Василий закрыл ворота и, зло посмотрев на Руденко и Милославскую, протянул им руки.
   – Вяжите! – сказал он.
   – Ты о наручниках, что ли? – Три Семерки рассмеялся. – И так никуда не денешься! – Семен Семеныч погладил Джемму по холке. – От нее, – он кивнул на собаку, – никто еще не уходил. Так что не переживай. Будь спокоен.
   Завгар нервно дернул плечом и пошел впереди гадалки и ее приятеля. Он угрюмо смотрел себе под ноги; две глубокие складки, мгновенно образовавшиеся между его бровей, выдавали упорную мыслительную работу.
   Руденко с Милославской шли позади, не решаясь пока переговариваться между собой и думая об одном и том же, иногда радостно поглядывая на сумку. Прекрасно зная о сказочных способностях Джеммы, они все же не теряли бдительности и пристально наблюдали за каждым движением подозреваемого – Три Семерки, готовый броситься на него, а Яна, готовая дать команду своей собаке.
   – О! А вот и наши! – воскликнул Семен Семеныч, когда они уже подходили к воротам базы.
   Василий сразу весь съежился, Милославская невольно расплылась в улыбке, а Джемма, победоносно вытянув спину, радостно завиляла хвостом, верно поняв интонацию голоса Руденко и настроение своей хозяйки.
   Один из оперов разговаривал с пареньком, который еще недавно пропускал внутрь машину Семена Семеныча, и не видел еще Руденко.
   – Строганов! – крикнул ему Три Семерки, и тот сразу обернулся.
   Семен Семеныч, а вслед за ним и остальные ускорили шаг.
   – Вот! – указал Руденко на Василия. – Еще тот субчик, – добавил он деловито. Сажайте его в машину. В отделе будем беседовать, – Три Семерки подморгнул Строганову и кивнул на брезентовую сумку, тряхнув ею.
   – Все как положено? – тихо строго спросил тот.
   – Ну-у-у, – многозначительно протянул Семен Семеныч, – с небольшими вариациями, – улыбаясь, шепнул он.
   Строганов, махнув рукой, так же шепотом ему ответил:
   – Ладно, в отделе разберемся.
   – Ребята, – крикнул он остальным, сидящим в машине.
   На него через стекло сразу вопросительно посмотрели несколько пар глаз.
   – Берите его! – приказал Строганов, кивнув на Василия. – Я поеду в машине Руденко.
   Двое бравых крепких мужчин одновременно выпрыгнули из задних дверц и уверенно направились к Василию.
   – Да что же это?! – возмущенно и одновременно беспомощно заговорил он, но, увидев бесчувственные лица приближающихся к нему людей, решил не продолжать своей мысли. А то ведь себе дороже окажется.
   Завгару надели наручники и усадили на заднее сиденье, подтолкнув в спину, хотя он и не сопротивлялся. Мотор автомобиля заревел, и он тронулся с места.
   Строганов сел в «шестерку» рядом с Руденко, и, когда тот нажал на газ, спросил:
   – Ну, чего там у тебя? Я толком-то и не понял.
   – Яна Борисовна, – обратился Семен Семеныч к подруге, разместившейся сзади, глянув на нее в зеркало.
   Милославская сразу поняла намек приятеля и расстегнула молнию на сумке, которую Три Семерки положил рядом с ней.
   – Е-о-о-о! – схватившись за голову и зажмурившись, протянул Строганов, сразу угадав в очертаниях замотанного в тряпку предмета карабин. – Ну, вы даете! – с улыбкой добавил он.
   – Семен Семеныч, ты меня у «Океана» выкинь. Я до дома сама соберусь, – сказала Милославская.
   – Как, Яночка, вы не с нами? – спросил ее Строганов.
   – Я с вами душой, – с улыбкой ответила ему гадалка.
   – Сема, мы с тобой через пару часов созвонимся, идет? – снова обратилась она к приятелю.
   – Как скажешь, – согласился он с ней.
   Милославская решила не ехать в отдел, потому что знала, что эти несколько бравых парней во главе с Руденко вряд ли дадут ей сыграть важную роль в допросе. К тому же им нужно было вначале осуществить кучу всяких формальностей, в то время как она могла спокойно все обдумать и, возможно, прийти к какому-то важному выводу.
   Она знала, что сейчас они позвонят директору «Садко», в срочном порядке прикажут прибыть в отдел ему и его заместителям, если таковые имелись, «пробьют» карабин по базе данных, почитают протокол и сделают еще несколько дел вроде этих в той или иной последовательности, и только потом возьмутся за самого Василия. Яна просто не пожелала быть свидетельницей всего этого. Она могла через пару часов узнать обо всем от Руденко, соотнести полученную информацию со своими соображениями и строить план дальнейших действий.
   Вежливо улыбнувшись на прощанье Строганову и серьезно глянув на Три Семерки, она вышла у «Океана», поймала такси и поехала домой.

ГЛАВА 24

   Войдя в свой кабинет, Милославская шумно вздохнула и плюхнулась в любимое кресло. Она успела уже принять душ, плотно пообедала и пребывала в неплохом расположении духа. Высоко подняв брови, она улыбнулась, потом нахмурилась и глубоко задумалась.
   В ее сознании возник образ найденного карабина. «Тот самый, из видения, – удовлетворенно подумала она, когда улыбалась». Но тут же Яна поймала себя на мысли о том, что нерешенным по-прежнему оставался вопрос, кто и почему отправил на тот свет несчастную старушку. Тут-то она и нахмурилась. Подумать было о чем.
   Гадалка вспомнила процесс последнего своего гадания, вспомнила, как, приходя в себя после него, прошептала: «Боже… Какое отношение эта „пушка“ могла иметь к убийству Ермаковой?!» Она и сейчас не могла на него ответить. Гадалка окончательно поняла, что найденный карабин не принес ей удовлетворения и ничего пока не прояснил.
   Милославская попыталась вспомнить также, какой вопрос она задавала во время гадания картам. Яна ужаснулась: ведь у нее не вышло спросить ни о чем конкретном. И старушка, и кладоискатель, и кувшин с монетами, «увиденный» ею ранее, смешались тогда в ее мыслях в одну непонятную массу, и карты приняли ее вопрос в сумбурном виде. «Так стоило ли принимать находку на свой счет? – обеспокоенно подумала гадалка. – Может, ответ карт всего-навсего касался дела, о котором так тревожился Руденко?»
   Гадалка закурила. Помощь другу – дело, конечно, великое, но ей смертельно не хотелось убедиться в том, что для нее самой время было потеряно напрасно. «Убийство на нашей территории, значит? – мысленно повторила она слова, брошенные не так давно Руденко. – Кладоискатель какой-то… Клуб „Монета“…» Да, Семен Семеныч не на шутку ее удивил. «Кладоискатель небедный был, не простой человечишко, – мысленно повторила Яна, – шеф Семена не зря так о нем печется. Да-а-а, дельце горяченькое. Успехов тебе, Семен Семеныч».
   Внезапно зазвонивший телефон заставил гадалку вздрогнуть. Она сняла трубку, но одни лишь короткие частые гудки были ей ответом. Звонок сорвался, и Янина мысль тоже.
   – Черт, не люблю, когда мне мешают думать! – сердито пробормотала она, вешая трубку.
   На полпути рука гадалки застыла в воздухе. Она вернула ее назад и набрала номер Федотовых, которые наверняка звонили ей в ее отсутствие.
   – Да, – услышала она знакомый протяжный Маринин голос.
   – Мариночка? Это Яна, – стараясь голосом выражать лишь хорошее настроение, произнесла Милославская.
   – Ну как там? Ну что? – посыпались вопросы.
   – Знаешь, Марина, мне некогда долго говорить, – солгала гадалка. Тут же она подумала, что поступила нехорошо и, решив сказать что-нибудь более правдоподобное, добавила: – Не могу занимать телефон, жду звонка. Хочу лишь сообщить, что все хорошо. Не переживайте. Скоро загляну.
   – М-м-м, – понимающе протянула Федотова.
   – Все. Целую, – выпалила Яна и, предупреждая новые вопросы, повесила трубку.
   Она должна была дать о себе знать Федотовым, но ей не хотелось сейчас рассказывать обо всем подруге, вдаваясь во все подробности. Не хотелось огорчать ее тем, до чего она дошла в своих соображениях, тем более, что ничего конкретного она и сама еще сказать не могла. Милославская решила, что нужно ждать звонка или приезда Руденко, который во многом, наверное, прояснил бы ситуацию, а потом уже обратиться к Саше и Марине с более подробным отчетом о работе.
   Яна закрыла глаза и попыталась привести себя в состояние внутреннего равновесия. Она просила сердце и душу успокоиться, ибо какие-то переживания в этот момент считала напрасной растратой сил. Однако в ее сознание настырно влез вопрос: «Что ты будешь делать, если информация Руденко окажется тебе не в помощь?» Милославская немного подумала над этим и решила: поедет в Багаевку и станет изучать развалины того самого дома по соседству с домом Ермаковой. Это решение ее немного успокоило.
   Гадалка сварила себе кофе, уговорила чашечку перед телевизором, который глядела «вполглаза», косясь в ожидании звонка на телефон, бесцельно полистала свежие газеты, извлеченные из почтового ящика и, несмотря на тревогу, чувствуя состояние дремоты, прикрыла глаза.
   – Дз-з-зы-ы-ын! – раздалось у нее над ухом.
   Яна вскочила и схватила трубку. В висках у нее запульсировало.
   – Да! – зажмурясь от головокружения, произнесла она.
   – Яна? Руденко, – послышалось в трубке.
   – Сема?! Ты? – радостно воскликнула гадалка.
   – Не задавай лишних вопросов, – прервал ее Три Семерки тоном, в котором она почувствовала его торжество, – бери руки в ноги и дуй к нам в кабак, – за голосом Семена Семеныча слышались какие-то гвалт и музыка.
   – Какой еще кабак, Семен Семеныч? – недоуменно протянула Милославская. – Ты меня с ума свести хочешь?
   – Ничего я не хочу, – Руденко рассмеялся. – Мы тут событие кое-какое отмечаем. Приехать не могу. И разговаривать по телефону тоже. Ну, ты меня понимаешь, – шепотом добавил он. В веселости приятеля Яна сразу почувствовало знакомую ей степень опьянения.
   – Короче, – вздохнув, прервала она его, – называй адрес.
   – Кафе «У Солохи», улица Московская, – радостно сообщил тот. – Записала?
   – Запомнила, – снова вздохнув, протянула гадалка.
   – Ну все, жду, – подытожил Семен Семеныч.
   – Надеюсь, дождешься? – произнесла Яна, с нравоучением нажимая на последнее слово.
   – А? – не понял сначала Руденко, но до него быстро дошел смысл подругиного намека. – Да не-е, Яна, ты чего?! У нас все культурно тут. О чем ты? Брось. Давай, жду.
   Милославская прекрасно себе представляла, какие сейчас у Руденко глаза, какой степени красноты лицо и как смешно топорщатся его усы, когда он принимается что-то доказывать. Вешая рубку, она покачала головой и вслух проговорила:
   – На самом деле, надо брать ноги в руки, пока он в состоянии рассказать мне обо всем, соблюдая логику.
   Яна встряхнула головой, пытаясь избавиться от завладевшей ею слабости, и направилась в ванную. Окатила лицо холодной водой – в голове посвежело. Припудрилась немного, провела помадой по губам, волосы собрала в хвост, чуточку смочила виски духами и сказала, удовлетворенно глядясь в зеркало:
   – Почти готова.
   Гадалка открыла шифоньер и задумчиво пробормотала:
   – Что бы одеть эдакое? Чтобы поудобнее и побыстрее… Туда надо бы что-нибудь в малороссийском стиле! Тоже мне, название придумали: «У Солохи». Хотя оригинально. И городок наш ничем Диканьки не лучше…
   Не обнаружив в своем гардеробе ничего такого «малороссийского», Яна достала подряд три наряда, поморщившись, бросила их на кровать и вытащила в итоге вешалку с длинным сарафаном в стиле сафари.
   – Буду африканской Солохою, – недовольно пробормотала она, облачаясь в сарафан, который, между прочим, был ей, смуглой и темноволосой, очень к лицу.
   Вставив в уши крупные серебряные кольца и надев такой же широкий браслет на руку, она сунула ноги в белые сандалии, перекинула сумочку через плечо и, коротко попрощавшись с Джеммой, вышла на улицу.
   Такси было поймано ею почти сразу же, и вскоре она уже мчалась, полная ожиданий и предчувствий, в названное Руденко кафе.
   Вход в него, как оказалось, находился с торца здания, само же кафе располагалось в помещении полуподвала. Яркая вывеска, сверкающая неоновыми огнями, привлекала к нему посетителей.
   Приподняв полы своего длинного сарафана, Милославская стала спускаться вниз по крутым мраморным ступенькам. Она в задумчивости немного задержалась перед массивной деревянной дверью и, дав себе настрой на позитивное общение, вошла внутрь.
   В кафе было полно народа. В зале стоял чад от сигаретного дыма. Громко играла музыка. Подвыпившие посетители разговаривали громко, пытаясь ее перекричать. Посередине зала, сдвинув в одно целое сразу четыре стола, сидела большая компания, центром которой являлся активно разглагольствующий и размахивающий во все стороны руками Семен Семеныч.
   Яна направилась к нему, с трудом протискиваясь между столиками. Внимание чисто мужских компаний сразу обращалось на эту миловидную стройную женщину.
   – Девушка, вы не к нам? – бросали ей вслед, но Милославская не удостоила ответом ни один такой вопрос.
   Подойдя к Руденко сзади, она положила руку ему на плечо и легонько потрясла его. Руденко, раскрасневшийся, обернулся.
   – Яна! Наконец-то! – радостно воскликнул он. – А ну-ка, ребята, – Три Семерки поднялся и принялся раздвигать стулья, освобождая место для гадалки.
   – Да нет, Семен Семеныч, – сказала она, – давай лучше выйдем.
   – Нет! Нет! Не-ет! – послышалось со всех сторон. – Мы вас не отпу-устим!
   Милославская взглядом окинула компанию. Тут были и те, кого она давно знала, и незнакомые лица. Но все они смотрели на нее с одинаковым выражением, как бы говоря: «Какая красотка! Имеют же люди! Вот и бы мне!» Все они были пьяны, поэтому Яна простила им их пошлые мысли. Гадалка представляла, как они отреагируют, если она попытается уйти и утащить Руденко, поэтому предпочла сдаться и сесть, оказавшись между Семеном Семенычем и Строгановым.
   Строганов, подняв вверх руку, прищелкнул пальцами.
   – Официант! – крикнул он. – Бутылку шампанского для дамы! И… и ананасы!
   Сидящие вокруг дружно заплодировали.
   – Какая экзотика, – тихо сказала Яна, чувствуя себя в этом пьяном кругу белой вороной.
   Из соображений вежливости она поблагодарила Строганова взглядом и улыбкой и предложила тост за успех, о котором ей никто еще не рассказал, но который был написан на окружающих ее лицах.
   Шампанское, налитое официантом, красиво задымилось в высоком хрустальном бокале. Яна пригубила немного, мужчины закричали: «Браво!» и щедро, до краев – эх, видели бы их жены! – наполнили свои рюмки, залпом опрокинули их и, морщась, потянулись за закуской.
   – Сема! – шепнула Милославская на ухо приятелю, пока другим некогда было глядеть на нее. – Умоляю, выйдем. Надо поговорить! Здесь просто невозможно! Тет-а-тет!
   Руденко, жующий лимон, приоткрыл один глаз и, увидев, насколько гадалка серьезна, кивнул положительно. Грохоча своим стулом, он поднялся. Все посмотрели на него вопросительно.
   – Я должен сопроводить даму в… в… – Семен Семеныч сделал идиотское лицо, втянул голову в плечи и часто-часто заморгал, считая, что так его все поймут.
   Его на самом деле поняли и даже поддержали, взглядами говоря: «Ну, это надо. Надо, конечно. Проводи. Дело хозяйское».
   – Семен Семеныч, туалет тут платный, – крикнул вслед ему Строганов и следом отправил в рот кусок селедки.
   Чтобы не возбуждать подозрений и возмущения, оба – Яна и Три Семерки – не стали выходить на улицу, а подошли к дамской комнате и, обернувшись, скрылись за ее дверью. Руденко зажмурился, ослепленный ярким светом, отражающимся в зеркалах.
   – Э-эх! – с укором произнесла, глядя на него, Милославская. – Что Маргарита Ивановна-то скажет! Бесстыдник!
   – Ну ла-адно тебе! – улыбнувшись до ушей, протянул Три Семерки.
   В этот момент послышался звук бурно сливающейся в одной из кабинок воды. Дверца кабинки открылась, и перед приятелями появилась средних лет дама, оправляющая платье. Увидев мужчину, она на мгновенье замерла, потом ускорила шаг, на ходу возмущенно бросив:
   – Вообще уже!
   – Ладно, давай к делу, – серьезно заговорила Милославская, – а то нас сейчас отсюда выгонят.
   – Не выгонят, – парировал пьяный Руденко, уверенный сейчас в полнейшем своем всесилии.
   – Сема! Тебе сейчас не хватает славы возмутителя женского спокойствия? Вот шеф-то обрадуется!
   – Не обрадуется! Он уж пьяный в едреню спит.
   – Хватит! – отрезала гадалка. – Что там с карабином?
   – Из него убили того кладоискателя, вот что, – нравоучительно подняв вверх указательный палец, ответил Семен Семеныч.
   – Ка-ак?! – протянула гадалка.
   Ее больше удивлял, конечно, не этот факт, а осознание того, что, как она и предполагала, карабин к ее делу не имел отношения.
   Руденко пустился в объяснения.
   – Карабин официально ни на ком не числится, – начал он.
   – Чему же ты тогда так рад и почему решил, что из него убили кладоискателя? – перебила гадалка. – Кстати, пир по этому поводу?
   Семен Семеныч молчаливо кивнул и сказал:
   – Не только. У Строганова внук родился. И…, кстати, ты не дала договорить. Во-первых, «причастность» к убийству кладоискателя карабина легко определилась по оставленным на месте преступления гильзам и еще кое-каким фактам, хорошо известным экспертам. Во-вторых, это официально карабин ни на ком не числится, но я-то не лыком шит! Пока наши там этого Василия мурыжили, я по своим каналам работал.
   – И что Василий? Раскололся? – снова перебила Милославская.
   – По-моему, он ни при чем, но его в КПЗ пока закрыли, пусть подумает, может, чего и скажет. Ты дальше слушай: я узнал, что однажды клубу кладоискателей «Монета», – Руденко на мгновенье замолчал, – помнишь такое название, да? – спросил он, лукаво посмотрев на подругу, и продолжил: – Клубу кладоискателей «Монета» посчастливилось…
   Семен Семеныч прищурился – он ждал, что Яна закончит его предложение, и призывно глядел на нее, но Милославская настолько была обескуражена всем услышанным, что потеряла на время способность предвидеть и просто быстро соображать.
   – Ну?! – с нетерпением воскликнула она.
   – Они откопали старинное оружие – тот самый карабин, но его у них отжала местная бандитская группировка, братва, – Руденко выразительно хлопнул по стене рукой.
   – И что дальше? – тихо спросила гадалка.
   – Дальнейшая судьба оружия мне точно неизвестна. Будем работать с братвой. Но я подозреваю, что убийство кладоискателя – их рук дело. Более того, я уверен в этом. К ним ведут кое-какие следы… Не могу пока говорить об источнике этих сведений. Но это очень надежный источник. Очень. Завтра все должно проясниться, а пока я должен только ждать.
   – Что ты и делаешь, – иронично подытожила Милославская. – Ладно, – более снисходительно произнесла она тут же, – не буду расспрашивать. Мне и так многое понятно.
   – Ты представляешь, что меня ждало, если б не такая удача?! – воскликнул Руденко. – Янка, друг! – Три Семерки набросился на подругу и крепко сжал ее в своих объятиях. – Как же я тебе благодарен!
   – Брось, – тихо сказала гадалка, с грустью думая о том, что теперь ей надо заняться своим делом: ехать в Багаевку и искать новые зацепки.
   – Шеф всех распустил, сам надрался, – захлебываясь пьяной радостью, продолжал Три Семерки. – Эх, что творится на белом свете!
   Дверь дамской комнаты приоткрылась, и в щели показалось лицо Строганова.
   – Ну вы чего тут? – спросил он и тут же отпрянул, крикнув приятелям: – Обнимаются!
   Потом снова прильнул, с иронией сказав:
   – Мы уж беспокоимся. Идемте.
   – Идем, идем, – ответил Три Семерки, выпуская Яну из объятий. – Так что, Яна Борисовна, нам есть что отмечать! – сказал он ей, как бы подытоживая разговор.
   – Есть, есть, – вздохнув, ответила она.
   Гадалку снова усадили за стол и снова стали вести себя с ней, как с почетным гостем. Однако Яна старалась на вопросы отвечать сдержанно и даже сухо, так, чтобы внимание, обращенное на нее, постепенно рассредоточилось. Вскоре она прочитала во взглядах некоторых: «Она скучна», а через некоторое время о ней, можно сказать, забыли: стали травить анекдоты, приличные и не очень, и гоготать во все горло. Только Семен Семеныч, подталкивая ее локтем в бок, пару раз удивленно на ушко спросил: «Ты чего?»
   Милославская постепенно одолела налитый ей бокал шампанского, потом, тихонько извинившись перед теми, кто был в состоянии заметить поднявшуюся над столом фигуру, удалилась в дамскую комнату, а оттуда – тихонько – на улицу.
   С удовольствием вдохнув чистый воздух, она торопливо – не дай бог ее хватились бы сразу – зашагала по плиткой выложенному тротуару. «Багаевка, Багаевка, Багаевка», – стучало у нее в голове.
   – Да, но к этой поездке надо подготовиться… – задумчиво пробормотала она себе под нос, критически оценив свой внешний вид и «боеготовность».
   Недалеко от бара «Солоха» находилась одна из центральных, главных площадей города, с множеством высоких елок, памятником Ленину, флагами, Доской почета, трибуной и всем остальным, что на таких площадях полагается. Милославская достигла ее очень скоро, огляделась, увидела стоянку такси и прямиком к ней и направилась.
   – До Агафоновки, – сказала она, наклоняясь к окну автомобиля, стоящего первым среди прочих.
   – Сколько? – спросил ее водитель-частник, немного загнув край газеты, которую он держал перед собой.
   – Сколько спросите, – пожав плечами, ответила гадалка, недовольная его реакцией на клиента.
   – Стольник, – холодно ответил тот, повернув ключ зажигания и не глядя на Яну.
   – Подождите, – остановила она его. – Вы меня ждете в Агафоновке минут десять, а потом везете до Багаевки. Два стольника. Идет?
   – До Багаевки? – переспросил таксист, приподняв брови, хотя все и так прекрасно слышал. – Двести пятьдесят.
   – Согласна, – ответила Милославская, усаживаясь на заднее сиденье и мысленно говоря: «Черт с тобой!».
   Машина тронулась с места. Яна была полна предчувствий и ожиданий. «Ну, уж на этот раз я должна к чему-то прийти!» – упрямо твердила она, не желая мириться ни с какими неудачами.
   На улице совсем стемнело, и другой человек чувствовал бы себя жутковато, намереваясь отправиться с неизвестным мужчиной в богом забытую деревню, где надо было еще и копаться в каких-то там развалинах. Милославская к числу этих других не принадлежала, и чувство страха не завладело ею ни на минуту.
   Она смотрела в окно и только мысленно подгоняла таксиста, не успевавшего порой проскочить на зеленый и нерасторопно трогающегося при разрешающем сигнале светофора.
   – Вот тут! Тут, – громко сказала она ему, указывая на свой дом, наполовину скрытый дубовыми ветвями.
   Водитель притормозил и сказал ей насмешливым повелевающим тоном:
   – Десять мину-ут! Как договорились…
   Яна искусственно улыбнулась и засеменила к калитке. Джемма, загодя начавшая лаять, успокоилась, сразу узнав знакомый хозяйский голос.
   – Некогда мне тебя ласкать, – строго бросила ей, трущейся о ноги, Милославская.
   После этого гадалка поспешно удалилась в кладовую, где, второпях переворачивая все кверху дном, отыскала фонарик, старый, тяжелый, но довольно хороший, мощный, и запасные батарейки к нему.
   Все это она сложила в твердый лаковый пакет с короткими плетеными ручками и поставила его в прихожей, у порога. Увидев свое отражение в зеркале, Милославская сдвинула брови и стала торопливо снимать сарафан. Бросив его прямо на пол у зеркала, она бросилась в спальню, где почти с солдатской выправкой облачилась в спортивный костюм, дающий ей полную свободу в движениях.
   – Джемма, ты со мной, – сообщила она собаке, втискивая ногу в кроссовок.
   Овчарка завиляла хвостом и стала зачем-то нюхать около порога.
   – Ну, кажется все, – на выдохе проговорила Яна, осматриваясь.
   Потом она перекинула сумку через плечо, подняла с полу пакет, призывно чмокнула, глядя на Джемму, и вышла из дома.
   Таксист, как и было уговорено, ждал ее, ритмично перебирая пальцами в такт мелодии, которую он слушал.
   – Ого! – присвистнув, сказал он, увидев Джемму. – Вот это сопровождение, я понимаю. А почему не в наморднике? – добавил он назидательно.
   – Она не кусается, – сухо ответила гадалка, натянув поводок усевшейся у нее в ногах собаки.
   – А если вдруг? – игриво спросил водитель, впервые посмотрев Милославской в лицо.
   – Не провоцируйте ее такими вопросами, – покачивая головой, насмешливо ответила Яна. – Едем.
   Такой ответ парню пришелся не по душе. Он немного нахмурился и завел двигатель.
   – Одиннадцать минут, – заявил он гадалке, трогаясь и поглядывая на часы, а, обернувшись, хотел улыбнуться в знак некоторого примирения.
   – Хорошо, я дам вам на рубль больше, – отрезала она, опередив его жест вежливости.
   На этом дружеская беседа была исчерпана. Весь путь таксист и его клиентка провели молча.

ГЛАВА 25

   – Ну и куда тут? – хмуро спросил водитель, вглядываясь в тугую непроглядную тьму.
   – Вдоль этой улицы еще метров пятьсот, а там, на отшибе немного, домик, – оживленно проговорила Яна.
   Таксист сбавил скорость, видя освещаемую фарами неровную ухабистую дорогу, и поехал по указанному гадалкой пути более чем неспешно, так что едва ли он мог обогнать быстро бегущего человека.
   Милославская нервно поглаживала Джемму, а та отвечала ей нетерпеливым поскуливанием.
   Улица почти закончилась, оставалось три-четыре дома.
   – Тут, пожалуй, остановите, – сказала Яна.
   – А как же домик на отшибе? – иронично спросил парень, притормаживая и кивая вперед.