Страница:
отделить от этих властных структур партию, и вообще запретить ей вмешиваться в работу советских органов.
Равными выборы не были ни при Николае II, ни в Советском Союзе «досталинского» периода — у рабочих квота была в пять раз выше, чем у крестьян. А многие категории граждан: кулаки, священнослужители, бывшие помещики, жандармы и генералы вообще были лишены избирательных прав. По новой Конституции избирательные права возвращались всем, что затрагивало интересы более двух миллионов человек; выборы становились равными и прямыми. И чтобы обеспечить права людей, по предложению Генерального прокурора СССР А. Я. Вышинского Политбюро утвердило решение о снятии судимостей с колхозников, осуждённых за мелкие хищения, и в итоге из мест заключения вернулось около миллиона человек. Одновременно резко снизилось давление карательной машины: в первой половине 1936 года в РСФСР количество осуждённых было вдвое меньшим, чем в первой половине 1933 года. А в Белоруссии вчетверо.
Самое главное изменение — введение нормы, которая позволила бы при выборах в Верховный Совет выдвигаться на одно место нескольким кандидатам. В этом случае первый секретарь обкома вынужден был бы конкурировать как минимум с одним-двумя противниками. А поскольку к середине 1930-х годов секретари в своих областях наворочали уже немало дел, с большой вероятностью могли победить их конкуренты. Само собой, проигравших выборы партработников пришлось бы освобождать как «утративших связь с массами». Ну, а если секретарь достоин, и его выбрали — что ж, молодец.
И таким образом демократично и бескровно, без всякого террора была бы решена проблема замены на своих постах членов широкого руководства, элиты, мешавшей достижению цели Сталина: геополитического позиционирования СССР как мощной индустриальной страны, великой мировой державы.
Это был вопрос подбора кадров, — Сталина часто обвиняют, что он всюду «расставлял своих людей», имея в виду, что целью такого «расставления» было укрепление его личной власти, а потому это было деянием антидемократическим. Но давайте посмотрим на интересы страны. Чтобы создать достойную, современную экономику, которая обеспечила бы военный паритет с европейскими державами, требовалось вложение труда громадного количества людей. Их, в общем, хватило бы, даже несмотря на недостаток квалифицированных кадров, — но в силу наших геоклиматических особенностей люди эти были расселены на слишком большой территории, разделённой на регионы.
И в каждом регионе сидел свой «князь», которому интересы страны как целого были глубоко чужды.
Ну, зачем, спрашивается, уральскому руководителю нужна Магнитка? Она нужна стране в целом, а местному вождю, поскольку он тихо и спокойно живёт со своего региона, совершенно не нужна. Одна головная боль от неё. Даже сегодня, если в нашей общей экономической системе рассматривать каждый кусок отдельно, само его существование, а тем более возникновение, кажется чем-то безумным. Сейчас регионам и «местам» сказали: живите сами. А как?! Построили в 1930-х на диком севере, где кроме трёх охотников сроду никто не жил, громадное градообразующее предприятие, никелевый гигант. И город в придачу; двести тысяч народу. Региону продукция гиганта вообще не нужна, одни убытки. Зачем строили?
У Сталина была цель! Никель и алюминий нужны, если есть производство самолётов. Он, управляя большим многоэтническим государством, с регионами разной экономической развитости, создавал конгломерат с единым народом, который производит всё, что нужно для страны, который живёт единой целью. Но между Сталиным и народом засела региональная партэлита, которую ни обойти, ни объехать.
Сейчас, когда цель потеряна, одни проблемы: самолётов уже почти не строим, и алюминий надо куда-то продать. Государство, устранившись от народа, говорит: «Продайте, куда хотите. А мы тут пока установим таможенные пошлины и прочие платежи…» То есть, построенное Сталиным (из того, что пока ещё не до конца развалили) встраивается в чужие экономики.
…Впервые о решающем дополнении к проекту новой Конституции Сталин публично сообщил в интервью, которое 1 марта 1936 года дал руководителю американского газетного объединения «Скриппс-Говард ньюспейперс». Он, в частности, сказал: «…Избирательные списки на выборах будет выставлять не только коммунистическая партия, но и всевозможные общественные беспартийные организации», и далее сформулировал свой замысел, до того момента скрываемый от большинства членов ЦК: «Всеобщие, равные, прямые и тайные выборы в СССР будут хлыстом в руках населения против плохо работающих органов власти». Это было напечатано 5 марта 1936 года во всех газетах, начиная с «Правды».
Предполагалось, что одновременно с Конституцией будет принят новый избирательный Закон, в котором прописана процедура выборов из нескольких кандидатов, и сразу же начнётся выдвижение кандидатов в Верховный Совет, выборы в который намечалось провести в тот же год. По сталинскому проекту, право выдвигать своих кандидатов наряду с партийными организациями предоставлялось практически всем общественным организациям страны: профсоюзам, кооперативам, молодёжным организациям, культурным обществам, религиозным общинам (!); рабочие и служащие какого-либо завода могли бы выдвинуть своего кандидата, а колхозники — ещё одного. Но прошёл бы только один. В уже утверждённых образцах избирательных бюллетеней так и было написано: оставить ОДНОГО кандидата, остальных вычеркнуть.
Но Сталин поторопился со своим интервью: слишком рано раскрыв карты, он дал влиятельным партбонзам возможность подготовиться. И они сделали сильный ход: Конституцию утвердили (5 декабря 1936 года), ибо спорить с её положениями было просто невозможно, а принятие избирательного закона отнесли на год, и выборы в Верховный Совет автоматически перенеслись тоже на год.
1937, 23–30 января . — Судебный процесс по делу о так называемом антисоветском троцкистском центре: Пятаков, Радек, Сокольников, Серебряков и другие; максимальное наказание — десять лет заключения. Обратим внимание на мягкую линию узкого руководства: никаких расстрелов… Ещё и в начале 1937 года «за политическую близорукость» и прочие «ошибки» первым секретарям всего лишь объявляли выговоры или просто «указывали», участникам же заговоров давали сроки заключения, но отнюдь не «вышку»… По настоянию прокурора СССР А. Я. Вышинского происходит реабилитация инженеров и техников угольной промышленности, проходивших по «делу о Промпартии»; им возвращают ордена, звания, избирательные права. Суд по делу М. Н. Тухачевского. Июнь . — Пленум ЦК без поправок утверждает новый избирательный Закон с альтернативными кандидатами.
Вплоть до июньского пленума 1937-го оставалась надежда, что выборы пройдут на альтернативной основе; и на самом июньском пленуме широкое руководство с законом о выборах формальносогласилось. Но чтобы решение пленума стало законом, практически те же люди, что голосовали за него на пленуме, должны были проголосовать за него же на сессии ЦИК СССР. А потом им же (первым секретарям обкомов и крайкомов) предстояло бороться на выборах с альтернативными кандидатами от народа!
Как члены партии, в основу идеологии которой был положен интерес трудящихся, они не могли не голосовать за такую Конституцию и за такой закон о выборах. Но как представители властной элиты — и как просто люди с амбициями, наконец, — они желали защитить и свой корпоративный, и свой личный интерес. А потому за своё согласие утвердить закон на сессии ЦИК элита, прикрываясь революционной фразеологией, потребовала права «почистить» свою территорию от «вредных элементов», чтобы контрреволюционеры не могли бы участвовать в альтернативных выборах.
За день до закрытия пленума Роберт Эйхе, секретарь Западно-Сибирского крайкома, влиятельный партработник, который за несколько лет до этого во время хлебозаготовок обрушивал на деревню страшные репрессии, подал в Политбюро записку, в которой сообщалось, что в его крае чекисты вскрыли антисоветскую повстанческую кулацкую организацию. И в преддверие выборов, назначенных на декабрь, надо бы всех антисоветчиков арестовать и осудить. Для ускорения процесса он просил, чтобы ему позволили организовать тройку, уже опробованную против крестьян — с правом принимать оперативные решения о высылке антисоветских элементов и вынесении смертных приговоров наиболее опасным из числа этих лиц. Он сам возглавит её, плюс прокурор и областной начальник НКВД.
Юрий Жуков, проделав большую исследовательскую работу, доказывает, что Эйхе действовал не только от себя, а выражал требования значительной группы первых секретарей. Заслуживает внимания и такой факт: судя по журналу посещений, в ходе пленума в кабинете Сталина в один день побывало пять первых секретарей, на другой день ещё четверо, хотя обычно секретари довольно редко бывали у генсека. О чём шла речь во время этих встреч, конечно, никто уже не узнает; все посетители вскоре погибли. Скорее всего, они поддержали инициативу Эйхе, превратив её в ультиматум: либо Сталин принимает их предложение, либо — никаких альтернативных выборов.
Большинства в ЦК Сталин не имел, и был вынужден принять ультиматум. Вполне могли прозвучать намёки, — или Сталин сам понял, — что, если его группа пойдёт наперекор большинству, она будет немедленно, прямо на этом пленуме отстранена от власти.
Сталин не мог сказать «да» — это было бы против его планов. Но в таких условиях он и не мог сказать «нет». Он предложил оставить этот вопрос на решение именно большинства партийных руководителей — потому что ЦК, это ещё не большинство. А именно: запросить мнение первых секретарей всехобластей, краёв и республик. Нам кажется важным подчеркнуть, что партийным лидерам никто ничего не навязывал, ЦК им предложил, в соответствии с решением пленума, сообщить: нужны или нет тройки, кто в них войдёт, кого и скольконамерены репрессировать.
Сталин определил срок: пять дней на то, чтобы прислать телеграммы с ответом. Возможно, он надеялся, что региональные секретари не успеют или одумаются? В срок никто не уложился; телеграммы шли целый месяц. Секретари всехрегионов просили права создать тройки, сразу же указывая, сколько людей собираются выслать, а сколько расстрелять. Первыми прислали телеграммы шестеро из девяти секретарей, побывавших на приёме у Сталина.
Роберт Эйхе попросил квоту на расстрел 10,8 тысячи человек. Сколько он собирался выслать, не уточнил. Товарищ Н. С. Хрущёв, бывший в то время первым секретарём обкома партии Московской области, просил разрешения: «к расстрелу: кулаков — 2 тысячи, уголовников — 6,5 тысячи, к высылке: кулаков — 5869, уголовников — 26 936». Откуда в Московской области в середине 1937 года, когда борьба с кулачеством давно уже канула в Лету, вдруг объявилась такая прорва кулаков и уголовников? Судя по численности, это те самые крестьяне, с которых совсем недавно, всего только год с небольшим назад, Сталин и Вышинский сняли судимости, и которым вернули избирательные права. Кулаки так и проходили по делам как кулаки, а уголовники — это отбывшие наказание по закону «о трёх колосках».
7 июля состоялась сессия ЦИК СССР. «Разоблачение, выкорчёвывание и разгром всех врагов народа являются важнейшим условием успешного проведения выборов в советы, осуществления сталинской конституции и дальнейшего победоносного продвижения нашей страны к коммунизму», — заявил Н. С. Хрущёв, зачитывая резолюцию московского актива. Столь же агрессивной оказалась резолюция ленинградского партактива. Кажется, один только А. Я. Яковлев, член группы, создававшей проект Конституции, говорил о правах народа, да ещё А. Я. Вышинский напомнил, что стабильность закона требует единообразия и единого понимания законности, сделав явный выпад против создания троек под эгидой НКВД.
На третий день работы сессия ЦИК СССР принял решение об альтернативных выборах, и в тот же день было положено начало репрессиям, превратившим это решение в фарс: 10 июля 1937 года Политбюро утвердило первые двенадцать заявок на создание троек. Московская, Куйбышевская, Сталинградская области, Дальневосточный край, Дагестан, Азербайджан, Таджикистан и Белоруссия намеревались подвергнуть репрессиям сто тысяч человек, причём половина приходилась на Московскую область. В образованную здесь тройку вошёл, как положено, первый секретарь обкома партии Н. С. Хрущёв, а рядом с его фамилией и подписью всегда присутствует фамилия и подпись Реденса — начальника управления НКВД по Московской области, родственника Н. Аллилуевой, второй жены Сталина. Сегодня Реденс — в списках жертв сталинского произвола…
А телеграммы продолжали поступать. Больше чем по пять тысяч человек намеревались репрессировать семеро местных лидеров: А. Икрамов (Узбекистан), К. М. Сергеев (Ставрополье), П. П. Постышев (Куйбышевская обл.), Ю. М. Каганович (брат Л. М. Кагановича, Горьковская обл.), И. М. Варейкис (Дальневосточный край), Л. И. Мирзоян (Казахстан), К. В. Рындин (Челябинская обл.). Справедливости ради надо заметить, что были и сравнительно скромные запросы. Так, армяне находили нужным расстрелять 500 человек, Удмуртская ССР — 63, а Молдавская ССР, бывшая в то время в пределах сегодняшнего Приднестровья, — 11 человек.
Глава НКВД Н. И. Ежов округлил цифры и отправил обратно на места. После того как он приложил руку, в Молдавии следовало расстрелять уже 200 человек, зато Эйхе, Хрущёву и другим квоты уменьшили наполовину. В результате итоговая цифра тоже уменьшилась почти наполовину. «Кровавый карлик» Ежов летом 1937 года оказался более мягким человеком, чем великий демократ Хрущёв и в целом среднее партийное руководство!
Если до этого пленума в стране было около 8–10 тысяч политзаключённых, то вскоре после его завершения их число перевалило за полмиллиона. А уж когда структура террора создана, она сама остановиться не может, в соответствии с законами эволюции. Террор нарастал, как лавина; начали поступать «сигналы» о врагах народа от рядовых партийцев и даже беспартийных (так называемое «стукачество»). Месяц за месяцем в Политбюро потоком лились телеграммы с просьбами увеличить лимиты по первой категории (расстрелы) и лимиты по второй категории (высылка за пределы данной территории). Невозможность куда-нибудь выслать, — потому что высылали отовсюду, повела к расширению системы лагерей ГУЛага НКВД.
Естественно, в условиях репрессий было уже не до альтернативных выборов. Да никакой альтернативный (тогда говорили — «параллельный») кандидат и не посмел бы выставлять свою кандидатуру: местная тройка немедленно отправила бы его туда, где выборов не бывает.
Говоря о терроре, мы далеки от мысли обелять Сталина. И всё же инициатором вакханалии незаконных репрессий был не он — инициаторами были другие. Очевидно, что «всесильного диктатора Сталина» не существовало, что владычествовала элита. А потому трудно сказать, в обеление генерального секретаря, или в его очернение то, что с самого начала террора элиты против народа Сталин развернул террор против элиты: надо же ему было решить проблему замены кадров, раз уж альтернативные выборы — под вопросом! Уже без всяких формальностей, вроде решения пленума, узкое руководствосумело за три месяца вывести из состава ЦК, КПК и ЦРК шестнадцать первых секретарей; их почти сразу арестовали, а затем расстреляли.
Но первые секретари, остававшиеся пока на своих постах, уже вовсю разворачивали охоту не на бывших кулаков и бывших белых, а на советских работников, желая уничтожить любых крупных деятелей вокруг себя, способных сменить их на высоких постах в ходе выборов. Доходило до ситуаций анекдотических. Так, в июне первый секретарь ЦК КП(б)Уз Икрамов запросил у Политбюро разрешение репрессировать председателя Совнаркома Узбекистана Ходжаева за связь с националистическими и контрреволюционными террористами, и получил такое разрешение. В сентябре пленум ЦК КП(б)Уз исключил из партии самого Икрамова. Таких случаев было довольно много; судьба Икрамова и Ходжаева уникальна только тем, что они попали на одну скамью подсудимых и были расстреляны в один день.
Одновременность происходящего привела к тому, что оба процесса — репрессии против народа, и репрессии против элиты — выглядят как нечто единое, но их следует различать. Комиссии по реабилитации, созданные при Хрущёве, рассматривали их вкупе, называя «периодом сталинских беззаконий», — и это естественно, потому что комиссии работали в интересах той же самой элиты. Позже на те же позиции встало общество «Мемориал»…
Можно предположить, что чем ближе были выборы, тем очевиднее становилась для узкого руководстваневозможность их альтернативного характера: проведение выборов в том формате, в каком их задумывал Сталин, только породило бы новую волну репрессий. Юрий Жуков обнаружил в архивах уникальный документ: 11 октября 1937 года в шесть часов вечера накануне пленума ЦК (уже третьего за этот год) Молотов подписал окончательный отказ от сталинской идеи состязательных выборов. Взамен пленум утвердил безальтернативный принцип: «один кандидат — на одно вакантное место», правда, выдвинутый на общих с беспартийными собраниях. Зарождался «блок коммунистов и беспартийных», автоматически гарантирующий партократии большинство в Верховном Совете. Соответственно изменился избирательный бюллетень: в нём остался только один кандидат.
Таким образом, за два месяца до выборов элита уже победила: Конституция лишилась самого важного — смысла, и теперь могла называться сталинской только в качестве издёвки. Разумеется, Роберт Эйхе прошёл в этотВерховный Совет, и все первые лица элиты (из тех, кто остался к тому времени в живых и на воле) тоже прошли.
Была похоронена также идея создания новой Программы партии. Но репрессии продолжались! Видя, что им нет конца, в декабре 1937 года, в месяц выборов, Г. М. Маленков пишет Сталину записку, в которой указывает, что репрессии безосновательны, что они угрожают стране. Нужно немедленно их остановить. Он предложил это сделать с помощью закрытого письма ЦК. «Всесильный» (?) Сталин накладывает резолюцию: «Закрытое письмо не поможет. Нужно собирать Пленум».
1938, январь . — Пленум ЦК ВКП (б). 2–13 марта . — Судебный процесс по делу об антисоветском правотроцкистском блоке (Бухарин, Рыков, Розенгольц, Шарангович, Икрамов, Ходжаев, Крестинский, Раковский и другие). Большинство приговорены к расстрелу. 29 июля — 11 августа . — Бои у озера Хасан с японскими интервентами. 29–30 сентября . — Мюнхенский сговор: Великобритания и Франция разрешили Гитлеру захватить Судетскую область Чехословакии, направляя его военные амбиции на восток.
В январе 1938 года собрался пленум, на котором с основным докладом выступил Маленков. Называя поимённо первых секретарей, он говорил, что в областях и республиках исключены из партии тысячи человек, которых тут же арестовали: «Мы проверили и выяснили, что практически все невиновны». Далее он обвинил партократов в том, что они подписывают даже не списки людей, а цифры. В ответ первый секретарь ЦК КП(б)Аз Д. А. Багиров рассмеялся. Маленков открыто бросил обвинение первому секретарю Куйбышевского обкома партии П. П. Постышеву: вы пересажали весь партийный и советский аппарат области! На что Постышев отвечал в том духе, что арестовывал, арестовываю, и буду арестовывать, пока не уничтожу всех врагов и шпионов! Через два часа после этой полемики его вывели из состава кандидатов в члены Политбюро, в конце февраля арестовали, а через год приговорили к расстрелу. Разумеется, теперь он реабилитирован, ведь официально Постышев был расстрелян не за то, что в своей Куйбышевской области без суда и следствия казнил десятки тысяч людей, а «за участие в контрреволюционных антисоветских организациях».
Весной 1938-го был арестован и расстрелян Роберт Эйхе (реабилитирован; оказывается, невинно пострадал, бедняга). Репрессии Сталина крепко ударили именно по инициаторам террора — почти все они погибли (и сегодня все реабилитированы). Раз за разом на пленумах им предлагалось проголосовать за вывод из членов ЦК очередной партии арестованных товарищей — порой состав ЦК за несколько месяцев менялся на треть, — и они безропотно голосовали. Воля их была парализована страхом, который внушал им ими же созданный монстр террора. Никто не хотел попасть в расстрельные списки или лагеря ГУЛага, и все туда попадали.
В ГУЛаге, как и вообще в НКВД, тоже не обошлось без перегибов. Но где было взять кадры? Людей-то нет, а неподготовленные кадры начинают, вместо борьбы за высокие идеалы, по примеру вождей решать собственные задачи, органы вырождаются, и сами становятся опасными. За первые пятилетки кадры ОГПУ-НКВД-МВД-МГБ многократно «чистили», отправляя работничков туда же, куда они отправляли своих подопечных, но перекосы постоянно возникали вновь.
Но, опять же, вопреки общепринятому мнению ГУЛаг, как социальный институт, «лагерем смерти» не был. Смертность «на зоне» не слишком превышала смертность тех же возрастных категорий на воле: около 3 %; лишь в 1937–1938 она подскочила до 5,5 и 5,7 %, когда назначенный наркомом внутренних дел Н. И. Ежов приказал уменьшить рацион питания.
В таблице приведены данные по делам органов ВЧК-ОГПУ-НКВД за 1921–1940 годы.
За 1930–1939 годы было осуждено 2,8 млн. человек, из них 1,35 млн. — за два года борьбы Сталина с элитой, 1937 и 1938 (другие два страшных года, 1931 и 1932, пришлись на раскулачивание). К высшей мере за десятилетие приговорено 724,4 тыс. человек, а за 1937–1938 — 684,2 тысяч. Но следует учитывать, что примерно треть от общего числа осуждённых составляли уголовники, в том числе убийцы и грабители, а совсем не политические. Также надо иметь в виду, что не все приговоры приводили в исполнение. Например, с 15 июля 1939 по 20 апреля 1940 года за дезорганизацию лагерной жизни и производства был приговорён к высшей мере наказания 201 человек, однако потом части из них смертная казнь была заменена заключением на сроки от 10 до 15 лет. И это не единственный случай.
…23 ноября 1938 Ежов был вызван к Сталину, где ему предложили уйти с должности. Он, разумеется, требовал гарантий для себя лично. Тут же был написан проект постановления, который и звучит как гарантия: «Сохранить за т. Ежовым должности секретаря ЦК ВКП(б), председателя Комиссии партийного контроля и наркома водного транспорта». Сразу после этого Политбюро послало на места телеграммы с прямым требованием: немедленно прекратить репрессии и распустить тройки. Перехватив инициативу, сталинская группа уже в конце 1938 года добилась проведения судебных процессов над работниками НКВД: их обвинили в фальсификации и надуманности дел. Нарком юстиции потребовал от судов строго соблюдать процессуальные нормы, суды стали возвращать в НКВД дела на доследование, — резко увеличилось число оправдательных приговоров. В 1939 году была проведена массовая реабилитация (освобождено 837 тыс. человек, в том числе 13 тыс. офицеров, которых восстановили в армии). Так Сталину удалось остановить большой террор.
В 1939 году было репрессировано в 9 раз меньше людей, чем в 1938-м, а расстреляно — в 150 раз меньше. Однако не забудем об уголовниках, а также о действительных врагах режима, шпионах и прочих неприятных личностях. Они — были, никуда не денешься.
…Ограничить власть партии, уравнять её с Советами — несбыточная мечта Сталина. Когда в январе 1944 года проводили единственную за всю войну сессию Верховного Совета, перед сессией собрался пленум, а накануне — заседание Политбюро. На это заседание был вынесен проект решения для Пленума: «Об улучшении государственных органов на местах». Написан он был Молотовым и Маленковым, прочитан Сталиным. В проекте говорилось, что партийные органы всем руководят, но ни за что не отвечают, и что такого положения больше допускать нельзя. В ведении партии следует оставить две функции: идеологическую работу и участие в подборе кадров. Во все остальные сферы партия не должна вмешиваться. И этот проект не прошёл даже через Политбюро! Свою идею народовластия Сталин пытался реализовать и после войны, но уже не успел…
Госстроительство, армия, война
Равными выборы не были ни при Николае II, ни в Советском Союзе «досталинского» периода — у рабочих квота была в пять раз выше, чем у крестьян. А многие категории граждан: кулаки, священнослужители, бывшие помещики, жандармы и генералы вообще были лишены избирательных прав. По новой Конституции избирательные права возвращались всем, что затрагивало интересы более двух миллионов человек; выборы становились равными и прямыми. И чтобы обеспечить права людей, по предложению Генерального прокурора СССР А. Я. Вышинского Политбюро утвердило решение о снятии судимостей с колхозников, осуждённых за мелкие хищения, и в итоге из мест заключения вернулось около миллиона человек. Одновременно резко снизилось давление карательной машины: в первой половине 1936 года в РСФСР количество осуждённых было вдвое меньшим, чем в первой половине 1933 года. А в Белоруссии вчетверо.
Самое главное изменение — введение нормы, которая позволила бы при выборах в Верховный Совет выдвигаться на одно место нескольким кандидатам. В этом случае первый секретарь обкома вынужден был бы конкурировать как минимум с одним-двумя противниками. А поскольку к середине 1930-х годов секретари в своих областях наворочали уже немало дел, с большой вероятностью могли победить их конкуренты. Само собой, проигравших выборы партработников пришлось бы освобождать как «утративших связь с массами». Ну, а если секретарь достоин, и его выбрали — что ж, молодец.
И таким образом демократично и бескровно, без всякого террора была бы решена проблема замены на своих постах членов широкого руководства, элиты, мешавшей достижению цели Сталина: геополитического позиционирования СССР как мощной индустриальной страны, великой мировой державы.
Это был вопрос подбора кадров, — Сталина часто обвиняют, что он всюду «расставлял своих людей», имея в виду, что целью такого «расставления» было укрепление его личной власти, а потому это было деянием антидемократическим. Но давайте посмотрим на интересы страны. Чтобы создать достойную, современную экономику, которая обеспечила бы военный паритет с европейскими державами, требовалось вложение труда громадного количества людей. Их, в общем, хватило бы, даже несмотря на недостаток квалифицированных кадров, — но в силу наших геоклиматических особенностей люди эти были расселены на слишком большой территории, разделённой на регионы.
И в каждом регионе сидел свой «князь», которому интересы страны как целого были глубоко чужды.
Ну, зачем, спрашивается, уральскому руководителю нужна Магнитка? Она нужна стране в целом, а местному вождю, поскольку он тихо и спокойно живёт со своего региона, совершенно не нужна. Одна головная боль от неё. Даже сегодня, если в нашей общей экономической системе рассматривать каждый кусок отдельно, само его существование, а тем более возникновение, кажется чем-то безумным. Сейчас регионам и «местам» сказали: живите сами. А как?! Построили в 1930-х на диком севере, где кроме трёх охотников сроду никто не жил, громадное градообразующее предприятие, никелевый гигант. И город в придачу; двести тысяч народу. Региону продукция гиганта вообще не нужна, одни убытки. Зачем строили?
У Сталина была цель! Никель и алюминий нужны, если есть производство самолётов. Он, управляя большим многоэтническим государством, с регионами разной экономической развитости, создавал конгломерат с единым народом, который производит всё, что нужно для страны, который живёт единой целью. Но между Сталиным и народом засела региональная партэлита, которую ни обойти, ни объехать.
Сейчас, когда цель потеряна, одни проблемы: самолётов уже почти не строим, и алюминий надо куда-то продать. Государство, устранившись от народа, говорит: «Продайте, куда хотите. А мы тут пока установим таможенные пошлины и прочие платежи…» То есть, построенное Сталиным (из того, что пока ещё не до конца развалили) встраивается в чужие экономики.
…Впервые о решающем дополнении к проекту новой Конституции Сталин публично сообщил в интервью, которое 1 марта 1936 года дал руководителю американского газетного объединения «Скриппс-Говард ньюспейперс». Он, в частности, сказал: «…Избирательные списки на выборах будет выставлять не только коммунистическая партия, но и всевозможные общественные беспартийные организации», и далее сформулировал свой замысел, до того момента скрываемый от большинства членов ЦК: «Всеобщие, равные, прямые и тайные выборы в СССР будут хлыстом в руках населения против плохо работающих органов власти». Это было напечатано 5 марта 1936 года во всех газетах, начиная с «Правды».
Предполагалось, что одновременно с Конституцией будет принят новый избирательный Закон, в котором прописана процедура выборов из нескольких кандидатов, и сразу же начнётся выдвижение кандидатов в Верховный Совет, выборы в который намечалось провести в тот же год. По сталинскому проекту, право выдвигать своих кандидатов наряду с партийными организациями предоставлялось практически всем общественным организациям страны: профсоюзам, кооперативам, молодёжным организациям, культурным обществам, религиозным общинам (!); рабочие и служащие какого-либо завода могли бы выдвинуть своего кандидата, а колхозники — ещё одного. Но прошёл бы только один. В уже утверждённых образцах избирательных бюллетеней так и было написано: оставить ОДНОГО кандидата, остальных вычеркнуть.
Но Сталин поторопился со своим интервью: слишком рано раскрыв карты, он дал влиятельным партбонзам возможность подготовиться. И они сделали сильный ход: Конституцию утвердили (5 декабря 1936 года), ибо спорить с её положениями было просто невозможно, а принятие избирательного закона отнесли на год, и выборы в Верховный Совет автоматически перенеслись тоже на год.
1937, 23–30 января . — Судебный процесс по делу о так называемом антисоветском троцкистском центре: Пятаков, Радек, Сокольников, Серебряков и другие; максимальное наказание — десять лет заключения. Обратим внимание на мягкую линию узкого руководства: никаких расстрелов… Ещё и в начале 1937 года «за политическую близорукость» и прочие «ошибки» первым секретарям всего лишь объявляли выговоры или просто «указывали», участникам же заговоров давали сроки заключения, но отнюдь не «вышку»… По настоянию прокурора СССР А. Я. Вышинского происходит реабилитация инженеров и техников угольной промышленности, проходивших по «делу о Промпартии»; им возвращают ордена, звания, избирательные права. Суд по делу М. Н. Тухачевского. Июнь . — Пленум ЦК без поправок утверждает новый избирательный Закон с альтернативными кандидатами.
Вплоть до июньского пленума 1937-го оставалась надежда, что выборы пройдут на альтернативной основе; и на самом июньском пленуме широкое руководство с законом о выборах формальносогласилось. Но чтобы решение пленума стало законом, практически те же люди, что голосовали за него на пленуме, должны были проголосовать за него же на сессии ЦИК СССР. А потом им же (первым секретарям обкомов и крайкомов) предстояло бороться на выборах с альтернативными кандидатами от народа!
Как члены партии, в основу идеологии которой был положен интерес трудящихся, они не могли не голосовать за такую Конституцию и за такой закон о выборах. Но как представители властной элиты — и как просто люди с амбициями, наконец, — они желали защитить и свой корпоративный, и свой личный интерес. А потому за своё согласие утвердить закон на сессии ЦИК элита, прикрываясь революционной фразеологией, потребовала права «почистить» свою территорию от «вредных элементов», чтобы контрреволюционеры не могли бы участвовать в альтернативных выборах.
За день до закрытия пленума Роберт Эйхе, секретарь Западно-Сибирского крайкома, влиятельный партработник, который за несколько лет до этого во время хлебозаготовок обрушивал на деревню страшные репрессии, подал в Политбюро записку, в которой сообщалось, что в его крае чекисты вскрыли антисоветскую повстанческую кулацкую организацию. И в преддверие выборов, назначенных на декабрь, надо бы всех антисоветчиков арестовать и осудить. Для ускорения процесса он просил, чтобы ему позволили организовать тройку, уже опробованную против крестьян — с правом принимать оперативные решения о высылке антисоветских элементов и вынесении смертных приговоров наиболее опасным из числа этих лиц. Он сам возглавит её, плюс прокурор и областной начальник НКВД.
Юрий Жуков, проделав большую исследовательскую работу, доказывает, что Эйхе действовал не только от себя, а выражал требования значительной группы первых секретарей. Заслуживает внимания и такой факт: судя по журналу посещений, в ходе пленума в кабинете Сталина в один день побывало пять первых секретарей, на другой день ещё четверо, хотя обычно секретари довольно редко бывали у генсека. О чём шла речь во время этих встреч, конечно, никто уже не узнает; все посетители вскоре погибли. Скорее всего, они поддержали инициативу Эйхе, превратив её в ультиматум: либо Сталин принимает их предложение, либо — никаких альтернативных выборов.
Большинства в ЦК Сталин не имел, и был вынужден принять ультиматум. Вполне могли прозвучать намёки, — или Сталин сам понял, — что, если его группа пойдёт наперекор большинству, она будет немедленно, прямо на этом пленуме отстранена от власти.
Сталин не мог сказать «да» — это было бы против его планов. Но в таких условиях он и не мог сказать «нет». Он предложил оставить этот вопрос на решение именно большинства партийных руководителей — потому что ЦК, это ещё не большинство. А именно: запросить мнение первых секретарей всехобластей, краёв и республик. Нам кажется важным подчеркнуть, что партийным лидерам никто ничего не навязывал, ЦК им предложил, в соответствии с решением пленума, сообщить: нужны или нет тройки, кто в них войдёт, кого и скольконамерены репрессировать.
Сталин определил срок: пять дней на то, чтобы прислать телеграммы с ответом. Возможно, он надеялся, что региональные секретари не успеют или одумаются? В срок никто не уложился; телеграммы шли целый месяц. Секретари всехрегионов просили права создать тройки, сразу же указывая, сколько людей собираются выслать, а сколько расстрелять. Первыми прислали телеграммы шестеро из девяти секретарей, побывавших на приёме у Сталина.
Роберт Эйхе попросил квоту на расстрел 10,8 тысячи человек. Сколько он собирался выслать, не уточнил. Товарищ Н. С. Хрущёв, бывший в то время первым секретарём обкома партии Московской области, просил разрешения: «к расстрелу: кулаков — 2 тысячи, уголовников — 6,5 тысячи, к высылке: кулаков — 5869, уголовников — 26 936». Откуда в Московской области в середине 1937 года, когда борьба с кулачеством давно уже канула в Лету, вдруг объявилась такая прорва кулаков и уголовников? Судя по численности, это те самые крестьяне, с которых совсем недавно, всего только год с небольшим назад, Сталин и Вышинский сняли судимости, и которым вернули избирательные права. Кулаки так и проходили по делам как кулаки, а уголовники — это отбывшие наказание по закону «о трёх колосках».
7 июля состоялась сессия ЦИК СССР. «Разоблачение, выкорчёвывание и разгром всех врагов народа являются важнейшим условием успешного проведения выборов в советы, осуществления сталинской конституции и дальнейшего победоносного продвижения нашей страны к коммунизму», — заявил Н. С. Хрущёв, зачитывая резолюцию московского актива. Столь же агрессивной оказалась резолюция ленинградского партактива. Кажется, один только А. Я. Яковлев, член группы, создававшей проект Конституции, говорил о правах народа, да ещё А. Я. Вышинский напомнил, что стабильность закона требует единообразия и единого понимания законности, сделав явный выпад против создания троек под эгидой НКВД.
На третий день работы сессия ЦИК СССР принял решение об альтернативных выборах, и в тот же день было положено начало репрессиям, превратившим это решение в фарс: 10 июля 1937 года Политбюро утвердило первые двенадцать заявок на создание троек. Московская, Куйбышевская, Сталинградская области, Дальневосточный край, Дагестан, Азербайджан, Таджикистан и Белоруссия намеревались подвергнуть репрессиям сто тысяч человек, причём половина приходилась на Московскую область. В образованную здесь тройку вошёл, как положено, первый секретарь обкома партии Н. С. Хрущёв, а рядом с его фамилией и подписью всегда присутствует фамилия и подпись Реденса — начальника управления НКВД по Московской области, родственника Н. Аллилуевой, второй жены Сталина. Сегодня Реденс — в списках жертв сталинского произвола…
А телеграммы продолжали поступать. Больше чем по пять тысяч человек намеревались репрессировать семеро местных лидеров: А. Икрамов (Узбекистан), К. М. Сергеев (Ставрополье), П. П. Постышев (Куйбышевская обл.), Ю. М. Каганович (брат Л. М. Кагановича, Горьковская обл.), И. М. Варейкис (Дальневосточный край), Л. И. Мирзоян (Казахстан), К. В. Рындин (Челябинская обл.). Справедливости ради надо заметить, что были и сравнительно скромные запросы. Так, армяне находили нужным расстрелять 500 человек, Удмуртская ССР — 63, а Молдавская ССР, бывшая в то время в пределах сегодняшнего Приднестровья, — 11 человек.
Глава НКВД Н. И. Ежов округлил цифры и отправил обратно на места. После того как он приложил руку, в Молдавии следовало расстрелять уже 200 человек, зато Эйхе, Хрущёву и другим квоты уменьшили наполовину. В результате итоговая цифра тоже уменьшилась почти наполовину. «Кровавый карлик» Ежов летом 1937 года оказался более мягким человеком, чем великий демократ Хрущёв и в целом среднее партийное руководство!
Если до этого пленума в стране было около 8–10 тысяч политзаключённых, то вскоре после его завершения их число перевалило за полмиллиона. А уж когда структура террора создана, она сама остановиться не может, в соответствии с законами эволюции. Террор нарастал, как лавина; начали поступать «сигналы» о врагах народа от рядовых партийцев и даже беспартийных (так называемое «стукачество»). Месяц за месяцем в Политбюро потоком лились телеграммы с просьбами увеличить лимиты по первой категории (расстрелы) и лимиты по второй категории (высылка за пределы данной территории). Невозможность куда-нибудь выслать, — потому что высылали отовсюду, повела к расширению системы лагерей ГУЛага НКВД.
Естественно, в условиях репрессий было уже не до альтернативных выборов. Да никакой альтернативный (тогда говорили — «параллельный») кандидат и не посмел бы выставлять свою кандидатуру: местная тройка немедленно отправила бы его туда, где выборов не бывает.
Говоря о терроре, мы далеки от мысли обелять Сталина. И всё же инициатором вакханалии незаконных репрессий был не он — инициаторами были другие. Очевидно, что «всесильного диктатора Сталина» не существовало, что владычествовала элита. А потому трудно сказать, в обеление генерального секретаря, или в его очернение то, что с самого начала террора элиты против народа Сталин развернул террор против элиты: надо же ему было решить проблему замены кадров, раз уж альтернативные выборы — под вопросом! Уже без всяких формальностей, вроде решения пленума, узкое руководствосумело за три месяца вывести из состава ЦК, КПК и ЦРК шестнадцать первых секретарей; их почти сразу арестовали, а затем расстреляли.
Но первые секретари, остававшиеся пока на своих постах, уже вовсю разворачивали охоту не на бывших кулаков и бывших белых, а на советских работников, желая уничтожить любых крупных деятелей вокруг себя, способных сменить их на высоких постах в ходе выборов. Доходило до ситуаций анекдотических. Так, в июне первый секретарь ЦК КП(б)Уз Икрамов запросил у Политбюро разрешение репрессировать председателя Совнаркома Узбекистана Ходжаева за связь с националистическими и контрреволюционными террористами, и получил такое разрешение. В сентябре пленум ЦК КП(б)Уз исключил из партии самого Икрамова. Таких случаев было довольно много; судьба Икрамова и Ходжаева уникальна только тем, что они попали на одну скамью подсудимых и были расстреляны в один день.
Одновременность происходящего привела к тому, что оба процесса — репрессии против народа, и репрессии против элиты — выглядят как нечто единое, но их следует различать. Комиссии по реабилитации, созданные при Хрущёве, рассматривали их вкупе, называя «периодом сталинских беззаконий», — и это естественно, потому что комиссии работали в интересах той же самой элиты. Позже на те же позиции встало общество «Мемориал»…
Можно предположить, что чем ближе были выборы, тем очевиднее становилась для узкого руководстваневозможность их альтернативного характера: проведение выборов в том формате, в каком их задумывал Сталин, только породило бы новую волну репрессий. Юрий Жуков обнаружил в архивах уникальный документ: 11 октября 1937 года в шесть часов вечера накануне пленума ЦК (уже третьего за этот год) Молотов подписал окончательный отказ от сталинской идеи состязательных выборов. Взамен пленум утвердил безальтернативный принцип: «один кандидат — на одно вакантное место», правда, выдвинутый на общих с беспартийными собраниях. Зарождался «блок коммунистов и беспартийных», автоматически гарантирующий партократии большинство в Верховном Совете. Соответственно изменился избирательный бюллетень: в нём остался только один кандидат.
Таким образом, за два месяца до выборов элита уже победила: Конституция лишилась самого важного — смысла, и теперь могла называться сталинской только в качестве издёвки. Разумеется, Роберт Эйхе прошёл в этотВерховный Совет, и все первые лица элиты (из тех, кто остался к тому времени в живых и на воле) тоже прошли.
Была похоронена также идея создания новой Программы партии. Но репрессии продолжались! Видя, что им нет конца, в декабре 1937 года, в месяц выборов, Г. М. Маленков пишет Сталину записку, в которой указывает, что репрессии безосновательны, что они угрожают стране. Нужно немедленно их остановить. Он предложил это сделать с помощью закрытого письма ЦК. «Всесильный» (?) Сталин накладывает резолюцию: «Закрытое письмо не поможет. Нужно собирать Пленум».
1938, январь . — Пленум ЦК ВКП (б). 2–13 марта . — Судебный процесс по делу об антисоветском правотроцкистском блоке (Бухарин, Рыков, Розенгольц, Шарангович, Икрамов, Ходжаев, Крестинский, Раковский и другие). Большинство приговорены к расстрелу. 29 июля — 11 августа . — Бои у озера Хасан с японскими интервентами. 29–30 сентября . — Мюнхенский сговор: Великобритания и Франция разрешили Гитлеру захватить Судетскую область Чехословакии, направляя его военные амбиции на восток.
В январе 1938 года собрался пленум, на котором с основным докладом выступил Маленков. Называя поимённо первых секретарей, он говорил, что в областях и республиках исключены из партии тысячи человек, которых тут же арестовали: «Мы проверили и выяснили, что практически все невиновны». Далее он обвинил партократов в том, что они подписывают даже не списки людей, а цифры. В ответ первый секретарь ЦК КП(б)Аз Д. А. Багиров рассмеялся. Маленков открыто бросил обвинение первому секретарю Куйбышевского обкома партии П. П. Постышеву: вы пересажали весь партийный и советский аппарат области! На что Постышев отвечал в том духе, что арестовывал, арестовываю, и буду арестовывать, пока не уничтожу всех врагов и шпионов! Через два часа после этой полемики его вывели из состава кандидатов в члены Политбюро, в конце февраля арестовали, а через год приговорили к расстрелу. Разумеется, теперь он реабилитирован, ведь официально Постышев был расстрелян не за то, что в своей Куйбышевской области без суда и следствия казнил десятки тысяч людей, а «за участие в контрреволюционных антисоветских организациях».
Весной 1938-го был арестован и расстрелян Роберт Эйхе (реабилитирован; оказывается, невинно пострадал, бедняга). Репрессии Сталина крепко ударили именно по инициаторам террора — почти все они погибли (и сегодня все реабилитированы). Раз за разом на пленумах им предлагалось проголосовать за вывод из членов ЦК очередной партии арестованных товарищей — порой состав ЦК за несколько месяцев менялся на треть, — и они безропотно голосовали. Воля их была парализована страхом, который внушал им ими же созданный монстр террора. Никто не хотел попасть в расстрельные списки или лагеря ГУЛага, и все туда попадали.
В ГУЛаге, как и вообще в НКВД, тоже не обошлось без перегибов. Но где было взять кадры? Людей-то нет, а неподготовленные кадры начинают, вместо борьбы за высокие идеалы, по примеру вождей решать собственные задачи, органы вырождаются, и сами становятся опасными. За первые пятилетки кадры ОГПУ-НКВД-МВД-МГБ многократно «чистили», отправляя работничков туда же, куда они отправляли своих подопечных, но перекосы постоянно возникали вновь.
Но, опять же, вопреки общепринятому мнению ГУЛаг, как социальный институт, «лагерем смерти» не был. Смертность «на зоне» не слишком превышала смертность тех же возрастных категорий на воле: около 3 %; лишь в 1937–1938 она подскочила до 5,5 и 5,7 %, когда назначенный наркомом внутренних дел Н. И. Ежов приказал уменьшить рацион питания.
В таблице приведены данные по делам органов ВЧК-ОГПУ-НКВД за 1921–1940 годы.
За 1930–1939 годы было осуждено 2,8 млн. человек, из них 1,35 млн. — за два года борьбы Сталина с элитой, 1937 и 1938 (другие два страшных года, 1931 и 1932, пришлись на раскулачивание). К высшей мере за десятилетие приговорено 724,4 тыс. человек, а за 1937–1938 — 684,2 тысяч. Но следует учитывать, что примерно треть от общего числа осуждённых составляли уголовники, в том числе убийцы и грабители, а совсем не политические. Также надо иметь в виду, что не все приговоры приводили в исполнение. Например, с 15 июля 1939 по 20 апреля 1940 года за дезорганизацию лагерной жизни и производства был приговорён к высшей мере наказания 201 человек, однако потом части из них смертная казнь была заменена заключением на сроки от 10 до 15 лет. И это не единственный случай.
…23 ноября 1938 Ежов был вызван к Сталину, где ему предложили уйти с должности. Он, разумеется, требовал гарантий для себя лично. Тут же был написан проект постановления, который и звучит как гарантия: «Сохранить за т. Ежовым должности секретаря ЦК ВКП(б), председателя Комиссии партийного контроля и наркома водного транспорта». Сразу после этого Политбюро послало на места телеграммы с прямым требованием: немедленно прекратить репрессии и распустить тройки. Перехватив инициативу, сталинская группа уже в конце 1938 года добилась проведения судебных процессов над работниками НКВД: их обвинили в фальсификации и надуманности дел. Нарком юстиции потребовал от судов строго соблюдать процессуальные нормы, суды стали возвращать в НКВД дела на доследование, — резко увеличилось число оправдательных приговоров. В 1939 году была проведена массовая реабилитация (освобождено 837 тыс. человек, в том числе 13 тыс. офицеров, которых восстановили в армии). Так Сталину удалось остановить большой террор.
В 1939 году было репрессировано в 9 раз меньше людей, чем в 1938-м, а расстреляно — в 150 раз меньше. Однако не забудем об уголовниках, а также о действительных врагах режима, шпионах и прочих неприятных личностях. Они — были, никуда не денешься.
…Ограничить власть партии, уравнять её с Советами — несбыточная мечта Сталина. Когда в январе 1944 года проводили единственную за всю войну сессию Верховного Совета, перед сессией собрался пленум, а накануне — заседание Политбюро. На это заседание был вынесен проект решения для Пленума: «Об улучшении государственных органов на местах». Написан он был Молотовым и Маленковым, прочитан Сталиным. В проекте говорилось, что партийные органы всем руководят, но ни за что не отвечают, и что такого положения больше допускать нельзя. В ведении партии следует оставить две функции: идеологическую работу и участие в подборе кадров. Во все остальные сферы партия не должна вмешиваться. И этот проект не прошёл даже через Политбюро! Свою идею народовластия Сталин пытался реализовать и после войны, но уже не успел…
Госстроительство, армия, война
Конституция провозгласила победу социализма в СССР, и в качестве одного из аргументов назвала ликвидацию эксплуататорских классов и эксплуатации в нашей стране. Это вопрос не очень простой.
Действительно, после Октября и свёртывания новой экономической политики эксплуататорские классы в Советском Союзе были ликвидированы. Однако восстановление экономических отношений со странами Запада означало восстановление прежней системы зависимости нашей страны от иностранного капитала, что, прежде всего, было связано с действием «ножниц цен» на мировом рынке. В результате наша страна теряла часть создаваемого ею национального дохода на экспорте своих товаров, и переплачивала на импорте заграничных. Что это, если не эксплуатация?
Действительно, после Октября и свёртывания новой экономической политики эксплуататорские классы в Советском Союзе были ликвидированы. Однако восстановление экономических отношений со странами Запада означало восстановление прежней системы зависимости нашей страны от иностранного капитала, что, прежде всего, было связано с действием «ножниц цен» на мировом рынке. В результате наша страна теряла часть создаваемого ею национального дохода на экспорте своих товаров, и переплачивала на импорте заграничных. Что это, если не эксплуатация?