Я медленно выдохнула и слабо улыбнулась.
   — Лола Роза Удача, — сказала мама. — Ну что ж. Новое имя — новая жизнь.
   Она утерла полные слез глаза, размазывая тушь.
   — Боже мой, на кого я похожа! Черт, я же не взяла крем для снятия макияжа! Я забыла вообще всю косметику!
   — Пойдем в магазин и купим тебе целую кучу новой. И мне что-нибудь, — сказала я с надеждой.
   — Хорошо, Лола Роза, — сказала мама и пошла к раковине умываться. Она зачерпнула воды и вдруг взвизгнула: — Господи!
   Я наполнила раковину холодной водой и пустила туда Пузырька. Мама его случайно поймала. Он вывернулся и плюхнулся обратно в воду, а нас с мамой разобрал истерический смех.
   — Вы там, заткнитесь, люди спят! — Кто-то стучал нам в стену.
   Мы с мамой продолжали хохотать, зажимая рты ладоням. Проснулся Кенни.
   — Где я? — Он заплакал. — Мама! Джейни!
   — Ш-ш-ш, Кенни, мы здесь, — сказала я, подходя к нему.
   — И заткните своего ребенка, — раздался за стеной тот же голос.
   — Это ты шумишь, приятель! — крикнула мама. — Сам заткнись!
   — Мама! Не надо! Не устраивай скандал, пожалуйста! — прошипела я и обняла Кенни, пытаясь его успокоить.
   Голос ответил грубым словом, таким грубым, что мы с мамой снова расхохотались. Мама улеглась рядом с нами.
   — Первое, что мы сделаем, — сказала она, — уедем отсюда. Это настоящий притон.
   — Джейни, ты меня задушишь! — заныл Кенни.
   — Извини, я не нарочно. Только не зови меня Джейни. Я теперь Лола Роза.
   — А я — Виктория, — сказала мама.
   — Это такая игра? — спросил Кенни неуверенно. — Мне не нравится. Я хочу домой.
   — Нет, ты что! — сказала я поспешно. — Вот увидишь, как будет здорово. Мы потом пойдем по магазинам. Просто мы теперь другие люди, и у нас другие имена. Меня зовут Лола Роза Удача. Классно, правда? А мама — Виктория Удача. А тебя как будут звать?
   — Я Кенни, — сказал Кенни.
   — Это понятно, но ты можешь выбрать любое имя, какое захочешь! Помочь тебе? Ну, например… Джимми? Робби? Дэвид?
   — Как? Я все равно не запомню. — Кенни забеспокоился.
   — Запомнишь! А хочешь что-нибудь похожее на Кенни: Ленни? Бенни?
   — А можно, я буду Кендэл?
   — Мятное печенье "Кендэл"! — рассмеялась мама.
   Я почувствовала, как Кенни весь напрягся от обиды.
   — Кендэл — здоровское имя, — сказала я.
   — Очень здоровское. У Виктории Удачи двое чудесных деток — Кендэл и Лола Роза, — сказала мама, протискиваясь между нами. — Может, попробуем теперь чуток соснуть?
   Она прижала нас к себе. Кенни Кендэл лежал тихо. Я уже думала, что он заснул. Но тут он снова подал голос:
   — А как будут звать папу?
   Я ждала, что ответит мама. Но она ничего не ответила. Наверное, она заснула.
   — Папа теперь не член нашей семьи, Кендэл, — прошептала я.
   — Почему? — Голос у Кендэла был удивленный.
   Я поражалась его тупости.
   — Ты знаешь почему! — прошипела я. — Потому что папа ведет себя ужасно и все время бьет маму. Он и меня ударил. Мне все еще больно двигать челюстью.
   — Меня он не бил, — сказал Кендэл.
   — А маму тебе не жалко?
   — Так она же заслужила!
   Я схватила его сквозь футболку за худые плечи и начала трясти:
   — Как ты можешь говорить такую глупость и гадость!
   — Но она правда заслужила. Так папа сказал! — Кендэл начал хныкать. — Джейни, перестань, больно же!
   — Я тебе не Джейни. Я Лола. Лола Роза. И если ты хоть слово еще скажешь о папе, я правда рассержусь. Мы его ненавидим.
   — Неправда! — всхлипнул Кенни. — Мы его любим.
   Я повернулась к нему спиной и отпихнула локтем, когда он попытался ко мне прижаться. Я ненавидела отца, хотя Кенни был прав.
   Я отца ненавидела и боялась до безумия. И все-таки я его любила.
   Я представила, как он там бродит один по квартире, зовет нас, заглядывает во все комнаты, откидывает покрывала на кроватях, открывает шкафы. Потом он, наверное, начат беситься. От злобы. Но ему, конечно, очень больно. Он, наверное, плачет. Папа у нас самый крутой мужик во всем квартале, но я много раз видела, как он плачет. Он всегда плачет, когда побьет маму. Берет ее руки в свои, говорит, что виноват перед ней, а по щекам текут слезы. А потом целует ее синяки, становится на колени и умоляет простить его. И она прощает.
   И не только она. Папа любого умеет умаслить. Когда с Кенни бывают припадки ярости и он кидается на спину, брыкает ногами и вопит-разрывается, папа со смехом поднимает его и говорит: "Ну-ка выключим этот глупый носик", нажимая ему на нос, как на кнопку. Кенни внезапно перестает вопить и весело смеется, как будто он просто шутил.
   Со мной папа тоже умеет обращаться. Он подходит, садится рядом, берет мою руку и заводит игру с пальцами, давая им всем смешные прозвища. Однажды он раскрасил мои обкусанные ногти во все цвета радуги, а большие пальцы и один мизинец — в золотой, серебряный и снежно-белый цвета. Он купил пакетик разноцветных бусин и нанизывал их мне на волосы, угощая меня заодно шоколадными драже в разноцветную крапинку.
   На последний день рождения он мне подарил большую серебряную коробку, перевязанную радужной ленточкой. Из коробки выглядывала ткань, и я догадалась, что это радужное платье. Это меня встревожило, потому что я уже слишком взрослая для таких нарядов. Платье было очень красивое, с мелкими складками и радужным поясом впереди, буфами на рукавах и пышной юбкой с оборками. В пять лет мне до смерти хотелось иметь такое платье. Сейчас оно на мне выглядело ужасно. Слишком обтягивающее, слишком яркое, слишком детское. Но пришлось мне улыбнуться, присесть, расправляя юбку, и закружиться по квартире, изображая восторг.
   Еще мне пришлось надеть его на школьную дискотеку. Надо мной все смеялись. Никто не хотел со мной танцевать. Пришлось танцевать одной, выделывая коленца и притворяясь, что мне очень весело. От бурных движений швы полопались. Мама пыталась их зашить, но ткань расползалась под иголкой. Мы запрятали платье подальше в шкаф, чтобы папа не увидел.
   Я представила, как он сейчас его найдет.
   Мне казалось, что сердце у меня лопается, как швы на моем платье.
 

Глава пятая Экскурсия по городу

   Мы выписались из гостиницы сразу после "европейского завтрака".
   — Интересно, что «европейского» в кукурузных хлопьях, гренках и разбавленном апельсиновом соке? — сказала мама. — Просто грабеж! Давайте не будем жаться и найдем что-нибудь получше.
   Мы выбрали большой новый отель с видом на Темзу.
   — Класс! — сказала мама. — Ведите себя тут прилично, дети!
   Номер был большой, с огромной кроватью, застланной розовым шелковым покрывалом из той же ткани, что и сборчатые портьеры.
   — Розочка тоже в цвет, — сказала я.
   Но медведица выглядела на фоне покрывала ужасно серой и обтрепанной. В номере были ванная комната, телевизор, телефон и холодильник.
   — Глядите, тут полно напитков! И орешки, и шоколад! Ура! — сказал Кенни, шурша обертками.
   — Прекрати, они же, наверное, не бесплатные, а, мама? — Я схватила Кенни за руки.
   — Да ладно, малышка, деньги у нас есть. Пусть берет что хочет.
   Кендэл выпил банку кока-колы и грыз орешки, пока мы с мамой вместе принимали ванну. В ванной стояли миниатюрные бутылочки шампуня и пены для ванн, так что мы устроили густую пену и воображали себя кинозвездами.
   — Кенни… Кендэл, иди сюда, ныряй к нам! — позвала мама.
   Было слышно, как он там разговаривает сам с собой или с кем-то еще.
   — Кендэл?
   Я вылезла из ванны, завернулась в одно из чудесных огромных пушистых полотенец, лежавших рядом, и прокралась в комнату.
   Кендэл, прислонившись к зеркалу, болтал по телефону.
   — Да, папа, в Лондоне здорово! — говорил он.
   Я похолодела:
   — Кенни!
   Он удивленно взглянул на меня и повернулся спиной:
   — Только Джейни все время ко мне пристает, папа. И мне приходится спать с ней и с мамой в большой кровати, а я хочу отдельную кровать — я ведь уже большой, правда?
   Тут я так рванула трубку, что зашибла ему пальцы.
   — Ай! — вскрикнул Кенни. Он хотел меня ударить, но только сделал еще больнее своим бедным пальчикам.
   — Ты сказал папе, где мы!
   Тут я услышала гудок в трубке. Кенни на самом деле ничего не сказал папе. Он разговаривал с ним понарошку.
   Если только папа не повесил трубку…
   — Кенни, ты правда говорил с папой?
   — Да! И он сказал, что ты себя плохо со мной ведешь и он скоро приедет и тебя накажет, ясно? И вообще, я уже не Кенни. Я Кендэл.
   — Господи боже ты мой! — крикнула мама из ванной. — Да перестаньте ж вы оба орать! Сейчас нам опять застучат в стену.
   — Он пытался позвонить папе!
   — Не будь дурой. Он не умеет. Он даже номера толком не знает.
   — Знаю! Я знаю наш номер. Один-два-три-четыре-шестнадцать-десять-двадцать, поняла? — сказал Кенни.
   Я поняла. Я взяла его на руки, поцеловала и пожалела помятую ручку. Мама вышла из ванной вся розовая и очень хорошенькая, несмотря на синяки и разбитый нос. Я посадила Кендэла в ванну и выдувала с ним пузыри, пока он не перестал злиться.
   — А теперь пойдем кутить, — сказала мама.
   Начали мы с того, что еще раз позавтракали — блины с кленовым сиропом и мороженое. Я съела свою порцию и половину Кенниной, а потом все водила пальцем по тарелке, чтобы подобрать сироп до последней капли.
   — Ну и манеры у тебя, Лола Роза! — сказала мама, а потом вытянула палец и сделала то же самое.
   Я взяла тарелку в руки, собираясь ее вылизать.
   — Ой-ой-ой! Это, по-моему, уже слишком, — заметила мама. — Ну, вперед. Будем развлекаться. Пошли на колесо обозрения.
   — Развлекаться, развлекаться, развлекаться, — распевал Кендэл, пока слова от повторения не превратились в бессмысленную скороговорку.
   Он ахнул от восторга, когда мы показали ему на огромное колесо со стеклянными подвесными кабинками. Мы стали смотреть, как оно медленно-медленно поворачивается.
   — Развлекаться, развлекаться, развлекаться, — распевал Кендэл все время, пока мы стояли в очереди.
   Сперва все улыбались и говорили: "Славный малыш!", но постепенно стало заметно, что он действует людям на нервы. Нам он тоже действовал на нервы, но унять его, когда он уже завелся, невозможно. Он твердил свое «развлекаться» до той самой минуты, когда нужно было заходить в стеклянную кабинку. Тут он разревелся.
   — Кенни, что с тобой? — спросила мама.
   — Кендэл, — прошипела я, — иди сюда, тут ничего нет страшного. Заходи скорее.
   — Нет! — орал Кенни. — Я боюсь!
   Пришлось мне подхватить его и втащить в кабинку, перебросив через плечо. Он вопил и лягался, колотя меня носками ботинок в живот.
   — Прекрати, Кендэл! Тут хорошо! И совсем не страшно.
   — Мы упадем!
   — Нет, конечно. Мы в стеклянной кабинке. Мы поднимемся высоко-высоко в воздух, как будто летаем. Ну посмотри!
   Кендэл не хотел никуда смотреть. Орать он перестал, но сунул голову мне под куртку и вцепился крепко-крепко. Мне хотелось встать, чтобы получше все увидеть, но, стоило мне двинуться, он начинал ныть.
   — Ну и плакса ты, Кендэл! — сказала мама. — Лола Роза, давай его сюда, я его подержу.
   — Спасибо, Виктория, — ответила я.
   Мы чувствовали себя как на сцене, потому что еще не привыкли к своим новым именам. Мне ужасно нравилось, что меня называют Лола Роза. Я отцепила Кендэла, передала его маме и встала, прижавшись лицом к стеклу. Мне хотелось, чтобы было пострашнее, чтобы мы крутились на большой скорости и Лондон плыл у нас перед глазами. Или чтобы стеклянная кабинка отцепилась от колеса и полетела сама собой, унося нас все дальше и дальше от папы. Здесь, в голубом небе, я чувствовала себя куда безопаснее.
   Я была совсем не рада, когда мы спустились на землю. Я все время думала о папе и озиралась.
   — Лола Роза, перестань озираться, ты мне действуешь на нервы, — сказала мама.
   — А теперь мы куда пойдем? — поинтересовался Кендэл.
   Мама ничего не ответила. Я посмотрела на нее. Она не знала.
   — Пошли по магазинам, — предложила я.
   Магазинов, правда, видно не было, только река, пешеходные дорожки и большие дома.
   — Мама, а где тут магазины?
   — Где-то там. — Мама неопределенно махнула за реку. — Наверное, надо перейти через мост. Ты что собираешься покупать, Лола Роза? Джинсовую курточку на меху? А тебе, Кендэл, кожаную куртку, да?
   Кендэл не ответил. Он все еще сопел и слегка всхлипывал после долгого рева. Глаза его были прикованы к соседнему зданию.
   — Кендэл! Ты что, забыл свое новое имя? — шепотом спросила я.
   — Не забыл, — сказал он, не отрывая взгляда от стены с вывеской. — Здесь рыбы.
   — Аквариум! Правда, милый, — сказала мама. — Какой же ты у меня умница! Надо же, такой малыш, а знает такое длинное слово — "аквариум"!
   — Можно мы тут купим рыбок — друзей для нашего Пузырька?
   — Конечно, надо купить еще одну золотую рыбку, корм и нормальный аквариум, — сказала я.
   Пузырек сегодня утром выглядел неважно. Мы смыли с ванны мыльную пену и пустили его плавать, но вид у Пузырька был очень вялый. Мне показалось, что долго он не протянет. Хорошо бы отвлечь Кендэла новыми рыбками.
   Но когда мы вошли, оказалось, что это не такой аквариум, где покупают рыбок, а что-то вроде рыбьего зоопарка.
   — Здесь только смотрят на рыбок, Кендэл, их здесь не продают. Пойдем.
   — Я хочу посмотреть, — сказал Кендэл.
   — На всю эту кучу рыбы? — протянула мама. — Отстань, Кенни. Кендэл! Это же скукотища. Нет, мы сейчас пойдем по магазинам и купим тебе кожаную куртку.
   — Пожалуйста, пойдем смотреть рыб! — канючил Кендэл. — А акулы там есть?
   — Акулы! — Я засмеялась.
   Но там и правда были акулы.
   Я слонялась по темным коридорам, без всякого интереса заглядывая в витрины с рыбами и думая о джинсовой курточке на меху. Я мечтала отыскать скамейку: ноги у меня уже отваливались. Мама поднимала Кендэла на руки, чтобы он мог разглядеть очередную скользкую тварь.
   Мне казалось, что вполне достаточно увидеть одну рыбу, — остальные точно такие же. Эти были ничем не лучше нашего Пузырька. Я свернула за угол и оказалась перед огромной витриной — во всю стену. Прислонившись к стеклу, я воображала себя русалочкой — мы с папой сто лет назад смотрели мультик про русалочку, — и вдруг прямо на меня выплыла огромная акула с разинутой пастью. Три ряда устрашающих зубов мелькнули совсем рядом с моим носом.
   Я закричала.
   Примчались мама и Кендэл.
   Я кричала, зажимая рот обеими руками, и не могла остановиться.
   — Что случилось, Джейни? Папа? Ты его видела? — Мама прижала меня к себе.
   — Акула! — выдохнула я.
   — О господи! — Мама легонько встряхнула меня за плечи. — Как ты меня напугала!
   Группа японских туристов со смехом показывала на меня пальцами.
   — Ты испугалась рыбы? — Мама тоже рассмеялась.
   — Это акула, — сказала я. — Она огромная и была совсем близко. Как будто она до меня дотрагивается.
   — Я не боюсь, — заявил Кендэл. — Хочу посмотреть акулу! Где она?
   — Похоже, Лола Роза ее спугнула своими воплями. Ты прямо хуже Кендэла!
   И тут мимо нас проплыла еще одна огромная акула, а за ней другая и третья — со злобными глазами и огромной разинутой пастью. Мама отшатнулась:
   — Вот черт! — Она взяла меня за руку. — Беру свои слова обратно. Какие громадины!
   — Мне они нравятся! Акулочки, акулочки! Хорошие мои! Плывите ко мне! Откройте ротики, я хочу поглядеть на ваши зубки! — уговаривал Кендэл, прижав нос к стеклу.
   — Эй, ты смотри! — крикнула я, прижимаясь к маме.
   — Я и смотрю, — откликнулся Кендэл. — До чего они славные! Мама, купи мне одну, ну пожалуйста!
   Туристы так и согнулись от хохота. Я тоже засмеялась, но меня все еще трясло. До чего же они противные, эти акулы! Я не могла заставить себя подойти к стеклу, хотя знала, что им сквозь него не проплыть. Мне хотелось поскорее перейти в следующий зал, но Кенни приклеился к стеклу, как будто ладошки и нос у него превратились в липучки. Когда мама попыталась его оторвать, он захныкал.
   — Дети, вы меня с ума сведете! — сказала мама. — Лола Роза, иди в следующий зал. Мы тебя догоним, когда его высочество налюбуется на своих акул.
   И я побежала по коридору, за угол и вверх по наклонному полу. Тут я остановилась. Я оказалась над бассейном с акулами. Уйти было некуда. Вот они, плывут прямо на меня.
   Я испугалась, что сейчас снова не выдержу и закричу, и бросилась бежать по темным коридорам и слабо освещенным залам с мерцающими стеклами. Я промчалась сквозь весь аквариум до сувенирного магазинчика у выхода. При виде ярко-голубых игрушечных акул мне снова стало не по себе.
   Я сидела в углу целую вечность. Мне казалось, что мама и Кенни никогда уже не придут. Наконец они появились, держась за руки. Кендэл весь сиял, щеки у него горели.
   — Лола Роза, куда ты запропастилась? — сказала мама.
   — Какая ты дура, Джейни, то есть Лола Роза! Там пришел дядя и рассказал мне все про акул. Самую большую-пребольшую зовут Джордж. Он все делает лучше всех. Джордж видит в десять раз лучше меня, а нюх у него в сто раз лучше.
   — Да, они могут в океане учуять каплю крови за много миль. — Мама оскалила зубы, изображая акулу.
   — Мам, перестань.
   — Ты что, правда боишься, трусиха? Эти акулы в аквариуме не едят людей. Их кормят чем-то вроде рыбной паэльи, с осьминогами, кальмарами и всякое такое. Мы туда вернемся и посмотрим, как их кормят, да, Кендэл?
   — Ага! Я хочу покормить Джорджа.
   — Ну, тебе, милый, наверное, все же не разрешат его кормить. Но мы посмотрим, как дядя это делает. Зря ты не осталась, Лола Роза, было ужасно интересно! — Мама посмотрела на меня и подошла совсем близко: — Джейни, что ты дергаешься? Что с тобой? Ты же всегда была разумной девочкой!
   — Я и есть разумная. Разумным людям акулы противны, потому что они уродливые и могут разорвать человека на куски. Иди с Кендэлом обратно, если хочешь, а моей ноги там больше не будет. Ни за что!
   Я вышла из магазина, встала у парапета и стала смотреть на реку. Я прекрасно знала, что в Темзе нет никаких акул, и все же мне казалось, что вот-вот над водой промелькнет смертоносный спинной плавник.
   Когда мама с Кендэлом наконец вышли, Кендэл прижимал к груди большую ярко-голубую игрушечную акулу.
   — Смотри, у меня теперь свой Джордж! — закричал он, бросаясь ко мне. — Фас! — Он раскрутил Джорджа за хвост и ткнул мне в лицо.
   Больно не было. Я понимала, что Джордж — мягкая игрушка и зубы у него войлочные, и все же я закричала.
   — Джейни, да прекратишь ты, наконец! Ты просто изображаешь трусиху, чтоб на тебя побольше обращали внимание! — прикрикнула мама.
   Мне стало так обидно, что я надулась и не разговаривала с ними обоими все время, что мы шли по мосту и пересекали Ковент-Гарден. Но тут мама остановилась перед шикарной французской кофейней.
   — Будем прожигать жизнь, — сказала она и решительно двинулась внутрь.
   Мне пришлось нарушить молчание, чтобы сказать, какое я хочу пирожное. Выбирала я очень долго, потому что все они были необыкновенно красивые и соблазнительные. Наконец я остановилась на пирожном со взбитыми сливками и клубникой, украшенном сверху завитком шоколадного мороженого. Мама взяла изящный миндальный круассан. Кендэл выбрал безе с ванильным кремом, но лизал его без особой охоты и половину не доел. Я сделала это за него. А еще я получила чашку горячего шоколада, как из сказки, густого-прегустого и с горкой сливок сверху. Мама рассмеялась, глядя на меня:
   — Ну что, Лола Роза, развеселилась?
   — Еще бы! — ответила я.
   Потом мы перешли к серьезным покупкам. Мы зашли в шикарный магазин детской одежды и нашли там обалденную черную кожаную куртку, которая сидела на Кендэле как влитая. Он был в ней до того хорош, что даже продавщица захлопала в ладоши и сказала "лапонька!". Куртка стоила кучу денег.
   — Но у меня и есть куча денег, — сказала мама, выгребая пригоршнями свои пятерки, как скопившуюся мелочь.
   Куртки для девочек мы тоже посмотрели. Джинсовая курточка на меху там была, и у меня уже радостно забилось сердце. Но когда я ее примерила, оказалось, что она мне мала. Я насилу всунула руки в рукава, а спереди она не сходилась.
   — Я слишком толстая, — сказала я, чувствуя себя отчаянно несчастной.
   — Не будь дурой! Ты просто выросла — понятно, что детские одежки тебе уже не годятся. Мы найдем тебе куртку на меху, не волнуйся, — утешила меня мама.
   Мы ходили и ходили по магазинам. Кендэл перестал устраивать Джорджу воздушные заплывы и захныкал. Наконец в тринадцатом магазине — мое счастливое число! — мы увидели целый ряд женских джинсовых курток на искусственном меху. Бежевый, голубой, розовый мех. Замирая от волнения, я примерила куртку с розовым мехом. Она была мне как раз! Разве что рукава длинноваты, но мама мне их закатала и сказала, что такие куртки все равно только так и носят.
   Мама ее купила, и я прямо в куртке вышла из магазина. Ощущение было такое, будто я прижимаю к себе мягчайшего плюшевого мишку. Я выглядела по-настоящему классно, честное слово. Из каждой витрины мне улыбалась сияющей улыбкой новая, шикарная Лола Роза в голубой джинсовой курточке с розовым меховым воротником.
   Мама тоже заинтересовалась джинсовыми куртками, но потом увидела короткий обтягивающий белый кожаный пиджак. Она смотрелась в нем потрясающе, как настоящая рок-звезда, особенно с темными очками.
   Мы выплыли из магазина: Лола Роза в голубой джинсовой куртке на меху, Виктория в белом кожаном пиджаке, как у рок-звезды. Две очаровашки с очаровательным малышом Кендэлом, оравшим на всю Англию, волоча за хвост акулу Джорджа.
   Мы решили купить ему его любимый красный фруктовый лед, чтобы он заткнулся. Это его всегда успокаивало. Но кругом были только шикарные кондитерские, где продавали трюфели и марципаны, и ни одного обычного ларька с дешевым мороженым.
   — Может, в переулке что-нибудь найдется, — сказала мама.
   Наконец нам попался газетный киоск. Земляничного льда, который Кендэл любит больше всего, не было, зато мама купила ему все остальные — апельсиновый, манговый, черносмородиновый и молочный.
   — На, детка, видишь, сколько. — Соси и помолчи! — сказала мама.
   Мне она купила сливочный пломбир. Я ела его очень осторожно, чтобы не испачкать новую куртку. Я была так сосредоточена на том, чтобы не уронить ни одной капли, что чуть не прошла мимо самого важного магазина. Это был книжный, но книжки там продавались чудесные: раскраски, картинки для вырезания, наклейки — целые горы.
   — Скукотища! — сказал Кендэл, перемазанный цветным мороженым, как помадой.
   Но тут он увидел раскраску "Рыбы мира" и принялся ее клянчить, хотя он и красить-то не умеет — восковыми карандашами всегда вылезает за контур, а если я даю ему свои фломастеры, он жмет на них так сильно, что получаются мохнатые точки.
   — Ладно, ладно, избалованный ребенок номер два, — сказала мама, открывая свою волшебную сумочку. — А ты, избалованный ребенок номер один? Тебе тоже нужна раскраска?
   Книгу, которую мне хотелось больше всего на свете, я нашла в самом дальнем углу сказочного магазина. Это был толстый альбом с викторианскими репродукциями, специально предназначенными для того, чтобы отрывать их по дырочкам и наклеивать в альбом. Там были сотни детей в ярких розовых и сиреневых нарядах, играющих с кошками и собаками, цветы, птицы, морские пейзажи, дед-мороз, младенцы, бабочки, ангелочки…
   — Мама, Виктория, ну пожалуйста! — прошептала я.
   Вечером мы сидели все вместе на двуспальной кровати и смотрели телевизор. Мама переключала каналы. Кендэл устроился между нами и снова и снова пускал Джорджа по кровати в атаку на бедного медведя Бобку. Я сидела по-турецки, положив на коленки альбом и наклеивая новые вырезки.
   Больше всего мне понравились четыре огромных ангела. У них были длинные золотые волосы, струящиеся белые одежды и большие серые крылья, выходившие из лопаток. Я аккуратно наклеила их в альбом вплотную друг к другу, чтобы они уместились на одной странице. Ночью мне снилось, что ангелы стоят по углам нашей кровати, распахнув крылья, как занавеси из перьев, и охраняют нас.
 

Глава шестая
Деньги потрачены

   — Пошли опять кутить, — сказала мама, как только я открыла глаза.
   Она уже успела встать и одеться. Похоже, спала она немного, но вид у нее был бодрый. Мы кутили до опупения. Мы покупали блузки, брюки, ночные рубашки и пижамы, новые туфли. И какие! Маме на шпильке, с открытой пяткой и ремешком вокруг щиколотки, а мне первую пару взрослых туфель на каблуках. Каблуки были совсем низкие, и все-таки я не могла пройти в них по комнате, не шатаясь.
   — Ничего, — сказала мама. — Потренируешься и привыкнешь. Ну что, можно идти танцевать!
   Она купила маленький плеер и целую стопку своих любимых дисков. Днем, когда в отеле гудели пылесосы и шум никому не мешал, мы устроили в номере собственную дискотеку. Особенно нравилась маме песенка "Я переживу". Она танцевала под нее, выбрасывая руки, а мы с Кендэлом за ней повторяли.
   Горничная пришла убрать номер и увидела, как мы танцуем. Она расхохоталась и присоединилась к нам, тоже выбрасывая руки.
   — Вот как надо, да, дочка! — сказала она.