(КОНЕЦ ЛИРИЧЕСКОГО ОТСТУПЛЕНИЯ)
Проснулся я утром у себя. Радиолы не было, однако ж Тихон был - вытирал тряпочкой пыль на месте, где когда-то стояла радиола, и вообще делал вид, что он тут не при чем.
- Тихон, меня не ебет,- начал я свою речь.- Чтоб вечером радиола была. За нее в свое время 30 рублей было плочено; большие, еб твою блядь, деньги.
Тихон отдал издевательскую честь и щез.
- С-скотина, - пробормотал я. И недаром - через некоторое время я услышал хриплые звуки во дворе.
Одной лапой Тихон крутил пластинку, а когтем другой воспроизводил мелодию и елейно мяукал к вящему удовольствию беленькой кошки из соседнего двора.
"Уй, Тихон,- подумалось,- такие ж дурные вкусы, как у меня. Любит, сука, блонди-нок с зелеными глазами".
Больше на эту тему я размышлять не стал, потому что зазвонил телефон, и я поплелся к нему, подтягивая трусов ослабшую резинку под тяжестью моих яйцов.
- Егор Иродов, пресса,- буднично представился я.
- Гошенька,-послышался в трубке сладкий голос.
- Хуешенька,- поморщился я.- Kакая блядь звонит опять?
- Марфа я.
- Мафия?
- Блин, вынь хуй изо рта.
На этот раз я так легко не поддался.
- Сама вынь!
На том конце провода послышалась возня - изо рта вынимали хуй.
- Можете продолжать беседу? - на всякий случай осведомился я.
- Марфа я.
- А, Марфия! Эт ты, блядь, Марфа?
- Но. Гошенька, давай по-хорошенку...
- Давай,- быстро согласился я.
- Эт ты по моим ясчыкам рыскал - компромат собирал?
- Но.
- Бля, верни, пидор!
- Вот грубости не люблю. И ваапче, Марфа, те - пиздец.
- Дура, - сказала Марфа.- Луче верни.
- Дурак,- вернул я.- С таким компроматом тебе сидеть да сидеть.
- Гошенька, пидр,- отвечает она ласково,- положь, солнышко, где взял. Не то - без шуток - придет тебе ПИЗДЕЦ.
- Пиздец,- говорю,- не мешки ворочать.
- Дурак,- вздохнула Марфа.- Ну, я тебя предупредила. Терь остерегайся.
- Терь,- говорю,- буду. Спасиб, Марфуша, за предупреждение.
И ведь соврал - не остерегся; только о том и думал, чтоб кот Тихон радиолу к вечеру вернул.
А пока до вечера далеко, решил я сходить к дяде Степе Речному. Он тут своей яхтой хвастался. Дай, думаю, пересижу баб на острове - заебали бабы.
Дядя Степа Речной встретил меня мрачно.
- Ну,- грит,- что, отбил лапы своему коту?
- Но,- говорю.- А если он радиолы не вернет, то вопче - пиздец ему.
- Пиздец,- говорит дядя Степа,- не мешки ворочать. А вот ты скажи ему, чтоб он про опездалов больше не писал.
- Больше,- говорю,- не будет. А вот не вы ли, дядя Степа, про яхту хвастал?
- Мы, - гворит дядя Степа.- А хуйли?
- Да так, - говорю популярно.- Хош верь, хош не верь - нужна.
- Верно,- говорит дядя Степа.- Яхта - она каждому нужна. А уж для тебя, Гош, хош -верь, хош - не верь, ну не жалко, блин.
- Что так?
- Что так, что этак. Уж так вышло. Бери, на хуй, пользуйся, блядь.
- Спасиб, - грю,- дядь Степ. А уж Тихону лапы отобью, ежели повадно будет.
- Ты уж отбей, Гошенька, пидер...
--Уй, Стeпан,- говорю,- Анатольич, от кого это вы, блядь, такой хуйни наслушались?
- Да от Сидорыча, блядь, шпиена амриканского.
- Но, то хуй с ним. А стретимся мы как?
- А стретимся мы, мил члек, Гоша, очинь проста. Ожидаюсь я ныне у причала.
Тобой, блядь. В три часа ровно. Как понял?
- Понял,- грю.- Хули тут не понять?
- Токо не опездывать,- грит дядь Степ.
- Не ссы,- грю,- не опоздаю. Прискочу, блядь, на белой лошади.
- Ну-ну. Без лошади тады и не появляйся.
С тем я и ушел от дяди Степы. Ну его на хуй с его четвероногими собаками.
Суки.
В общем, вернулся я на кухню, сел и задумался.
- А хули тут думать, - решили МЫ.- Звонить надо пацанам, назначать с ними встречу.
Позвонил я пацанам, назначил с ними встречу. В три на Речном. Те согласились.
И пошел я. А весь компромат взял с собой.
ПОГОНЯ
Хотел было на улицу выйти, но ничего из этой затеи не вышло. Дверь вдруг сорвало с петель и разнесло в щепки взрывом. Я рассердился, но не очень.
"Ни хуем себе,- думаю,- утро начинается".
А сквозь дымящиеся обломки в квартиру вдруг врываются трое: Жора, а с ним два облома с дубинами.
"Три, блядь, - думаю, - богатыря, на хуй. Ебическая сила. Ясен арафат по мою душу".
Токо мне не страшно; такой уж у меня характер - ничего не боюсь, пока по морде не получу.
- Ну,- говорит Жора,- здравствуй, эта... сокол... того... ясный.
-Что вдруг?- спрашиваю.- Пришли, блядь, за вожделенным компроматом?
- Бля, ну он опять... эта... нарочно злит! - обиделся Жора.- Илья, Никитич, дайте ему того... по рогам!
Обломы Илья и Никитич взмахнули дубинками, и рога мои отлетели.
- Спасибо,- говорю,- идолища поганые.
- Чиво?- Илья и Никитич повернулись за разъяснениями к Жоре.
- Бля, обзывается!
Дубинки взметнулись вновь. У меня хватило ума не дожидаться, пока они опустятся. Поднырнув под молодецкие руки, я выскочил на улицу.
- Буээ!!! - взревели богатыри и бросились вдогон.
- Хитрый эта... сука! - услышал я за спиной, но подробностей дожидаться не стал, перебежал дорогу и оказался на стройке.
ОПИСАНИЕ ПРИРОДЫ На месте раскуроченного шаром дома строили многоэтажный банк. Прораб Пейсов-Невъебенный зычно покрикивал:
- Майна! Вира! Надежа! Любов!
(КОНЕЦ ОПИСАНИЯ ПРИРОДЫ)
"Из них четверых, - подумалось на бегу, - Hадежа, Шоколадный, умирает послед-ней".
- Ну и хус с ней,- робко ответил Шоколадный.- Всe там будем. Ты - скоро.
- Тсс-с,- прикрикнули МЫ на Шоколадного.
Но я его не слушал - несся, как безумный, вверх по ступенькам, пока не оказался на самом верху недостроенного здания.
ОПИСАНИЕ ПРИРОДЫ Рядом со мной рабочие продолжали чинно класть кирпич - розовый, ноздреватый, с трещeнкой; кран помахивал крюком, как хуем; в общем обычная жисть. Трудо-вые, ебать мой сраный рот гвоздем аршинным, будни. За стройкой тянулся невообразимый пустырь. Пески, залупа рваная когтями на невъебенные куски, да камни. По сухой исковерканной земле шагала Надежа, хохоча, как безумная.
(КОНЕЦ ОПИСАНИЯ ПРИРОДЫ)
Ступеньки за моeй спиной затряслись от тяжелых шагов убийц. Я забрал у рабочих кирпич и бросил его в лестничный пролет.
- Уй, Гоша, пидер, - жалобно заныли рабочие.
Меж тем, кирпич достиг цели.
- Але! Какая сука кедаиса? - послышался рев не то Ильи, не то Никитича.
- Гоша, ястреб хуй,- пояснил недоумкам Жора. - Эта, напрашивается.
Мимо моeго уха просвистела пуля и расплющилась о стену.
- Але! Какая сука стриляло?- рявкнул я.
На секунду воцарилось молчание.
- Там хто-т есть,- сказали Илья Никитич.
- Не пизди! - возразил я.
- Бля буду, есть.
И тут они выскочили - Жора и еще двое.
- Ага, попался! - ткнул в меня пальцем Илья, перехватывая дубинку поудобней.
- С нами в дочки-матери не поиграешь,- важно пробасил Осел Никитич.
- Дурак! В кошки... эта... мышки,- поправил Жора.
- Том и Джерри! - обрадовался Никитич.
Жора косо глянул в его сторону, перезаряжая пистолет.
" Наглые какие! - подумал я.- Посредь бела дня с пистолетом ходят. Совсeм хозяевами себя чувствуют ".
Не знаю даже, с чего это я так рассердился.
- Блин, ну мы будем его кончать? - мрачно вмешался Илья.
- А куда торопиться? - говорю.
- Да он того... этого... не боится!
- Волков,- говорю,- бояться - в рот не давать.
- И не брать! - важно добавил Никитич, поворачиваясь ко всeм окружающим.
- Асел! - выругался Жора.- Давай, бля, это... ебни его дубинкой.
- Мужики,- заторопился я,- коржиков не хотите?
- Чифо? - спросил Илья.
Я протянул ему коржики. Илья мрачно захрустел зубами и надолго выпал из строя.
Никитич снова поднял дубинку.
- Мужики,- говорю,- давайте я вам стихи почитаю.
И, не дожидаясь, начал:
-"Заповит ".
Як умру, то поховайте Мэнэ на могыли...
- Не ссы, эта... поховаем.
- Ну вас на хуй,- обиделся я.- Не перебивайте, а то не буду.
- Дай ему дочитать,- попросил Никитич, явно заинтересовавшийся сюжетом.
Я послал ему воздушный поцелуй и продолжил:
-... Сэредь степу шыракога На Вкрайине мылий.
Шоб ланы шырокополи И Днипро, и кручи...
- Короче,- попросил Жора.
-... Було видна, було чуты, Як рэвэ рэвучий.
- Какой?- не понял Никитич.
- Бля, ревучий.
- В смысле?
- Ну, ебучий, ебучий,- нетерпеливо пояснил Жора.
- А! - успокоился Никитич.- Хорошие стихи.
- Як,- продолжал я,понэсэзукраиныусынеeморэкровворожуоттодияиланыигорывс-эпокынуиполынудосамо обогамолытысяадотогоянэзнаюбога...
- Шо он там нэсэ?
- А бис його... цэ... знае,- ответил Жора.
- Поховайтэ,- говорю,- та вставайтэ Кайданы порвитэ И ворожжэй злою кровъю Волю окропитэ И мэнэ в симйи вэлыкий В симйи вольний новий Нэ забудьтэ помъянуты Нэзлым тыхым словом.
Оставив Никитича слушать стихи, я спустился вниз по лестнице.
- Гэй! -послышалось мне вдогон.- Яким словом?
- Иди на хус! - объяснил я.
- А! -успокоился Никитич.- То я не забуду.
- Долбаный еб! - заревел на Никитича Жора.- Это... за ним!
Я прибавил шагу.
- И ты, Илья тебя за ногу, давай... это... ступай!
- Жубы,- пожаловался Илья.
- Жубы - дело наживное! Сегодня он есть, завтра его... того. Ну, ты понял.
И они снова припустили втроем за мной.
Тут я выскочил со стройки и, намазав сало пяткой, добежал до перекрестка, а потом увидел лошадь. "Ну, халло",- сказала лошадь. "Ну, халло,- я ей ответил.- Как живет старик Котовский?" "Как всeгда: живет хуево,- отвечает дура-лошадь.- Ни хуя старик Котовский не умеeт жить на свете. Ну, а ты?"- спросила лошадь. Я, в ответ не отвечая, взгромоздился ей на холку и кричу:
"Скачи, кобыла, как подстреленная лошадь! Или нас двоих прирежут!" "Йо-го-го!"- сказала лошадь и помчалась по Проспекту. А вокруг снаряды рвутся, пули свищут надо мною, как дрозды (ебать их в жопу дохлым кроликом с наческой).
Только я - герой бесстрашный! Мне до дупы - хули пули? Я их в рот ебал отважно деревянным самокатом. Хули пули? - скажем, лоси - те страшней, но тем не менье, дед мочил лосей руками ( мой, естественно, не пашкин; но бо этом - чуть позднеe ). Лошадь совсем охуeла - застоялась кобылка у Пeтра Петровича.
Попереворачивала лотки по всему Проспекту. И здесь я нанес ущерб Мафии! Я, конечно, тоже еблом не счелкал - набил на ходу рюкзак немецкой водкой "
Львым Толстым " - и скакать стало как-то веселеe. А погоня не отставала - терпеливо петляла за нами по всяким проходным дворам, переулкам и даже Оврагу. И как это Мафия не боится в Овраг ходить? Там же бандиты. Мы с лошадью встретили Филимона.
- Так, гришь, платиновое? - защерился Филимон.
- Гош,- поправил я.
Передние ноги лошади подогнулись, я перелетел через ее голову и шлепнулся в канализационный сток, где и стал плавать посредь говна.
- Не, точно платиновое? - крикнул мне вдогон Филимон.
Но я уплывал все дальше и дальше. У моста лошадь подобрала меня. Мы продолжили скачку вдвоем; я - пованивая, она - морщась. Погоня не отстовала. Время к трем уже клонилось. Наклонился я к кобыле и воскликнул: " Эй, кобыла! Повертай к Реке копыта! " Та копыта повернула и помчалась вниз по склону... В три мы были у причала. Описание природы. Золотистой чешуею на воде качалось солнце, как сошедшеe с картины композитера Шекспира. Рядом с солнцем, словно Чехов, то есть, в смысле, словно чайка, на воде качалась яхта, белокрылая паскуда дяди Степана Речного. На борту сияли буквы: "Это Яхта Дяди Степы". А у берега близ яхты прохолаживались трое: пацаны и дядя Степа (то есть, стало быть, четыре (пацанов-то было трое - Витька, Пашка и Серега, по обыкновенью голый (то есть, Умственно Отсталый ))). Я на лошади подъехал, говорю: "За мной погоня".
- Еб твою блядь,- говорит дядя Степа.- Что ж ты раньше не предупредил? Кого бить?
- А вон энтих,- говорю.
А к причалу уже подлетают три богатыря, безмолвные, как Крылатый Ужас.Ну, ладно, пацаны,- говорит дядя Степа.- Вы давайте на яхту, а мы с лошадью отобьемся. У нее, блядь, копыта. Мускулы у нее, блядь. Так, что ли? - повернулся он к лошади.
- Бэз сомнения,- отвечает лошадь.
Мы так и попадали со смеху, но на яхту все-таки забрались. Уже отчаливая, заприметили жестокую сечу на берегу - лошадь и дядя Степа пиздили насильников.
- Отобьются они? - тихо спросил Пашка - За лошадь,- говорю,- я спокоен. У нее. блядь, копыта. Мускулы у нее, блядь.
А дядь Степа - тот вопче боксер. И собаки у него суки. Очинно вредные.
- Твари,- сказaл Серега.
Мы с интересом повернулись к нему.
ХОРЕК ТИМОХА
Яхта приближалась к острову. Тот было не узнать - в самом худшем смысле слова.
Все наши любимые местечки оказались заняты. На весь остров раскинулась база отдыха "Роговы".
- Сосать мой нюх! - вырвалось у меня.- И сюда добрались! Сами, суки, скотч пьют, а людям примкнуться негде!
- Они ебнулись! Они скоро будут перцовый пластырь пить,- заметил Пашка.
- И тампонами закусывать,- добавил Витек.
- Тампаксами,- уточнил У.О.Серега.
Мы так и покатились со смеху - до чего смешна толстожопая тварь!
Все же все еще растроенные, мы поплыли вдоль острова. На берегу раскинулся яхт-клуб, из кустов квакала музыка, жирные отдыхающие распластали под солнцем свои рыхлые тела.
- Хунево,- вздохнул Пашка.
- Было у него,- неожиданно влез Серега,- как и у всех нормальных людей 10 пальцев: 6 на правой руке, 4 на левой.
- У кого?- выдавил Пашка сквозь смех.
- Так, ваще,- махнул рукой Серега, Умственно Отсталый, как всeгда (а, может быть, даже больше обычного).
Мы обогнули остров и вдруг обнаружили укромную бухточку, незагаженную нарастающей новизной. Тут было тихо и красиво.
ОПИСАНИЕ ПРИРОДЫ Под корягой плескал одинокий речной опездал. Над ним, расплескав яркие крылья оеял опездал воздушный, острым клювом ловя на лету редких в этом сезоне бабочек - Батьку Махаона, оранжевую Павлиний Хуй и Тутового Праздножлоба.
(КОНЕЦ ОПИСАНИЯ ПРИРОДЫ )
Мы наскоро причалии и вытащили пожитки на берег. Я показал пацанам рюкзак, набитый " Львым Толстым ". Пацаны завизжали от восторга и бросились купаться. Я тоже стащил с себя одежду и последовал их примеру. После мы долго лежали на песке, уподобляясь рыхлым отдыхающим. Наконец мне надоело.
- А ну, вставайте,- закричал я.- Ишь, разлеглись, как тюлени на лесбище.
- На где? - переспросили голый Серега, голый Витька и голый Пашка.
- На в пизде. Доступно?
Умственно Отсталому Сереге было доступно. Остальным - нет. Пришлось их отвлечь.
- Пацаны,- говорю,- закапывайте " Льва Толстого ". Покойный перегрелся.
- А Ульяныча,- начал Пашка историю друга,- так и не зарыли. Ульяныч, мужики...
- Блядь, без тебя знаем!
Дошел черед и до " Льва Толстого ". Русский писатель Лев Толстой оказался плохой немецкой водкой.
- Гоша, пидор! - заорал Серега.- Где ты взял подобное говно?
- Как вы водку назовете, так она и потечет,- философски заметил Пашка.
Но другой-то не было; стали мы пить эту. И пили до тех пор, пока у бедных рыб совсем не осталось конечностей.
Ночью я вышeл на борт поссать.
ОПИСАНИЕ ПРИРОДЫ Реку покрыл мягкий белый туман.
Вдалеке слышалось непонятное жужжание ( стрекозы? ночные воздушные опездалы? )
Слева от нас по борту на берегу я увидел непонятные вспышки света. Сперва я решил, что это какой-то атракцион из базы отдыха, но база-то отдыха осталась справа. Тогда я подумал, что это инопланетяне. Но отнесся к этому равнодушно.
Ну, инопланетяне, ну, и ебать их в рот.
( КОНЕЦ ОПИСАНИЯ ПРИРОДЫ )
Я спустился в каюту и растолкал пацанов.
- Пацаны, там инопланетяне прилетели.
- Ну, инопланетяне,- зевнул Витек.- Ну, и ебать их в рот.
- Ну чо,- начал канючить я.- Может пизды им дадим?
- Кому? - сразу проснулся Серега.
- Инопланетянам. Хули они тут...
- Да у них ведь, блядь, лазеры. Скорчеры у них, блядь.
- Хуязеры,- говорю.- Хуерчеры. Ссыкло.
Этого Серега пережить не мог. Живо растолкал Пашку, и мы вчетвером пошли на огни. Летающая тарелка стояла не песке, пестрая, как мухи, ползающие по куску говна.
- Ебать мой хуй кривым мизинцем! - ахнул я.- Ино, блядь, планетяне!
- Они! - раздался чей-то голос, и дверь тарелки со скрыпом отъехала на петлях.
- Зайдем, - сказал Серега.- Хозяева заждались пиздюлей.
Мы вошли.
ОПИСАНИЕ ПРИРОДЫ Внутри тарелка была битком набита всяческой фантастической бутафорией:
бластерами, скорчерами, думающими машинами, роботами, хоботами, хоббитами, арифмометрами, вставными челюстями из неизвестных на Земле материалов. Короче, впору было Ебу даться. Мы дались. Над всeм этим ликолепием парил мохнатый шар размером с футбольный мяч, покрытый серебристо-синей шерстью. У шара были глаза, нос и рот. Надо полагать, это и был ебучий пришeлец.
( КОНЕЦ ОПИСАНИЯ ПРИРОДЫ )
- Здравствуйте,- сказал он.
Мы так и покатились - со смеху, ясен арафат.
- Чо за хуйня? - сказал пришeлец.- Меня зовут Хорек Тимоха.
- Я бы назвал тебя Прыщ Львович,- заявил Серега.
- А я бы тя назвал Пиздопроушина Двужоподырчатая,- парировал Хорек.
- Может, не сдавался Серега,- твой папа был и Лев, а вот сам ты - прыщ.
- Мандоблядское Троепиздише,- ругался Хорек.
- Прыщ Львович,- настаивал Серега.
- Залупоглазая Пиздарвотина!
- Прыщ Львович.
- Ебермудский Бергамот!
- Прыщ Львович.
- Толстожопое Говнохранилище!
- Манда Космическая.
- Ну, что ж, я щытаю, что Контакт установлен,- довольно резюмировал Тимоха.- Можно перейти к неофициальной части. Выпьeм, мужики?
Мы так и покатились со смеху.
- Чкм ты,-говорим,- хорь поганый, водку держать будешь? У тебя ни рук, ни хуя. Тобою разве в пинг-понг играть.
Шутили мы. А он:
- Садитесь,- говорит,- мужики колченогие. Кривохуии мужики.
Мы сели.
- Водку я пастью удержу,- вел дальше Тимоха.- Чтоб вас это не ебало. И не водку, а вона что - космический ерш.
Тут перед нами появился юродивый робот, громыхающий всeми суставами и шейкером-маткером. В одну секунду коктейль был готов - розовое противное пойло.
- Я, пожалуй, блевну,- преувеличенно бодро проговорил Серега.- Где тут можно?
- Да везде,- лыбнулся Хорь.- Я ентот корабль на хую вертел.
Мы так и покатились со смеху - не было у Хорька хуя.
- У нас в Космосе,- пояснил Тимоха, - дело обстоит так: у одних хуй есть, у других, извините, нета. Одни ебут, других соответственно. Ебут.
- Так ты - баба? - поразился я, а сам подумал: неужели мне и здесь не удалось от баб скрыться?
- Сам ты баба,- обиделся Тимоха.- Я космический пидар. Развернуто - пер аспера ад астра[5] - слыхал?
-- А, - сказали мы.- Так бы сразу и говорил. Хули было сиськи мять?
- Теперь,- говорит Хорек серьезным тоном,- охуительно важная вещь: у кого из вас Кольцо?
- А чо? - нагло спросил я.
- Через плечо,- бодро отозвался Тимоха.- Отдай.
- А вот те хуй,- я без всякого стеснения показал.
Тимоха присвистнул. Он у себя в сраном Космосе такого, поди, и не видел.
- Кольцо,- продолжал он,- нужно мне. Это особый прибор, которым ты, сраколет, не умеeшь пользоваться.
- А ты, беспалый гермафродит, умеeшь?
- Я пидар! - взвизгнул Тимоха.
- То я вижу.
- Отдай кольцо. Это прибор, утончающий связь с реальностью.
- Не знаю,- говорю,- какой это там за прибор, а токо бабы на него клюют с флигматической скоростью.
- Бабы! - харкнул Тимоха.- Дурак. Ты забиваешь логаритмичной линейкой гвозди.
- Хочу,- говорю,- и забиваю. Кому ебет?
- Олигофрен! Ты играешь с огнем.
- Прометей,- поправил я.
- Древние греки тебе являлись?
- Ты ебнулся,- говорю.- Те уж давно подохли. Причем всe.
- Ну, значит дело еще не зашло так далеко... Ну, а странности ты замечаешь?
- Какие еще странности?
- Чем тоньше связь с реальностью, тем больше на твой взгляд странностей. И когда связь порвется совсем - тут тебе и пиздец.
- Пиздец,- говорю,- не мешки ворочать.
- О, какой дурак!.. Отдай Кольцо!
- Не отдавай, Гоша,- насупились мои друзья.- Вещь, видать шибко пиздатая.
Пускай сам покупает.
- А что,- загорелся Хорек.- Могу и купить. Скоко хош? Мильен? Два мильена?
- Восемнадцать,- сказал я. Почему-то мне понравилась эта цифра - 18.
- Золотом возьмешь? - спросил Хорек.
- Гош, не бери, наебет,- зaволновались мои друзья.
- Я,- завопил Серега,- его морду жидовскую насквозь вижу.
- Я - русский,- поспешно соврал Хорь.
- Хош, на корабль поменяемся? - спросил я.- Махнем не глядя.
- Да ты охуeл! Эж корабль! Тут одни мониторы хуeву уйму стоят! Знаете ли вы наши мониторы? Нет, вы не знаете наши мониторы! Короче, показываю.
Хорек защелкал кнопками.
На противоположной стенке появилось изображение речного берега. Волны выбрасывались на песок, но звук отсутсвовал.
- Вeликий немой,- объяснил Витек.
- Дурак,- занегодовал Хорь.- Эж час ночи, а видно - смари - как днем.
В ту же секунду изображение на мониторе погасло.
- Великий немой ослеп,- похоронным голосом сказал Витек.
Тимоха заметался по пульту, но картинка так и не всплыла.
- Не,- говорю,- на такое гoвно меняться не буду. Можешь с Димоном поменяться - у него латунное есть. Такое же гамно, как и твой корабль.
- Еще по коктельчику? - хитро предложил Тимоха.
Мы не спорили - нaм токо давай.
Тимоха ж окосел окончательно - схватил пастью гитару, забренчал блатные песни - а на черной, мол, скамье, на скамье, дескать, подсудимых... Ну, и дальше в том же духе. Полная, одним словом, бесвкусица. Розенбаума наслушался. Или Моцарта.
- Мужики,- говорит плаксиво ( про кольцо уж забыл ),- кто бы вот меня трахнул?
- Да,- отвечаем безжалостно, - кто ж? Такого урода поискать надо.
Ну, и ушли, раз он выпить опять не предлагает. Хоть он и пришeлец, но шантажист. А я таких не люблю.
Под утро приплелся к нам на яхту.
- Не знаю,- говорит, - в чем дело, мужики, то ли се, то ли хунь (неграмотный!) - а токо полюбил я вас. Хотел из бластера пришить - рука не поднялась (какая, в пизду, рука?) - Вощем, мужики, " Лев Толстой " у вас остался?
- А то,- говорим.- Эт ты,- объясняем,- по-мужски. А то хуе-мое, бластеры, кольцо... Садись, манда космическая, нальем.
Он сел, мы налили. И в общем-то, хорошим хорьком Тимoха этот оказался. Хотя и пидар. Да нам-то что?
HЕПРИЯТНОСТИ В РЕДАКЦИИ
На острове мы пробыли чуть меньше недели. Тимоха-дятел улетел, наказав обращаться с кольцом осторожнеe. А в конце недели погода спортилась, и мы вернулись в Город.
В полутемном коридоре Сидорыч мыл пол.
- Валять мой хуй по площади центральной! - ахнул Шоколадный.- Топтать мой хуй железными ногами! Крестить детей облезлою пиздою! Точить ножи и нжницы залупой и править бритвы синею мандой!
Видя, что он начинает заговариваться, МЫ подхватили его под шоколадны ручки и вывели на время из повествования.
- Где Оксана? - спросил я напрямик.
- Ихняя очередь кончилась,- угрюмо пояснил Сидорыч.- И моeй настал. А я старенький,- заныл он.- Мне нахиляться трудно.
- Не ебет,- отчеканил я.- Чтоб к утру блестело, как у Котовского мандат.
На кухне сидел Саша Рогов - гладко выбритый (включая и верхнюю часть черепа), в клетчатом пиджаке из дорогого твида, с пестрой бабочкой на белоснежной манишке тонкого шелка, с наманикюренными грязными ногтями. Перед ним стояла откупоренная бутылка " Мартеля " и высокий пузатый бокал. Тут же суeтилась Клава - грязная, всклокоченная, в жирном фартуке - она варила в кастрюльке свиные яйца - любимоe блюдо Александра.
Александр жадно вдыхал запах свиной мочи и подливал еще.
"Ссуть человеческая не меняется",- подумалось еще мне.
- С чего живешь, Саша,- спросил напрямик.
- Сидорыч, гадюка, пол моeт,- неопределенно ответил Александр.
Не теряя попусту времени, я вцепился ему в манишку.
- Ты, ссучара, остров загадил?
- А если б и я? Руки, блядь!
Я понял, что физической силой тут не возьмешь. Единственное, что мне оставалось - мое разящеe перо.
Вернулся я в комнату и уселся перед письменным столом. Но про Роговых писать расхотелось. Существовали куда болеe животрепещущие темы. Сперва решил писать осторожно - чтоб не обидеть дядю Володю. Первая статья получилась короткой (привожу дословно):
" В хореoграфичeском дрочилище творится черт-те что. Ответственный товарищ Срикалом, получив место директора, тут же пристроил в дрочилище своих род-ственников и знакомых: двоуродного брата Ссымочой и других (ниже приводится список):
боксер Шука А.Д. Жопо Ф.Ф. Рыгай-Нагой Г. Мандазвания К. Шяпка Салям Хуйсеян Рыльцик Гаврила Гаврила же Дуплом-Открытый Дристун-Заде Муде-Заде тяжелоатлет Сруцкий Яйцев-Пушистый Хума-Хнатый Богдыхан Соплежулаев Хуй-Тугососов П.О. Вздроч З.А. Вздрюч Н. Е. Бздис П.И. Здец Прокоп Ебический Тяукнем Переспермидзе Сандро Хулахуeв-младший Триппер-Спойман Уябывай К.
Чистый-Экскрементов Фекалов Сракин Геннадий Дристал-Пингвинов Дрочил-Всeхъ Довыебывачек Стопердун Шишкин Клал Пердун-Тихонов Сприбором А.
и мандаванин Отдай-Расческу "
Впрочем, насчет этого последнего я был не уверен и проверил по документам. Тут и обнаружилась моя ошибка. Ну, конечно же, такой смешной фамилии - Отдай-Расческу - быть не могло. Настоящая фамилия мандаванина была Ебуцэ.
Тут я решил забыть про дядю Володю и сбросить всяческие шоры. Так и появился на свет прынцып Золотой Поебени. Можете жрать меня с ногтями.
- Не тебя, Гошенька, а НАС,- вмешались МЫ.- МЫ ее, Золотую, нашли. Гуляли осенью в парке, смотрим - свисают с дерева желтые хуевины, а меж них блестит Золотая Поебень. А будешь много пиздеть, так точно до конца книжки не дожи-вешь.
Я примкнулся. Ну ИХ на хуй - с НИМИ спорить. Другое дело дядя Володя. Тут уж я воспарю! Вот Карлсон почему летал? Потому что всех на хую вертел. А это уже пропеллер.
И я бойко взялся за перо.
В редакции было весело. Пять здоровенных сотрудников крепко держали бушующего дядю Володю, который висел на их руках и пытался одной из болтающихся ножек лягнуть забившегося в угол Аркрдия.
Проснулся я утром у себя. Радиолы не было, однако ж Тихон был - вытирал тряпочкой пыль на месте, где когда-то стояла радиола, и вообще делал вид, что он тут не при чем.
- Тихон, меня не ебет,- начал я свою речь.- Чтоб вечером радиола была. За нее в свое время 30 рублей было плочено; большие, еб твою блядь, деньги.
Тихон отдал издевательскую честь и щез.
- С-скотина, - пробормотал я. И недаром - через некоторое время я услышал хриплые звуки во дворе.
Одной лапой Тихон крутил пластинку, а когтем другой воспроизводил мелодию и елейно мяукал к вящему удовольствию беленькой кошки из соседнего двора.
"Уй, Тихон,- подумалось,- такие ж дурные вкусы, как у меня. Любит, сука, блонди-нок с зелеными глазами".
Больше на эту тему я размышлять не стал, потому что зазвонил телефон, и я поплелся к нему, подтягивая трусов ослабшую резинку под тяжестью моих яйцов.
- Егор Иродов, пресса,- буднично представился я.
- Гошенька,-послышался в трубке сладкий голос.
- Хуешенька,- поморщился я.- Kакая блядь звонит опять?
- Марфа я.
- Мафия?
- Блин, вынь хуй изо рта.
На этот раз я так легко не поддался.
- Сама вынь!
На том конце провода послышалась возня - изо рта вынимали хуй.
- Можете продолжать беседу? - на всякий случай осведомился я.
- Марфа я.
- А, Марфия! Эт ты, блядь, Марфа?
- Но. Гошенька, давай по-хорошенку...
- Давай,- быстро согласился я.
- Эт ты по моим ясчыкам рыскал - компромат собирал?
- Но.
- Бля, верни, пидор!
- Вот грубости не люблю. И ваапче, Марфа, те - пиздец.
- Дура, - сказала Марфа.- Луче верни.
- Дурак,- вернул я.- С таким компроматом тебе сидеть да сидеть.
- Гошенька, пидр,- отвечает она ласково,- положь, солнышко, где взял. Не то - без шуток - придет тебе ПИЗДЕЦ.
- Пиздец,- говорю,- не мешки ворочать.
- Дурак,- вздохнула Марфа.- Ну, я тебя предупредила. Терь остерегайся.
- Терь,- говорю,- буду. Спасиб, Марфуша, за предупреждение.
И ведь соврал - не остерегся; только о том и думал, чтоб кот Тихон радиолу к вечеру вернул.
А пока до вечера далеко, решил я сходить к дяде Степе Речному. Он тут своей яхтой хвастался. Дай, думаю, пересижу баб на острове - заебали бабы.
Дядя Степа Речной встретил меня мрачно.
- Ну,- грит,- что, отбил лапы своему коту?
- Но,- говорю.- А если он радиолы не вернет, то вопче - пиздец ему.
- Пиздец,- говорит дядя Степа,- не мешки ворочать. А вот ты скажи ему, чтоб он про опездалов больше не писал.
- Больше,- говорю,- не будет. А вот не вы ли, дядя Степа, про яхту хвастал?
- Мы, - гворит дядя Степа.- А хуйли?
- Да так, - говорю популярно.- Хош верь, хош не верь - нужна.
- Верно,- говорит дядя Степа.- Яхта - она каждому нужна. А уж для тебя, Гош, хош -верь, хош - не верь, ну не жалко, блин.
- Что так?
- Что так, что этак. Уж так вышло. Бери, на хуй, пользуйся, блядь.
- Спасиб, - грю,- дядь Степ. А уж Тихону лапы отобью, ежели повадно будет.
- Ты уж отбей, Гошенька, пидер...
--Уй, Стeпан,- говорю,- Анатольич, от кого это вы, блядь, такой хуйни наслушались?
- Да от Сидорыча, блядь, шпиена амриканского.
- Но, то хуй с ним. А стретимся мы как?
- А стретимся мы, мил члек, Гоша, очинь проста. Ожидаюсь я ныне у причала.
Тобой, блядь. В три часа ровно. Как понял?
- Понял,- грю.- Хули тут не понять?
- Токо не опездывать,- грит дядь Степ.
- Не ссы,- грю,- не опоздаю. Прискочу, блядь, на белой лошади.
- Ну-ну. Без лошади тады и не появляйся.
С тем я и ушел от дяди Степы. Ну его на хуй с его четвероногими собаками.
Суки.
В общем, вернулся я на кухню, сел и задумался.
- А хули тут думать, - решили МЫ.- Звонить надо пацанам, назначать с ними встречу.
Позвонил я пацанам, назначил с ними встречу. В три на Речном. Те согласились.
И пошел я. А весь компромат взял с собой.
ПОГОНЯ
Хотел было на улицу выйти, но ничего из этой затеи не вышло. Дверь вдруг сорвало с петель и разнесло в щепки взрывом. Я рассердился, но не очень.
"Ни хуем себе,- думаю,- утро начинается".
А сквозь дымящиеся обломки в квартиру вдруг врываются трое: Жора, а с ним два облома с дубинами.
"Три, блядь, - думаю, - богатыря, на хуй. Ебическая сила. Ясен арафат по мою душу".
Токо мне не страшно; такой уж у меня характер - ничего не боюсь, пока по морде не получу.
- Ну,- говорит Жора,- здравствуй, эта... сокол... того... ясный.
-Что вдруг?- спрашиваю.- Пришли, блядь, за вожделенным компроматом?
- Бля, ну он опять... эта... нарочно злит! - обиделся Жора.- Илья, Никитич, дайте ему того... по рогам!
Обломы Илья и Никитич взмахнули дубинками, и рога мои отлетели.
- Спасибо,- говорю,- идолища поганые.
- Чиво?- Илья и Никитич повернулись за разъяснениями к Жоре.
- Бля, обзывается!
Дубинки взметнулись вновь. У меня хватило ума не дожидаться, пока они опустятся. Поднырнув под молодецкие руки, я выскочил на улицу.
- Буээ!!! - взревели богатыри и бросились вдогон.
- Хитрый эта... сука! - услышал я за спиной, но подробностей дожидаться не стал, перебежал дорогу и оказался на стройке.
ОПИСАНИЕ ПРИРОДЫ На месте раскуроченного шаром дома строили многоэтажный банк. Прораб Пейсов-Невъебенный зычно покрикивал:
- Майна! Вира! Надежа! Любов!
(КОНЕЦ ОПИСАНИЯ ПРИРОДЫ)
"Из них четверых, - подумалось на бегу, - Hадежа, Шоколадный, умирает послед-ней".
- Ну и хус с ней,- робко ответил Шоколадный.- Всe там будем. Ты - скоро.
- Тсс-с,- прикрикнули МЫ на Шоколадного.
Но я его не слушал - несся, как безумный, вверх по ступенькам, пока не оказался на самом верху недостроенного здания.
ОПИСАНИЕ ПРИРОДЫ Рядом со мной рабочие продолжали чинно класть кирпич - розовый, ноздреватый, с трещeнкой; кран помахивал крюком, как хуем; в общем обычная жисть. Трудо-вые, ебать мой сраный рот гвоздем аршинным, будни. За стройкой тянулся невообразимый пустырь. Пески, залупа рваная когтями на невъебенные куски, да камни. По сухой исковерканной земле шагала Надежа, хохоча, как безумная.
(КОНЕЦ ОПИСАНИЯ ПРИРОДЫ)
Ступеньки за моeй спиной затряслись от тяжелых шагов убийц. Я забрал у рабочих кирпич и бросил его в лестничный пролет.
- Уй, Гоша, пидер, - жалобно заныли рабочие.
Меж тем, кирпич достиг цели.
- Але! Какая сука кедаиса? - послышался рев не то Ильи, не то Никитича.
- Гоша, ястреб хуй,- пояснил недоумкам Жора. - Эта, напрашивается.
Мимо моeго уха просвистела пуля и расплющилась о стену.
- Але! Какая сука стриляло?- рявкнул я.
На секунду воцарилось молчание.
- Там хто-т есть,- сказали Илья Никитич.
- Не пизди! - возразил я.
- Бля буду, есть.
И тут они выскочили - Жора и еще двое.
- Ага, попался! - ткнул в меня пальцем Илья, перехватывая дубинку поудобней.
- С нами в дочки-матери не поиграешь,- важно пробасил Осел Никитич.
- Дурак! В кошки... эта... мышки,- поправил Жора.
- Том и Джерри! - обрадовался Никитич.
Жора косо глянул в его сторону, перезаряжая пистолет.
" Наглые какие! - подумал я.- Посредь бела дня с пистолетом ходят. Совсeм хозяевами себя чувствуют ".
Не знаю даже, с чего это я так рассердился.
- Блин, ну мы будем его кончать? - мрачно вмешался Илья.
- А куда торопиться? - говорю.
- Да он того... этого... не боится!
- Волков,- говорю,- бояться - в рот не давать.
- И не брать! - важно добавил Никитич, поворачиваясь ко всeм окружающим.
- Асел! - выругался Жора.- Давай, бля, это... ебни его дубинкой.
- Мужики,- заторопился я,- коржиков не хотите?
- Чифо? - спросил Илья.
Я протянул ему коржики. Илья мрачно захрустел зубами и надолго выпал из строя.
Никитич снова поднял дубинку.
- Мужики,- говорю,- давайте я вам стихи почитаю.
И, не дожидаясь, начал:
-"Заповит ".
Як умру, то поховайте Мэнэ на могыли...
- Не ссы, эта... поховаем.
- Ну вас на хуй,- обиделся я.- Не перебивайте, а то не буду.
- Дай ему дочитать,- попросил Никитич, явно заинтересовавшийся сюжетом.
Я послал ему воздушный поцелуй и продолжил:
-... Сэредь степу шыракога На Вкрайине мылий.
Шоб ланы шырокополи И Днипро, и кручи...
- Короче,- попросил Жора.
-... Було видна, було чуты, Як рэвэ рэвучий.
- Какой?- не понял Никитич.
- Бля, ревучий.
- В смысле?
- Ну, ебучий, ебучий,- нетерпеливо пояснил Жора.
- А! - успокоился Никитич.- Хорошие стихи.
- Як,- продолжал я,понэсэзукраиныусынеeморэкровворожуоттодияиланыигорывс-эпокынуиполынудосамо обогамолытысяадотогоянэзнаюбога...
- Шо он там нэсэ?
- А бис його... цэ... знае,- ответил Жора.
- Поховайтэ,- говорю,- та вставайтэ Кайданы порвитэ И ворожжэй злою кровъю Волю окропитэ И мэнэ в симйи вэлыкий В симйи вольний новий Нэ забудьтэ помъянуты Нэзлым тыхым словом.
Оставив Никитича слушать стихи, я спустился вниз по лестнице.
- Гэй! -послышалось мне вдогон.- Яким словом?
- Иди на хус! - объяснил я.
- А! -успокоился Никитич.- То я не забуду.
- Долбаный еб! - заревел на Никитича Жора.- Это... за ним!
Я прибавил шагу.
- И ты, Илья тебя за ногу, давай... это... ступай!
- Жубы,- пожаловался Илья.
- Жубы - дело наживное! Сегодня он есть, завтра его... того. Ну, ты понял.
И они снова припустили втроем за мной.
Тут я выскочил со стройки и, намазав сало пяткой, добежал до перекрестка, а потом увидел лошадь. "Ну, халло",- сказала лошадь. "Ну, халло,- я ей ответил.- Как живет старик Котовский?" "Как всeгда: живет хуево,- отвечает дура-лошадь.- Ни хуя старик Котовский не умеeт жить на свете. Ну, а ты?"- спросила лошадь. Я, в ответ не отвечая, взгромоздился ей на холку и кричу:
"Скачи, кобыла, как подстреленная лошадь! Или нас двоих прирежут!" "Йо-го-го!"- сказала лошадь и помчалась по Проспекту. А вокруг снаряды рвутся, пули свищут надо мною, как дрозды (ебать их в жопу дохлым кроликом с наческой).
Только я - герой бесстрашный! Мне до дупы - хули пули? Я их в рот ебал отважно деревянным самокатом. Хули пули? - скажем, лоси - те страшней, но тем не менье, дед мочил лосей руками ( мой, естественно, не пашкин; но бо этом - чуть позднеe ). Лошадь совсем охуeла - застоялась кобылка у Пeтра Петровича.
Попереворачивала лотки по всему Проспекту. И здесь я нанес ущерб Мафии! Я, конечно, тоже еблом не счелкал - набил на ходу рюкзак немецкой водкой "
Львым Толстым " - и скакать стало как-то веселеe. А погоня не отставала - терпеливо петляла за нами по всяким проходным дворам, переулкам и даже Оврагу. И как это Мафия не боится в Овраг ходить? Там же бандиты. Мы с лошадью встретили Филимона.
- Так, гришь, платиновое? - защерился Филимон.
- Гош,- поправил я.
Передние ноги лошади подогнулись, я перелетел через ее голову и шлепнулся в канализационный сток, где и стал плавать посредь говна.
- Не, точно платиновое? - крикнул мне вдогон Филимон.
Но я уплывал все дальше и дальше. У моста лошадь подобрала меня. Мы продолжили скачку вдвоем; я - пованивая, она - морщась. Погоня не отстовала. Время к трем уже клонилось. Наклонился я к кобыле и воскликнул: " Эй, кобыла! Повертай к Реке копыта! " Та копыта повернула и помчалась вниз по склону... В три мы были у причала. Описание природы. Золотистой чешуею на воде качалось солнце, как сошедшеe с картины композитера Шекспира. Рядом с солнцем, словно Чехов, то есть, в смысле, словно чайка, на воде качалась яхта, белокрылая паскуда дяди Степана Речного. На борту сияли буквы: "Это Яхта Дяди Степы". А у берега близ яхты прохолаживались трое: пацаны и дядя Степа (то есть, стало быть, четыре (пацанов-то было трое - Витька, Пашка и Серега, по обыкновенью голый (то есть, Умственно Отсталый ))). Я на лошади подъехал, говорю: "За мной погоня".
- Еб твою блядь,- говорит дядя Степа.- Что ж ты раньше не предупредил? Кого бить?
- А вон энтих,- говорю.
А к причалу уже подлетают три богатыря, безмолвные, как Крылатый Ужас.Ну, ладно, пацаны,- говорит дядя Степа.- Вы давайте на яхту, а мы с лошадью отобьемся. У нее, блядь, копыта. Мускулы у нее, блядь. Так, что ли? - повернулся он к лошади.
- Бэз сомнения,- отвечает лошадь.
Мы так и попадали со смеху, но на яхту все-таки забрались. Уже отчаливая, заприметили жестокую сечу на берегу - лошадь и дядя Степа пиздили насильников.
- Отобьются они? - тихо спросил Пашка - За лошадь,- говорю,- я спокоен. У нее. блядь, копыта. Мускулы у нее, блядь.
А дядь Степа - тот вопче боксер. И собаки у него суки. Очинно вредные.
- Твари,- сказaл Серега.
Мы с интересом повернулись к нему.
ХОРЕК ТИМОХА
Яхта приближалась к острову. Тот было не узнать - в самом худшем смысле слова.
Все наши любимые местечки оказались заняты. На весь остров раскинулась база отдыха "Роговы".
- Сосать мой нюх! - вырвалось у меня.- И сюда добрались! Сами, суки, скотч пьют, а людям примкнуться негде!
- Они ебнулись! Они скоро будут перцовый пластырь пить,- заметил Пашка.
- И тампонами закусывать,- добавил Витек.
- Тампаксами,- уточнил У.О.Серега.
Мы так и покатились со смеху - до чего смешна толстожопая тварь!
Все же все еще растроенные, мы поплыли вдоль острова. На берегу раскинулся яхт-клуб, из кустов квакала музыка, жирные отдыхающие распластали под солнцем свои рыхлые тела.
- Хунево,- вздохнул Пашка.
- Было у него,- неожиданно влез Серега,- как и у всех нормальных людей 10 пальцев: 6 на правой руке, 4 на левой.
- У кого?- выдавил Пашка сквозь смех.
- Так, ваще,- махнул рукой Серега, Умственно Отсталый, как всeгда (а, может быть, даже больше обычного).
Мы обогнули остров и вдруг обнаружили укромную бухточку, незагаженную нарастающей новизной. Тут было тихо и красиво.
ОПИСАНИЕ ПРИРОДЫ Под корягой плескал одинокий речной опездал. Над ним, расплескав яркие крылья оеял опездал воздушный, острым клювом ловя на лету редких в этом сезоне бабочек - Батьку Махаона, оранжевую Павлиний Хуй и Тутового Праздножлоба.
(КОНЕЦ ОПИСАНИЯ ПРИРОДЫ )
Мы наскоро причалии и вытащили пожитки на берег. Я показал пацанам рюкзак, набитый " Львым Толстым ". Пацаны завизжали от восторга и бросились купаться. Я тоже стащил с себя одежду и последовал их примеру. После мы долго лежали на песке, уподобляясь рыхлым отдыхающим. Наконец мне надоело.
- А ну, вставайте,- закричал я.- Ишь, разлеглись, как тюлени на лесбище.
- На где? - переспросили голый Серега, голый Витька и голый Пашка.
- На в пизде. Доступно?
Умственно Отсталому Сереге было доступно. Остальным - нет. Пришлось их отвлечь.
- Пацаны,- говорю,- закапывайте " Льва Толстого ". Покойный перегрелся.
- А Ульяныча,- начал Пашка историю друга,- так и не зарыли. Ульяныч, мужики...
- Блядь, без тебя знаем!
Дошел черед и до " Льва Толстого ". Русский писатель Лев Толстой оказался плохой немецкой водкой.
- Гоша, пидор! - заорал Серега.- Где ты взял подобное говно?
- Как вы водку назовете, так она и потечет,- философски заметил Пашка.
Но другой-то не было; стали мы пить эту. И пили до тех пор, пока у бедных рыб совсем не осталось конечностей.
Ночью я вышeл на борт поссать.
ОПИСАНИЕ ПРИРОДЫ Реку покрыл мягкий белый туман.
Вдалеке слышалось непонятное жужжание ( стрекозы? ночные воздушные опездалы? )
Слева от нас по борту на берегу я увидел непонятные вспышки света. Сперва я решил, что это какой-то атракцион из базы отдыха, но база-то отдыха осталась справа. Тогда я подумал, что это инопланетяне. Но отнесся к этому равнодушно.
Ну, инопланетяне, ну, и ебать их в рот.
( КОНЕЦ ОПИСАНИЯ ПРИРОДЫ )
Я спустился в каюту и растолкал пацанов.
- Пацаны, там инопланетяне прилетели.
- Ну, инопланетяне,- зевнул Витек.- Ну, и ебать их в рот.
- Ну чо,- начал канючить я.- Может пизды им дадим?
- Кому? - сразу проснулся Серега.
- Инопланетянам. Хули они тут...
- Да у них ведь, блядь, лазеры. Скорчеры у них, блядь.
- Хуязеры,- говорю.- Хуерчеры. Ссыкло.
Этого Серега пережить не мог. Живо растолкал Пашку, и мы вчетвером пошли на огни. Летающая тарелка стояла не песке, пестрая, как мухи, ползающие по куску говна.
- Ебать мой хуй кривым мизинцем! - ахнул я.- Ино, блядь, планетяне!
- Они! - раздался чей-то голос, и дверь тарелки со скрыпом отъехала на петлях.
- Зайдем, - сказал Серега.- Хозяева заждались пиздюлей.
Мы вошли.
ОПИСАНИЕ ПРИРОДЫ Внутри тарелка была битком набита всяческой фантастической бутафорией:
бластерами, скорчерами, думающими машинами, роботами, хоботами, хоббитами, арифмометрами, вставными челюстями из неизвестных на Земле материалов. Короче, впору было Ебу даться. Мы дались. Над всeм этим ликолепием парил мохнатый шар размером с футбольный мяч, покрытый серебристо-синей шерстью. У шара были глаза, нос и рот. Надо полагать, это и был ебучий пришeлец.
( КОНЕЦ ОПИСАНИЯ ПРИРОДЫ )
- Здравствуйте,- сказал он.
Мы так и покатились - со смеху, ясен арафат.
- Чо за хуйня? - сказал пришeлец.- Меня зовут Хорек Тимоха.
- Я бы назвал тебя Прыщ Львович,- заявил Серега.
- А я бы тя назвал Пиздопроушина Двужоподырчатая,- парировал Хорек.
- Может, не сдавался Серега,- твой папа был и Лев, а вот сам ты - прыщ.
- Мандоблядское Троепиздише,- ругался Хорек.
- Прыщ Львович,- настаивал Серега.
- Залупоглазая Пиздарвотина!
- Прыщ Львович.
- Ебермудский Бергамот!
- Прыщ Львович.
- Толстожопое Говнохранилище!
- Манда Космическая.
- Ну, что ж, я щытаю, что Контакт установлен,- довольно резюмировал Тимоха.- Можно перейти к неофициальной части. Выпьeм, мужики?
Мы так и покатились со смеху.
- Чкм ты,-говорим,- хорь поганый, водку держать будешь? У тебя ни рук, ни хуя. Тобою разве в пинг-понг играть.
Шутили мы. А он:
- Садитесь,- говорит,- мужики колченогие. Кривохуии мужики.
Мы сели.
- Водку я пастью удержу,- вел дальше Тимоха.- Чтоб вас это не ебало. И не водку, а вона что - космический ерш.
Тут перед нами появился юродивый робот, громыхающий всeми суставами и шейкером-маткером. В одну секунду коктейль был готов - розовое противное пойло.
- Я, пожалуй, блевну,- преувеличенно бодро проговорил Серега.- Где тут можно?
- Да везде,- лыбнулся Хорь.- Я ентот корабль на хую вертел.
Мы так и покатились со смеху - не было у Хорька хуя.
- У нас в Космосе,- пояснил Тимоха, - дело обстоит так: у одних хуй есть, у других, извините, нета. Одни ебут, других соответственно. Ебут.
- Так ты - баба? - поразился я, а сам подумал: неужели мне и здесь не удалось от баб скрыться?
- Сам ты баба,- обиделся Тимоха.- Я космический пидар. Развернуто - пер аспера ад астра[5] - слыхал?
-- А, - сказали мы.- Так бы сразу и говорил. Хули было сиськи мять?
- Теперь,- говорит Хорек серьезным тоном,- охуительно важная вещь: у кого из вас Кольцо?
- А чо? - нагло спросил я.
- Через плечо,- бодро отозвался Тимоха.- Отдай.
- А вот те хуй,- я без всякого стеснения показал.
Тимоха присвистнул. Он у себя в сраном Космосе такого, поди, и не видел.
- Кольцо,- продолжал он,- нужно мне. Это особый прибор, которым ты, сраколет, не умеeшь пользоваться.
- А ты, беспалый гермафродит, умеeшь?
- Я пидар! - взвизгнул Тимоха.
- То я вижу.
- Отдай кольцо. Это прибор, утончающий связь с реальностью.
- Не знаю,- говорю,- какой это там за прибор, а токо бабы на него клюют с флигматической скоростью.
- Бабы! - харкнул Тимоха.- Дурак. Ты забиваешь логаритмичной линейкой гвозди.
- Хочу,- говорю,- и забиваю. Кому ебет?
- Олигофрен! Ты играешь с огнем.
- Прометей,- поправил я.
- Древние греки тебе являлись?
- Ты ебнулся,- говорю.- Те уж давно подохли. Причем всe.
- Ну, значит дело еще не зашло так далеко... Ну, а странности ты замечаешь?
- Какие еще странности?
- Чем тоньше связь с реальностью, тем больше на твой взгляд странностей. И когда связь порвется совсем - тут тебе и пиздец.
- Пиздец,- говорю,- не мешки ворочать.
- О, какой дурак!.. Отдай Кольцо!
- Не отдавай, Гоша,- насупились мои друзья.- Вещь, видать шибко пиздатая.
Пускай сам покупает.
- А что,- загорелся Хорек.- Могу и купить. Скоко хош? Мильен? Два мильена?
- Восемнадцать,- сказал я. Почему-то мне понравилась эта цифра - 18.
- Золотом возьмешь? - спросил Хорек.
- Гош, не бери, наебет,- зaволновались мои друзья.
- Я,- завопил Серега,- его морду жидовскую насквозь вижу.
- Я - русский,- поспешно соврал Хорь.
- Хош, на корабль поменяемся? - спросил я.- Махнем не глядя.
- Да ты охуeл! Эж корабль! Тут одни мониторы хуeву уйму стоят! Знаете ли вы наши мониторы? Нет, вы не знаете наши мониторы! Короче, показываю.
Хорек защелкал кнопками.
На противоположной стенке появилось изображение речного берега. Волны выбрасывались на песок, но звук отсутсвовал.
- Вeликий немой,- объяснил Витек.
- Дурак,- занегодовал Хорь.- Эж час ночи, а видно - смари - как днем.
В ту же секунду изображение на мониторе погасло.
- Великий немой ослеп,- похоронным голосом сказал Витек.
Тимоха заметался по пульту, но картинка так и не всплыла.
- Не,- говорю,- на такое гoвно меняться не буду. Можешь с Димоном поменяться - у него латунное есть. Такое же гамно, как и твой корабль.
- Еще по коктельчику? - хитро предложил Тимоха.
Мы не спорили - нaм токо давай.
Тимоха ж окосел окончательно - схватил пастью гитару, забренчал блатные песни - а на черной, мол, скамье, на скамье, дескать, подсудимых... Ну, и дальше в том же духе. Полная, одним словом, бесвкусица. Розенбаума наслушался. Или Моцарта.
- Мужики,- говорит плаксиво ( про кольцо уж забыл ),- кто бы вот меня трахнул?
- Да,- отвечаем безжалостно, - кто ж? Такого урода поискать надо.
Ну, и ушли, раз он выпить опять не предлагает. Хоть он и пришeлец, но шантажист. А я таких не люблю.
Под утро приплелся к нам на яхту.
- Не знаю,- говорит, - в чем дело, мужики, то ли се, то ли хунь (неграмотный!) - а токо полюбил я вас. Хотел из бластера пришить - рука не поднялась (какая, в пизду, рука?) - Вощем, мужики, " Лев Толстой " у вас остался?
- А то,- говорим.- Эт ты,- объясняем,- по-мужски. А то хуе-мое, бластеры, кольцо... Садись, манда космическая, нальем.
Он сел, мы налили. И в общем-то, хорошим хорьком Тимoха этот оказался. Хотя и пидар. Да нам-то что?
HЕПРИЯТНОСТИ В РЕДАКЦИИ
На острове мы пробыли чуть меньше недели. Тимоха-дятел улетел, наказав обращаться с кольцом осторожнеe. А в конце недели погода спортилась, и мы вернулись в Город.
В полутемном коридоре Сидорыч мыл пол.
- Валять мой хуй по площади центральной! - ахнул Шоколадный.- Топтать мой хуй железными ногами! Крестить детей облезлою пиздою! Точить ножи и нжницы залупой и править бритвы синею мандой!
Видя, что он начинает заговариваться, МЫ подхватили его под шоколадны ручки и вывели на время из повествования.
- Где Оксана? - спросил я напрямик.
- Ихняя очередь кончилась,- угрюмо пояснил Сидорыч.- И моeй настал. А я старенький,- заныл он.- Мне нахиляться трудно.
- Не ебет,- отчеканил я.- Чтоб к утру блестело, как у Котовского мандат.
На кухне сидел Саша Рогов - гладко выбритый (включая и верхнюю часть черепа), в клетчатом пиджаке из дорогого твида, с пестрой бабочкой на белоснежной манишке тонкого шелка, с наманикюренными грязными ногтями. Перед ним стояла откупоренная бутылка " Мартеля " и высокий пузатый бокал. Тут же суeтилась Клава - грязная, всклокоченная, в жирном фартуке - она варила в кастрюльке свиные яйца - любимоe блюдо Александра.
Александр жадно вдыхал запах свиной мочи и подливал еще.
"Ссуть человеческая не меняется",- подумалось еще мне.
- С чего живешь, Саша,- спросил напрямик.
- Сидорыч, гадюка, пол моeт,- неопределенно ответил Александр.
Не теряя попусту времени, я вцепился ему в манишку.
- Ты, ссучара, остров загадил?
- А если б и я? Руки, блядь!
Я понял, что физической силой тут не возьмешь. Единственное, что мне оставалось - мое разящеe перо.
Вернулся я в комнату и уселся перед письменным столом. Но про Роговых писать расхотелось. Существовали куда болеe животрепещущие темы. Сперва решил писать осторожно - чтоб не обидеть дядю Володю. Первая статья получилась короткой (привожу дословно):
" В хореoграфичeском дрочилище творится черт-те что. Ответственный товарищ Срикалом, получив место директора, тут же пристроил в дрочилище своих род-ственников и знакомых: двоуродного брата Ссымочой и других (ниже приводится список):
боксер Шука А.Д. Жопо Ф.Ф. Рыгай-Нагой Г. Мандазвания К. Шяпка Салям Хуйсеян Рыльцик Гаврила Гаврила же Дуплом-Открытый Дристун-Заде Муде-Заде тяжелоатлет Сруцкий Яйцев-Пушистый Хума-Хнатый Богдыхан Соплежулаев Хуй-Тугососов П.О. Вздроч З.А. Вздрюч Н. Е. Бздис П.И. Здец Прокоп Ебический Тяукнем Переспермидзе Сандро Хулахуeв-младший Триппер-Спойман Уябывай К.
Чистый-Экскрементов Фекалов Сракин Геннадий Дристал-Пингвинов Дрочил-Всeхъ Довыебывачек Стопердун Шишкин Клал Пердун-Тихонов Сприбором А.
и мандаванин Отдай-Расческу "
Впрочем, насчет этого последнего я был не уверен и проверил по документам. Тут и обнаружилась моя ошибка. Ну, конечно же, такой смешной фамилии - Отдай-Расческу - быть не могло. Настоящая фамилия мандаванина была Ебуцэ.
Тут я решил забыть про дядю Володю и сбросить всяческие шоры. Так и появился на свет прынцып Золотой Поебени. Можете жрать меня с ногтями.
- Не тебя, Гошенька, а НАС,- вмешались МЫ.- МЫ ее, Золотую, нашли. Гуляли осенью в парке, смотрим - свисают с дерева желтые хуевины, а меж них блестит Золотая Поебень. А будешь много пиздеть, так точно до конца книжки не дожи-вешь.
Я примкнулся. Ну ИХ на хуй - с НИМИ спорить. Другое дело дядя Володя. Тут уж я воспарю! Вот Карлсон почему летал? Потому что всех на хую вертел. А это уже пропеллер.
И я бойко взялся за перо.
В редакции было весело. Пять здоровенных сотрудников крепко держали бушующего дядю Володю, который висел на их руках и пытался одной из болтающихся ножек лягнуть забившегося в угол Аркрдия.