Ван Ластбадер Эрик. Мико

   Русилов даже не опустил глаз.
   - Ты нашел то, что нужно?
   Котэн показал туго скатанный кожаный мешочек. В его громадной ладони тот казался совсем крошечным.
   - Это выпало из него, когда он помер! - Котэн рассмеялся писклявым пронзительным смехом, заметив нерешительность русского. - Не бойся, возьми. Он протянул Русилову мешочек на ладони. Тот казался ничуть не больше, чем когда был зажат в кулаке. - Дождь отмыл его до блеска.
   Свободной рукой Русилов проворно сунул скатанный мешочек в карман. "Вместе с ним мы упустили и "Тэндзи", - подумал Николас, вспоминая слова Сато: "Раскрыв "Тэндзи", они станут достаточно сильными, чтобы уничтожить всех нас". Что же такое "Тэндзи", если проникновение в него любой иностранной державы было чревато мировой войной? Николас понял, что должен выяснить это, и как можно скорее.
   Взгляд черных глаз Котэна скользнул по Николасу.
   - Мне о нем позаботиться?
   - Держись от него подальше, - резко сказал Русилов.
   Котэн сердито посмотрел на него.
   - Вы только что унизили его, Петр Александрович, - сказал Николас.
   - Вы оба слишком опасны, чтобы стравлять вас друг с другом.
   - В самом деле? - Этот разговор начинал забавлять его. Откуда, черт побери, может этот оперативник из КГБ так много знать о нем? - У вас, разумеется, не может быть досье на меня. Я - частное лицо.
   - О? - Темные брови Русилова приподнялись. - Тогда что же вы здесь делаете?
   - Мы с Сато-сан друзья... были друзьями, равно как и деловыми партнерами.
   - Только и всего-то? - Голос русского был полон издевки. Не было никакого смысла топтаться на месте.
   - Эта бомба в автомобиле была предназначена не только для Сато? У вас не могло быть никакой уверенности, что, открывая дверцу, он будет у машины один.
   - Если бы вы вместе сгинули, было бы лучше. А поскольку мы получили вот это! - Он похлопал по карману, в который опустил мешочек. - Нам не нужен ни один из вас. Если бы наш агент был перехвачен...
   - Фениксом или мной...
   - О, я думаю, Котэн нашел бы какой-нибудь способ остановить вас. Но, как я уже сказал, если бы наш агент был перехвачен, то нам пришлось бы захватить вас.
   - Если вы хотите жить, - заметил Николас, - то вам лучше застрелить меня прямо сейчас.
   - Я это и намерен сделать.
   - Тогда вам никогда не узнать о модификациях, которые мы недавно произвели в "Тэндзи".
   - Мы? - В голосе Русилова впервые прозвучала неуверенность.
   - А почему же, по-вашему, концерн "Томкин индастриз" объединяет одну из своих компаний с "Сато петрокемиклз"? Могу вас заверить, что не ради своего удовольствия.
   - Вы лжете, - сказал русский. - Я ничего об этом не знаю. "Конечно, не знаешь, - подумал Николас. - Но ты не уверен. И если ты не доставишь меня к Проторову, это может оказаться серьезной ошибкой. Времени в обрез, ошибаться никак нельзя".
   - Стало быть, есть вещи, которых вы не знаете!
   В школе его обучали красноречию. Подобно тому, как "киаи" используется в качестве боевого клича, чтобы запугать, а в некоторых случаях и сковать своего противника, существует еще и "ити", более утонченная его разновидность. Сейчас "ити" можно было перевести как "позиция", то есть возможные достижения, которых способен добиться говорящий при помощи интонации и модуляций голоса. Овладеть этим искусством чрезвычайно сложно. При этом "ити" зачастую подвержено влиянию внешних обстоятельств, над которыми обладатель "ити" не властен, а посему это искусство оказалось почти полностью утраченным. Акутагава-сан, помимо всего прочего, был сэнсэем "ити", видевшим в Николасе способного и старательного ученика.
   - А я-то уж начал было думать, что господин Проторов всеведущ.
   Николас подумал, что как раз "ити" и могло бы сейчас спасти ему жизнь.
   - Убей его, - зарычал Котэн. - Пристрели его сейчас, или я прикончу его за тебя.
   - Успокойся ты, - сказал Русилов. За все время, пока шел разговор, он ни разу не отвел глаз от Николаса. Лейтенант качнул головой. - Идите сюда, товарищ Линнер, - сказал он на фоне прокатившегося с востока на запад раската грома, ударившего над самой головой. Дождь обрушился на них, посеребренный светом фонарей. - Ладно, похоже, ваше желание все-таки сбудется.
   И Николас подумал: "Проторов!"
   Осень - зима 1963 - весна 198?
   Кумамото. Асама когэн. Швейцария
   Это история о том, как Акико спасла жизнь Сайго, и как он воздал ей за добро. Осень 1963 года была холодная и ненастная - то шел унылый дождь, а то и снег, серебристый, преждевременный и умирающий на земле, словно выброшенная на берег рыба.
   На Кюсю, куда Сунь Сюнь отправил Акико проходить следующую степень обучения, крестьяне, стоя на грязных деревянных лестницах, наматывали на стволы своих драгоценных деревьев изящные коконы из вымоченной марли, чтобы спасти их от грубых прикосновений зимы.
   Они начали делать это необычно рано, да и скверная погода наступила рано в этот год, предвещая суровую зиму, о чем негромко и сокрушенно поговаривали в округе с тех пор, как за одну ночь лето исчезло как дым.
   Туман окутывал Кюсю такой густой пеленой, что до самого въезда в город Акико не могла разглядеть ни вулкан Асо, ни гигантскую трубу большого индустриального комплекса, раскинувшегося по долине на северо-запад от города.
   Она сразу невзлюбила Кумамото. В далекие феодальные времена место, возможно, обладало неким очарованием, но сейчас, когда Япония сделала невероятный экономический скачок вперед, синеватый налет промышленной копоти, покрывающий старые здания, лишь наводил на размышления о том, какой тихой заводью был в прошлом Кумамото.
   И все же Акико сдалась сама себе, чтобы остаться здесь в школе "каньакуна ниндзюцу". Ее символом был круг с девятью черными алмазами внутри. В центре на свободном месте помещалась идеограмма комусо. И едва она ее увидела, как поняла - "кудзи-кири". Черное ниндзюцу.
   У нее возникли трудности, несмотря на личный знак Сунь Сюня, прикрепленный к ее рекомендательному письму. Сэннин, человек с топорным лицом, почти болезненно худой, заставил ее ждать полдня прежде, чем вызвал к себе в кабинет.
   Правда, он рассыпался в извинениях. Акико ничего не могла прочитать в его глазах - в них не было и намека на то, что отличает человеческое существо от прочих живых творений природы. Склонившись перед ним на стареньком тростниковом татами, она ощутила печаль, в причинах которой не могла бы разобраться сейчас. Потом она с некоторым Удивлением поняла, что скучает по Сунь Сюню, что какая-то часть ее существа не хотела покидать его теплый и удобный дом.
   Однако более сильное и более настойчивое желание увело ее т комфорта и тепла: ее карма, ее предназначение быть здесь, именно здесь, это она знала твердо и несомненно.
   Повиновение - вот все, что оставалось ей.
   Сэннин со своей стороны с первого взгляда отнесся к ней с неодобрительным пренебрежением и молча клял ее бывшего сэнсэя за то, что тот добился своего. Не могло быть и речи о том, чтобы выгнать ее, хотя сэннин больше всего желал именно этого.
   Единственная его надежда, пожалуй, заключается в том, чтобы сделать жизнь и обучение для этой женщины невыносимо тяжкими и морально и физически. Он внутренне содрогался при одной мысли о ее присутствии здесь, о том, что ее "ва" нарушит привычный порядок и ритуал.
   Уже сейчас он ощущал идущий от нее чисто женский ток души, для него это был болезненный прорыв в единении сил, над которым он и те, кто ему подчинялся, трудились так долго и упорно.
   Однако он улыбался любезно, как только мог, и, внутренне ликуя, передал ее на попечение ученика, который по крайней мере выпроводит ее из Кумамото.
   Сэннин не мигая наблюдал за тем, как она в соответствии с этикетом поклонилась и выпрямилась. Глядя, как она отступает, он еще раз порадовался, что нашел наилучшую возможность позаботиться о судьбе новой воспитанницы: Сайго ее уничтожит.
   Не в буквальном смысле, конечно, случись такое, сэннин потерял бы уважение Сунь Сюня, чего он, разумеется, не мог допустить. Нет, нет. Если он знает своих учеников, то сделал правильный выбор. В демоне, который оседлал Сайго, было нечто особенное и пугающее, его когти впились так глубоко, что сэннин оставил всякие попытки устранить его.
   Пусть Призрак - под этим именем Сайго был известен нескольким сэннинам выпроводит нежеланную женщину отсюда; ей не останется иного выбора. Достоинство не пострадает. Сунь Сюнь не сможет ни в чем его обвинить, а женщина вернется к тому, для чего она больше подходит - чайная церемония или, быть может, аранжировка цветов.
   Когда Акико пришла к нему в додзё и сообщила о поручении, какое ему дается, Сайго понял, сколь низкое положение занимает он в глазах сэннина. Никудышная работа, мрачно думал он, взяв женщину-ученицу за руку. Он посмотрел на нее с гневом и негодованием, внезапно вспыхнувшими в нем.
   Со своей стороны Акико сразу догадалась, что она попала в лапы к тигру. Ее "ва" противодействовало леденящему контакту с враждебными эманациями Сайго, но она знала, что ее задача - выдержать: она должна победить его, а затем одного за другим - всех в "рю".
   После полудня в этот день Акико большую часть времени наблюдала за ним, когда он повел ее в "рю" - своего рода мир внутри мира, скрытый от всех даже в центре промышленного города, в котором было полно грязных бараков без окон.
   Когда они завершили свой обход, возле них уже не было ни других учеников, ни сэннинов.
   - Я хочу, чтобы ты оставалась здесь, - сказал он ей, - пока я отлучусь по делу.
   Она кивнула в знак согласия.
   - Не произноси ни слова, пока меня не будет, и особенно когда я вернусь.
   - А что случилось?
   Не говоря ни слова, он сильно ударил ее по лицу. Акико покачнулась и упала на бок. Сайго стоял над ней, расставив ноги, его тело было полностью расслаблено.
   - У тебя еще есть желание задавать вопросы? - Он произнес это издевательски грубо, и Акико невольно вздрогнула, но не произнесла ни звука и не сделала ни одного движения.
   Сайго невнятным бормотанием выразил удовлетворение и удалился.
   Оставшись одна, Акико немедленно впала в синки. Это прежде всего означало держать свой тандэн - часть существа, которую одни сэнсэи называли вторым мозгом, а другие - центром контроля за рефлексами - выключенным. Таким путем она отторгла себя от области, где была жгучая боль. Момент сильной концентрации - и она больше не чувствовала этой боли. Медленно поднялась и направилась к двери, через которую вышел Сайго.
   Она ощутила движение его души за мгновение до того, как дурная эманация превратилась в физическое действие. Она легко могла уклониться от удара. Но что хорошего вышло бы из этого? Гнев Сайго сильнее разгорелся бы, и он мог причинить ей еще большее страдание.
   Кроме того, она чувствовала, что он был человеком настолько неуверенным в своем чисто мужском естестве, что ему необходимо было физически "давить" на окружающих, как мужчин, так и женщин. Если бы она захотела найти к нему подход, то прежде всего должна была бы позволять его дурным наклонностям проявляться при ней. Только это позволило бы ей выбрать свою собственную стратегию и приручить его.
   Сайго отсутствовал несколько часов. За это время свет на небе угас; день догорал как свеча. Было время обедать, и Акико проголодалась. Так как никакой еды не было, она молча вошла в додзё и, открыв свою сумку, переоделась в свою черную "дзи". Сорок минут она занималась медитацией, добиваясь синки киицу союза души, разума и тела, что так существенно для достижения вершины всех боевых искусств. Она чувствовала тяжесть вселенной, которая сконцентрировалась у нее в животе. Ситахара.
   Она дышала. Вдох: дзицу, полнота. Выдох: кё, пустота. Наноси удар точно в тот момент, когда почувствуешь кё в своем враге, говорил Сунь Сюнь. Наноси удар в тот момент, когда чувствуешь дзицу в себе. Так ты обеспечишь себе победу.
   Еще, повторял он ей снова и снова, если ты настолько глупа и эгоистична, что позволяешь себе думать о победе, - ты погибла. Направь свое сознание на сайка тандэн, дыхание пустоты. Из этих изначальных приемов могут быть выведены и сформулированы все стратегии.
   Девяносто минут она делала упражнения, увеличивая сложность до тех пор, пока пот не полил с нее ручьями, и отрабатывая быстроту и синхронность, координируя их и контролируя - по три, затем - по шесть, затем - по девять молниеносные атаки и защиты.
   Потом, так как она была еще ученицей и некоторые существенные моменты приходилось обдумывать, а не воспроизводить подсознательно, она вернулась к сайка тандэн.
   Достала из сумки длинную полосу плотной хлопчатобумажной ткани - то был единственный подарок от Сунь Сюня, - сложила вдвое и точно рассчитанными движениями обернула вокруг живота так, что верхний край касался нижней части ребер с обеих сторон. Затянула туго; это создавало напряжение. Она старалась дышать как можно глубже. Села, скрестив ноги, тело мягкое и податливое, плечи расправлены и расслаблены, торс сильно наклонен вперед так, что кончик носа почти касается пупка. Сайка тандэн. Она использует каждый вздох.
   Она дышала так до тех пор, пока ее острый слух не уловил тихий шорох за металлической дверью. Послышался скрежет висячего замка.
   Дзицу, кё. Полнота, пустота. Вдох и выдох. Она услышала, что Сайго входит в додзё, и подняла голову. Она сосредоточила свое внимание на нем.
   - Вставай, - шепнул он, - идем.
   Он стоял у закрытой двери.
   Она повиновалась, поднялась и взяла свое одеяние, которым она очень дорожила, хотя оно было самое простое и его можно было купить в любом магазине. Благоговейно сложив его, она завернула его в свою просторную черную хлопчатую блузку и шагнула, чтобы встать рядом с Сайго.
   - Слушай, - произнес он голосом, невнятным и напоминающим далекое жужжание москитов. Они стояли молча. Она не произнесла бы ни слова, даже если бы он не предупредил ее несколькими часами раньше.
   Вначале ничего не было слышно, кроме легкого шуршания опилок, напоминавшего о настоящем предназначении этого старого здания. Толстые стены и потолочные перекрытия трех этажей не пропускали ни звука с улицы. Было тихо, как в могиле.
   Но вот кто-то кашлянул. Еще раз. Акико услышала легкие шаги за дверью. Она взглянула на Сайго, который был полностью сосредоточен на том, что происходило за дверью.
   Кто там был? Акико прислушалась.
   - Что это? Где мы? - шепнул женский голос.
   - Идем. - Мужской голос. Затем более настойчиво, но не более громко: Идем!
   Звуки стихли, но у Акико возникло ощущение двух начал. Мужского и женского. "Инь" и "ян".
   Ненависть вспышкой пробежала по лицу Сайго, придав ему сходство с горгульей. Сколько ненависти, подумалось Акико. Она пожирает его изнутри. Ненависть была ей хорошо понятна.
   Возможно, именно в эту минуту она постигла родство их душ. Акико и Сайго. Предназначены друг для друга?
   Чуть погодя лицо его приняло прежний вид, он смог говорить, но, как ни странно, ничего не сказал о происшедшем.
   - Ты ждала? - произнес он.
   - Но ведь именно этого ты хотел?
   Акико посмотрела ему в глаза - они были как неподвижные камни на дне спокойного озера. Если правда, что глаза - зеркало души, то Сайго явно был рожден без нее. Она не увидела в его глазах ничего живого, только вихрь эмоций, мертвый груз, как труп на виселице.
   Сайго кивнул, и она поняла, что он доволен. Скорее всего, полагал, что оплеуха сделала ее уступчивой. Полагал ошибочно. Другой человек подобного типа на его месте расслабился бы, но он - нет. Акико заметила это.
   - Поздно, - сказал он. - Пора уходить. Одевайся.
   Он не отвернулся, когда она снимала свою "дзи". Раздеваясь, она чувствовала на себе его застывший взгляд. Акико не стыдилась своего обнаженного тела, как большинство японцев. Но все же она ощутила присутствие Сайго, его испытующий взгляд.
   В его взгляде не было похоти, по крайней мере в смысле обычного вожделения. В этом она разбиралась. С другой стороны, он и не разглядывал ее с холодной оценивающей пристальностью, и это имело для нее некое значение. С таким человеком ей никогда не приходилось сталкиваться прежде.
   Полностью раздевшись и обтеревшись полотенцем, она встала лицом к нему.
   - Что тебя так занимает? - С этими словами она закинула полотенце на плечи так, чтобы ничто не ускользнуло от его внимания.
   - Если ты имеешь в виду секс, - сказал он, - то у меня сложилось свое мнение на этот счет.
   Он вглядывался в ее тело ниже пупка, возможно, смотрел на вьющиеся блестящие волосы на лобке.
   - Я не отдаю этого так просто, - сказала она. - Почему ты думаешь, что я отдамся тебе?
   - Ты совсем голая, верно? А меня почти не знаешь.
   - Если бы я, такая, как есть, знала бы тебя хорошо, - она пристально посмотрела на него и продолжила, - шансов у тебя не прибавилось бы.
   - Ты хочешь сказать, что это не предложение?
   - Если ты хочешь меня, это твоя проблема, - сказала она, натягивая на себя одежду. - Ты не позволил остаться мне одной, чтобы переодеться.
   Мгновение он смотрел на нее, потом резко отвернулся, шагнув к металлической двери, отпер ее и принялся откреплять квадратный знак "рю" от двери. Он отложил его в сторону и начал покрывать дверь лаком так, чтобы не осталось никаких следов этого знака.
   Акико брало любопытство, но она знала, что лучше не спрашивать его, почему он решил позаботиться о том, чтобы стереть все следы пребывания "рю" в этом здании. Поскольку эта дверь на третьем этаже была единственной, которая вела вниз на улицу, возможно, именно это его и беспокоило.
   Одевшись, Акико подняла свою сумку и вышла, пройдя мимо него.
   Она внимательно наблюдала, как он запирает дверь на висячий замок.
   - Мне негде остановиться, - сказала она. Он вынул из своего кармана ключ и дал ей.
   - Там есть лишняя спальня, - сказал он. - Не трогай ничего в доме. - Он написал ей адрес. - Дождись меня. Я не знаю, когда вернусь.
   Три недели спустя они гуляли в пригороде, среди мандариновых рощ. Большая часть южной половины острова оставалась земледельческой и, казалось, хранила обычаи старины. Сайго сказал, что ему это нравится.
   Даже здесь, далеко на юге, сверкающий снег лежал достаточно толстым слоем, он похрустывал и звенел под ногами мелодично, словно фарфор Мин. В лунные ночи он матово светился во тьме.
   Их дыхание плыло в воздухе, слова вылетали изо рта клубами пара, сплетаясь друг с другом, как цепочка островов.
   Многое переменилось в жизни Акико за это время, и ей очень хотелось знать, изменилось ли что-нибудь для него. С любым другим ответ был бы известен.
   Это началось три недели назад. Тогда он вернулся домой поздно ночью, открыв дверь в полной тишине. Акико дремала, но его поле сразу проникло в бета-уровень, где бодрствовал ее дух, пока ее сознание спало.
   Она открыла глаза и мгновенно стряхнула с себя дремоту. Она знала в себе такую способность, но других это часто смущало.
   Сайго, стоя в тени у двери, произнес:
   - Ты спала?
   - Нет. Ты хотел, чтобы я подождала тебя. Я ждала.
   Он бесшумно вошел в комнату, и она почувствовала, как его поле неуправляемая эманация озлобленного ребенка - проникло в нее. Она не отшатнулась, вообще не сделала никакого движения, ни единым намеком не выдав того, что поняла его намерение. Сделать так - означало бы потерять власть над ним. Кроме того, это могло бы его напугать, чего она не могла себе позволить.
   Ударив ее и утолив свою слабость, он сказал:
   - Я оставил там свою ношу. Сходи и принеси.
   Его голос был совершенно спокоен.
   Акико встала и пошла к двери. Проходя мимо Сайго, она почувствовала, что душа у него вялая, как у сытой змеи. На ступеньках она, к своему удивлению, обнаружила молодую девушку, примерно одного с собой возраста. Девушка лежала возле двери и вся дрожала. Обхватив ее рукой, Акико повела девушку в дом.
   Девушка споткнулась о порог и, падая, тяжело повисла на руках Акико, которой пришлось протащить ее три или четыре ступеньки.
   Девушка понемногу приходила в себя. В теплом свете лампы Акико разглядела ее. Лицо красивое, но такое же вялое, как дух Сайго. Зрачки больших глаз расширены, сквозь полуоткрытые губы вылетают невнятные звуки.
   - Она под воздействием наркотиков, - сказала Акико.
   - Вот именно.
   Слова Акико Сайго воспринял так, будто она сообщила ему, что девушка японка.
   - Уложи ее в постель, - бросил он небрежно. - Она будет жить с тобой в одной комнате.
   Акико молча выполнила его приказание. Уложив девушку на ватный футон, заботливо укрыла ее шерстяным одеялом и вернулась в гостиную. Посмотрела на Сайго. Он опустился на татами; засыпанное снегом пальто торчало на нем, как замороженная лилия, голова была опущена, подбородок касался груди, глаза полуоткрыты.
   На мгновение Акико пришло в голову, что если она хочет завоевать Сайго, то лучшего момента нельзя и придумать: он в полном кё.
   Но он вдруг вскинул голову и пристально посмотрел на нее, словно змея, готовая ужалить.
   Акико мгновенно почувствовала опасность и, отогнав прочь мысль о том, чтобы предпринять наступление, опустилась перед ним на колени, положив на них руки ладонями вверх.
   Глаза его погасли, и вскоре он уже спал. Она тоже задремала и проснулась лишь перед рассветом. Напротив спал Сайго, его дыхание было глубоким и ровным. Она все еще не могла понять, как же он относится к ней.
   Работать в додзё было чрезвычайно трудно. При ее появлении жизнь здесь сразу замирала. Все были вежливы с ней, но, если она находилась рядом, гармонии не было, и никто не понимал этого лучше, чем она сама.
   Она чувствовала, что сэнсэй не доверяет ей, а ученики - не любят и не хотят ее принять. Она никогда не чувствовала себя такой одинокой, полностью отрезанной от всего и всех, словно она айсберг в тропиках, который солнце забыло растопить. Если она и существовала для всех них, то только как надоевшая, незаживающая рана.
   Они хотели, чтобы она уехала, и она знала это. Но все еще отказывалась подчиниться их объединенной воле. Мужчины никогда не властвовали над ней, и она вовсе не собиралась позволить им этого сейчас. Она боролась с этим, может быть, с самого рождения. Ее воля была осенена страшной тенью катана - меча чести. Неужели они действительно думают, что смогут сломить ее?
   Но как же они старались! Для начала сэнсэй поместил ее в группу самых слабых учеников, юношей, постигающих "рю", как полагала Акико, в течение примерно шести месяцев. Она быстро и поразительно точно оценила их возможности. Все они были уровнем ниже, чем она. Это была намеренная пощечина. Но вместо того, чтобы позволить себе страдать от унижения, она приняла решение использовать это к своей выгоде.
   Как любой ученик-новичок в "рю", она молча просидела в течение всего урока, внимательно и сосредоточенно наблюдая за действиями сэнсэя, показывающего в конце, в качестве примера, наступательно-оборонительную комбинацию.
   Всему этому Сунь Сюнь уже обучил ее, она овладела этим год назад. Но Акико постаралась придать своему лицу выражение полного неведения и была удовлетворена тем, что ученики, судя по их поведению, поддались на ее обман.
   Когда дело дошло до отработки приемов, сэнсэй поручил ее одному из учеников. Еще одна откровенная пощечина: все прочие ученики отрабатывали приемы непосредственно с сэнсэем. Ей дали полированный деревянный шест, может быть, в половину толщины боккэна - деревянного меча кэндо, используемого для обучения, - ив три раза длиннее. Она устроилась на полированном деревянном полу, окруженная деревом, специально сосредоточившись на нем, восприняв от него качества, особенно ценимые японцами: гибкость и прочность.
   Войдя в синки киицу и вытянув шест во всю длину, она легко сбила с ног атакующего ее ученика.
   В наступившей тишине сэнсэй послал к ней следующего юношу. Результат был тот же, она лишь изменила прием. Тогда сэнсэй выставил против нее сразу двух учеников: Акико, все еще коленопреклоненная, смотрела прямо перед собой. Она не повернула головы, чтобы узнать, где находится и что делает второй ученик. Синки киицу направляло ее, обе руки сжимали деревянный шест легко, но крепко, в самом центре; ей было необходимо сохранить точку опоры, а баланс играл критически важную роль.
   Она оставалась в прежнем положении, не очень выгодном, так как не могла использовать ноги. Но зато она могла свободно владеть торсом. Сконцентрировавшись на пустоте, она почувствовала позади себя движение. Шевельнула плечами, опустив правое и увеличив таким образом инерцию, что сделало ее более сильной. Шест просвистел в воздухе, сильно ударив ученика и заставив его отлететь в сторону.
   Противоположный конец шеста - сейчас опущенный - начал движение вверх, и как раз в тот момент, когда второй ученик достаточно приблизился, его закругленный конец, подскочив, легко воткнулся в шею юноши. С ошеломленным лицом тот тяжело осел на ягодицы.
   Только тогда она позволила себе слегка расслабиться и осмотреться. Однако она ошиблась, рассчитывая, что теперь сэнсэй будет бороться с ней лично. Он приказал ей подняться и, взяв у нее шест, указал им в направлении комнаты, где занимался класс Сайго. Он посылал ее в группу другого сэнсэя, человека со свирепым лицом, меченным оспой.
   Сэнсэй поклонился ей и сказал:
   - Добро пожаловать! - Хотя было ясно, что он не имел этого в виду, словно она была гайдзином в своей собственной стране.
   Тяжелая, мозолистая, желтая, как сало, рука нового сэнсэя указала на одного из учеников:
   - Пожалуйста, будьте добры выполнить "кокю суру". Это означало положение, из которого начинается атака, но как все японские слова и фразы, оно имело и другой смысл: "дыхание".