– Ну что там у тебя? – спросила Милославская, расправляя юбку.
   – Ерунда одна. Этот, которого поймали, оказался мелкой сошкой. Выполнял поручение свыше…
   – Ну мало ли! Главное – он убийца! – воскликнула Яна.
   – Да никакой он не убийца! В том-то и дело! И его начальники не убийцы, скорее всего…
   – Ничего не понимаю, – удивленно покачивая головой, прошептала гадалка.
   – Тут и понимать нечего, – сказал Семен Семеныч. – Как ты и предполагала, существовала внешняя конкуренция.
   Становление «Паруса» стало угрожать другим, и его решили устранить, только не методом убийства Воробья, а способом нам с тобой известным. То есть сдали конкурента, причем поставляющего низкокачественный бензин, органам…
   – Ну это же глупо! Способ-то какой-то непопулярный…
   – Чего ж поделаешь, если господа своего подчиненного переоценили. Ему хорошо заплатили, а он решил не мучаться долго, придумав свой «чудодейственный» способ. Понимаешь, многие думают, что в ментовке работают одни ослы, в то время как сами они полные кретины.
   – И что дальше? – Яна подняла на друга полные надежды глаза.
   – Дальше? Будем привлекать к ответственности и «Парус», и его конкурентов. За нелегальный оборот нефтепродуктов.
   – Но, может быть, этот тип просто все скрывает? – не желая отступать, настойчиво произнесла Милославская.
   – Яна, ради бога! Он не только идиот, но и трус! Раскололся почти сразу… Даже слезу пустил. Это они только перед бабами все крутые, а тут и в штаны наложить могут…
   Гадалка отвела глаза.
   – Но можно мне с ним поговорить? – осторожно спросила она.
   – Ты что мне не доверяешь? – с усмешкой спросил Семен Семеныч.
   – Доверяю. Но…
   – Ладно, поговори, – не дав ей закончить и махнув рукой, сказал Три Семерки. – Только не жаль ли тебе напрасной траты времени? – снова усмехнувшись, спросил он.
   Яна ничего не ответила и ждала только, когда Руденко исполнит свое обещание.
   – Я тебе сейчас соседний кабинет открою, там свободно, и его приведу. Только не лютуй! – погрозив пальцем, пошутил Семен Семеныч.
   Он улыбался, но глаза у него были очень грустные. Видимо, последнее указание шефа всерьез ударило по капитанским амбициям.
   – Идем, – сказал Три Семерки и привстал.
   Он достал увесистую связку ключей и, выбрав один из них, принялся открывать для Яны соседний кабинет. В уголке губ зажав сигарету, Три Семерки процедил:
   – У меня там еще помощник есть, а тебе я Васю пришлю.
   – Не надо.
   – Как не надо, он трус, трус, а по башке даст, мало не покажется, – не послушав подругу, ответил Руденко.
   Яна не стала спорить и вошла в душный, прокуренный, как и все, маленький кабинет с традиционным старым полированным столом и парой стульев с качающимися ножками. Интерьер кабинетов в этом милицейском отделе ей был уже до боли знаком.
   – Присаживайся и жди, – сказал Семен Семеныч, – сейчас приведу.
   Гадалка кивнула и, закурив, стала ожидать прибытия узника. Когда дверь неожиданно раскрылась, она вздрогнула, но это был всего лишь Вася. Пригнув голову, он вошел в дверной проем и поздоровался. Улыбнувшись, спросил:
   – Надеетесь из него еще что-нибудь выудить?
   Милославская пожала плечами.
   – Зря. Он нам всю свою душу тут выплакал. Даже пинка отвесить не дал… – Вася зашелся идиотским смехом.
   Яна ничего не ответила на эту шутку. Он еще что-то говорил, но она не слушала, глядя в окно и думая о предстоящей встрече.
   Вскоре на пороге появился Семен Семеныч с плененным недавним подозреваемым в убийстве. Тот был весь помятый, уставший и, похоже, в обмен на спокойствие согласный на что угодно. Видно, он, как и Милославская, не спал всю ночь, и это, в приложение к слабому характеру, облегчило работу следователям.
   – Здравствуйте, – учтиво произнесла гадалка.
   Тот поднял удивленный взгляд, потом устало, но четко отрапортовал:
   – Мальков Станислав Станиславович, 1970 года рождения….
   – Дальше не надо, Станислав, – прервала Милославская, подумав, что его довольно быстро успели выдрессировать и допрашивали, видно, не один раз.
   Руденко, глядя на Васю, сказал:
   – Когда закончит, отведешь. Я у себя.
   Василий послушно кивнул и пододвинул свой стул к арестанту.
   – Нет-нет, я попрошу вас остаться на месте, – остановила его гадалка, – я побеседую с ним сама.
   Станислав смотрел на происходящее с полным непониманием того, чего от него в довершение всего еще хотят. Волосы его были нечесаны и торчали кверху, и он совершенно не походил на того симпатичного человека, которого Яна совсем недавно видела на фотографии.
   – Курите? – спросила гадалка, протягивая ему свою пачку сигарет.
   Тот сначала посмотрел недоверчиво, а потом, кивнув, взял одну и сказал Милославской сквозь зубы спасибо. Яна дожалась когда он прикурит, предложив еще и свою зажигалку, а потом начала методично его допрашивать. Она была очень спокойна и, даже когда Станислав откровенно дерзил, вела себя сдержанно.
   Вася, наблюдая за происходящим, порывался раза два отвесить допрашиваемому подзатыльник, возмущаясь тем, что тот так осмелел перед дамой. Однако гадалка всякий раз вовремя останавливала его, напоминая о неправомерности таких действий и говоря, что против хамства можно принять и другие меры. Она начинала давить на подозреваемого морально, что, действительно, способно сломать человека.
   Минут через двадцать пустых пререканий Станислав наконец заговорил, понимая, наверное, что просто так Милославская от него не отстанет. Однако он ничем ее не обрадовал, вернее, Яна не услышала от подозреваемого того, что хотела. Ни о какой причастности к убийству самого Станислава или его приближенных тут и речи не шло.
   Гадалка даже пошла на хитрость: сказала, что нашла свидетелей его причастности, которые согласны даже на очную ставку и ждут в соседнем кабинете, и что у милиции есть запись их показаний. Но Станислав начал так протестовать, что стало ясно: Руденко в своих выводах был все же прав.
   Отпустила подозреваемого Милославская с серьезным видом, не давая ему понять, что для себя она уже поставила все точки над и в этом разговоре. В довершение она все же пообещала Станиславу очную ставку и еще серию допросов. Тот что-то возмущенно кричал в ответ, уводимый в свою камеру всерьез рассерженным Васей.
   – Можно? – спросила Яна, входя в кабинет к Семену Семенычу после непродолжительного стука.
   – А, ты, заходи, – хмуро ответил он.
   Гадалка втянула ноздрями воздух в его кабинете и брезгливо поморщилсь. Гримаса отвращения невольно исказила ее лицо. В комнате стоял жуткий запах. Когда Милославская заметила наконец напротив приятеля мужчину, вид которого просто кричал о том, что он человек опустившийся, она поняла источник «аромата».
   – Присаживайся, – сказал Три Семерки, указав Яне на стул.
   Она бы и рада была отсюда побыстрее убраться, но ей надо было перекинуться с Руденко парой слов. Можно было бы, конечно, и в коридоре переждать, но в душе у гадалки возникло необыкновенное любопытство в отношении сидящего перед ее другом человека. Это любопытство было настолько сильно, что Яна назвала бы его даже интуитивным позывом.
   Она присела на указанный Семеном Семенычем стул и настроилась следить за происходящим разговором.
   – Ну? – потирая усы, спросил Руденко. – Я тебя спрашиваю!
   Видимо, он продолжал уже начатую тираду.
   – Я же сказал, не помню, пьяный был, – неразборчиво пробормотал допрашиваемый им.
   – Тебе память освежить что ли? – заорал Три Семерки так, что, казалось, стекла в кабинете задрожали. – Отвечай, когда с тобой капитан милиции разговаривает!
   Семен Семеныч весь пошел белыми пятнами и покрылся испариной. Вскочив и стукнув по столу кулаком, он снова сел на свое место и, достав носовой платок, принялся утирать лицо.
   – Воняет от тебя, как от собаки, – слезливо пробормотал он при этом, а потом вдруг снова заорал: – Отравиться ж можно! Ты когда последний раз мылся, а?!
   Его собеседник молчал, понурив голову.
   – Так, – пряча в карман свой платок и перейдя вдруг на спокойный тон, произнес Руденко, – давай все сначала: как все было. Но учти: это последний мой с тобой разговор.
   Будешь упираться – один за все ответишь. Там, куда тебя потом отправят, сладко не покажется, обещаю…
   – Пошли мы с…
   – Ну, с кем?! – сердито уточнил Руденко.
   – С Глобусом, – тихо добавил его собеседник.
   – Так, хорошо, – удовлетворенно и с заметным облегчением произнес Семен Семеныч, делая записи в протоколе. – Глобус – это кто? – спросил он, не поднимая глаз.
   – Знакомый один, он только из зоны вышел…
   – Понятно, и ты его очень боишься, – кинув ручку на стол и облокотившись на спинку стула, протянул Три Семерки.
   Допрашиваемый промолчал. Руденко снова взял ручку и потребовал:
   – Дальше, Гудков, дальше.
   – Пошли мы с Глобусом в комок за…
   – За чем?
   – За «Анапой».
   – Ну?
   – Я полез в карман за бабками, а их там нет.
   – И?
   – Я на него накинулся, говорю, только ты мог хапнуть.
   Потому что мы у него дома были, пили самогон, я отключился, в кармане были деньги. Когда проснулся, мы сразу пошли в магазин. Денег не оказалось… В квартире, кроме нас, никого не было… – Гудков замолчал и принялся чесать шею.
   – Хватит чесаться тут! – воскликнул Руденко. – Дальше давай рассказывай.
   – А чего рассказывать, он мне и вдарил промеж глаз! Я перевалился через прилавок, бутылки с витрин полетели. Продавец в другом отделе была, толком ничего не видела, Глобус свалил сразу, а меня взяли, стали орать, что я грабитель. Украсть, мол, водку хотел…
   – Вот это уже другое дело! – довольный, воскликнул Три Семерки, продолжая дописывать протокол. – А то что за чушь! Голова закружилась, упал… Я тебя так закружу, рад не будешь.
   Семен Семеныч черканул еще пару строк и с удовлетворением поставил последнюю точку.
   – На, – сказал он, протягивая листок Гудкову, – пиши внизу: мною прочитано и с моих слов записано верно. Распишись. И с обратной стороны, где галочка, то же самое.
   Гудков не читая, коряво написал, что от него требовалось, и боязливо подняв глаза, спросил:
   – Ну я пойду?
   – Куда это ты пойдешь? Подожди-и, – покачивая головой, протянул Три Семерки.
   Отпускать арестанта ему явно не хотелось.
   – Тебе и твоему другу будет предъявлено обвинение в хулиганстве. Придется магазину ущерб за битый товар возместить…
   Гудков молчал.
   – Ну ладно, – зевая, протянул Руденко и бесцельно выдвинул один из ящиков своего стола.
   Он посмотрел туда хмуро, порылся немного и вдруг выразительно произнес:
   – О!
   Милославская и Гудков сразу обратили свои взоры на Семена Семеныча.
   Тот вытащил из ящика какую-то фотографию и, не глядя на собеседника, продемонстрировал ее ему, спросив:
   – Не знаешь такую?
   – Н-нет, не видел. Никогда не видел, – торопливо проговорил тот.
   Семен Семеныч, все также на глядя на Гудкова, сунул фотографию назад и продолжал рыться в своем ящике.
   – Чего тут только нет, – бормотал он при этом, – кто бы тут порядок навел…
   Скомкав пару бумажек, он кинул их в стоящую в углу пластиковую мусорницу и, подняв глаза на арестанта, сказал:
   – Ладно, иди. И не вздумай никуда смыться, чтоб не искали тебя по подвалам…
   Гудков коротко угукнул и поспешил убраться из кабинета.
   – Вот, Яна Борисовна, – удрученно протянул Три Семерки, – видишь, каким дерьмом приходится заниматься. Тут такое дело, а он мне вот этих придурков еще сует. Когда мне с ними разбираться?!
   – Ладно тебе, Сема, – ответила Милославская, – ты во всем разобрался, и это уже позади, успокойся и не трепи сам себе нервы.
   – Директор этого магазина, видишь ли, товарищ нашего шефа!
   – пафосно протянул Руденко.
   – Ну и черт бы с ним! Все позади, Семен Семеныч, все уже. Давай лучше о наболевшем.
   – Да-а-а, – согласился Три Семерки, – оно на самом деле наболело. Чего теперь делать-то будем, а?
   – Меня по-прежнему не оставляет мысль о внутренней конкуренции, – серьезно сказала гадалка. – Вы ведь будете теперь «Парус» наизнанку выворачивать, вот и уделите этой версии пристальное внимание. В конце концов у нас запись показаний свидетеля на диктофоне есть, а это уже что-то.
   – Пожалуй, эта версия – теперь единственная, – согласился Руденко.
   – Думаю, ее проверка и поставит точку в этом деле. Нужно взять под арест всех руководителей и стравить их друг с другом, они тут такое тебе расскажут! Каждый будет за спасение своей шкуры и кожи вон лезть!
   – Хорошая мысль, Яна. Я лично этим займусь.
   – А я помогу.
   – Боюсь, что уже не сегодня. Ты поезжай домой, отдохни. Я пока без тебя справлюсь. Осведомителей подключу. Надо еще в несколько мест успеть. А ты с утра приходи. Думаю, работенка найдется…
   – Но может быть, я вместе с тобой и прямо сейчас к «Парусу»?
   – Нет, Яна, захват таких объектов – зрелище не для женских глаз…
   – Да я уже такого насмотрелась…
   – И все же. Поезжай домой, поезжай.
   – Ну, как скажешь, – несколько обиженно произнесла Милославская. – Только ничего важного без меня!
   – До встречи? – сказала она после нескольких секунд молчания, протягивая руку Руденко.
   Тот молча пожал ее и что-то неразборчивое пробормотал себе под нос.
   Яна вышла из кабинета, миновала несколько коридоров и вскоре уже была на улице. Поймав тут же, возле отдела, такси, она отправилась к себе домой.

ГЛАВА 20

   Придя домой, гадалка полюбезничала немного с Джеммой, которую тут же выпустила во двор, сварила себе кофе и уселась с чашкой и сигаретой возле форточки, откуда задувал на кухню свежий ветерок.
   Конечно, она не могла не думать о своем расследовании. Яна была почти уверена, что оно подходит к концу и что названная ею версия и пути поиска убийцы среди руководителей «Паруса» – и есть начало успеха. Поэтому в душе у Милославской было относительно спокойно. Хотелось только, чтобы побыстрее наступило утро, чтобы можно было мчаться наконец назад в отдел к Руденко и принимать самое непосредственное участие в развязке дела, а потом отправиться к клиентке и рассказывать ей обо всем.
   Мысленно она представляла себе лицо преступника, искаженное злобой, представляла, как его возьмут самые ловкие и умелые из оперов, как под давлением Руденко и ее, Яны Милославской, он все же во всем сознается. Какое-то внутренне торжество овладевало гадалкой в эти минуты.
   Она даже стала строить планы на ближайшее будущее: надо будет дом и двор привести в порядок, поехать с Семеном Семенычем отдыхать к Лазурному, навестить подруг, родственников, привести себя в порядок и многое-многое другое.
   Выпив так две чашки, Яна ополоснула бокал и пошла переодеться. Юркнув в легкий спортивный костюм, она с ногами забралась в кресло и включила телевизор. Шли как раз криминальные новости. Смотреть их Милославская любила, потому что они, хотя и несли одну негативную информацию, обогащали ее опыт. Будь она простой домохозяйкой, ни за что не позволила бы себе омрачать жизнь просмотром таких сюжетов. А тут – работа, никуда не денешься…
   Гадалка покупала также множество журналов и газет, пишущих на криминальные темы. Из них она подчерпывала множество интересной для себя информации, которая нередко не только повышала уровень ее осведомленности, но и помогала в раскрытии дел.
   «Новости» закончились и началась очередная мыльная опера. Яна не стала переключать телевизор на другой канал, потому что мысли поглотили ее. Милославская задумалась о своем последнем гадании, открывшем ей кучку людей со дна. К чему они могли привидеться, Яна не понимала, но какой-то смысл в их явлении все же должен был быть.
   Тут же она вспомнила о последнем допросе, который проводил Руденко и подумала, что видение как-то могло быть связано с этим делом. Все же Яна подруга Семена Семеныча, и карты тоже захотели оказать ему помощь… Только какую?
   Гадалка прокрутила в голове эпизод, при котором она присутствовала. Грязное, отекшее лицо Гудкова всплыло в ее памяти. Яна вспомнила все, что он говорил. Вспомнила и фотографию, которую показал на допросе Три Семерки.
   Конечно, он показал ее так, между делом. Но снимок едва ли был случайным. Вероятно, девица, на нем запечатленная, находилась в розыске в связи с каким-нибудь преступлением.
   То дело, наверное, перешло в категорию «висяков», потому что Семен Семеныч показывал фото с ленцой, не надеясь услышать от Гудкова положительного ответа. Но… стоп! Не слишком ли странно Гудков отреагировал на фотографию?… А ведь Руденко этого и не заметил! Руденко, но не Яна!
   Поведение допрашиваемого в тот момент показалось ей очень странным, но гадалка тогда была полна дум об ином, и Гудков со всей его историей показался Милославской сущим пустяком. Как он вытянулся весь, увидев лицо на снимке, даже побледнел, отвернулся в сторону, заикнулся, отвечая. Нет, нет, тут дело нечисто. Эх, Семен Семеныч, не в подходящий момент ты порядок в ящике стал наводить!
   Поразмышляв таким образом, Яна решила с утра поведать приятелю о своих наблюдениях и даже предложить ему свою помощь в новом расследовании.
   Больше отягощать свой разум подобными мыслями она не стала и, приняв душ, отправилась в спальню, чтобы отойти ко сну пораньше, получше выспаться и с утра приступить к делу бодрой и полной сил.
* * *
   – Ох, Яна, – вздохнув, произнес Три Семерки, встретив с утра подругу у входа в отдел, – это дело все больше и больше заводит меня в тупик.
   – В чем дело? – встревоженно спросила гадалка. – У тебя, Сема, такой нездоровый вид… Ты что, опять не спал всю ночь?
   – Спал немного.
   – В чем дело?
   – Я домой вернулся далеко за полночь. Мне позвонили насчет «Паруса». Пришлось ехать.
   Милославская смотрела на друга в тревожном ожидании новостей. Он прикурил и невесело протянул:
   – Порадовать мне тебя нечем. Похоже, что версия насчет внутренней конкуренции тоже отпадает… Они там грызлись, это так, но до мыслей об убийстве дело, похоже, не дошло.
   – Как?! – ахнула, побледнев, гадалка.
   – Ты подожди в обморок-то падать, – сказал Руденко, – сейчас идет допрос, может еще всплывет что-то. Хотя я мало на это надеюсь.
   – Надо надеяться, Сема! – оптимистично заявила Милославская. – Какая же жизнь без надежды?!
   Гадалка подумала: «Почему же тогда карты сказали, что в расследовании вокруг „Паруса“ есть смысл? Неужели обманули? Нет… Такого не может быть! Или все-таки что-то всплывет, или… „Да-Нет“ просто хотела вывести на чистую воду мошенников. Да, смысл в этом расследовании все равно есть! Ведь такие махинации уже раскрыты!»
   – Надо надеяться! – снова повторила она.
   – Ну тогда будем ждать, – устало проговорил Три Семерки, – Мне еще и позвонить должны. Меня пока отпустили на завтрак. Идем со мной в буфет?
   – Идем, – ответила Яна, кивнув.
   Семен Семеныч, успев уже проголодаться после жениных пирогов, взял себе порцию пельменей и стакан чаю. Яна ничего не заказывала, потому что довольно плотно позавтракала дома.
   Приятели сели друг против друга за продолговатый деревянный стол.
   – Слушай, Сема, – начала гадалка, когда Три Семерки приступил к трапезе. – У меня кое-какие соображения насчет твоего вчерашнего допроса.
   Руденко поднял на нее удивленный взгляд.
   – Яна, ради бога, – поморщившись, протянул он, – мне это вот где, – Три Семерки провел ребром ладони по шее.
   – Нет, ты послушай, – вдохновенно произнесла Милославская и поведала другу свои мысли насчет допроса Гудкова.
   Семен Семеныч первые секунды слушал с подчеркнутым невниманием, но потом отложил ложку в сторону и насторожился.
   – Что, на самом деле так? – наконец спросил он. – Он так переменился в лице?
   – Ну да, так и было! – убежденно ответила Яна. – Я просто сначала значения ничему этому не придала, а дома, в более спокойной обстановке, решила, что ты должен обратить на это внимание.
   – Трудно совмещать крупное дело с этой мышиной возней! – поморщившись, сказал Три Семерки. – Но, видно, придется. Ты об этом вовремя вспомнила, потому что Гудков сейчас здесь. Взяли его приятеля, Глобуса. Тот насчет драки дает совершенно другие показания. Разбираемся…
   – Здорово! – воскликнула гадалка. – Давай поговорим с Гудковым.
   – Давай, – ответил Руденко, посмотрев на часы.
   Он быстро расправился с пельменями, залпом выпил остывший мутноватый чай и поднялся из-за стола.
   – Пойдем, – сказал он и провел Милославскую в свой кабинет, куда вскоре доставили по приказу Семена Семеныча и Гудкова.
   Как только тот присел на указанный ему стул, Три Семерки достал из ящика ту самую фотографию и положил ее на стол перед Гудковым, хлопнув ладонью по снимку.
   – Знакома тебе эта особа? – напористо произнес он.
   – Я же еще вчера сказал, что нет, – промямлил тот, не глядя на фото.
   – Посмотри внимательней! – прикрикнул Руденко.
   Гудков покосился на изображение дамы.
   – Не знаю, не видел, – пронудел он.
   – А она вас знает! – неожиданно вставила гадалка. – Когда милиции с ней пришлось столкнуться, она ваше имя назвала…
   – Не знаю я ее, – упрямился Гудков.
   – Хорошо, – сказал Руденко, – мало того, что ты за разбитые бутылки платить будешь, еще и по ее делу под суд пойдешь! И в камеру к педикам сядешь! Согласен быть козлом отпущения? Так прямо сейчас и Глобуса отпустим…
   – Пусть Глобус платит! – возмущенно воскликнул полубродяга.
   – Э, нет, так не пойдет, – покачивая головой, сказал Три Семерки. – Ты все возьмешь на себя!
   – Признайтесь, – снова вступила в разговор Милославская, – вы знаете эту женщину. Все заметили, как вы изменились в лице при виде ее фото еще вчера. Неужели вам хочется отвечать за все одному?
   – Оставь его, Яна Борисовна, закроем его сейчас с голубыми, а завтра поговорим с этой новорожденной девочкой… – махнув рукой, сурово проговорил Руденко. – Последний раз спрашиваю, – прогремел он, посмотрев искоса на Гудкова, – знаешь?
   – Знал, – вдруг отрезал тот.
   Приподнявшийся было с места Три Семерки с грохотом упал на стул.
   – Мы вас слушаем, – строго проговорила гадалка.
   – Она тоже входила в нашу компанию…
   – В какую? Конкретнее, – допрос взяла на себя Яна.
   – Мы занимались сбором цветмета, – нехотя ответил Гудков.
   – Кто был главный в вашей компании?
   Допрашиваемый молчал.
   – Кто? – прикрикнул на него Руденко.
   – Муха, – зло ответил тот.
   – Этот уголовник? – удивленно произнесла Милославская. – Я много о нем слышала! – сказала она, посмотрев на Руденко.
   – Что-то он последнее время притих, – подозрительно проговорил Три Семерки. – Скрылся куда или… – спросил он, глянув на Гудкова.
   Тот молчал.
   – Муха верховодил вами и забирал большую часть прибыли от сбора металла? – предположила гадалка.
   Арестант молча отвернулся, но было видно, что Яна права.
   – Муха – жестокий человек, – вставил Руденко. – Лидер по натуре, дерзкий и наглый, способен подчинять себе. Маленький ростом, но дерется, как зверь. За это его и боятся.
   – Он бил вас? – спросила Милославская, выслушав друга. – Гудков, я к вам обращаюсь.
   – Меня нет, – не глядя, ответил тот, – а вот этой, – он кивнул на фотографию, – однажды досталось.
   – Поподробнее, – произнесла Яна.
   – А что тут рассказывать, – пробормотал Гудков, заерзав на стуле и начал грызть ногти, – она однажды просадила в игровых автоматах то, что должна была ему отдать, он ей и сломал пару ребер.
   – Признайтесь, – вдруг нервно и звонко вскрикнула гадалка, – вы ему отомстили! Вы не оставили это так, да?! Вы постояли за нее?!
   Напор Милославской был так силен, что даже Три Семерки удивился. Яна, пожалуй, никогда так не кричала. Она раскраснелась, черные глаза ее горели, и под этим взглядом трудно было сохранять самообладание. Гудков стал производить навязчивые движения: подергивать плечом, часто моргать.
   – Ну?! – снова прикрикнул на него Семен Семеныч.
   – Отомстили, – тихо процедил арестант. – Мы впервые взбунтовались и стали требовать денег на лечение Али.
   – А он, конечно, не дал, – Яна памятником возвысилась над Гудковым.
   – Он рассмеялся нам в лицо, – зло проговорил тот.
   – И вы его прикончили! – выпалила гадалка.
   – Я не убивал! – слезливо протянул допрашиваемый, прикрываясь руками, как от удара.
   – Если не ты, то кто?! – хором воскликнули приятели.
   – Все били, били ногами, повалив. А Алька ножом, раз, раз! – Гудков зарыдал.
   Руденко звучно хлопнул ладонью по столу.
   – Есть! – воскликнул он. – Где труп? Труп где? – закричал он, склонившись к задержанному. – Покажешь?
   – Покажу-у, – всхлипнув, сказал тот.
   – Где эта Алька знаешь?
   – Знаю-ю-ю…
   – Покажешь?
   – Покажу-у…
   – Едем, – кивнув Милославской, сказал Семен Семеныч.
   Три Семерки пригласил с собой еще двоих сотрудников, которые разместились в машине Руденко по обеим сторонам от Гудкова. Яне пришлось сесть впереди. «Не зря, не зря мне Джокер это видение подарил,» – думала она, пристегиваясь ремнем безопасности.
   – Семен Семеныч, – сказал один из оперов, когда автомобиль отъехал, – по твоему вопросу полный пролет.
   – Слышала, Яна, – обратился в гадалке Руденко, – это насчет «Паруса», я так и знал. А ты говорила, надейся. Вот невезуха!
   – Ладно, Семен Семеныч, – решила успокоить друга Милославская, – все равно относительно «Паруса» большое дело сделано. Да и с этой Алей нам вон как повезло…