Одно желание владело в этот миг гадалкой – огреть со всего размаха этого придурка своей сумкой. Она посмотрела на Незнамова, лицо которого перекосило выражение безысходного отчаяния и воскликнула:
– Да идемте же скорей! Мы должны опознать ее!
– Идемте, – пожав плечами, спокойно ответил Сапрыкин, а соей подруге с улыбочкой бросил: – Я скоро!
Снова выпуская изо рта дым, она молчаливо кивнула ему в знак согласия.
Сапрыкин вывел Яну с ее клиентом на улицу. Милославская зажмурилась – привычный солнечный свет после темных мрачных коридоров показался ей слишком ярким. Мелкими шажками меряя землю, их провожатый достал из кармана увесистую связку ключей, от тяжести которой штаны его заметно лопнули в одном месте по шву.
Обогнув здание, все трое оказались около каменной лестницы из десяти широких ступенек, ведущей вниз к большим металлическим дверям. Сапрыкин вприпрыжку спустился к ним и, поворачивая ключом в замочной скважине, спросил:
– Кто? Вы? – он смотрел на Милославскую, видя что предстоящее зрелище явно не для Незнамова.
Яна, отлично понимая всю тяжесть того, что ей предстояло испытать, утвердительно кивнула и спустилась вслед за провожатым. Дмитрий Германович, однако, не собирался стоять в бездействии и тоже двинулся вперед, опередив гадалку и едва не поскользнувшись. Милославская тем не менее не решилась отпускать его одного, боясь, что имено теперь ему и понадобится поддержка.
Душу ее в этот момент переполняли самые разнообразные чувства: неужели карты обманули ее? неужели она теряет профессионализм? что вообще происходит? чем все это закончится? как она будет объясняться с Незнамовым, когда он придет в себя? У Яны не было времени для того, чтобы как следует все обдумать и прийти к какому-то выводу, поэтому мысли мешались в голове, вводя ее во все большее смятение.
Сапрыкин открыл одну из дверей, которая угрожающе проскрипела. Изнутри пахнуло холодом и сыростью.
– Сыро... – съежившись, пробормотала гадалка.
– Это не самое худшее, – ухмыльнувшись, ответил ей Сапрыкин.
В следующую же секунду Милославская, следовавшая за ним, убедилась, насколько он был прав. Прямо перед ней, задев о ногу, промелькнуло что-то черное и длинное. Гадалка взвизгнула и шарахнулась в сторону.
– Не бо-ойтесь, – протянул Сапрыкин, – это всего лишь крыса.
– Всего лишь? – задыхаясь от ужаса, ухмыльнувшись, воскликнула Яна.
В следующий момент Милославкая почувствовала ужасный запах. Ее замутило, и она, не в силах справиться с этим, закашлялась.
– Заткните лучше нос, – посоветовал Сапрыкин, – здесь некоторые столько лежат!
Незнамов держался мужественно. Он только сверкнул глазами, но ничего не сказал, хотя трудно было не заметить, что внутри у него все кипело.
– И только вот это они заслужили... Подвал... Печальный итог жизни... – тихо пробормотала гадалка.
Сапрыкин щелкнул тугой кнопкой выключателя и тусклый свет озарил длинный коридор ведущий в другое помещение. Оно оказалось огромным. В нем по стенам и посреди зала в несколько рядов находились какие-то приспособления, похожие на тюремные нары. Потолок был покрыт серо-черной плесенью. На «нарах» лежали трупы, укрытые то ли тканью, то ли клеенками.
– П-п-п-п... – задумчиво пропыхтел Сапрыкин и стал наклоняться к биркам, висевшим из-под каждой клеенки. – Раменцев, Сухова, – тихо называл он, подходя то к одним нарам, то к другим. – Ага! Вот! Незнамова Галина Дмитриевна! – выкрикнул он через некоторое время совершенно неожиданно для нас. Оба мы в один голос охнули.
Дмитрий Германович вдруг резко сорвался с места и вплотную приблизился к Сапрыкину. Затем он отрывисто взмахнул рукой и откинул клеенку. Милославская стояла на своем прежнем месте и с ужасом взирала на происходящее. Незнамов отшатнулся и ладонью закрыл глаза.
– Что? Что с ней?! – сквозь зубы с горечью выдавил он.
– Труп обгоревший, – пожав плечами, хладнокровно констатировал Сапрыкин.
Не владея собой, гадалка приблизилась к своему клиенту. То, что она увидела, шокировало ее как ничто, что до этого вызывало у нее ужас. Больше всего у девушки было обезображено лицо. Хотя местами тело почему-то оказалось практически не поврежденным. Она лежала совершенно обнаженная, с вытянутыми вдоль тела руками.
Дмитрий Германович беззвучно затрясся, снял с себя пиджак, заботливо прикрыл им тело дочери, а потом бессильно прильнул к ее телу, обхватив его обеими руками.
– Она? – через некоторое время молчания спросил Сапрыкин.
– Рост, фигура и даже родимое пятно на ноге... – слегка приподнявшись и поглаживая тело, протянул Дмитрий Германович.
– Возраст по-моему тоже, – несмело добавил Сапрыкин.
– Ну вот, – указательным и большим пальцами зажимая глаза, провыл Незнамов, – а ты говорила жива...
В его словах теперь не было той агрессии, с которой он поначалу накинулся на Милославскую. Казалось, он настолько душевно обессилел, что не мог сразиться с ней в словесном поединке. Хотя, возможно, его сердце переполнили чувства куда более сильные, чем злоба и негодование, не оставив последним места.
Дмитрий Германович вновь молча склонил голову на тело и зашелся беззвучными рыданиями. Сапрыкин, привыкший к такому ходу дел молча стоял в стороне, отвернувшись. Яна не находила себе места, впервые, наверное, в своей жизни увидев, как мужчина плачет.
Незнамов через некоторое время неожиданно выпрямился, рукавом утер глаза и с необыкновенной твердостью в голосе проговорил:
– Ну все, хватит! – Затем он перевел взгляд на Сапрыкина и отчеканил: – Сделайте все по высшему классу. Я оплачу любые затраты.
На этих словах клиент гадалки развернулся и, твердо ступая, зашагал к дверям, закурив на ходу. Яна не пыталась его догнать, отлично понимая, что какие бы слова она в этот момент не произнесла, способных утешить отца, потерявшего дочь, все равно не нашлось бы, да и она себя ничем в его глазах оправдать она не могла. Честно говоря, последнего ей и не хотелось, так как она не видела ответа на вопрос, куда делся ее таинственный дар безошибочного предвидения.
Выйдя на улицу, Милославская подсознательно обрадовалась всему тому, что ее окружало: солнцу, небу, птицам, деревьям, людям, снующим туда-сюда – и заключила, что жизнь, вопреки всему и для нее, и для Дмитрия Германовича продолжается.
Незнамова к тому моменту уже и след простыл, и Яна, выйдя на обочину дороги, поймала такси. С тяжелым сердцем она ехала домой, невпопад отвечая на пустые вопросы водителя. Она пыталась предположить, что станет делать теперь Дмитрий Германович, и переживала, как бы он не выкинул чего-нибудь «этакого», ведь по сути, цель его жизни со смертью Галюси себя исчерпала.
Молчаливо распрощавшись с таксистом, Милославская медленно открыла свою калитку, также безучастно измерила шагами двор, не разуваясь, вопреки привычке, прошла в свой кабинет, и, понурая, опустилась в кресло.
ГЛАВА 8
ГЛАВА 9
– Да идемте же скорей! Мы должны опознать ее!
– Идемте, – пожав плечами, спокойно ответил Сапрыкин, а соей подруге с улыбочкой бросил: – Я скоро!
Снова выпуская изо рта дым, она молчаливо кивнула ему в знак согласия.
Сапрыкин вывел Яну с ее клиентом на улицу. Милославская зажмурилась – привычный солнечный свет после темных мрачных коридоров показался ей слишком ярким. Мелкими шажками меряя землю, их провожатый достал из кармана увесистую связку ключей, от тяжести которой штаны его заметно лопнули в одном месте по шву.
Обогнув здание, все трое оказались около каменной лестницы из десяти широких ступенек, ведущей вниз к большим металлическим дверям. Сапрыкин вприпрыжку спустился к ним и, поворачивая ключом в замочной скважине, спросил:
– Кто? Вы? – он смотрел на Милославскую, видя что предстоящее зрелище явно не для Незнамова.
Яна, отлично понимая всю тяжесть того, что ей предстояло испытать, утвердительно кивнула и спустилась вслед за провожатым. Дмитрий Германович, однако, не собирался стоять в бездействии и тоже двинулся вперед, опередив гадалку и едва не поскользнувшись. Милославская тем не менее не решилась отпускать его одного, боясь, что имено теперь ему и понадобится поддержка.
Душу ее в этот момент переполняли самые разнообразные чувства: неужели карты обманули ее? неужели она теряет профессионализм? что вообще происходит? чем все это закончится? как она будет объясняться с Незнамовым, когда он придет в себя? У Яны не было времени для того, чтобы как следует все обдумать и прийти к какому-то выводу, поэтому мысли мешались в голове, вводя ее во все большее смятение.
Сапрыкин открыл одну из дверей, которая угрожающе проскрипела. Изнутри пахнуло холодом и сыростью.
– Сыро... – съежившись, пробормотала гадалка.
– Это не самое худшее, – ухмыльнувшись, ответил ей Сапрыкин.
В следующую же секунду Милославская, следовавшая за ним, убедилась, насколько он был прав. Прямо перед ней, задев о ногу, промелькнуло что-то черное и длинное. Гадалка взвизгнула и шарахнулась в сторону.
– Не бо-ойтесь, – протянул Сапрыкин, – это всего лишь крыса.
– Всего лишь? – задыхаясь от ужаса, ухмыльнувшись, воскликнула Яна.
В следующий момент Милославкая почувствовала ужасный запах. Ее замутило, и она, не в силах справиться с этим, закашлялась.
– Заткните лучше нос, – посоветовал Сапрыкин, – здесь некоторые столько лежат!
Незнамов держался мужественно. Он только сверкнул глазами, но ничего не сказал, хотя трудно было не заметить, что внутри у него все кипело.
– И только вот это они заслужили... Подвал... Печальный итог жизни... – тихо пробормотала гадалка.
Сапрыкин щелкнул тугой кнопкой выключателя и тусклый свет озарил длинный коридор ведущий в другое помещение. Оно оказалось огромным. В нем по стенам и посреди зала в несколько рядов находились какие-то приспособления, похожие на тюремные нары. Потолок был покрыт серо-черной плесенью. На «нарах» лежали трупы, укрытые то ли тканью, то ли клеенками.
– П-п-п-п... – задумчиво пропыхтел Сапрыкин и стал наклоняться к биркам, висевшим из-под каждой клеенки. – Раменцев, Сухова, – тихо называл он, подходя то к одним нарам, то к другим. – Ага! Вот! Незнамова Галина Дмитриевна! – выкрикнул он через некоторое время совершенно неожиданно для нас. Оба мы в один голос охнули.
Дмитрий Германович вдруг резко сорвался с места и вплотную приблизился к Сапрыкину. Затем он отрывисто взмахнул рукой и откинул клеенку. Милославская стояла на своем прежнем месте и с ужасом взирала на происходящее. Незнамов отшатнулся и ладонью закрыл глаза.
– Что? Что с ней?! – сквозь зубы с горечью выдавил он.
– Труп обгоревший, – пожав плечами, хладнокровно констатировал Сапрыкин.
Не владея собой, гадалка приблизилась к своему клиенту. То, что она увидела, шокировало ее как ничто, что до этого вызывало у нее ужас. Больше всего у девушки было обезображено лицо. Хотя местами тело почему-то оказалось практически не поврежденным. Она лежала совершенно обнаженная, с вытянутыми вдоль тела руками.
Дмитрий Германович беззвучно затрясся, снял с себя пиджак, заботливо прикрыл им тело дочери, а потом бессильно прильнул к ее телу, обхватив его обеими руками.
– Она? – через некоторое время молчания спросил Сапрыкин.
– Рост, фигура и даже родимое пятно на ноге... – слегка приподнявшись и поглаживая тело, протянул Дмитрий Германович.
– Возраст по-моему тоже, – несмело добавил Сапрыкин.
– Ну вот, – указательным и большим пальцами зажимая глаза, провыл Незнамов, – а ты говорила жива...
В его словах теперь не было той агрессии, с которой он поначалу накинулся на Милославскую. Казалось, он настолько душевно обессилел, что не мог сразиться с ней в словесном поединке. Хотя, возможно, его сердце переполнили чувства куда более сильные, чем злоба и негодование, не оставив последним места.
Дмитрий Германович вновь молча склонил голову на тело и зашелся беззвучными рыданиями. Сапрыкин, привыкший к такому ходу дел молча стоял в стороне, отвернувшись. Яна не находила себе места, впервые, наверное, в своей жизни увидев, как мужчина плачет.
Незнамов через некоторое время неожиданно выпрямился, рукавом утер глаза и с необыкновенной твердостью в голосе проговорил:
– Ну все, хватит! – Затем он перевел взгляд на Сапрыкина и отчеканил: – Сделайте все по высшему классу. Я оплачу любые затраты.
На этих словах клиент гадалки развернулся и, твердо ступая, зашагал к дверям, закурив на ходу. Яна не пыталась его догнать, отлично понимая, что какие бы слова она в этот момент не произнесла, способных утешить отца, потерявшего дочь, все равно не нашлось бы, да и она себя ничем в его глазах оправдать она не могла. Честно говоря, последнего ей и не хотелось, так как она не видела ответа на вопрос, куда делся ее таинственный дар безошибочного предвидения.
Выйдя на улицу, Милославская подсознательно обрадовалась всему тому, что ее окружало: солнцу, небу, птицам, деревьям, людям, снующим туда-сюда – и заключила, что жизнь, вопреки всему и для нее, и для Дмитрия Германовича продолжается.
Незнамова к тому моменту уже и след простыл, и Яна, выйдя на обочину дороги, поймала такси. С тяжелым сердцем она ехала домой, невпопад отвечая на пустые вопросы водителя. Она пыталась предположить, что станет делать теперь Дмитрий Германович, и переживала, как бы он не выкинул чего-нибудь «этакого», ведь по сути, цель его жизни со смертью Галюси себя исчерпала.
Молчаливо распрощавшись с таксистом, Милославская медленно открыла свою калитку, также безучастно измерила шагами двор, не разуваясь, вопреки привычке, прошла в свой кабинет, и, понурая, опустилась в кресло.
ГЛАВА 8
Незнамов, отъехав от морга, направился в собственный офис. Ему как никогда хотелось побыть наедине с собой, поэтому он буквально за пятнадцать минут разогнал всех сотрудников своего офиса, которые понять не могли, с чем такой поворот в распорядке их рабочего дня связан. Дмитрий Германович был далеко не в том состоянии духа, когда человек способен что-либо объяснять, и все возмущенные вопросы оставлял без ответа. Мысль о поездке домой он сразу категорически отодвинул: там все напоминало о ней, Галюсе. Ее комната, вещи и даже любимые с детства мягкие игрушки... Делом, которое он, увидев дочь мертвой, сразу же для себя обозначил, он заняться не мог: слишком слаб был Незнамов в этот момент перед лицом такой трудности.
Дмитрий Германович на каком-то подсознательном уровне принял решение сделать то, к чему никогда не имел привязанности – он намеревался опустошить щедро уставленный на всякий случай бар в своем кабинете. Незнамов всегда был слишком занят, поэтому у него отсутствовало время на то, чтобы сменить равнодушие к алкоголю на любовь или хотя бы уважение к нему. Если он и перехватывал рюмку на какой-нибудь презентации, то без особого желания, и на следующий день его традиционно мучила неимоверная головная боль, заставляющая в самых крепких выражениях вспоминать и презентацию, и ее организатора.
Оставшись, наконец, один, Незнамов, открыл дверцу довольно большого отсека полированной черной стенки, растянувшейся вдоль самой длинной стены его кабинета и стал доставать оттуда все подряд, не задумываясь. «Шардоне», виски, джин-тоник, водка «Абсолют» с грохотом в ряд устанавливались на маленьком столике.
Затем он нашел в столе у Люси штопор, а в холодильнике ополовиненный лимон и неначатую упаковку нарезки ветчины, которую Люся обожала и приготовила, наверное для себя. Начал Дмитрий Германович с «Шардоне», которое с трудом дрожащими руками открыл, в итоге все же поранившись штопором. Потом прешел на водку, и, вопреки всякой логике, стал запивать ее джин-тоником. Про закуску он забыл – лимон и ветчина через некоторое время покрылись тонкой сухой корочкой.
Опрокинув очередную рюмку, Незнамов закрывал глаза и произносил долгое «М-м-м-м...», словно у него начинал болеть зуб. Но болело у него другое... И если бы кто-то слышал эти звуки, он бы содрогнулся.
Дмитрий Германович во всем в эти мгновения винил себя. В том, что не уделял дочери достаточного внимания, в том, что не жил с ней одною жизнью, в том, что слишком часто был с ней гораздо более жесток, чем требовалось, и во многом другом. Но тем, чего он себе по-настоящему не мог простить, являлась его реакция на угрозы питерских конкурентов. Не уступив им приносящий хороший доход объект, он потерял самую главную, не осознаваемую им ранее ценность – дочь. Кому она нужна теперь, эта прибыль? И разве может быть с ней соизмерима его потеря?!
Это глубочайшее раскаяние сворачивало всего его, доселе казавшегося таким сильным и несгибаемым, в узел, ломало его и корежило, как податливую алюминиевую проволоку. Незнамов не осознавал течения времени, и неизвестно, сколько часов он провел так, пытаясь утопить себя всего в дурманящей жидкости.
– Что делать? Это же не она-а! – отозвался не знакомый ей неестественно протяжный голос.
– Что? – переспросила гадалка. – Я вас не понимаю! Вы туда попали?
– Ян Борис-на? – спросил незнакомец все тем же медлительным тоном.
– Да, – удивленно ответила гадалка.
– Знащьт туда-а...
– Кто это?
– Эт я-а...
На мгновенье гадалке показалось, что она узнала в незнакомце... Дмитрия Германовича, но она тут же отодвинула эту идею, поскольку в своей интонации адресант был перепуганно-счастлив.
Еще какое-то время Милославская перебрасывалась с позвонившим подобными фразами, пока наконец, он не удосужился обнаружить себя.
– Я это. Я! Незнамов! – досадуя, воскликнул он.
– Что-о? – Яна потеряла дар речи.
– Ш-што делать, я спраш-шваю?!
– Что с вами? Почему вы так говорите?
– А, ничего, я в нор-рме!
Тут только гадалка догадалась, что клиент, которого она несколько часов назад определила как бывшего, изрядно пьян. Больше всего она испугалась того, что в этом состоянии он спятил.
– Дмитрий Г-германович, – заикаясь, произнесла она, – с вами все в порядке.
– Абсолют-тн, – глубоко икнув прямо в трубку, ответил он. – Я говорю, это не Галюся!
Милославская осторожно, боясь усугубить душевную травму Незнамова произнесла:
– Где, простите?
– Да там... Там лежала не она...
– Но вы же сами сказали...
– Да, все совпадает, а вот пупок не-ет, – хитро протянул Незнамов.
«Мои опасения оправдались, «– мысленно произнесла Яна, решив, что Дмитрий Германович точно сошел с ума или находится на грани того. Единственный диагноз, который она считала утешительным – белая горячка на почве алкоголя.
– Ах, пупо-ок! У нее он, наверняка, совершенно особенный, – с глуповатой радостью парировала гадалка.
– Да, совсем недавно Галя сделал пирсинг! А у той все было цело. Цело и все тут! Да! Нет кольца в пупке! Ха! – Незнамов заговорил значительно отчетливей. Судя по всему, высказывание его все-таки имело под собой здоровую почву, тем более что в нем определенно присутствовала логика.
– Пирсинг? – неуверенно произнесла Милославская.
– Ну да, – протянул Дмитрий Германович. – Знаете, мода сейчас пошла идиотская, то есть... совсем замечательная мода, прокалывать пупки! И-и-и-и-и, – Незнамов захохотал совершенно по-идиотски, и Яна опять усомнилась в здравости его ума.
– Дмитрий Германович, – стараясь быть предельно дружелюбной произнесла она, – это не совсем телефонный разговор. Мне трудно разобраться в ваших словах. Давайте лучше я к вам подъеду, и мы обо всем поговорим. Где вы находитесь?
– Ми-илочка, – радушно протянул Дмитрий Германович, – да я сам к вам еду. Разговариваю по своему мобильнику...
– Что? Как едете?! – гадалка даже привстала, представив себе движение машины с таким водителем за рулем.
– Да на такси еду, – спокойно ответил ее клиент.
– Пф-ф-ф-ф... – облегченно выдохнула Милославская.
Но секундой позже она ужаснулась, подумав о том, какой веселой будет ее ночь, если Незнамов и на самом деле лишился рассудка.
– Возможно, меня ожидают не самые худшие вести, – оптимистично заключила Милославская через некоторое время и, потирая руки, направилась на кухню.
Она достала незаменимую серебряную джезву и принялась за приготовление кофе, которым собиралась подкрепить свой оптимизм, ибо первый всегда прибавлял гадалке бодрости.
Всего несколько минут назад ей не хотелось делать ничего, что входит в понятие «жизнь». Она сорвалась на ни в чем неповинную Джемму, притащившую под ноги хозяйке упаковку с собачьим кормом, которому время было быть насыпанным в миску, зашторила окна... Закрылась в кабинете и курила одну за другой... Звонок Незнамова, неизвестно что предвещающий в будущем, так или иначе, заставил ее вернуться к жизни.
Не прошло и пятнадцати минут, как прямо перед окнами ее дома притормозила желтая «Волга» с шашечкой на крыше. Милославская, услышав звук мотора, быстрым шагом приблизилась к окну – все минуты до того она ждала своего злосчастного клиента. Из двери машины в буквальном смысле вывалился Незнамов и пошел в направлении калитки. Его мотало из стороны в сторону, но ступал он довольно твердо, из чего Яна заключила, что Дмитрий Германович все еще движим своей сумасшедшей идеей.
Джемма, поначалу на удивление спокойно воспринявшая появление гостей, стала рваться к двери: она терпеть не могла пьяных и загодя почувствовала приближение такового. Впрочем, вскоре ощутила его и сама гадалка – несло от Дмитрия Германовича, поднимающегося по ступенькам крыльца, изрядно. Ни на минуту Милославская не усомнилась в том, что Незнамов употреблял только качественные дорогостоящие напитки, однако ей нестерпимо захотелось спросить: «Вы нахлебались какой-то сивухи?»
Она открыла дверь – Незнамов стоял перед ней покачивающийся и довольный. Оставалось спросить – чем. Яна освободила проход и молчаливым жестом пригласила гостя войти. Он, не разуваясь, так же, как и она совсем недавно, прошлепал в глубь дома и развалился посреди дивана, как хозяин.
Гадалка в вопрошающей позе застыла перед ним. Дмитрий Германович молчал.
– Объяснитесь же наконец! – обратилась Милославская к нему, не выдержав.
– Хорошо, – ответил ей клиент довольно трезвым тоном. – Я был убит горем, – Незнамов снова замолчал.
Когда это продлилось более минуты, гадалка со спокойствием, которое ей давалось с большим трудом, произнесла:
– Я догадываюсь. Что дальше?
– Я находился в самом безысходном положении! – размахивая руками, продолжил Дмитрий Германович. – И вдруг, совершенно неожиданно меня осенило! Почему эта мысль не пришла ко мне раньше?! – Незнамов снова замолчал, но скоро опять продолжил: – Образ моей девочки, лежащей там... не выходил из моей головы... И вдруг... вдруг воображение мое остановило мою мысль на одном моменте... Пупок! Как я сразу не обратил на него внимания?! А ведь скольких нервов стоила мне эта ее выходка! А ведь она сделала это мне назло! Какая умница, а? – клиент горделиво посмотрел на гадалку.
– О, да, несомненно, – с плохо скрываемой иронией произнесла она, мало ориентируясь в сути дела.
– Она купила себя одну вещицу, которую я категорически запретил ей на себя напяливать. И что вы думаете? На следующий день она не только ее надела, но еще и вонзила кольцо в пупок, не позабыв похвалиться этим передо мной! Естественно, я был вне себя, и мы неделю не разговаривали.
Милославская молчаливо смотрела на своего клиента. Очевидно, он ожидал от нее совершенно другой реакции, поэтому с особой выразительностью, казалось, становясь все трезвей, протянул:
– У той несчастной этого не было!
– Вы уверены?... – тихо протянула Милославская, для которой ситуация начинала довольно четко проясняться.
– Хм, уверен? – иронично произнес Незнамов.
– Может, вы кольца не заметили?
– Да вы что? Галюся с детства дешевки не признавала! Она вставила такую вещь, которую, увидев однажды, вряд ли забудешь!
– А если на эту вещь кто-то позарился? – осторожно предположила Яна.
– Это кольцо не могло не оставить следа, – Дмитрий Германович развел руками. – У той все было, как говорится, в целости!
– М-да... – задумчиво протянула Милославская.
Незнамов вдруг распахнул пакет, с которым он вошел и который бросил на пол возле себя, и извлек из него недопитую бутылку виски. Он звучно поставил ее напротив гадалки на столик и сказал:
– Разливайте.
Милославская отодвинула посудину и ответила:
– Я думаю, мы обойдемся без этого.
Дмитрий Германович вновь подвинул бутылку и повторил:
– Разливайте!
– Уверяю вас, вам достаточно! – Яна настойчиво передвинула бутылку.
– Разливайте! – не уступал Незнамов, опять переместив виски и теперь уже не отнимая от него руки.
– Но в нашем разговоре не поставлена точка! – возмущенно воскликнула Милославская. – Что дальше? Как быть? Какие у вас планы?
– Я не хочу об этом говорить! – прервал ее клиент. – Главное, что самое страшное оказалось неправдой! Сейчас я хочу одного – отпраздновать это с вами! Все слова, брошенные не так давно в ваш адрес, беру обратно.
– Лучше поздно, чем никогда, – ответила гадалка, пожав плечами.
Незнамов, безусловно, был по-прежнему пьян, но речь его была абсолютно вразумительной, и, судя по всему, он отдавал себе полный отчет в своих словах.
– Мир? – спросил Дмитрий Германович, протягивая ей руку.
Милославская немного подумала, а потом, пожав руку клиента, неуверенно ответила:
– Мир.
Она еще не знала, как вести себя, и не была уверена в том, что все на самом деле складывается более благополучно, чем совсем недавно ей показалось.
– Разливай, – обратился к ней Незнамов.
Яна вздохнула и молча отправилась за рюмками.
Дмитрий Германович на каком-то подсознательном уровне принял решение сделать то, к чему никогда не имел привязанности – он намеревался опустошить щедро уставленный на всякий случай бар в своем кабинете. Незнамов всегда был слишком занят, поэтому у него отсутствовало время на то, чтобы сменить равнодушие к алкоголю на любовь или хотя бы уважение к нему. Если он и перехватывал рюмку на какой-нибудь презентации, то без особого желания, и на следующий день его традиционно мучила неимоверная головная боль, заставляющая в самых крепких выражениях вспоминать и презентацию, и ее организатора.
Оставшись, наконец, один, Незнамов, открыл дверцу довольно большого отсека полированной черной стенки, растянувшейся вдоль самой длинной стены его кабинета и стал доставать оттуда все подряд, не задумываясь. «Шардоне», виски, джин-тоник, водка «Абсолют» с грохотом в ряд устанавливались на маленьком столике.
Затем он нашел в столе у Люси штопор, а в холодильнике ополовиненный лимон и неначатую упаковку нарезки ветчины, которую Люся обожала и приготовила, наверное для себя. Начал Дмитрий Германович с «Шардоне», которое с трудом дрожащими руками открыл, в итоге все же поранившись штопором. Потом прешел на водку, и, вопреки всякой логике, стал запивать ее джин-тоником. Про закуску он забыл – лимон и ветчина через некоторое время покрылись тонкой сухой корочкой.
Опрокинув очередную рюмку, Незнамов закрывал глаза и произносил долгое «М-м-м-м...», словно у него начинал болеть зуб. Но болело у него другое... И если бы кто-то слышал эти звуки, он бы содрогнулся.
Дмитрий Германович во всем в эти мгновения винил себя. В том, что не уделял дочери достаточного внимания, в том, что не жил с ней одною жизнью, в том, что слишком часто был с ней гораздо более жесток, чем требовалось, и во многом другом. Но тем, чего он себе по-настоящему не мог простить, являлась его реакция на угрозы питерских конкурентов. Не уступив им приносящий хороший доход объект, он потерял самую главную, не осознаваемую им ранее ценность – дочь. Кому она нужна теперь, эта прибыль? И разве может быть с ней соизмерима его потеря?!
Это глубочайшее раскаяние сворачивало всего его, доселе казавшегося таким сильным и несгибаемым, в узел, ломало его и корежило, как податливую алюминиевую проволоку. Незнамов не осознавал течения времени, и неизвестно, сколько часов он провел так, пытаясь утопить себя всего в дурманящей жидкости.
* * *
– Да! Алло! Слушаю! Да говорите же наконец! – раздраженно воскликнула Милославская после того, как на ее слова никто не откликнулся.– Что делать? Это же не она-а! – отозвался не знакомый ей неестественно протяжный голос.
– Что? – переспросила гадалка. – Я вас не понимаю! Вы туда попали?
– Ян Борис-на? – спросил незнакомец все тем же медлительным тоном.
– Да, – удивленно ответила гадалка.
– Знащьт туда-а...
– Кто это?
– Эт я-а...
На мгновенье гадалке показалось, что она узнала в незнакомце... Дмитрия Германовича, но она тут же отодвинула эту идею, поскольку в своей интонации адресант был перепуганно-счастлив.
Еще какое-то время Милославская перебрасывалась с позвонившим подобными фразами, пока наконец, он не удосужился обнаружить себя.
– Я это. Я! Незнамов! – досадуя, воскликнул он.
– Что-о? – Яна потеряла дар речи.
– Ш-што делать, я спраш-шваю?!
– Что с вами? Почему вы так говорите?
– А, ничего, я в нор-рме!
Тут только гадалка догадалась, что клиент, которого она несколько часов назад определила как бывшего, изрядно пьян. Больше всего она испугалась того, что в этом состоянии он спятил.
– Дмитрий Г-германович, – заикаясь, произнесла она, – с вами все в порядке.
– Абсолют-тн, – глубоко икнув прямо в трубку, ответил он. – Я говорю, это не Галюся!
Милославская осторожно, боясь усугубить душевную травму Незнамова произнесла:
– Где, простите?
– Да там... Там лежала не она...
– Но вы же сами сказали...
– Да, все совпадает, а вот пупок не-ет, – хитро протянул Незнамов.
«Мои опасения оправдались, «– мысленно произнесла Яна, решив, что Дмитрий Германович точно сошел с ума или находится на грани того. Единственный диагноз, который она считала утешительным – белая горячка на почве алкоголя.
– Ах, пупо-ок! У нее он, наверняка, совершенно особенный, – с глуповатой радостью парировала гадалка.
– Да, совсем недавно Галя сделал пирсинг! А у той все было цело. Цело и все тут! Да! Нет кольца в пупке! Ха! – Незнамов заговорил значительно отчетливей. Судя по всему, высказывание его все-таки имело под собой здоровую почву, тем более что в нем определенно присутствовала логика.
– Пирсинг? – неуверенно произнесла Милославская.
– Ну да, – протянул Дмитрий Германович. – Знаете, мода сейчас пошла идиотская, то есть... совсем замечательная мода, прокалывать пупки! И-и-и-и-и, – Незнамов захохотал совершенно по-идиотски, и Яна опять усомнилась в здравости его ума.
– Дмитрий Германович, – стараясь быть предельно дружелюбной произнесла она, – это не совсем телефонный разговор. Мне трудно разобраться в ваших словах. Давайте лучше я к вам подъеду, и мы обо всем поговорим. Где вы находитесь?
– Ми-илочка, – радушно протянул Дмитрий Германович, – да я сам к вам еду. Разговариваю по своему мобильнику...
– Что? Как едете?! – гадалка даже привстала, представив себе движение машины с таким водителем за рулем.
– Да на такси еду, – спокойно ответил ее клиент.
– Пф-ф-ф-ф... – облегченно выдохнула Милославская.
Но секундой позже она ужаснулась, подумав о том, какой веселой будет ее ночь, если Незнамов и на самом деле лишился рассудка.
– Возможно, меня ожидают не самые худшие вести, – оптимистично заключила Милославская через некоторое время и, потирая руки, направилась на кухню.
Она достала незаменимую серебряную джезву и принялась за приготовление кофе, которым собиралась подкрепить свой оптимизм, ибо первый всегда прибавлял гадалке бодрости.
Всего несколько минут назад ей не хотелось делать ничего, что входит в понятие «жизнь». Она сорвалась на ни в чем неповинную Джемму, притащившую под ноги хозяйке упаковку с собачьим кормом, которому время было быть насыпанным в миску, зашторила окна... Закрылась в кабинете и курила одну за другой... Звонок Незнамова, неизвестно что предвещающий в будущем, так или иначе, заставил ее вернуться к жизни.
Не прошло и пятнадцати минут, как прямо перед окнами ее дома притормозила желтая «Волга» с шашечкой на крыше. Милославская, услышав звук мотора, быстрым шагом приблизилась к окну – все минуты до того она ждала своего злосчастного клиента. Из двери машины в буквальном смысле вывалился Незнамов и пошел в направлении калитки. Его мотало из стороны в сторону, но ступал он довольно твердо, из чего Яна заключила, что Дмитрий Германович все еще движим своей сумасшедшей идеей.
Джемма, поначалу на удивление спокойно воспринявшая появление гостей, стала рваться к двери: она терпеть не могла пьяных и загодя почувствовала приближение такового. Впрочем, вскоре ощутила его и сама гадалка – несло от Дмитрия Германовича, поднимающегося по ступенькам крыльца, изрядно. Ни на минуту Милославская не усомнилась в том, что Незнамов употреблял только качественные дорогостоящие напитки, однако ей нестерпимо захотелось спросить: «Вы нахлебались какой-то сивухи?»
Она открыла дверь – Незнамов стоял перед ней покачивающийся и довольный. Оставалось спросить – чем. Яна освободила проход и молчаливым жестом пригласила гостя войти. Он, не разуваясь, так же, как и она совсем недавно, прошлепал в глубь дома и развалился посреди дивана, как хозяин.
Гадалка в вопрошающей позе застыла перед ним. Дмитрий Германович молчал.
– Объяснитесь же наконец! – обратилась Милославская к нему, не выдержав.
– Хорошо, – ответил ей клиент довольно трезвым тоном. – Я был убит горем, – Незнамов снова замолчал.
Когда это продлилось более минуты, гадалка со спокойствием, которое ей давалось с большим трудом, произнесла:
– Я догадываюсь. Что дальше?
– Я находился в самом безысходном положении! – размахивая руками, продолжил Дмитрий Германович. – И вдруг, совершенно неожиданно меня осенило! Почему эта мысль не пришла ко мне раньше?! – Незнамов снова замолчал, но скоро опять продолжил: – Образ моей девочки, лежащей там... не выходил из моей головы... И вдруг... вдруг воображение мое остановило мою мысль на одном моменте... Пупок! Как я сразу не обратил на него внимания?! А ведь скольких нервов стоила мне эта ее выходка! А ведь она сделала это мне назло! Какая умница, а? – клиент горделиво посмотрел на гадалку.
– О, да, несомненно, – с плохо скрываемой иронией произнесла она, мало ориентируясь в сути дела.
– Она купила себя одну вещицу, которую я категорически запретил ей на себя напяливать. И что вы думаете? На следующий день она не только ее надела, но еще и вонзила кольцо в пупок, не позабыв похвалиться этим передо мной! Естественно, я был вне себя, и мы неделю не разговаривали.
Милославская молчаливо смотрела на своего клиента. Очевидно, он ожидал от нее совершенно другой реакции, поэтому с особой выразительностью, казалось, становясь все трезвей, протянул:
– У той несчастной этого не было!
– Вы уверены?... – тихо протянула Милославская, для которой ситуация начинала довольно четко проясняться.
– Хм, уверен? – иронично произнес Незнамов.
– Может, вы кольца не заметили?
– Да вы что? Галюся с детства дешевки не признавала! Она вставила такую вещь, которую, увидев однажды, вряд ли забудешь!
– А если на эту вещь кто-то позарился? – осторожно предположила Яна.
– Это кольцо не могло не оставить следа, – Дмитрий Германович развел руками. – У той все было, как говорится, в целости!
– М-да... – задумчиво протянула Милославская.
Незнамов вдруг распахнул пакет, с которым он вошел и который бросил на пол возле себя, и извлек из него недопитую бутылку виски. Он звучно поставил ее напротив гадалки на столик и сказал:
– Разливайте.
Милославская отодвинула посудину и ответила:
– Я думаю, мы обойдемся без этого.
Дмитрий Германович вновь подвинул бутылку и повторил:
– Разливайте!
– Уверяю вас, вам достаточно! – Яна настойчиво передвинула бутылку.
– Разливайте! – не уступал Незнамов, опять переместив виски и теперь уже не отнимая от него руки.
– Но в нашем разговоре не поставлена точка! – возмущенно воскликнула Милославская. – Что дальше? Как быть? Какие у вас планы?
– Я не хочу об этом говорить! – прервал ее клиент. – Главное, что самое страшное оказалось неправдой! Сейчас я хочу одного – отпраздновать это с вами! Все слова, брошенные не так давно в ваш адрес, беру обратно.
– Лучше поздно, чем никогда, – ответила гадалка, пожав плечами.
Незнамов, безусловно, был по-прежнему пьян, но речь его была абсолютно вразумительной, и, судя по всему, он отдавал себе полный отчет в своих словах.
– Мир? – спросил Дмитрий Германович, протягивая ей руку.
Милославская немного подумала, а потом, пожав руку клиента, неуверенно ответила:
– Мир.
Она еще не знала, как вести себя, и не была уверена в том, что все на самом деле складывается более благополучно, чем совсем недавно ей показалось.
– Разливай, – обратился к ней Незнамов.
Яна вздохнула и молча отправилась за рюмками.
ГЛАВА 9
Открыв глаза, Милославская попыталась прийти в себя. Она приподняла голову от подушки и огляделась. «Дома,» – с облегчением подумала она, потом вдруг припомнила вчерашний вечер и с одновременным чувством радости и отвращения сморщилась и отрешенно упала на кровать.
Да, немалого количества нервных клеток стоил ей вечерний визит Незнамова. Он и так не вызывал у гадалки особой симпатии, а в пьяном виде оказался и вовсе совершенно отвратительным. Он говорил громче обычного, в конце каждого высказывания зачем-то похлопывая Яну по плечу. Сначала она была к этому снисходительна и призывала саму себя проявить терпение, но вскоре выходка Дмитрия Германовича стала невыносимой, и она мягко попросила клиента избавиться от неприятного ей жеста. Он принялся горячо извиняться, пару фраз произнес, не дотрагиваясь до Милославской, а потом опять вошел в раж и забылся. Гадалка поняла, что делать ему новое замечание – дохлый номер, и продолжала выслушивать его, недовольно сцепив зубы.
Слюни летели изо рта Незнамова, и Яне, кроме всего прочего, приходилось еще и уклоняться, дабы не быть оплеванной. Несмотря на это, изрядная капля порой оседала у нее на носу, и она едва-едва не плакала.
Дмитрий Германович в своем азарте ненависти к врагам ничего этого, казалось, не замечал или не хотел замечать и даже не извинился не разу. Он иногда хохотал, как сумасшедший, и круглый живот его сотрясался, распирая еле сходившуюся на пупке рубашку.
Единственным утешением было то, что подливал он нечасто и не проявлял особой бдительности, следя за тем, насколько добросовестно Милославская опустошает свою рюмку. Первую гадалка, с трудом подавляя чувство отвращения, осушила до дна, надеясь, что чем быстрее «зеленый змий» закончится, тем быстрее Незнамов оставит ее, к тому же ему при ее «добросовестности» должно было меньше достаться.
Довольный поведением гадалки, Незнамов еще более усердно похлопал ее по плечу. Яна, в отличие от него, уже через пять минут, почувствовала дурноту и «принимать на душу» ей больше не хотелось. Вторую порцию она, воспользовавшись тем, что клиент особо тщательно зажмурился, закусив долькой лимона, вылила ему, от третьей настойчиво отказалась и дальше тоже откровенно халтурила.
Несмотря на все это, голова у нее теперь болела так, словно в своем усердии она обошла двух таких, как вчерашний Незнамов, которого она выпроводила далеко за полночь. Таксист, увидев клиента, запросил втридорога. Дмитрий Германович к тому моменту мало ориентировался в ценах, а Яна спорить не стала, готовая согласиться и на большую плату за избавление от такого гостя.
Единственное, что ее успокаивало – и для радости тоже имелся повод, так как ужасная весть о смерти Галюси оказалась неправдой. Только как у той несчастной оказался документ незнамовской дочери? Это было большой загадкой.
Делом теперь, вероятнее всего, должна была заняться милиция. Сам Дмитрий Германович, хотя и в пьяном бреду, вполне трезво расценил случившееся как новую угрозу от конкурентов. Его неуступчивость они, по его словам, намеревались нейтрализовать угрозой потери самого дорого, что у него было.
Милославская считала, что такой факт вполне имел место быть, поэтому, когда Дмитрий Германович заявил об этом, одобрительно закивала головой.
Встряхнувшись, она подальше отогнала от себя мысли о вчерашних неприятных впечатлениях и попыталась предположить, а что же дальше попытается предпринять ее клиент. К этому времени он вряд ли еще мог оклематься, поэтому Яна не стала беспокоить его звонком, предпочтя подождать еще несколько часов.
Она, чувствуя боль во всем теле, лениво поднялась с постели и потянулась. Гадалке захотелось наполнить дом светом, и она резким движением раздвинула занавески. Солнечные лучи с радостью разлились по комнате, отразившись в зеркале, красивой вазе, стоящей на полке, хрустальной пепельнице и даже перламутровых капельках на обоях. В комнате сразу стало светло, а на душе как-то радостнее. Яна выглянула в окно: на тоненькой ветке дерева в ряд сидели несколько воробьев и шумно переговаривались о чем-то. «Жизнь продолжается,» – подумала Милославская и медленно, шаркая тапочками, побрела на кухню.
Запах там стоял ужасный: смесь табака, перегара и недоеденной пищи, убирать которую ночью у Яны просто не было сил. За ночь дух этой адской смеси так и не выветрился, хотя форточка и была открыта.
Милославская отодвинула маленький металлический шпингалетик и распахнула обе створки окна. Поток воздуха ворвался в комнату, теребя занавески и высоко поднимая их на полом. Яне захотелось поскорее все вычистить и вымыть, избавиться от всего, что напоминало о вчерашнем. У нее было такое ощущение, словно жизнь начиналась заново. Ошибке с Галюсиной смертью она радовалась нисколько не меньше, чем сам Незнамов.
Через пару часов все в ее доме блестело. Гадалка, наслаждаясь свежестью, вздохнула с чувством облегчения и упала в кресло. Она достала из пачки сигарету и, закурив, стала размышлять. Джемма, увидев, что настроение хозяйки переменилось, стала ласково тереться о ее ногу, как бы напоминая о своем присутствии. Яна молча потеребила ее по холке и виновато пожала плечами.
Она глубоко ушла в себя, и только пепел, упавший с конца сигареты прямо на столик, заставил ее очнуться. Милославская посмотрела на часы и произнесла:
– Думаю, самое время ему позвонить.
Она говорила о Незнамове, который в это утро ни на минуту не выходил из ее головы. Яна протянула руку и сняла трубку с аппарата. С необъяснимой тревогой в душе она стала набирать номер телефона Дмитрия Германовича, сначала домашний, потом сотового. Сотовый почему-то был отключен, домашний не отвечал, рабочий – занят.
Гадалка сразу забеспокоилась. До дома Незнамов доехал благополучно – в этом она была уверена. Через полчаса после того, как клиент ее покинул, она позвонила ему домой и услышала знакомый голос, больше похожий на мычание. Сейчас Милославская рада была бы его услышать.
Через пять минут она снова повторила свою попытку – результат был тем же. Серьезная тревога овладела Яной. Подождав еще немного и вновь безрезультатно набрав номер, она поднялась со своего места и стала торопливо собираться, решив лично навестить Незнамова, надеясь застать его хотя бы в офисе.
Да, немалого количества нервных клеток стоил ей вечерний визит Незнамова. Он и так не вызывал у гадалки особой симпатии, а в пьяном виде оказался и вовсе совершенно отвратительным. Он говорил громче обычного, в конце каждого высказывания зачем-то похлопывая Яну по плечу. Сначала она была к этому снисходительна и призывала саму себя проявить терпение, но вскоре выходка Дмитрия Германовича стала невыносимой, и она мягко попросила клиента избавиться от неприятного ей жеста. Он принялся горячо извиняться, пару фраз произнес, не дотрагиваясь до Милославской, а потом опять вошел в раж и забылся. Гадалка поняла, что делать ему новое замечание – дохлый номер, и продолжала выслушивать его, недовольно сцепив зубы.
Слюни летели изо рта Незнамова, и Яне, кроме всего прочего, приходилось еще и уклоняться, дабы не быть оплеванной. Несмотря на это, изрядная капля порой оседала у нее на носу, и она едва-едва не плакала.
Дмитрий Германович в своем азарте ненависти к врагам ничего этого, казалось, не замечал или не хотел замечать и даже не извинился не разу. Он иногда хохотал, как сумасшедший, и круглый живот его сотрясался, распирая еле сходившуюся на пупке рубашку.
Единственным утешением было то, что подливал он нечасто и не проявлял особой бдительности, следя за тем, насколько добросовестно Милославская опустошает свою рюмку. Первую гадалка, с трудом подавляя чувство отвращения, осушила до дна, надеясь, что чем быстрее «зеленый змий» закончится, тем быстрее Незнамов оставит ее, к тому же ему при ее «добросовестности» должно было меньше достаться.
Довольный поведением гадалки, Незнамов еще более усердно похлопал ее по плечу. Яна, в отличие от него, уже через пять минут, почувствовала дурноту и «принимать на душу» ей больше не хотелось. Вторую порцию она, воспользовавшись тем, что клиент особо тщательно зажмурился, закусив долькой лимона, вылила ему, от третьей настойчиво отказалась и дальше тоже откровенно халтурила.
Несмотря на все это, голова у нее теперь болела так, словно в своем усердии она обошла двух таких, как вчерашний Незнамов, которого она выпроводила далеко за полночь. Таксист, увидев клиента, запросил втридорога. Дмитрий Германович к тому моменту мало ориентировался в ценах, а Яна спорить не стала, готовая согласиться и на большую плату за избавление от такого гостя.
Единственное, что ее успокаивало – и для радости тоже имелся повод, так как ужасная весть о смерти Галюси оказалась неправдой. Только как у той несчастной оказался документ незнамовской дочери? Это было большой загадкой.
Делом теперь, вероятнее всего, должна была заняться милиция. Сам Дмитрий Германович, хотя и в пьяном бреду, вполне трезво расценил случившееся как новую угрозу от конкурентов. Его неуступчивость они, по его словам, намеревались нейтрализовать угрозой потери самого дорого, что у него было.
Милославская считала, что такой факт вполне имел место быть, поэтому, когда Дмитрий Германович заявил об этом, одобрительно закивала головой.
Встряхнувшись, она подальше отогнала от себя мысли о вчерашних неприятных впечатлениях и попыталась предположить, а что же дальше попытается предпринять ее клиент. К этому времени он вряд ли еще мог оклематься, поэтому Яна не стала беспокоить его звонком, предпочтя подождать еще несколько часов.
Она, чувствуя боль во всем теле, лениво поднялась с постели и потянулась. Гадалке захотелось наполнить дом светом, и она резким движением раздвинула занавески. Солнечные лучи с радостью разлились по комнате, отразившись в зеркале, красивой вазе, стоящей на полке, хрустальной пепельнице и даже перламутровых капельках на обоях. В комнате сразу стало светло, а на душе как-то радостнее. Яна выглянула в окно: на тоненькой ветке дерева в ряд сидели несколько воробьев и шумно переговаривались о чем-то. «Жизнь продолжается,» – подумала Милославская и медленно, шаркая тапочками, побрела на кухню.
Запах там стоял ужасный: смесь табака, перегара и недоеденной пищи, убирать которую ночью у Яны просто не было сил. За ночь дух этой адской смеси так и не выветрился, хотя форточка и была открыта.
Милославская отодвинула маленький металлический шпингалетик и распахнула обе створки окна. Поток воздуха ворвался в комнату, теребя занавески и высоко поднимая их на полом. Яне захотелось поскорее все вычистить и вымыть, избавиться от всего, что напоминало о вчерашнем. У нее было такое ощущение, словно жизнь начиналась заново. Ошибке с Галюсиной смертью она радовалась нисколько не меньше, чем сам Незнамов.
Через пару часов все в ее доме блестело. Гадалка, наслаждаясь свежестью, вздохнула с чувством облегчения и упала в кресло. Она достала из пачки сигарету и, закурив, стала размышлять. Джемма, увидев, что настроение хозяйки переменилось, стала ласково тереться о ее ногу, как бы напоминая о своем присутствии. Яна молча потеребила ее по холке и виновато пожала плечами.
Она глубоко ушла в себя, и только пепел, упавший с конца сигареты прямо на столик, заставил ее очнуться. Милославская посмотрела на часы и произнесла:
– Думаю, самое время ему позвонить.
Она говорила о Незнамове, который в это утро ни на минуту не выходил из ее головы. Яна протянула руку и сняла трубку с аппарата. С необъяснимой тревогой в душе она стала набирать номер телефона Дмитрия Германовича, сначала домашний, потом сотового. Сотовый почему-то был отключен, домашний не отвечал, рабочий – занят.
Гадалка сразу забеспокоилась. До дома Незнамов доехал благополучно – в этом она была уверена. Через полчаса после того, как клиент ее покинул, она позвонила ему домой и услышала знакомый голос, больше похожий на мычание. Сейчас Милославская рада была бы его услышать.
Через пять минут она снова повторила свою попытку – результат был тем же. Серьезная тревога овладела Яной. Подождав еще немного и вновь безрезультатно набрав номер, она поднялась со своего места и стала торопливо собираться, решив лично навестить Незнамова, надеясь застать его хотя бы в офисе.