Страница:
— Этот голос, — сказал Сендзин, указывая пальцем на динамики, — ты не можешь его выключить?
— Я не слышу никакого голоса, только твой... и мой, — ответила она.
«ВЛАСТЬ ВЕЧНОСТИ РАСТЕТ, ОСВОБОЖДЕННАЯ ОТ ОКОВ ВРЕМЕНИ».
Сендзин оставил ее на минуту, подошел к каждому из динамиков и вырвал провода.
«ГОЛОСА СВЕТА РАЗНОСЯТСЯ ДАЛЕКО ВОКРУГ. РУКИ ЗВУКОВ КАСАЮТСЯ ТВОЕЙ ПЛОТИ».
Голос Николаса не замолчал. Казалось, он рождается из стен, из потолка. Будто он является живым существом, живущим в этой комнате.
— Что это у тебя такое, — повернулась к нему Жюстина, — в глазах?
Сендзин опять коснулся ее. — Где изумруды, которые спрятал твои муж? — Он спросил это тем же тоном, которым попросил продавца в хозяйственном магазине принести аэрозоль фреона и другие нужные ему вещи.
— Запечатаны в коробке, — ответила Жюстина.
— Что он сделал с коробкой, Жюстина? Зарыл ее? — спросил Сендзин, сокращая расстояние между ними.
— Нет. Он отправил по почте.
— Куда?
Она наморщила лоб. — Я не знаю. Я...
— Нет, ты ЗНАЕШЬ, — убеждал ее Сендзин. — Ты видела адрес.
— Нет. Не видела. Я...
— Думай!
Она подскочила от его крика, как от удара током.
«И ТЕПЕРЬ ДУХ ВОШЕЛ В ТЕБЯ...»
— Ты знаешь, Жюстина!
— Да, — ответила она, как машина. — Думаю, что знаю. У моего мужа есть старый, верный друг. Льюис Кроукер. Лью живет на острове Марко, во Флориде. У него есть лодка. Он...
Позвонки на шее Сендзина даже хрустнули: так резко он повернул голову на какой-то новый звук. «ВЛАСТЬ ВЕЧНОСТИ РАСТЕТ, ОСВОБОЖДЕННАЯ ОТ ОКОВ ВРЕМЕНИ...»
Этот звук донесся сверху. Кто-то есть наверху. Значит, его проникновение сюда обнаружено.
Подушечками пальцев Сендзин закрыл Жюстине глаза и уложил ее назад на кушетку. Быстро пересек комнату, отодвинул сначала одну штору, потом — другую. Окон не было. За портьерами висели картины, изображающие сельские пейзажи.
Сендзин повернулся, пошел по направлению к двери и дальше — в холл. Куда бы он ни повернулся, всюду он натыкался на безликую, черную стену. Николас!
Он побежал вниз по ступенькам. И, врезавшись во тьму, остановился, исследуя пространство все расширяющимися кругами. Он не обращал внимания на звуки, которые он один мог расслышать, — звуки шагов по лестнице над ним. То спускается Николас, но сейчас главное — освоиться на месте. Он очень хотел встретиться с Николасом для решительного боя, но предпочел бы, чтобы сражение произошло хотя бы на нейтральной территории.
Сендзин нашарил рукой выключатель, нажал. Он увидел себя окруженным собственными отражениями. Потом к ним прибавились отражения Николаса.
«И ТЕПЕРЬ ДУХ ВОШЕЛ В ТЕБЯ, ДУХ ПЕЧАЛИ».
Вокруг него стояло пять Николасов, нет — шесть. Сендзин совсем растерялся. Он тщетно пытался нащупать сознание Николаса, а это значило, что он не мог отличить подлинного Николаса от его отражения.
Он повернулся, и Николас тоже повернулся. Или это отражение Николаса? Есть только один способ разобраться в этом.
«И ТЫ, СКЛОНИВШИСЬ ПЕРЕД СУДОМ НЕБА, ОПУСКАЕШЬСЯ НА ЗЕМЛЮ».
Сендзин пригнулся. Взмахнул рукой раз, другой, третий. Стекло со звоном осыпалось на пол, когда одна за другой летающие звезды вырывались у него из руки и вонзались — но не в грудь Николасу, а в его отражения. Так он долго одно за другим разбивал все зеркала.
Теперь остался только один Николас. И только один Сендзин.
— Вот он я, — сказал Николас голосом, которым он бесконечными повторениями литании только что собирал энергию на мембране кокоро. — Ты не меня ли ищешь?
Сендзин бросился вперед — и влетел в зеркало. Тысячи осколков света осыпались на пол водопадом звуков и образов. Затем он почувствовал, что его разворачивают вокруг собственной оси. Руки Тандзяна.
«РУКИ ЗВУКОВ КАСАЮТСЯ ТВОЕЙ ПЛОТИ».
Так вот в чем состояла стратегия Николаса! Сотрясения мембраны кокоро нельзя игнорировать, никогда. Записанную на пленку литанию он воспринял как отвлекающий маневр, но в голосе на пленке такая же сила, как если бы Николас говорил «живьем». Мембрана кокоро отвечала на повторяющиеся слова молитвы. Этого добился Николас своей записью, ну, а Сендзин получил то, что хотел: место, где хранятся остальные изумруды.
«ВОТ СУД НЕБЕС...»
В атакующей позе «змеи» Сендзин нанес удар с колена, известный как «поднимающееся облако». Усилие концентрируется в нижней части спины, в месте, противоположном нижней части живота, — это самая важная энергетическая точка тела. Когда находишься в нижней стойке, ноги и бедра бесполезны, и поэтому полагаться приходится на торс.
Использование «поднимающегося облака» из позиции стоя застало Николаса врасплох. Сендзин почувствовал мгновенную заминку противника и обрушил на него серию ударов, используя локти, костяшки пальцев и ребро ладони.
Николас отступил, и Сендзин перехватил инициативу, нанес несколько сильных ударов в нервные узлы предплечий Николаса. Он не собирался быстро убивать противника, хотя считал, что мог бы это сделать, если бы захотел. Медленная смерть, смерть по частям: сначала друзей, потом жены, и только потом — его собственная, — вот что было целью Сендзина.
Однако инициатива была скоро упущена Сендзином: двумя молниеносными ударами Николас отбил атаку приемом, известным как «встречный ветер», — им он и атаку отбил, и прорвал оборону противника.
Николас опустил руки, и Сендзин тотчас же сделал то же самое, усвоив еще со школы правило следовать взглядом за руками противника — не за движением плеча или взглядом, которые могут быть обманными. Там, где руки, там и главная линия атаки.
Их руки соприкоснулись, и руки Николаса оказались сверху. Сендзин, естественно, с презрением отбросил их в сторону. И только он сделал это, как руки Николаса, соединившись, ударили в незащищенную грудь Сендзина, отшвырнув того к стене. Он ударился головой о то место, где еще держался последний осколок зеркала, — и острый край порезал ему лицо. Сендзин дернул головой в сторону, и Николас нанес ему еще один сильный удар в грудь, снова бросив противника на осколок зеркала. Сендзин опять порезался.
Не давая ему опомниться, Николас ударил снова, но Сендзин не обращал внимания на боль. Искры вспыхнули у него перед глазами, и он с трудом дышал. Ему нужно было хоть чуточку времени, чтобы обуздать боль и остановить кровотечение. Вернуть своему сознанию сосредоточенность, необходимое для использования Тао-Тао.
Он извернулся, подставив Николасу левое плечо, и, когда тот атаковал его, внезапно поднырнул под его руки и ударил коленом в нижнюю часть живота. Николас упал на колени, и Сендзин, воспользовавшись этим, перелетел через него и помчался вверх по лестнице, туда, где лежала Жюстина, опутанная магией Тао-Тао. Ею можно воспользоваться как живым щитом против нападения Николаса. «...Я НАКЛАДЫВАЮ НА ТЕБЯ ЖЕЛЕЗНЫЕ ЦЕПИ»
— Я хочу поговорить с этим парнем, с Негодяем. У него есть ключ, но я сомневаюсь, что он об этом подозревает.
Томи кивнула, соглашаясь. Она провела Нанги в комнату для допросов в здании полиции. Прошло уже три дня с тех пор, как Икуза напал на Киллан Ороши в гостиничном номере, но она все еще опасалась за жизнь своего друга. Хотя Икуза и мертв, но кто знает, сколько людей он вовлек в свою операцию. Нанги, в свою очередь, все эти дни был занят на переговорах с «Нами» по поводу судьбы «Сато» и «Томкин». Борьба шла не шуточная, а вполне «монументальная», как он сам говорил.
— Все, что вы просили, вы найдете там, — сказала она Нанги, а сама пошла за Негодяем.
Томи никак не могла отделаться от преследовавших ее образов Киллан Ороши и Икузы. Когда она врывалась в комнату гостиницы, больше всего она беспокоилась о своем друге. Она бы никогда не разрешила ему ехать туда вместе с ней, но Негодяй чувствовал свою ответственность за жизнь Киллан. Ему не удалось тогда утащить ее с собой в полицию: она не могла преодолеть своей антипатии к Томи. Киллан отказалась идти вместе с ним с повинной — и с кассетой.
Бедняга Киллан. Ее залитое кровью лицо, ее дикий крик до сих пор не давал покоя Томи. Сегодня она решила рассказать Негодяю все, что знала о Киллан.
Вид у него был по-прежнему бледный и испуганный, когда Томи пришла за ним.
— Она умерла? Так и не оправилась после того, как Икуза ее...
— Он, конечно, пытался... — ответила Томи, давая знак охраннику открыть дверь камеры.
Негодяй вышел в коридор, щурясь от яркого света.
— Ты хочешь сказать, она жива? Киллан жива?
— Жива.
Дверь камеры закрылась за его спиной со стуком, и он вздрогнул. Потом нервно рассмеялся. Вид у него был ужасный: как у отпетого наркомана или приговоренного к смерти преступника.
— Здесь очень быстро теряешь ощущение перспективы, — сказал он, когда они шли по гулкому коридору. — Я знаю, что ты посадила меня сюда для моей же собственной безопасности. Но когда я думаю о глупостях, которые совершил, я очень просто могу вообразить себя засевшим здесь всерьез. — Он сглотнул застрявший в горле комок. — Что со мной будет, Томи?
— Это будет зависеть от некоторых фактов, — ответила Томи и, увидев его горестное выражение лица, сжалилась и притронулась к его руке: — Да ты не мучайся так. По-моему, ты никаких законов особо не нарушил.
— Но морально...
— Мораль — это другое дело, — оборвала его Томи. — Полиция не может арестовать людей из-за этого.
Негодяй глубоко вздохнул, провел рукой по своим всклокоченным платиновым волосам.
— А что ты имела в виду, когда сказала, что это зависит от некоторых факторов?
— Тут есть один человек, который хотел бы поговорить с тобой. Его зовут Тандзан Нанги. Ты слышал о нем, — сказала она, по-особому сжав губы, произнося последние слова. Конечно, Негодяй слышал о Тандзане Нанги. Это на компьютерной системе фирмы Нанги он впервые испытал свой вирус ИУТИР. — Я думаю, что именно от Нанги будет зависеть, как сложится твоя дальнейшая судьба.
Негодяй застонал, опустив голову.
Томи ввела своего друга в комнату для допросов. Нанги выключил магнитофон, повернулся, чтобы посмотреть на Сендзи Кикоко.
— Я только что прослушал всю запись, — сообщил он, отодвигая магнитофон в сторону и придвигая к себе лакированный поднос, на котором стояли три фарфоровых чашки и лежала палочка тростника. Нанги взял в руки тростник. — Я заварил зеленый чай. Сидеть в тюрьме по какой угодно причине — малоприятное занятие. — Его руки ловко двигались, сбивая воду и чайные листья в бледно-зеленый бульон и одновременно вращая чашку. Он пододвинул одну чашку Негодяю. — Угощайтесь, Кикоко-сан, — любезно предложил Нанги. — Выпейте. Расслабьтесь. Нам с вами надо многое обсудить.
СЕСТРА, ГДЕ ТЫ? КУДА ТЫ ЗАПРОПАЛА? Я ЖДУ ТЕБЯ. ТЫ МНЕ НУЖНА. ГИРИ.
А эту записку, вместе с адресом дома на Грин-стрит, которым она заканчивалась, Шизей нашла в женском туалете в холле гостиницы. Прочитав ее, она смяла записку, бросила в унитаз и спустила воду. А потом три дня ждала в гостиничном номере, который снял ее брат-близнец. Три дня лежала в постели, глядя в потолок, или сидела на смятых простынях, свесив ноги с кровати и прислушивалась к приглушенным голосам и взрывам эмоций, доносящимся через стенку справа и слева.
Время от времени Шизей заказывала по телефону что-нибудь поесть: гамбургеры, мясо по-французски, коку. Через двадцать минут после того, как она съедала чужеземную и неудобоваримую пищу, она бежала в туалет, и ее страшно рвало. А потом лежала в прострации какое-то время, ощущая страдание. И это ее радовало: раз чувствует боль — значит, еще жива.
Хоть какое-то разнообразие в ощущениях по сравнению с жуткой пустотой, царящей в ее душе, когда она лежала вот так на кровати, закрывшись покрывалом до подбородка, или сидела на краю, натягивая на плечи простыню побелевшими руками, сжатыми в кулаки. Прислушивалась.
Хлопали двери, голоса за стенкой то затихали, то опять становились громче. Два раза в день мимо комнаты Сендзина, где лежала, сидела или стояла на коленях, прижимаясь лбом к прохладной раковине умывальника, Шизей, державной поступью проходила горничная-мулатка, косясь на табличку на ее двери: ПРОСЬБА НЕ БЕСПОКОИТЬ.
Шизей прислушивалась к голосам, которые спорили, беседовали, скулили или смеялись; к звукам телевизионных шоу, викторин и мыльных опер. Это все днем. А по ночам была другая музыка: пыхтение и стоны, ритмичный скрип коек спаривающихся соседей. Все эти звуки доносились сквозь стены ее темницы, где она ждала, полная тревоги и нетерпения, когда же закончится победой той или иной силы борьба, которая шла, не прекращаясь, в ее душе.
СЕСТРА, ГДЕ ТЫ? КУДА ТЫ ЗАПРОПАЛА? Я ЖДУ ТЕБЯ. ТЫ МНЕ НУЖНА. ГИРИ.
«Гири». Долг и жажда освобождения боролись в ней. Она нужна Сендзину. Прежде она всегда бросалась по первому требованию на его зов. Но сейчас все было иначе. Только взглянув на нее, он узнает все о Коттоне Брэндинге. Сендзин ее растопчет. Он сразу же попытается подвести черту под их отношениями, страшную черту — как тогда, когда она полюбила студента-юриста Еидзи.
Шизей встала, направилась в ванную. Там было два зеркала: одно большое, на двери, перед которым одеваются, и другое — поменьше, над раковиной умывальника. Приоткрыв дверь так, чтобы зеркала оказались друг против друга, Шизей встала между ними. Встала и смотрела, не мигая, на себя, на огромного паука, вытатуированного у нее на спине. Паук Сендзина, его наваждение и его спасение. Демоническая Женщина из японских мифов имеет такого же паука на спине. Демоническая Женщина олицетворяет собственные подавленные страхи Сендзина. Пометив таким образом Шизей, он одновременно ликвидировал угрозу для себя со стороны Женщины-Демона и намертво привязал к себе сестру.
Сендзин рассказывал ей, что Женщина-Демон когда-то была женой рыбака. Они жили вполне обеспеченно, имея большую лодку, на которой муж выходил в море с целой командой помощников. В обязанности жены входило вставать в два часа ночи, обходить дома помощников мужа и будить их, потому что на лов они всегда выходили в три.
Иногда, особенно когда было теплое лето и лунная дорожка плясала на воде, ей нравилось идти по берегу, чувствуя прохладное дыхание ночного бриза, и она воображала себя русалкой, сидящей на одном из морских камней у самой воды. Но чаще ей было страшно проходить здесь среди жуткой тишины ночи, когда все живое попряталось, когда из всех природных звуков остался лишь плеск воды и жалобное поскрипывание искривленных веток сосен на дюнах. Зимой она пробегала по берегу, дрожа от холода. И часто дождь беспощадно хлестал ее, и на ней не оставалось ни одной сухой нитки, пока она обходила дома рыбаков, стучась в ставни.
В ее обязанности также входило собирать жен помощников мужа на причале, когда рыбаки возвращались с уловом, чтобы помочь выгрузить рыбу, рассортировать и отвезти на рынок. В те дни все делалось вручную. А еще она должна была находить замену заболевшим рыбакам.
Особенно тяжело ей приходилось в плохую погоду. Около полумили ей надо было идти по голым камням, становящимся скользкими от дождя и моха, покрывающего их, подобно пуху на голове ребенка. Торопясь вовремя разбудить всех, кого надо, она часто падала и больно ранила себе руки и ноги.
И тогда она лежала на камнях, не в силах подняться, и плакала. Но сознание того, что она может опоздать, подстегивало ее, она поднималась и ковыляла дальше. Но порой все-таки не успевала всех обойти вовремя, и тогда муж и свекор ругали ее почем зря. Что она, совсем обленилась, что не может выполнить простейшие поручения?
Но она никогда не жаловалась. «Гири». Ее жизнь была подчинена долгу. Без «гири» она ничто: хуже диких животных, спаривающихся в кустах. Она должна быть благодарна за то, что у нее есть «гири». Выполняя свой долг, она подтверждает свой человеческий статус.
Однажды ночью муж разбудил ее, дрожа от гнева: она проспала. Дождь хлестал в ставни их дома, и ветер был готов их сорвать. Жена стала уговаривать его не выходить в море в такую ночь. Но тот не слушал ее и бушевал по-прежнему. «На что мы будем жить, если не будем каждую ночь выходить в море? Кто нас будет содержать? Уж не ты ли, лентяйка? Тебе бы все нежиться в теплой постели, когда мы все трудимся в поте лица! Делай, что велят!»
Жена, спотыкаясь, выбежала в ночь по направлению к дому одного из членов мужниной команды, потому что она уже опоздала. Обстучав около половины домов, она выбежала на каменистый берег, мокрая и дрожащая, — и увидела человеческую фигуру на камнях. Ее сердце замерло в груди от страха, и она повернула было назад, но «гири» не позволил ей этого сделать. Что скажут муж со свекром, если она вернется домой, не разбудив всех, кого надо?
Но она не решилась пройти мимо той фигуры на камнях и поэтому пошла окольным путем, подальше от берега. Скоро она услыхала за собой хруст сучьев: за ней кто-то шел по лесу. Испугавшись до смерти, она бросилась бежать, но споткнулась о выступавший корень и упала в грязь. Она попыталась встать, но тот человек был уже рядом, огромный, заросший бородой до самых глаз, злобно сверкавших на страшном лице.
Человек навалился на нее так, что чуть не раздавил. Она попыталась кричать, но он ударил ее наотмашь по лицу сначала ладонью, а потом и кулаком. Сорвал с нее одежду и, как зверь, овладел ею, вдавил в забрызганную кровью грязь. Дождь хлестал ей в лицо, ветер гнул макушки деревьев. Было такое ощущение, словно она попала в стаю волков: она слышала рычание и сопение вокруг себя, невыносимо воняло псиной от немытого тела, навалившегося на нее. А внутри ее что-то двигалось и билось, как неумолчный прибой. Она потеряла сознание.
Много времени спустя жена рыбака выползла из леса. Она с трудом подняла голову и увидела катящиеся прямо на нее морские волны. Узнав знакомые камни, она снова упала и лежала неподвижно. Молнии освещали ее разбитое лицо, израненное тело. Ее рот был открыт, и она судорожно, как выброшенная на берег рыба, втягивала в себя воздух. Кровь вытекала из тела и всасывалась в песок и мох между камней, и даже дождь не успевал ее смыть.
Несколько часов спустя рыбак и его отец вышли на берег и стали затаскивать в море их лодку. Они были одни, потому что те члены их команды, которых успела разбудить жена до того, как с ней случилось несчастье, не пошли с ними, сказав, что в такую гнусную погоду они в море не выйдут.
Рыбак и его отец почти закончили свое дело, когда вдруг увидели, что к ним приближается фигура, одетая во все белое. Когда она подошла поближе, они, к своему удивлению, увидели, что это голая женщина. Ее кожа была белее снега и совершенно лишена растительности, даже между ног. Черные волосы, будто клубок змей, извивались на ее голове. Лицо было страшно: лицо демона. Когда она подошла еще ближе, она повернулась к ним спиной, и они увидели, что на ее спине притаился гигантский паук.
Они стояли, не в силах от ужаса пошевелиться, а паук сбежал со спины женщины, осторожно передвигая лапами по ее ягодицам, а потом и по ногам. Он был чудовищем. Оказавшись на земле, паук побежал прямо на них и сожрал их обоих. Насытившись, он вернулся к женщине и снова забрался к ней на спину. А она повернулась, подошла к лодке и, схватив ее за борт, подняла в воздух и зашвырнула в море. Скоро шторм вынес лодку на зубастые скалы и ударил ее о них. Деревянная обшивка затрещала, и лодка затонула. И что-то завыло и застонало над морем. Наверно, то ветер бушевал в просоленных сучьях корявых сосен. Когда воды сошлись над затонувшей рыбацкой лодкой, Женщина-Демон с горящими, как угли, глазами начала растворяться в воздухе.
Наутро, когда взошло солнце, все, что от нее осталось, — это белый туман, прилипший к обросшим мхом скользким камням и не исчезающий даже с приходом жаркого дня.
Шизей лежала на кровати, глядя в потолок и прислушиваясь к голосам, доносящимся из-за стен, и к стуку собственного сердца: тук-тук, тук-тук, судя по которому она еще не умерла. Ее тело превращалось в туман.
Здесь, в Лимбе, а может, в Чистилище, ее жизненные функции постепенно исчезали. Остались только голоса в темноте, голоса чужих людей, спорящих, разговаривающих, любящих, ненавидящих, смеющихся и плачущих за стенами ее темной комнаты: светящиеся призраки, за которыми она наблюдала со стороны и которые говорили ей, что она еще не умерла за то время, пока шла в ее душе страшная борьба.
СЕСТРА, ГДЕ ТЫ? КУДА ТЫ ЗАПРОПАЛА? Я ЖДУ ТЕБЯ. ТЫ МНЕ НУЖНА. ГИРИ.
Паук Женщины-Демона зашевелился на ее спине. Разве это справедливо? Усвоила ли она свой урок, когда Сендзин убил Еидзи, ее возлюбленного, и устроил из этого ритуал, вызвав энергию с мембраны кокоро? Ритуал, который увеличил их собственные силы и их власть?
«Я это сделал ради тебя, Шизей. Я люблю тебя. Ты мне нужна. Мы будем вместе навсегда».
Но умертвив Еидзи, разве ты не умертвил мое будущее?
ГИРИ.
Женщина-Демон.
Шизей встала, и простыня, обертывающая ее тело, соскользнула на пол. Голоса за стеной замерли.
Паук двинулся.
Обхватив голову руками, чувствуя теплый ток крови и все ускоряющееся биение сердца, Сендзин приблизился к кушетке и лег на нее. Он ощущал запах Жюстины, тепло ее тела, еще не покинувшее опустевшее ложе. Он расслабился, вбирая все это в свое тело, как он некогда вобрал в себя последний вздох Марико. Жаль, он опоздал. Последний вздох Жюстины подпитал бы его силы для последней схватки с Николасом Линнером. Возможно.
Сейчас надо послать вызов на мембрану кокоро: начать медитацию, правда, без одновременной готовности к ритуальному убийству, которое могло бы усилить убедительность его вызова.
Он сфокусировал свое сознание на кокоро и начал повторять заклинания. Мгновенно сердцебиение начало замедляться. Он регулировал поток крови, освобождая сознание от боли. Скоро кровь перестала сочиться из ран, начал образовываться струп. Процедура выздоравливания шла своим путем, и он приступил к восстановлению сил, собирая пульсирующую энергию с кокоро, сердца всего сущего.
Восстановление сил было еще не закончено, когда его глаза вдруг открылись.
Шизей!
Она здесь! Она пришла!
— Его кровь, — промолвил он. — Вот что случается, когда семерка бубен превращается в туза пик.
Николас стоял, прислонившись спиной к стене.
— Он еще не получил сполна, — отозвался он. Все тело болело, но пуще того — душа. — Как Жюстина?
Конни кивнул:
— Нормально. Я забрал ее из комнаты. Она в безопасности.
— Но Сендзин получил от нее больше, чем, я думал, он получит, — с горечью сказал Николас. — Слишком долго он находился с ней наедине. Это был ужасный риск, но надо было его хорошенько обработать с помощью той литании, что я дал тебе записанной на пленку. Мне нужно было время, и он им воспользовался.
— Похоже, это его несколько ослабило, — сказал Конни. — Как ты и рассчитывал.
— Но зато теперь он знает, где находятся остальные изумруды Со-Пенга, — сказал Николас, прижимаясь затылком к стене. — Его нельзя выпускать отсюда.
Конни посмотрел на Николаса, потом на миллион осколков, осыпавших пол, подобно звездам на небе.
— Мне кажется, у тебя никогда и не было намерения выпускать его.
Николас кивнул:
— Конечно, все это и не могло кончиться иначе. Но мне как-то трудно было себе в этом признаться. Теперь я твердо знаю, что я должен убить его, а не то он убьет меня.
— Сильно он тебя задел?
— Ничего, переживу, — ответил Николас и посмотрел на лестницу. — Что-то там больно тихо. Интересно, чем он там занимается? — Но он уже чувствовал колебания кокоро и понимал, что это значит. Он слишком неопытен в тандзянской магии. В открытом бою Сендзин побьет его. Надо найти какой-нибудь другой путь, чтобы одолеть его, подумал Николас.
— Хорошо, — сказал Конни, потирая руки. — Какой у нас запасной план действия?
Николас посмотрел на друга, грустно улыбнулся:
— Нет никакого. Ничего пока в голову не приходит. Этот подонок не собирается сдаваться, и, боюсь, я не смогу остановить его.
— Тебе надо передохнуть, — сказал Конни.
— Если он до меня доберется, — откликнулся Николас, — у меня будут неограниченные возможности отдыхать.
Конни подошел к Николасу, протянул ему чашку холодного чая.
— Кое-что произошло, пока ты воевал со своим тандзяном, — сообщил он. — Мне позвонил твой друг Нанги и многое порассказал.
Конни налил еще чаю, понаблюдал, как Николас выпил ее, решив не говорить ничего о травах, на которых настоен чай. Они прибавят ему сил и одновременно замедлят обмен веществ, помогая думать и выбирать стратегию. Скоро он и сам почувствует это.
— Прежде всего, Кузунда Икуза мертв. Они нашли пленку Барахольщика, компрометирующую Икузу, Киллан Ороши и еще одного гения по прозвищу Негодяй. Похоже, этот Негодяй создал супервирус, способный вгрызться в компьютерное обеспечение, поселяясь на его защитной программе и мутируя. Насколько мне известно, вы с Нанги думали, что «Нами» нацелилась на «Сато» ради микропроцессора «Сфинкс Т-ПРАМ». Однако, по-видимому, это только подливка, а мясо — проект «Пчелка». Вы с Нанги подписали контракт с «Хиротеком» на производство некоторых компонентов к американскому проекту «Пчелка», так ведь? Ну, а по словам Негодяя, «Нами» собирается заразить вирусом ИУТИР эти компоненты, и он будет действовать подобно бомбе с часовым механизмом, в виде безобидного электронного сигнала. Когда надо, ИУТИР оживет, вгрызется в «Пчелку», и она начнет пересылать информацию в «Нами».
— Я не слышу никакого голоса, только твой... и мой, — ответила она.
«ВЛАСТЬ ВЕЧНОСТИ РАСТЕТ, ОСВОБОЖДЕННАЯ ОТ ОКОВ ВРЕМЕНИ».
Сендзин оставил ее на минуту, подошел к каждому из динамиков и вырвал провода.
«ГОЛОСА СВЕТА РАЗНОСЯТСЯ ДАЛЕКО ВОКРУГ. РУКИ ЗВУКОВ КАСАЮТСЯ ТВОЕЙ ПЛОТИ».
Голос Николаса не замолчал. Казалось, он рождается из стен, из потолка. Будто он является живым существом, живущим в этой комнате.
— Что это у тебя такое, — повернулась к нему Жюстина, — в глазах?
Сендзин опять коснулся ее. — Где изумруды, которые спрятал твои муж? — Он спросил это тем же тоном, которым попросил продавца в хозяйственном магазине принести аэрозоль фреона и другие нужные ему вещи.
— Запечатаны в коробке, — ответила Жюстина.
— Что он сделал с коробкой, Жюстина? Зарыл ее? — спросил Сендзин, сокращая расстояние между ними.
— Нет. Он отправил по почте.
— Куда?
Она наморщила лоб. — Я не знаю. Я...
— Нет, ты ЗНАЕШЬ, — убеждал ее Сендзин. — Ты видела адрес.
— Нет. Не видела. Я...
— Думай!
Она подскочила от его крика, как от удара током.
«И ТЕПЕРЬ ДУХ ВОШЕЛ В ТЕБЯ...»
— Ты знаешь, Жюстина!
— Да, — ответила она, как машина. — Думаю, что знаю. У моего мужа есть старый, верный друг. Льюис Кроукер. Лью живет на острове Марко, во Флориде. У него есть лодка. Он...
Позвонки на шее Сендзина даже хрустнули: так резко он повернул голову на какой-то новый звук. «ВЛАСТЬ ВЕЧНОСТИ РАСТЕТ, ОСВОБОЖДЕННАЯ ОТ ОКОВ ВРЕМЕНИ...»
Этот звук донесся сверху. Кто-то есть наверху. Значит, его проникновение сюда обнаружено.
Подушечками пальцев Сендзин закрыл Жюстине глаза и уложил ее назад на кушетку. Быстро пересек комнату, отодвинул сначала одну штору, потом — другую. Окон не было. За портьерами висели картины, изображающие сельские пейзажи.
Сендзин повернулся, пошел по направлению к двери и дальше — в холл. Куда бы он ни повернулся, всюду он натыкался на безликую, черную стену. Николас!
Он побежал вниз по ступенькам. И, врезавшись во тьму, остановился, исследуя пространство все расширяющимися кругами. Он не обращал внимания на звуки, которые он один мог расслышать, — звуки шагов по лестнице над ним. То спускается Николас, но сейчас главное — освоиться на месте. Он очень хотел встретиться с Николасом для решительного боя, но предпочел бы, чтобы сражение произошло хотя бы на нейтральной территории.
Сендзин нашарил рукой выключатель, нажал. Он увидел себя окруженным собственными отражениями. Потом к ним прибавились отражения Николаса.
«И ТЕПЕРЬ ДУХ ВОШЕЛ В ТЕБЯ, ДУХ ПЕЧАЛИ».
Вокруг него стояло пять Николасов, нет — шесть. Сендзин совсем растерялся. Он тщетно пытался нащупать сознание Николаса, а это значило, что он не мог отличить подлинного Николаса от его отражения.
Он повернулся, и Николас тоже повернулся. Или это отражение Николаса? Есть только один способ разобраться в этом.
«И ТЫ, СКЛОНИВШИСЬ ПЕРЕД СУДОМ НЕБА, ОПУСКАЕШЬСЯ НА ЗЕМЛЮ».
Сендзин пригнулся. Взмахнул рукой раз, другой, третий. Стекло со звоном осыпалось на пол, когда одна за другой летающие звезды вырывались у него из руки и вонзались — но не в грудь Николасу, а в его отражения. Так он долго одно за другим разбивал все зеркала.
Теперь остался только один Николас. И только один Сендзин.
— Вот он я, — сказал Николас голосом, которым он бесконечными повторениями литании только что собирал энергию на мембране кокоро. — Ты не меня ли ищешь?
Сендзин бросился вперед — и влетел в зеркало. Тысячи осколков света осыпались на пол водопадом звуков и образов. Затем он почувствовал, что его разворачивают вокруг собственной оси. Руки Тандзяна.
«РУКИ ЗВУКОВ КАСАЮТСЯ ТВОЕЙ ПЛОТИ».
Так вот в чем состояла стратегия Николаса! Сотрясения мембраны кокоро нельзя игнорировать, никогда. Записанную на пленку литанию он воспринял как отвлекающий маневр, но в голосе на пленке такая же сила, как если бы Николас говорил «живьем». Мембрана кокоро отвечала на повторяющиеся слова молитвы. Этого добился Николас своей записью, ну, а Сендзин получил то, что хотел: место, где хранятся остальные изумруды.
«ВОТ СУД НЕБЕС...»
В атакующей позе «змеи» Сендзин нанес удар с колена, известный как «поднимающееся облако». Усилие концентрируется в нижней части спины, в месте, противоположном нижней части живота, — это самая важная энергетическая точка тела. Когда находишься в нижней стойке, ноги и бедра бесполезны, и поэтому полагаться приходится на торс.
Использование «поднимающегося облака» из позиции стоя застало Николаса врасплох. Сендзин почувствовал мгновенную заминку противника и обрушил на него серию ударов, используя локти, костяшки пальцев и ребро ладони.
Николас отступил, и Сендзин перехватил инициативу, нанес несколько сильных ударов в нервные узлы предплечий Николаса. Он не собирался быстро убивать противника, хотя считал, что мог бы это сделать, если бы захотел. Медленная смерть, смерть по частям: сначала друзей, потом жены, и только потом — его собственная, — вот что было целью Сендзина.
Однако инициатива была скоро упущена Сендзином: двумя молниеносными ударами Николас отбил атаку приемом, известным как «встречный ветер», — им он и атаку отбил, и прорвал оборону противника.
Николас опустил руки, и Сендзин тотчас же сделал то же самое, усвоив еще со школы правило следовать взглядом за руками противника — не за движением плеча или взглядом, которые могут быть обманными. Там, где руки, там и главная линия атаки.
Их руки соприкоснулись, и руки Николаса оказались сверху. Сендзин, естественно, с презрением отбросил их в сторону. И только он сделал это, как руки Николаса, соединившись, ударили в незащищенную грудь Сендзина, отшвырнув того к стене. Он ударился головой о то место, где еще держался последний осколок зеркала, — и острый край порезал ему лицо. Сендзин дернул головой в сторону, и Николас нанес ему еще один сильный удар в грудь, снова бросив противника на осколок зеркала. Сендзин опять порезался.
Не давая ему опомниться, Николас ударил снова, но Сендзин не обращал внимания на боль. Искры вспыхнули у него перед глазами, и он с трудом дышал. Ему нужно было хоть чуточку времени, чтобы обуздать боль и остановить кровотечение. Вернуть своему сознанию сосредоточенность, необходимое для использования Тао-Тао.
Он извернулся, подставив Николасу левое плечо, и, когда тот атаковал его, внезапно поднырнул под его руки и ударил коленом в нижнюю часть живота. Николас упал на колени, и Сендзин, воспользовавшись этим, перелетел через него и помчался вверх по лестнице, туда, где лежала Жюстина, опутанная магией Тао-Тао. Ею можно воспользоваться как живым щитом против нападения Николаса. «...Я НАКЛАДЫВАЮ НА ТЕБЯ ЖЕЛЕЗНЫЕ ЦЕПИ»
* * *
Нанги повернулся к Томи:— Я хочу поговорить с этим парнем, с Негодяем. У него есть ключ, но я сомневаюсь, что он об этом подозревает.
Томи кивнула, соглашаясь. Она провела Нанги в комнату для допросов в здании полиции. Прошло уже три дня с тех пор, как Икуза напал на Киллан Ороши в гостиничном номере, но она все еще опасалась за жизнь своего друга. Хотя Икуза и мертв, но кто знает, сколько людей он вовлек в свою операцию. Нанги, в свою очередь, все эти дни был занят на переговорах с «Нами» по поводу судьбы «Сато» и «Томкин». Борьба шла не шуточная, а вполне «монументальная», как он сам говорил.
— Все, что вы просили, вы найдете там, — сказала она Нанги, а сама пошла за Негодяем.
Томи никак не могла отделаться от преследовавших ее образов Киллан Ороши и Икузы. Когда она врывалась в комнату гостиницы, больше всего она беспокоилась о своем друге. Она бы никогда не разрешила ему ехать туда вместе с ней, но Негодяй чувствовал свою ответственность за жизнь Киллан. Ему не удалось тогда утащить ее с собой в полицию: она не могла преодолеть своей антипатии к Томи. Киллан отказалась идти вместе с ним с повинной — и с кассетой.
Бедняга Киллан. Ее залитое кровью лицо, ее дикий крик до сих пор не давал покоя Томи. Сегодня она решила рассказать Негодяю все, что знала о Киллан.
Вид у него был по-прежнему бледный и испуганный, когда Томи пришла за ним.
— Она умерла? Так и не оправилась после того, как Икуза ее...
— Он, конечно, пытался... — ответила Томи, давая знак охраннику открыть дверь камеры.
Негодяй вышел в коридор, щурясь от яркого света.
— Ты хочешь сказать, она жива? Киллан жива?
— Жива.
Дверь камеры закрылась за его спиной со стуком, и он вздрогнул. Потом нервно рассмеялся. Вид у него был ужасный: как у отпетого наркомана или приговоренного к смерти преступника.
— Здесь очень быстро теряешь ощущение перспективы, — сказал он, когда они шли по гулкому коридору. — Я знаю, что ты посадила меня сюда для моей же собственной безопасности. Но когда я думаю о глупостях, которые совершил, я очень просто могу вообразить себя засевшим здесь всерьез. — Он сглотнул застрявший в горле комок. — Что со мной будет, Томи?
— Это будет зависеть от некоторых фактов, — ответила Томи и, увидев его горестное выражение лица, сжалилась и притронулась к его руке: — Да ты не мучайся так. По-моему, ты никаких законов особо не нарушил.
— Но морально...
— Мораль — это другое дело, — оборвала его Томи. — Полиция не может арестовать людей из-за этого.
Негодяй глубоко вздохнул, провел рукой по своим всклокоченным платиновым волосам.
— А что ты имела в виду, когда сказала, что это зависит от некоторых факторов?
— Тут есть один человек, который хотел бы поговорить с тобой. Его зовут Тандзан Нанги. Ты слышал о нем, — сказала она, по-особому сжав губы, произнося последние слова. Конечно, Негодяй слышал о Тандзане Нанги. Это на компьютерной системе фирмы Нанги он впервые испытал свой вирус ИУТИР. — Я думаю, что именно от Нанги будет зависеть, как сложится твоя дальнейшая судьба.
Негодяй застонал, опустив голову.
Томи ввела своего друга в комнату для допросов. Нанги выключил магнитофон, повернулся, чтобы посмотреть на Сендзи Кикоко.
— Я только что прослушал всю запись, — сообщил он, отодвигая магнитофон в сторону и придвигая к себе лакированный поднос, на котором стояли три фарфоровых чашки и лежала палочка тростника. Нанги взял в руки тростник. — Я заварил зеленый чай. Сидеть в тюрьме по какой угодно причине — малоприятное занятие. — Его руки ловко двигались, сбивая воду и чайные листья в бледно-зеленый бульон и одновременно вращая чашку. Он пододвинул одну чашку Негодяю. — Угощайтесь, Кикоко-сан, — любезно предложил Нанги. — Выпейте. Расслабьтесь. Нам с вами надо многое обсудить.
* * *
Консьержка подала Шизей записку, в которой Сендзин сообщал ей, что снял комнату.СЕСТРА, ГДЕ ТЫ? КУДА ТЫ ЗАПРОПАЛА? Я ЖДУ ТЕБЯ. ТЫ МНЕ НУЖНА. ГИРИ.
А эту записку, вместе с адресом дома на Грин-стрит, которым она заканчивалась, Шизей нашла в женском туалете в холле гостиницы. Прочитав ее, она смяла записку, бросила в унитаз и спустила воду. А потом три дня ждала в гостиничном номере, который снял ее брат-близнец. Три дня лежала в постели, глядя в потолок, или сидела на смятых простынях, свесив ноги с кровати и прислушивалась к приглушенным голосам и взрывам эмоций, доносящимся через стенку справа и слева.
Время от времени Шизей заказывала по телефону что-нибудь поесть: гамбургеры, мясо по-французски, коку. Через двадцать минут после того, как она съедала чужеземную и неудобоваримую пищу, она бежала в туалет, и ее страшно рвало. А потом лежала в прострации какое-то время, ощущая страдание. И это ее радовало: раз чувствует боль — значит, еще жива.
Хоть какое-то разнообразие в ощущениях по сравнению с жуткой пустотой, царящей в ее душе, когда она лежала вот так на кровати, закрывшись покрывалом до подбородка, или сидела на краю, натягивая на плечи простыню побелевшими руками, сжатыми в кулаки. Прислушивалась.
Хлопали двери, голоса за стенкой то затихали, то опять становились громче. Два раза в день мимо комнаты Сендзина, где лежала, сидела или стояла на коленях, прижимаясь лбом к прохладной раковине умывальника, Шизей, державной поступью проходила горничная-мулатка, косясь на табличку на ее двери: ПРОСЬБА НЕ БЕСПОКОИТЬ.
Шизей прислушивалась к голосам, которые спорили, беседовали, скулили или смеялись; к звукам телевизионных шоу, викторин и мыльных опер. Это все днем. А по ночам была другая музыка: пыхтение и стоны, ритмичный скрип коек спаривающихся соседей. Все эти звуки доносились сквозь стены ее темницы, где она ждала, полная тревоги и нетерпения, когда же закончится победой той или иной силы борьба, которая шла, не прекращаясь, в ее душе.
СЕСТРА, ГДЕ ТЫ? КУДА ТЫ ЗАПРОПАЛА? Я ЖДУ ТЕБЯ. ТЫ МНЕ НУЖНА. ГИРИ.
«Гири». Долг и жажда освобождения боролись в ней. Она нужна Сендзину. Прежде она всегда бросалась по первому требованию на его зов. Но сейчас все было иначе. Только взглянув на нее, он узнает все о Коттоне Брэндинге. Сендзин ее растопчет. Он сразу же попытается подвести черту под их отношениями, страшную черту — как тогда, когда она полюбила студента-юриста Еидзи.
Шизей встала, направилась в ванную. Там было два зеркала: одно большое, на двери, перед которым одеваются, и другое — поменьше, над раковиной умывальника. Приоткрыв дверь так, чтобы зеркала оказались друг против друга, Шизей встала между ними. Встала и смотрела, не мигая, на себя, на огромного паука, вытатуированного у нее на спине. Паук Сендзина, его наваждение и его спасение. Демоническая Женщина из японских мифов имеет такого же паука на спине. Демоническая Женщина олицетворяет собственные подавленные страхи Сендзина. Пометив таким образом Шизей, он одновременно ликвидировал угрозу для себя со стороны Женщины-Демона и намертво привязал к себе сестру.
Сендзин рассказывал ей, что Женщина-Демон когда-то была женой рыбака. Они жили вполне обеспеченно, имея большую лодку, на которой муж выходил в море с целой командой помощников. В обязанности жены входило вставать в два часа ночи, обходить дома помощников мужа и будить их, потому что на лов они всегда выходили в три.
Иногда, особенно когда было теплое лето и лунная дорожка плясала на воде, ей нравилось идти по берегу, чувствуя прохладное дыхание ночного бриза, и она воображала себя русалкой, сидящей на одном из морских камней у самой воды. Но чаще ей было страшно проходить здесь среди жуткой тишины ночи, когда все живое попряталось, когда из всех природных звуков остался лишь плеск воды и жалобное поскрипывание искривленных веток сосен на дюнах. Зимой она пробегала по берегу, дрожа от холода. И часто дождь беспощадно хлестал ее, и на ней не оставалось ни одной сухой нитки, пока она обходила дома рыбаков, стучась в ставни.
В ее обязанности также входило собирать жен помощников мужа на причале, когда рыбаки возвращались с уловом, чтобы помочь выгрузить рыбу, рассортировать и отвезти на рынок. В те дни все делалось вручную. А еще она должна была находить замену заболевшим рыбакам.
Особенно тяжело ей приходилось в плохую погоду. Около полумили ей надо было идти по голым камням, становящимся скользкими от дождя и моха, покрывающего их, подобно пуху на голове ребенка. Торопясь вовремя разбудить всех, кого надо, она часто падала и больно ранила себе руки и ноги.
И тогда она лежала на камнях, не в силах подняться, и плакала. Но сознание того, что она может опоздать, подстегивало ее, она поднималась и ковыляла дальше. Но порой все-таки не успевала всех обойти вовремя, и тогда муж и свекор ругали ее почем зря. Что она, совсем обленилась, что не может выполнить простейшие поручения?
Но она никогда не жаловалась. «Гири». Ее жизнь была подчинена долгу. Без «гири» она ничто: хуже диких животных, спаривающихся в кустах. Она должна быть благодарна за то, что у нее есть «гири». Выполняя свой долг, она подтверждает свой человеческий статус.
Однажды ночью муж разбудил ее, дрожа от гнева: она проспала. Дождь хлестал в ставни их дома, и ветер был готов их сорвать. Жена стала уговаривать его не выходить в море в такую ночь. Но тот не слушал ее и бушевал по-прежнему. «На что мы будем жить, если не будем каждую ночь выходить в море? Кто нас будет содержать? Уж не ты ли, лентяйка? Тебе бы все нежиться в теплой постели, когда мы все трудимся в поте лица! Делай, что велят!»
Жена, спотыкаясь, выбежала в ночь по направлению к дому одного из членов мужниной команды, потому что она уже опоздала. Обстучав около половины домов, она выбежала на каменистый берег, мокрая и дрожащая, — и увидела человеческую фигуру на камнях. Ее сердце замерло в груди от страха, и она повернула было назад, но «гири» не позволил ей этого сделать. Что скажут муж со свекром, если она вернется домой, не разбудив всех, кого надо?
Но она не решилась пройти мимо той фигуры на камнях и поэтому пошла окольным путем, подальше от берега. Скоро она услыхала за собой хруст сучьев: за ней кто-то шел по лесу. Испугавшись до смерти, она бросилась бежать, но споткнулась о выступавший корень и упала в грязь. Она попыталась встать, но тот человек был уже рядом, огромный, заросший бородой до самых глаз, злобно сверкавших на страшном лице.
Человек навалился на нее так, что чуть не раздавил. Она попыталась кричать, но он ударил ее наотмашь по лицу сначала ладонью, а потом и кулаком. Сорвал с нее одежду и, как зверь, овладел ею, вдавил в забрызганную кровью грязь. Дождь хлестал ей в лицо, ветер гнул макушки деревьев. Было такое ощущение, словно она попала в стаю волков: она слышала рычание и сопение вокруг себя, невыносимо воняло псиной от немытого тела, навалившегося на нее. А внутри ее что-то двигалось и билось, как неумолчный прибой. Она потеряла сознание.
Много времени спустя жена рыбака выползла из леса. Она с трудом подняла голову и увидела катящиеся прямо на нее морские волны. Узнав знакомые камни, она снова упала и лежала неподвижно. Молнии освещали ее разбитое лицо, израненное тело. Ее рот был открыт, и она судорожно, как выброшенная на берег рыба, втягивала в себя воздух. Кровь вытекала из тела и всасывалась в песок и мох между камней, и даже дождь не успевал ее смыть.
Несколько часов спустя рыбак и его отец вышли на берег и стали затаскивать в море их лодку. Они были одни, потому что те члены их команды, которых успела разбудить жена до того, как с ней случилось несчастье, не пошли с ними, сказав, что в такую гнусную погоду они в море не выйдут.
Рыбак и его отец почти закончили свое дело, когда вдруг увидели, что к ним приближается фигура, одетая во все белое. Когда она подошла поближе, они, к своему удивлению, увидели, что это голая женщина. Ее кожа была белее снега и совершенно лишена растительности, даже между ног. Черные волосы, будто клубок змей, извивались на ее голове. Лицо было страшно: лицо демона. Когда она подошла еще ближе, она повернулась к ним спиной, и они увидели, что на ее спине притаился гигантский паук.
Они стояли, не в силах от ужаса пошевелиться, а паук сбежал со спины женщины, осторожно передвигая лапами по ее ягодицам, а потом и по ногам. Он был чудовищем. Оказавшись на земле, паук побежал прямо на них и сожрал их обоих. Насытившись, он вернулся к женщине и снова забрался к ней на спину. А она повернулась, подошла к лодке и, схватив ее за борт, подняла в воздух и зашвырнула в море. Скоро шторм вынес лодку на зубастые скалы и ударил ее о них. Деревянная обшивка затрещала, и лодка затонула. И что-то завыло и застонало над морем. Наверно, то ветер бушевал в просоленных сучьях корявых сосен. Когда воды сошлись над затонувшей рыбацкой лодкой, Женщина-Демон с горящими, как угли, глазами начала растворяться в воздухе.
Наутро, когда взошло солнце, все, что от нее осталось, — это белый туман, прилипший к обросшим мхом скользким камням и не исчезающий даже с приходом жаркого дня.
Шизей лежала на кровати, глядя в потолок и прислушиваясь к голосам, доносящимся из-за стен, и к стуку собственного сердца: тук-тук, тук-тук, судя по которому она еще не умерла. Ее тело превращалось в туман.
Здесь, в Лимбе, а может, в Чистилище, ее жизненные функции постепенно исчезали. Остались только голоса в темноте, голоса чужих людей, спорящих, разговаривающих, любящих, ненавидящих, смеющихся и плачущих за стенами ее темной комнаты: светящиеся призраки, за которыми она наблюдала со стороны и которые говорили ей, что она еще не умерла за то время, пока шла в ее душе страшная борьба.
СЕСТРА, ГДЕ ТЫ? КУДА ТЫ ЗАПРОПАЛА? Я ЖДУ ТЕБЯ. ТЫ МНЕ НУЖНА. ГИРИ.
Паук Женщины-Демона зашевелился на ее спине. Разве это справедливо? Усвоила ли она свой урок, когда Сендзин убил Еидзи, ее возлюбленного, и устроил из этого ритуал, вызвав энергию с мембраны кокоро? Ритуал, который увеличил их собственные силы и их власть?
«Я это сделал ради тебя, Шизей. Я люблю тебя. Ты мне нужна. Мы будем вместе навсегда».
Но умертвив Еидзи, разве ты не умертвил мое будущее?
ГИРИ.
Женщина-Демон.
Шизей встала, и простыня, обертывающая ее тело, соскользнула на пол. Голоса за стеной замерли.
Паук двинулся.
* * *
Когда Сендзин вбежал в комнату, где вместо окон были написанные маслом пейзажи, Жюстины там уже не было. Пустая кушетка стояла посреди комнаты, словно глумясь над ним. Провода, вырванные из динамиков, лежали на черно-оранжевых персидских коврах, как змеи, высунув свои медные языки.Обхватив голову руками, чувствуя теплый ток крови и все ускоряющееся биение сердца, Сендзин приблизился к кушетке и лег на нее. Он ощущал запах Жюстины, тепло ее тела, еще не покинувшее опустевшее ложе. Он расслабился, вбирая все это в свое тело, как он некогда вобрал в себя последний вздох Марико. Жаль, он опоздал. Последний вздох Жюстины подпитал бы его силы для последней схватки с Николасом Линнером. Возможно.
Сейчас надо послать вызов на мембрану кокоро: начать медитацию, правда, без одновременной готовности к ритуальному убийству, которое могло бы усилить убедительность его вызова.
Он сфокусировал свое сознание на кокоро и начал повторять заклинания. Мгновенно сердцебиение начало замедляться. Он регулировал поток крови, освобождая сознание от боли. Скоро кровь перестала сочиться из ран, начал образовываться струп. Процедура выздоравливания шла своим путем, и он приступил к восстановлению сил, собирая пульсирующую энергию с кокоро, сердца всего сущего.
Восстановление сил было еще не закончено, когда его глаза вдруг открылись.
Шизей!
Она здесь! Она пришла!
* * *
Конни Танака нагнулся, увидел свое отражение в сотнях осколков разбитого зеркала. И темные пятна между ними.— Его кровь, — промолвил он. — Вот что случается, когда семерка бубен превращается в туза пик.
Николас стоял, прислонившись спиной к стене.
— Он еще не получил сполна, — отозвался он. Все тело болело, но пуще того — душа. — Как Жюстина?
Конни кивнул:
— Нормально. Я забрал ее из комнаты. Она в безопасности.
— Но Сендзин получил от нее больше, чем, я думал, он получит, — с горечью сказал Николас. — Слишком долго он находился с ней наедине. Это был ужасный риск, но надо было его хорошенько обработать с помощью той литании, что я дал тебе записанной на пленку. Мне нужно было время, и он им воспользовался.
— Похоже, это его несколько ослабило, — сказал Конни. — Как ты и рассчитывал.
— Но зато теперь он знает, где находятся остальные изумруды Со-Пенга, — сказал Николас, прижимаясь затылком к стене. — Его нельзя выпускать отсюда.
Конни посмотрел на Николаса, потом на миллион осколков, осыпавших пол, подобно звездам на небе.
— Мне кажется, у тебя никогда и не было намерения выпускать его.
Николас кивнул:
— Конечно, все это и не могло кончиться иначе. Но мне как-то трудно было себе в этом признаться. Теперь я твердо знаю, что я должен убить его, а не то он убьет меня.
— Сильно он тебя задел?
— Ничего, переживу, — ответил Николас и посмотрел на лестницу. — Что-то там больно тихо. Интересно, чем он там занимается? — Но он уже чувствовал колебания кокоро и понимал, что это значит. Он слишком неопытен в тандзянской магии. В открытом бою Сендзин побьет его. Надо найти какой-нибудь другой путь, чтобы одолеть его, подумал Николас.
— Хорошо, — сказал Конни, потирая руки. — Какой у нас запасной план действия?
Николас посмотрел на друга, грустно улыбнулся:
— Нет никакого. Ничего пока в голову не приходит. Этот подонок не собирается сдаваться, и, боюсь, я не смогу остановить его.
— Тебе надо передохнуть, — сказал Конни.
— Если он до меня доберется, — откликнулся Николас, — у меня будут неограниченные возможности отдыхать.
Конни подошел к Николасу, протянул ему чашку холодного чая.
— Кое-что произошло, пока ты воевал со своим тандзяном, — сообщил он. — Мне позвонил твой друг Нанги и многое порассказал.
Конни налил еще чаю, понаблюдал, как Николас выпил ее, решив не говорить ничего о травах, на которых настоен чай. Они прибавят ему сил и одновременно замедлят обмен веществ, помогая думать и выбирать стратегию. Скоро он и сам почувствует это.
— Прежде всего, Кузунда Икуза мертв. Они нашли пленку Барахольщика, компрометирующую Икузу, Киллан Ороши и еще одного гения по прозвищу Негодяй. Похоже, этот Негодяй создал супервирус, способный вгрызться в компьютерное обеспечение, поселяясь на его защитной программе и мутируя. Насколько мне известно, вы с Нанги думали, что «Нами» нацелилась на «Сато» ради микропроцессора «Сфинкс Т-ПРАМ». Однако, по-видимому, это только подливка, а мясо — проект «Пчелка». Вы с Нанги подписали контракт с «Хиротеком» на производство некоторых компонентов к американскому проекту «Пчелка», так ведь? Ну, а по словам Негодяя, «Нами» собирается заразить вирусом ИУТИР эти компоненты, и он будет действовать подобно бомбе с часовым механизмом, в виде безобидного электронного сигнала. Когда надо, ИУТИР оживет, вгрызется в «Пчелку», и она начнет пересылать информацию в «Нами».