Уоллес Эдгар Ричард Горацио. Доносчик

   Он молча кусал губы.
   — Я поддерживала тебя во всех твоих преступных махинациях! Каждый донос, что ты посылал в полицию, я печатала для тебя на машинке. Все твои драгоценности я отправляла в Антверпен и Париж и сколько раз рисковала попасть на много лет в тюрьму!..
   — Не знаю, право, что ты от меня хочешь? — произнес он дрожащим голосом. — Что с тобой, Милли?
   Оба были так взвинчены, что даже не заметили, как из темноты выплыла чья-то фигура и мгновенно спряталась в оконной нише.
   Это был Джон Лесли.
   — Да, я знаю, чего ты хочешь, — продолжала Милли. — Ты посылаешь меня в Саутгемптон, чтобы я попала в ловушку? Напрасно! Сам же с Берил ты будто бы отправляешься в Шотландию, а на самом деле отвезешь ее в Канаду!.. Ты уже приобрел пароходный билет на имя Джаксона! Поезд, что доставит вас к пароходу, покидает Густон одновременно с поездом, отходящим в Шотландию! Я помогала тебе в твоих мошенничествах, когда ты обманутую невесту оставлял у церковной двери, а чек ее отца клал себе в карман. Но на этот раз — черта с два!
   — Успокоишься ты наконец? — раздраженно спросил он. — Ты с ума сошла! Замолчи, ведь нас могут услышать!
   — Все равно все скоро узнают! Ты не поедешь с Берил ни в Канаду, ни в Шотландию, запомни ты это, негодяй! Я — твоя жена. Единственная и законная. И ты едешь со мной теперь в Саутгемптон, или же мне придется поискать Тильмана!
   — Тильмана?
   — Да, а чему ты удивляешься? — Она зло рассмеялась. — Ты, кажется, не знаешь, кто такой Тильман? Зато я прекрасно знаю!
   Фрэнк дрожал, лицо его покрылось смертельной бледностью.
   — Ты с ума сошла. Милли, ты не сделаешь этого…
   — Ты едешь со мной?
   Он немного помолчал.
   — Поезд отходит после десяти, — произнес он, успокаиваясь. — Мы должны спокойно поговорить обо всем. Здесь это невозможно. Мы встретимся в клубе «Леопольд» ровно через час!
   Видя сомнение в ее глазах, он постарался убедить ее.
   — Если я не приду в клуб «Леопольд», то, во всяком случае, ты сможешь поймать меня на станции. В твоем распоряжении целых два часа, если я не сдержу своего обещания…
   — Но должна сказать тебе… — начала она.
   Он зажал рукой ее рот.
   — Молчи, тебя могут услышать! — прошипел он.
   Дверь на галерею была открыта. Он поспешно закрыл ее. Когда он вернулся, то понял, что выиграл.
   — Итак, через час в клубе «Леопольд». Клянусь тебе, Милли, ты напрасно меня обвиняешь. У меня вовсе не было намерения…
   — Ты лжешь, — сказала она уже спокойнее. — Но я все-таки дам тебе возможность исправить ошибку. Если ты не явишься через час в клуб «Леопольд», я буду ждать тебя на станции Густон с двумя полицейскими, которые тебя немедленно арестуют. У меня достаточно доказательств, чтобы посадить тебя на много лет в Дартмур. Пусть тогда все знают — и Джон Лесли, и Фридман…
   — Замолчи! И делай, как мы договорились. Все будет в порядке…
 
 
   Джошуа Гаррис вернулся в редакцию уже под вечер. Редактор Филд буквально обрушился на него. Он думал, что Гаррис напишет блестящую статью, хотя выжать из него репортаж было невозможно, если упорно не приставать к нему.
   Да, занятный человек был Гаррис. Он жадно собирал всякие новости, но трудно было заставить его что-то написать. Казалось, все эти новости он почему-то берег больше, чем личные тайны.
   Гарриса можно было заставить только в последнюю минуту написать несколько строк, между тем, как его карманы были набиты маленькими записочками, содержащими самые важные известия, прочесть которые не удавалось никому, конечно, кроме него.
   Мистер Филд приложил все усилия, чтобы заставить его на сей раз что-то написать.
   — Газетная статья — то же, что игра в кубики, — рассуждал Джошуа таинственно. — Можно сидеть долго и разбирать все по частям. Можно иметь идею и даже представить себе, как это делается, но пока каждый кубик не положишь на нужное место…
   — Не читайте мне, пожалуйста, лекций относительно газетных статей! — взорвался редактор. — Я, наконец, должен получить от вас статью! Я не требую изысканного стиля, здесь есть люди, которые об этом позаботятся. Пишите, что хотите. Только дайте факты, мы из них сами составим хорошую статью. Статью — в полстолбца!
   Но Джошуа мрачно и сердито смотрел на него.
   — Нет, мистер Филд, не в полстолбца, — сказал он с достоинством. — Никак не меньше, чем в три столбца, но я сейчас ее не могу вам дать, мне необходимо собрать все подробности. А их я узнаю в клубе «Леопольд».
   — Что это за трущоба? — спросил Филд.
   — Да, вы совершенно правы, это — трущоба.
   Филда, кажется, не привело в восторг это сообщение.
   — Я думаю, совершенно излишне напоминать вам, что статья нужна мне к десяти часам! А если вам некогда ее написать, прошу сообщить по телефону! Если вы не сможете телефонировать, я пришлю вам человека, которому вы все продиктуете…
   …Покинув редакцию «Почтового курьера», Джошуа направился к торговому дому Фрэнка Суттона. В конторе обычно оставались двое-трое служащих, которые работали до позднего вечера. Сегодня — тем более: нужно было готовить годовой отчет по экспортной торговле. От швейцара репортер узнал, что в отделе счетоводства работали заведующий и два его помощника.
   — Скажите, пожалуйста, мистер Гаррис, — поинтересовался швейцар, — что это за история с капитаном Лесли? Я еще утром слышал, что его арестовали, но после обеда он был здесь, и я видел, как он поднимался по лестнице в контору…
   Это было для Джошуа новостью.
   — Как долго он был в конторе? — спросил он.
   — Приблизительно полчаса. Мне сказали, что он приходил за своими бумагами…
   — Был сегодня после обеда еще кто-нибудь?
   Швейцар показал ему свои записи.
   Так Джошуа узнал, что Милли Треннит тоже была после трех часов в конторе. Приходил и Фрэнк Суттон, который сразу же ушел.
   — Суттон?
   — Да, он был тут и тотчас же ушел.
   Гаррис вошел в ярко освещенную контору, где все служащие еще находились за работой. Заведующий не знал его и поэтому оставил без внимания. Но узнав, что он репортер, заявил, что производит срочный расчет с фирмой в Бомбее. Фирма Суттона посылала туда автомобили в большом количестве, и заведующий получил приказание урегулировать все счета, а деньги сдать в банк на имя Фрэнка Суттона.
   — Я сомневаюсь, управимся ли к полуночи. Если бы Тильман работал с нами, мы закончили бы к десяти часам. Но он только недавно явился, совершенно игнорируя работу… Не понимаю этого человека…
   — Что, Тильман в конторе? — всполошился Гаррис.
   — Если бы он был здесь, то работал бы с нами, — ответил заведующий сердито. — Я уже сказал мистеру Суттону…
   — Как странно, — перебил его Джошуа, — что человек в день своей свадьбы вынужден заниматься торговыми делами!
   — Мистер Суттон чувствовал себя плохо, у него болела голова, — продолжал он. — У него в конторе есть аптека, и он приходил взять лекарства. Должен сказать, сегодня после обеда и вечером я узнал о нем более, чем когда-либо, — разговорился заведующий. — Я полагаю, вы пришли, чтобы собрать некоторые сведения относительно капитана Лесли?
   Но Джошуа значительно больше сейчас интересовал Фрэнк Суттон и его головные боли. Оказалось, подобные недомогания шефа — новость для многих его сотрудников.
   Заведующий много говорил о Суттоне, о его чрезвычайной любезности, его вежливости, а также заботе о сотрудниках фирмы. Оказывается, дамы, которые здесь работают, покупают цветы, чтобы поставить их утром на письменный стол своего шефа.
   Репортер никогда не видел кабинета Суттона и захотел его осмотреть. Ему это якобы было необходимо для статьи, которую он собирался писать.
   — Знаете, — объяснил он, — сейчас, когда отношения работодателя и служащих очень натянуты, обществу необходимо знать о человечности Фрэнка Суттона в отношениях со своими подчиненными. Не мешало бы сделать и фотографический снимок кабинета, чтобы затем напечатать рядом с портретом его владельца…
   — Если об этом узнают, меня, наверное, повесят, — заметил заведующий, вынимая из кармана ключи.
   Он провел мистера Гарриса через темный проход и открыл дверь.
   Кабинет производил внушительное впечатление. Большой, богато украшенный письменный стол посреди комнаты, пол покрыт дорогим ковром. Позади кресла мистера Суттона был вделан в стену маленький шкаф красного дерева. Джошуа быстро осмотрел контору, красивый камин, провел рукой по обивке мебели и восхитился дивными шторами на окнах. Погруженный в свои мысли, он машинально попробовал открыть дверь аптечки, но она оказалась закрытой.
   — Прошу, не трогайте ничего, — попросил его заведующий.
   — Великолепное бюро, и как чисто, как все со вкусом подобрано, — пробормотал Джошуа. — Настоящий дворец!
   На столе не было никаких рукописей, лежал клочок смятой бумаги. Корзина для бумаг была совершенно пуста. Джошуа заметил на смятом клочке штемпель фирмы и красную печать. Достаточно было беглого взгляда, чтобы понять, что это обертка какого-то лекарства. Теперь репортера интересовал вопрос: что это за лекарство.
   — Не можете ли вы показать, как закрываются эти шторы? — попросил он.
   Заведующий тут же подошел к окну и взялся за шелковый шнурок, спрятанный в складках ткани.
   Маленький листок бумаги с письменного стола мгновенно очутился в кармане мистера Гарриса.
   Джошуа поблагодарил заведующего и направился к выходу.
   Проходя мимо двери кабинета капитана Лесли, он остановился, чтобы посмотреть, закрыта ли дверь.
   К его немалому удивлению она оказалась открытой. Но еще более он удивился, когда увидел свет в комнате. Камин был полон пепла, в нем еще тлела бумага. Дверь денежного сейфа открыта, и ключ торчал в замке.
   — Посмотрим, — пробормотал под нос Джошуа.
   Он заглянул в сейф, который был совершенно пуст. Ни одного листка бумаги там не было. Три ящика стола были пустыми. Подумав, он закрыл сейф и положил ключ на стол мистера Лесли. Кто-то имел намерение бежать и скрыть свои следы. Но что именно он хотел уничтожить?
   Он порылся в пепле, надеясь найти хоть что-либо, и вытащил несколько обуглившихся листков, напечатанных на машинке. Большая часть их была уничтожена огнем.
   На одном листке он разобрал:
   «Джон Лесли — бывший преступник в… долгое время подозреваемый… Колье из жемчуга… сейф в его конторе…»
   Второй лист был копией первого. На обоих были одинаковые ошибки. Он заботливо сложил оба листа и положил в бумажник.
   Выйдя на улицу, он посмотрел на часы. Было время ужинать. Гаррис не любил спешить. Тем более, что его статья еще не была написана. Ее окончания он не знал. Он направился в ресторан, расположенный вблизи театра «Ампир», где обыкновенно обедал. Сняв свое непромокаемое пальто и соломенную шляпу, он на время забыл обо всех заботах, почувствовав, что проголодался. Однако тут же спохватился и направился в холл, чтобы проверить свои карманы. Найдя необходимое, вернулся к столику и разгладил взятый в кабинете Суттона трофей…
   Название фирмы и название лекарства были ясно обозначены на бумаге. Внизу, под тремя крестиками, стояла пометка — «яд».
   Джошуа присвистнул: он знал, что это один из сильнейших адов, известных в медицине. Официант принес суп, но Джошуа поднялся из-за стола.
   — Пожалуйста, оставьте суп, пусть остынет, — сказал он, направляясь к телефону.
   Несколько известных врачей были ему знакомы, и при необходимости они могли всегда предложить свои услуги. Первого не оказалось дома, но вторая попытка оказалась удачной: к телефону подошел опытный медик-токсиколог.
   — Вам звонит Гаррис из «Почтового курьера». Мне нужно знать, какое действие производит это лекарство… — Он повторил название, которое прочел на бумаге и услышал, как доктор рассмеялся.
   — Вы, кажется, напали на след нового преступника? Это средство без запаха и вкуса, приняв треть чайной ложки, вы не почувствуете никакого действия. Однако затем вдруг, при быстром движении руки или головы вы теряете сознание, будто вас железным ломом ударили по голове. Это продолжается несколько часов. Когда вы придете в себя, то почувствуете ужасные боли… Но зачем вам это знать?
   — Я пишу одну статью, — солгал репортер, — и хочу дать следующее заглавие: «Должен ли я отравить свою невесту?»
 
 
   Спустившись с лестницы, Берил Стендман направилась к себе. Она плотно закрыла дверь и, постояв минуту, решила, наконец, привести свои мысли в порядок. Голова болела ужасно, она чувствовала слабость в ногах. Войдя в комнату, она услышала голос, звавший ее снизу, но не отозвалась. Она была свободна два часа, и, может быть, это были последние часы, которыми она располагала. Она вошла в свой будуар, обставленный с особой роскошью. Большой удобный диван стоял у камина. Она направилась к двери, ведущей в спальню, плотно закрыла ее и задернула портьерой, потом упала на диван, и голова ее утонула в подушках. Она должна была, наконец, обдумать свое положение.
   Итак, Джон Лесли свободен… Она — замужем. Через несколько часов они с Фрэнком будут на пути в Шотландию. Теперь она — миссис Суттон… Берил несколько раз повторяла эти слова, и никак не могла поверить в их смысл. Ей все еще казалось, что она не замужем. И, может, внизу, в темном саду ее ждал человек, которого она любила и сердце которого оставалось для нее загадкой…
   Может быть, он там, в саду? Он ждет… Она попыталась подняться, но чувствовала себя мертвой. Сознание покинуло ее, и она погрузилась в тяжелый сон…
   Она не слышала, как дядя Лоу позвал ее из соседней комнаты, не слышала шума его автомобиля… Стук дождя по окнам разбудил ее, и она поднялась. В комнате было темно. Огня она не зажигала и ощупью добралась до камина. Как долго она спала?
   Было непонятно, как она, после всех этих переживаний, могла уснуть… Пробираясь ощупью вдоль стены, Берил добралась до выключателя, и в комнате вспыхнул свет, Было десять часов — уже так поздно!
   Ее поезд отходил в две минуты одиннадцатого. Она взяла часы и поднесла к уху. Сомнения не было — часы шли!.. И ее часы-браслет показывали то же время. Что могло произойти? Она отворила дверь и вышла. До ее слуха донесся разговор лакея с горничной.
   Увидев ее, те остолбенели.
   — Это вы, мисс? Боже, как вы нас испугали!
   Она дошла до половины лестницы.
   — Что случилось? Где мистер Фридман?
   — Мы не знаем. Он пошел, наверное, искать вас, мисс… Он страшно волновался…
   — Разве мистер Фридман решил что я ушла? Он звонил по телефону?
   — Нет, мисс.
   Большие часы на галерее пробили половину.
   — Уже половина одиннадцатого? — спросила Берил.
   — Да. Уже несколько часов прошло, как ваши чемоданы отправлены на станцию.
   Лакей ждал распоряжений, но она ничего не сказала.
   — Я не знал, что мне делать с ручным багажом, мисс!
   Два кожаных чемодана стояли у выхода. Надо было что-то предпринимать. Время шло… Задумчиво взглянула она на входную дверь.
   — Что, мистер Суттон вернулся?
   — Нет, его не было…
   — А мистер… — запнулась она, — Лесли был здесь?
   — Нет, он не возвращался. Никого, кроме прислуги, нет…
   — Можно вызывать автомобиль?
   — Зачем?
   Вопрос лакея был вполне логичен: ее место теперь возле мужа…
   — Мне нужно в город, — пробормотала она, смутившись.
   — Тогда я пошлю за извозчиком.
   — Что, нет автомобилей?
   — Да, мэм, за исключением вашего маленького, нет ни одного в гараже.
   — Подайте мне, пожалуйста, мой автомобиль, — сказала Берил.
   Лакей ушел. Через десять минут автомобиль был подан.
   — Я поднял крышу и боковые стекла, — сообщил лакей, — дождь льет ужасно. И вам, мисс, я советовал бы одеться потеплее.
   — Если мистер Фридман позвонит, скажите ему, что я уснула в своем будуаре и очень желаю об этом. Мистеру Суттону скажите то же самое. Затем передайте, пожалуйста, мистеру Фридману, что я еду в Лондон…
   Зачем ей было ехать в Лондон? Да, она хотела отыскать Лесли… Она должна была его найти. Что бы ни произошло, она не могла иначе. Ее единственное желание — быть там, где Фрэнк Суттон не мог бы ее найти. Она не думала, что опечалит этим дядю Лоу. В это мгновение она была, наконец, собой и чувствовала себя отлично. Весь мир принадлежал ей…
   Машина послушно помчала ее по направлению к Лондону. Даже сильный дождь и холодный северный ветер не могли вызвать в ней страха или нерешительности. Берил чувствовала, что отвечает только сама за себя. О Фрэнке она вообще не думала. Если бы она его ненавидела, то злилась бы на него. Если бы он был ей дорог, то жалела бы его. Но ни одна мысль о нем ее не занимала. Он был ей безразличен. Как Тильман, Гаррис и все прочие.
   В таком настроении она приехала в Лондон.
   Автомобиль остановился возле одного из мрачных домов Бломсбери, где жил Лесли. Берил даже не думала, какими могли быть последствия этого визита. Денег у нее было достаточно, и она решила переночевать в отеле. Берил осознавала совершенно ясно: она не вернется к Фрэнку Суттону в Уимблдон.
   В вестибюле дома в Бломсбери ее встретил лакей. Выслушав Берил, он покачал головой.
   — Капитан Лесли приходит сюда редко, иногда только переночевать, — сказал он, — я его не видел со среды.
   — Разве он последнюю ночь не был здесь?
   — Нет, уже две или три ночи его не было дома.
   — Но что он делает с почтой?
   — Его письма не приходят сюда, — ответил лакей.
   Берил упала духом — она так надеялась встретить здесь Лесли…
   — Он служит в фирме «Суттон и К°»… — сказал лакей, — я вам могу дать адрес…
   — Благодарю, я знаю. Может быть, он пошел туда?
   — Вряд ли.
   — А был здесь мистер Гаррис? — спросила она быстро.
   — Да, был.
   Берил села в машину и поехала в город. Через десять минут она уже стояла в приемной газеты «Почтовый Курьер».
   — Имею честь видеть миссис Суттон? — спросил мистер Филд, выходя к ней. — Вы, должно быть, та дама, которая вышла сегодня замуж?
   — Да, это я, — ответила Берил. — Но я еще не привыкла к своему новому имени…
   — Сожалею, что Гарриса нет, — посетовал мистер Филд. — Но я знаю, где бы вы его могли найти… Он может быть в одном клубе. Это не особенно приличное заведение… Клуб «Леопольд». Вам я не советовал бы там показываться… Но я могу его вызвать…
   Он вышел и вернулся через пять минут.
   — Его еще нет там. Но если вы сообщите мне ваш телефон, я сообщу, где его найти.
   Берил не знала, что делать. Гаррис мог помочь ей найти Лесли. Может быть, мистер Филд знает, где сейчас Джон Лесли? Нет, он не знает…
   — Я слышал из газет, будто он арестован. Вы разве с ним знакомы, миссис Суттон? — спросил Филд.
   — Да, — ответила Берил тихо. — Он мой хороший друг.
   — Я не удивлюсь, если вы и мистера Лесли встретите в этом клубе, — заявил Филд. — Там всякие личности собираются… — добавил он и смешался. Ведь речь шла о друге этой юной леди…
   — Я могу оставить здесь свой автомобиль? — спросила Берил.
   — Да, конечно.
   Берил отправилась на улицу Финк, взяла такси и назвала шоферу адрес.
   — В клуб «Леопольд», мэм? — удивился шофер.
   — Вы знаете, где он находится?
   — Конечно. И знаю также, что это за клуб, — добавил он насмешливо. — Ну хорошо, едем!
   Дождь усилился. Берил промокла до костей, но даже не замечала этого.
   Автомобиль мчался по улице Кингсвей, потом свернул в переулок. Вдруг она увидела двух бежавших мужчин и услышала полицейские свистки.
   Берил открыла дверцу автомобиля и выскочила на тротуар.
   — Ждите меня здесь! — крикнула она шоферу.
   Вдруг кто-то схватил ее за руку. Это был Тильман.
   — Куда вы, мисс Стендман? — спросил он резко.
   Двое полицейских побежали вдоль улицы. Посмотрев им вслед, Берил заметила толпу у входных дверей какого-то заведения. Неожиданно в гуще толпы раздался душераздирающий крик.
   Не обращая внимания на Тильмана, Берил бросилась вперед. Она подбежала к толпе. Какая-то женщина страшно кричала и билась в истерике. Двое полицейских унесли ее.
   Это была Милли Треннит!
   — Убийца, убийца! — Берил услышала этот отчаянный крик. — Он мертв, Лесли убил его!
   Берил была близка к обмороку, и если бы не сильные руки Тильмана, поддержавшие ее, то упала бы на мостовую.
   Мертв? Фрэнк Суттон убит? Еще сутки назад она была его невестой, теперь она — вдова. Лесли сдержал свое обещание!
 
 
   …Полиция постоянно следила за клубом «Леопольд», но теперь здесь многое изменилось… последнее время даже молодые люди из общества стали посещать его. «Леопольд» превратился в одно из модных заведений. Некоторые молодые аристократы, желая познакомить своих дам с жизнью грабителей Лондона, заказывали столики в клубе и чувствовали себя почти героями.
   Клуб «Леопольд» был расположен в верхнем этаже большого здания. Он числился общественным клубом с рестораном. Кроме довольно узкого ресторанного зала и не особенно удобного помещения для танцев здесь были еще и комнаты, где члены клуба принимали своих гостей.
   Мистер Анерлей, владелец «Леопольда», называл одну из больших клубных комнат залом заседаний. Он поместил объявление в газетах, предлагая свои помещения для разных акционерных собраний. Но никаких собраний там никогда не проходило…
   Странные правила существовали в клубе «Леопольд»! Когда приходил час полицейского обхода — нельзя было пить, и члены клуба не смели также играть в карты, или же владелец не должен был об этом знать. Несомненно, члены клуба тайно нанимали комнаты для азартных игр, а также для свиданий. Но мистер Анерлей мог с гордостью указывать на постановление комитета, исключившего многих членов за нарушения правил. Комитет был составлен законно, а заседания проходили в тот утренний час, когда большинство его членов еще находились в постелях. Но поскольку в одном из параграфов значилось, что и присутствия двух членов комитета достаточно, то все дела клуба обсуждались мистером Анерлеем и его сыном Джимом, еще совсем молодым человеком, который, кроме комитетской деятельности, исполнял еще и обязанности лифтера.
   …Мистер Анерлей имел суровые черты лица и массивный подбородок. У него было только два друга. Одного он совершенно потерял из виду. То была его любимая история, которую он частенько рассказывал сыну, когда в клубе не было работы…
   — Мы встретились во Франции, — говорил он, — и вместе провели три дня. Он был офицером, я — рядовым. Он спас мне жизнь. Часто делился всем со мной, отдавая свою порцию воды. Я бы заплатил тысячу фунтов, чтобы увидеть его. О, если бы я тогда вовремя выскочил из автобуса, помнишь? Мы ехали с тобой в автобусе, и вдруг я увидел его…
   …О втором друге, которого Анерлей очень уважал, он почти не вспоминал. Этот человек выручил его, дав большую сумму денег, и потому он сумел купить этот клуб. То был мистер Лоу Фридман.
   …Как-то вечером Билл Анерлей разрешил Джиму пойти в кино. Когда тот вернулся, он нашел отца очень озабоченным.
   Оказалось, вышла неувязка с музыкой. Вместо оркестра отец завел электрический граммофон, и звуки его гулко доносились из танцевального зала. Но граммофон явно не имел успеха…
   — Пришел кто-нибудь? — спросил Джим, одетый в плохо сшитый костюм боя.
   — Никого, мой мальчик, — вздохнул отец, глядя через очки.
   На нем был костюм швейцара из зеленого сукна, расшитый золотом.
   — Выло бы хорошо, если бы ты не беспокоил меня лишними вопросами, мой милый…
   Джим вздохнул. Он был молод и любопытен.
   — Отец, что сделать, чтобы улучшить положение нашего клуба?
   Отец строго посмотрел на сына.
   — А ты как думаешь? Может, мне купить два воздушных шара и сделать в газете объявление о грандиозном бале? — поинтересовался он иронически. — Нет, Джим, это не имеет смысла. Теперь все люди выехали из города…
   Телефон зазвонил, и Билл взял трубку.
   — Нет, миссис Латит, вашего мужа не было здесь… я сегодня еще не видел его в клубе… да… сударыня, я ему передам…
   Он повесил трубку и позвал лакея.
   — Идите и скажите мистеру Латиту, что звонила его жена. Он в четвертом, нет, в третьем номере… Не беспокойте только номер четвертый, пусть спит.
   — Кто же это? — спросил Джим.
   Отец поправил свои очки и пристально взглянул на сына через стекла.
   — Кто? — переспросил он. — Если тебя это интересует, то это член клуба, который здесь инкогнито. Если полиция будет тебя спрашивать, смотри, держи язык за зубами, понял?
   Джим хотел было еще что-то спросить, но в это время раздался звонок у лифта, и он должен был уйти. В переднюю вошел новый посетитель.
   — Добрый вечер, мистер Суттон! — радушно произнес хозяин.
   Суттон считался очень щедрым посетителем, хотя и заходил редко. Билл сделал знак Джиму, и тот поспешил скрыться.
   Суттон молчал, пока не замолк шум лифта, и Билл понял, что у него дело особого характера. У Суттона были всегда странные желания. Однажды Билл должен был устроить ему свидание, но так, чтобы двое могли разговаривать, не видя друг друга. Впрочем, Билл Анерлей никогда не интересовался образом жизни и причудами своих клиентов. У него был девиз: «Клуб должен служить интересам его членов». Эту фразу он прочел в каком-то объявлении одного большого торгового дома. Фраза звучала отлично и служила для успокоения совести.
   Мистер Суттон был человек состоятельный, он хорошо платил, значит, необходимо было удовлетворять его прихоти.