Ван Ластбадер Эрик. Черный клинок

   Уже горели костры, на которых кто-то готовил себе пищу. Стояла невероятная вонь, издаваемая отходами жизнедеятельности людей, лишенных каких бы то ни было санитарных удобств. Неподалеку Вулф заметил площадку со свезенными на нее хромированными магазинными тележками. Там и сям виднелись открытые подземные люки электрокомпании "Кон Эдисон", от которых паутиной расходились провода. Местные обездоленные воровали буквально все, в том числе и электроэнергию.
   Занимались они и бизнесом, но неизменно - Вулф знал это по собственному опыту - выходящим за рамки закона. Ему вспомнилось, как в самом начале совместной с Бобби Коннором службы, еще до создания команды "оборотней", он прибыл с ним сюда в один из летних вечеров. Газ так разъедал глаза, что им пришлось воспользоваться противогазами, чтобы не облеваться. А приехали они по наводке одного из осведомителей Вулфа, сообщившего, что именно здесь скрывается рецидивист, зверски изнасиловавший и убивший пожилую пару. Других причин находиться в этом месте просто не могло быть, так как и полиция, и власти в равной мере махнули рукой на "город безнадежных", признав его совершенно неуправляемым. Не имея средств для организации патрулирования, они предпочли позволить ему стать чем-то вроде квазимуниципального округа со своими собственными властями и законами.
   Однако, не найдя рецидивиста, Вулф и Бобби напоролись на двух братьев - главных заводил, устроивших между собой разборку с поножовщиной. Вокруг них широким кругом стояла уличная толпа, подзуживая то одного, то другого из братьев. Тут же сновали ловкие ребята, предлагавшие заключать пари насчет того, кто победит, и этот бизнес шел у них довольно бойко.
   Вулф и Бобби разделились, каждый взяв на себя по одному из братьев. Вулф сумел отнять нож у своего, но другой брат вырвался у Бобби и ножом пропорол ему спереди противогаз, отчего Бобби на какой-то момент перестал видеть. Он вслепую попытался снова поймать своего подопечного, но тот опять вывернулся и как бешеный рванулся вперед, всадив нож в живот своему брату и почти одновременно получив от Вулфа пулю в грудь.
   Вулф так и застыл, видя сквозь пластиковые очки противогаза двух мертвых братьев, слыша, как шумит толпа и блюет Бобби, вдохнув омерзительную вонь "города безнадежных". После этого случая он чуть было не сдал свой полицейский значок. "Что еще может быть хуже?" - подумал он тогда. Но это оказалось лишь началом погружения в вонючий котел с дерьмом дно ультрасовременного Нью-Йорка. И вот теперь судьба вновь забросила его в эту обитель отверженных.
   Вулф с Чикой вышли из своего черного "корветта", уже начавшего привлекать внимание местных оборванцев. Обшарпанный хромированный громкоговоритель огромных размеров, подвешенный на проволоке над входом в самодельную лачугу, изрыгал то тяжелую металлическую музыку в стиле хип-хоп, то грубо-агрессивный рэп. Похоже, грохот музыки в такую рань никого не волновал. Подумаешь, еще один городской шум в дополнение к гудкам автомобилей и реву сирен. В лучах утреннего солнца жужжали мухи. Повсюду наряду с обычным городским смогом чувствовался тошнотворный запах отбросов и немытых человеческих тел.
   Чика повернулась к Вулфу.
   - Как самочувствие? Может быть, вам лучше остаться возле машины? спросила она.
   - Я в норме.
   Бросив на него быстрый взгляд, она направилась к входу в хибару. Музыка гремела так, что у Вулфа звенело в ушах.
   - Паркер! - крикнула Чика, стараясь перекрыть шум. Навстречу ей вышли два здоровенных латиноамериканца с татуировкой на могучих ручищах. Одетые в грязные от пота футболки и джинсы, с дешевыми европейскими пистолетами и зловещего вида ножами у пояса, они держали в руках бейсбольные биты, утыканные бритвенными лезвиями.
   - А, это ты, - протянул тот, что покрупнее. Под глазом у него красовались две вытатуированные слезы, означающие двухлетнюю отсидку в тюрьме.
   - Мне нужно повидаться с ним, - сказала Чика.
   Мужчина со "слезами" под глазом, ухмыльнувшись, подошел к ней. Другой остался стоять у входа в хибару.
   - Тебе-то нужно, но кого это ты, черт побери, сюда притащила? рявкнул подошедший, тыкая Вулфа в грудь. - Соображать надо, кого приводишь! От него так и несет той вонью, которой я уже вдосталь нанюхался.
   Вулф промолчал, следя за тем, как латиноамериканец обходит его кругом.
   - Фараон - большая шишка, да? - прорычал тот, и его бита пронеслась в сантиметре от лица Вулфа. - Думаешь, ты сейчас в том Нью-Йорке, к которому привык? Там, где улицы широкие, а народ сорит деньгами? Ошибаешься, приятель. Погляди-ка лучше на то, чем я отхвачу тебе нос!
   И он угрожающе помахал битой.
   - Отвали от меня, - процедил Вулф.
   Мужчина с двумя слезами расхохотался и плюнул Вулфу на ботинки.
   - Ну теперь ты точно останешься без носа!
   Чика стояла, спокойная и расслабленная. Другой латиноамериканец положил руку на грязную, обмотанную липкой лентой рукоять своего пистолета. Вулф, как бы испугавшись, сделал шаг назад. Его противник наседал, тыкая битой в направлении его лица и ухмыляясь, уже слегка захмелевший от предвкушения кровавой победы.
   Вулф внезапно подался вперед, схватил латиноамериканца с двумя слезами за локоть и резко дернул его вперед, используя инерцию своего собственного рывка. Бандит, потеряв равновесие, повалился навстречу ему, и тогда Вулф нанес ему ребром ладони мощный удар в стык ключицы. Уже слыша хруст ломающейся кости, он основанием ладони ударил латиноамериканца в грудь. Тот со стоном рухнул, тщетно пытаясь ухватиться за плечо Вулфа. Его напарник тем временем выхватил пистолет, но в этот момент из лачуги донесся какой-то шум, и в дверях появился тощий белый мужчина с длинной жидкой бороденкой.
   Вулф, поняв, что это и есть Паркер, вгляделся в него, тут же прикинув в уме, что если того почистить, побрить и нарядить в костюм фирмы "Брукс бразерз", то он будет вполне прилично смотреться в полумиле отсюда, на Уолл-стрит.
   - Есть разговор, Паркер, - сказала Чика.
   Паркер пристально смотрел на Вулфа, лишь один раз бросив взгляд на корчащегося на земле латиноамериканца.
   - Пако, убери-ка тут, - велел он второму здоровяку.
   - Это друг, - сказала Чика, кивнув на Вулфа.
   Паркер наморщил нос.
   - Воняет фараоном, - произнес он, нарочито растягивая слова в манере жителей южных штатов.
   - Фараон остался в другой жизни, - заметил Вулф.
   - Это друг, - повторила Чика.
   Паркер стоял под хромированным громкоговорителем, как под неким современным талисманом против злых сил, одетый в полосатые черно-бордовые велосипедные шорты в обтяжку и яркую рубашку ядовитого желто-зеленого цвета с подрезанными рукавами и трафаретной надписью "Серф вуду" спереди и сзади.
   - Если надо поговорить, - сказал он, - проходите внутрь.
   Около дверей он сунул руку в горящий мусор, достал головешку и прикурил от нее. При этом Вулф заметил, как перекатываются у него мускулы. Несмотря на худобу, Паркер оказался довольно жилистым.
   Внутри хибары царила духота, пахло дымом, капустой и человеческим потом. На стенах красовались цветные глянцевые фотографии, вырванные из журналов для богатых: экзотические моторные яхты, личные самолеты, сверкающие белизной особняки на пляже Палм-Бич и шикарные кедровые виллы в Ист-Хэмптоне. И все это великолепие покрывала реальная копоть местной действительности.
   Разномастные лампы на упаковочных ящиках освещали старый половик из сизаля на бетонном полу, нишу для мини-кухни, обитую листом рифленой жести, и напротив нее - старое выцветшее одеяло, закрывающее проход в другие помещения.
   Паркер открыл хрипящий от старости холодильник, извлек оттуда три банки пива - себе, Чике и Вулфу - и уселся в покрытое чехлом кресло. От этих умеренных движений в комнате поднялось слабое облачко пыли, которое, впрочем, тут же осело. Вулф и Чика расположились на простых плетеных стульях, явно много раз ломанных и чиненных.
   - Нам надо побыстрее покинуть этот город, штат и вообще страну, заявила Чика.
   Это вызвало у Паркера ухмылку.
   - Неужели этот дерьмовый фараон в бегах? Тогда у меня сегодня праздник.
   - Сума здесь, - напрямик сообщила Чика. - Он уж наверняка все сделает, чтобы нас остановить.
   Паркер задумался.
   - Любому, кто поможет вам, придется иметь дело с Сумой, - изрек он наконец.
   - Если мы исчезнем достаточно быстро, у Сумы не будет на это времени, - возразила Чика. - Ему нужны именно мы.
   Паркер снова ощерился, показав металлические коронки.
   - Ну ты и штучка. Понятно, почему из-за тебя многие ребята гадят под себя со страху, - промолвил он и бросил окурок в банку из-под томатного соуса "Контадина". - Ну да ладно, посмотрю, что можно сделать.
   Он встал и удалился за полог из старого одеяла в другую часть хибары.
   Чика подошла к двери и выглянула наружу. К пиву она не притрагивалась.
   - Что бы вы сделали, не сломай я ключицу у этой двуногой крысы? поинтересовался Вулф.
   - От меня ничего не требовалось, - отозвалась Чика.
   - Вы предвидели это конкретное будущее?
   - Вероятно, я вам больше верю, чем вы мне.
   Сквозь открытую дверь они видели, как идет своим чередом жизнь в "городе безнадежных", похожая на жизнь любой из стран "третьего мира". "Вот только кто бы мог предположить, что так станут жить здесь?" - подумалось Вулфу.
   - Ищете что-то конкретное? - спросил он Чику, уловив ее настороженность.
   - Нет, - покачала она головой, продолжая, однако, внимательно осматриваться вокруг.
   Заметив голого ребенка, испражняющегося на куче мусора, Вулф вспомнил, как читал доклад городской санитарной службы, быстренько спрятанный мэрией под сукно. Там говорилось, что количество колоний патогенных микроорганизмов типа диплококка, стафилококка, амебы и сальмонеллы в одном кубическом метре данной местности превышает все мыслимые нормы.
   - Вы же знаете, что я пока не могу уехать, - произнес он.
   - Очень глупо, - откликнулась Чика. - Сума с удовольствием сожрет вас на завтрак. Послушайте меня, и тогда мне, думаю, удастся сохранить вашу жизнь.
   - Вы не понимаете. Я в ответе за смерть Сквэйра.
   - У вас нет доказательств.
   - Он был одним из моих людей. Попал в беду. Такую большую, что гордость не позволила ему просить у меня помощи, а толкнула на скользкий и опасный путь. А я встал на этом пути, - сказал Вулф, глядя на Чику. - Или вы не в состоянии понять, что такое гордость? Например, мой сенсей учитель айкидо - не понимал этого.
   - Гордость, согласно конфуцианству, грех, - ответила Чика. - Тяжкий и опасный грех.
   Десять минут спустя из глубины жилища вынырнул Паркер, неся фотокамеру "Поляроид" для профессионалов. Он сфотографировал их анфас и снова исчез за одеялом, скрытный и молчаливый.
   Появившись вновь, он держал в руке два британских паспорта, которые вручил Чике.
   - Не бойся. Они сойдут за настоящие, - успокоил он, ковыряя при этом зубочисткой во рту, из которого пахло кошачьими консервами.
   - Благодарю, - бросила на него взгляд Чика, пряча паспорта во внутренний карман.
   Паркер опять стал сверлить Вулфа взглядом.
   - Спокойно, - сказала Чика. - Я же говорила, что он свой.
   Паркер что-то проворчал, но тут черты его лица смягчились при виде девочки лет пяти, с негромким криком бросившейся к нему. Он слегка наклонился и поднял ее на руки.
   - Кэти, - пробормотал он, обнимая ее, а она уткнулась лицом ему в шею.
   А затем, уступая ее громкому "пожалуйста, папочка!", он перевернул ее вверх ногами, держа за щиколотки. Из ее рта, скрытого теперь длинными светлыми волосами, вырвалось хихиканье. Паркер встряхнул ее легонько, и она восторженно завизжала в притворном испуге.
   - Почему вы живете в этом аду? - спросил Вулф, указывая на скопище вонючих хибар.
   - Потому что жизнь всегда лучше смерти, - отозвался Паркер. Он еще немного потряс Кэти так, как обычно трясут посудину с прилипшим ко дну содержимым. - По лицу вижу, что ты не веришь. Наверное, чтобы полностью понять меня, надо оказаться в моем положении.
   Он перевернул Кэти головой вверх и, продолжая держать ее на руках, смахнул у нее со лба волосы. Лицо у девочки раскраснелось. Она оказалась хорошенькой и, как многие дети ее возраста, заражала окружающих своей жизнерадостностью. Она показала Вулфу язык, а Паркер рассмеялся.
   - Семь лет назад я был преуспевающим брокером по инвестициям в одном перспективном деле. Организовывал выкупы на аукционах, - рассказывал он. Но потом, как говорится, в вентилятор попало дерьмо, рынок лопнул, и очень многие на Уолл-стрит оказались не у дел. Приходишь утром, а твои приятели решают кроссворд в "Таймс", хотя буквально пару месяцев назад они прокручивали столько всяких сделок, что часто торчали в офисе ночь напролет. Невероятно. Телефоны не звонят целыми днями. Тишина такая, просто жуть берет.
   Паркер пересадил взвивающуюся Кати с одной руки на другую.
   - Ну а потом, конечно, мы все стали ненужными. Возникла необходимость урезать кадровые излишки, целые отделы пришлось ликвидировать в один день. И нигде не найти никакой работы. Я сильно задолжал, и расплата оказалась тяжкой. Продал сначала свою "БМВ", часы "Ролекс", потом пришлось по дешевке продать кооперативную квартиру в Бэттерн-Парк-Сити. Единственная польза от банкротства - это то, что я больше не обязан платить алименты бывшей супруге, хотя она и посылала своих адвокатов вынюхать, действительно ли я стал нищим. Когда же я попросил у нее взаймы, она нагло рассмеялась мне в лицо.
   Потом я перебивался случайными заработками. Известно какими - мытьем посуды, работой официантом, ночными сменами, за которые никто не берется. Но после того как меня во второй раз стукнули и ограбили, решил, что с меня достаточно. Хватит быть гражданином славного города Нью-Йорка и хватит уважать закон.
   Я лежал в травматологическом отделении одной из больниц. Весь в крови. Больно. Мимо меня медперсонал гонял тележки с жертвами пулевых ранений. Вот тогда-то я и подумал, уж не в аду ли я. Это оказался совсем не тот Нью-Йорк, о котором я мечтал еще мальчишкой, живя в Чикаго. И понял, что придется переступить ту грань, которую меня учили никогда не переступать.
   Я поселился здесь, потому что это мой единственный шанс выжить. И если чему-то научился тут, так это стойкости, потому что лишения закаляют. Люди способны вынести почти все, если только настроятся на это. Пять лет назад я бы сам никогда в такое не поверил.
   Он посмотрел на ребенка, которого держал на руках.
   - А теперь у меня есть Кэти. Ее мать умерла от сверхдозы героина, а отца зарезали за то, что он украл банку консервированных бобов из соседской лачуги.
   Паркер издал какой-то нечленораздельный звук.
   - Это, знаешь ли, забавно. Все то время, пока я был женат, работал на Уолл-стрит, имея дело с многомиллионными счетами своих клиентов, я и понятия не имел, что значит "нести ответственность". А вот воспитывая Кэти, я понял это, так что теперь часто думаю, что все оказалось к лучшему.
   Он разразился смехом, в котором чувствовалась ирония по отношению к самому себе.
   - Ну конечно же. Так мне и положено думать, а иначе, ясное дело, свихнусь. Но вера - забавная штука, такая хрупкая в одних случаях и такая абсолютно несокрушимая в других.
   Он поцеловал Кэти в голову, прижимая ее к себе.
   - Ты, наверное, будешь смеяться, но я сейчас читаю Юнга. Спер книжки в публичной библиотеке. И правильно сделал: туда ведь в наше время никто не ходит. И вот я читаю его книги и думаю о том, что в самый разгар всех этих колоссальных социальных потрясений все по сути своей остается тем же самым. От этого как-то даже успокаиваешься. Мне очень хочется научить Кэти тоже так думать.
   Паркер пожал плечами.
   - И вообще-то, фараон, кто знает, может быть, не я, а ты живешь в аду.
   Вулф выслушал эту потрясающую историю с напряженным вниманием. Теперь он понял, почему отец, которого ему вдруг странным образом напомнил Паркер, без остатка отдался своим профессиональным делам. Для Питера Мэтисона быть кем-то значительным стало наиважнейшим делом всей жизни. Вот почему записался он в техасские рейнджеры, вот почему ощутил необходимость покинуть жену и сына, забыть свое убогое существование и дикую Австралию. Здесь у него появлялся шанс ощутить свою значимость, стать тем героем, которого видел в своих мечтах, но которым не стал.
   - Папочка!
   - Ш-ш-ш, Кэти, - отозвался Паркер нежно, но твердо.
   - Но я...
   - Больше никаких висюлек, малышка.
   Девочка в его руках начала извиваться, и он поставил ее на пол. Однако она тут же разревелась, и он снова взял ее на руки.
   - Кэти, что с тобой?
   Вулф заметил, что она дрожит. Ее лицо побледнело, и она начала подвывать. Что-то ее явно напугало. Паркер повернул ее к себе, пытаясь вглядеться в заплаканное лицо.
   - Ей жарко, - сообщил он. - Но она совершенно сухая. И дрожит как осиновый лист.
   - Паркер, поставьте ее на пол.
   В голосе Чики Вулф различил внезапный страх. Но Паркер, чрезвычайно возбужденный ухудшающимся состоянием дочери, ничего не слышал.
   - Паркер! - настойчиво повторила Чика, пытаясь разжать его руки так, чтобы не сделать больно ребенку. - Поставьте ее на пол!
   - Ей плохо! - упирался Паркер. - Я не собираюсь...
   - Вы не понимаете, что происходит... Страшная опасность...
   В этот момент ребенок начал светиться. Ее глаза широко раскрылись, зрачки расширились, и она ужасно застонала. На кончиках пальцев заплясали голубые огоньки. Затем огонь перекинулся на руки. Кэти издала громкий вопль, и в тот же миг пламя с шипением охватило ее всю.
   - Господи Иисусе! - закричал Паркер. Он никак не мог поверить в происходящее и не отпускал ребенка, находясь в состоянии человека, сраженного пулей, когда тот оседает, ничего не чувствуя, но разум его как бы застыл на последнем моменте предыдущего, нормального существования, за мгновение до того, как что-то немыслимое разорвало в клочья пространство и время и сделало действительность нереальной.
   Сума выследил их!
   До Вулфа уже донесся удушливый запах горящих волос и плоти. Лицо Кэти исказил страх и что-то еще, некий ужас, который не поддавался определению.
   Нужно что-то делать, как-то помочь ребенку. Он нагнулся, хватая с пола ветхое одеяло, но, выпрямившись, обнаружил, что не может шевельнуться. Дыхание давалось с трудом. Сердце как будто сжали в кулаке, мешая ему биться, подавляя пульс до едва заметного, как перед смертью. Вулфу моментально вспомнилась та ночь на крыше дома Аманды, где он столкнулся с силой в облике тени и тоже не мог ни двигаться, ни дышать. Различий между этими двумя моментами - прошлым и нынешним - он не ощутил. Его прошиб холодный пот, и лишь огромным усилием воли он подавил уже знакомое и вновь возникшее чувство ужаса и беспомощности, охватившее его в те мгновения, когда он летел вниз, разбивая стеклянную крышу и теряя сознание.
   Он моргнул. Боль тяжелым холодным валуном продолжала давить на грудь.
   - Поставь Кэти на пол, - вновь с неестественным спокойствием сказала Чика Паркеру. - Отпусти ее. Это единственная возможность спасти ее.
   Безудержно рыдая, Паркер сделал наконец то, что она велела. Его рубашка на груди прогорела, тут и там от него струился дымок, а руки стали по локоть черными от копоти. Но он этого не замечал, уставившись на свою дочь, которая, лежа на камнях, корчилась и кричала от огня, продолжавшего пожирать ее.
   В этот момент Вулф ощутил нечто, воспринятое им как колебание воздуха, искажающее очертания предметов, над шоссе в жаркий день. Дохнуло чем-то прохладным, и на миг между ним и Чикой промелькнула какая-то темнота, какой-то мгновенный разрыв в пространстве. Ему почудилось, будто рядом с ним дышит нечто невидимое. Ему стало легче. Боль утихала. Ощутив во всем этом что-то смутно знакомое, он повернулся к Чике.
   Возможно, в тусклом свете и пыльном воздухе его зрение обмануло его, но в ту секунду он мог бы поклясться, что глаза Чики изменили цвет, став яркими до такой степени, что, казалось, по самому краю радужной оболочки вспыхнули зеленым светом крошечные серпы. Он тут же моргнул, после чего ее глаза предстали перед ним такими же, как и прежде, - темными и бездонными. Услышав вскрик Паркера, он повернулся в его сторону и увидел, что пламя на животе Кэти гаснет.
   Стоя рядом с ней на коленях, Паркер раскачивался из стороны в сторону и подвывал, не в силах вымолвить ни слова.
   Выхватив свой револьвер, Вулф бросился из лачуги наружу.
   - Вулф!
   Ужас, прозвучавший в крике Чики, заставил его содрогнуться, но он уже не останавливался, не мог остановиться, преследуемый образом маленькой девочки, охваченной пламенем, которое сжигает ее тельце, сгущает и высушивает кровь.
   Боковым зрением Вулф заметил что-то неуловимое, словно угря среди кораллов, какое-то движение тьмы справа от себя и резко повернул туда, расталкивая в стороны вытаращившихся на него местных обитателей. Он бежал параллельно эстакаде, продираясь сквозь самодельные постройки, оставляя позади коптящие костры в проволочных мусорных корзинах, перепрыгивая через нелегальные кабели местных электропиратов, огибая желтоглазых собак, свирепостью не уступающих волкам.
   Выбежав из "города безнадежных", он оказался в окружении старых складов, до того ветхих, что, казалось, они только и ждут, когда прибудет кран с тяжелым шаром на тросе и обратит их в прах, из которого их некогда сотворили. Под ногами лежала древняя мостовая, вся в грязи и колдобинах от двухвекового непрерывного использования.
   Неподалеку от Вулфа на скрипучих петлях болталась от ветра маленькая исцарапанная дверь. К скрипу добавлялся ритмичный стук сломанного висячего замка. Вулф стал осторожно подбираться к двери, заходя сбоку и укрываясь по возможности за массивными железными опорами эстакады. Он проверил свое состояние и остался им удовлетворен: левая нога слегка побаливает, но одышки нет. Пока все хорошо, а там видно будет.
   Рывком распахнув дверь, он быстро влетел внутрь склада. Тусклый свет серого утра сменился багровым полумраком. В ноздри, как призрачное напоминание об иных временах, ударили запахи. Пахло крысиными гнездами, гниющими опилками, вонючей сушеной рыбой.
   Он знал, что теперь необходима крайняя осторожность. В этом месте ощущалось присутствие силы, несомненно способной убить его, уничтожить точно так же, как и та сила, с которой он уже сталкивался дважды. Почему она еще не угробила его? Дрожь пробрала Вулфа, когда он вспомнил охваченную пламенем Кэти.
   Вспомнились слова Чики:
   "Сила проявляется в скрытой, постоянно меняющейся форме, и тогда она похожа на тень, на нечто живое, что некоторые люди могут ощутить и даже, вероятно, увидеть в пределах своего поля зрения. И в таком концентрированном состоянии сила способна на многое. Она, например, может действовать как невидимый кулак, перемещать неодушевленные предметы. Она способна нести боль и даже смерть другим людям".
   Он внутренне содрогнулся, узнавая все эти признаки и испытывая при этом прежнее, уже пережитое чувство. Не эту ли живую тень он ощущал в лачуге Паркера, а еще раньше - на крыше? Нечто холодное в воздухе, мимолетное затмение, вроде мгновенного движения воздуха. И нечто невидимое, дышащее рядом.
   Он постоял в густой тени, дожидаясь, пока глаза привыкнут к темноте. Постепенно он стал различать окружающие предметы. По-видимому, здесь располагалась приемная контора, маленькая, невзрачная и до предела запущенная. Вулф прошел через заднюю стеклянную дверь и очутился непосредственно в складском помещении, просторном и грязном от копоти, за которым, очевидно, шли малые хранилища для скоропортящихся продуктов. Окна, расположенные настолько высоко, что снизу казались крошечными, пропускали отдельные лучи света, падавшие на стены, а ниже- горели тусклым кроваво-красным светом голые лампочки.
   Слева от Вулфа круто уходила вверх железная лестница, ведущая на узкие мостки, опоясывавшие главный склад по всему периметру. Он двинулся наверх: оттуда легко было заметить любого, кто появится внизу.
   Перешагивая сразу через три узкие ступеньки, Вулф испытывал слабое тянущее ощущение от раны на левой ноге, но боли не чувствовалось. Более того, такая энергичная разминка для мускулов пошла ему на пользу, и он, достигнув верха, ощутил внезапный прилив адреналина в крови. Постояв мгновение, он сиял туфли и засунул их в карманы куртки. Теперь он двигался быстро и бесшумно, однако не было уверенности, что эти люди, Сума и ему подобные, не смогут ощутить его присутствие здесь, в этой темноте и тишине.
   В середине мостков Вулф залег, чтобы в меньшей степени представлять собой цель, и оглядел помещение грузового склада. Заметив движение в дальнем конце, он вскочил и поспешил к концу мостков, а оттуда вниз, по еще одной крутой лестнице.
   Спустившись, он очутился перед цепочкой небольших клетей, заполненных металлическими ящиками, коробками из толстого картона и мешками с цементом, хотя склад в целом производил впечатление бездействующего. Вулф заметил, как что-то осторожно движется в третьей клети, но стоило ему сделать шаг вперед - и это "что-то" исчезло.
   Он распахнул сетчатую дверь, разглядев в красноватом свете, что висячий замок на ней взломан. Очень узкий проход между ящиками и мешками вел по центру клети к двери в другую такую же клеть. Вулф двинулся по проходу, развернувшись правым плечом вперед и держа револьвер наготове. По обе стороны от него, возвышаясь высоко над головой, тянулись многочисленные нагромождения коробок. Перед входом во вторую клеть виднелся небольшой просвет, и Вулф рассмотрел, что сквозь сетчатые стены, напоминая вены на тощей руке, тянутся электропровода. Как карликовые солнца, горели лампочки, расположенные чересчур далеко, чтобы хоть что-то значить.