— Надеюсь, ты не считаешь меня полной дурой? — фыркнула я, со злостью отшвырнув тетрадку в сторону.
   — Конечно нет, — поспешил успокоить меня Оливер. — Просто ты страдаешь дислексией [8].
   — И что, получается, я не способна правильно писать?
   — Совершенно верно. И тебе требуется помощь специалиста.
   — Не нужна мне никакая помощь — ни простая, ни специальная. А про дислексию я знаю: в последней моей школе мне тоже так говорили. Как оно пишется, это слово? Ну-ка продиктуй по буквам.
   — Не знаю, отстань. Это такое хитрое слово, и обозначает оно болезнь. Видишь ли, есть много людей, которые не в состоянии писать правильно. Зато ты классно рисуешь! Какую ты сделала клевую татуировку Брайану! Умереть — не встать! Но те, что на твоей маме, рисовала не ты?
   — Нет конечно! Понимаешь, чтобы делать татуировки, нужно вначале долго учиться — ты даже не представляешь, сколько всего разного нужно знать! — и потом нужно тщательно следить за тем, чтобы все было стерильно чисто! Но так просто рисовать на коже я, конечно, могу. Это ерунда, проще простого! Могу и тебе нарисовать что-нибудь. Если хочешь, конечно.
   — Только после уроков, ладно? Когда придем к вам.
   — Боишься, что мисс Хилл увидит? Эх ты! Ты даже не представляешь, какие художественные шедевры скрыты под этой старой бежевой кофточкой и темно-синей юбкой! Думаешь, я тебя разыгрываю? — Я перевернула страницу и принялась рисовать мисс Хилл — в чем мать родила и к тому же с ног до головы покрытую татуировками.
   — Долфин, ты с ума сошла, тут же на другой стороне твое сочинение! Как ты теперь его сдашь? — всполошился Оливер, но стоило ему увидеть мои художества, как глаза его заблестели.
   — Ух ты, клево! Тютелька в тютельку она, честное слово!
   А меня будто охватило какое-то безумие. Я все рисовала и рисовала, одну за другой придумывая все новые и новые татуировки — все более замысловатые и, я бы сказала, дикие. Я старалась, чтобы ни один сантиметр тела мисс Хилл не пропал зря.
   — Это кошмар какой-то! Ты просто спятила! — пропыхтел Оливер. — Знаешь, мне кажется, я просто не смогу больше смотреть на мисс Хилл.
   И в тот же момент в библиотеку вплыла сама мисс Хилл! Собственной персоной!
   Оливер сдавленно охнул. Я в мгновение ока затолкала под стол свой шедевр и судорожно сжала его коленями.
   — Добрый день, мистер Гаррисон. Мне нужно подобрать несколько книг для нашего викторианского проекта. — В этот момент ее взгляд случайно упал на Оливера. — Оливер, это ты? — удивилась она. — Что ты тут делаешь?
   Оливер только беспомощно открыл рот, да так и застыл, не в силах выдавить из себя ни звука, словно вытащенная на берег рыба.
   — Оливер волнуется, потому что я попросила его помочь мне написать сочинение, мисс. Мисс Хилл. Он испугался, потому что решил, что вы рассердитесь, а я сказала: нет, наоборот, вы похвалите его за то, что он предложил мне помощь. Это ведь и вправду очень мило с его стороны, да, мисс Хилл?
   — Э-э-э… да. Конечно. Хотя в общем-то ты должна была сделать все самостоятельно, Долфин. А что это ты прячешь под столом? Это, наверное, и есть твой рассказ? Дай-ка мне посмотреть, много ли у тебя получилось.
   У Оливера вырвался сдавленный стон.
   — Нет, нет, это просто так… это… черновик, мисс Хилл. Я… я вообще его порвала, — бормотала я, торопливо комкая листок и превращая его в тугой бумажный шарик. — Но я как раз собираюсь его переписать. Правда ведь, Оливер?
   Оливер по-прежнему был не в состоянии выдавить из себя ни звука, но судорожно закивал с такой скоростью, будто кто-то долбил его по голове.
   — Очень хорошо, Долфин. Буду с нетерпением ждать возможности почитать твое сочинение. Наверняка получится нечто захватывающее. — Милостиво кивнув, мисс Хилл двинулась к стеллажам, где хранилась викторианская литература.
   Мистер Гаррисон ее сопровождал. Когда она, покончив со своими делами, скользнула по тщательно натертому полу к двери и выпорхнула из библиотеки, он обернулся и хитровато нам подмигнул.
   — Не знаю, что там на самом деле — я хочу сказать, на том листке, который ты прячешь, Долфин, — но я бы на вашем месте избавился от этой бумажки. И как можно быстрее.
   — Спасибо, мистер Гаррисон, — кивнула я, пряча бумажный комок в карман.
   Ах, как бы мне хотелось, чтобы моим учителем был мистер Гаррисон, а не мисс Хилл, но он вел третьи классы. Ученики дружно его обожали. Стоило ему только выйти во двор, как они мигом облепляли его со всех сторон, точно мухи пряник, и висли на нем гроздьями. Как-будто он был их общим папой. Вот бы мне такого папу, подумала я.
   В конце концов я написала сочинение и назвала его «Мой папа». Ну… точнее, я рассказала все Оливеру, он записал, а я потом переписала своей рукой. К тому времени, как я добралась до конца, рука у меня уже отваливалась от усталости.
   МОЙ ПАПА
   Я обожаю своего папу, он просто супер. Он приезжает и видится со мной только раз или два в год, потому что он всегда путешествует по всем морям и океанам, сколько есть в мире, и изучает дельфинов. Поэтому меня тоже назвали Долфин. Мой папа понимает крики дельфинов и может плавать среди них, и в следующий раз, когда он приедет повидаться со мной, он сказал, что возьмет и меня с собой и я буду кататься на спине у дельфина, и держу пари все просто сойдут с ума от зависти, а мой лучший друг Оливер тоже, если захочет, сможет покататься на дельфине вместе со мной.
    Это правда? — спросил Оливер.
   — Правда что? Покататься на спине у дельфина? — переспросила я. — Ну… не совсем.
   — Нет… правда, что я твой лучший друг?
   — Конечно. Ведь ты же придешь к нам пить чай? — ответила я.
   Но меня понемногу начали одолевать сомнения. После школы мы зашли за Стар, и все вместе отправились домой. Стар было не узнать — она была просто до слащавости мила, болтала с Совенком, словно он был ее младшим братишкой, и тарахтела без умолку, всю дорогу рассказывая ему уморительные байки о каких-то глупых проделках ее хоккейной клюшки. Оливер заливался смехом. Я угрюмо тащилась сзади, начиная понемногу чувствовать себя лишней, но тут Оливер вспомнил обо мне. Он воспользовался тем, что Стар зашла в магазин, и неожиданно заявил:
   — А мне нравится твоя сестра.
   — Она всем нравится. А ты заметил, какая она хорошенькая? А волосы какие!
   — Просто великолепные. — Оливер немного помолчал. — Но не такие классные, как у тебя! — выпалил он вдруг.
   Конечно, все это было очень мило, но прозвучало настолько по-дурацки, что я от неожиданности побагровела.
   — Что это с тобой, Дол? — поинтересовалась Стар. — Ты красная, как помидор. — В руках она держала огромный бумажный пакет.
   — Ничего.
   — Батюшки, Оливер! Что ты ей такое сказал?
   — Ничего.
   — Ну вы прямо как попугаи: только и твердите «ничего», «ничего», — передразнила нас Стар. — Нате, несите сами.
   И с этими словами она сунула нам свой объемистый пакет. Чего там только не было! Фруктовый шербет с орехами, тоненькие банановые хрустики и тянучки, кока-кола, колечки с ликером и длинные палочки мармелада в форме извивающихся змей.
   — Ух ты! Клево! — восторженно заверещал Оливер.
   Всю дорогу до дома мы изнывали от нетерпения, глотая слюну и непроизвольно облизываясь. Но стоило мне только увидеть знакомые очертания сломанных садовых ворот и парадную дверь, как настроение у меня упало. Меня стало слегка подташнивать, а во рту появился противный металлический привкус.
   — Какой у вас большой дом! — вежливо сказал Оливер. — А вот у нас совсем крошечный, да и то, боюсь, нам с мамой скоро придется переехать из него в самую обычную квартиру.
   — У нас тут тоже только квартира. Внизу, на первом этаже, живет одна старая кошелка. А вот наверху, прямо над нами, — самое настоящее привидение!
   — Привидение?! — Оливер недоверчиво хихикнул.
   — Угу. Только не думай, что это обычный, давным-давно осточертевший всем тип в дурацкой ночной рубашке. Нет, у нас призрак что надо, пальчики оближешь! Жуткого вида труп, разлагающийся прямо на глазах, вонь от него — не продохнешь, весь в могильных червях и при этом еще на каждом шагу от него отваливаются кусочки и с мерзким хлюпаньем падают на пол. Представляешь?!
   Оливер нервно захлопал глазами.
   — Заткнись! — возмущенно прошипела Стар, вставляя ключ в замочную скважину. — Не слушай ее, Оливер. Просто человек, который жил в квартире над нами, умер. Почему-то никто так и не удосужился забрать из квартиры его вещи, а нам с Дол как-то почудилось, будто он, шаркая, поднимается по лестнице к себе наверх.
   — Правда?! — замирающим голосом спросил Оливер.
   — Конечно, неправда! — фыркнула я. — С нами всегда так: сколько ни старайся, никогда не догадаешься, что правда, а что — нет.
   Я шагнула в подъезд вслед за Стар и потащила за собой Оливера. Даже тут, внизу, все было пропитано сладким ароматом пекущегося теста. Мы со Стар украдкой обменялись взглядами. На лице у нее была написана тревога — наверное, она, так же как и я, сейчас гадала, уж не взбрело ли Мэриголд, часом, в голову снова испечь тысячу и один кекс. Но когда мы вошли в кухню, то, к счастью, обнаружили всего один, зато какой! Совершенно потрясающий — сверху донизу облитый засахаренной глазурью, он вдобавок был еще весь усыпан коричневыми марципанами.
   — Это специально для тебя, Совенок, — проворковала Мэриголд.
   — Мэриголд, его зовут Оливер, а вовсе не Совенок, — смущенно поправила я.
   Но Оливер, казалось, нисколько не обиделся.
   — Спасибо, — враз осипшим голосом прошептал он, восторженно разглядывая кекс.
   Я заметила, что он украдкой поглядывает и на Мэриголд, и в глазах у него появляется легкое разочарование. Мне не стоило особого труда догадаться, в чем тут дело, — одетая в джинсы и рубашку с длинными рукавами Мэриголд сейчас не представляла особого интереса. Выглядела она на редкость обычно — даже пресловутый третий глаз благоразумно прятался под воротником рубашки.
   — Надеюсь, у нас к чаю не только кекс, да, Мэриголд? — небрежно поинтересовалась Стар.
   — Конечно, милая! Есть еще колбаса, и фасоль, и жареная картошка! И фруктовый йогурт! Ну и фрукты, естественно, тоже: яблоки, бананы и мандарины. — Мэриголд старательно перечисляла все, что у нас есть, при этом искательно заглядывая нам в глаза и явно ожидая одобрения.
   Мы слопали все подчистую. Оливеру достался ломтик кекса с фигуркой совенка. А потом мы поднатужились и уничтожили еще и то, что по дороге купила Стар.
   — Ты говорила, что у вас дома часто вообще не бывает еды, — тихонько прошептал Оливер. — А я так просто объелся. — Помогая убирать со стола, он украдкой сунул в рот ярко-красную желейную змею.
   — Не нужно, милый. Мы справимся сами, — заботливо проворковала Мэриголд. Она сновала взад-вперед по кухне, перетаскивая грязные тарелки, — ни дать ни взять обычная мама!
   — Что вы, мне совсем не трудно. Я люблю помогать. И спасибо за чудесный чай, — слегка неразборчиво произнес Оливер — наверное, желейная змея прилипла ему к зубам.
   — Ты просто мужчина моей мечты, — заявила Мэриголд, стоя у раковины и закатывая рукава рубашки.
   Вдруг она заметила, каким взглядом Оливер уставился на ее руки, и поспешно опустила рукава до самых запястий.
   — Оливер обожает татуировки, — успокоила ее я. — Покажи ему моего дельфина.
   Мэриголд, казалось, пребывала в нерешительности. Потом она воровато оглянулась через плечо. Стар тут же громко объявила, что пойдет к себе — у нее, дескать, полно уроков.
   — Хорошо, хорошо, милая, — кивнула Мэриголд и подняла рукава повыше, чтобы Оливер мог полюбоваться дельфином.
   — Кла-а-асс! — восторженно заверещал Оливер.
   — Покажи ему свою змею, Мэриголд, — попросила я.
   Мэриголд снова украдкой покосилась через плечо, чтобы лишний раз убедиться, что Стар поблизости нет. А потом, решившись, одним махом задрала рубашку чуть ли не до самых подмышек и горделиво продемонстрировала Оливеру змею, тугими кольцами свернувшуюся у нее на спине.
   — Классная работа! — присвистнул Оливер.
   Мэриголд зябко повела плечами, и мы невольно попятились — можно было поклясться, что змея бесшумно скользнула вдоль ее спины.
   — Ууууууух! — в полном изумлении выдохнул Оливер. — Просто дождаться не могу, когда наконец вырасту! Уж тогда отведу душу — разрисуюсь по полной программе!
   — Ну-ка сбегай за своими фломастерами, Дол, — скомандовала Мэриголд. — Твое желание — для нас закон, Оливер. Считай, что добрая фея тебя услышала.
   Мы усадила Оливера на диван, а сами устроились по бокам. Мэриголд разрисовывала его левую руку, покрывая ее драконами, змеями и динозаврами, пока я кропотливо трудилась над правой, решив украсить ее единорогами, русалками и множеством разнообразных звездочек. Оливер вертел головой вправо-влево, стараясь ничего не упустить, — в точности как на теннисном матче. Рот его разъехался в блаженной улыбке.
   Стар только один-единственный раз заглянула к нам — когда шла в ванную. Мэриголд, нервно вздрогнув, застыла, но Стар только покачала головой, небрежно уронив на ходу:
   — Здорово!
   — Это я выгляжу здорово, да? — задыхающимся голосом спросил Оливер с таким видом, будто вот-вот умрет от счастья.
   Когда Оливер, посмотрев на часы, понял, что ему пора домой, а нам с Мэриголд пришлось смыть с него все его замечательные татуировки, он чуть не заплакал.
   — Нет, пожалуйста! Прошу вас, оставьте хоть одну! — умолял он, глотая слезы. Правда, потом все-таки сознался, что его маму кондрашка хватит, если он заявится домой в таком виде.
   — Подумай, Оливер, ведь тогда она наверняка не позволит тебе больше бывать у нас, — для полного убеждения добавила я.
   — Ладно. Будь по-твоему. Соглашаюсь только потому, что очень хочу прийти к тебе еще. Знаешь, это был, наверное, самый счастливый день в моей жизни!
   Мы со Стар проводили его до дома. Всю дорогу Оливер беззаботно чирикал, пока не оказался возле своего дома. Его мать, укрывшись за шторой, украдкой наблюдала за нами. Дом, в котором они жили, выглядел невероятно, стерильно чистым — до такой степени, что мне захотелось поскорей уйти. Даже цветы в палисаднике вытянулись ровным строем, как солдаты на плацу. Я знала, что теперь пришла моя очередь ждать приглашения на чай к Оливеру, но что-то мне подсказывало, что вряд ли я получу от этого такое уж удовольствие.
   Вернувшись домой, мы со Стар застукали Мэриголд в тот момент, когда она пыталась воровато опрокинуть стаканчик. Она и при Оливере потихоньку выбиралась из кухни, и мы со Стар прекрасно знали зачем.
   — Твой Совенок, похоже, был счастлив, — сказала она.
   — Оливер. Да, конечно, — кивнула я. — Спасибо тебе за все, Мэриголд. Ты была так мила с ним. Он просто в восторге от тебя, честное слово!
   — Правда? Неужели? — воскликнула Мэриголд, покосившись на Стар, дошли ли до нее мои слова. Потом с утомленным видом вытянулась на диване, притворившись, что ужасно устала.
   — Завтра суббота, — многозначительно протянула Мэриголд. И замолчала.
   Стар притворилась, что не слышит. Взгляд ее был устремлен куда-то в пространство.
   — Какие у тебя планы, Стар, дорогая? —сладким голосом спросила Мэриголд.
   Стар пригладила волосы, облизнула пересохшие губы и как будто сжалась.
   — Поеду в Брайтон.
   — Я так и подумала, — кивнула Мэриголд. —Ты, наверное, звонила Микки?
   — Да.
   — Отлично, — сказала Мэриголд. — Просто великолепно.
   Она тяжело сползла с дивана и отправилась на кухню. В наступившей тишине мы услышали, как бутылка звякнула о край стакана. Скоро Мэриголд вернулась, держа в руках полный до краев стакан.
   — Мэриголд, не надо! — пискнула я.
   — Что — не надо? Это же вода, дорогая, — заявила Мэриголд, сделав несколько больших глотков. — Итак, Стар. Похоже, с погодой тебе повезло. День обещает быть теплым и солнечным. И мы с Дол тоже можем поехать. В Брайтон, я имею в виду. — Она снова глотнула из своего стакана.
   — Не надо, — мягко перебила ее Стар.
   — Мы поедем с тобой, дорогая. Все втроем. И повидаемся с Микки.
   — Нет, — повторила Стар.
   — Да, — улыбнулась Мэриголд. — Мы тоже поедем. Ты не можешь нам запретить.
   Стар даже не пыталась возражать — она просто смотрела на Мэриголд, и в глазах у нее была жалость.
   — И не смотри на меня так, — бросила Мэриголд. — Не знаю, откуда у тебя вдруг появилась эта отвратительная привычка смотреть на меня сверху вниз. Я так старалась! Я из кожи вон лезла! Мне хотелось быть хорошей матерью…
   — Ты хорошая. Ты самая лучшая в мире мама, — вмешалась я. Подбежав к ней, я осторожно взяла у нее из рук стакан, а потом крепко обняла.
   — С-стар… — запинающимся голосом проговорила Мэриголд.
   Поколебавшись немного, Стар подошла к дивану, на котором сидела Мэриголд, присела на краешек и со вздохом обняла ее за плечи. Она прижалась к ней, а я прижалась к ним, и мы долго-долго сидели втроем. И все-таки что-то было не так. Нервы у нас были напряжены до предела. И тела тоже. Все, что должно быть мягким, затвердело — мы будто разом превратились в каменные статуи. Вдруг тело Мэриголд внезапно обмякло и словно сползло вниз. Она глубоко задышала, и я поняла, что она спит. Стар осторожно выскользнула из ее объятий и бесшумно направилась к себе в комнату.
   Подложив подушку под голову Мэриголд и бережно укрыв ее пледом, я последовала за Стар.
   Она уже сложила вещи в свой школьный рюкзак. Рядом с ним стояли две туго набитые сумки.
   — Так ты действительно решила не возвращаться?! — воскликнула я и заревела.
   — Не надо, Дол! Прошу тебя. Я этого не перенесу! — взмолилась Стар. И тоже заплакала.
   — Не уезжай.
   — Я должна. Поехали со мной, Дол.
   — Я не могу.
   — Ну хорошо. Посмотрим, что будет дальше. Я оставлю тебе мобильник и буду звонить каждый день, чтобы убедиться, что у тебя все в порядке. И знай — ты можешь приехать в любое время, только скажи.
   — Дай мне телефон Микки.
   — Я не могу.
   — Я не скажу Мэриголд, обещаю.
   — Не захочешь, да скажешь. Она уж постарается как-нибудь вытянуть его из тебя.
   — Послушай, Стар… а что, если она утром увяжется за тобой? Ты ведь не сможешь ей помешать.
   — Это-то как раз просто, — покачала головой Стар.
   Вышло так, как она сказала. С вечера Стар забралась ко мне в постель, крепко обняла меня и лежала так, пока я не уснула. Проснулась я, когда на часах еще не было шести. Постель была пуста. Стар уехала.
   Я принялась ждать, пока проснется Мэриголд, отчаянно желая, чтобы она, как обычно, провалялась в постели до полудня. Но на этот раз, вопреки обыкновению, Мэриголд тоже проснулась чуть свет.
   — Какое сегодня чудесное солнечное утро, девочки, — промурлыкала она, открыв дверь в нашу комнату.
   И вдруг ей бросилась в глаза пустая постель Стар. Мэриголд приросла к месту, так и застыв с поднятой кверху рукой. Она ничего не сказала. Просто стояла и потрясение молчала. А потом бросилась ничком на постель Стар и зарыдала. Так она еще никогда не плакала — хриплые, сдавленные рыдания, казалось, разрывают ей сердце. Она задыхалась, давясь и захлебываясь слезами, будто змея, вытатуированная у нее на спине, вдруг ожила и своими скользкими, упругими кольцами сжимала ей горло.

Летучие мыши

   Я до смерти боялась, что Мэриголд снова ринется в Брайтон. Но, казалось, она смирилась и уже не думала об этом. Ее мучила головная боль, а вдоволь наплакавшись, она почувствовала себя еще хуже и вернулась в постель. Сказать по правде, я не знала, что делать. Играть у себя в комнате мне не хотелось — сейчас, без Стар, комната казалась пустой и холодной. И я вдруг почувствовала, что и у меня внутри воцарилась такая же пустота, словно душа внезапно покинула меня вместе со всем остальным, что было внутри, и осталась только пустая, жухлая оболочка. Я бесцельно слонялась по гостиной, ощущая в себе эту мертвящую пустоту до тех пор, пока мне не стало казаться, что я становлюсь легкой и невесомой, точно воздушный шарик. Я даже испугалась, что взлечу под потолок и так и останусь там навсегда. Почему-то мне вдруг вспомнился покойный мистер Роулинг — я представила, как он мягко шлепает прямо у меня над головой, теряя куски гниющей плоти, и внутри у меня все похолодело. Задрав голову кверху, я принялась разглядывать унылый потолок. Нетрудно было вообразить себе, как он бродит там, мягко переваливаясь, словно огромный медведь гризли. Меня внезапно обуял такой леденящий ужас, что я стремглав кинулась будить Мэриголд, хотя сильно подозревала, что она разозлится.
   Так оно и вышло. Поначалу Мэриголд словно взбесилась. Почему-то ей взбрело в голову, что я действовала у нее за спиной вместе со Стар и с самого начала знала, что та заранее решила встать чуть свет и удрать пораньше, пока все в доме спят. От несправедливости и обиды я расплакалась. Мэриголд вслед за мной тоже ударилась в слезы, мы обнялись и долго рыдали друг у друга на плече. От нее сильно несло перегаром, но мне уже было все равно.
   — Дол, девочка моя, — повторяла она, баюкая меня, и голос у нее снова стал ласковым. — Прости, что я была так ужасно жестока к тебе, дорогая. Я исправлюсь, честное слово, исправлюсь, обещаю. Мы с тобой чудесно проведем выходные, только ты и я. А потом Стар вернется домой, и нас опять будет трое — три веселые девчонки, как прежде. А сейчас мы просто обе скучаем по ней. В этом-то все дело, верно?
   Я заревела еще сильнее. Я боялась даже подумать о том, что сделает Мэриголд, когда узнает, что Стар уехала навсегда. И что тогда будет со мной. Пустота внутри меня стала еще ощутимей, чем прежде. Теперь мне уже стало казаться, что я вот-вот взлечу под облака и навеки затеряюсь в таком же пустом небе. Я теснее прижалась к Мэриголд, пробормотав что-то о том, какая у меня внутри пустота. А она почему-то решила, что я просто проголодалась.
   — Я тоже голодная. Просто умираю от голода, ей-богу. Давай сделаем так: вначале сходим куда-нибудь пообедаем, а потом устроим грандиозный поход за покупками! Накупим всякой всячины. Надо будет отыскать что-нибудь вкусненькое для Стар на завтра к чаю. И купим еще пива — а вдруг Микки тоже приедет с ней? Устроим классную вечеринку, повеселимся как следует…
   Мэриголд вновь понесло. Она с головой погрузилась в свои мечты, и остановить ее не было никакой возможности. Она решила повести меня в «Макдоналдс», и отговорить ее было невозможно — с таким же успехом я могла надеяться сдвинуть с места тяжеленный шкаф.
   — Не глупи, Дол, ты ведь просто обожаешь «Макдоналдс», — твердила она.
   …К моему облегчению, там не оказалось ни Марка, ни его дружков. Зал был битком набит только детьми и родителями.
   Мэриголд едва притронулась к еде, хотя и повторяла всю дорогу, что голодна как волк. А мне она чего только ни накупила — даже выбрала два крем-брюле, в точности как Стар. От этого мне стало еще хуже. Я отчаянно скучала по Стар.
   Неужто она и в самом деле решилась уйти? Уйти и никогда не возвращаться? Но как же она могла бросить Мэриголд? Бросить меня?
   Крем-брюле неожиданно рванулось наружу из желудка, и я едва успела добежать до туалета. Пустота внутри меня стала еще больше.
   Потом Мэриголд, как и обещала, устроила грандиозный поход за покупками. Пользовалась она той самой кредитной карточкой, при одном только взгляде на которую меня каждый раз кидало в дрожь. Мы купили поесть, мы купили выпить — куда больше, на мой взгляд, чем следовало бы, — и еще мы накупили кучу новой одежды: черные джинсы и черную атласную блузку с длинными рукавами для Мэриголд и синие джинсы и такие же джинсовые рубашки Стар и мне. И еще новые ночные рубашки, черную кружевную — для Мэриголд и белые полотняные, отделанные кружевными оборками, — для меня и Стар. Мэриголд даже купила несколько банок с синей и белой краской — освежить нашу спальню, как она сказала. Я пыталась ее отговорить, да куда там!
   К тому времени, как мы добрались до дома, Мэриголд буквально с ног валилась от усталости. Сообщив мне об этом, она налила себе выпить. Потом еще. И тут зазвонил телефон. Это была Стар. Мне удалось переброситься с ней всего лишь несколькими словами, потому что Мэриголд тут же выхватила у меня трубку. Она так старалась ничем не выдать себя, что разговаривала каким-то приторно-сладким тоном. А на виске у нее от напряжения даже вздулись вены.
   — Хорошо проводишь время, дорогая? Замечательно! Но какая же ты все-таки гадкая — удрала из дома в такую рань и даже ничего не сказала! И сама поехала на вокзал! Не знаю… Надеюсь, Микки встретил тебя на станции? Ну и хорошо. Может, дашь ему на минутку трубку, радость моя?.. Просто хочу узнать, как там у вас дела, во сколько вас обоих ждать завтра. Мы с Дол решили устроить для вас с Микки классную вечеринку! Так ты обещаешь, что Микки тоже приедет, да? Стар? Стар ?!
   Сообразив, что Стар бросила трубку, Мэриголд помрачнела и принялась пить рюмку за рюмкой. У меня не было сил бороться с ней, и, вспомнив, что она купила мне новый набор фломастеров и толстенный альбом, я решила порисовать. Сначала я нарисовала себя: в черной бархатной ведьмовской юбке я стояла, окруженная серебряным сиянием, защищавшим меня и придававшим мне особую магическую силу. Потом я снова нарисовала себя — как я иду по дорожке и походя пробую свои колдовские чары на каждом встречном и поперечном, точнее, на тех, кто особенно действовал мне на нервы. После этого я заново нарисовала мисс Хилл — воображение у меня разгулялось вовсю, и поэтому покрывавшие ее татуировки получились даже лучше, чем в первый раз. Потихоньку мое творение стало смахивать на карикатуру. Определенно стоит показать его в понедельник Оливеру, решила я. Может, даже пририсовать еще такие пузырики, как это делают на настоящих карикатурах, когда хотят изобразить речь, сказать Оливеру, что там написать, а он уже сделает это за меня?