперь ты попробуй! — сказала я, соскакивая с качелей. Меня шатало. — Эй, погляди на меня! Я пьяная! — И я начала нарочно выписывать круги.
Мэри сперва смотрела на меня расширенными глазами, но потом захихикала.
— Мэри, ты тоже поиграй, что ты пьяная. Упади понарошку!
Она послушно присела, но очень аккуратно, чтобы не помять одежду.
— Папа однажды был пьяный, — сказала она.
— Моя мама тоже иногда бывает пьяная. Она тогда такая шальная и все время хохочет. Но сейчас она не пьёт, из-за ребёнка. Мне, пожалуй, пора домой. Надо помочь ей прибраться. Ей трудно все делать, потому что она сейчас очень толстая. Спасибо, что дала мне покачаться.
— Пожалуйста.
— Я теперь заберу у тебя кофту. Согрелась?
— Да.
— Ну вот, я же говорила! Можно, я ещё приду играть?
— Наверное, можно. Если мама не узнает.
— А что с твоей мамой? Она часто в плохом настроении?
Мэри моргнула. Потом набрала побольше воздуху:
— Нет, мамочка очень хорошая. У меня самая хорошая, добрая, милая мамочка на свете.
— Ну и отлично, — сказала я. — Ладно, Мэри, пока!
Фиалка в моих руках нежно потёрлась клювиком о нос Мэри.
— Это волнистые попугайчики так прощаются, — сказала я.
Мэри засмеялась:
— Ты смешная, Дикси.
Я скорчила ей рожицу и вышла за калитку, снова шатаясь, будто пьяная. Потом я разбежалась через улочку, с первого раза запрыгнула на стену, слезла с неё и пошла обратно через джунгли.
— Самая хорошая, добрая и милая мама — у меня, — сказала я Фиалке. — И папа тоже.
Я представила себе, что Мартины, Рошель и даже Джуд просто не существует. И будто я живу в черно-белом доме с садом и качелями вместе с мамой, папой и настоящим волнистым попугайчиком Фиалкой. У меня отдельная комната с небесно-голубым потолком и радугой по стенам. Пол в ней устлан зелёным ковром, а на нем стоят качели, так что я могу летать на них по комнате.
Мама и папа всю жизнь обожают друг друга и меня тоже. Они сказали, что не хотят больше иметь детей — ни мальчиков, ни девочек, — потому что ни за что и никогда не смогут любить их так, как меня. Папа по-прежнему работал в похоронном бюро, и мама, пожалуй, тоже там работала: тщательно одевала покойников, гримировала и причёсывала их. А по вечерам мама брала лилии, оставшиеся от венков дяди Брюса, вплетала их в свои длинные чёрные волосы и становилась похожа на королеву цветов.
6
— Тогда ты начинай выгружать вещи. Ты, похоже, самая сильная в семье.
Да, этим Джуд можно было купить. Она сразу послушалась. Брюс натянул резиновые перчатки и решительным шагом двинулся на кухню.
Мы видели, как Джуд открывает дверцы машины и ныряет за первой коробкой. Пошатываясь под тяжестью, она поставила её на тротуар.
— Она повредит себе что-нибудь. Пойду ей помогу, — сказала мама, делая попытку встать.
— О господи, мама, не можешь ты в твоём положении таскать коробки. Придётся мне, — сказала Мартина и потопала помогать Джуд.
— Мне работы не нашлось, — сказала Рошель.
— Найдётся и тебе, дорогая моя. Сходи, пожалуйста, поищи в машине ящик с чистящими средствами — все раковины и унитазы здесь надо как следует почистить. Этим займусь я. А ты у нас будешь главная по гардеробу. Доставай из всех коробок и сумок наши вещи, только не вынимай из пакетов.
Рошель фыркала и сопела, однако послушалась.
— Мама, а мне что делать? — спросила я.
— Для начала помоги мне встать, Дикси. Я засела тут, как малютка мисс Бумби на чёртовой тумбе.
Я взяла её за руки и потянула изо всех сил. Мама, пошатываясь, поднялась на ноги. Она медленно распрямилась, потирая животик.
— Уф! Когда же он наконец родится! Ещё три недели. Но я все-таки рада, что на этот раз все по полной программе. Не то что с тобой, лапонька моя. Ты родилась на два месяца раньше и перепугала меня до смерти.
— А рожать ребёнка очень больно?
— Ну, не то чтобы это была увеселительная прогулка, — сказала мама.
— Хуже, чем уколы?
— По-другому. — Мама погладила меня по щеке и тихонько потянула пальцами уголки рта. — Ну, детка, улыбнись. Не волнуйся так, все будет в порядке. Твой братец появится на свет без всяких затруднений. Говорят, что с мальчиками все бывает гораздо проще, чем с девочками. — Мама провела рукой по лицу.
— У меня физиономия вся в туши, да?
— Немножко. Вот здесь. — Я послюнила палец и потёрла. — Ты так плакала, мама, — мы все испугались.
— Ерунда. Я не по-настоящему плакала. Я просто хотела, чтобы старина Брюс перестал дёргаться и злиться и занялся делом, — сказала мама, целуя меня.
— Я догадывалась, — соврала я.
— Ни о чем ты не догадывалась! Ты у меня такая доверчивая, малышка, — сказала мама, прижимая меня к себе и покачивая. — Скоро у меня будет маленький мальчик, но у меня есть ещё маленькая девочка — это ты, Дикси.
— Перестань, мама, я уже не маленькая.
— Конечно, маленькая. Для меня ты будешь маленькой, даже когда тебе будет восемьдесят, а я буду древней-предревней столетней старухой. Ладно, давай пошевеливаться. Мебель я таскать не могу, но могу заняться уборкой.
— Я тоже буду убирать. Только не рвоту.
— Ну, этим, кажется, занялся наш Брюс, — сказала мама, прислушиваясь к звуку льющейся воды на кухне. — Я так и знала, что он нас не бросит.
— Вообще-то, ему надо ехать обратно. Срочно.
— Никуда он от нас не денется — спорим? Вот увидишь, Дикси. — Мама потёрла свой животик, как Аладдин — волшебную лампу. — Старик Брюс — джентльмен. Он не покинет в беде беременную женщину.
Её вдруг скрючило, лицо исказилось.
— Мама! — закричала я. — Мама!
Мама посмотрела на меня и расхохоталась:
— Ага, ты попалась! Вот и Брюс попадётся.
— Мама, ты плохая!
Я понарошку шлёпнула её.
Мама схватила меня и поцеловала:
— Молодец твой папа, что нашёл его. Он меня всегда выручает.
Я поцеловала её в ответ.
— Ты, малышка, тоже меня не бросаешь в беде. Ты и все мои дочки. Бриллиантовые девочки друг за дружку горой! Даже Мартина! — Мама зашептала мне в самое ухо: — Она не уйдёт, вот увидишь. Своего зануду Тони она скоро забудет. Подцепит славного нового мальчика. Это все ясно написано в её гороскопе.
Мама с сомнением поглядела за окно:
— Может быть, не здесь. В новой школе! Она привыкнет к обстановке, подготовится как следует к экзаменам и сама удивится, как хорошо у неё получается. Я уверена, у неё достаточно мозгов, чтобы поступить в институт и чего-то добиться в жизни. Мне бы хотелось, чтобы все мои дочки получили образование. Не хочу, чтобы с вами получилось, как со мной, — только дети, а если работа, то самая паршивая — уборщицей или подавальщицей в баре. Мне кажется, Мартина могла бы устроиться в Сити — там есть такие деловые женщины в костюмах от Армани, которые деньги гребут лопатой.
— А Джуд?
Мы обе расхохотались, представив Джуд в костюме от Армани.
— Нет, нашей Джуд нужна активная работа на свежем воздухе. Она могла бы быть тренером по горным лыжам или, например, держать скаковых лошадей.
Джуд в жизни не вставала на лыжи и не ездила верхом, но нам обеим легко было представить её за таким занятием.
— А с Рошель все ясно, она будет актрисой. Она красивая, и повадки у неё самые подходящие для трагической королевы.
— Мам, а я? Кем я буду?
— Ты у меня маленькая фантазёрка. Может быть, будешь писать книжки. Сочинять сказки вроде «Гарри Поттера». Вот бы мы все роскошно зажили! — Мама внимательно оглядела комнату и тряхнула головой: — Мы наведём тут порядок, Дикси. Я вижу, что это за дыра, но мы на любом месте всегда устраивались уютно и опрятно, и здесь тоже так будет. Домик-то может быть очень славным, если его хорошенько вымыть, побелить и покрасить. Комнаты здесь большие, хорошие, места у нас будет больше. И сад есть. Ты ведь мечтала о саде, Дикси? Пойди посмотри, что там на участке за домом. Скорее, пока Рошель не видит.
Я побежала на кухню, к задней двери. Брюс с гримасой отвращения на лице возился с раковиной.
— Бедный дядя Брюс! — сказала я.
— Да уж, бедный старый дурак Брюс, — буркнул он, не переставая скрести раковину.
— Мама велела мне взглянуть, что делается в саду за домом.
Я возилась с ключом у задней двери.
— Подожди, я тебе помогу, — сказал Брюс.
— Не надо, сама справлюсь.
Я повернула ключ, ободрав себе пальцы. Дверь тем не менее не открывалась, сколько я ни тянула.
— Там наверху защёлка, глупышка, — сказал Брюс, стаскивая с одной руки резиновую перчатку.
Он потянулся вверх за моей спиной и попытался её открыть. Даже для него это оказалось непростой задачей.
— Не похоже, что садом много пользовались.
Он изо всех сил толкнул дверь. Она открылась. Мы выглянули в сад. Брюс присвистнул:
— Да, вот это называется — мало сказать…
Это был не сад, а настоящие джунгли. Трава доходила мне до пояса. Ежевичные заросли путаной живой изгородью делили участок на множество закоулков. Я глядела на лиловые, синие, жёлтые лепестки.
— Цветы! — сказала я.
— Сорняки, детка, — сказал Брюс.
— По-моему, это цветы.
Я уже пробиралась через их заросли.
— Осторожно! Не забреди в крапиву. Обстрекаешься с головы до ног, если не будешь глядеть под ноги. Возвращайся-ка в дом, Дикси, — позвал Брюс.
— Потом! Тут так хорошо!
Я прокладывала себе дорогу сквозь колючки и папоротник к каким-то белым цветам выше моего роста, под которыми можно было укрываться от солнца, как под зонтиком.
— Смотри под ноги, — предупредил Брюс, скрываясь в кухне.
Я нащупала Фиалку и помогла ей взвиться ввысь и полететь над цветами-зонтиками, промчаться над зарослями ежевики, парить над спутанной высокой травой. Я вообразила ей для компании стайку попугаев. По деревьям лазали обезьянки, перепрыгивая с ветки на ветку. Внизу гордо шествовали львы, а я без всякой опаски протягивала к ним руки. Они наклоняли огромные головы и позволяли погладить себя по величественным золотым спинам. Самый большой лев поднял голову, открыл пасть и рыкнул мне прямо в лицо, обжигая горячим дыханием. Я не дрогнула, зато Фиалка скорее порхнула прочь.
Я бесстрашно путешествовала сквозь континенты, пока не добралась до Великой Китайской стены. Это была настоящая кирпичная стена — ограда нашего сада. Я несколько раз разбегалась и пыталась на неё запрыгнуть, но только ободрала руки и коленки и выронила Фиалку в траву. Тогда я сунула её под футболку и снова прыгнула на стену — на этот раз удачно. Крепко зацепившись руками, я подтянула одну ногу, потом другую.
И вот я сижу на верху Великой Китайской стены! Я вглядывалась в посыпанную гравием улочку, надеясь увидеть китайцев, рикш, рестораны, где едят рис палочками.
— Фиалка, тут твоя родина, — прошептала я в горловину футболки.
Улочка выглядела до обидного обыкновенно и по-английски. На другой стороне выкрашенная чёрной краской ограда скрывала другой участок, и я изгибалась, как морской котик, чтобы заглянуть поверх большой калитки в сад за чьим-то домом. Этот сад был совсем не похож на мои джунгли. Трава в нем была ярко-зелёная, выкошенная аккуратными полосками. Похоже было, что их провели по линейке. Клумбы тоже были невероятно правильной формы, аккуратно засаженные цветами такого совершенства, что я засомневалась, не искусственные ли они.
В глубине сада виднелись качели. Они были очень нарядные, с белым навесом и мягким сиденьем. Интересно, высоко ли они раскачиваются? Я обожала кататься на качелях. В Блечворте Джуд водила меня в парк отдыха, но потом там стали собираться наркоманы, и мы перестали туда ходить.
Я жадно глядела на качели. Можно спрыгнуть со стены, перебежать улочку, протиснуться в калитку и вскочить на качели. Я представила себе, что сижу на мягком сиденье и раскачиваюсь.
Тут в саду появилась девочка и направилась прямо к качелям. Я сморгнула, пытаясь понять, не придумала ли я её. Нет, девочка была настоящая — очень чистенькая, аккуратная малышка лет шести. Тщательно заплетённые косички были завязаны ленточками в розовый горошек — под цвет розового платья. Когда она влезала на качели, я увидела её панталончики. Они были снежно-белые с розовой каёмочкой вокруг ног. И белые носочки в белых сандалиях. Когда она стала качаться, я увидела резиновые подошвы. Даже на них не было ни пятнышка. Как будто она пришла с другой планеты, где грязи не существует.
Я спрыгнула со стены, перебежала улочку и просунула голову в калитку.
— Эй! — позвала я.
Девочка так удивилась, что чуть не свалилась с качелей. Она с тревогой оглянулась на свой дом. Дом тоже выглядел ненастоящим. Большой, белый с чёрным, с красной островерхой крышей; по стенам шпалерами вились цветы, образуя орнамент, как на обоях.
— Не бойся, я тебе ничего плохого не сделаю. Как тебя зовут?
Девочка перестала качаться и втянула голову в плечи.
— Мэри, — пролепетала она тоненьким голоском.
— А меня Дикси, — сказала я. — А это Фиалка.
Мэри приподняла голову.
— Вот она.
Я посадила Фиалку на палец и подняла над калиткой.
Девочка восторженно ахнула.
— Птичка! — прошептала она.
— Да, это мой волнистый попугайчик. Хочешь его погладить?
Мэри кивнула, соскользнула с качелей и подошла к калитке. Я поняла, что она недавно плакала. Голубые глаза ещё не высохли, ресницы слиплись от слез. Она вздохнула, аккуратно промокнула глаза платочком и протянула руку. Руки у неё были невероятно чистые, с перламутровыми ноготками, как будто она только что из ванны. Мне стало стыдно за свои грязные ногти. Я посмотрела на почерневшие рукава своей кофты и закатала их, чтобы они выглядели почище.
Я свесила Фиалку по ту сторону изгороди. Мэри с трудом дотянулась до неё. Одним пальчиком она осторожно погладила птичку по затылку. Потом взглянула испуганно и отняла палец.
— Она… мёртвая?
— Что?! Нет, конечно.
— Она такая холодная, как будто мёртвая. У меня умер котёнок.
— Ой, как жалко. Ты из-за этого плакала?
— Нет, это было уже давно. Его задавила машина. Из-за меня. Потому что я плохая.
— Как это из-за тебя?
— Мама говорит, что я не закрыла входную дверь.
— Но ты же не нарочно.
— Конечно, нет. Я очень любила котёнка.
— А ты устроила ему похороны? Я обожаю устраивать похороны! У меня однажды была мышка. Вообще-то, она была не домашняя, но я её поймала и посадила в картонную коробку. Я пыталась устроить ей там мышиный домик, носила ей сыр, но она его не ела, а пыталась грызть коробку. Конечно, надо было её выпустить, но мне так хотелось, чтобы у меня был свой зверёк. Поэтому я её не выпустила, а потом она умерла. Я превратила её домик в гроб, выкрасила его в чёрный цвет, а на крышке нарисовала маленький мышкин портрет в овале с надписью: «Покойся с миром!» Я положила мышку в свой носок, а гроб выстелила маминой старой шёлковой комбинацией. Получились настоящие похороны. Джуд, моя сестра, тоже на них пришла, хотя и сказала, что я с приветом. Она помогла мне выкопать ямку в парке отдыха, и мы похоронили мышку. Я сделала ей крест из палочек от леденцов. Другие мои сестры надо мной смеялись и говорили, что я пошла в отца. Потому что он бальзамировщик. Они вечно меня дразнят — сестры, сама понимаешь.
Она смотрела на меня так, будто я говорю на иностранном языке.
— У тебя есть сестра?
Она отрицательно покачала головой.
— Могу одолжить тебе одну, если хочешь. У меня их три.
Она решила, что я говорю серьёзно, и снова помотала головой, тряся косичками. Они были заплетены так туго, что ей, наверное, было очень больно. Я заметила, как бьётся голубая жилка у неё на лбу.
— Поди сюда, — позвала я, перегибаясь через изгородь, чтобы распустить ленточку.
Она отступила, отбиваясь:
— Нет! Не трогай! Не надо!
— Да я просто хотела сделать тебе косички послабее — тебе так будет удобнее.
— Нет! Пожалуйста, не надо! Мне не разрешают их развязывать, — сказала она.
— Не надо так не надо. Извини. У тебя очень красивые волосы. Мне бы тоже хотелось быть настоящей блондинкой, а у меня волосы пепельные. Рошель тоже блондинка. Это следующая за мной сестра по старшинству. Я пока самая младшая, но скоро родится братик. А братья у тебя есть?
— Нет, только я одна.
— До чего ж тебе, наверное, спокойно живётся! Игрушки и одежду покупают специально для тебя — новые. И не нужно дожидаться своей очереди — ты можешь кататься на своих качелях, когда вздумается.
Я немного помолчала, надеясь, что она предложит мне покачаться, но она не поняла намёка.
Я вздохнула и ещё сильнее перегнулась через изгородь, так что она врезалась мне в грудь.
— Мы четверо вечно ссоримся. А скоро нас станет пятеро. Я уже говорила — мама ждёт ребёнка. Она хочет назвать его Солнышком, но, может быть, ещё передумает.
— А правда есть такое имя — Солнышко?
— Странное, да? У нас у всех странные имена. Не такие, как Мэри. Мэри — нормальное, красивое имя.
— Это святое имя. Мать Иисуса Христа звали Мэри. Она пресвятая и очень хорошая. А я нет.
Мэри поёжилась. Её тонкие белые ручки покрылись гусиной кожей.
— Ты замёрзла. Надень мою кофту.
Я теребила щеколду, и вдруг калитка открылась.
— На, — сказала я, входя.
У Мэри был очень испуганный вид.
— Не волнуйся, я ничего плохого не сделаю. Я даже на качелях не буду качаться, раз ты не хочешь. Я только дам тебе мою кофту погреться.
Мэри прижала локти к бокам, так что я не смогла вдеть её руки в рукава.
— Надевай, я и так не замёрзну.
— Мне нельзя, — сказала Мэри.
— Очень даже можно. Я же тебе не дарю кофту. Просто погрейся немножко.
Мэри расслабила руки. Я закутала её в кофту.
— Ну вот! Правда, очень красивый голубой цвет? Она, конечно, немного растянулась, но все равно красивая. Это мне папа купил. А у тебя есть папа, Мэри?
— Есть, но он работает машинистом на железной дороге, поэтому его никогда нет дома, — сказала Мэри. — Мне так хочется, чтобы он все время был дома.
— Не расстраивайся. Я своего папу вообще вижу очень редко. Понимаешь, он с нами не живёт. Ничего страшного, можно обойтись и без папы, лишь бы мама была рядом.
Мэри стояла и молчала. Она дрожала, несмотря на мою кофту.
Я посмотрела на качели. Шагнула к ним. Мэри смотрела на меня с растущей тревогой.
— Мэри, я же просто хочу поиграть.
— Мне, вообще-то, не разрешают никого пускать поиграть, — сказала она. — Мама рассердится.
— У неё сейчас плохое настроение?
Мэри кивнула.
— Я тогда только чуточку покачаюсь, и все. Ладно? Ты не против?
По лицу Мэри было похоже, что она очень даже против, но останавливать меня она не стала. Я залезла на белое мягкое сиденье и оттолкнулась ногами. Качели взлетели вверх. Это было чудесно, как я себе и представляла.
— Ур-а-а-а! — пропела я.
— Ш-ш-ш! Услышит! — сказала Мэри.
— Ладно, ладно. Вот ещё раз качнусь и пойду, честное слово! — сказала я шёпотом.
Я вцепилась в верёвки, оттолкнулась посильнее и откинулась назад, до восхитительного кружения в голове. Мне казалось, что я лечу над садом и красной островерхой крышей. Фиалка летела вместе со мной, высоко в небе.
Потом я увидела Мэри, ёжившуюся в моей голубой кофте.
— Все, отлично, теперь ты попробуй! — сказала я, соскакивая с качелей. Меня шатало. — Эй, погляди на меня! Я пьяная! — И я начала нарочно выписывать круги.
Мэри сперва смотрела на меня расширенными глазами, но потом захихикала.
— Мэри, ты тоже поиграй, что ты пьяная. Упади понарошку!
Она послушно присела, но очень аккуратно, чтобы не помять одежду.
— Папа однажды был пьяный, — сказала она.
— Моя мама тоже иногда бывает пьяная. Она тогда такая шальная и все время хохочет. Но сейчас она не пьёт, из-за ребёнка. Мне, пожалуй, пора домой. Надо помочь ей прибраться. Ей трудно все делать, потому что она сейчас очень толстая. Спасибо, что дала мне покачаться.
— Пожалуйста.
— Я теперь заберу у тебя кофту. Согрелась?
— Да.
— Ну вот, я же говорила! Можно, я ещё приду играть?
— Наверное, можно. Если мама не узнает.
— А что с твоей мамой? Она часто в плохом настроении?
Мэри моргнула. Потом набрала побольше воздуху:
— Нет, мамочка очень хорошая. У меня самая хорошая, добрая, милая мамочка на свете.
— Ну и отлично, — сказала я. — Ладно, Мэри, пока!
Фиалка в моих руках нежно потёрлась клювиком о нос Мэри.
— Это волнистые попугайчики так прощаются, — сказала я.
Мэри засмеялась:
— Ты смешная, Дикси.
Я скорчила ей рожицу и вышла за калитку, снова шатаясь, будто пьяная. Потом я разбежалась через улочку, с первого раза запрыгнула на стену, слезла с неё и пошла обратно через джунгли.
— Самая хорошая, добрая и милая мама — у меня, — сказала я Фиалке. — И папа тоже.
Я представила себе, что Мартины, Рошель и даже Джуд просто не существует. И будто я живу в черно-белом доме с садом и качелями вместе с мамой, папой и настоящим волнистым попугайчиком Фиалкой. У меня отдельная комната с небесно-голубым потолком и радугой по стенам. Пол в ней устлан зелёным ковром, а на нем стоят качели, так что я могу летать на них по комнате.
Мама и папа всю жизнь обожают друг друга и меня тоже. Они сказали, что не хотят больше иметь детей — ни мальчиков, ни девочек, — потому что ни за что и никогда не смогут любить их так, как меня. Папа по-прежнему работал в похоронном бюро, и мама, пожалуй, тоже там работала: тщательно одевала покойников, гримировала и причёсывала их. А по вечерам мама брала лилии, оставшиеся от венков дяди Брюса, вплетала их в свои длинные чёрные волосы и становилась похожа на королеву цветов.
6
Когда я вернулась, мама была совсем не похожа на королеву. Она чистила туалет на втором этаже, сидя на полу и смешно вытянув ноги вокруг унитаза.
— Привет! — сказала она. — Ты где была так долго?
— В саду. А ещё я подружилась с девочкой из дома напротив.
— Отлично, детка. А теперь поможешь старушке матери?
— Ага.
Я закатала рукава кофты и стала тереть ванну. Кран был покрыт чёрным налётом, который не желал оттираться.
— Попробуй старой зубной щёткой, — сказала мама. — Вон в той картонной коробке — все, что лежало в ванной.
Совсем старой зубной щётки я не обнаружила. Розовая щётка Рошель уже чуточку начала щетиниться.
— Рошель тебя убьёт, — сказала мама, когда я взялась за дело. — А как зовут твою новую подружку?
— Мэри. Она очень стесняется. Но мы немножко поиграли. Мне кажется, я ей понравилась.
— Она твоего возраста? Вы могли бы вместе ходить в школу.
— Мама, я не хочу ходить в школу. Я хочу остаться дома и помогать тебе. Я могу присматривать за ребёнком, когда он родится.
— Детонька, тебе надо учиться.
С улицы донёсся голос Джуд. Она кричала. Ещё кричали какие-то мальчишки. Слышалась брань, в основном ругалась Джуд.
Мама вздохнула:
— Похоже, жить здесь — уже само по себе учение. Дикси, помоги встать. Не знаю, что там у Джуд стряслось, но ругается она так, что обо всей нашей семье ничего хорошего не подумаешь.
Я побежала вниз по лестнице впереди мамы. Мартина ухватила меня, когда я выскакивала за дверь.
— Дикси, стой! Там целая шайка. Это опасно.
— Там же Джуд, — сказала я и вывернулась от Мартины.
На улице рядом с машиной стояли шестеро мальчишек. На четверых были куртки с капюшонами и бейсбольные кепки. Капюшоны они натянули на кепки до самого козырька и стали похожи на хищных птиц с длинными клювами. У одного из парней, огромного и толстого, на пуловере была неприличная надпись. Другой был кудрявый брюнет в чёрном шарфе и с серьгой в ухе, похожий на пирата. Он стоял подбоченившись и кивал головой на Джуд, как бы жалея её. Джуд обрушивала на него потоки брани, словно и не замечая, что она одна, а их много. И они совсем не то, что ребятишки, с которыми она дралась в Блечворте. Эти были старше и куда страшнее.
Рошель стояла позади Джуд. Она, похоже, тоже сердилась, щеки у неё разгорелись, глаза блестели.
— А ну-ка брысь отсюда! — крикнула она.
Она кричала не на мальчишек. Она кричала на Джуд.
— Ага, пошла вон, старшая сестрица, — сказал Пират.
— О'кей, как только вы отвяжетесь от моей младшей сестрёнки. Вы соображаете, сколько ей лет? Двенадцать!
— Заткнись, Джуд! Мне уже почти тринадцать!
— Сразу видно, что ты уже совсем созрела, детка! — сказал Жирный.
— Только скажи ей ещё что-нибудь такое, и я вмажу тебе прямо по жирной харе! — заявила Джуд.
Он сказал кое-что похуже. Кое-что очень грубое о Рошель и Джуд. Кулаки у Джуд сжались, и она со всего размаха заехала ему в челюсть. Он обалдело мотнул головой.
— Слушай, она напрашивается, — сказал один из Капюшонов. — Давайте-ка проучим эту маленькую стерву.
Двое парней схватили Джуд за плечи и прижали её к машине Брюса. Джуд пыталась лягаться, но её перехватили. Главный Капюшон с ухмылкой шагнул к ней.
— Пустите эту дуру, она же ещё совсем маленькая, — сказал Пират.
Неразумная Джуд обозвала его в ответ грубым словом. Потом плюнула в морду главному Капюшону. Он сжал кулаки. Я взвизгнула и бросилась к ней, но кто-то меня оттолкнул и протиснулся к Джуд, расшвыряв мальчишек. Самый крупный из Капюшонов бросился на него, но он перехватил удар рукой, которая, похоже, была у него из железа. Потом ткнул Капюшона этой железной рукой под ребра. Капюшон упал на колени, хватая воздух ртом.
— Смываемся! — крикнул он. — Ну их, этих девок!
И они бросились наутёк. Я вытаращилась на этого потрясного супермена. Это был Брюс!
— Вот это да, дядя Брюс! Вы были просто блеск! Как в мультике — бац-бум-готово! Как вы его отколотили! Вы спасли Джуд. Они бы её так избили…
— Я не нуждаюсь в том, чтобы меня спасали, — проговорила Джуд подавленно, облизывая свой кулак. Костяшки пальцев у неё были ярко-красные, так она ушиблась о Жирного.
— Покажи-ка руку, — сказал Брюс.
— Все в порядке, — пробурчала Джуд. — Не лезьте не в свои дела, ладно?
— Это ты не лезь не в свои дела и не вмешивайся, когда не просят, свинья тупая! — завизжала Рошель. — Как ты смеешь меня учить и вести себя как полная дура? Ты мне будешь указывать, с кем мне разговаривать!
— Он-то с тобой хотел не только разговаривать, идиотка! Он для тебя слишком взрослый! К тому же выглядит полным кретином. Он кем себя воображает, Пиратом Карибского моря?
— По-моему, он классный! — сказала Рошель. — И я ему, похоже, тоже понравилась — пока ты все не испортила, разоравшись, сколько мне лет.
— Лет-то тебе двенадцать, а мозгов, как у шестилетки, — сказала Джуд и ущипнула Рошель.
— Ты от меня отвяжешься или нет! — воскликнула Рошель, пихая Джуд.
— Кто-то же должен тебя хоть немножко вразумить! Ты что, не видишь, что это за парни!
— Да тебе просто завидно, потому что они болтали со мной, а не с тобой, — огрызнулась Рошель. — Тебе нож в сердце, если я кому-то нравлюсь, Джуд Бриллиант!
— Господи, ну не будь же такой балдой! — сказала Джуд, в отчаянии давая ей пинка.
На Рошель были её лучшие красные замшевые лодочки на высоком каблуке. Ей и в спокойном-то состоянии трудно бывало удерживать на них равновесие. Она шатнулась назад и грохнулась вверх ногами.
Пират все ещё наблюдал за нами, притаившись на углу улицы Меркурий. Рошель стала краснее, чем её туфли. Она яростно выругалась, с трудом поднялась на ноги и бросилась к Джуд, пытаясь вцепиться ей в лицо своими длинными ногтями.
— Эй, девочки, прекратите! — крикнул Брюс. Обе в один голос посоветовали ему не отсвечивать и продолжали драться.
Обычно Джуд могла положить Рошель на обе лопатки за несколько секунд, но сейчас Рошель была в такой ярости, что справиться с ней было не так легко. Я разревелась, умоляя их прекратить. Мартина сунула мобильник в карман и попыталась их разнять. Джуд случайно ударила её по плечу. Мартина сняла с ноги туфель и принялась методично колотить обеих по головам.
— Привет! — сказала она. — Ты где была так долго?
— В саду. А ещё я подружилась с девочкой из дома напротив.
— Отлично, детка. А теперь поможешь старушке матери?
— Ага.
Я закатала рукава кофты и стала тереть ванну. Кран был покрыт чёрным налётом, который не желал оттираться.
— Попробуй старой зубной щёткой, — сказала мама. — Вон в той картонной коробке — все, что лежало в ванной.
Совсем старой зубной щётки я не обнаружила. Розовая щётка Рошель уже чуточку начала щетиниться.
— Рошель тебя убьёт, — сказала мама, когда я взялась за дело. — А как зовут твою новую подружку?
— Мэри. Она очень стесняется. Но мы немножко поиграли. Мне кажется, я ей понравилась.
— Она твоего возраста? Вы могли бы вместе ходить в школу.
— Мама, я не хочу ходить в школу. Я хочу остаться дома и помогать тебе. Я могу присматривать за ребёнком, когда он родится.
— Детонька, тебе надо учиться.
С улицы донёсся голос Джуд. Она кричала. Ещё кричали какие-то мальчишки. Слышалась брань, в основном ругалась Джуд.
Мама вздохнула:
— Похоже, жить здесь — уже само по себе учение. Дикси, помоги встать. Не знаю, что там у Джуд стряслось, но ругается она так, что обо всей нашей семье ничего хорошего не подумаешь.
Я побежала вниз по лестнице впереди мамы. Мартина ухватила меня, когда я выскакивала за дверь.
— Дикси, стой! Там целая шайка. Это опасно.
— Там же Джуд, — сказала я и вывернулась от Мартины.
На улице рядом с машиной стояли шестеро мальчишек. На четверых были куртки с капюшонами и бейсбольные кепки. Капюшоны они натянули на кепки до самого козырька и стали похожи на хищных птиц с длинными клювами. У одного из парней, огромного и толстого, на пуловере была неприличная надпись. Другой был кудрявый брюнет в чёрном шарфе и с серьгой в ухе, похожий на пирата. Он стоял подбоченившись и кивал головой на Джуд, как бы жалея её. Джуд обрушивала на него потоки брани, словно и не замечая, что она одна, а их много. И они совсем не то, что ребятишки, с которыми она дралась в Блечворте. Эти были старше и куда страшнее.
Рошель стояла позади Джуд. Она, похоже, тоже сердилась, щеки у неё разгорелись, глаза блестели.
— А ну-ка брысь отсюда! — крикнула она.
Она кричала не на мальчишек. Она кричала на Джуд.
— Ага, пошла вон, старшая сестрица, — сказал Пират.
— О'кей, как только вы отвяжетесь от моей младшей сестрёнки. Вы соображаете, сколько ей лет? Двенадцать!
— Заткнись, Джуд! Мне уже почти тринадцать!
— Сразу видно, что ты уже совсем созрела, детка! — сказал Жирный.
— Только скажи ей ещё что-нибудь такое, и я вмажу тебе прямо по жирной харе! — заявила Джуд.
Он сказал кое-что похуже. Кое-что очень грубое о Рошель и Джуд. Кулаки у Джуд сжались, и она со всего размаха заехала ему в челюсть. Он обалдело мотнул головой.
— Слушай, она напрашивается, — сказал один из Капюшонов. — Давайте-ка проучим эту маленькую стерву.
Двое парней схватили Джуд за плечи и прижали её к машине Брюса. Джуд пыталась лягаться, но её перехватили. Главный Капюшон с ухмылкой шагнул к ней.
— Пустите эту дуру, она же ещё совсем маленькая, — сказал Пират.
Неразумная Джуд обозвала его в ответ грубым словом. Потом плюнула в морду главному Капюшону. Он сжал кулаки. Я взвизгнула и бросилась к ней, но кто-то меня оттолкнул и протиснулся к Джуд, расшвыряв мальчишек. Самый крупный из Капюшонов бросился на него, но он перехватил удар рукой, которая, похоже, была у него из железа. Потом ткнул Капюшона этой железной рукой под ребра. Капюшон упал на колени, хватая воздух ртом.
— Смываемся! — крикнул он. — Ну их, этих девок!
И они бросились наутёк. Я вытаращилась на этого потрясного супермена. Это был Брюс!
— Вот это да, дядя Брюс! Вы были просто блеск! Как в мультике — бац-бум-готово! Как вы его отколотили! Вы спасли Джуд. Они бы её так избили…
— Я не нуждаюсь в том, чтобы меня спасали, — проговорила Джуд подавленно, облизывая свой кулак. Костяшки пальцев у неё были ярко-красные, так она ушиблась о Жирного.
— Покажи-ка руку, — сказал Брюс.
— Все в порядке, — пробурчала Джуд. — Не лезьте не в свои дела, ладно?
— Это ты не лезь не в свои дела и не вмешивайся, когда не просят, свинья тупая! — завизжала Рошель. — Как ты смеешь меня учить и вести себя как полная дура? Ты мне будешь указывать, с кем мне разговаривать!
— Он-то с тобой хотел не только разговаривать, идиотка! Он для тебя слишком взрослый! К тому же выглядит полным кретином. Он кем себя воображает, Пиратом Карибского моря?
— По-моему, он классный! — сказала Рошель. — И я ему, похоже, тоже понравилась — пока ты все не испортила, разоравшись, сколько мне лет.
— Лет-то тебе двенадцать, а мозгов, как у шестилетки, — сказала Джуд и ущипнула Рошель.
— Ты от меня отвяжешься или нет! — воскликнула Рошель, пихая Джуд.
— Кто-то же должен тебя хоть немножко вразумить! Ты что, не видишь, что это за парни!
— Да тебе просто завидно, потому что они болтали со мной, а не с тобой, — огрызнулась Рошель. — Тебе нож в сердце, если я кому-то нравлюсь, Джуд Бриллиант!
— Господи, ну не будь же такой балдой! — сказала Джуд, в отчаянии давая ей пинка.
На Рошель были её лучшие красные замшевые лодочки на высоком каблуке. Ей и в спокойном-то состоянии трудно бывало удерживать на них равновесие. Она шатнулась назад и грохнулась вверх ногами.
Пират все ещё наблюдал за нами, притаившись на углу улицы Меркурий. Рошель стала краснее, чем её туфли. Она яростно выругалась, с трудом поднялась на ноги и бросилась к Джуд, пытаясь вцепиться ей в лицо своими длинными ногтями.
— Эй, девочки, прекратите! — крикнул Брюс. Обе в один голос посоветовали ему не отсвечивать и продолжали драться.
Обычно Джуд могла положить Рошель на обе лопатки за несколько секунд, но сейчас Рошель была в такой ярости, что справиться с ней было не так легко. Я разревелась, умоляя их прекратить. Мартина сунула мобильник в карман и попыталась их разнять. Джуд случайно ударила её по плечу. Мартина сняла с ноги туфель и принялась методично колотить обеих по головам.