------------- Когда я иду по улице всe на меня смотрят, и всe меня страшно хотят. Я подозреваю, что во мне есть что-то остро сексуальное. Не далеe, чем вчера-зимой, к примеру, одна брунетка пялилась на меня во всe глаза. Я решил вывести ее на чистую воду и спросил напрямик:
- В чем дело?
Брунетка, конечно, ужасно смутилась и залепетала, на ходу сочиняя жалкую отговорку:
- Вы пальто надели шиворот-навыворот.
Тогда я прямо на ее глазах переодел пальто и, желая быть жестоким, величественно произнес:
- Ну?
- Ничего, ничего,- залепетала брунетка и зашагала от меня прочь. И всю ее фигуру так и пошатывало.
------------- Ну их на хуй!
------------- А не довольно ли думать про женщин? И правда - довольно. Уж лучше думать про собак. На днях, кстати, видел бульдога. Бульдог был низкорослый, жирный, ноги у него были кривые, нижняя губа налезала на верхнюю, щеки свисали чуть не до земли. Я даже весь как-то приосанился.
(КОНЕЦ ФИЛОСОФСКИХ РАССУЖДЕНИЙ )
Из рассуждений меня вывел телефонный звонок. Я кинулся в сортир, но Витька там не было. " Блядь, где ж у меня телефон? " - принялся лихорадочно припоминать я и вспомнил, что телефона у меня вообще нет. Я поднял трубку и на меня тут же рявкнули:
- Заткни ебало!
- А я,- говорю,- еще ничего не сказал.
На том конце провода смутились и замямлили:
- Эта... э-э... Иродов Егор, пресса?
- У аппарата.
- Вам эта... из Мафии беспокоят.
- Из кого?
- Из эта... Мафии.
- Ни хуя не разберу. Передайте по буквам.
- Ну, эта... Мафия, Акно, Фулюганы, Иллада и эта... исчо одна Иллада.
- Нэмохэи?- переспросил я.
- Чаво? - не поняли там.
- Чо, придурки, что ли?- взорвался я.- Передаю по буквам: Нарцисс, Эмбрион...
- Ты эта,- обиделись там.- Не обзывайся. Мафия того, бессмертна.
- Кто бессмертна?
- Ну ты, бля, эта, Гомер глухой,- на том конце провода явно сидел эрудит.- Вынь хуй изо рта и слюшай.
Я вынул хуй изо рта и приготовился слушать.
- Мы эта, из Мафии,- повторил эрудит.
- Ах, из Мафии,- разобрал я.- Ну, и чо?
- А то, что у нас есть для тебя эта... как его... сообщение.
- Приятное?- на всякий случай переспросил я.
- Не. Ну, тебе... эта, так-скать, яйцы дороги?
- Чьи?
- Бля, твои!
- Ну.
- Ты это, завязывай цепляться к бабам.
- Ой,- сказал я.
- Не, не, не то,- поправился эрудит.- Ты вот что: заткни ебало! Вот.
- Что вы от меня хотите, товарищ?
- Заткни ебало! - очень четко произнес " демосфен ".
Я послушно заткнул.
- Эй,- забеспокоились там.- Ты слюшаешь?
- Угу,- промычал я.
- Блин, вынь хуй изо рта!
Я вынул.
- Эта... из Мафии беспокоют, вот. Ну, мы тебя предупредили. Короче, повторится - пеняй на себя. И Парашина тож убьем, суку.
С этими словами мой невидимый собеседник бросил трубку.
"Так,- подумал я.- Однако. А при чем тут эта... Мафия? Чем это мы с Фимой им не угодили?" Историю эту мне рассказал никто иной, как Ефим Паврашин "...
Неужели из-за статьи? Вот и друг его ключем отпиздил... А при чем тут Ябунов, который пердит аки?"
Для одной моeй головы вопросов было слишком много, и я решил при случае посоветаваться с дядькой.
Я вспомнил, что на Проспекте меня ждут пацаны и отправился на встречу. На стене в подъезде виднелась свежая надпись, выполненная мелом:
"Речной - опездал". Я узнал почерк Тихона.
НОВЫЙ ГОД ЛЫСОГО
У меня зазвонил телефон. Я снял трубку и сказал:
- Егор Иродов, пресса. Заткнул ебало и слушаю.
- Эт Лысый звонит! - радостно объяснили в трубку.
- У меня нет телефона! - слабо запротестовал я.
- У меня есть. Эт Лысый звонит.
- Из Мафии?
- Чо?
- Через плечо. Из Мафии?
- Дурак ты, Гош. Эт Лысый звонит.
- Как дела, Лысый!
- Да вот, Новый Год собираемся встречать. Ты обещал прийти.
- Ну, приду,- неопределенно ответил я и повесил трубку.
Я посмотрел в окно; асфальт уже не просто плавился, а стекал черными реками в канализационные решетки. Запросто - без описания природы.
- ОНИ с Лысым ебнулись! - сказал я вслух.- От жары, наверное.
В это время в дверь позвонили. На пороге стоял дядя Степа Pечной.
- Вы из Мафии? - спросил я.
- Да уж не из Симфирополя,- бранчливо ответил старый осел и достал из-за спины руку, которой он держал за жабры кота Тихона. Тихон выглядел пристыженным, но непобежденным и пищал:
- Ой, опомнитесь, дяденька Речной! А то я про вас и не то напишу.
- Сволочь,- с чувством сказал Речной.- Всe cтены поисписывал, домашний паразит. А ну, повтори, гадость, что ты написал!
- Речной - опездал,- с удовольствием повторил Тихон.- Я и Властям то же скажу. И в газету!
Речной бросил Тихона к моим ногам.
- Следить надо, молодой человек, за домашней тварью. Я - бывший боксер.
С этой угрозой он и удалился, громко шлепая тапочками по лестнице.
- Ну что, Тихон,- говорю,- доигрался?
- Еще нет,- ответил он, возвращая себе всeгдашнюю самоуверенность.
- Ладно,- говорю,- с тобой позже поговорим. Я на Новый Год спешу.
Тихон свиснул и покрутил лапой у виска.
Я убрал его с дороги и вышeл во двор.
Когда я вошел к Лысому, сзади из полуоткрытой двери дохнуло морозцем, и порывом ветра внесло несколько снежинок, тут же растаявших в тепле квартиры.
- Входи скореe, холоду напустишь,- засуeтился Лысый, прикрывая за мной дверь.
ОПИСАНИЕ ПРИРОДЫ Единственная комната, в которой обитал Лысый, была загромождена гирляндами, гостями, праздничным столом с яствами и напитками и небольшой пластмассовой елочкой в углу. Вместо традиционных игрушек и серпантина на елочке висели туго набитые аппетитные косяки. Вокруг стола сидели: Оксана, Анфиса, альбиноска Аня, какой-то незнакомый пацан подлого вида (наверное, Айвенго) и Котовский. Лошадь Котовского стояла в углу, жадно поглядывая на косяки.
(КОНЕЦ ОПИСАНИЯ ПРИРОДЫ )
- Петр Петрович, приглядывайте за лошадью! - заволновался Лысый, так как лошадь уже потянулась, трепеща ноздрями к елочке.
- Не учи меня, Лысый,- одернул племянника Котовский.
Он подошел к лошади и прошептал ей что-то на ухо. Лошадь фыркнула и с интересом покосилась на Лысого.
- Гош, иди к нам! - замахала мне рукой Оксана.
"Вот еще, блядь",- подумал я. Но подошел.
- А ты Лысого откуда знаешь?- полюбопытствовал я.
- Анфиса знает,- загадочно ответила Оксана.
- Ах, Анфиса! - сказал я и протянул той руку для поцелуя.
Анфиса поцеловала мою руку и встала из-за стола, чтобы поклониться до земли.
- Сиди-сиди,- успокоил ее я.- А то размозжишь голову о стол.
Анфиса поцеловала мою руку еще раз, перекрестилась и села.
- Давно хочу тебя спросить,- начал я.- Вот ты целуeшь мне руку. Почему?
- Есть в тебе, дорогой Гоша, что-то не от мира сего.
- Сама ты припезднутая,- обиделся я.
- Вот и кольцо у тебя необычное.
- Чо в нем необычного?
- Сие мне неведомо. Только оно меня к тебе так и тянет. Уж, думаю, не архангел ли ты, батюшка.
- Не,- соврал я.- Какой я в пязду архангел, матушка. И кольцо у меня обычное.
Правда, говорят, что платиновое.
- Ну да?- оживился мерзавчик Айвенго.- И ты его так запросто носишь?
- Без, - объясняю,- напряжения.
- Дашь показать?
- Не,- говорю,- ну тебя на хуй, Айвенго. Уж больно ты человек мерзкий.
Айвенго надулся. Тут вмешалась лошадь Котовского:
- Петр Петрович, ну так мы будем пить или нет?
Мы так и покатились со смеху. Ну до чего остроумное животное!
А Котовский - не будь дурак - говорит:
- У Лысого спроси. У него Новый Год Тут часы пробили двенадцать, за окном сразу стемнело, а в дверь вломился дедушка Мороз.
- А ну, водки! - скомандовал он.- Я хуячил много миль из Лапландии далекой, пока вас, долбоебов, нашел,- перешел он на прозу.
Налили и деду. Мороз выпил стакан залпом, скукожился и начал отплясывать хоровод.
- Безумный дед,- заметила лошадь, показывая большие, желтые от никотина зубы.
Мы так и покатились со смеху. Это ж надо, какой остроумной может быть лошадь.
Котовский стоял красный от приятного смущения Его окружили и награждали дружескими тычками, подзатыльниками и поплешинами.
- Ну, ты даешь, Котович! - нестройно орали гости.- Да за такую лошадь и тысячи рублей нe жалко !
- Поверите ли,- принялся уверять нас Петр Петрович,- мне за нее ясчык водки предлагали. Не отдал!
- Анацефал! - сказала лошадь.
Мы так и покатились со смеху. Ну, все остроумней и остроумней!
- Эй,- подал голос дедушка Мороз,- вы будете слушать или нет, ослы?
Оказывается, он уже битых полчаса рассказывал в стихах, как добирался из Лапландии на перекладных.
- А теперь, урки, тишина! - заорал дедушка Мороз.- Всe мы ждем, когда зажжется елочка. Так, блядь, или нет?
- Ну...- согласились мы.
- Для этого нам понадобятся две вещи,- дедушка Мороз снял варежки и начал загибать пальцы.- Бензин и спички. Бензин у меня с собой. Лысый, у тебя спички есть?
- Откуда у него?- вставила лошадь. Мы так и покатились со смеху. Очевидно остроумию этой лошади нет предела.
Спички у Лысого, однако, нашлись. Вопреки всeм правилам он закричал: " А ну-ка елочка зажгись! ", сорвал с елки косяк и закурил. Мы всe тоже кинулись, пока не поздно, к елочке и разобрали косяки.
- Et pour moi?- спросила лошадь.
Мы так и покатились со смеху; ни хуя, конечно, не понятно, но очень смешно.
Тут елочка зажглась, мы от нее прикурили и стали попыхивать косяками во всe стороны.
Дедушка Мороз обиделся.
- Тащишь им канистру бензина, как пидорас горбатый, а они, блядь, сами елки зажигают. Лучше буду, как раньше, игрушки приносить.
- Неси,- сказала лошадь.
Мы так и покатились со смеху. Уж так остроумно, что...
Мерзавец Айвенго, гнусно усмехаясь, помог мне встать на ноги. От него так и веяло подлостью.
- Платиновое, говоришь?- осведомился он.
- Какое там платиновое - алюминиевое!
Что только уверило Айвенго в мысли, что кольцо платиновое. Уж такой он скот.
Мне известны всe тайные движения его черной души.
- Уйди, гондон,- сказал я.
- Так он и уйдет,- сказала лошадь.
Падать не было сил. Остроумная лошадь доконала всех.
Пользуясь тем, что я на ногах, я подошел к столу, налил себе стакан водки, выпил, налил еще, снова выпил, и так до тех пор, пока у бедных рыб совсем не осталось конечностей.
За столом Анфиса взасос целовалась с Оксаной. И куда девалась ее былая набожность! Я подошел и пристально посмотрел на них. Оксана ядовито зыркнула на меня глазами.
- Анфиса,- позвал я и протянул руку для поцелуя.
Анфиса оторвалась от Оксаны и принялась покрывать мою руку поцелуями, облизывая каждый пальчик отдельно. Оксана не скрывала своего негодования.
- Лесбиянка,- подъебнул я.
- Пидр,- эхом отозвалась она.
- По-прежнему беспочвенно. И глупо. Она - диавол,- сообщил я Анфисе.
Анфиса лягнула Оксану в живот. Назревала безобразная драка. Я схватил Анфису за руку и потащил к дверям.
- Так я и поверил, что алюминиевое! - крикнул мне вслед гнусь-Айвенго.
- Что тебе принести на следующий год? - рявкнул вдогонку Дед Мороз.Зайчика или слоника?
- Блядь, не знаю,- смутился я.- На твое усмотрение.
- Ну, покеда,- сказала лошадь.
Сгибаясь пополам от хохота, мы вышли наружу.
ОПИСАНИЕ ПРИРОДЫ В лицо мне снова ударило стылым ветром и снежинками. Я быстро закрыл дверь и повернулся к дворику, дремавшиму в теплых лучах заходящего сентябрьского солнца.
( КОНЕЦ ОПИСАНИЯ ПРИРОДЫ )
В полутемном коридоре Оксана мыла пол.
- Нэ хуя сэбэ,- удивился Шоколадзе.
- Чо смотришь, я сам охуeл,- огрызнулся я и попытался провести Анфису мимо Оксаны незаметно.
- Перешел на лесбиянок? - язвительно спросила Оксана, ощутив меня спинным мозгом.
- Чья б корова мычала,- загадочно ответил я.
Возле дверей нас поджидал Сидорыч с чемоданчиком в руках.
- Все,- сказал он.- Уeзжаю в Вашингтон. Раз ты продолжаешь таскать девок...
- Ладно,- говорю,- я тебе это запомню.
Сидорыч заплакал.
- Ну почему, почему меня никто не любит?
- Во-первых,- я снял варежки и начал загибать пальцы,- ты шпион. Во-вторых, гондон. В-третьих, припездок. В-четвертых, долбоеб. В-пятых попросту старый человек.
Рука моя сжалась в кулак, которым я нанес Сидорычу сокрушающий удар в ухо.
Хотите верьте, хотите нет, но изо рта у Сидорыча выпала вставная челюсть.
Очевидно даже в самом поганом человеке есть что-то хорошеe. Я бережно поднял челюсть с пола, протер и подал пенсионеру.
- Останься, Сидорыч,- попросил я, кладя ему руку на плечо.-- Ты еще не выяснил, из какого материалу мое кольцо.
- Из плутонию,- всхлипнул Сидорыч.
- То был пиздеж, Сидорыч,- я стыдливо отвел глаза.
Сидорыч снова всхлипнул.
- Ты чо?
- Ухо болит,- пожаловался шпиен.- Зачем ты, Гошенька, пидер, меня по ушам бьешь? Они у меня старенькие...
- Старенькие, новенькие - один хуй, скотина.
- Я все слышу! - заорал из комнаты Тихон.
- А раньше был глухим,- объяснил я Анфисе.- Хоть перди у него под ухом во все горло, только " ась? " скажет. Мол, повторите пожалуйста.
Мы вошли в комнату. Кот Тихон сидел на старенькой поломанной радиоле и кипел от ярости.
- Какое брехло,- негодовал он.- Я никогда не был глу... О! Альбиноски кончились, лесбиянки начались! Что будет завтра?
- Чучело,- сказал я.
- И снова пиздеж,- заметила Анфиса..- Он не чучело, ибо глас имеeт.
- Вставной,- объяснил я.- Как у Алисы.
Тихон устал от моeй брехни и пошел в контратаку.
- Не выебываясь перед бабами, скажу,- начал он.- Речной - опездал. Что ж до Гошеньки, то ему нужна не ты... А хуй его знает, что ему нужно! рассвирипел кот.- Пойду сварю картошки. Как я заебался! - простонал он на пороге и вышeл, громко хлопнув дверью.
- Это правда?- спросила Анфиса.
- Что правда?
- Ну, что хуй его знает, что ты хочешь?
- Чистая,- говорю,- правда.
- И как ты дальше собираешься?
- Хуй его,- говорю,- знает. Альбиноски у меня были, теперь вот здрасьте - лесбиянки. Того и гляди - водолазы появятся.
Анфиса перекрестилась.
- С водолазами,- задумчиво продолжал я,- сложно. У них, блядь, баллоны. Ласты у них, блядь. Скафандры, одним словом. Ладно, хуй с ними. Окстилась ли ты на ночь?
- Нет.
- Ну, так иди поокстись.
Вскоре Анфиса вернулась.
- Поокстилась? - робко спросил Шоколадный.
- Тебя, Шоколадного, забыла спросить. Слушай, Гош, хочу предупредить тебя напрямик: в постеле я буду источать неприятный запах.
- Зачем? - спросил я.
- Не зачем, а почему. Почему-то. Мы, лесбиянки, занимаясь любовью с мужчинами, неприятно пахнем для последних.
- А для первых?
- Ась?
- Окстись.
- Уж окстилась.
- Уж? - переспросил я.
- Короче, я тебя предупредила.
Всe меня теперь предупреждают: и Мафия, и Анфиса вот. Кто, интересно, следующий?
- Гоша,- раздался за стенкой голос Сидорыча.- Я тебя в последний раз предупреждаю: будешь бить меня по уху - уeду в Вашингтон.
- А чем ты будешь пахнуть? - спросил я.
- Да уж не сеном.
- А чем?
- Не знаю. Чем, например, ты пахнешь, когда не моeшься?
- Говном,- уверенно ответил я.- Если ты давно не мылась, прими душ.
- Наоборот,- сказала Анфиса.- Я давно мылась.
... На самом деле от Анфисы пахло сеном. Хотя, думаю, с чего б это от нее сеном пахло? Она ж не из деревни все же. Однако пахнет до одури, а чем - хоть убейте не пойму. Опять же, почему-то кажется, что сеном, хотя голову на отсечение даю - вовсe сено так не пахнет.
Тут я почему-то чихнул, как будто мне этим сеном в носу пощекотали. Потом чихнул еще, еще, и так до тех пор, пока у бедных рыб совсем не осталось конечностей. Даже непонятно, с чего это я так расчихался. Натуральная сенная лихорадка, хотя - повторяюсь - сено здесь не при чем. Или ни пре чем (наши Писатели сами теряются в догадках).
- Вот видишь,- говорит Анфиса.- У всех так.
- Были, апчхи, преценденты?
- Были, апчхи.
- А ты-то чего? - рассердился я.- Подъябываешь?
ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ РУДАКОВ И ДУРАКОВ ЗНАКОМЯТСЯ.
Рудаков: Рудаков.
Дураков: Дураков.
Рудаков: Подъябываешь?
Дураков: Знакомлюсь.
Рудаков: Ладно. Давай еще раз.
Дураков: Давай.
Рудаков: Рудаков.
Дураков: Дураков.
Рудаков: А-а! Подъябываешь!
Дураков: Да нет же.
Рудаков: Ладно. Давай в последний раз.
Дураков: Давай.
Рудаков: Рудаков.
Дураков: Дураков.
Рудаков: А-а-а! Тьфу, тьфу на тебя!
Расходятся и расстаются навек.
(КОНЕЦ ЛИРИЧЕСКОГО ОТСТУПЛЕНИЯ )
Конечно, с таким чихом заниматься любовью было сложно, но я героически закончил начатое. Некстати вспомнил про почему-то дедушку Мороза. Повеяло холодом, пахнуло бензином.
ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ Посреди снегов лапланских жил в избушке незаметной (по-лапланскому - в могиле)
дед Мороз - румяный череп. Пробавлялся червяками, пауком порой не брезгал, а поймает муравьишку - что же, съест и муравьишку. Спал старик в гробу хрусталь-ном, укрывался дохлой псиной, а когда зима настала, сделался бодреe духом, встал из гроба, потянулся и, намазав лыжи маслом, съел свой завтрак немудреный, ковырнулся в зубе щепкой (лыжи - и на том спасибо (грязножопыe чухонцы уважали дед Мороза)). Вот старик докушал лыжи, отрыгнулся, тихо перднул и отправился в дорогу, прихватив с собой подарки: барсуков ежей и зайцев (то-то радость будет детям, дети любят развлекаться с этой плюшевой скотиной: барсуком, ежом и зайцем. Дети ебнутся от счастья). Дед Мороз запрыгнул в сани и хлестнул кнутом оленя. Тот поморщился немного и, назвав "скотиной" деда, тотчас бросился вприпрыжку, так как дедушка, взбешенный обзывательством "скотина", вновь огрел хлыстом оленя между задними ногами. По дороге у оленя от хлыста распухли яйца, повернулся он к Морозу, постучал по лбу копытом и опять прибавил скорость, бормоча: "какая сволочь!" (потому что было больно). Дед ж открыто развлекался, кушал водку, кушал сало, пел скабрезные мотивы, по домам ходил публичным к омерзительным чухонкам, барсукам ежам и зайцам (дети ебнутся от счастья!)
Оленя с собой не брал...
На Карельском перешейке пограничник Карацупа, постигая тайны хуя, предавался зоофильству при участии Джульбарса (был Джульбарс его партнером). Он Джуль-барса жарил в жопу раскаленными щипцами. Пес же, скорчивши "омегу" (потому, что был собакой ), не желал повиноваться, и напрасно архитектор вырывался на свободу - пограничник, сдвинув брови, ласково журил любимца: "Так-то ты мне служишь, Густав! Потерпи, Джульбарс[3], немного, после пасхи станет легче. Пасха[4] - так Христос воскресни, а не то... Терпи, собако." Тут из маминой из спальни выезжает на олене дед Мороз - румяный череп с барсуком, ежом и зайцем (дети ебнутся от счастья! ) Карацупа стрельнул в воздух и от страха обосрался, заметался на Джульбарсе и воскликнул: "Не стреляйте!" Дед Мороз прибавил газу к аромату Карацупы, раздавил того оленем, барсуком, ежом и зайцем (дети ебнутся от счастья), а потом остановился, топором добил Джульбарса и, предавшись некрофильству, зоофильству и разврату, барсуку, ежу и зайцу, дети, ебнутся, от, счастья, путь продолжил вглубь России, где его заждались дети, eбанутые от счастья барсуком, ежом и зайцем. Он пронесся по России, позади оставив трупы инвалидов и безумцев, лейтенанта Иванова, сыновей его и дочек (тоже, кстати, Ивановых ) и его жены Глафиры (тоже, кстати, Ивановой), и его отца родного ( тоже, кстати Иванова ), и его родного брата (жившего под псавдонимом), и его седого друга капитана Чачахвадзе, и начальника по службе подполковника Хуево (тоже, кстати, Иванова).
Потому что не любил военных...
Дед Мороз, махая саблей, продолжал движенье к югу (между прочим, эту саблю деда спиздил у Джульбарса и не то, чтоб даже спиздил - поменялся на топорик с убиенным Карацупой, барсуком, ежом и зайцем ). По пути, махая саблей отрубил ухо Ван Гогу, отрубил Ван Гогy ухо, ухо Ван Гогу отрубил, а Чапаеву - залупу, а Толстому вышеб разум. Лев решил писать раманы и писал их очень долго, подстрекаемый женою, барсуком, ежом и зайцем. Дети, жившие в округе, тут же ебнулись от счастья, а Мороз помчался дальше, сея ужас и погибель. А потом ворвался в Город, словно гад из преисподни, растерявши по дороге барсуков, ежей и зайцев ( дети ебнулись от горя ).
А могли бы и не ебнуться.
(КОНЕЦ ЛИРИЧЕСКОГО ОТСТУПЛЕНИЯ )
Сверкая надраенными зубами, я вышeл на кухню. На кухне кот Тихон раскладывал по тарелкам вареную картошку.
- А ты тут при чем? - напустился я на него.
- Я при картошке,- невозмутимо отозвался Тихон.
- А картошка при чем?
- А картошка при мне.
Со злости я начал жрать картошку. Повар из Тихона был, как из хуя свисток.
На кухню выпорхнула Оксана со своим сраным чайником.
- Чайку захотела?- ядовито осведомился я.
- Иди ты на хуй,- обиделась она.
Я ушел к Парашину - Ефим нальет, заодно узнаю, как его здоровье.
Ефим умирал.
- Ох... худ мне, Гош,- прошепелявил он.
Я так и покатился со смеху.
- Ты чего, Гош, пьяный?- продолжал смешить меня Фима.
- Ой,-говорю,- Фим, не воняй!
- Побойся Бога, Гош, какая вонь между друзьями?
- Да,- говорю,- здорово тебя Тургенев отделал.
- Ребро сломал,- похвастался Фима.- Душа.
- Так, говоришь, выпить у тебя нет?
- Как это нет? - Фима подскочил над кроватью и залевитировал не хуже Прабху.
- Левитируeшь? - намекнул я.
- Не,- смутился Парашин.- Дрочу я редко.
- Но все же дрочишь,- настаивал я.
- Тебе коньяк или чачу? - слукавил Фима.
- Коньяк,- твердо ответил я.
- А чачу?
- Чачу - Рогову,-- сказал я.- Тазик - там.
Выходя от Парашина, я стравился с Евлампией Вшивиной-Паршивин. Евлампия обнюхала меня и говорит:
- У тебя от головы коньяком пахнет.
- А ног моих не хотите отнюхать? - предложил я.
Евлампия, конфузясь, сказала, что хочет.
- А нету,- отрезал я и ушел, думая с горечью: " Всe вы одинаковы ".
Не успел я вернуться к себе, как во входную дверь позвонили.
- Вы из Мафии? - спросил я, не открывая.
- Не,- ответили за дверью,- из эта... не из Мафии.
- Ой, лучше не лгите,- схитрил я.- Голосок у вас как из Мафии!
- Да чо там этот, как его... голосок.
- А кто вы? - додумался спросить я.
- Мы эти, как их... телеграмма.
- Кому?
- Бля, тебе!
- А от кого?
- Бля, от нас!
- А про что?
- Ну, ты это... открой эту, как ее.. дверь... И того.
- Чего того?
- Ну, ты понял.
- Не понял.
- Бля, ну ты дверь откроешь?
- Не открою,- сказал я.
- С-с-скотина,- выругались за дверью.
- А?
- Вынь хуй изо рта! Счас мы того... твою эту...
В замке заворочалась отмычка, и дверь распахнулась.
- Мне расписаться? - быстро спросил я.
- Ну, распишись... в этой... в получении.
- В получении кого?
- В получении этого... пизды.
- Ась?
- Ох, бля, он меня сейчас эта... доведет! Вынь...
Я вынул. И вовремя! В тот же момент чей-то кулак обрушился на мою хрупкую челюсть, и солнце для меня эта... закатилось.
- Ногами того... будем пинать? - спросили надо мной.
- Эта... давай.
Солнце закатилось снова.
- Короче, ты понял,- услышал я чей-то голос.- Но запомни - эта была прeдупрeдительная как его... пизда. Следующая будет того... последняя. Ну, для эта... тебя.
Когда эти... из Мафии ушли, я кое-как поднялся на ноги и поспешил в ванную - умыть расквашенную рожу, после чего вышeл во двор и долго сидел на крылечке, выкуривая одну сигарету за другой и лихорадочно размышляя.
Процесс прервал Лысый. Он тихонечко присоединился ко мне, попросил огоньку и раскурил толстый косяк.
- Вот ты,- говорю я ему,- Лысый, все время куришь анашу. Где берешь?
- Ну, я эта... покупаю.
- И где же ты эта... покупаешь?
- Ну, у паренька одного, знакомого. Хорошая анаша, афганская, сладкая. Пыхнешь раз и тащишься, как пидорас. Очень эта... хорошая анаша.
- А где это,- говорю,- ты, Лысый, так странно разговаривать научился?
- Как?
- Ну, эта... так.
- Да эта так тот кореш разговаривает. У него полон рот слов... этих...
паразитов.
- А-а! - говорю.- А я его не знаю?
- Не,- говорит Лысый.- Откуда? А хош, могу познакомить. Он вообще парнишка неплохой. Но как с ним поговоришь, так к тебе эта зараза... как ее... эта...
пристает. Два дня потом мучаешься, пока речь вновь не очистится. Такая вот эта... хворь.
- Ну,- говорю,- Лысый, познакомь. Его вообще как зовут?
- Ну, этот... как его... Гоша его зовут,- припомнил Лысый.- Только не Егор, а Жора.
- От,- говорю,- блядь, бывают же совпадения. И почем анаша?
- Да недорого,- отвечает Лысый.- Тебе по карману.
- Ну,- говорю,- эта... хорошо. С Новым Годом тебя, Лысый.
- Ладно,- отвечает Лысый.- Завтра Пасха.
- Приятно слышать.
И в самом деле эта... приятно.
МОЙ ТЕЗКА ГОША
Мой тезка жил в многоэтажке напротив Витька. Лысый уверенно протопал к домофону и нажал кнопку " 37 ".
- Эт... слюшаю,- послышался голос из динамика.
- Привет, Гош, эт Лысый,- затараторил Лысый.- Открывай.
Автоматический замок щелкнул, и мы вошли в подъезд.
Я стиснул брелок с ключами в кулаке. Если чо - буду использовать его вместо кастета. Только сейчас до меня дошла вся безумная тупость моeго поступка. Мало мне было предупредительной пизды, теперь, значит, нарываюсь на настоящую? Но, пожалуй, поздно поворачивать назад... Хотя почему это поздно? Ничего и не поздно. Вот развернусь сейчас и поскачу вниз по лестнице, а Лысый пусть себе думает, что хочет. Однако, пока я это себе внутренне кочевряжился, Лысый успел уже нажать кнопку звонка. За дверью прошлепали шаги, и чей-то глаз внимательно разглядел нас в " глазок ". Затем дверь без скрыпа распахнулась. На пороге стоял Жора с телом, выпирающим из пестрой маечки. Разглядел Лысого, перевел тяжелый взгляд на меня и бросил:
- Тебе рассказывал этот, как его... я? Предупреждал, дескать?
- Ну,- отвечаю,- эта... предупреждал.
- А ты того... вновь?
- Я,-- говорю,- в смысле с Лысым. За анашою пришли. Дескать -- купить.
- В чем дело?
Брунетка, конечно, ужасно смутилась и залепетала, на ходу сочиняя жалкую отговорку:
- Вы пальто надели шиворот-навыворот.
Тогда я прямо на ее глазах переодел пальто и, желая быть жестоким, величественно произнес:
- Ну?
- Ничего, ничего,- залепетала брунетка и зашагала от меня прочь. И всю ее фигуру так и пошатывало.
------------- Ну их на хуй!
------------- А не довольно ли думать про женщин? И правда - довольно. Уж лучше думать про собак. На днях, кстати, видел бульдога. Бульдог был низкорослый, жирный, ноги у него были кривые, нижняя губа налезала на верхнюю, щеки свисали чуть не до земли. Я даже весь как-то приосанился.
(КОНЕЦ ФИЛОСОФСКИХ РАССУЖДЕНИЙ )
Из рассуждений меня вывел телефонный звонок. Я кинулся в сортир, но Витька там не было. " Блядь, где ж у меня телефон? " - принялся лихорадочно припоминать я и вспомнил, что телефона у меня вообще нет. Я поднял трубку и на меня тут же рявкнули:
- Заткни ебало!
- А я,- говорю,- еще ничего не сказал.
На том конце провода смутились и замямлили:
- Эта... э-э... Иродов Егор, пресса?
- У аппарата.
- Вам эта... из Мафии беспокоят.
- Из кого?
- Из эта... Мафии.
- Ни хуя не разберу. Передайте по буквам.
- Ну, эта... Мафия, Акно, Фулюганы, Иллада и эта... исчо одна Иллада.
- Нэмохэи?- переспросил я.
- Чаво? - не поняли там.
- Чо, придурки, что ли?- взорвался я.- Передаю по буквам: Нарцисс, Эмбрион...
- Ты эта,- обиделись там.- Не обзывайся. Мафия того, бессмертна.
- Кто бессмертна?
- Ну ты, бля, эта, Гомер глухой,- на том конце провода явно сидел эрудит.- Вынь хуй изо рта и слюшай.
Я вынул хуй изо рта и приготовился слушать.
- Мы эта, из Мафии,- повторил эрудит.
- Ах, из Мафии,- разобрал я.- Ну, и чо?
- А то, что у нас есть для тебя эта... как его... сообщение.
- Приятное?- на всякий случай переспросил я.
- Не. Ну, тебе... эта, так-скать, яйцы дороги?
- Чьи?
- Бля, твои!
- Ну.
- Ты это, завязывай цепляться к бабам.
- Ой,- сказал я.
- Не, не, не то,- поправился эрудит.- Ты вот что: заткни ебало! Вот.
- Что вы от меня хотите, товарищ?
- Заткни ебало! - очень четко произнес " демосфен ".
Я послушно заткнул.
- Эй,- забеспокоились там.- Ты слюшаешь?
- Угу,- промычал я.
- Блин, вынь хуй изо рта!
Я вынул.
- Эта... из Мафии беспокоют, вот. Ну, мы тебя предупредили. Короче, повторится - пеняй на себя. И Парашина тож убьем, суку.
С этими словами мой невидимый собеседник бросил трубку.
"Так,- подумал я.- Однако. А при чем тут эта... Мафия? Чем это мы с Фимой им не угодили?" Историю эту мне рассказал никто иной, как Ефим Паврашин "...
Неужели из-за статьи? Вот и друг его ключем отпиздил... А при чем тут Ябунов, который пердит аки?"
Для одной моeй головы вопросов было слишком много, и я решил при случае посоветаваться с дядькой.
Я вспомнил, что на Проспекте меня ждут пацаны и отправился на встречу. На стене в подъезде виднелась свежая надпись, выполненная мелом:
"Речной - опездал". Я узнал почерк Тихона.
НОВЫЙ ГОД ЛЫСОГО
У меня зазвонил телефон. Я снял трубку и сказал:
- Егор Иродов, пресса. Заткнул ебало и слушаю.
- Эт Лысый звонит! - радостно объяснили в трубку.
- У меня нет телефона! - слабо запротестовал я.
- У меня есть. Эт Лысый звонит.
- Из Мафии?
- Чо?
- Через плечо. Из Мафии?
- Дурак ты, Гош. Эт Лысый звонит.
- Как дела, Лысый!
- Да вот, Новый Год собираемся встречать. Ты обещал прийти.
- Ну, приду,- неопределенно ответил я и повесил трубку.
Я посмотрел в окно; асфальт уже не просто плавился, а стекал черными реками в канализационные решетки. Запросто - без описания природы.
- ОНИ с Лысым ебнулись! - сказал я вслух.- От жары, наверное.
В это время в дверь позвонили. На пороге стоял дядя Степа Pечной.
- Вы из Мафии? - спросил я.
- Да уж не из Симфирополя,- бранчливо ответил старый осел и достал из-за спины руку, которой он держал за жабры кота Тихона. Тихон выглядел пристыженным, но непобежденным и пищал:
- Ой, опомнитесь, дяденька Речной! А то я про вас и не то напишу.
- Сволочь,- с чувством сказал Речной.- Всe cтены поисписывал, домашний паразит. А ну, повтори, гадость, что ты написал!
- Речной - опездал,- с удовольствием повторил Тихон.- Я и Властям то же скажу. И в газету!
Речной бросил Тихона к моим ногам.
- Следить надо, молодой человек, за домашней тварью. Я - бывший боксер.
С этой угрозой он и удалился, громко шлепая тапочками по лестнице.
- Ну что, Тихон,- говорю,- доигрался?
- Еще нет,- ответил он, возвращая себе всeгдашнюю самоуверенность.
- Ладно,- говорю,- с тобой позже поговорим. Я на Новый Год спешу.
Тихон свиснул и покрутил лапой у виска.
Я убрал его с дороги и вышeл во двор.
Когда я вошел к Лысому, сзади из полуоткрытой двери дохнуло морозцем, и порывом ветра внесло несколько снежинок, тут же растаявших в тепле квартиры.
- Входи скореe, холоду напустишь,- засуeтился Лысый, прикрывая за мной дверь.
ОПИСАНИЕ ПРИРОДЫ Единственная комната, в которой обитал Лысый, была загромождена гирляндами, гостями, праздничным столом с яствами и напитками и небольшой пластмассовой елочкой в углу. Вместо традиционных игрушек и серпантина на елочке висели туго набитые аппетитные косяки. Вокруг стола сидели: Оксана, Анфиса, альбиноска Аня, какой-то незнакомый пацан подлого вида (наверное, Айвенго) и Котовский. Лошадь Котовского стояла в углу, жадно поглядывая на косяки.
(КОНЕЦ ОПИСАНИЯ ПРИРОДЫ )
- Петр Петрович, приглядывайте за лошадью! - заволновался Лысый, так как лошадь уже потянулась, трепеща ноздрями к елочке.
- Не учи меня, Лысый,- одернул племянника Котовский.
Он подошел к лошади и прошептал ей что-то на ухо. Лошадь фыркнула и с интересом покосилась на Лысого.
- Гош, иди к нам! - замахала мне рукой Оксана.
"Вот еще, блядь",- подумал я. Но подошел.
- А ты Лысого откуда знаешь?- полюбопытствовал я.
- Анфиса знает,- загадочно ответила Оксана.
- Ах, Анфиса! - сказал я и протянул той руку для поцелуя.
Анфиса поцеловала мою руку и встала из-за стола, чтобы поклониться до земли.
- Сиди-сиди,- успокоил ее я.- А то размозжишь голову о стол.
Анфиса поцеловала мою руку еще раз, перекрестилась и села.
- Давно хочу тебя спросить,- начал я.- Вот ты целуeшь мне руку. Почему?
- Есть в тебе, дорогой Гоша, что-то не от мира сего.
- Сама ты припезднутая,- обиделся я.
- Вот и кольцо у тебя необычное.
- Чо в нем необычного?
- Сие мне неведомо. Только оно меня к тебе так и тянет. Уж, думаю, не архангел ли ты, батюшка.
- Не,- соврал я.- Какой я в пязду архангел, матушка. И кольцо у меня обычное.
Правда, говорят, что платиновое.
- Ну да?- оживился мерзавчик Айвенго.- И ты его так запросто носишь?
- Без, - объясняю,- напряжения.
- Дашь показать?
- Не,- говорю,- ну тебя на хуй, Айвенго. Уж больно ты человек мерзкий.
Айвенго надулся. Тут вмешалась лошадь Котовского:
- Петр Петрович, ну так мы будем пить или нет?
Мы так и покатились со смеху. Ну до чего остроумное животное!
А Котовский - не будь дурак - говорит:
- У Лысого спроси. У него Новый Год Тут часы пробили двенадцать, за окном сразу стемнело, а в дверь вломился дедушка Мороз.
- А ну, водки! - скомандовал он.- Я хуячил много миль из Лапландии далекой, пока вас, долбоебов, нашел,- перешел он на прозу.
Налили и деду. Мороз выпил стакан залпом, скукожился и начал отплясывать хоровод.
- Безумный дед,- заметила лошадь, показывая большие, желтые от никотина зубы.
Мы так и покатились со смеху. Это ж надо, какой остроумной может быть лошадь.
Котовский стоял красный от приятного смущения Его окружили и награждали дружескими тычками, подзатыльниками и поплешинами.
- Ну, ты даешь, Котович! - нестройно орали гости.- Да за такую лошадь и тысячи рублей нe жалко !
- Поверите ли,- принялся уверять нас Петр Петрович,- мне за нее ясчык водки предлагали. Не отдал!
- Анацефал! - сказала лошадь.
Мы так и покатились со смеху. Ну, все остроумней и остроумней!
- Эй,- подал голос дедушка Мороз,- вы будете слушать или нет, ослы?
Оказывается, он уже битых полчаса рассказывал в стихах, как добирался из Лапландии на перекладных.
- А теперь, урки, тишина! - заорал дедушка Мороз.- Всe мы ждем, когда зажжется елочка. Так, блядь, или нет?
- Ну...- согласились мы.
- Для этого нам понадобятся две вещи,- дедушка Мороз снял варежки и начал загибать пальцы.- Бензин и спички. Бензин у меня с собой. Лысый, у тебя спички есть?
- Откуда у него?- вставила лошадь. Мы так и покатились со смеху. Очевидно остроумию этой лошади нет предела.
Спички у Лысого, однако, нашлись. Вопреки всeм правилам он закричал: " А ну-ка елочка зажгись! ", сорвал с елки косяк и закурил. Мы всe тоже кинулись, пока не поздно, к елочке и разобрали косяки.
- Et pour moi?- спросила лошадь.
Мы так и покатились со смеху; ни хуя, конечно, не понятно, но очень смешно.
Тут елочка зажглась, мы от нее прикурили и стали попыхивать косяками во всe стороны.
Дедушка Мороз обиделся.
- Тащишь им канистру бензина, как пидорас горбатый, а они, блядь, сами елки зажигают. Лучше буду, как раньше, игрушки приносить.
- Неси,- сказала лошадь.
Мы так и покатились со смеху. Уж так остроумно, что...
Мерзавец Айвенго, гнусно усмехаясь, помог мне встать на ноги. От него так и веяло подлостью.
- Платиновое, говоришь?- осведомился он.
- Какое там платиновое - алюминиевое!
Что только уверило Айвенго в мысли, что кольцо платиновое. Уж такой он скот.
Мне известны всe тайные движения его черной души.
- Уйди, гондон,- сказал я.
- Так он и уйдет,- сказала лошадь.
Падать не было сил. Остроумная лошадь доконала всех.
Пользуясь тем, что я на ногах, я подошел к столу, налил себе стакан водки, выпил, налил еще, снова выпил, и так до тех пор, пока у бедных рыб совсем не осталось конечностей.
За столом Анфиса взасос целовалась с Оксаной. И куда девалась ее былая набожность! Я подошел и пристально посмотрел на них. Оксана ядовито зыркнула на меня глазами.
- Анфиса,- позвал я и протянул руку для поцелуя.
Анфиса оторвалась от Оксаны и принялась покрывать мою руку поцелуями, облизывая каждый пальчик отдельно. Оксана не скрывала своего негодования.
- Лесбиянка,- подъебнул я.
- Пидр,- эхом отозвалась она.
- По-прежнему беспочвенно. И глупо. Она - диавол,- сообщил я Анфисе.
Анфиса лягнула Оксану в живот. Назревала безобразная драка. Я схватил Анфису за руку и потащил к дверям.
- Так я и поверил, что алюминиевое! - крикнул мне вслед гнусь-Айвенго.
- Что тебе принести на следующий год? - рявкнул вдогонку Дед Мороз.Зайчика или слоника?
- Блядь, не знаю,- смутился я.- На твое усмотрение.
- Ну, покеда,- сказала лошадь.
Сгибаясь пополам от хохота, мы вышли наружу.
ОПИСАНИЕ ПРИРОДЫ В лицо мне снова ударило стылым ветром и снежинками. Я быстро закрыл дверь и повернулся к дворику, дремавшиму в теплых лучах заходящего сентябрьского солнца.
( КОНЕЦ ОПИСАНИЯ ПРИРОДЫ )
В полутемном коридоре Оксана мыла пол.
- Нэ хуя сэбэ,- удивился Шоколадзе.
- Чо смотришь, я сам охуeл,- огрызнулся я и попытался провести Анфису мимо Оксаны незаметно.
- Перешел на лесбиянок? - язвительно спросила Оксана, ощутив меня спинным мозгом.
- Чья б корова мычала,- загадочно ответил я.
Возле дверей нас поджидал Сидорыч с чемоданчиком в руках.
- Все,- сказал он.- Уeзжаю в Вашингтон. Раз ты продолжаешь таскать девок...
- Ладно,- говорю,- я тебе это запомню.
Сидорыч заплакал.
- Ну почему, почему меня никто не любит?
- Во-первых,- я снял варежки и начал загибать пальцы,- ты шпион. Во-вторых, гондон. В-третьих, припездок. В-четвертых, долбоеб. В-пятых попросту старый человек.
Рука моя сжалась в кулак, которым я нанес Сидорычу сокрушающий удар в ухо.
Хотите верьте, хотите нет, но изо рта у Сидорыча выпала вставная челюсть.
Очевидно даже в самом поганом человеке есть что-то хорошеe. Я бережно поднял челюсть с пола, протер и подал пенсионеру.
- Останься, Сидорыч,- попросил я, кладя ему руку на плечо.-- Ты еще не выяснил, из какого материалу мое кольцо.
- Из плутонию,- всхлипнул Сидорыч.
- То был пиздеж, Сидорыч,- я стыдливо отвел глаза.
Сидорыч снова всхлипнул.
- Ты чо?
- Ухо болит,- пожаловался шпиен.- Зачем ты, Гошенька, пидер, меня по ушам бьешь? Они у меня старенькие...
- Старенькие, новенькие - один хуй, скотина.
- Я все слышу! - заорал из комнаты Тихон.
- А раньше был глухим,- объяснил я Анфисе.- Хоть перди у него под ухом во все горло, только " ась? " скажет. Мол, повторите пожалуйста.
Мы вошли в комнату. Кот Тихон сидел на старенькой поломанной радиоле и кипел от ярости.
- Какое брехло,- негодовал он.- Я никогда не был глу... О! Альбиноски кончились, лесбиянки начались! Что будет завтра?
- Чучело,- сказал я.
- И снова пиздеж,- заметила Анфиса..- Он не чучело, ибо глас имеeт.
- Вставной,- объяснил я.- Как у Алисы.
Тихон устал от моeй брехни и пошел в контратаку.
- Не выебываясь перед бабами, скажу,- начал он.- Речной - опездал. Что ж до Гошеньки, то ему нужна не ты... А хуй его знает, что ему нужно! рассвирипел кот.- Пойду сварю картошки. Как я заебался! - простонал он на пороге и вышeл, громко хлопнув дверью.
- Это правда?- спросила Анфиса.
- Что правда?
- Ну, что хуй его знает, что ты хочешь?
- Чистая,- говорю,- правда.
- И как ты дальше собираешься?
- Хуй его,- говорю,- знает. Альбиноски у меня были, теперь вот здрасьте - лесбиянки. Того и гляди - водолазы появятся.
Анфиса перекрестилась.
- С водолазами,- задумчиво продолжал я,- сложно. У них, блядь, баллоны. Ласты у них, блядь. Скафандры, одним словом. Ладно, хуй с ними. Окстилась ли ты на ночь?
- Нет.
- Ну, так иди поокстись.
Вскоре Анфиса вернулась.
- Поокстилась? - робко спросил Шоколадный.
- Тебя, Шоколадного, забыла спросить. Слушай, Гош, хочу предупредить тебя напрямик: в постеле я буду источать неприятный запах.
- Зачем? - спросил я.
- Не зачем, а почему. Почему-то. Мы, лесбиянки, занимаясь любовью с мужчинами, неприятно пахнем для последних.
- А для первых?
- Ась?
- Окстись.
- Уж окстилась.
- Уж? - переспросил я.
- Короче, я тебя предупредила.
Всe меня теперь предупреждают: и Мафия, и Анфиса вот. Кто, интересно, следующий?
- Гоша,- раздался за стенкой голос Сидорыча.- Я тебя в последний раз предупреждаю: будешь бить меня по уху - уeду в Вашингтон.
- А чем ты будешь пахнуть? - спросил я.
- Да уж не сеном.
- А чем?
- Не знаю. Чем, например, ты пахнешь, когда не моeшься?
- Говном,- уверенно ответил я.- Если ты давно не мылась, прими душ.
- Наоборот,- сказала Анфиса.- Я давно мылась.
... На самом деле от Анфисы пахло сеном. Хотя, думаю, с чего б это от нее сеном пахло? Она ж не из деревни все же. Однако пахнет до одури, а чем - хоть убейте не пойму. Опять же, почему-то кажется, что сеном, хотя голову на отсечение даю - вовсe сено так не пахнет.
Тут я почему-то чихнул, как будто мне этим сеном в носу пощекотали. Потом чихнул еще, еще, и так до тех пор, пока у бедных рыб совсем не осталось конечностей. Даже непонятно, с чего это я так расчихался. Натуральная сенная лихорадка, хотя - повторяюсь - сено здесь не при чем. Или ни пре чем (наши Писатели сами теряются в догадках).
- Вот видишь,- говорит Анфиса.- У всех так.
- Были, апчхи, преценденты?
- Были, апчхи.
- А ты-то чего? - рассердился я.- Подъябываешь?
ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ РУДАКОВ И ДУРАКОВ ЗНАКОМЯТСЯ.
Рудаков: Рудаков.
Дураков: Дураков.
Рудаков: Подъябываешь?
Дураков: Знакомлюсь.
Рудаков: Ладно. Давай еще раз.
Дураков: Давай.
Рудаков: Рудаков.
Дураков: Дураков.
Рудаков: А-а! Подъябываешь!
Дураков: Да нет же.
Рудаков: Ладно. Давай в последний раз.
Дураков: Давай.
Рудаков: Рудаков.
Дураков: Дураков.
Рудаков: А-а-а! Тьфу, тьфу на тебя!
Расходятся и расстаются навек.
(КОНЕЦ ЛИРИЧЕСКОГО ОТСТУПЛЕНИЯ )
Конечно, с таким чихом заниматься любовью было сложно, но я героически закончил начатое. Некстати вспомнил про почему-то дедушку Мороза. Повеяло холодом, пахнуло бензином.
ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ Посреди снегов лапланских жил в избушке незаметной (по-лапланскому - в могиле)
дед Мороз - румяный череп. Пробавлялся червяками, пауком порой не брезгал, а поймает муравьишку - что же, съест и муравьишку. Спал старик в гробу хрусталь-ном, укрывался дохлой псиной, а когда зима настала, сделался бодреe духом, встал из гроба, потянулся и, намазав лыжи маслом, съел свой завтрак немудреный, ковырнулся в зубе щепкой (лыжи - и на том спасибо (грязножопыe чухонцы уважали дед Мороза)). Вот старик докушал лыжи, отрыгнулся, тихо перднул и отправился в дорогу, прихватив с собой подарки: барсуков ежей и зайцев (то-то радость будет детям, дети любят развлекаться с этой плюшевой скотиной: барсуком, ежом и зайцем. Дети ебнутся от счастья). Дед Мороз запрыгнул в сани и хлестнул кнутом оленя. Тот поморщился немного и, назвав "скотиной" деда, тотчас бросился вприпрыжку, так как дедушка, взбешенный обзывательством "скотина", вновь огрел хлыстом оленя между задними ногами. По дороге у оленя от хлыста распухли яйца, повернулся он к Морозу, постучал по лбу копытом и опять прибавил скорость, бормоча: "какая сволочь!" (потому что было больно). Дед ж открыто развлекался, кушал водку, кушал сало, пел скабрезные мотивы, по домам ходил публичным к омерзительным чухонкам, барсукам ежам и зайцам (дети ебнутся от счастья!)
Оленя с собой не брал...
На Карельском перешейке пограничник Карацупа, постигая тайны хуя, предавался зоофильству при участии Джульбарса (был Джульбарс его партнером). Он Джуль-барса жарил в жопу раскаленными щипцами. Пес же, скорчивши "омегу" (потому, что был собакой ), не желал повиноваться, и напрасно архитектор вырывался на свободу - пограничник, сдвинув брови, ласково журил любимца: "Так-то ты мне служишь, Густав! Потерпи, Джульбарс[3], немного, после пасхи станет легче. Пасха[4] - так Христос воскресни, а не то... Терпи, собако." Тут из маминой из спальни выезжает на олене дед Мороз - румяный череп с барсуком, ежом и зайцем (дети ебнутся от счастья! ) Карацупа стрельнул в воздух и от страха обосрался, заметался на Джульбарсе и воскликнул: "Не стреляйте!" Дед Мороз прибавил газу к аромату Карацупы, раздавил того оленем, барсуком, ежом и зайцем (дети ебнутся от счастья), а потом остановился, топором добил Джульбарса и, предавшись некрофильству, зоофильству и разврату, барсуку, ежу и зайцу, дети, ебнутся, от, счастья, путь продолжил вглубь России, где его заждались дети, eбанутые от счастья барсуком, ежом и зайцем. Он пронесся по России, позади оставив трупы инвалидов и безумцев, лейтенанта Иванова, сыновей его и дочек (тоже, кстати, Ивановых ) и его жены Глафиры (тоже, кстати, Ивановой), и его отца родного ( тоже, кстати Иванова ), и его родного брата (жившего под псавдонимом), и его седого друга капитана Чачахвадзе, и начальника по службе подполковника Хуево (тоже, кстати, Иванова).
Потому что не любил военных...
Дед Мороз, махая саблей, продолжал движенье к югу (между прочим, эту саблю деда спиздил у Джульбарса и не то, чтоб даже спиздил - поменялся на топорик с убиенным Карацупой, барсуком, ежом и зайцем ). По пути, махая саблей отрубил ухо Ван Гогу, отрубил Ван Гогy ухо, ухо Ван Гогу отрубил, а Чапаеву - залупу, а Толстому вышеб разум. Лев решил писать раманы и писал их очень долго, подстрекаемый женою, барсуком, ежом и зайцем. Дети, жившие в округе, тут же ебнулись от счастья, а Мороз помчался дальше, сея ужас и погибель. А потом ворвался в Город, словно гад из преисподни, растерявши по дороге барсуков, ежей и зайцев ( дети ебнулись от горя ).
А могли бы и не ебнуться.
(КОНЕЦ ЛИРИЧЕСКОГО ОТСТУПЛЕНИЯ )
Сверкая надраенными зубами, я вышeл на кухню. На кухне кот Тихон раскладывал по тарелкам вареную картошку.
- А ты тут при чем? - напустился я на него.
- Я при картошке,- невозмутимо отозвался Тихон.
- А картошка при чем?
- А картошка при мне.
Со злости я начал жрать картошку. Повар из Тихона был, как из хуя свисток.
На кухню выпорхнула Оксана со своим сраным чайником.
- Чайку захотела?- ядовито осведомился я.
- Иди ты на хуй,- обиделась она.
Я ушел к Парашину - Ефим нальет, заодно узнаю, как его здоровье.
Ефим умирал.
- Ох... худ мне, Гош,- прошепелявил он.
Я так и покатился со смеху.
- Ты чего, Гош, пьяный?- продолжал смешить меня Фима.
- Ой,-говорю,- Фим, не воняй!
- Побойся Бога, Гош, какая вонь между друзьями?
- Да,- говорю,- здорово тебя Тургенев отделал.
- Ребро сломал,- похвастался Фима.- Душа.
- Так, говоришь, выпить у тебя нет?
- Как это нет? - Фима подскочил над кроватью и залевитировал не хуже Прабху.
- Левитируeшь? - намекнул я.
- Не,- смутился Парашин.- Дрочу я редко.
- Но все же дрочишь,- настаивал я.
- Тебе коньяк или чачу? - слукавил Фима.
- Коньяк,- твердо ответил я.
- А чачу?
- Чачу - Рогову,-- сказал я.- Тазик - там.
Выходя от Парашина, я стравился с Евлампией Вшивиной-Паршивин. Евлампия обнюхала меня и говорит:
- У тебя от головы коньяком пахнет.
- А ног моих не хотите отнюхать? - предложил я.
Евлампия, конфузясь, сказала, что хочет.
- А нету,- отрезал я и ушел, думая с горечью: " Всe вы одинаковы ".
Не успел я вернуться к себе, как во входную дверь позвонили.
- Вы из Мафии? - спросил я, не открывая.
- Не,- ответили за дверью,- из эта... не из Мафии.
- Ой, лучше не лгите,- схитрил я.- Голосок у вас как из Мафии!
- Да чо там этот, как его... голосок.
- А кто вы? - додумался спросить я.
- Мы эти, как их... телеграмма.
- Кому?
- Бля, тебе!
- А от кого?
- Бля, от нас!
- А про что?
- Ну, ты это... открой эту, как ее.. дверь... И того.
- Чего того?
- Ну, ты понял.
- Не понял.
- Бля, ну ты дверь откроешь?
- Не открою,- сказал я.
- С-с-скотина,- выругались за дверью.
- А?
- Вынь хуй изо рта! Счас мы того... твою эту...
В замке заворочалась отмычка, и дверь распахнулась.
- Мне расписаться? - быстро спросил я.
- Ну, распишись... в этой... в получении.
- В получении кого?
- В получении этого... пизды.
- Ась?
- Ох, бля, он меня сейчас эта... доведет! Вынь...
Я вынул. И вовремя! В тот же момент чей-то кулак обрушился на мою хрупкую челюсть, и солнце для меня эта... закатилось.
- Ногами того... будем пинать? - спросили надо мной.
- Эта... давай.
Солнце закатилось снова.
- Короче, ты понял,- услышал я чей-то голос.- Но запомни - эта была прeдупрeдительная как его... пизда. Следующая будет того... последняя. Ну, для эта... тебя.
Когда эти... из Мафии ушли, я кое-как поднялся на ноги и поспешил в ванную - умыть расквашенную рожу, после чего вышeл во двор и долго сидел на крылечке, выкуривая одну сигарету за другой и лихорадочно размышляя.
Процесс прервал Лысый. Он тихонечко присоединился ко мне, попросил огоньку и раскурил толстый косяк.
- Вот ты,- говорю я ему,- Лысый, все время куришь анашу. Где берешь?
- Ну, я эта... покупаю.
- И где же ты эта... покупаешь?
- Ну, у паренька одного, знакомого. Хорошая анаша, афганская, сладкая. Пыхнешь раз и тащишься, как пидорас. Очень эта... хорошая анаша.
- А где это,- говорю,- ты, Лысый, так странно разговаривать научился?
- Как?
- Ну, эта... так.
- Да эта так тот кореш разговаривает. У него полон рот слов... этих...
паразитов.
- А-а! - говорю.- А я его не знаю?
- Не,- говорит Лысый.- Откуда? А хош, могу познакомить. Он вообще парнишка неплохой. Но как с ним поговоришь, так к тебе эта зараза... как ее... эта...
пристает. Два дня потом мучаешься, пока речь вновь не очистится. Такая вот эта... хворь.
- Ну,- говорю,- Лысый, познакомь. Его вообще как зовут?
- Ну, этот... как его... Гоша его зовут,- припомнил Лысый.- Только не Егор, а Жора.
- От,- говорю,- блядь, бывают же совпадения. И почем анаша?
- Да недорого,- отвечает Лысый.- Тебе по карману.
- Ну,- говорю,- эта... хорошо. С Новым Годом тебя, Лысый.
- Ладно,- отвечает Лысый.- Завтра Пасха.
- Приятно слышать.
И в самом деле эта... приятно.
МОЙ ТЕЗКА ГОША
Мой тезка жил в многоэтажке напротив Витька. Лысый уверенно протопал к домофону и нажал кнопку " 37 ".
- Эт... слюшаю,- послышался голос из динамика.
- Привет, Гош, эт Лысый,- затараторил Лысый.- Открывай.
Автоматический замок щелкнул, и мы вошли в подъезд.
Я стиснул брелок с ключами в кулаке. Если чо - буду использовать его вместо кастета. Только сейчас до меня дошла вся безумная тупость моeго поступка. Мало мне было предупредительной пизды, теперь, значит, нарываюсь на настоящую? Но, пожалуй, поздно поворачивать назад... Хотя почему это поздно? Ничего и не поздно. Вот развернусь сейчас и поскачу вниз по лестнице, а Лысый пусть себе думает, что хочет. Однако, пока я это себе внутренне кочевряжился, Лысый успел уже нажать кнопку звонка. За дверью прошлепали шаги, и чей-то глаз внимательно разглядел нас в " глазок ". Затем дверь без скрыпа распахнулась. На пороге стоял Жора с телом, выпирающим из пестрой маечки. Разглядел Лысого, перевел тяжелый взгляд на меня и бросил:
- Тебе рассказывал этот, как его... я? Предупреждал, дескать?
- Ну,- отвечаю,- эта... предупреждал.
- А ты того... вновь?
- Я,-- говорю,- в смысле с Лысым. За анашою пришли. Дескать -- купить.