— Стар!
— Нет, хватит! А теперь я вешаю трубку.
— Прошу тебя!
Я услышала щелчок, а потом — частые гудки. Мэриголд вырвала у меня трубку, поднесла ее к уху и тоже услышала гудки.
— Немедленно отдайте мне телефон! — рявкнула миссис Лафт.
Мэриголд молча протянула ей трубку, но руки ее так дрожали, что она едва не уронила ее.
— Огромное вам спасибо, — с едкой иронией проскрипела миссис Лафт. — А теперь, если, конечно, вас не затруднит, может быть, вы будете столь любезны вернуться к себе? И не смейте больше пользоваться моим телефоном как своим собственным! Лучше свой заведите! И платите за него вовремя! Может, тогда у вас не останется денег, чтобы швырять их на свои дурацкие прихоти! Только посмотрите на себя, и не стыдно вам? Шляетесь по всему дому в одной ночной рубашке, бесстыдница, да еще выставляете напоказ свои омерзительные татуировки! Какой пример вы подаете своим девочкам? Неудивительно, что одна уже сбежала! Да и кому охота жить с такой матерью!
Я ожидала, что Мэриголд придет в ярость и выдаст миссис Лафт по полной программе. Но она не сказала ни слова. В глазах у нее застыла растерянность. Казалось, она не понимает, что делает. Все так же молча она повернулась и двинулась к выходу, шлепая по полу босыми ногами.
— Нет, вы только посмотрите! — взвилась миссис Лафт. — Она мне весь ковер загадит своими грязными лапами!
— Я никогда не уйду от нее, вы слышите? — вступилась я за Мэриголд. — Она — самая лучшая мама на свете!
— Чушь какая! Будто я не слышала собственными ушами, как ты сама жаловалась сестре, что она тебя бьет! Когда вы обе вопили там, наверху, я едва удержалась, чтобы не позвонить куда следует!
— Не надо! Пожалуйста, не делайте этого! Ничего не случилось, правда! Мэриголд никогда, никогда в жизни не била меня! Никогда! — умоляюще бормотала я. — Не говорите никому, прошу вас!
Миссис Лафт торжествующе сложила на груди руки.
— Поживем — увидим, — мрачно произнесла она.
— Мэриголд, скажи ей! Скажи, что ты никогда и пальцем меня не трогала! Я сказала неправду, но ведь я не со зла! Я не хотела! Мэриголд!
Но Мэриголд была уже на лестнице. Я бегом кинулась за ней. Догнав ее, я вцепилась ей в руку.
— Мэриголд, ну скажи же ей, что у нас все в порядке! Что ты молчишь? Она же действительно может позвонить куда-нибудь!
— А почему бы нет? — тупо спросила Мэриголд. Голос ее был вялым и каким-то безжизненным.
— Но тогда меня заберут у тебя и отдадут в чужую семью!
— Может, оно и к лучшему, — пробормотала Мэриголд. — Эта старая крыса права. Неподходящая из меня вышла мать.
— Не говори так! — взмолилась я.
Когда мы вернулись к себе, я попыталась было обнять Мэриголд, но у меня ничего не получилось. То есть обнять-то ее я обняла, но почему-то мне все никак не удавалось прижаться к ней. Мэриголд была как неживая. Вначале я обвила ее руки вокруг себя, но стоило мне только разжать пальцы, как они, упав, бессильно повисли вдоль тела. Я умоляла ее сказать хоть словечко, но голос, которым она ответила, казалось, принадлежал кому-то другому. Глаза ее потемнели и казались пустыми и бездонными словно черные дыры.
— Может, хочешь снова лечь в постель? — спросила я. — У тебя усталый вид.
Она послушно забралась в постель и тут же закрыла глаза.
— Прости, что я наврала про тебя! Это только для того, чтобы Стар вернулась домой, — прошептала я.
Мэриголд не ответила.
Волоча ноги, я отправилась в свою новую бело-голубую спальню. Она казалась до ужаса пустой. Я стала придумывать себе разные игры, но ни на чем не могла остановиться, пока не представила, что моя кровать — это машина времени. Стоит мне только коснуться специального рычажка на матрасе, — и меня забросит вперед на целых десять лет. Я закрыла глаза и увидела себя стройной и гибкой девушкой. Роскошная грива распущенных волос спускалась ниже талии. Волосы у меня были необыкновенной красоты, хотя и не такие светлые, как у Стар. Какие же они будут? Я задумалась. Может, огненно-рыжие, как у Мэриголд? Нет. К тому времени, как я стану взрослой, мои невзрачные, мышиного цвета волосы потемнеют и к двадцати годам станут иссиня-черными, как вороново крыло. Это будет изумительно-красиво, особенно учитывая изумрудно-зеленые глаза, опушенные такими же черными ресницами. Кожа у меня будет белая-белая, и только на плече, в одном месте, будет малюсенькая татуировка, о которой никто не будет знать, — крохотная черная ведьмочка. А еще у меня будет маленькая сережка в носу, с изумрудиком — под цвет моих глаз. Только на работе я буду ее обязательно снимать и буду носить платья с длинными рукавами и скалывать свои роскошные черные волосы скромным пучком на затылке. И вообще я стану одеваться очень просто: черные джинсы и такая же черная блуза. И у меня будет свой собственный салон-парикмахерская, только волшебный, где я лично буду придумывать всякие экзотические прически. Например, с цветами в волосах, украшенных крошечными сверкающими стразами и стеклярусом. Я стану красить женские волосы в фантастические оттенки пурпурного, лазоревого и небесно-голубого, буду стричь, расчесывать и завивать красивых женщин. А топ-модели, рок-звезды и кутюрье будут виться вокруг меня, как ночные бабочки вокруг лампы, и самые известные фотографы станут валяться у меня в ногах, умоляя позволить им сфотографировать хотя бы несколько моих шедевров.
Каждую неделю я буду проводить с разными красивыми мужчинами. Все они будут умными и энергичными и будут меня обожать. И я позволю им покупать мне еду, и цветы, и хорошие вина, и все такое. Но потом я все равно буду возвращаться к себе, в свою очаровательную, отделанную самыми известными стилистами и дизайнерами квартиру, с лампой в виде зеркального шара, который будет тихо вращаться, и блики света закружатся по комнате, будто метель.
Так, мечтая, я стала потихоньку проваливаться в сон, но все-таки не спала, а скорее, балансировала на какой-то грани между сном и реальностью. Мне показалось, я слышу, как Мэриголд шуршит чем-то на кухне, но когда я сама позже забрела туда попить, ее там не было. Я жадно пила воду глоток за глотком, и стакан жалобно позвякивал о мои зубы. В животе у меня внезапно забурчало, и я вспомнила, что за всеми этими событиями мы даже забыли поесть. От сильного запаха краски меня слегка подташнивало. По-моему, воняло сейчас даже сильнее, чем раньше, во всяком случае, в носу у меня отчаянно свербило, даже глаза слезились.
Раз уж я выпила такую прорву воды, решила я, не худо бы заглянуть на всякий случай в туалет. Я открыла дверь и вросла в землю — в лунном свете передо мной застыло привидение! Самое настоящее! Призрак! Весь белый, словно смерть!
Я заорала благим матом.
Призрак тоже.
Я узнала этот голос. И запах тоже узнала.
Щелкнув выключателем, я уставилась на маячившую передо мной белую фигуру.
— Мэриголд… это ты?!
Я не верила собственным глазам. Она была белая — белая с ног до головы. Белой была даже половина волос на голове. Шея, руки, обнаженное тело, ноги — все было белым. Мэриголд выкрасилась той самой краской, которую мы купили для нашей со Стар спальни. Все ее тело покрывал жирный слой белой краски, не видно было даже татуировок, только самые яркие из них слегка проглядывали сквозь ее новую, ослепительно-белую кожу.
Я неуверенно протянула к ней руки… мне казалось, что все это мне просто снится.
— Нет. Не надо. Она еще не высохла, — пробормотала Мэриголд. — Не высохла, понимаешь? Она еще влажная. Поэтому я не могу сесть. Не могу лечь. Но это не страшно. Она ведь высохнет, правда? И я тоже. И тогда все будет в порядке. Я стану вся белая-белая. И тогда я буду хорошей матерью и возлюбленной, и Микки привезет Стар домой, и мы всегда будем вместе. У нас будет семья… моя семья… и все будет хорошо, очень, очень хорошо… я верю — все будет хорошо. Сначала все было плохо, очень плохо, словно какое-то проклятие, верно? А теперь будет хорошо… хорошо… хорошо. Никаких татуировок — Стар всегда их ненавидела, и меня тоже ненавидела, но теперь их нет. И лазера не нужно. Хотя, может быть, попробовать бритвой, как ты думаешь? Нет, бритвой нельзя, тогда будет много крови… много красного, а я хочу, чтобы все было белым-белым, светлым, вот это будет правильно…
Она все говорила и говорила, и это уже было похоже на какие-то заклинания, которые она бормотала себе под нос невнятной скороговоркой. Меня всю трясло. Вот теперь, думала я, Мэриголд окончательно сошла с ума. Чокнулась. Спятила. Съехала с катушек. Конец.
Лягушка
— Нет, хватит! А теперь я вешаю трубку.
— Прошу тебя!
Я услышала щелчок, а потом — частые гудки. Мэриголд вырвала у меня трубку, поднесла ее к уху и тоже услышала гудки.
— Немедленно отдайте мне телефон! — рявкнула миссис Лафт.
Мэриголд молча протянула ей трубку, но руки ее так дрожали, что она едва не уронила ее.
— Огромное вам спасибо, — с едкой иронией проскрипела миссис Лафт. — А теперь, если, конечно, вас не затруднит, может быть, вы будете столь любезны вернуться к себе? И не смейте больше пользоваться моим телефоном как своим собственным! Лучше свой заведите! И платите за него вовремя! Может, тогда у вас не останется денег, чтобы швырять их на свои дурацкие прихоти! Только посмотрите на себя, и не стыдно вам? Шляетесь по всему дому в одной ночной рубашке, бесстыдница, да еще выставляете напоказ свои омерзительные татуировки! Какой пример вы подаете своим девочкам? Неудивительно, что одна уже сбежала! Да и кому охота жить с такой матерью!
Я ожидала, что Мэриголд придет в ярость и выдаст миссис Лафт по полной программе. Но она не сказала ни слова. В глазах у нее застыла растерянность. Казалось, она не понимает, что делает. Все так же молча она повернулась и двинулась к выходу, шлепая по полу босыми ногами.
— Нет, вы только посмотрите! — взвилась миссис Лафт. — Она мне весь ковер загадит своими грязными лапами!
— Я никогда не уйду от нее, вы слышите? — вступилась я за Мэриголд. — Она — самая лучшая мама на свете!
— Чушь какая! Будто я не слышала собственными ушами, как ты сама жаловалась сестре, что она тебя бьет! Когда вы обе вопили там, наверху, я едва удержалась, чтобы не позвонить куда следует!
— Не надо! Пожалуйста, не делайте этого! Ничего не случилось, правда! Мэриголд никогда, никогда в жизни не била меня! Никогда! — умоляюще бормотала я. — Не говорите никому, прошу вас!
Миссис Лафт торжествующе сложила на груди руки.
— Поживем — увидим, — мрачно произнесла она.
— Мэриголд, скажи ей! Скажи, что ты никогда и пальцем меня не трогала! Я сказала неправду, но ведь я не со зла! Я не хотела! Мэриголд!
Но Мэриголд была уже на лестнице. Я бегом кинулась за ней. Догнав ее, я вцепилась ей в руку.
— Мэриголд, ну скажи же ей, что у нас все в порядке! Что ты молчишь? Она же действительно может позвонить куда-нибудь!
— А почему бы нет? — тупо спросила Мэриголд. Голос ее был вялым и каким-то безжизненным.
— Но тогда меня заберут у тебя и отдадут в чужую семью!
— Может, оно и к лучшему, — пробормотала Мэриголд. — Эта старая крыса права. Неподходящая из меня вышла мать.
— Не говори так! — взмолилась я.
Когда мы вернулись к себе, я попыталась было обнять Мэриголд, но у меня ничего не получилось. То есть обнять-то ее я обняла, но почему-то мне все никак не удавалось прижаться к ней. Мэриголд была как неживая. Вначале я обвила ее руки вокруг себя, но стоило мне только разжать пальцы, как они, упав, бессильно повисли вдоль тела. Я умоляла ее сказать хоть словечко, но голос, которым она ответила, казалось, принадлежал кому-то другому. Глаза ее потемнели и казались пустыми и бездонными словно черные дыры.
— Может, хочешь снова лечь в постель? — спросила я. — У тебя усталый вид.
Она послушно забралась в постель и тут же закрыла глаза.
— Прости, что я наврала про тебя! Это только для того, чтобы Стар вернулась домой, — прошептала я.
Мэриголд не ответила.
Волоча ноги, я отправилась в свою новую бело-голубую спальню. Она казалась до ужаса пустой. Я стала придумывать себе разные игры, но ни на чем не могла остановиться, пока не представила, что моя кровать — это машина времени. Стоит мне только коснуться специального рычажка на матрасе, — и меня забросит вперед на целых десять лет. Я закрыла глаза и увидела себя стройной и гибкой девушкой. Роскошная грива распущенных волос спускалась ниже талии. Волосы у меня были необыкновенной красоты, хотя и не такие светлые, как у Стар. Какие же они будут? Я задумалась. Может, огненно-рыжие, как у Мэриголд? Нет. К тому времени, как я стану взрослой, мои невзрачные, мышиного цвета волосы потемнеют и к двадцати годам станут иссиня-черными, как вороново крыло. Это будет изумительно-красиво, особенно учитывая изумрудно-зеленые глаза, опушенные такими же черными ресницами. Кожа у меня будет белая-белая, и только на плече, в одном месте, будет малюсенькая татуировка, о которой никто не будет знать, — крохотная черная ведьмочка. А еще у меня будет маленькая сережка в носу, с изумрудиком — под цвет моих глаз. Только на работе я буду ее обязательно снимать и буду носить платья с длинными рукавами и скалывать свои роскошные черные волосы скромным пучком на затылке. И вообще я стану одеваться очень просто: черные джинсы и такая же черная блуза. И у меня будет свой собственный салон-парикмахерская, только волшебный, где я лично буду придумывать всякие экзотические прически. Например, с цветами в волосах, украшенных крошечными сверкающими стразами и стеклярусом. Я стану красить женские волосы в фантастические оттенки пурпурного, лазоревого и небесно-голубого, буду стричь, расчесывать и завивать красивых женщин. А топ-модели, рок-звезды и кутюрье будут виться вокруг меня, как ночные бабочки вокруг лампы, и самые известные фотографы станут валяться у меня в ногах, умоляя позволить им сфотографировать хотя бы несколько моих шедевров.
Каждую неделю я буду проводить с разными красивыми мужчинами. Все они будут умными и энергичными и будут меня обожать. И я позволю им покупать мне еду, и цветы, и хорошие вина, и все такое. Но потом я все равно буду возвращаться к себе, в свою очаровательную, отделанную самыми известными стилистами и дизайнерами квартиру, с лампой в виде зеркального шара, который будет тихо вращаться, и блики света закружатся по комнате, будто метель.
Так, мечтая, я стала потихоньку проваливаться в сон, но все-таки не спала, а скорее, балансировала на какой-то грани между сном и реальностью. Мне показалось, я слышу, как Мэриголд шуршит чем-то на кухне, но когда я сама позже забрела туда попить, ее там не было. Я жадно пила воду глоток за глотком, и стакан жалобно позвякивал о мои зубы. В животе у меня внезапно забурчало, и я вспомнила, что за всеми этими событиями мы даже забыли поесть. От сильного запаха краски меня слегка подташнивало. По-моему, воняло сейчас даже сильнее, чем раньше, во всяком случае, в носу у меня отчаянно свербило, даже глаза слезились.
Раз уж я выпила такую прорву воды, решила я, не худо бы заглянуть на всякий случай в туалет. Я открыла дверь и вросла в землю — в лунном свете передо мной застыло привидение! Самое настоящее! Призрак! Весь белый, словно смерть!
Я заорала благим матом.
Призрак тоже.
Я узнала этот голос. И запах тоже узнала.
Щелкнув выключателем, я уставилась на маячившую передо мной белую фигуру.
— Мэриголд… это ты?!
Я не верила собственным глазам. Она была белая — белая с ног до головы. Белой была даже половина волос на голове. Шея, руки, обнаженное тело, ноги — все было белым. Мэриголд выкрасилась той самой краской, которую мы купили для нашей со Стар спальни. Все ее тело покрывал жирный слой белой краски, не видно было даже татуировок, только самые яркие из них слегка проглядывали сквозь ее новую, ослепительно-белую кожу.
Я неуверенно протянула к ней руки… мне казалось, что все это мне просто снится.
— Нет. Не надо. Она еще не высохла, — пробормотала Мэриголд. — Не высохла, понимаешь? Она еще влажная. Поэтому я не могу сесть. Не могу лечь. Но это не страшно. Она ведь высохнет, правда? И я тоже. И тогда все будет в порядке. Я стану вся белая-белая. И тогда я буду хорошей матерью и возлюбленной, и Микки привезет Стар домой, и мы всегда будем вместе. У нас будет семья… моя семья… и все будет хорошо, очень, очень хорошо… я верю — все будет хорошо. Сначала все было плохо, очень плохо, словно какое-то проклятие, верно? А теперь будет хорошо… хорошо… хорошо. Никаких татуировок — Стар всегда их ненавидела, и меня тоже ненавидела, но теперь их нет. И лазера не нужно. Хотя, может быть, попробовать бритвой, как ты думаешь? Нет, бритвой нельзя, тогда будет много крови… много красного, а я хочу, чтобы все было белым-белым, светлым, вот это будет правильно…
Она все говорила и говорила, и это уже было похоже на какие-то заклинания, которые она бормотала себе под нос невнятной скороговоркой. Меня всю трясло. Вот теперь, думала я, Мэриголд окончательно сошла с ума. Чокнулась. Спятила. Съехала с катушек. Конец.
Лягушка
Я пустила горячую воду, но Мэриголд решительно отказывалась забираться в ванну. Тогда я попыталась оттереть ее тряпкой, но она принялась пронзительно кричать. Ухватив ее за руку, призрачно-белую, как у привидения, я потянула ее за собой, уговаривая лечь в постель, но она стояла неподвижно, как скала. Ее невозможно было сдвинуть с места — босые белые ноги Мэриголд, казалось, вросли в пол, словно пустили корни. Оставить ее тут? Упаси бог! При одной только мысли о том, что она может натворить, мне стало страшно. В конце концов я выпустила из ванны воду, насухо вытерла ее полотенцем Мэриголд, а потом забралась в нее и свернулась там клубочком, подложив под голову свое собственное махровое полотенце. Сна у меня не было ни в одном глазу, да и как тут уснешь, когда собственная мать маячит в темноте, белая, словно всамделишное привидение?! Все-таки где-то перед самым рассветом я, наверное, ненадолго задремала, потому что потом вдруг проснулась, как от толчка, стукнувшись головой о кран. Мэриголд была здесь. Она слегка покачивалась с закрытыми глазами.
— Мэриголд?
Глаза открылись. Они были мутными, будто подернутыми пленкой.
— Мэриголд, прошу тебя. — Выбравшись из ванной, я осторожно обняла ее за перепачканные в краске плечи. — Ты спишь?
Она слегка моргнула. Но мне по-прежнему казалось, что она смотрит куда-то мимо меня.
— Может, давай все это смоем? — предложила я.
В ярком утреннем свете все выглядело гораздо хуже, чем ночью. Даже на ресницах Мэриголд толстым слоем, будто белая тушь, лежала краска. Она покрывала ее всю, в том числе и уши. Мэриголд умудрилась выкрасить их даже внутри.
— Ох, Мэриголд, ну что ты наделала? Только посмотри — ты же вся в краске! А что, если ты ослепнешь? Или оглохнешь? Это же опасно! Ну, пожалуйста, прошу тебя, давай смоем все это поскорее!
Теперь я вся тряслась, сама ужасаясь тому, как могла быть такой идиоткой и оставить все, как есть, на целую ночь. Наверное, потому что так до конца и не проснулась. Все это здорово смахивало на кошмарный сон, но в утреннем свете выглядело до ужаса реальным. Меня охватил такой страх, что пришлось воспользоваться унитазом прямо у нее на глазах. Я не могла терпеть ни единой минуты. Казалось, я вот-вот описаюсь. Но Мэриголд, по-моему, ничего не заметила.
Потом я кинулась вновь наполнять ванну водой. Мэриголд стояла, как каменный истукан, и мне так и не удалось заставить ее сесть в ванну. Вконец отчаявшись, я попыталась отскрести ее прямо так, но это было напрасной потерей времени и сил. Все, что мне удалось, — это отковырять несколько крохотных кусочков краски.
Не зная, что делать, я принялась копаться в шкафчике под раковиной и внезапно наткнулась на бутыль со скипидаром. Налив немножко на тряпку, я стала тереть ей ноги. Каждое мое прикосновение заставляло Мэриголд вздрагивать. Как я ни терла, краска так толком и не отошла, зато в тех местах, где мне все ж таки кое-как удалось ее отскрести, кожа побагровела и стала пунцово-красной. Понятия не имею почему — может, и от скипидара. К тому же ей наверняка было здорово больно.
— Я не знаю, что надо делать, — забормотала я. — Ты меня слышишь, Мэриголд? Что мне делать, пожалуйста, скажи!
Губы ее слабо шевельнулись, будто она пыталась что-то сказать, но с них не слетело ни единого звука.
— Что, больно? Потерпи, я сейчас смою скипидар. Наверное, он жжется. Прости. — Я снова и снова обмывала водой ее ноги, пока под ними не образовалась здоровенная лужа. Белая краска по-прежнему покрывала их отвратительным толстым слоем, на фоне ее проглядывавшая кое-где кожа казалась особенно багровой, и рядом с этим совсем уж жутко выглядело черное пятно татуировки возле большого пальца. Увидев его, я едва не хлопнулась в обморок со страху, решив, что это наверняка начинается гангрена, и только потом, разглядев тоненькую перепончатую лапку, сообразила наконец, что это всего лишь лягушка, вытатуированная возле ее большого пальца на ноге.
Я осторожно дотронулась до нее, и Мэриголд вздрогнула. Губы ее вновь зашевелились.
— Что? Я тебя не слышу. Говори погромче.
Вытянувшись во весь свой рост, я даже встала на цыпочки. Я не сводила глаз с ее губ — они шевелились, но слов по-прежнему было не разобрать. Потом я заглянула ей в глаза. В них плескался такой ужас, что я поняла: Мэриголд напугана ничуть не меньше меня.
— Нужно бежать за помощью, — выдохнула я. — Я скоро. А ты пока ложись в постель.
Мэриголд по-прежнему не сдвинулась с места. Пришлось мне завернуть ее в большое махровое полотенце. Потом я поцеловала ее бедное безумное белое лицо и выбежала из ванной. Хлопнув дверью квартиры, я вихрем слетела вниз по лестнице. Только не миссис Лафт, подумала я. Ни за что! Выбежав из дома, я помчалась по улице, свернула за угол, туда, где тянулись магазины. Попросить кого-то из продавцов? Нет. Может, добежать до школы? Там Оливер. И мистер Гаррисон. Нет.
— Что же мне делать? Ох, Стар, ну почему тебя нет?! Жестокая ты, бессердечная свинья, вот ты кто! Господи, Господи, что же мне делать?!
Впрочем, я понимала, что нужно сделать. И знала, что другого выхода у меня нет. Но даже забравшись в телефонную будку и набирая знакомый номер, я все еще колебалась — мне казалось, я предаю Мэриголд.
— Это срочно?
— Да. Да, это очень срочно, — повторила я. — Думаю, лучше всего прислать «скорую помощь».
Меня соединили еще с кем-то. И снова посыпались вопросы.
— Человек с ног до головы выкрасил себя краской, — сказала я. — Мне никак не удается ее смыть. Нет, это не мой маленький братик. И не сестричка. Это… моя мама. Нет, сама прийти она не сможет. Она… она не может двигаться. Даже не отвечает, когда к ней обращаются. Мне страшно — а вдруг она меня не слышит? У нее краска везде, по всему телу, и в ушах тоже. Мы живем по адресу Бикон-роуд, 35, квартира Б. Вы приедете?
Повесив трубку, я бегом бросилась домой, вихрем взлетела по лестнице и ворвалась в квартиру. Мэриголд так и стояла в ванной, словно белая мраморная статуя. Я бросилась к ней на шею, и мы обе едва не свалились на пол.
— Ох, Мэриголд, быстрее, нужно тебя одеть, а то они сейчас приедут. Прости меня. Знаю, ты жутко разозлишься, когда узнаешь, что я сделала, но ведь ты вся в краске, нужно же ее как-то смыть? Ты только посмотри, что ты сделала с глазами! А уши? Ну, ничего, ничего. Как только тебя отмоют, я заберу тебя домой, и все будет хорошо. Я стану ухаживать за тобой. Мы с тобой будем жить, как в сказке, только ты и я, вот только смоют с тебя краску и все, ладно? Пожалуйста, постарайся не очень сердиться! Я знаю, как ты ненавидишь больницы, но что же делать?!
Стоило мне только произнести слово «больница», как Мэриголд моментально начала дрожать. Она не произнесла ни слова, не оттолкнула меня, не попыталась одеться. Просто стояла и тряслась, как осиновый лист.
— Прости меня… Прости… — всхлипывала я, заливаясь слезами. Потом бросилась за одеждой для нее.
Господи, вы даже представить себе не можете, что это была за мука — всовывать ее руки и ноги то туда, то сюда! В конце концов я сдалась, ограничившись тем, что накинула ей на плечи домашний халатик, всунув в рукава трясущиеся руки, а потом как можно туже затянула поясок вокруг дрожащего, покрытого краской тела. Прекрасно понимая, что на высоких каблуках она сейчас и двух шагов не пройдет, я отыскала старую пару кроссовок Стар. Конечно, они были чуть-чуть маловаты, но все ж таки мне каким-то образом удалось втиснуть в них перепачканные краской ноги Мэриголд.
Стук в дверь раздался прежде, чем я успела придумать, что делать дальше.
— Нужно открыть им дверь. Иначе миссис Лафт опять поднимет визг, — пробормотала я. — Ох, Мэриголд, прошу тебя, не дрожи так. Все будет хорошо, вот увидишь, даю тебе слово. Они просто смоют с тебя всю эту краску, и ты сразу же вернешься домой.
Наши глаза встретились. Я похолодела — в глазах Мэриголд была такая мука, словно я воткнула ей нож в сердце.
— Так нужно, — пробормотала я и побежала открывать. За дверью стояли двое в белых халатах — мужчина и женщина.
— Она наверху, — прошептала я, стараясь говорить как можно тише.
Но не успели они войти, как миссис Лафт видимо караулившая за дверью, распахнула ее и высунулась наружу, бигуди жирно поблескивали у нее на голове, словно металлические гусеницы. Увидев белые халаты, она разинула рот и уставилась на них выпученными глазами.
— Господи ты боже мой, что она еще натворила, эта сумасшедшая?! — воскликнула она, неизвестно к кому обращаясь.
Приехавшие не обратили на ее слова ни малейшего внимания. Поднявшись на второй этаж, женщина посмотрела на меня, а потом вдруг ласково похлопала по плечу.
— Не переживай, котенок, все образуется, — весело бросила она.
Она даже не вздрогнула, когда я провела ее в ванну, где, с ног до головы покрытая краской, стояла моя бедная, потерявшая рассудок мама.
— Ну, дорогая, не упрямьтесь, пойдемте с нами. Мы живо смоем с вас всю эту гадость. Пошли, нам пора. Предпочитаете спуститься сами? Или можем снести вас вниз в кресле, если вам так больше нравится.
Глаза Мэриголд расширились, но она продолжала молчать. Женщина ласково взяла ее под локоть. И попыталась сдвинуть с места. Безрезультатно.
— Ну, пойдемте же, что толку тут стоять? Нам совсем не хочется силой тащить вас вниз, поверьте. Особенно на глазах у вашей маленькой дочки. — Взгляд ее упал на меня. — Послушай-ка, детка, а ты-то как же? У тебя есть кто-нибудь, кто бы мог присмотреть за тобой?
Я торопливо принялась соображать. Если я скажу «нет», то меня для начала отправят в приют, а потом наверняка в какую-нибудь семью.
— Да, конечно, — сказала я. — Да, за мной есть кому приглядеть.
Похоже, прозвучало это как-то не совсем убедительно. Во всяком случае, я заметила, как люди в белых халатах быстро обменялись озабоченными взглядами.
— Мой папа, — добавила я.
Лица обоих разом просветлели.
— А где сейчас твой папа? — продолжала допытываться женщина.
— На работе. У него скоро смена кончается. Так что он вернется домой с минуты на минуту, — добавила я, подумав, что с каждым разом врать становится все легче.
Потом украдкой бросила взгляд на Мэриголд. Понятия не имею, слышала ли она хоть слово из того, что я тут говорила. Мэриголд по-прежнему била крупная дрожь. Я приподнялась на цыпочки, чтобы поцеловать ее на прощание, и лицо ее передернулось.
— Я люблю тебя, — прошептала я.
Мне очень хотелось услышать от нее те же самые слова. Хотелось, чтобы она обвила перепачканными краской руками мою шею и крепко-крепко прижала к себе. Чтобы она, забыв о своей болезни, повернулась к врачам и, смеясь, сказала, что я и в глаза никогда не видела человека, бывшего моим отцом. Что пусть едут в свою больницу без нее, потому что не может же она оставить меня одну.
Зеленые глаза Мэриголд в упор смотрели на меня, но она не сказала ни слова.
В конце концов медики отчаялись сдвинуть ее с места и, усадив на специальное кресло, прикрутили к нему ремнями. Пока они возились с ремнями, халат Мэриголд широко распахнулся и покрытая белой краской грудь бесстыдно вывалилась наружу.
— Ну-ка давайте-ка приведем вас в приличный вид, моя дорогая, — промурлыкала докторша в белом халате и заботливо закутала Мэриголд в халат, застегнув его до самого подбородка, словно имела дело с ребенком.
Они вытащили ее из квартиры и снесли по лестнице на первый этаж. Я семенила сзади, решив, что провожу Мэриголд до дверей. Миссис Лафт все еще подглядывала в щелку. Само собой, ей хватило одного-единственного взгляда, чтобы увидеть, в каком состоянии Мэриголд, и она со свистом втянула в себя воздух, тараща от возбуждения глаза.
— Не может ли девочка побыть немного у вас, пока ее папа не вернется домой? — спросила докторша.
Миссис Лафт издала какой-то неясный звук, похожий на сдавленное шипение и судорожно глотнула, словно поперхнулась собственной вставной челюстью.
Врачи «скорой помощи» сочли это за согласие. Подхватив кресло с сидевшей в нем Мэриголд, они вытащили его на улицу. Взгляд Мэриголд остановился на белой машине с красным крестом, и лицо ее разом перекосилось. Слезы ручьем хлынули из глаз и потекли по щекам. И все то время, пока санитары запихивали ее кресло в машину, она смотрела на меня в упор.
— Прости, — снова прошептала я.
Но разве можно было выразить одним коротеньким словом то, что я сейчас чувствовала?!
Потом они заперли дверь, и мужчина в белом халате показал мне большой палец.
— Не волнуйся, малышка. Все будет в порядке. Вот подлечим немного твою маму, и она вернется домой, — сказал он.
Он забрался в машину, и «скорая» уехала.
— Вряд ли тебе, парень, удастся ее подлечить — скорее рак на горе свистнет! — презрительно фыркнула миссис Лафт.
— А ну заткнись, глупая старая корова! — Я уже не владела собой.
От неожиданности и возмущения мисс Лафт выпрямилась во весь рост, даже ноздри у нее побелели. Смерив меня негодующим взглядом, она сморщила нос, будто от меня дурно пахло.
— Вот вам людская благодарность! Подумать только — а я еще согласилась присмотреть за тобой.
— А за мной вовсе не нужно присматривать! Я сама о себе позабочусь! — выкрикнула я.
— Ну конечно, конечно, мисс Злючка! Очень смешно! Кстати, а сколько тебе лет? Десять, да? Ну так не валяй дурака. Нужно позвонить куда следует. Не волнуйся, я уж постараюсь, чтобы о тебе позаботились.
— Нет! Нет, не надо! — Я с трудом проглотила вставший в горле комок. — Прошу вас, не звоните! Послушайте, к тому времени, как я вернусь из школы, мама обязательно будет дома! Вот увидите! И потом, есть еще мой папа. Да, папа!
— Не знаю, не знаю. Что-то не видела я никакого папы за все то время, что вы тут живете! Всякие дяди ходили толпами, и днем и ночью, да и чего ж тут удивительного, но вот папа… Держу пари, твой отец наверняка один из тех чокнутых парней, кто до седых волос одеваются, как шуты гороховые, все красоту наводят, вместо того чтобы делом заниматься! Видела я таких. Ну что, я угадала?
Я молча кивнула, в эту минуту я многое отдала бы, чтобы моим папой был Микки. Тогда бы он заботился обо мне, и мы бы вместе решали, как быть с Мэриголд. Почувствовав, как к глазам вновь подступают слезы, я подумала, что пора смываться. Мне очень не хотелось плакать на глазах у миссис Лафт.
— Мне пора в школу, — поспешно пробормотала я. — Я и так уже здорово опаздываю. Боюсь, мне влетит.
И конечно, мне влетело. Когда я вбежала в класс, прошло никак не меньше половины урока.
— Ради всего святого, Долфин! Почему так поздно? — завопила мисс Хилл. — Где ты была?
Я молча топталась у дверей, не зная, что сказать.
— Плохо, моя дорогая. Что случилось? Ты проспала?
Решив, что такое объяснение ничуть не хуже любого другого, я молча кивнула.
— Тогда тебе лучше пораньше ложиться спать. Вот, к примеру, скажи мне — когда ты вчера отправилась в постель?
Я попыталась вспомнить, но не смогла, к тому же полночи я вообще не спала. Интересно, какую физиономию скорчила бы мисс Хилл, узнав, сколько часов подряд я пролежала в ванне, поджав под себя ноги и не спуская глаз с Мэриголд?
Даже сейчас бледный призрак Мэриголд стоял у меня перед глазами, и глаза у меня снова защипало. Шмыгнув носом, я утерла его тыльной стороной ладони.
— Боже мой, неужели у тебя нет носового платка?! И потом… ты только посмотри, в каком ты виде! Похоже, ты даже не умывалась! И не причесывалась, я угадала?
Убедившись, что она снова принялась за меня, Кайли и Ивонна начали злорадно хихикать. Я кусала губы, чтобы не заплакать. Потом незаметно потерла краешек бархатной черной юбки, собирая подвластные мне силы зла, но что-то у меня ничего не получалось. А мисс Хилл все нудила, без конца повторяя, что мне должно быть стыдно, что я ленивая и неряха, что у меня нет никакого самолюбия и что, если я немедленно не перестану корчить рожи, то она за руку отведет меня к директору.
В ответ я только низко опустила голову, чтобы она не видела моего лица. Глаза мои застилала мутная пелена слез, и в этом тумане передо мной ухмылялись и гримасничали чьи-то злобные рожи. Вдруг краем глаза я заметила, как где-то в углу блеснули очки. Поморгав, чтобы смахнуть слезы, я покосилась в ту сторону и увидела Оливера. Лицо у него было очень бледное и будто застывшее, а глаза за толстыми линзами очков казались совсем круглыми. На лице его ясно читалась жалость, и вот этого я уже не могла вынести. Меня будто прорвало. Из глаз хлынули слезы, и я заревела в голос.
— Господи помилуй, да что с тобой наконец, Долфин?! Что за истерика? — Мисс Хилл презрительно скривила губы, но в голосе ее ясно читался страх. Несомненно, она догадывалась, что зашла слишком далеко. — Ну-ка немедленно прекрати! Что за глупости, в самом деле?!
Но я уже не могла остановиться. Я давилась рыданиями, хлюпала носом и глотала слезы. Из носа у меня текло.
— Мэриголд?
Глаза открылись. Они были мутными, будто подернутыми пленкой.
— Мэриголд, прошу тебя. — Выбравшись из ванной, я осторожно обняла ее за перепачканные в краске плечи. — Ты спишь?
Она слегка моргнула. Но мне по-прежнему казалось, что она смотрит куда-то мимо меня.
— Может, давай все это смоем? — предложила я.
В ярком утреннем свете все выглядело гораздо хуже, чем ночью. Даже на ресницах Мэриголд толстым слоем, будто белая тушь, лежала краска. Она покрывала ее всю, в том числе и уши. Мэриголд умудрилась выкрасить их даже внутри.
— Ох, Мэриголд, ну что ты наделала? Только посмотри — ты же вся в краске! А что, если ты ослепнешь? Или оглохнешь? Это же опасно! Ну, пожалуйста, прошу тебя, давай смоем все это поскорее!
Теперь я вся тряслась, сама ужасаясь тому, как могла быть такой идиоткой и оставить все, как есть, на целую ночь. Наверное, потому что так до конца и не проснулась. Все это здорово смахивало на кошмарный сон, но в утреннем свете выглядело до ужаса реальным. Меня охватил такой страх, что пришлось воспользоваться унитазом прямо у нее на глазах. Я не могла терпеть ни единой минуты. Казалось, я вот-вот описаюсь. Но Мэриголд, по-моему, ничего не заметила.
Потом я кинулась вновь наполнять ванну водой. Мэриголд стояла, как каменный истукан, и мне так и не удалось заставить ее сесть в ванну. Вконец отчаявшись, я попыталась отскрести ее прямо так, но это было напрасной потерей времени и сил. Все, что мне удалось, — это отковырять несколько крохотных кусочков краски.
Не зная, что делать, я принялась копаться в шкафчике под раковиной и внезапно наткнулась на бутыль со скипидаром. Налив немножко на тряпку, я стала тереть ей ноги. Каждое мое прикосновение заставляло Мэриголд вздрагивать. Как я ни терла, краска так толком и не отошла, зато в тех местах, где мне все ж таки кое-как удалось ее отскрести, кожа побагровела и стала пунцово-красной. Понятия не имею почему — может, и от скипидара. К тому же ей наверняка было здорово больно.
— Я не знаю, что надо делать, — забормотала я. — Ты меня слышишь, Мэриголд? Что мне делать, пожалуйста, скажи!
Губы ее слабо шевельнулись, будто она пыталась что-то сказать, но с них не слетело ни единого звука.
— Что, больно? Потерпи, я сейчас смою скипидар. Наверное, он жжется. Прости. — Я снова и снова обмывала водой ее ноги, пока под ними не образовалась здоровенная лужа. Белая краска по-прежнему покрывала их отвратительным толстым слоем, на фоне ее проглядывавшая кое-где кожа казалась особенно багровой, и рядом с этим совсем уж жутко выглядело черное пятно татуировки возле большого пальца. Увидев его, я едва не хлопнулась в обморок со страху, решив, что это наверняка начинается гангрена, и только потом, разглядев тоненькую перепончатую лапку, сообразила наконец, что это всего лишь лягушка, вытатуированная возле ее большого пальца на ноге.
Я осторожно дотронулась до нее, и Мэриголд вздрогнула. Губы ее вновь зашевелились.
— Что? Я тебя не слышу. Говори погромче.
Вытянувшись во весь свой рост, я даже встала на цыпочки. Я не сводила глаз с ее губ — они шевелились, но слов по-прежнему было не разобрать. Потом я заглянула ей в глаза. В них плескался такой ужас, что я поняла: Мэриголд напугана ничуть не меньше меня.
— Нужно бежать за помощью, — выдохнула я. — Я скоро. А ты пока ложись в постель.
Мэриголд по-прежнему не сдвинулась с места. Пришлось мне завернуть ее в большое махровое полотенце. Потом я поцеловала ее бедное безумное белое лицо и выбежала из ванной. Хлопнув дверью квартиры, я вихрем слетела вниз по лестнице. Только не миссис Лафт, подумала я. Ни за что! Выбежав из дома, я помчалась по улице, свернула за угол, туда, где тянулись магазины. Попросить кого-то из продавцов? Нет. Может, добежать до школы? Там Оливер. И мистер Гаррисон. Нет.
— Что же мне делать? Ох, Стар, ну почему тебя нет?! Жестокая ты, бессердечная свинья, вот ты кто! Господи, Господи, что же мне делать?!
Впрочем, я понимала, что нужно сделать. И знала, что другого выхода у меня нет. Но даже забравшись в телефонную будку и набирая знакомый номер, я все еще колебалась — мне казалось, я предаю Мэриголд.
— Это срочно?
— Да. Да, это очень срочно, — повторила я. — Думаю, лучше всего прислать «скорую помощь».
Меня соединили еще с кем-то. И снова посыпались вопросы.
— Человек с ног до головы выкрасил себя краской, — сказала я. — Мне никак не удается ее смыть. Нет, это не мой маленький братик. И не сестричка. Это… моя мама. Нет, сама прийти она не сможет. Она… она не может двигаться. Даже не отвечает, когда к ней обращаются. Мне страшно — а вдруг она меня не слышит? У нее краска везде, по всему телу, и в ушах тоже. Мы живем по адресу Бикон-роуд, 35, квартира Б. Вы приедете?
Повесив трубку, я бегом бросилась домой, вихрем взлетела по лестнице и ворвалась в квартиру. Мэриголд так и стояла в ванной, словно белая мраморная статуя. Я бросилась к ней на шею, и мы обе едва не свалились на пол.
— Ох, Мэриголд, быстрее, нужно тебя одеть, а то они сейчас приедут. Прости меня. Знаю, ты жутко разозлишься, когда узнаешь, что я сделала, но ведь ты вся в краске, нужно же ее как-то смыть? Ты только посмотри, что ты сделала с глазами! А уши? Ну, ничего, ничего. Как только тебя отмоют, я заберу тебя домой, и все будет хорошо. Я стану ухаживать за тобой. Мы с тобой будем жить, как в сказке, только ты и я, вот только смоют с тебя краску и все, ладно? Пожалуйста, постарайся не очень сердиться! Я знаю, как ты ненавидишь больницы, но что же делать?!
Стоило мне только произнести слово «больница», как Мэриголд моментально начала дрожать. Она не произнесла ни слова, не оттолкнула меня, не попыталась одеться. Просто стояла и тряслась, как осиновый лист.
— Прости меня… Прости… — всхлипывала я, заливаясь слезами. Потом бросилась за одеждой для нее.
Господи, вы даже представить себе не можете, что это была за мука — всовывать ее руки и ноги то туда, то сюда! В конце концов я сдалась, ограничившись тем, что накинула ей на плечи домашний халатик, всунув в рукава трясущиеся руки, а потом как можно туже затянула поясок вокруг дрожащего, покрытого краской тела. Прекрасно понимая, что на высоких каблуках она сейчас и двух шагов не пройдет, я отыскала старую пару кроссовок Стар. Конечно, они были чуть-чуть маловаты, но все ж таки мне каким-то образом удалось втиснуть в них перепачканные краской ноги Мэриголд.
Стук в дверь раздался прежде, чем я успела придумать, что делать дальше.
— Нужно открыть им дверь. Иначе миссис Лафт опять поднимет визг, — пробормотала я. — Ох, Мэриголд, прошу тебя, не дрожи так. Все будет хорошо, вот увидишь, даю тебе слово. Они просто смоют с тебя всю эту краску, и ты сразу же вернешься домой.
Наши глаза встретились. Я похолодела — в глазах Мэриголд была такая мука, словно я воткнула ей нож в сердце.
— Так нужно, — пробормотала я и побежала открывать. За дверью стояли двое в белых халатах — мужчина и женщина.
— Она наверху, — прошептала я, стараясь говорить как можно тише.
Но не успели они войти, как миссис Лафт видимо караулившая за дверью, распахнула ее и высунулась наружу, бигуди жирно поблескивали у нее на голове, словно металлические гусеницы. Увидев белые халаты, она разинула рот и уставилась на них выпученными глазами.
— Господи ты боже мой, что она еще натворила, эта сумасшедшая?! — воскликнула она, неизвестно к кому обращаясь.
Приехавшие не обратили на ее слова ни малейшего внимания. Поднявшись на второй этаж, женщина посмотрела на меня, а потом вдруг ласково похлопала по плечу.
— Не переживай, котенок, все образуется, — весело бросила она.
Она даже не вздрогнула, когда я провела ее в ванну, где, с ног до головы покрытая краской, стояла моя бедная, потерявшая рассудок мама.
— Ну, дорогая, не упрямьтесь, пойдемте с нами. Мы живо смоем с вас всю эту гадость. Пошли, нам пора. Предпочитаете спуститься сами? Или можем снести вас вниз в кресле, если вам так больше нравится.
Глаза Мэриголд расширились, но она продолжала молчать. Женщина ласково взяла ее под локоть. И попыталась сдвинуть с места. Безрезультатно.
— Ну, пойдемте же, что толку тут стоять? Нам совсем не хочется силой тащить вас вниз, поверьте. Особенно на глазах у вашей маленькой дочки. — Взгляд ее упал на меня. — Послушай-ка, детка, а ты-то как же? У тебя есть кто-нибудь, кто бы мог присмотреть за тобой?
Я торопливо принялась соображать. Если я скажу «нет», то меня для начала отправят в приют, а потом наверняка в какую-нибудь семью.
— Да, конечно, — сказала я. — Да, за мной есть кому приглядеть.
Похоже, прозвучало это как-то не совсем убедительно. Во всяком случае, я заметила, как люди в белых халатах быстро обменялись озабоченными взглядами.
— Мой папа, — добавила я.
Лица обоих разом просветлели.
— А где сейчас твой папа? — продолжала допытываться женщина.
— На работе. У него скоро смена кончается. Так что он вернется домой с минуты на минуту, — добавила я, подумав, что с каждым разом врать становится все легче.
Потом украдкой бросила взгляд на Мэриголд. Понятия не имею, слышала ли она хоть слово из того, что я тут говорила. Мэриголд по-прежнему била крупная дрожь. Я приподнялась на цыпочки, чтобы поцеловать ее на прощание, и лицо ее передернулось.
— Я люблю тебя, — прошептала я.
Мне очень хотелось услышать от нее те же самые слова. Хотелось, чтобы она обвила перепачканными краской руками мою шею и крепко-крепко прижала к себе. Чтобы она, забыв о своей болезни, повернулась к врачам и, смеясь, сказала, что я и в глаза никогда не видела человека, бывшего моим отцом. Что пусть едут в свою больницу без нее, потому что не может же она оставить меня одну.
Зеленые глаза Мэриголд в упор смотрели на меня, но она не сказала ни слова.
В конце концов медики отчаялись сдвинуть ее с места и, усадив на специальное кресло, прикрутили к нему ремнями. Пока они возились с ремнями, халат Мэриголд широко распахнулся и покрытая белой краской грудь бесстыдно вывалилась наружу.
— Ну-ка давайте-ка приведем вас в приличный вид, моя дорогая, — промурлыкала докторша в белом халате и заботливо закутала Мэриголд в халат, застегнув его до самого подбородка, словно имела дело с ребенком.
Они вытащили ее из квартиры и снесли по лестнице на первый этаж. Я семенила сзади, решив, что провожу Мэриголд до дверей. Миссис Лафт все еще подглядывала в щелку. Само собой, ей хватило одного-единственного взгляда, чтобы увидеть, в каком состоянии Мэриголд, и она со свистом втянула в себя воздух, тараща от возбуждения глаза.
— Не может ли девочка побыть немного у вас, пока ее папа не вернется домой? — спросила докторша.
Миссис Лафт издала какой-то неясный звук, похожий на сдавленное шипение и судорожно глотнула, словно поперхнулась собственной вставной челюстью.
Врачи «скорой помощи» сочли это за согласие. Подхватив кресло с сидевшей в нем Мэриголд, они вытащили его на улицу. Взгляд Мэриголд остановился на белой машине с красным крестом, и лицо ее разом перекосилось. Слезы ручьем хлынули из глаз и потекли по щекам. И все то время, пока санитары запихивали ее кресло в машину, она смотрела на меня в упор.
— Прости, — снова прошептала я.
Но разве можно было выразить одним коротеньким словом то, что я сейчас чувствовала?!
Потом они заперли дверь, и мужчина в белом халате показал мне большой палец.
— Не волнуйся, малышка. Все будет в порядке. Вот подлечим немного твою маму, и она вернется домой, — сказал он.
Он забрался в машину, и «скорая» уехала.
— Вряд ли тебе, парень, удастся ее подлечить — скорее рак на горе свистнет! — презрительно фыркнула миссис Лафт.
— А ну заткнись, глупая старая корова! — Я уже не владела собой.
От неожиданности и возмущения мисс Лафт выпрямилась во весь рост, даже ноздри у нее побелели. Смерив меня негодующим взглядом, она сморщила нос, будто от меня дурно пахло.
— Вот вам людская благодарность! Подумать только — а я еще согласилась присмотреть за тобой.
— А за мной вовсе не нужно присматривать! Я сама о себе позабочусь! — выкрикнула я.
— Ну конечно, конечно, мисс Злючка! Очень смешно! Кстати, а сколько тебе лет? Десять, да? Ну так не валяй дурака. Нужно позвонить куда следует. Не волнуйся, я уж постараюсь, чтобы о тебе позаботились.
— Нет! Нет, не надо! — Я с трудом проглотила вставший в горле комок. — Прошу вас, не звоните! Послушайте, к тому времени, как я вернусь из школы, мама обязательно будет дома! Вот увидите! И потом, есть еще мой папа. Да, папа!
— Не знаю, не знаю. Что-то не видела я никакого папы за все то время, что вы тут живете! Всякие дяди ходили толпами, и днем и ночью, да и чего ж тут удивительного, но вот папа… Держу пари, твой отец наверняка один из тех чокнутых парней, кто до седых волос одеваются, как шуты гороховые, все красоту наводят, вместо того чтобы делом заниматься! Видела я таких. Ну что, я угадала?
Я молча кивнула, в эту минуту я многое отдала бы, чтобы моим папой был Микки. Тогда бы он заботился обо мне, и мы бы вместе решали, как быть с Мэриголд. Почувствовав, как к глазам вновь подступают слезы, я подумала, что пора смываться. Мне очень не хотелось плакать на глазах у миссис Лафт.
— Мне пора в школу, — поспешно пробормотала я. — Я и так уже здорово опаздываю. Боюсь, мне влетит.
И конечно, мне влетело. Когда я вбежала в класс, прошло никак не меньше половины урока.
— Ради всего святого, Долфин! Почему так поздно? — завопила мисс Хилл. — Где ты была?
Я молча топталась у дверей, не зная, что сказать.
— Плохо, моя дорогая. Что случилось? Ты проспала?
Решив, что такое объяснение ничуть не хуже любого другого, я молча кивнула.
— Тогда тебе лучше пораньше ложиться спать. Вот, к примеру, скажи мне — когда ты вчера отправилась в постель?
Я попыталась вспомнить, но не смогла, к тому же полночи я вообще не спала. Интересно, какую физиономию скорчила бы мисс Хилл, узнав, сколько часов подряд я пролежала в ванне, поджав под себя ноги и не спуская глаз с Мэриголд?
Даже сейчас бледный призрак Мэриголд стоял у меня перед глазами, и глаза у меня снова защипало. Шмыгнув носом, я утерла его тыльной стороной ладони.
— Боже мой, неужели у тебя нет носового платка?! И потом… ты только посмотри, в каком ты виде! Похоже, ты даже не умывалась! И не причесывалась, я угадала?
Убедившись, что она снова принялась за меня, Кайли и Ивонна начали злорадно хихикать. Я кусала губы, чтобы не заплакать. Потом незаметно потерла краешек бархатной черной юбки, собирая подвластные мне силы зла, но что-то у меня ничего не получалось. А мисс Хилл все нудила, без конца повторяя, что мне должно быть стыдно, что я ленивая и неряха, что у меня нет никакого самолюбия и что, если я немедленно не перестану корчить рожи, то она за руку отведет меня к директору.
В ответ я только низко опустила голову, чтобы она не видела моего лица. Глаза мои застилала мутная пелена слез, и в этом тумане передо мной ухмылялись и гримасничали чьи-то злобные рожи. Вдруг краем глаза я заметила, как где-то в углу блеснули очки. Поморгав, чтобы смахнуть слезы, я покосилась в ту сторону и увидела Оливера. Лицо у него было очень бледное и будто застывшее, а глаза за толстыми линзами очков казались совсем круглыми. На лице его ясно читалась жалость, и вот этого я уже не могла вынести. Меня будто прорвало. Из глаз хлынули слезы, и я заревела в голос.
— Господи помилуй, да что с тобой наконец, Долфин?! Что за истерика? — Мисс Хилл презрительно скривила губы, но в голосе ее ясно читался страх. Несомненно, она догадывалась, что зашла слишком далеко. — Ну-ка немедленно прекрати! Что за глупости, в самом деле?!
Но я уже не могла остановиться. Я давилась рыданиями, хлюпала носом и глотала слезы. Из носа у меня текло.