Страница:
Собственно, Рузвельт откликнулся на одну из этих просьб Черчилля. Он пообещал посредством регулярных посылок продовольствия в неоккупированную Францию, а также горючего и военных материалов в Северную Африку удержать Виши от полного вхождения в орбиту Берлина. В то же время Рузвельт не считал возможным в текущее время участие в захвате Азорских островов и в прочих действиях, которые говорили бы о необратимом переходе Америки в антигерманский лагерь. Все свое красноречие Черчилль посвящает в эти дни убеждению Рузвельта в необходимости действия. Он пишет президенту о том, что результат кампании на Ближнем Востоке окажет решающее воздействие на Турцию, на страны Ближнего Востока, на Испанию, может вовлечь их в войну против Англии, в антиамериканскую дипломатическую игру.
Пожалуй, впервые мы видим, как Рузвельт, обычно стремящийся уйти от определенных суждений, от точного обозначения своих целей, соглашается говорить о геополитике. Бросается в глаза то, что он не разделял пессимистических прогнозов Черчилля. Он писал премьеру: "Результат этой борьбы будет определен на Атлантическом океане, и если Гитлер не сможет достичь победы именно в этом регионе, он не сможет победить нигде в мире, он не сможет победить в мире в целом".
Северная часть Атлантического океана - вот зона, где, по мнению Рузвельта, решится мировая борьба. Для того, чтобы обеспечить американские позиции здесь, он предлагает расширить зону патрулирования американских судов и укрепить связи с Петэном, чтобы попытаться контролировать действия коллаборационистов Виши.
Нужно сказать, что далеко не все в американском руководстве соглашались с тактикой президента на этом этапе. Даже его ближайшее окружение, такие министры и помощники, как Стимсон, Нокс и Икес, утверждали, что предпринимаемых американцами действий в Атлантике недостаточно. Они требовали от президента перевода основной части тихоокеанского флота в Атлантический океан, патрулирования в масштабах всей океанской акватории Атлантики, охватывая зону Дакара, Азорских островов и островов Зеленого Мыса. Сейчас видно, что советники президента не представляли себе отчетливо ход мыслей Рузвельта в эти дни. Президент не соглашался перевести основную часть тихоокеанского флота в Атлантический океан прежде всего потому, что, продолжая угрожать Японии, желал направить ее энергию в северном направлении. Напомним, что 13 апреля 1941 года между Японией и Советским Союзом был заключен договор о нейтралитете. Это чрезвычайно обеспокоило президента. Он видел, что японцы еще не определили жестко направления своей экспансии, они могут начать продвижение на север или бросить силы на юг. Движение на юг означало удар по американской зоне влияния, по Филиппинам. Движение на север означало войну Японии против Советского Союза.
На протяжении почти пяти первых месяцев 1941 года президент предпочитал не высказываться по поводу того, какой будет его мировая политика. Весной этого года военный министр Г. Стимсон записал в своем дневнике: "Международная ситуация становится все более сложной... Все спрашивают, что нужно делать".
Но президент хранил ледяное молчание. К нему практически был закрыт любой доступ. Накануне самых критических событий - с 14 по 27 мая он лежал, не вставая, в постели, никого не принимал. Окружающим говорили, что у президента простуда. Но беседовавший с ним многие часы Р. Шервуд - его "теневой писатель" не заметил никаких признаков недомогания. Секретарша президента М. Лихэнд лишь улыбалась. Рузвельт был сосредоточен, он ждал великих новостей. Мы ничего не слышим от него в первые двадцать шесть дней мая 1941 года. Сейчас можно себе представить, что Рузвельт размышлял о предстоящем радикальном изменении международного положения, о возможности агрессии Германии на восток, о вероятном выступлении Японии против Советского Союза.
Лишь в конце мая Рузвельт делает очередной шаг в своей дипломатической стратегии. Как только японцы проявили желание начать переговоры с Соединенными Штатами об урегулировании разногласий, а вишийская Франция стала более активно сотрудничать с Германией в использовании ближневосточных и африканских баз, Рузвельт посчитал возможным перевести четвертую часть своего тихоокеанского флота в Атлантический океан. В новой конъюнктуре он, видимо, полагал, что японцы выбрали северное направление, а опасность сотрудничества вишистов с Германией потенциально ослабляет позицию США в Атлантике.
В конце мая 1941 года Рузвельт впервые высказывается о возможности войны с Германией. Высокопоставленному чиновнику из госдепартамента А. Берлю он говорит о "своих снах": после германской воздушной атаки на Нью-Йорк президенту приходится объявлять войну Германии. Подобные сны свидетельствовали о мыслях, владевших президентом. Он начинает подсчитывать силы, он начинает думать в рамках глобальной стратегии. В обращенной ко всей нации речи 27 мая 1941 года Рузвельт провозглашает состояние неограниченного чрезвычайного положения в масштабах всей страны. На этот раз президент прямо указал, что нацисты ведут войну с целью достижения мирового доминирования, и если "наступление гитлеризма не остановить сейчас - Западное полушарие будет в пределах досягаемости для нацистского оружия, оно будет под угрозой разрушения". Президент отметил, что недавние победы немцев делают возможной оккупацию ими Испании и Португалии, а также "атлантической крепости Дакар". Под угрозой находятся "острова, выходящие к Новому свету - Азорские острова и острова Зеленого Мыса". От них современные самолеты летят до Бразилии всего лишь семь часов. Здесь открывается мост, по которому нацистские армии могли бы пройти в Южную Америку. Возникающая ситуация создает угрозу островным владениям Соединенных Штатов и "в конечном счете безопасности самих континентальных Соединенных Штатов".
Целью Америки, объявил президент Рузвельт, является предотвратить выход армий Гитлера к Западному полушарию от Исландии и Гренландии на севере до Азорских островов и островов Зеленого Мыса на юге. "Было бы самоубийством ожидать, пока они появятся перед нашими дверьми, - заявил президент, - было бы глупым ожидать, когда вероятный противник захватит плацдарм, с которого может начать атаку". Главная задача дня - сохранение контроля над Атлантикой, где "страны "оси" предпринимают отчаянные усилия, чтобы сохранить инициативу в своих руках". Чтобы разрешить эту проблему, Соединенные Штаты должны резко увеличить программу строительства флота, а также попытаться сократить потери на дальних линиях посредством вооруженного патрулирования. Рузвельт признал, что мировой конфликт вовлекает в себя США и что США готовы войти в этот конфликт.
Президент говорил слова, которых еще никто никогда от него не слышал. "Некоторые люди могут думать, что мы еще не атакованы, пока бомбы не упали на Нью-Йорк или Сан-Франциско, но не такой урок вытекает из нацистских завоеваний: их атака на Чехословакию началась в Австрии, на Грецию - в Албании, на Норвегию - в Дании. Когда ваш враг приходит к вам в танке или на бомбардировщике и вы воздерживаетесь от огня до тех пор, пока не увидите белки его глаз, вы так и не узнаете, кто нанес вам удар. Банкер-Хилл (место, где началась война за освобождение североамериканских колоний. - А. У.) завтрашнего дня может находиться в нескольких тысячах миль от Бостона".
Американцы были предупреждены, что их безопасность начинается за океанами, и, если нужно, они направятся туда.
И в той ситуации Рузвельт был прав, высказываясь об основах безопасности США. Ибо в Берлине Гитлер говорил адмиралу Редеру о необходимости оккупировать Азорские острова, потому что "они предоставляют возможность атаковать Америку, если она вступит в войну, при помощи современных самолетов". Гитлер выразил интерес к захвату островов Зеленого Мыса "с точки зрения ведения войны против Америки на более поздней стадии". Рузвельт не знал этих слов, но он видел логику германской экспансии.
Когда мы наблюдаем за президентом Рузвельтом в этот критический момент мировой истории, мы видим его стремление подождать и оценить надвигающиеся решающие события. Никак не служит делу объяснения его поведения указание на фактор боязни неодобрения общественного мнения. Именно в мае 1941 года 68 % опрошенных среди американской публики считали необходимой помощь Англии и еще большее число - 85 % опрошенных полагали, что Соединенные Штаты в конечном счете все же вступят в мировой конфликт. Не отсутствие общественной поддержки, а желание увидеть, какие возможности появятся у Соединенных Штатов в ближайшее время, каким будет разворот мировых событий в отношениях между СССР и Германией и между СССР и Японией - вот что сдерживало президента в эти дни.
Если бы президент нуждался в убедительном предлоге для выступления против Германии, то такой предлог был у него в руках: 11 июня германская подводная лодка потопила американское судно "Робин Гуд" в Южной Атлантике, в зоне, далекой от военных действий. Гопкинс указал президенту на всеобщую очевидность нарушения международного права, на то, что Соединенные Штаты, если они того желают, могут теперь выступить со всей своей мощью. Но Рузвельт предпочел и на этот раз ограничиться лишь словесным протестом и не пошел дальше. Президент ожидал роковых поворотов в мировой истории. Мы можем с полным основанием сказать даже большее. Скорее всего на этом этапе Рузвельт желал, чтобы ничто не помешало Германии осуществить те планы, к реализации которых она была уже готова. У президента были свои источники информации, но если требовались дополнительные доказательства того, что готовится в мире, он получил их с письмом Уинстона Черчилля от 15 июня 1941 года. В этом письме указывалось: "Все находящиеся в моем распоряжении сведения говорят, что огромное германское наступление на русской границе является неминуемым".
Оба государственных деятеля - и Рузвельт и Черчилль - ожидали, что будет означать нападение Германии на СССР. Видя возможность расширения антинацистского фронта, Рузвельт все же хотел знать, устойчива ли советская сторона, может ли она отразить немецкое нападение. В этом плане уже ведший войну с Германией Черчилль показывал большую решимость помочь жертве агрессии. Вечером 22 июня английский премьер-министр в палате общин сказал: "Любой человек или государство, которое воюет против нацизма, получит нашу помощь. Любой человек или государство, которое воюет вместе с Гитлером, является нашим врагом... Такова наша политика... Из этого следует, что мы окажем любую возможную помощь России и русскому народу, и мы будем призывать наших друзей и союзников во всех частях мира занять ту же позицию и следовать ей до конца".
Рузвельт конечно же не мог занять подобную позицию, его страна не воевала, и, помимо прочего, американский президент ожидал, как будут развиваться события на тихоокеанском театре.
После получения известия о нападении Германии на СССР чиновники государственного департамента провели сутки в непрестанных дебатах. В заявлении американского дипломатического ведомства говорилось, что "коммунистическая диктатура" так же недопустима, как и "нацистская диктатура". В заявлении не было никаких патетических слов по адресу жертвы агрессии, но заканчивалось оно выводом, что США помогут русским, поскольку Германия представляет собой большую угрозу.
Через два дня президент подстраховался указанием на то, что официально советское правительство ни о чем еще не просило, и главным получателем американской помощи остается Англия. Когда на этой пресс-конференции 24 июня один из журналистов спросил Рузвельта, будет ли оказана помощь Советскому Союзу, если его самооборону признают существенно важной для обороны Соединенных Штатов, Рузвельт ответил уклончиво: "Задайте мне какой-нибудь другой вопрос".
Два главных соображения стояли на пути предоставления американской помощи Советскому Союзу. Первое исходило из прежнего антисоветизма и заключалось в том, что конфликт идет между "сатаной и люцифером", в котором Соединенные Штаты не должны принимать участие. Хотя три четверти американского населения желало победы России, все же в правящей элите еще продолжительное время господствовала точка зрения, что помогать Советскому Союзу таким же образом, как Англии, не следует. Второе препятствие отсутствие уверенности в том, что Советский Союз выстоит перед германским наступлением. В данном случае на мнение Рузвельта влияла оценка высшего военного руководства американских вооруженных сил, рассчитывавшего, что максимальный период, в течение которого Советский Союз способен сопротивляться германскому наступлению, - три месяца. Да и сам Рузвельт полагал, что "русские могут не выстоять этим летом".
И все же, с точки зрения интересов Соединенных Штатов, Советскому Союзу следовало помочь. Ведь в этом случае реализация германской экспансии, по крайней мере, осложнялась. Соединенные Штаты получали необходимое время для военных приготовлений. Рузвельт решил начать предоставление помощи Советскому Союзу, хотя и в относительно небольших объемах. Если даже СССР и не выстоит, то его сопротивление должно поглотить значительную часть людских и материальных ресурсов Германии. Поэтому уже через два дня после начала войны, а именно 24 июня 1941 года, американское правительство "разморозило" 39 миллионов долларов советских фондов в США, а на следующий день объявило, что американские корабли могут вести необходимые товары в неоккупированные советские порты.
В первую неделю войны Советский Союз запросил американцев о предоставлении военных товаров на сумму 1 миллиард 800 миллионов долларов. Предполагалось, что Советскому Союзу будет дан пятилетний кредит. Примерно 8 июля 1941 года Рузвельт принял важное для себя решение о том, что СССР должен получить помощь не только как знак расположения Соединенных Штатов, но и как существенную для длительной обороны против агрессии. Несмотря на то, что немцы продвинулись исключительно глубоко на территорию Советского Союза, Рузвельту и его окружению становилось все более ясно: Красная Армия не рухнет в первые дни, Советский Союз готов сражаться, используя свои ресурсы, и Германия не сможет быстро завершить кампанию здесь. Именно в эти дни бывший посол США в Советском Союзе Джозеф Дэвис говорил президенту, что Красная Армия еще "изумит весь мир".
Дж. Дэвис написал спустя две недели после нападения Германии на СССР меморандум: "Сталин - восточный человек, он холодный реалист, он стареет. Не исключена возможность, что он может снова "прельститься" миром с Гитлером как меньшим из двух зол. Он считает, что Россия окружена капиталистическими врагами. В 1938 - 1939 годах он не доверял ни Англии, ни Франции. Не верил он и в способность демократических стран эффективно противостоять Гитлеру. Тогда он ненавидел Гитлера и боялся его точно так же, как и сейчас. Он пошел на заключение пакта о ненападении с Гитлером не столько по идеологическим мотивам, сколько по практическим соображениям, так как это было его наилучшей надеждой на сохранение мира для России - на спасение его режима.
Поэтому чрезвычайно важно, чтобы Сталину было внушено сознание того факта, что он не "таскает каштаны из огня" для союзников, которые сейчас в нем нуждаются и которые будут такими же врагами после заключения выгодного для себя мира, как и немцы в случае своей победы. Извлекши урок из прежних ошибок, Черчилль и Иден, по-видимому, поняли это и обещали России поддержку "всеми силами".
Я не забываю, что в нашей стране есть значительные группы людей, ненавидящие Советы до такой степени, что они желают победы Гитлера над Россией. Гитлер играл на этой струне в Европе последние шесть лет, извлекая большие выгоды для себя и подрывая "коллективную безопасность". Он снова будет играть на ней, если сможет, и снова использует ее до предела при всяком зондировании нового мира со Сталиным. Это следует нейтрализовать, если возможно. Попыткам Гитлера может быть дан хороший отпор, если Сталин получит какое-то заверение, что, невзирая на идеологические разногласия, наше правительство бескорыстно и без предубеждения желает помочь ему разгромить Гитлера".
Хотя основной линией стратегии Рузвельта было держать оборону на Тихом океане и укреплять свои силы на Атлантическом, все же тихоокеанские события в период 1940 - 1941 годов привлекали самое пристальное его внимание. Ведь именно здесь в это время японцы возобновили свои активные действия против Китая и начали подготовку к более широким, более масштабным захватам. Часть событий была настолько исключительна по значимости, что невольно "путала карты" президента.
Отметим специально, что осенью 1940 года националистическое правительство Китая дало знать Вашингтону, что его силы быстро убывают, что способность противостоять Японии зависит от быстрой и значительной помощи со стороны Соединенных Штатов. Чан Кайши писал Рузвельту, что закрытие бирманской дороги в июле 1940 года поставило Китай в чрезвычайно тяжелое положение. Внутренняя ситуация в стране - неукротимая инфляция, состояние гражданской войны, слабость экономики - вела к тому, что Китай становился все более бессильной жертвой японской агрессии. В конце своего письма Чан Кайши просил американского президента поставить 500 военных самолетов на протяжении следующих трех месяцев (письмо было отправлено Рузвельту 18 октября 1940 года). Чан Кайши хотел бы видеть прибытие не только самолетов, но и американских пилотов. "Лишь только эти новые авиационные силы, отмечал он, - могли бы позволить китайцам противостоять бесспорному господству Японии в воздухе и, прежде всего, выполнить основную задачу: защитить заново открытую англичанами бирманскую дорогу".
Для того, чтобы увеличить притягательность своего предложения, Чан Кайши писал, что создание нового авиационного флота в Китае позволило бы в конечном счете сделать уязвимыми военно-морские базы Японии на захваченных японцами островах. В случае конфликта Японии с США или намерения Японии выступить против США такая способность поразить основные жизненные военные центры Японии могла бы подействовать сдерживающим образом. Это была приманка, которую Чан Кайши приберег в кульминационном абзаце своего послания президенту Рузвельту.
В ноябре 1940 года Чан Кайши пошел еще дальше. Он предложил рассмотреть возможность создания тройственного союза Соединенных Штатов, Англии и Китая. Если вступление в этот союз окажется для американцев невозможным, то от них требуется хотя бы официальная поддержка англо-китайского союза. Чан Кайши просил продать Китаю тысячу самолетов в счет кредита и при этом доставить от 200 до 300 самолетов до конца 1940 года.
Хотя Рузвельт, как уже говорилось, был намерен сконцентрироваться на Северной Атлантике, он не мог допустить полной потери Китая. В тот день (30 ноября 1940 года), когда Токио признал марионеточный режим, созданный им из китайцев-коллаборационистов в Нанкине, Рузвельт заявил о том, что он рассматривает возможность предоставления правительству Чан Кайши кредита в 100 миллионов долларов. Министру финансов Моргентау Рузвельт прямо сказал: "Для нас это вопрос жизни и смерти". Речь шла о том, что японцы, быстро добившись успеха в Азии, станут неуязвимым противником для Соединенных Штатов. Это сразу резко ослабило бы положение США в мире. Рузвельт не мог допустить такой ситуации, когда Америка становилась своего рода островом, когда и со стороны Тихого океана, и со стороны Атлантики ей грозило бы враждебное окружение.
Несомненно, что президента и его ближайших сотрудников интересовала возможность получения военно-воздушных баз, находящихся примерно в тысяче километров от Токио, и с которых можно было бы грозить японцам, не ожидая в ответ бомбардировок собственно Соединенных Штатов. Мысль о том, чтобы передать правительству Чан Кайши нескольких бомбардировщиков, получила одобрение помощников президента. "Чудесно", - ответил Рузвельт Моргентау, когда тот изложил ему план создания военно-воздушных баз в Китае, направленных против Японии. "Только бы мы нашли способ научить китайцев бросать бомбы на Токио", - заметил государственный секретарь Хэлл. В конечном счете высшее американское руководство нашло возможным выделить 100 истребителей (предназначавшихся прежде для Англии) и передать их китайцам в Чунцине с целью охраны с воздуха бирманской дороги, по которой шла военная помощь Китаю. Рузвельт считал, что эта помощь будет способом поддержать Китай как фактор в мировой политике и позволит удержать Японию от захвата столь соблазнительно беззащитных французских, голландских и английских владений, а также от движения в направлении Филиппин.
Стратегия Рузвельта в Азии заключалась в том, чтобы связать Японию на континенте в японо-китайской войне, и тем самым предотвратить расширение ее зоны влияния за счет движения на юг, за счет захвата колоний потерпевших поражение европейских метрополий, а также ослабленной войной Англии. Мир на Тихом океане нужен был ему для укрепления американских позиций в борьбе против гитлеровской Германии. Потому-то Рузвельту и пришлось по душе предложение принца Коноэ, в январе 1941 года переданное через двух американских священников (побывавших в Японии), о проведении двусторонних переговоров с целью смягчения американо-японских разногласий. Хотя президент Рузвельт и не питал особых надежд на дипломатию в данном отношении, он все же видел в ней возможность отодвинуть в будущее острую фазу выяснения отношений с этой страной. Он принял японскую инициативу положительно. Именно в свете этой общей примирительной позиции Рузвельт не ответил серьезными мерами на новый кризис в Азии, когда в феврале 1941 года поступили сообщения о начале японского движения в Юго-Восточной Азии. Речь идет о захвате японцами Индокитая. Рузвельт отверг предложение направить американскую военно-морскую эскадру в Сингапур, отказался увеличить свой тихоокеанский флот и не послал крейсера на Филиппины, что было бы явным признаком готовности американцев к более жестким мерам.
Напрасно англичане пытались вынудить Рузвельта поступить более решительно. Черчилль писал в эти дни президенту, что слабая политика в отношении Японии и неумение напугать ее "опасностями войны с двух сторон" приведут лишь к тому, что она утвердится в своей безнаказанности. Разумеется, у Черчилля были свои предложения. Он предлагал сдержать двусторонним американо-английским заявлением Японию, остановить тем самым ее движение на юг к английским владениям. Если же этого не получится, то Соединенные Штаты вынужденно окажутся в военном союзе с Англией на Дальнем Востоке, что автоматически сделает их союзниками Лондона в европейской войне. Вот эту-то опасность и видел Рузвельт, и ее он хотел избежать. Он полагал, что крупные события мировой войны еще предстоят. И у США будет время сделать свой выбор.
Беседуя с недавно назначенным послом Японии в Вашингтоне адмиралом Номурой, президент Рузвельт ограничился несколькими суровыми словами. На протяжении всего периода между февралем и июнем 1941 года Рузвельт продолжал следовать в Азии своей линии затягивания, ослабления, замедления происходивших здесь процессов. Дипломатия использовалась для того, чтобы несколько укрепить позиции Китая, связать руки японцам, подтолкнуть их в сторону от южного направления и сохранить возможность для США повернуться к Атлантике. Рузвельт поощрял надежды японцев в том отношении, что дело может окончиться без военного конфликта. В марте 1941 года он сказал послу Номуре, что "проблемы между нашими двумя странами, несомненно, могут быть решены без военного столкновения".
В апреле 1941 года Рузвельт санкционировал создание так называемой группы "летающих тигров" - американских пилотов, выразивших желание воевать в Китае. Он дал обещание послу Чунцина Сонгу распространить помощь по ленд-лизу на Китай. Первым шагом было предоставление кредита в 50 миллионов долларов. Американцы тотчас же сообщили правительству Чан Кайши, какие виды вооружений оно могло бы приобрести на эту сумму немедленно. Вскоре Китай был официально объявлен получателем помощи по ленд-лизу. В мае 1941 года китайцы начали обсуждать с американскими военными стратегические планы, составлять списки военных материалов, в которых нуждалась китайская армия. Из этого не следует, что в Китай пошла массовая помощь. Несколько десятков американских летчиков в китайском небе не были знаком решительной помощи Вашингтона Чунцину. Это являлось продолжением стратегической линии Рузвельта: удержать японцев на континенте насколько возможно, а основную энергию обратить внутри страны на развертывание военной промышленности и вовне - на концентрацию сил США в Североатлантическом регионе.
После нападения фашистской Германии на СССР важным элементом стратегического мышления в Вашингтоне стали предсказания дальнейшего поведения японцев. Двадцать третьего июня 1941 года глава дальневосточного отдела госдепартамента записал, что вероятными действиями японцев будет удар на север. Так же думал адмирал Тернер из отдела планирования штаба военно-морского флота США. В своем секретном докладе от 2 июня госдепартамент пришел к мнению, что "кажется в целом более вероятным, что Япония решит вторгнуться в Сибирь". В тот же день Чан Кайши получил "достоверную информацию", которой поделился с американцами: Япония разорвет договоры о нейтралитете и "объявит войну России". Заместитель госсекретаря С. Уэллес тотчас довел эту точку зрения до английского посла.
Пожалуй, впервые мы видим, как Рузвельт, обычно стремящийся уйти от определенных суждений, от точного обозначения своих целей, соглашается говорить о геополитике. Бросается в глаза то, что он не разделял пессимистических прогнозов Черчилля. Он писал премьеру: "Результат этой борьбы будет определен на Атлантическом океане, и если Гитлер не сможет достичь победы именно в этом регионе, он не сможет победить нигде в мире, он не сможет победить в мире в целом".
Северная часть Атлантического океана - вот зона, где, по мнению Рузвельта, решится мировая борьба. Для того, чтобы обеспечить американские позиции здесь, он предлагает расширить зону патрулирования американских судов и укрепить связи с Петэном, чтобы попытаться контролировать действия коллаборационистов Виши.
Нужно сказать, что далеко не все в американском руководстве соглашались с тактикой президента на этом этапе. Даже его ближайшее окружение, такие министры и помощники, как Стимсон, Нокс и Икес, утверждали, что предпринимаемых американцами действий в Атлантике недостаточно. Они требовали от президента перевода основной части тихоокеанского флота в Атлантический океан, патрулирования в масштабах всей океанской акватории Атлантики, охватывая зону Дакара, Азорских островов и островов Зеленого Мыса. Сейчас видно, что советники президента не представляли себе отчетливо ход мыслей Рузвельта в эти дни. Президент не соглашался перевести основную часть тихоокеанского флота в Атлантический океан прежде всего потому, что, продолжая угрожать Японии, желал направить ее энергию в северном направлении. Напомним, что 13 апреля 1941 года между Японией и Советским Союзом был заключен договор о нейтралитете. Это чрезвычайно обеспокоило президента. Он видел, что японцы еще не определили жестко направления своей экспансии, они могут начать продвижение на север или бросить силы на юг. Движение на юг означало удар по американской зоне влияния, по Филиппинам. Движение на север означало войну Японии против Советского Союза.
На протяжении почти пяти первых месяцев 1941 года президент предпочитал не высказываться по поводу того, какой будет его мировая политика. Весной этого года военный министр Г. Стимсон записал в своем дневнике: "Международная ситуация становится все более сложной... Все спрашивают, что нужно делать".
Но президент хранил ледяное молчание. К нему практически был закрыт любой доступ. Накануне самых критических событий - с 14 по 27 мая он лежал, не вставая, в постели, никого не принимал. Окружающим говорили, что у президента простуда. Но беседовавший с ним многие часы Р. Шервуд - его "теневой писатель" не заметил никаких признаков недомогания. Секретарша президента М. Лихэнд лишь улыбалась. Рузвельт был сосредоточен, он ждал великих новостей. Мы ничего не слышим от него в первые двадцать шесть дней мая 1941 года. Сейчас можно себе представить, что Рузвельт размышлял о предстоящем радикальном изменении международного положения, о возможности агрессии Германии на восток, о вероятном выступлении Японии против Советского Союза.
Лишь в конце мая Рузвельт делает очередной шаг в своей дипломатической стратегии. Как только японцы проявили желание начать переговоры с Соединенными Штатами об урегулировании разногласий, а вишийская Франция стала более активно сотрудничать с Германией в использовании ближневосточных и африканских баз, Рузвельт посчитал возможным перевести четвертую часть своего тихоокеанского флота в Атлантический океан. В новой конъюнктуре он, видимо, полагал, что японцы выбрали северное направление, а опасность сотрудничества вишистов с Германией потенциально ослабляет позицию США в Атлантике.
В конце мая 1941 года Рузвельт впервые высказывается о возможности войны с Германией. Высокопоставленному чиновнику из госдепартамента А. Берлю он говорит о "своих снах": после германской воздушной атаки на Нью-Йорк президенту приходится объявлять войну Германии. Подобные сны свидетельствовали о мыслях, владевших президентом. Он начинает подсчитывать силы, он начинает думать в рамках глобальной стратегии. В обращенной ко всей нации речи 27 мая 1941 года Рузвельт провозглашает состояние неограниченного чрезвычайного положения в масштабах всей страны. На этот раз президент прямо указал, что нацисты ведут войну с целью достижения мирового доминирования, и если "наступление гитлеризма не остановить сейчас - Западное полушарие будет в пределах досягаемости для нацистского оружия, оно будет под угрозой разрушения". Президент отметил, что недавние победы немцев делают возможной оккупацию ими Испании и Португалии, а также "атлантической крепости Дакар". Под угрозой находятся "острова, выходящие к Новому свету - Азорские острова и острова Зеленого Мыса". От них современные самолеты летят до Бразилии всего лишь семь часов. Здесь открывается мост, по которому нацистские армии могли бы пройти в Южную Америку. Возникающая ситуация создает угрозу островным владениям Соединенных Штатов и "в конечном счете безопасности самих континентальных Соединенных Штатов".
Целью Америки, объявил президент Рузвельт, является предотвратить выход армий Гитлера к Западному полушарию от Исландии и Гренландии на севере до Азорских островов и островов Зеленого Мыса на юге. "Было бы самоубийством ожидать, пока они появятся перед нашими дверьми, - заявил президент, - было бы глупым ожидать, когда вероятный противник захватит плацдарм, с которого может начать атаку". Главная задача дня - сохранение контроля над Атлантикой, где "страны "оси" предпринимают отчаянные усилия, чтобы сохранить инициативу в своих руках". Чтобы разрешить эту проблему, Соединенные Штаты должны резко увеличить программу строительства флота, а также попытаться сократить потери на дальних линиях посредством вооруженного патрулирования. Рузвельт признал, что мировой конфликт вовлекает в себя США и что США готовы войти в этот конфликт.
Президент говорил слова, которых еще никто никогда от него не слышал. "Некоторые люди могут думать, что мы еще не атакованы, пока бомбы не упали на Нью-Йорк или Сан-Франциско, но не такой урок вытекает из нацистских завоеваний: их атака на Чехословакию началась в Австрии, на Грецию - в Албании, на Норвегию - в Дании. Когда ваш враг приходит к вам в танке или на бомбардировщике и вы воздерживаетесь от огня до тех пор, пока не увидите белки его глаз, вы так и не узнаете, кто нанес вам удар. Банкер-Хилл (место, где началась война за освобождение североамериканских колоний. - А. У.) завтрашнего дня может находиться в нескольких тысячах миль от Бостона".
Американцы были предупреждены, что их безопасность начинается за океанами, и, если нужно, они направятся туда.
И в той ситуации Рузвельт был прав, высказываясь об основах безопасности США. Ибо в Берлине Гитлер говорил адмиралу Редеру о необходимости оккупировать Азорские острова, потому что "они предоставляют возможность атаковать Америку, если она вступит в войну, при помощи современных самолетов". Гитлер выразил интерес к захвату островов Зеленого Мыса "с точки зрения ведения войны против Америки на более поздней стадии". Рузвельт не знал этих слов, но он видел логику германской экспансии.
Когда мы наблюдаем за президентом Рузвельтом в этот критический момент мировой истории, мы видим его стремление подождать и оценить надвигающиеся решающие события. Никак не служит делу объяснения его поведения указание на фактор боязни неодобрения общественного мнения. Именно в мае 1941 года 68 % опрошенных среди американской публики считали необходимой помощь Англии и еще большее число - 85 % опрошенных полагали, что Соединенные Штаты в конечном счете все же вступят в мировой конфликт. Не отсутствие общественной поддержки, а желание увидеть, какие возможности появятся у Соединенных Штатов в ближайшее время, каким будет разворот мировых событий в отношениях между СССР и Германией и между СССР и Японией - вот что сдерживало президента в эти дни.
Если бы президент нуждался в убедительном предлоге для выступления против Германии, то такой предлог был у него в руках: 11 июня германская подводная лодка потопила американское судно "Робин Гуд" в Южной Атлантике, в зоне, далекой от военных действий. Гопкинс указал президенту на всеобщую очевидность нарушения международного права, на то, что Соединенные Штаты, если они того желают, могут теперь выступить со всей своей мощью. Но Рузвельт предпочел и на этот раз ограничиться лишь словесным протестом и не пошел дальше. Президент ожидал роковых поворотов в мировой истории. Мы можем с полным основанием сказать даже большее. Скорее всего на этом этапе Рузвельт желал, чтобы ничто не помешало Германии осуществить те планы, к реализации которых она была уже готова. У президента были свои источники информации, но если требовались дополнительные доказательства того, что готовится в мире, он получил их с письмом Уинстона Черчилля от 15 июня 1941 года. В этом письме указывалось: "Все находящиеся в моем распоряжении сведения говорят, что огромное германское наступление на русской границе является неминуемым".
Оба государственных деятеля - и Рузвельт и Черчилль - ожидали, что будет означать нападение Германии на СССР. Видя возможность расширения антинацистского фронта, Рузвельт все же хотел знать, устойчива ли советская сторона, может ли она отразить немецкое нападение. В этом плане уже ведший войну с Германией Черчилль показывал большую решимость помочь жертве агрессии. Вечером 22 июня английский премьер-министр в палате общин сказал: "Любой человек или государство, которое воюет против нацизма, получит нашу помощь. Любой человек или государство, которое воюет вместе с Гитлером, является нашим врагом... Такова наша политика... Из этого следует, что мы окажем любую возможную помощь России и русскому народу, и мы будем призывать наших друзей и союзников во всех частях мира занять ту же позицию и следовать ей до конца".
Рузвельт конечно же не мог занять подобную позицию, его страна не воевала, и, помимо прочего, американский президент ожидал, как будут развиваться события на тихоокеанском театре.
После получения известия о нападении Германии на СССР чиновники государственного департамента провели сутки в непрестанных дебатах. В заявлении американского дипломатического ведомства говорилось, что "коммунистическая диктатура" так же недопустима, как и "нацистская диктатура". В заявлении не было никаких патетических слов по адресу жертвы агрессии, но заканчивалось оно выводом, что США помогут русским, поскольку Германия представляет собой большую угрозу.
Через два дня президент подстраховался указанием на то, что официально советское правительство ни о чем еще не просило, и главным получателем американской помощи остается Англия. Когда на этой пресс-конференции 24 июня один из журналистов спросил Рузвельта, будет ли оказана помощь Советскому Союзу, если его самооборону признают существенно важной для обороны Соединенных Штатов, Рузвельт ответил уклончиво: "Задайте мне какой-нибудь другой вопрос".
Два главных соображения стояли на пути предоставления американской помощи Советскому Союзу. Первое исходило из прежнего антисоветизма и заключалось в том, что конфликт идет между "сатаной и люцифером", в котором Соединенные Штаты не должны принимать участие. Хотя три четверти американского населения желало победы России, все же в правящей элите еще продолжительное время господствовала точка зрения, что помогать Советскому Союзу таким же образом, как Англии, не следует. Второе препятствие отсутствие уверенности в том, что Советский Союз выстоит перед германским наступлением. В данном случае на мнение Рузвельта влияла оценка высшего военного руководства американских вооруженных сил, рассчитывавшего, что максимальный период, в течение которого Советский Союз способен сопротивляться германскому наступлению, - три месяца. Да и сам Рузвельт полагал, что "русские могут не выстоять этим летом".
И все же, с точки зрения интересов Соединенных Штатов, Советскому Союзу следовало помочь. Ведь в этом случае реализация германской экспансии, по крайней мере, осложнялась. Соединенные Штаты получали необходимое время для военных приготовлений. Рузвельт решил начать предоставление помощи Советскому Союзу, хотя и в относительно небольших объемах. Если даже СССР и не выстоит, то его сопротивление должно поглотить значительную часть людских и материальных ресурсов Германии. Поэтому уже через два дня после начала войны, а именно 24 июня 1941 года, американское правительство "разморозило" 39 миллионов долларов советских фондов в США, а на следующий день объявило, что американские корабли могут вести необходимые товары в неоккупированные советские порты.
В первую неделю войны Советский Союз запросил американцев о предоставлении военных товаров на сумму 1 миллиард 800 миллионов долларов. Предполагалось, что Советскому Союзу будет дан пятилетний кредит. Примерно 8 июля 1941 года Рузвельт принял важное для себя решение о том, что СССР должен получить помощь не только как знак расположения Соединенных Штатов, но и как существенную для длительной обороны против агрессии. Несмотря на то, что немцы продвинулись исключительно глубоко на территорию Советского Союза, Рузвельту и его окружению становилось все более ясно: Красная Армия не рухнет в первые дни, Советский Союз готов сражаться, используя свои ресурсы, и Германия не сможет быстро завершить кампанию здесь. Именно в эти дни бывший посол США в Советском Союзе Джозеф Дэвис говорил президенту, что Красная Армия еще "изумит весь мир".
Дж. Дэвис написал спустя две недели после нападения Германии на СССР меморандум: "Сталин - восточный человек, он холодный реалист, он стареет. Не исключена возможность, что он может снова "прельститься" миром с Гитлером как меньшим из двух зол. Он считает, что Россия окружена капиталистическими врагами. В 1938 - 1939 годах он не доверял ни Англии, ни Франции. Не верил он и в способность демократических стран эффективно противостоять Гитлеру. Тогда он ненавидел Гитлера и боялся его точно так же, как и сейчас. Он пошел на заключение пакта о ненападении с Гитлером не столько по идеологическим мотивам, сколько по практическим соображениям, так как это было его наилучшей надеждой на сохранение мира для России - на спасение его режима.
Поэтому чрезвычайно важно, чтобы Сталину было внушено сознание того факта, что он не "таскает каштаны из огня" для союзников, которые сейчас в нем нуждаются и которые будут такими же врагами после заключения выгодного для себя мира, как и немцы в случае своей победы. Извлекши урок из прежних ошибок, Черчилль и Иден, по-видимому, поняли это и обещали России поддержку "всеми силами".
Я не забываю, что в нашей стране есть значительные группы людей, ненавидящие Советы до такой степени, что они желают победы Гитлера над Россией. Гитлер играл на этой струне в Европе последние шесть лет, извлекая большие выгоды для себя и подрывая "коллективную безопасность". Он снова будет играть на ней, если сможет, и снова использует ее до предела при всяком зондировании нового мира со Сталиным. Это следует нейтрализовать, если возможно. Попыткам Гитлера может быть дан хороший отпор, если Сталин получит какое-то заверение, что, невзирая на идеологические разногласия, наше правительство бескорыстно и без предубеждения желает помочь ему разгромить Гитлера".
Хотя основной линией стратегии Рузвельта было держать оборону на Тихом океане и укреплять свои силы на Атлантическом, все же тихоокеанские события в период 1940 - 1941 годов привлекали самое пристальное его внимание. Ведь именно здесь в это время японцы возобновили свои активные действия против Китая и начали подготовку к более широким, более масштабным захватам. Часть событий была настолько исключительна по значимости, что невольно "путала карты" президента.
Отметим специально, что осенью 1940 года националистическое правительство Китая дало знать Вашингтону, что его силы быстро убывают, что способность противостоять Японии зависит от быстрой и значительной помощи со стороны Соединенных Штатов. Чан Кайши писал Рузвельту, что закрытие бирманской дороги в июле 1940 года поставило Китай в чрезвычайно тяжелое положение. Внутренняя ситуация в стране - неукротимая инфляция, состояние гражданской войны, слабость экономики - вела к тому, что Китай становился все более бессильной жертвой японской агрессии. В конце своего письма Чан Кайши просил американского президента поставить 500 военных самолетов на протяжении следующих трех месяцев (письмо было отправлено Рузвельту 18 октября 1940 года). Чан Кайши хотел бы видеть прибытие не только самолетов, но и американских пилотов. "Лишь только эти новые авиационные силы, отмечал он, - могли бы позволить китайцам противостоять бесспорному господству Японии в воздухе и, прежде всего, выполнить основную задачу: защитить заново открытую англичанами бирманскую дорогу".
Для того, чтобы увеличить притягательность своего предложения, Чан Кайши писал, что создание нового авиационного флота в Китае позволило бы в конечном счете сделать уязвимыми военно-морские базы Японии на захваченных японцами островах. В случае конфликта Японии с США или намерения Японии выступить против США такая способность поразить основные жизненные военные центры Японии могла бы подействовать сдерживающим образом. Это была приманка, которую Чан Кайши приберег в кульминационном абзаце своего послания президенту Рузвельту.
В ноябре 1940 года Чан Кайши пошел еще дальше. Он предложил рассмотреть возможность создания тройственного союза Соединенных Штатов, Англии и Китая. Если вступление в этот союз окажется для американцев невозможным, то от них требуется хотя бы официальная поддержка англо-китайского союза. Чан Кайши просил продать Китаю тысячу самолетов в счет кредита и при этом доставить от 200 до 300 самолетов до конца 1940 года.
Хотя Рузвельт, как уже говорилось, был намерен сконцентрироваться на Северной Атлантике, он не мог допустить полной потери Китая. В тот день (30 ноября 1940 года), когда Токио признал марионеточный режим, созданный им из китайцев-коллаборационистов в Нанкине, Рузвельт заявил о том, что он рассматривает возможность предоставления правительству Чан Кайши кредита в 100 миллионов долларов. Министру финансов Моргентау Рузвельт прямо сказал: "Для нас это вопрос жизни и смерти". Речь шла о том, что японцы, быстро добившись успеха в Азии, станут неуязвимым противником для Соединенных Штатов. Это сразу резко ослабило бы положение США в мире. Рузвельт не мог допустить такой ситуации, когда Америка становилась своего рода островом, когда и со стороны Тихого океана, и со стороны Атлантики ей грозило бы враждебное окружение.
Несомненно, что президента и его ближайших сотрудников интересовала возможность получения военно-воздушных баз, находящихся примерно в тысяче километров от Токио, и с которых можно было бы грозить японцам, не ожидая в ответ бомбардировок собственно Соединенных Штатов. Мысль о том, чтобы передать правительству Чан Кайши нескольких бомбардировщиков, получила одобрение помощников президента. "Чудесно", - ответил Рузвельт Моргентау, когда тот изложил ему план создания военно-воздушных баз в Китае, направленных против Японии. "Только бы мы нашли способ научить китайцев бросать бомбы на Токио", - заметил государственный секретарь Хэлл. В конечном счете высшее американское руководство нашло возможным выделить 100 истребителей (предназначавшихся прежде для Англии) и передать их китайцам в Чунцине с целью охраны с воздуха бирманской дороги, по которой шла военная помощь Китаю. Рузвельт считал, что эта помощь будет способом поддержать Китай как фактор в мировой политике и позволит удержать Японию от захвата столь соблазнительно беззащитных французских, голландских и английских владений, а также от движения в направлении Филиппин.
Стратегия Рузвельта в Азии заключалась в том, чтобы связать Японию на континенте в японо-китайской войне, и тем самым предотвратить расширение ее зоны влияния за счет движения на юг, за счет захвата колоний потерпевших поражение европейских метрополий, а также ослабленной войной Англии. Мир на Тихом океане нужен был ему для укрепления американских позиций в борьбе против гитлеровской Германии. Потому-то Рузвельту и пришлось по душе предложение принца Коноэ, в январе 1941 года переданное через двух американских священников (побывавших в Японии), о проведении двусторонних переговоров с целью смягчения американо-японских разногласий. Хотя президент Рузвельт и не питал особых надежд на дипломатию в данном отношении, он все же видел в ней возможность отодвинуть в будущее острую фазу выяснения отношений с этой страной. Он принял японскую инициативу положительно. Именно в свете этой общей примирительной позиции Рузвельт не ответил серьезными мерами на новый кризис в Азии, когда в феврале 1941 года поступили сообщения о начале японского движения в Юго-Восточной Азии. Речь идет о захвате японцами Индокитая. Рузвельт отверг предложение направить американскую военно-морскую эскадру в Сингапур, отказался увеличить свой тихоокеанский флот и не послал крейсера на Филиппины, что было бы явным признаком готовности американцев к более жестким мерам.
Напрасно англичане пытались вынудить Рузвельта поступить более решительно. Черчилль писал в эти дни президенту, что слабая политика в отношении Японии и неумение напугать ее "опасностями войны с двух сторон" приведут лишь к тому, что она утвердится в своей безнаказанности. Разумеется, у Черчилля были свои предложения. Он предлагал сдержать двусторонним американо-английским заявлением Японию, остановить тем самым ее движение на юг к английским владениям. Если же этого не получится, то Соединенные Штаты вынужденно окажутся в военном союзе с Англией на Дальнем Востоке, что автоматически сделает их союзниками Лондона в европейской войне. Вот эту-то опасность и видел Рузвельт, и ее он хотел избежать. Он полагал, что крупные события мировой войны еще предстоят. И у США будет время сделать свой выбор.
Беседуя с недавно назначенным послом Японии в Вашингтоне адмиралом Номурой, президент Рузвельт ограничился несколькими суровыми словами. На протяжении всего периода между февралем и июнем 1941 года Рузвельт продолжал следовать в Азии своей линии затягивания, ослабления, замедления происходивших здесь процессов. Дипломатия использовалась для того, чтобы несколько укрепить позиции Китая, связать руки японцам, подтолкнуть их в сторону от южного направления и сохранить возможность для США повернуться к Атлантике. Рузвельт поощрял надежды японцев в том отношении, что дело может окончиться без военного конфликта. В марте 1941 года он сказал послу Номуре, что "проблемы между нашими двумя странами, несомненно, могут быть решены без военного столкновения".
В апреле 1941 года Рузвельт санкционировал создание так называемой группы "летающих тигров" - американских пилотов, выразивших желание воевать в Китае. Он дал обещание послу Чунцина Сонгу распространить помощь по ленд-лизу на Китай. Первым шагом было предоставление кредита в 50 миллионов долларов. Американцы тотчас же сообщили правительству Чан Кайши, какие виды вооружений оно могло бы приобрести на эту сумму немедленно. Вскоре Китай был официально объявлен получателем помощи по ленд-лизу. В мае 1941 года китайцы начали обсуждать с американскими военными стратегические планы, составлять списки военных материалов, в которых нуждалась китайская армия. Из этого не следует, что в Китай пошла массовая помощь. Несколько десятков американских летчиков в китайском небе не были знаком решительной помощи Вашингтона Чунцину. Это являлось продолжением стратегической линии Рузвельта: удержать японцев на континенте насколько возможно, а основную энергию обратить внутри страны на развертывание военной промышленности и вовне - на концентрацию сил США в Североатлантическом регионе.
После нападения фашистской Германии на СССР важным элементом стратегического мышления в Вашингтоне стали предсказания дальнейшего поведения японцев. Двадцать третьего июня 1941 года глава дальневосточного отдела госдепартамента записал, что вероятными действиями японцев будет удар на север. Так же думал адмирал Тернер из отдела планирования штаба военно-морского флота США. В своем секретном докладе от 2 июня госдепартамент пришел к мнению, что "кажется в целом более вероятным, что Япония решит вторгнуться в Сибирь". В тот же день Чан Кайши получил "достоверную информацию", которой поделился с американцами: Япония разорвет договоры о нейтралитете и "объявит войну России". Заместитель госсекретаря С. Уэллес тотчас довел эту точку зрения до английского посла.