Здесь ему нравилось гораздо больше. Не то чтобы он был любителем чая, да и таких кукольных бутербродиков понадобится штук сто двадцать, чтобы накормить взрослого мужчину, но часть его задания в Бивертоне заключалась в том, чтобы собрать информацию о потенциальной рабочей силе для новой фабрики. Эти дамы давно живут в городе и, совершенно очевидно, знают здесь всех. Так что он выкачает из них информацию, попивая чаек из чашки, которая была вызовом его мужскому началу. Все-таки поработать сегодня вечером ему удастся. Джо хотел расспросить побольше о достопочтенном докторе Эммете Бивере, когда им снова помешали. Вошли еще две пожилые женщины. На первой были древний розовый костюм от Шанель и нитка крупного жемчуга, и Монткриф мог бы поспорить, что камни настоящие. Ее сумочка и туфли были в тон.
   – Надеюсь, мы не опоздали к чаю, – вежливо сказала она. – Мы с мадам Диор вдруг решили, а почему бы нам не отведать ваших отменных пирогов, дорогуша. – Она подошла к Эмили, и они обменялись приветствиями.
   Мадам Диор подождала, пока женщина в костюме от Шанель пройдет в комнату, и вошла сама. Она сделала это так, как делали актрисы тридцатых годов, выходя на сцену. Ее короткие черные волосы покачивались во время движения, и она смотрела по сторонам большими, обрамленными черными ресницами глазами. Ее кожа была белой, а помада ярко-красной. На ней были черные брюки и свободная блузка с абстрактным рисунком. В руке она держала мундштук с длинной тонкой незажженной сигаретой. Такие мундштуки можно увидеть только в старых фильмах или на костюмированных балах.
   – Конечно, вы не опоздали. Проходите, – сказала Эмили, поднимаясь.
   – Мисс Тревельен, мадам Диор, позвольте представить вам Джо Монткрифа.
   Он встал, как научили его делать при появлении дамы в комнате много лет назад в подготовительной школе. В наши дни не часто такое увидишь, но среди людей, которым за семьдесят, это все еще было в моде.
   Мисс Тревельен пожала ему руку и отошла к креслу, что стояло около этажерки с фарфором и серебряными безделушками, место которым было разве что в музее или антикварном магазине.
   – Может быть, вам будет удобнее на диване, рядом с тетушкой Олив? – спросила Эмили.
   – Мне и здесь неплохо, дорогая, спасибо.
   – Я так счастлива познакомиться с вами, – сказала француженка прокуренным голосом с сильным акцентом, выбрала кресло ближе к нему и приняла чашку чая из рук Эмили, которая снова почувствовала себя хозяйкой.
   – И я рад знакомству, – сказал Джо. На самом деле ему было уже не так весело, потому как, судя по всему, разговоров об «интимных целительницах» больше не будет. С другой стороны, чем больше пожилых дам он сможет расспросить, тем больше он соберет информации о городе и рабочих, что живут здесь. Джо уже намеревался задать основной вопрос, когда краем глаза заметил удивительную вещь. Женственная мисс Тревельен, носившая жемчужные бусы стоимостью под десять тысяч, стащила с этажерки серебряную безделушку и сунула в сумочку.
   Он посмотрел по сторонам, желая убедиться, что это видел еще кто-нибудь, но все разговаривали, наливали чай или брали с тарелки бутерброды.
   Джо оказался в затруднительном положении. Должен ли он предать огласке тот факт, что старушка обокрала хозяйку, или ему стоит держать рот на замке?
   Он решил промолчать, когда заметил, что Эмили, застыв с крохотными блюдцами в руках и еще более крохотными салфетками на них, гневно смотрит на мисс Тревельен. Он был совершенно уверен, что сумка пожилой дамы стала еще тяжелее, а на этажерке не хватало еще одной безделушки.
   Он на какой-то миг встретился взглядом с Эмили и отчетливо понял, словно она произнесла это вслух: «Держите язык за зубами». Он так же взглядом постарался ответить ей: «Вас понял». Но в его послании было еще одно приложение: «Я вас хочу».
   Видимо, Эмили поняла все его послание. Она, как ни в чем не бывало, кивнула ему, но ее грудь взволнованно всколыхнулась, а голубые глаза широко раскрылись. Он не прочел в них ответное: «Я тоже вас хочу». Впрочем, что-то в ее глазах он все же заметил. Не безразличие, а скорее, впечатление, что она симпатизирует ему.
   Жаль. Может быть, он сможет выкроить время, чтобы преодолеть ее сдержанность.
   Джо с трудом заставил себя выпить три чашки чая, чтобы был повод задержаться. Он бы ни за что не пропустил такой вечер. Ему выпал случай рассмотреть во всех подробностях хозяйку, на которой были короткая черная юбка и передник. И то и другое шло ей. До сих пор ему не нравились сексуальные фантазии с французскими домохозяйками. Помимо привлекательной Эмили его забавляли старушки. Эмили удалось, к его великому сожалению, успокоить своих тетушек, но мадам Диор скрасила ситуацию. Она сидела рядом и говорила ему, как сильно он напоминает ей мальчика, с которым она познакомилась в Ницце.
   – У него были такие же прекрасные глаза и такое же тело, – ворковала она. – И благодаря вам я снова чувствую себя молодой.
   Его сотовый телефон беспокоил его несколько раз, но Джо установил виброзвонок. У него не было настроения окунаться в действительность. Он столько узнал на этой чайной вечеринке, что день можно было считать на редкость удачным.
   – Что ж, – сказала мисс Тревельен, посмотрев на француженку с выражением «а не пора ли нам» в глазах. Но тут открылась входная дверь и с шумом захлопнулась.
   Эмили не успела встать, как раздался рассерженный женский голос с сильным южным выговором:
   – Вы не поверите, что эти грязные дворняги выкинули на этот раз.
   Грязные дворняги?
   – Я им говорила: «Это Содружество малых театров Бивертона, а не Стратфорд-он-Эйвон»[2], а эти бродячие псы, Пай со своими пьесами… – К этому моменту обладательница голоса добралась до двери гостиной. Это была выцветшая женщина, кожа да кости, в бледном платье из хлопка в цветочек, которое свисало до самого пола. На фестивале хиппи это платье смотрелось бы неплохо. Женщина увидела Джо и остановилась. – Ой, – сказала она и опустила голову, чтобы посмотреть на него через опущенные ресницы, которые были сильно накрашены. Он пожалел, что не ушел раньше. Она прикрыла рот рукой и прыснула. Затем представилась, протянув ему руку: – Меня зовут Джералдина.
   Она выжидающе смотрела на него, словно он должен был поцеловать ей руку, но вместо этого Джо крепко пожал тоненькие пальцы.
   – Джо Монткриф.
   Она села, и все у нее было в движении: ресницы, руки, подол платья. Эмили подала ей чашку с чаем, и Джералдина поблагодарила ее.
   – Вы театральный агент? – обратилась она к Монткрифу.
   – Нет.
   – Ну, впрочем, все равно. Они не хотят, чтобы я играла Марию в ежегодном мюзикле. Терри Пай получила контракт, и знаете, это только потому, что она и ее муж делают стрижки всему городу.
   – А ты была бы чудной Марией, – сказала Бетси. – Это они зря.
   – Я вынуждена играть «сестру», – сказала увядшая красавица, поджав губки. – Вы можете представить меня в этой роли? Монашка?!
   Олив грубо расхохоталась:
   – Вот тогда-то и я решила участвовать в этом спектакле.
   – Да и я, – сказала Лидия.
   – А мой цвет – черный, – начала мадам Диор. Мисс Тревельен тихонько вздохнула и сказала, что всегда мечтала сыграть монашку. Джо не был фанатичным католиком, но и он чувствовал, что женщина, которая таскает у соседей серебро, не создана для того, чтобы быть монашкой.
   – Да я бы вообще не хотела участвовать в этой глупой пьесе, но уж больно весело с девчонками репетировать на чердаке. Не люблю заниматься с мужчинами. – Джералдина выделила слово «мужчинами» и снова бросила на Джо кокетливый взгляд из-под опущенных ресниц. – Доктор Бивер всегда разрешал мужчинам и женщинам заниматься порознь. Все как в старые времена.
   Джо задумался. Получалось, что Содружество малых театров Бивертона было прямым наследником сумасшедшего дома. Надо купить абонемент на весь сезон.
   – В те дни, я полагаю, мужчины и женщины ставили разные пьесы исключительно друг для друга, – сказала Эмили.
   – Не важно, – заметила Олив. – В этой пьесе не будет слабых мест, вот увидишь. Вы ведь придете, Джо, не так ли? Вечером в эту пятницу. Можете пойти вместе с Эмили. Она не занята в спектакле.
   – Если я все еще буду в городе, то с удовольствием приду. – Неплохо посмотреть на общину. Не говоря уж о возможности провести время с хозяйкой отеля, которая определенно не замужем, раз дамы так откровенно ее сватают.
   – Олив! – воскликнула Эмили. Ее возмутило вмешательство в свою личную жизнь.
   – Значит, договорились, – сказала Олив, совершенно не обращая внимания на Эмили. – Если вы меня спросите, так я скажу, что вам обоим не помешает развеяться.
   Вскоре после этого дамы разошлись. Джо чувствовал себя как жених на смотринах. Каждая подошла к нему и попрощалась за руку, проворковав комплимент.
   Бетси Кармайкл сказала ему, что он сладенький и милый мальчик. Мадам Диор хлопнула в ладоши и предложила заглянуть к ней на огонек как-нибудь. Джералдина Маллет поцеловала его в щеку и прошептала на ушко: «До пятницы». Мисс Тревельен подала ему свою мягкую ладошку и поблагодарила за приятную компанию.
   Ее лицо раскраснелось как от быстрой прогулки, а сумка разбухла до невообразимых размеров.
   Насколько он понял, за чай никто не расплатился. Что это за бизнес такой? И раз уж об этом зашла речь, то где остальные гости? «Интимные целительницы» на пенсии жили здесь, и он сомневался, что они платили за пансион.
   Его вдруг осенило, что он единственный постоялец, что было не очень хорошо для Эмили, зато для компании, пославшей его, это была прекрасная новость.
   Когда гостьи разошлись, Эмили начала убирать со стола. Тетушки попытались помочь, но она лишь отмахнулась:
   – Скоро начнется ваше любимое шоу. Расслабьтесь.
   – «Шестьдесят минут»? – предположил Джо.
   – «Остров соблазнов».
   Джо удивил на сей раз сам себя, взяв тяжелый чайник и стопку тарелок.
   – Вам не обязательно помогать мне, – запротестовала Эмили.
   Он бы ни за что не стал помогать убирать там, где с него взяли деньги, но здесь все получалось иначе, в таких местах он еще ни разу не останавливался. Ему хотелось провести еще немного времени в компании Эмили, и, кроме того, нужно было доложить о краже, свидетелем которой он стал.
   Джо не мог оторвать взгляд от покачивания складок ее юбки и всего прочего, что там еще у женщин покачивается при ходьбе, когда шел за ней следом на кухню.
   Едва он переступил дубовый порог кухни, как понял, что это место идеально подходит Эмили. Старомодное в сочетании с современным. Кухня была огромной, с черной и белой плиткой на полу, старыми дубовыми сервантами со стеклянными дверцами и эркером, за которым виделся пышный сад. В эркере стояли круглый дубовый стол и стулья, которые провели там уже, по меньшей мере, столетие. Но разделочный стол был гранитным, а все кухонные приспособления – из нержавеющей стали в индустриальном стиле.
   – Вы, должно быть, любите готовить, – сказал он, осматриваясь.
   – Люблю, – сказала она с улыбкой. – Вы не должны мне помогать, вы постоялец.
   – Да, наверное. Но мне необходимо поговорить с вами с глазу на глаз.
   Эмили кивнула:
   – О мисс Тревельен?
   – Так вы тоже видели? Я так и думал. – Джо припомнил то, как женщина складывала серебро себе в сумочку. – Она украла кое-что из вашего… – Он не знал толком, как назвать весь этот утиль. – Кое-что из вашей утвари. Пожалуй, пару вещей.
   – Да, я знаю. Но она не нарочно, бедняжка. Она завтра все мне вернет.
   – Вернет? В Нью-Йорке кража серебра рассматривается как незначительное правонарушение. Думаю, это приравнивается к судебно наказуемому проступку категории «Б».
   Эмили тихо рассмеялась:
   – Это Бивертон, Джо. Я знаю, что она не права, но она не в состоянии контролировать себя. Брать красивые вещи для нее счастье, и она всегда возвращает их. Если хотите, можете пойти завтра со мной. Сами увидите, она вернет то, что принадлежит мне.
   Монткриф озадаченно покачал головой. У него совершенно не было времени слоняться без дела по городу. Нужно было оценить недвижимость, и все же…
   – Не могу устоять. И как именно мы это сделаем? Оденемся в черное и совершим кражу со взломом?
   Она загадочно улыбнулась:
   – Подождите и все увидите.
   Боже, а она прелестна! Ее глаза были огромными и голубыми, ее ресницы – до абсурда длинными и черными. Ее взъерошенные волосы были темно-медового цвета, а рот выглядел так, словно весь день говорил правильные вещи, зато ночью шептал непристойности.
   Уже давно женщины не казались ему загадочными. Но сейчас этому не мешали даже ее смешной передник и окружение из чокнутых старух, у которых были сомнения относительно его сексуальных подвигов.
   Джо удивился своей симпатии к ней. Наверное, это из-за того, как она пахнет, из-за имбиря и корицы. Пожалуй, так должно было пахнуть домашнее печенье его бабушки, если бы его бабушка не была вечно занята, выигрывая теннисные турниры в своем загородном клубе. В одном он был уверен: он хотел провести какое-то время в компании этой женщины, ее помешанных на сексе тетушек и ее бутербродов с огурцом.
   Когда Монткриф вернулся в гостиную, чтобы собрать оставшиеся тарелки, там уже никого не было. Он взял тарелку и чашку мисс Тревельен. Она аккуратно свернула салфетку и не уронила мимо ни крошки, но, несмотря на это, она обокрала хозяйку прямо у него на глазах.
   На обратном пути ему в голову пришла неожиданная мысль. Тетушка с волосами как сахарная вата сказала, что они открыли двери и объявили всех исцелившимися, когда санаторий закрыли.
   – А мисс Тревельен тоже была пациенткой доктора Бивера? – спросил он, возвращаясь на кухню.
   Эмили не спешила с ответом, раскладывая маленькие рассыпчатые печенья на старинном блюде.
   – Санаторий Бивертона уже давно закрыт, – сказала она наконец.
   Джо еще больше зауважал девушку за такую преданность; кроме того, уже само ее нежелание говорить ответило на его вопрос.
   – А местные представители закона знают о маленьком хобби мисс Тревельен? Жемчужные бусы у нее на шее стоят целое состояние.
   Эмили с удивлением посмотрела на него:
   – Вы разбираетесь в женских украшениях?
   – Я о многом знаю по чуть-чуть. Так что? Знают?
   – Послушайте, Джо, семья мисс Тревельен была очень богата. Этот жемчуг уже много поколений хранится в семье. Она не воровка.
   – Просто местная клептоманка, которую не долечили, когда закрыли психушку?
   Она сжала губы.
   – Не надо, – сказал он. – Не говорите. Можете ответить все, что угодно.
   – Не могу, вы же постоялец.
   – Поверьте, ничего из того, что вы можете сказать, не заставит меня убежать на ночь глядя. Мне здесь нравится. И мне любопытно.
   – Ладно. Санаторий не был психушкой, и вообще это совершенно бестактное слово.
   – Бьюсь об заклад, ваша тетушка Олив думает иначе. Я сам слышал, как она всех жителей города называла психами.
   Эмили развернулась и с вызовом посмотрела на него.
   – Тетушке Олив восемьдесят три года, и воспитали ее в суровые годы. У нее есть оправдание.
   – Хорошо, я никому, кроме вас, не буду говорить про психушку.
   – Идет. – Она хотела уже отвернуться, но передумала. – Джо, Бивертон – очень необычное место. Едва ли существует еще один такой город. Люди здесь помогают друг другу и по большей части живут счастливо в гармонии с миром и окружающими. Мы знаем соседей по именам и стараемся ладить.
   – Так вы хотите сказать, что весь город населен сумасшедшими?
   – Конечно, нет. И что за противное слово! Я просто хочу сказать, что некоторые горожане немного эксцентричны.
   Он прищурился.
   – Что вы вкладываете в слово «эксцентричный»?
   – Я лишь советую вам смотреть на вещи шире.
   – Кроме вас, единственной нормальной женщиной мне показалась француженка.
   – Хм. Мадам Диор?
   – Да, темненькая дама с парижским акцентом, которая пришла вместе с клептоманкой.
   – Настоящее имя мадам Диор – Дороти Вудроу, и ее французский – это то, чего она понахваталась из фильмов и песен Эдит Пиаф. Дороти увидела Катрин Денев в рекламе Дома Диор и вообразила себя француженкой.
   Джо тихонько стукнулся лбом о стену.
   – Да ладно вам, не так все плохо. До этого она воображала Эву Габор. – Эмили хмыкнула при воспоминаниях. – Тогда ее акцент очень быстро всем надоел.
   – Хорошо, – сказал он. – Скажите мне самое худшее. Какой ген безумия течет в ваших венах?
   Она слегка покраснела.
   – Я прошу вас подбирать слова.
   – Не увиливайте. Попробую угадать. – Джо взял яблоко и впился в него зубами. Он проголодался, так как затратил больше калорий, когда жевал крохотные бутерброды, чем получил от них в итоге. – Ваш дед думал, что он Наполеон, а ваша бабушка решила, что она – Франция и сдалась на милость императора.
   Эмили закатила глаза и вернулась к уборке.
   – А нет, я понял! Она была его сиделкой. Или он был медбратом. Я стараюсь подбирать слова, – сказал Джо, когда она посмотрела на него так, словно готова была ударить поварешкой. – И… и… – Он не мог думать, ведь она смотрела на него так, как, должно быть, смотрела Ева на Адама. И от нее так же сильно пахло корицей и еще бастром[4]. Эмили была соблазнительным сочетанием сексуальности и домашнего уюта. – Они решила поиграть в ясли?
   – Не угадали.
   – Но ведь теплее? Наконец она сдалась.
   – Моя бабушка была здесь управляющей.
   Он перестал жевать и удивленно посмотрел на нее.
   – А вы не знали, что здесь раньше был бордель? Это есть в рекламном проспекте и на веб-сайте.
   – Моя секретарша только сказала, что это единственный отель в городе. Рекламного проспекта я никогда не видел. Так ваша бабушка была…
   – Я ее обожала. Она меня многому научила. Неужели? И чему же, интересно? Хотел бы он выяснить это на практике.
   – Я уехала, когда поступила в колледж, но потом вернулась и помогала ей вести дела.
   – Вы управляли борделем? – Может, она все-таки чокнутая?
   Эмили посмотрела на него таким взглядом, что Джо понял, что в очередной раз сказал глупость.
   – К тому времени это был уже отель и кафе. Доктор Бивер закрыл практику, и «интимных целительниц» больше никто не вызывал.
   – А жаль!
   Эмили неожиданно лукаво улыбнулась:
   – Наверху на чердаке полно старых нарядов и, хм, прочих штучек.
   – Может, вы мне как-нибудь покажете? Улыбка слегка преобразилась, девушка бросила на него провокационный взгляд из-под опущенных ресниц. Вот и не верь после этого старику Мердемо! Коварная штука – наследственность.
   Наступила пауза. Джо доел яблоко и хотел выкинуть огрызок в мусор, но Эмили остановила его и указала на маленькую пластмассовую корзину с надписью «компост», выведенную забавными буквами.
   – Что ж, – сказала она. – Спасибо за помощь.
   – Вы уже подумали насчет ресторанов? – спросил Джо, не желая лишаться ее компании.
   – Даже и не знаю…
   – У меня есть идея. Хороший вечер – почему бы нам не прогуляться до центра, где вы покажете мне лучшие заведения? – Он подошел ближе. – Более того, почему бы вам не поужинать со мной?
   Эмили отступила и уперлась в разделочный стол. Ее пальцы теребили узелок на переднике.
   – Поужинать? С вами?
   Джо не смог сдержать улыбку.
   – Да.
   – Как будто у нас свидание?
   – Именно так. – Не то чтобы он действительно думал об этом старомодном времяпрепровождении.
   – Но почему? – Эмили посмотрела на него своими большими голубыми глазами.
   – Потому что вы прекрасная женщина, а я один в этом городе, и в вашем отеле не подают ужин.
   На щеках девушки появились крохотные ямочки, когда она улыбнулась.
   – Хорошо.
   Ее наверняка часто приглашали, но что-то подсказывало Джо, что далеко не всегда она соглашалась. Эмили интриговала его все больше с каждой минутой.

Глава 3

   – Вы, наверное, сильно проголодались, – сказала Эмили, вышагивая рядом с Монткрифом по направлению к центру города. Она слегка запыхалась.
   – Да не то чтобы очень.
   – А вы всегда так быстро ходите?
   Джо посмотрел на нее и заметил, что она почти бежит, чтобы поспеть за ним. Он напомнил себе, что находится в захолустье штата Айдахо воскресным вечером.
   – Извините, – сказал он, с трудом замедляя шаг.
   – Да ничего! Гулять с вами – все равно что с личным тренером заниматься, а мне упражнения не помешают. – Они продолжили путь, и Джо старался не отрываться от нее, хотя это было непросто.
   – Ну вот мы и на Мэйн-стрит, – сказала Эмили чуть позже.
   – А это еще что такое? – спросил Джо, уставившись на статую, напоминавшую крысу на задних лапах. Она была вырезана из дерева и возвышалась над бульваром на добрых двенадцать футов. Тварь стояла, оскалив зубы, сделанные из более светлого дерева. От ее вида аппетит пропадал напрочь.
   – Это талисман нашего города. Бобр. Джо растерянно моргнул.
   – Странно, что они не назвали эту улицу Бобровый бульвар.
   – Эммет Бивер[5] отклонил предложение, думаю, из скромности. Впрочем, Бобровый бульвар есть в нашем единственном пригороде.
   – Однако скромность не помешала ему поставить двенадцатифутовый монумент бобра в центре города?
   – Видимо, нет, – усмехнулась Эмили.
   Монткриф еще раз посмотрел на самого внушительного в мире бобра и покачал головой, поскольку знал, что ничего умного по этому поводу сказать не может.
   – И где же ресторан?
   – «Домашняя выпечка Белл» в двух кварталах вниз по улице и затем налево.
   Джо давно понял, в какое попал захолустье, но последующие слова Эмили все же удивили его.
   – С тех пор как дети Белл подросли и разъехались, она так скучает по ним, что каждый день готовит большой семейный ужин, так что все желающие подкрепиться приходят к ней домой.
   – А что в меню?
   Улица была пустынна, так что он без труда слушал ее, шагая рядом по Мэйн-стрит.
   – Да все, что ей заблагорассудится приготовить. Какое-то время после того, как ее младшенький уехал в колледж, она продолжала готовить то, что привыкла подавать к столу на протяжении десятилетий. Жаркое в воскресенье на ужин, в понедельник – то, что осталось от воскресенья, во вторник – свиные котлеты в грибном соусе. В четверг были… кажется, спагетти. Нет, может быть, курица с картофельным пюре. Но спустя пару лет люди начали жаловаться, и она немного расширила ассортимент. Но не буду вас обманывать – это простая домашняя еда.
   – То есть Белл подает на стол все, что ей вздумается, и люди приходят и съедают это.
   – Да, так и есть. Она чудесно готовит! Белл накрывает большой стол в столовой, и еще у нее есть лавка на кухне. Кому-то больше нравится есть там, потому что так они могут поболтать с Белл, пока та готовит. Она счастлива, поскольку не так сильно скучает по детям, а те, кому неохота готовить самим, могут прийти и отведать ее стряпню.
   – И вы все сидите за одним столом?
   – Да.
   Джо подумал о Белл, которая содержала ресторан из прихоти. И о женщине, которая в один прекрасный момент решила стать француженкой. И о пожилой даме, которая ворует чужие ценности только потому, что они ей понравились.
   – В этом городе все делают то, что им вздумается? Эмили ненадолго задумалась.
   – Пожалуй, да. Мы не одобряем причинение вреда или неудобств. А в остальном вы правы.
   – Это самое сумасшедшее место из всех, что мне доводилось видеть.
   – И могу поспорить, самое счастливое. – Эмили придвинулась ближе, и ему понравилось чувство интимности, возникшее между ними. – Сегодня воскресенье, так что у Белл так или иначе будет жаркое. Вас это устроит?
   – А у нас есть выбор?
   – Заведение Эрни.
   Значит, в городе только два ресторанчика, и один из них располагается на чьей-то кухне.
   – Расскажите мне про Эрни. Но если он называет себя полковником и готовит жареных цыплят, то меня это не интересует.
   – Ну что вы в самом деле, Джо! – Эмили кивнула в сторону таверны с неоновой рекламой «Будвайзера» в окне, в которой явно надо было сменить пару ламп. – Жена все время ругала его за то, что он пьет. Вот Эрни ушел от нее и открыл свой бар.
   – А почему его никто не остановил? Вы же говорили, что стараетесь не причинять друг другу неудобств.
   – Это забавная история. Он был так занят баром, что ему стало некогда пить. И Мардж нужна была ему на кухне, куда она и вернулась. Я думаю, это и спасло их брак. Теперь у них есть общее дело, он гордится своей работой, а она занята на кухне с утра до вечера, и все у них наладилось.
   – Хорошо, я выбираю заведение Эрни. Хочу увидеть все своими глазами.
   Он и на Белл хотел посмотреть. Хотел увидеть, как она подает жаркое на кухонный стол. Но Джо понимал, что в этом случае ему не удастся пообщаться с Эмили, так что на сегодня бар был лучшим решением.
   Заведение Эрни было из той категории, где в задней комнате обязательно стоит бильярдный стол. У Эрни столики были покрыты не скатертями, а формайком[6]. Выцветший красный формайк с серебристым ободом. Стулья были алюминиевыми с виниловыми сиденьями. Все могло выглядеть как имитация стиля ретро, но у Джо было подозрение, что все вещи подлинные.